Если бы все было наоборот

Мо Жань растерянно заморгал — а Ши Минцзин был непохож на себя. Утонченное лицо исказилось до неузнаваемости. Стало жестоким, свирепым, истинно демоническим. Взгляд полыхал такой яростью и ненавистью, словно Мо Вэйюй нанес личное оскорбление и министру, и всем поколениям его предков. Руки Ши Минцзин сжал в кулаки и явно готов был ринуться в бой. Естественной реакцией драгоценного наложника было отступить на несколько шагов. Затем он предупреждающе поднял ладонь, демонстрируя алое свечение, чтобы Ши Минцзин понял: Мо Вэйюй в любой момент призовет Цзяньгуй. Ну а пока убийственная аура вокруг министра Ши постепенно утихала, Мо Жань мысленно перебирал все события вчерашних вечера и ночи. Почти ничего нельзя было назвать странным или пугающим в поведении Темного Императора. Строптивый характер по-прежнему сочетался с ласковыми прикосновениями. В глубине глаз, похожих на два покрытых льдами озера, все так же трепетало тепло. Недосягаемость божества шла рука об руку со страстной жаждой. Император Чу говорил холодно, но терпеливо. Демонстрировал презрение, но растворялся в желании. Лишь одна деталь рушила привычную картину — то, как Чу Ваньнин во сне назвал наложника. Что послужило тому причиной, Мо Жань и сам хотел знать. Своими силами он ее так не отыскал, но ключ к решению загадки мог прятаться в вопле Ши Минцзина. Поэтому Мо Жань презрительно — любые другие интонации в общении с министром Ши он давно отринул, — заявил: — Прежде чем устраивать скандал в Павильоне алого лотоса, всячески выказывая неуважение к наложнику Его Величества, будь добр подобающе поприветствовать, и лишь затем объяснить, что стряслось. — Иди ты со своими церемониями, Мо Вэйюй. Думаешь, сейчас до них? Император Чу впал в лихорадку, а ты последний, кто его видел до этого. И у тебя хватает наглости стоять тут, требовать почтительного к себе отношения? В его состоянии виноват ты! — Лихорадку?! — опешил Мо Жань. — Как долго она длится? Ему очень плохо? Сколько лекарей у него успело побывать? Мне срочно надо к нему! Ши Минцзин одной рукой шлепнул себя по лбу. Второй — крепко ухватил за плечо сорвавшегося с места Мо Жаня, явно готового пересечь весь Пик Сышэн быстрее атакованного хищником джейрана и разобрать Дворец Ушань на части, если ему не позволят увидеться с Императором. Затем несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы окончательно подавить эмоции, и сказал: — Умерь пыл, Мо Вэйюй. В лучшем случае тебя допустят к нему лишь через палочку благовоний. Рядом с Императором Чу сейчас как лекари Пика, так и господин Цзян. Он, кстати, просил сначала привести тебя к нему для некой деликатной беседы. Лишь после нее тебе разрешено посетить императорские покои. Что конкретно ему нужно, я не знаю, передаю как сказано. Поэтому не спеши. Давай пока присядем и побеседуем. Мо Жань, чье сердце уже вовсю прыгало в сторону дворца Его Величества, выпутался из его хватки. Отряхнул широкие рукава одеяния в том месте, где его держал Ши Мэй, и указал на скамью. — Хорошо. Садись. Ши Минцзин с присущим ему изяществом, в котором легко читалась высокомерная гордость, опустился на предложенное место и застыл с прямой, как три жерди, спиной. Мо Жань устроился напротив, поставил локти на ручки кресла, сцепил руки, устроил на них подбородок и уставился на бывшего друга. Поза одного являлась неприкрытой попыткой подчеркнуть, что он тут, знаете ли, не игрушка постельная, а придворное доверенное лицо. Второго — демонстрировала, что плевать и растереть он хотел на все эти дворцовые звания. Дело было даже не в том, что за одну его нефритовую корону столько лян золота заплатили, сколько весь наряд министра Ши не стоил. Куда больше волновало, что лишь Мо Жань имел доступ к обнаженному, пахнущему яблоневым цветом гладкому телу Его Величества. В итоге два собеседника, преисполненные чувством гордости, выглядели как два боевых петуха, готовых вот-вот вступить в отчаянное сражение за их личную луну и звезды. Проиграл в этом странном противостоянии Ши Минцзин. С чинным видом сложил руки на коленях и приступил к рассказу. — Как ты должен помнить, Императорские Суды в Дворце Ушань проходят каждое утро. Исключением из введенного Его Величеством правила становятся только праздничные дни, а также дни, когда он находится в военных походах или вынужденных отъездах. Теперь представь, каково было изумление министров и гонцов сегодня утром, когда Император Чу на Суд не явился. Заметь, Мо Жань. Не задержался. А не пришел вовсе. Это столь сильно расходится с его нравом, что нельзя было не забить тревогу. Пришлось решать, кто именно примет судьбу, отважится проследовать в императорские покои и узнает у Его Величества, что за причина вынудила его пропустить Суд. Сам понимаешь, мысли в эти министерские головы стали приходить самые худшие. Вплоть до отравления Его Величества. Мо Жань фыркнул. — Кто посмеет отравить Темного Императора? Смельчак лишится головы в то самое мгновение, когда потянется за пузырьком с ядом. — Знаешь, Мо Вэйюй. Пусть еду Его Величества неизменно проверяют на яды, охрана состоит сплошь из проверенных заклинателей, а Отряда ночных призраков опасаются даже министр и генерал Сюэ, это не служит гарантией абсолютной сохранности Императора. — Ближе к сути. Ши Минцзин ощутил легкий зуд в пальцах, но сохранил внешнюю невозмутимость и продолжил: — Смелость отправиться к Его Величеству взял на себя Старейшина Таньлан. Долго ждать вестей от него не пришлось — вскоре он вернулся, шагая непривычно резво для своего почтенного положения. Все, чего я смог добиться от всегда говорливого Таньлана — лишь фразы «Министр Ши, вам нужно увидеть это самому». И я увидел, Мо Жань. Мечущегося по постели Императора Чу. Залитого румянцем, выгибающегося дугой, с бисеринками пота на висках и прилипшими к ним прядями волос… Мо Вэйюй, мне продолжать, или ты на правах его драгоценного наложника сам сообразишь, как именно он выглядел? — Да уж понял, — Мо Жань потер виски. — Но вдруг ему снился весенний сон. Мы с тобой не можем знать, что творится в разуме Его Величества, и о чем он грезит. — Не можем, — подтвердил Ши Минцзин. — Я бы сказал то же самое, если бы не два интригующих момента. Он без остановки повторял имя «Мо Жань», а Цветок пришел в абсолютный хаос. Драгоценный наложник Его Величества обратился мраморным изваянием, а его сердце закувыркалось и закрутилось подобно крошечному зверьку, угодившему в бурный водоворот. Чьи воды становились все более темными и вязкими, пока Ши Минцзин продолжал: — Что касается имени, мы оба осознаем значение случившегося, не станем заострять на этом внимание. Но Мо Вэйюй! Мне потребовалось несколько лет на то, чтобы отыскать способ ограничить влияние Цветка на сердце Императора Чу. Каждый необходимо было опробовать на нем. И уж поверь, далеко не все из них оказались безболезненными. Случалось и так, что Его Величеству приходилось в агонии мучаться по несколько дней. А теперь все усилия пошли прахом. Знаешь, что сегодня с ним происходило, пока его осматривали? Он бормотал то «Дворец Тасюэ надо вырезать» — то «Мне нужно в Зал Мэнпо, иначе я не успею приготовить ему пельмешки». То «Никакого людского добра в мире не существует, зачем их спасать» — то «Лишь бы он не увидел парчовый мешочек». Мо Вэйюй, его мысли и душа ныне в беспорядке. Пусть у нас получилось избавить его от жара, и сейчас он мирно спит. Но чем все обернется в дальнейшем, никому в Трех мирах неведомо. Поэтому мне так важно знать, что ты сотворил вчера. Это послужит хоть какой-то подсказкой. Драгоценный наложник на долгое время замолчал, а министр Ши не торопил его с ответом. Злорадная часть его натуры не могла упустить сладостный шанс испить чужой растерянности и чувства вины. Мо Вэйюю при Императорском дворе позволялось до отвращения много, за что ему давно следовало поплатиться: в этом Ши Мэй уверился уже давно. Теперь же он вдоволь наслаждался желанным деликатесом. Который быстро приобрел изысканный горький привкус, стоило Мо Жаню как на духу признаться: — Вчера… Я использовал духовные силы, а Учи… Его Величество использовал их в ответ. Ши Минцзин отчего-то вспомнил свою прабабушку из клана костяных бабочек. До самой смерти она отличалась особой неповторимой красотой, от которой сложно было отвести взор. Но если другие бабочки обладали покладистым и ласковым нравом, то прабабушка Ши Мэя таковым похвастаться не могла. Отличительной ее чертой стало умение цветисто и колоритно обкладывать других бранью. Она и своего любимого Мэймэя нескольким ругательствам научила. И вот как-то раньше в их применении особенной нужды не находилось. Но стоило Мо Жаню открыть рот и заявить про обмен энергиями, Ши Мэй ощутил, насколько важно сие бесценное умение. Пристально глядя на Мо Вэюйя, он вспомнил все до единого витиеватые выражения. Озвучить их не позволил лишь статус и нежелание потерять лицо в присутствии наложника. Поэтому Ши Минцзин лишь покачал головой. — Как бы я желал, чтобы новости от тебя принесли хоть какое-то облегчение. Но все становится только хуже. Тандем Цветка и сердца повредил, течение всех духовных потоков нарушил. Если заскучаешь, расщепи ему все три души в качестве финального штриха. — Катись к демонам, Ши Мэй. Еще раз что-то похожее посмеешь сказать, не посмотрю, министр ты или хуистр. Ты все выведал? Я могу наконец избавиться от твоего общества? — Меня твое тоже не прельщает. Поэтому соглашусь. Общение пора заканчивать. Был не рад тебя видеть. Увы, у меня есть опасения, что в обозримом будущем нам придется часто встречаться. Так что давай наберемся терпения и приготовимся к этому. — Проваливай уже. Обмен любезностями завершился. Мо Жань выпроводил Ши Минцзина из Павильона алого лотоса.Переоделся — еще бы перед Чу Ваньнином показаться в том же одеянии, что столько времени в одном пространстве с министром Ши провело, — и устремился во Дворец Ушань. Где его на подлете перехватил павлин Цзян Си. — Драгоценный наложник Мо, приветствую вас, — сказал он с легким поклоном и без привычной издевки в голосе. Причиной тому, наверняка послужила парочка министров, мельтешивших неподалеку. — Вынужден задержать вас. — Доброго дня, Глава Цзян. Меня предупредили о том, что вы будете ждать. Надеюсь, мы не отнимем друг у друга много времени. И скажите, с Его Величеством все в порядке? — Сейчас да. Но давайте выберем место поукромнее. Мо Жань коротко кивнул, отвел Цзян Си в самый тихий из возможных уголок тронного зала и в нетерпении на него воззрился. — Цзян Си, тут нет лишних ушей, давай без формальностей. Как Учитель и что с ним? Цзян Си скривился, глубоко втянул дым из своей трубки и выпустил сизое облако. — Слушай внимательно. Проблемы у него серьезнее, чем может показаться на первый взгляд. И вполне вероятно, что из-за его недуга у тебя возникнет мысль, что его нужно окружить излишней опекой, относиться к нему, как к единственной драгоценности. Так вот, на правах целителя я прошу тебя этого не делать. Заботиться — сколько пожелаешь. Но помнить при этом, что Император Чу не из фарфора сделан. Ни при каких условиях не относись к нему, как к чахлой девице в беде. А еще высеки в сердце и носи в разуме мысль о том, что с ним вскоре придется невероятно тяжело. Тебе будет чудиться, что Темных Императоров сразу два в одном теле. Особенно если вернутся воспоминания. — Как будто с ним бывает лег… — Мо Жань осекся, как только до него дошел смысл последних слов Цзян Си. Драгоценный наложник воскликнул. — Что?! Воспоминания?! — Да. Такое может произойти из-за случившегося с Цветком. Насколько я понял из сумбурной речи министра Ши, ты причастен к сему происшествию? Закативший глаза Мо Жань весь стал олицетворением правильного ответа, и Цзян Си хмыкнул. — В общем, ты меня наверняка понял. Поступай и веди себя, как обычно. Ваших эротических развлечений это тоже касается, хотя в первые дни после выздоровления все-таки поумерь аппетиты. Ваша постель — не мое дело, но после проверки меридиан Его Величества не могу не выразить восхищение выносливостью Императора Чу. И внимательно наблюдай за ним. На всем Пике Сышэн он вряд ли с кем-то, кроме тебя, поделится возвращением фрагментов прошлого. Обязательно сообщай о таких случаях мне. На этом все. — Понял вас, Глава Цзян. Теперь простите мою грубость, я вас оставлю. — Идите, драгоценный наложник Мо. Его Величество скоро придет в себя. Цзян Си договорить не успел, а Мо Жаня и след простыл. Облаченной в черное, похожей на демона тенью он промчался мимо парочки до сих пор околачивающихся в Дворце Ушань чиновников и слуг. Охрана, выставленная перед покоями Императора Чу, расступилась в стороны, стоило Драгоценному наложнику взмахнуть рукавами — и Мо Жань очутился наконец у ложа своего Учителя. Император Чу безмятежно спал. Его грудь мерно вздымалась и опускалась. Ворот одежд слегка распахнулся, оголяя ключицы и участок груди. Сейчас, когда веки Императора Чу были прикрыты, и он не мог одаривать всех без исключения пронзительно ледяным взглядом, его красивое лицо выглядело нежным и особенно молодым. Будто нет и не было никогда наказанных или убитых, Цветка и связанных с ним перемен. Видя такого Императора Чу, Мо Жань ощущал себя так, словно его сердце сотню раз потрогали мягкой кошачьей лапкой. — Я позабочусь о тебе, Учитель — пробормотал Мо Жань и не сумел сдержать порыв. Он наклонился и ласково поцеловал Императора Чу в лоб, а потом прислонился к нему своим. Он бесстыдно крал это невинное прикосновение, но стыда не испытывал. До той самой секунды, пока не почувствовал, как его губ касается теплое дыхание, складываясь в слова: — Мо Жань, ты пришел. И две руки бережно, но удивительно крепко обвили его шею.