Если бы все было наоборот

Полгода назад Темный Император решил устроить торжественный прием в честь очередной военной победы: еще один неугодный Орден был уничтожен и растворился в безвестности вместе со всеми запрещенными записями, что так старательно создавали его адепты. Взять на себя решение проблемы с этим Орденом хотел генерал Сюэ, но Император Чу лично занялся вопросом, расправившись с огромным поселением за два дня и две ночи. Он вновь напомнил заклинателям Верхнего и Нижнего миров, что исключительно Его Величество Чу и ученики Пика Сышэн имеют право использовать запрещенные техники — а остальные могу лишь почтительно наблюдать за этим. Праздненство в Дворце Ушань было призвано с размахом напомнить всем, кто осмелится пойти против негласного правила, чем может оказаться чревато подобное решение. По крайней мере, такие доводы приводили Темному Императору Старейшины Таньлан и Сюаньцзи. Им вторили Сюэ Чженъюн и Ши Минцзин, терпеливо убеждая чуждого шумных торжеств правителя последовать советам. Император Чу обреченно согласился, величественно приказал избавить его от любых связанных с приемом хлопот и заявил, что согласен лишь на одну повинность: присутствовать на приеме столько, сколько нужно, по возможности не распространяя убийственную ауру. Выбор лунпао Император Чу и вовсе переложил на широкие плечи драгоценного наложника Мо, от чего последний пришел в восторг. Никто за пределами императорской спальни не знал и не видел, но чаще всего именно Мо Жань решал, в каких одеяниях Император Чу покинет покои. Чанфу и баньфу, подвески и пояса, короны и шпильки: Мо Жань гораздо лучше Императора Чу знал, что водится в его шкафах и тайниках. Драгоценный наложник любовно и тщательно перебирал их содержимое, придирчиво оценивал каждую из вещей и без тени сомнений отбрасывал безликие, неспособные в полной мере подчеркнуть изысканную красоту Темного Императора. К тому же, Мо Жань был осведомлен обо всех привычках, предпочтениях и чертах характера Чу Ваньнина, среди коих в том числе значилось безразличие к любым попыткам пустить пыль в глаза с помощью внешности. Мо Жань готов был, не опасаясь проигрыша, поспорить с кем и на что угодно: стоит только отвернуться — и Чу Ваньнин из всего вороха одеяний выберет и облачится в простое белое ханьфу. Драгоценный наложник такого вопиющего происшествия допустить не хотел, поэтому неусыпно бдел и в случае необходимости отвлекал Его Величество жизнерадостной болтовней, незаметно подсовывая ему в руки одежду из самого дорогого шелка. Если бы хоть у одной живой или демонической души была возможность наблюдать сие действо со стороны, то впечатление сложилось бы недвусмысленное: Император Чу и Мо Жань выглядели так, будто наложником был вовсе не Мо Вэйюй. В назначенный день Его Величество Темный Император Чу и драгоценный наложник Мо предстали перед гостями приема, вызывая шепотки и вздохи зависти. Подобные далекой заснеженной вершине, окутанной облаками, и ласковому летнему солнцу: они были такими разными — но в совершенстве друг друга дополняли. Ни одна из приглашенных жен и дочерей знатных почетных семей, актрис и певиц не могла затмить красоту двух взирающих на них с высоты мужчин. И лишь они двое знали, что каждый их поцелуй — губительная для обоих отрава. Каждая влажная, смятая от неистовых, страстных движений атласная простынь — новая грань непроглядных глубин, ставших для них домом. Тогда-то в груди Мо Жаня с новой силой вспыхнуло знакомое до боли чувство. Обожгло жаром грудь, растеклось по телу, в считанные мгновения впиталось в плоть и кровь, еще глубже поселилось в сердце. Причиной тому послужило не что иное, как выступления артистов. Драгоценный наложник на протяжении пары часов наблюдал, как взлетают подолы костюмов из воздушной органзы. Следил за движениями изящных, грациозных тел, слушал перезвон серебряных колокольчиков, что были нанизаны на шелковые нити, повязанные на запястьях и щиколотках. Перед взором Мо Жаня словно распускался великолепный сад, полный экзотических растений. Увы, ни одному из них не суждено было вызвать в Мо Жане эмоцию сильнее, нежели спокойное удовольствие от созерцания эстетичных и приятных вещей. Мо Вэйюй неосознанно перевел взгляд на Его Величество. Равнодушный и отстраненный, абсолютно непохожий на того, кто был создан из плоти и крови — Чу Ваньнин напоминал духа, рожденного морозной стужей и пронизывающими до костей ветрами. Когда стихла последняя мелодия, Его Величество, не прощаясь, покинул Зал торжеств. Вот только добраться до внутренних покоев без инцидентов ему не удалось. Мо Жань позднее и сам не мог до конца понять, что на него нашло. Но стоило Императору Чу небрежным жестом отослать охрану прочь — и Его Величество оказался прижат к ближайшей стене. Мо Жаню отчаянно захотелось сию секунду, не сходя с места, сделать все, чтобы извечная ледяная корка, служившая Чу Ваньнину самыми надежными в Трех мирах доспехами, в очередной раз пошла трещинами. Его напор увеличился многократно, когда Император Чу попытался воззвать к остаткам рассудка своего наложника и бросил короткое «Сначала войди», имея в виду спальню. Мо Жань его слова воспринял в своей неповторимой манере и поспешил исполнить приказ Его Величества. Чу Ваньнин, крепко цепляясь за плечи Мо Жаня и почти процарапывая их через слои ткани, хрипло простонал «Быстрее» — и Мо Жаня пронзило дрожью с ног до головы. Его любовь к звучанию голоса Чу Ваньнина, его стонам и вскрикам давно перешла все границы, но оказалось, что пределов у нее не существует. Мо Жань заново и как никогда ясно осознал: ему стоило лишь раз услышать Чу Ваньнина, чтобы до конца дней лишиться покоя. И даже созданная небожителями музыка не сможет для него звучать сладостнее, чем любая, пусть сказанная грубо и резко, фраза из уст Императора Чу. Так Мо Жань думал до тех пор, пока все еще сонный Чу Ваньнин мягко не позвал его по имени. Его объятия были ласковыми, граничили с невинным трепетным касанием к возлюбленному, только что робко признавшемуся в чувствах. Император Чу источал безмятежное тепло, обычно доступное Мо Жаню только по утрам — да и то, если Его Величество великодушно оставлял его подле себя или оставался в Павильоне сам. Сейчас, после пережитой лихорадки, бархатистая кожа Чу Ваньнина была горячее, чем обычно. Потому источаемый им аромат цветов яблони, который были не способны уничтожить ни грязь сражений, ни кровь убитых, стал особенно сильным. Драгоценный наложник глубоко вдохнул, его сердце болезненно сжалось. Мо Жаню показалось, что он воспарил ввысь, смог прикоснуться к бесценному сокровищу — и сразу же рухнул камнем на дно глубочайшей пропасти. Наложник Мо не обманывался случайно полученной нежностью и знал, что она будет скоротечна. Он жадно вбирал ее в себя без остатка, сожалея лишь о том, что не может придать ей осязаемую форму, чтобы спрятать и бережно сохранить. Долго ждать, когда Его Величество станет самим собой, не пришлось. Всего через пару минут он нахмурился, несколько раз моргнул и стремительно принял сидячее положение. Чу Ваньнин отпрянул от Мо Жаня и толкнул его ладонями в грудь, едва не сбросив его с кровати. Затуманенный после дремы, рассеянный, чуть влажный взгляд Императора Чу обрел ясность и остроту, заставляющиею вспоминать об искусно выделанных смертоносных клинках. Император гневно воззрился на Мо Жаня. — Какого демона ты вытворяешь? — прошипел Его Величество. Мо Жань потер ушибленные места, поправил ворот одежд и объяснил: — Ваньнин, я всего лишь хотел проверить, как ты. Знаешь, после того, как в Павильон сегодня ворвался Ши Минцзин и потребовал каких-то объяснений за то, что я с тобой якобы сотворил, было бы странно не удостовериться, что с тобой все в порядке. — «Удостовериться»? — Чу Ваньнин ехидно передразнил его и ухмыльнулся. — Ну как, убедился, что источник всех твоих бед пока еще не готов отправиться в Диюй? Мо Жань не дал тоскливому вздоху вырваться наружу. Чу Ваньнин и до Цветка не отличался доверием к миру или окружающим. Он мало кого подпускал к себе, тщательно скрывал свои слабости. Даже попытки новоприбывших адептов Пика Сышэн пробиться к Старейшине Юйхэн в ученики ничего, кроме подозрений, у Чу Ваньнина не вызывали. Когда паразит в его сердце обрел силу, настороженность и замкнутость Его Величества достигли небывалого размаха. Неудивительно, что невинный порыв Мо Жаня — единственного, кто был наиболее близок с Его Величеством, — вызвал у Чу Ваньнина вполне предсказуемый приступ злости. Но если раньше Мо Жань в схожих случаях воспринимал своего Учителя, как кота со вздыбленной шерстью, то сейчас это был дикий хищник, способный одним укусом перегрызть противнику глотку. Поскольку отдавать себя на добровольное кровожадное растерзание в планы Мо Жаня пока не входило, он решил обратиться к проверенному методу вкрадчивых уговоров и убеждений. Мо Жань осторожно протянул руку и почти невесомо прикоснулся к запястью Его Величества. Император Чу не шевельнулся, но его глаза угрожающе сузились. — Ваньнин, — ласково позвал Мо Жань.— Почему ты сомневаешься в том, что я искренне переживаю и хочу о тебе позаботиться? Когда и что я совершил, чтобы это могло заставить тебя усомниться во мне? — Какой из сотни твоих фокусов мне привести в качестве примера, Мо Вэйюй? — парировал Император Чу. — Только прежде чем я начну припоминать их, давай ограничим временной отрезок. Иначе я смогу остановиться лишь на рассвете. Руку Его Величество все еще не отдернул, и Мо Жаню это придало смелости. Он крепче обхватил ее и стал медленно поглаживать тыльную сторону ладони Императора Чу большим пальцем. Его Величество и против этого поползновения в свою сторону не выказал возражений. Наоборот, он расслабился и лениво откинулся на спинку кровати. Для Мо Жаня это было сродни гостеприимному приглашению: он придвинулся к Чу Ваньнину ближе и заправил прядь длинных чернильных волос Императора за его ухо. В глазах Его Величества мелькнуло откровенное и недвусмысленное желание откусить одну наглую руку минимум по локоть, но Мо Жань словно не заметил хищного блеска и широко улыбнулся. — Учитель, если ты желаешь не спать до первых солнечных лучей, я всегда готов помочь в этом. Но не сегодня, ты еще слишком слаб после лихорадки, и Глава Цзян попросил меня пока быть сдержаннее. Реакция Его Величества ждать себя не заставила. Один вдох — и по императорским покоям прокатился громогласный рев, в то время как нога Темного Императора изящным и точным движением отпинывала драгоценного наложника прочь: — Мо Вэйюй! А ну пошел вон! Совсем ума лишился и не понимаешь, что несешь? На лице Мо Жаня явственно читалось полное отсутствие раскаяния и стыда — зато оно светилось озорством и самодовольством. Вести себя с Темным Императором так, как это делал его драгоценный наложник, было сродни тому, чтобы класть голову в пасть тигра, дергая его за усы. Но Мо Жань был достаточно безрассудным и проворачивал этот трюк с настойчивой регулярностью, оставаясь в относительных целости и сохранности — но в последнем была заслуга уже Его Величества. Пар на драгоценном наложнике он, конечно, с удовольствием выпускал — что Мо Жаня приводило в восторг, потому что Чу Ваньнин в такие моменты становился особенно живым, — но быстро успокаивался. На что Мо Жань рассчитывал и сейчас, хотя на всякий случай все-таки переместился в другой конец спальни. Улыбка продолжала освещать его лицо, когда он задорно уточнил: — Если Его Величество желает, я пойду вон незамедлительно и не буду вас беспокоить, пока вы не пожелаете меня видеть. Стоит ли мне в таком случае позвать слуг, чтобы они помогли Императору привести его бесценное тело в порядок, и приказать подать ужин? Император Чу скептически изогнул бровь и фыркнул. Драгоценный наложник Мо пошел беспроигрышным путем, предложив ему выбор из двух зол — и Чу Ваньнин предпочел выбрать меньшее. Его Величество окинул Мо Вэйюя оценивающим взором, покачал головой, принимая свою участь, и лениво растянулся на постели. — Не вздумай. С тобой я готов смириться, лицезреть кого бы то ни было еще — выше моих сил. Займись всем сам. Мо Жань слегка поклонился. — Как прикажет Его Величество. Вскоре были готовы теплая вода, мыльный корень с любимым запахом Его Величества и полотенца. Цзян Си предупредил наложника Мо, что полноценное посещение купальни Императору Чу пока лучше отложить и стоит ограничиться легким омовением. Его Величество рекомендацию Главы Гуюэе воспринял без удивления или негодования, лишь пожал плечами и небрежно скинул нижний халат. Мо Жань нервно сглотнул. Сколько раз он видел обнаженного Чу Ваньнина — столько же раз его охватывали трепет, восхищение и желание. И легкая гордость за собственные достигнутые успехи. Раньше стройный, подтянутый, сотканный из натренированных мышц Император Чу воспринимал свое тело исключительно как временную оболочку, не осознавал, насколько соблазнительным оно было. Действиями, касаниями, поцелуями, ласками Мо Жань доказывал Чу Ваньнину эту простую истину, раскрывал чувственную и жаждущую наслаждения сторону его натуры. Император Чу не признавался в этом вслух — да и не надо было, Мо Жань интуитивно его понимал, — но он был искренне благодарен наложнику. Учитель Чу, Старейшина Юйхэн, был чужд плотских желаний и откровенных помыслов. Он совершенствовался, тренировался, укреплял дух и твердо уверился в том, что выбрал единственно верное отношение к интимной стороне жизни. По мере взросления Мо Жаня твердая убежденность дала трещину, а первая ночь с Мо Вэйюем, получившим статус наложника, заставила ее рассыпаться в прах. Выяснилось, что Его Величество способен страстно кусать и царапать, будучи не в силах контролировать бушующий экстаз. Что внутри него живет необузданный зверь, готовый седлать чужие бедра, перекатываться по кровати и, если понадобится, поглотить своего любовника без остатка. Также Его Величество обнаружил, что сильные ладони Мо Вэйюя, вторящие изгибам его тела, стали данностью и необходимостью. Сейчас они бережно удерживали мокрое полотенце и стирали с Его Величества следы прошедшего в болезни дня. Особенно аккуратно Мо Жань притрагивался к местам, где расцвели следы их вчерашней ночи. Драгоценный наложник Мо почувствовал себя неловко: кроме них двоих, эти метки имели возможность заметить и вызванные к Темному Императору лекари, что имело все шансы обернуться новой волной сплетен в дворцовых кулуарах. Мо Жань обвел контуры одного из засосов и виновато произнес: — Прости. Кажется, я перестарался. Его Величество хмыкнул. — Ты столько раз раскрашивал мою кожу и оставлял на ней метки, но покаяться в этом решил только сегодня? Много же времени тебе понадобилось, пока набрался смелости. — Ваньнин, ты же понимаешь, о чем я. Они… Стоявший к нему спиной Темный Император не дал Мо Жаню договорить. Не поворачиваясь, Чу Ваньнин запечатал ладонью болтливый рот наложника. — Плевать. Вряд ли кто-то на Пике думает, что по ночам и за закрытыми дверьми мы устраиваем партии в вэйци. Так имеет ли значение, что и кто успел рассмотреть? Вместо ответа драгоценный наложник, не спеша и пристально глядя на Чу Ваньнина, мягко развернул его лицо к себе. Его Величество неосознанно приоткрыл рот, и Мо Жань припал к нему, чтобы утянуть своего Императора в тягучий, словно патока, медлительный и сладостный поцелуй. Мо Жань бросил полотенце на пол и огладил освободившейся рукой спину Его Величества. Скользнул от гибкой талии к лопаткам и обратно, опускаясь все ниже и ниже, достиг двух упругих округлостей и с силой смял одну из них. Его Величество сразу прервал поцелуй и отстранился. — Нет, — выдохнул он Мо Жаню в губы. — Не сегодня. Мо Жань послушно кивнул. — Знаю. Ваше Величество, давай поскорее тут закончим, боюсь, как бы ты не простыл. Потом тебе нужно поесть и отдохнуть. Повар сделал целебный суп по рецепту Главы Цзян, я попрошу подать его. Император Чу промолчал и едва заметно нахмурился. Перед его внутренним взором вновь появилась сцена дня совершеннолетия Мо Жаня. На этот раза она стала более детальной и объемной. Чу Ваньнин как наяву мог ощутить порыв вечернего весеннего ветра, услышать шорох собственных одежд, увидеть ямочки на щеках ученика. Рассмотреть ярко-красный короб для еды, который он торжественно нес. В Зале Мэнпо таких точно не водилось, и происхождение короба вызывало подозрения. У Его Величества появилась одна догадка о том, откуда этот короб мог взяться, но она была крайне сомнительной. Мучаться неизвестностью Его Величество не привык, потому решил узнать напрямую. — Мо Вэйюй… — тихо позвал Чу Ваньнин. — Ответь мне на два вопроса. — Расскажу все, что пожелает знать Его Величество. — После торжества, устроенного в твою честь, ты пришел ко мне в Павильон. Что ты принес? Сердце Мо Жаня пропустило удар и подпрыгнуло к горлу. Минуло достаточно много лет, и за все это время Чу Ваньнин ни словом не обмолвился о том случае. Мо Жань был уверен, что под влиянием Цветка злополучный вечер стерся из памяти Учителя как лишняя, назойливая, отвратительная деталь. Драгоценный наложник тоже не отказался бы навсегда позабыть об испытанных неловкости и гневе, разочаровании и обиде, ставших для них с Учителем роковыми. Спроси Темный Император его об этом раньше, Мо Жань, не раздумывая, на ходу сочинил бы какую-нибудь бессмысленную глупость. Но после сказанного Цзян Си, поступить так он не решился. Скрывая волнение, Мо Жань улыбнулся и беззаботно ответил: — Ничего особенного. Я припоминаю-то уже с трудом. Кажется, тушеные «львиные головы», рис со свежим луком и сладкими грибами, ломтики корня лотоса, клецки с красной фасолью, что-то еще… Прости, Ваше Величество, прошло столько времени, всех деталей уже не восстановить. Зрачки Императора Чу расширились, а его голос упал почти до шепота. — Ты прав, многие детали того вечера канули в небытие. Для меня он давно стал размытым и нечетким. Но почему я уверен, что все перечисленное сделали не повара Зала Мэнпо? «Потому что ты так и есть, Учитель», — думал Мо Жань, помогая Его Величеству облачиться в чистый халат. — «Я ушел с праздника гораздо раньше, чем требовали приличия. Я приготовил и сложил все сам, взял заранее купленные «Белые цветы груши», я мчался к тебе через весь Пик. Больше всего на свете я желал побыть с тобой наедине, признаться в том, что ты для меня куда больше, чем просто Учитель. Но ты об этом так и не узнал». Вслух Мо Жань ничего не говорил, но Его Величество был достаточно проницателен, чтобы понять все без слов. Он заколебался на мгновение, но после этого уверенно взял Мо Жаня двумя пальцами за подбородок, заставляя посмотреть ему прямо в глаза. — Можешь не объяснять. Лишь приготовь это для меня вновь. В душе Мо Жаня засияло солнце, освещая каждый ее уголок. Конечно же, Учитель все понял — и это делало наложника Мо бесконечно счастливым. Повинуясь спонтанному порыву, он притянул Его Величество к себе и крепко обнял. Никакого сопротивления он не встретил и решил, что подхватить Его Величество на руки будет неплохой идеей, за что тут же получил предупредительный шлепок по затылку. — Ваше Величество, не деритесь! — хохотнул наложник Мо. — Лучше скажите, когда мне заняться вашим особенным ужином. — Прямо сейчас, — Его Величество отвечал с прохладцей, но Мо Жань заметил, что уголки губ Чу Ваньнина чуть-чуть приподнялись. — Я подожду тебя за чтением. Постарайся не испытывать мое терпение и не задерживайся. У Мо Жаня было ощущение, что он обернулся бабочкой, способной стремительно порхать с места на место. Из Дворца Ушань в Зал Мэнпо, там — от печи к столу и обратно, из Зала к себе в Павильон ради кувшина вина: постройки, внутренние убранства, используемая утварь слились в единый вихрь, мелькавший на фоне. Воодушевленный до небес и обратно, Мо Жань точь-в-точь повторил каждое из приготовленных в прошлом блюд и вскоре расставлял их перед Императором Чу, крайне заинтересованном в происходящем. Он с любопытством наблюдал, как на столе одна за другой появляются тарелки, но в его взгляде все равно мелькнула тень настороженности. Предупреждая его вопрос, Мо Жань поспешил заверить: — Учитель, сначала я при тебе попробую каждое из блюд. Ты не обязан верить мне на слово, что в них нет яда. Император Чу только хмыкнул, но возражать против инициативы Мо Вэйюя не стал и неотрывно наблюдал, пока наложник палочками подхватывал небольшие порции еды и делал маленький глоток вина. Лишь после этого Его Величество приступил к трапезе. В небе висела полная луна, в императорской спальне горели свечи, и двое мужчин, таких одновременно далеких и близких, проговорили за столом до поздней ночи. В какой-то момент Мо Жань осмелился предложить Его Величеству помощь в восстановлении воспоминаний. Он готов был в мельчайших подробностях пересказать их прошлое, начиная с того дня, когда один жизнерадостный мальчишка среди всех Старейшин Пика выбрал в наставники Бессмертного Бэйдоу. Но Император Чу наотрез отказался. «Я сделаю это сам», — только и сказал он. Этой ночью Мо Жань остался в императорской спальне, чтобы оберегать покой Его Величества. Они не занимались любовью, лишь долго лежали, глядя друг на друга. Веки уставшего Императора Чу быстро потяжелели, он провалился в сон — а драгоценный наложник так и не смог сомкнуть глаз до самого утра. Он слушал мерное дыхание Чу Ваньнина, гладил его по голове и размышлял обо всем, что услышал от Ши Минцзина. Две детали, упомянутых Его Величеством в полубреду, не давали Мо Жаню покоя. Первая — парчовый мешочек. Мо Жань в его происхождении не сомневался: ясно, как белый день, что он остался после их с Императором Чу свадебной церемонии. Непонятно было, зачем Его Величество в принципе этот мешочек сохранил и почему скрывал это от Мо Жаня. Вторая деталь не просто вызвала у драгоценного наложника беспокойство, но и заронила в его душе семена ревности, готовой вот-вот пробиться на поверхность и буйно зацвести. Ведь теперь Мо Жань истязался вопросом: кому это неприспособленный к бытовым делам Чу Ваньнин хотел готовить пельмешки?!