В ночь твоего прибытия

      Корона оказалась лëгкой и очень красивой. Мастер будто говорил своей работой «тебе ничего не стоит надеть еë». Она не была ни грозной, ни величественной — она была подходящей.       — Искусник, — сказала Галадриэль, улыбнувшись. — Но мне корона не нужна. Я не собираюсь править Средиземьем.       — Я тоже, — ответил Саурон. — Я намерен выжечь порчу Моргота.       — Но это невозможно. Ведь люди с первых дней носят в себе его влияние.       — Это неважно. Люди слабы, внушаемы, управляемы. Достаточно дать им безупречных правителей.       Саурон взял любимую за плечи. То, что он собирался сказать, должно было произвести на неë впечатление.       — Я уничтожу корону Моргота. Расплавлю еë в жерле вулкана.       Галадриэль не выглядела впечатлённой.       — Спасибо, что не людей собрался жечь. То есть, ты уничтожишь единственное оружие, которым тебя можно обезвредить, и это как-то поможет Средиземью?       — Нет, милая, — он зашептал ей в ухо. — Надеюсь, оружие, обезвредившее меня, останется на месте — у тебя между ног.       Она самый, самый распущенный эльф на свете, и ей нет никаких оправданий. Потому что никому не испытать того, что выпало ей на долю — быть желанной Сауроном и знать силу его желания. Она сообщница великого обманщика, и никто еë не поймëт, потому что она одна ему верит.       — Исцелять, но не править — ты всë-таки понял разницу? — спросила Галадриэль.       — Я буду с теми, кому я нужен. Кто больше всех пострадал от Мелькора, кого прокляли ущербной жизнью. Вот увидишь, я не дам пропасть трудам твоего друга.       — А как именно кольца подействуют на людей?       — Увидим, ты ведь будешь рядом. У тебя всегда будет возможность бить меня по бедру.       — Непохоже, что этим людям нужна помощь. Они живут на плодородной земле, тут полно воды.       — Не все так живут. Я хотел было отправиться к менее сговорчивым на восток.       — Пока их орки не пожрали.       — Забудь про орков, ты больше их не увидишь. А здесь родина моего первого безупречного короля. Прямо за горой от Мордора, нарочно не придумаешь.       — Король деревни! Чем ты вообще тут занимался эти месяцы?       — Часть времени ушло на Мордор, потом торчал в деревне, заменяя кузнеца, начал просачивался в людские сердца. Построил дом старосте села, потом этот замок.       — Пока ты тут копошился, Ривенделл всех беженцев жильём обеспечил.       — Так нам эльфы не помогали. И что, хорош ваш Ривенделл?       — Ты не видел? Ты же был там!       — Нет, это для меня невозможно. Я мог лишь взаимодействовать с тобой. Нашу связь обеспечивала очень могущественная и гадкая вещь. Пора избавиться от неë и освободить нашего парня. Ночью я отправлюсь в Мордор.       — Я поеду с тобой.       — Я вернусь к рассвету, Галадриэль. Усыплю тебя ласками и так же разбужу. А когда ты проснёшься, мир станет иным. Я мог бы не сообщать тебе, и ты бы не заметила моего отсутствия. Но я сообщил, — Саурон многозначительно посмотрел на неë.       По-хорошему, надо бы наказать его за то, что томил мальчишку в плену. Но совсем не хотелось расстраивать его после таких откровений. Кто знает, как он настрадался под гнëтом господина.       — Зачем же было задерживать парня среди орков? Привëл бы сразу домой. Представился бы колдуном, продемонстрировал бы магию. Глядишь, и город бы уже построили.       — Может, в следующий раз так и сделаю. У меня еще восемь колец на раздачу. А королю полезно испытание, только терпеливее будет.       — И что же, сам ты останешься без короны в этом новом мире?       — Мне не нужны почести, пока ты называешь меня своим королём. А чтобы увенчать мою голову, просто сядь мне на лицо.       Галадриэль обвила руками его шею и приникла сосками к горячей коже его груди. Подняв глаза, такие светлые и невинные, она сказала:       — Хочу королевский жезл прямо сейчас.       Саурон подсадил еë на руки и понëс в спальню. Проникнув неë двумя пальцами, он спросил:       — Ты хочешь больше?       — Да.       За двумя последовал третий.       — Скажи, любимая, почему ты так скромно развлекала себя? — спрашивал Саурон, вращая пальцами внутри еë тëплых влажных стенок. — Ты ничего не вводила в свою дырочку, кроме тоненьких пальчиков? Ты могла бы трахать себя каким-нибудь предметом, пока теребила свою жемчужинку. Знаешь, у женщин в ходу такие вещи.       — Я не хотела.       — А со мной ты стала жадной?       — Да, наполни меня до предела.       Он вытащил из неë два пальца, оставив один внутри неë. Она мгновенно сжала его силой внутренних мыщц.       — Ты очень тесная, и ты так искусно управляешь этой теснотой, — шептал Саурон. — Ты смеёшься, но я сделал член идеальным для тебя. Достаточным, чтобы растянуть, но не причинить боли.       — Я знаю, любимый. Когда мы вместе, я хочу тебя сильнее с каждой секундой. Мне хочется поглотить тебя и быть поглощённой. Даже если твой размер — условность, а сам ты бесформенный. Ты мой целиком. И член тоже мой. В какие бы дыры ты его ни пихал.       У Саурона созрела глупая идея, от которой он уже не смог бы отделаться. Галадриэль наверняка обидится, но попробовать стоило. Еë уже унесло в полуосознанное состояние, пока он укачивал еë, ритмично толкаясь пальцами во влагалище.       Когда он накрыл губами еë лобок, Галадриэль распахнула глаза и обнаружила между своих бëдер белокурую эльфийскую голову. Голубые глаза хищно сверкали, а беспощадный язык продолжал своë преступное дело. Противиться этому было невозможно, пока она не кончила ему в лицо.       Отдышавшись, она пнула его в лоб маленькой сильной ножкой. Он поднялся во весь рост и впервые предстал обнажённым в эльфийском теле.       — Разве я не самый прекрасный эльф?       Грозный восставший орган был длиной с предплечье Галадриэль. Она схлопнула колени, попятилась и прижалась спиной к изголовью кровати.       — Ты не этого хотела? — спросил Саурон.       — Нет. Я хотела того, что видела в нашу первую ночь.       — Это тоже я, хочешь ты этого или нет. Меня внезапно завела идея побыть эльфом с тобой в постели. Приласкай меня, Галадриэль.       — Я буду хорошей. Я буду самой послушной и хорошей девочкой, только не мучай меня этим ублюдком.       Галадриэль плакала, закрыв лицо руками. Саурон сбросил личину эмиссара и лëг рядом.       — Прости, прости, принцесса.       Он заставил еë посмотреть ему в лицо. Его изумрудные глаза подëрнулись влагой.       — Я больше не буду. Это всего лишь эротическая шалость.       — Тебе не простят Эрегион. Никогда, — с горечью проговорила Галадриэль. Он окончательно испортил ей настроение.       — И ты не прощай. Мне не нужно прощение.       — Они выследят, они придут рано или поздно. И будет война!       — Не будет.       — Я пойду за тобой. Я твоя теперь. Мы спрячемся хоть на краю света, но ты не будешь убивать.       — Милая, этого не придётся делать. У меня больше нет армии.       — Но они об этом не знают.       — Меня нельзя убить, и я не собираюсь воевать, а у эльфов есть убежище, куда мне нет хода. Ну какая война, детка? В тебе лишь говорят отголоски бури.       Саурон окутал еë теплом своих объятий и одеялом. Еë била дрожь, в ней утихли все отголоски вчерашнего веселья. Еë боль, сомнения и страх нельзя было утопить ни в браге, ни в страсти.       — Моя кровь теперь красная, Галадриэль.       Он произнёс эти слова, как признание в сокровенном. Их смысл дошёл до неё мгновенно благодаря его голосу и выражению лица. Слово «теперь» на его губах разделяло его жизнь, открывало новый путь для них обоих. Но сами слова были бессмыслицей.       — Что значит теперь? Какой она была раньше?       — Чёрной.       — Погоди, я же видела твою рану. Я и сама ранила тебя… Ну конечно, обманщик.       — С этим похоже покончено, — усмехнулся Саурон.       — Значит, ты скажешь людям, кто ты?       — Вот зачем ты всë опошлила? Я делаю признание чудовищной важности!       — Продолжай, любимый, умоляю, продолжай.       — В ту ночь я молил Единого освободить тебя от тьмы. Когда тьма чёрным сгустком излилась из тебя, то же самое произошло со мной. Это было долго, грязно и изматывающе. Понятия не имею, где был мой дух несколько часов. Может, получал божественное внушение, а может отдыхал.       — Всë, что случилось в ту ночь, странно. Я помню…       — Я не был удостоен радости отдыха, когда не мог шевелиться столетиями, мой дух держался за этот сгусток. А вдруг мне не из чего будет возрождаться, если я потеряю тело? Я даже не знаю, насколько я уязвим. И не живу ли я в долг? Мне дан шанс за одно лишь намерение исправить ошибку. Я ведь не был уверен, что ты выживешь. Я шёл на это, готовый убить тебя, но не отдавать тьме.       — Ты сделал бы это для меня?       — Мне понадобилось полностью отказаться от тебя, чтобы ты осталась со мной.       — Неужели ты меня настолько любишь? Это ценнее любой короны. Как мне ответить на эту любовь?       — Разве ты уже не ответила? Разве ты не выбрала меня?       В объятиях Галадриэль под успокаивающий стук еë сердца у Саурона созрела мысль, как именно дать ей то, чего она хотела. Он навис над любимой, раздвинул ей ноги и проник в неë, а потом начал увеличивать член прямо внутри еë влагалища. Это было непривычно и гораздо тяжелее, чем создавать зримую иллюзию или одним мощным порывом воли трансформировать тело целиком. Он осторожно увеличивался и сдувался, трахая её таким образом сразу изнутри еë тела, не вынимая и не толкаясь.       — Ты неповторим, — шептала Галадриэль, уносимая волной наслаждения.       Трахать её, наполненную до предела, было невозможно, и он покачивал бёдрами, чтобы она ощущала движение внутри. Ей это понравилось. Она протянула руку между их телами и коснулась клитора.       У него была идея получше. Он вышел из неё, уложил еë на бок, пристроился сзади и перекинул еë ногу через своë бедро. Затем снова вошëл и раздулся внутри.       — Ещё, — просила Галадриэль.       Он дал ей ещё и стал похлопывать по клитору ладонью, а губами втянул сосок, чтобы разом объять лаской всë еë тело. Из еë глаз текли слëзы от ощущения предельной наполненности. Оргазм пришёл от стимуляции внешних чувствительных точек, усиленный изнутри разбухшим членом. Когда еë внутренние спазмы охватили всю его длину, он едва совладал с собой, чтобы не начать трахать еë, но перетерпел, вынул и уложил громадину себе на ладонь.       Он продвинулся на коленях ближе к изголовью.       — Кто обещал быть хорошей девочкой?       Саурон слегка побил стволом по еë щеке. Она улыбнулась и показала язычок.       — Нет, детка, это не для твоего маленького ротика.       Галадриэль так не думала. Она бесстыдно облизывала член, только что вынутый из её влагалища, знакомясь с собственным вкусом. Это заставляло его хотеть большего, но для такого нужно было вернуться к прежнему размеру. Поэтому он просто сделал, что намеревался. Приказал ей держать рот открытым и кончил за несколько движений руки. Он открыл для себя новое удовольствие — смотреть, как она сглатывает его сперму, и не мог себе в этом отказать. А потом не забыл поощрить еë поцелуем, завершая обмен всеми жидкостями их страсти.       — Я понимаю, чего ты хочешь, — говорил он, рассеяно поглаживая еë спину. — Я именно это испытываю с тобой. Я как будто обрёл пристанище. Ныряя в тебя, я оказываюсь поглощëнным с головой.       — Это из-за твоего майарского ощущения мира?       — Это из-за моего одиночества и бесприютности. Которое закончилось в твоих объятиях.