Если бы все было наоборот

Изящная кисть оставила на бумаге последний росчерк туши, и Мо Жань придирчиво оглядел результаты своих кропотливых трудов. Ну что ж. Наказание драгоценный наложник Его Величества, несомненно, отбыл в полной мере. Слегка ноющее от усталости запястье было тому наглядным подтверждением. Вот только гордость за приложенные старания и терпение сопровождал возникший перед мысленным взором образ Старейшины Сюаньцзи. Благородный облик культурного наставника дополняли растерянное выражение лица и смущенно-вежливая похвала, в которой читалось что-то вроде «Три свиньи перебрели через реку, не иначе». Мо Жань почесал нос. Существовало множество вещей, с которыми умело обращались его ладони и пальцы. Палочки для еды, кухонная утварь, ивовая плеть, любимый меч и многослойные одеяния Императора: проворным движениям Мо Жаня подчинялось все, чего он касался. Исключением из неписаного правила не стали также особенно чувствительные места тела Его Величества, позволяя Мо Жаню извлекать из Учителя звуки такого рода, что ни одна мелодия искусно сделанных гуциней, столь любимых Чу Ваньнином, не могла с ними сравниться. Но единственное исключение все-таки было. Кисти для каллиграфии стали его личным кошмаром еще во времена ученичества. Пусть его почерк существенно улучшился благодаря бдительному надзору Учителя, необходимость брать их в руки вызывала в Мо Жане одновременно бурный протест, умеренную панику и желание сбежать с Пика Сышэн куда подальше. Его Величество об этой особенности бывшего ученика прекрасно знал. Вероятно, именно поэтому, в очередной раз демонстрируя своеобразное чувство юмора, в качестве одного из свадебных подарков, приподнес Мо Жаню набор для каллиграфии воистину царственной красоты. Ехидная улыбка, появившаяся на лице Чу Ваньнина, намекала: Мо Жаня заставят использовать сей дар неоднократно. Мо Жань был готов к такому повороту и регулярным истязаниям изящными искусствами. Но после каждого подобного случая без сил падал на кровать в Павильоне алого лотоса, устало прикрывал веки и начинал заранее готовиться к следующему раунду противостояния с Чу Ваньнином. В каждом из коих Его Величество проявлял фантастические в многообразии, доселе незнакомые Мо Жаню грани воображения. Могли бы наказания, назначенные Его Величеством, остановить Мо Жаня, с грацией раззадоренного буйвола, несущегося в сторону воплощения своей главной цели? Без сомнения, нет. Стойкости и готовности достойно их встретить в драгоценном наложнике было столько, что запасов хватило бы на несколько Мо Жаней кряду. Его секрет и план были невероятно просты, а родились на свет в то самое мгновение, когда Его Величество передал через министра Сюэ указ предоставить Павильон в распоряжение Мо Вэйюя. Также Чу Ваньнин любезно позволил бывшему ученику оставаться на Пике Сышэн, сколько Мо Вэйюй посчитает нужным, никак не ограничивая его передвижения и возможность общения с семьей. Тогда-то над головой Мо Жаня и возникло множество восклицательных знаков, символизирующих появление в его лихой голове очередной блистательной идеи. Тайный разговор с Ши Минцзином лишь подтвердил его первоначальную догадку и укрепил возникшее намерение. Убийственное для нервов и выдержки Чу Ваньнина, зато искреннее и благородное с точки зрения Мо Жаня. Ведь Ши Мэй, пусть и нехотя, поделился с Мо Жанем правдой о силе влияния Цветка на Чу Ваньнина. Во-первых, благодаря созданному Ши Минцзином лекарству Цветок удавалось сдерживать, не давая ему навсегда погрузить сердце Учителя в непроглядную тьму ненависти и презрения к миру. Во-вторых, успеха на этом поприще Ши Мэй добился еще и потому, что выбрать Чу Ваньнина для подчинения Цветком оказалось не лучшей задумкой. Да, их Учитель был хладнокровен, к ученикам относился со всей строгостью и не скупился применять суровые воспитательные меры (уж Мо Жаню-то о них было не знать, он испытал на себе их все). Да, особое чувство справедливости Чу Ваньнина приводило к тому, что судил он категорично, шансов на оправдания не давал, за людей провинившихся больше не считал. Когда Цветок окреп, эти черты Его Величества заиграли новыми оттенками. Чу Ваньнин, не моргнув глазом, стирал с лица земли школы и ордены, если считал их поведение несправедливым, недостойным или жестоким. На чем его основывались вердикты и приговоры, известно было лишь ему, и это приводило в неподдельный ужас всех без исключения заклинателей Верхнего и Нижнего миров. Но Ши Минцзин не учел простой истины: в Чу Ваньнине не было искренней ненависти к миру. Их Учитель был чужд порокам, а проявляемая им злость всегда отражала лишь его переживания, добрые чувства и желание лучшей жизни для тех, кто ему дорог. Откуда Цветку в таком случае получить благодатную почву и превратить Чу Ваньнина в неподдельного монстра? Цветок мог лишь усилить определенные недостатки, обнажая их мощь, а достоинства — ослабить, зачастую не позволяя Чу Ваньнину их проявлять. Под влияние Цветка попали и чувства Его Величества к Мо Вэйюю, которые так и не исчезли, но впредь оттенялись постоянным негодованием и желанием как-нибудь поддеть. Ши Минцзин об этой детали не знал — а Мо Жань удивительно быстро после разговора с Ши Мэем догадался. Так Мо Жань и сделал весьма неординарный вывод: если влияние Цветка можно ограничивать, то существует еще один оригинальный метод. Попросту не давать Чу Ваньнину погружаться в пучину жестоких поступков, окончательно лишая Цветок пищи для роста. Мо Жань был уверен: у него хватит задумок, энергии и талантов, чтобы воплотить задуманное с грандиозным успехом. Неудивительно, что новость о сделанном Его Величеством выборе наложника поразила всех на Пике Сышэн, кроме Мо Жаня. Радость скрывать получалось чрезвычайно плохо, и Сюэ Мэн даже заподозрил у брата помутнение рассудка. К сожалению, причин своего поведения Мо Жань не объяснил. Не говорить же Мэнмэну, что Мо Жань получил лучшую из всех возможностей на пути к достижению цели! Мешать Чу Ваньнину в качестве наложника — разве есть что-то прекраснее? Ну, если не считать доступа к телу Учителя, о котором Мо Жань мечтал с юных лет. В том, что Чу Ваньнин от занятий любовью с наложником не откажется, Мо Жань почему-то ни секунды не сомневался. Отныне Мо Жань без устали придумывал, как привлечь внимание Его Величества к своей персоне. Использовал для этого выходки всех мастей, от мелких и почти безобидных до самых дерзких, вроде побега в Дворец Тасюэ. Логика Мо Жаня была такова: вызывающий поступок заставит Его Величество на время переключиться с государственных дел на необходимость приглядывать за наложником, не позволяя ему учудить еще что-нибудь. Также Мо Жань давно подметил: после своих выкрутасов ему неизменно приходится всячески ублажать Его Величество, а тот после этого на время словно добрел. По крайней мере, очередная жаркая ночь оборачивалась для остальных более мягкими приговорами. В чем-то Мо Жань оказался прав. Ему еще было неизвестно, но Чу Ваньнин решил несколько спокойнее подойти к вопросу пересмотра мирного договора с Дворцом Тасюэ, изменив лишь несколько пунктов, а не перечеркнув от начала до конца. Повлияла на это и мысль Его Величества о том, что Мо Жань после упражнений с трактатами ненадолго угомонится и не будет выматывать из него все имеющиеся души. Однако Чу Ваньнин в очередной раз недооценил потенциал Мо Вэйюя. Ему даже не нужно было покидать Павильон алого лотоса, изобретая очередной сюрприз. И ведь Мо Жань вновь изобрел. Поэтому и стремился как можно быстрее разобраться с трактатами, лишь бы спуститься в город. Именно там лежал ключ к его следующему шагу: печенье с названием, неспособным оставить Чу Ваньнина равнодушным. Мо Жань мог во всех деталях представить, как именно будет выглядеть красивое лицо Учителя, когда до него дойдет смысл прочитанного. Нужно было лишь подгадать подходящий момент и «осчастливить» Учителя небольшой коробочкой. Судьба, обладающая чувством юмора под стать Чу Ваньнину, оказалась на стороне Мо Вэйюя. Поскольку он был непосредственно причастен к предстоящему визиту братьев Мэй на Пик Сышэн, Его Величество потребовал присутствия наложника на приеме. Мо Жань пришел в восторг, а из его глаз едва не сыпались искры ребяческого восторга, пока он прятал подношение в широкие рукава роскошного одеяния. Во Дворец Ушань Мо Жань устремился так быстро, словно за спиной у него выросла пара сильных крыльев. Спешным шагом зашел, поздоровался со стражей, а Его Величество сразу одарил такой улыбкой, что сердце Чу Ваньнина екнуло. Но не от встречи с драгоценным наложником — хотя Императора не мог не признать, насколько привлекательно тот сегодня выглядел, — а от странного предчувствия. Взгляд Мо Вэйюя был чересчур хитрым. Его Величество такой знал лучше, чем кто бы то ни было — традиционно к нему прилагалась необходимость принять двойную порцию успокоительного. Чу Ваньнин посмотрел на Мо Жаня с подозрением и так пристально, словно хотел силой мысли проникнуть в его сознание и убедиться в верности подозрений. Они лишь укрепились, когда Мо Вэйюй склонился и почтительно произнес: — Доброго дня и долгих лет жизни Его Величеству. Счастлив видеть Вас в добром здравии. Чу Ваньнин приподнял бровь. Темному Императору отчаянно захотелось поверить в благоразумие Мо Вэйюя, но здравый смысл подсказывал: верить Чу Ваньнину не во что. Оставалось надеяться на понимание Мо Жанем ситуации и его способность удержать себя в руках хотя бы при братьях Мэй. Его Величество подавил желание протяжно вздохнуть и заговорил: — Мо Вэйюй, не паясничай. Мы оба знаем, как не свойственна тебе подобная манера поведения. Оставь лицемерные любезности для гостей. Несмотря на ваши пикантные и близкие отношения с господами Мэй, ты мой спутник и обязан вести себя соответствующе. — О, Учитель, — протянул Мо Жань, заставляя Чу Ваньнина поморщиться. — Как ваш спутник, я проявлю себя положенным образом. Не переживайте на этот счет. Его Величество переживать стал намного сильнее. Однако продолжать беседу с Мо Жанем было некогда — Императора оповестили о прибытии братьев Мэй. Поэтому он сделал знак Мо Жаню, приказывая занять положенное место, и приготовился встретить послов Дворца Тасюэ. Встреча прошла на удивление гладко. Близнецы Мэй Ханьсюэ являлись достойными представителями ордена, заинтересованными в сохранении теплых отношений с Пиком Сышэн. Чу Ваньнин, хотя и пугал иногда даже их, относился к Дворцу Тасюэ с уважением. Несмотря на положение среди школ Верхнего мира, адепты Дворца не проявляли высокомерия и чутко воспринимали просьбы простого народа. Определенные особенно чутко — если это были просьбы дам всех возрастов, адресованные младшему Мэй Ханьсюэ. Но даже его любвеобильное поведение мнение Чу Ваньнина о Дворце Тасюэ не пошатнуло. Пока двое близнецов не догадались напоить его генерала заодно с наложником. Оставлять инцидент без внимания было нельзя, и обе стороны это понимали. Близнецы Мэй в первую очередь — и сразу после обмена положенными приветствиями они вручили Его Величеству несколько ценных магических свитков в качестве примирительного жеста. Мо Жань, увидев это, поразился собственной удаче: ведь теперь для его подарка будет весомый повод! Драгоценный наложник Темного Императора с трудом дождался конца приема. В его процессе Мо Жань всячески признавал вину, клятвенно обещал подобного не повторять и просил Его Величество вспомнить о своей бесконечной мудрости, принимая решение. Чу Ваньнин поразился его покорности, но решение так и вынес. Изменения оказались приемлемыми для обеих сторон, но достаточно значимыми, чтобы подтвердить влияние Темного Императора. Он остался доволен настолько, что на прощание поднялся и вежливо предложил: — Поскольку господа Мэй — гости Пика, не торопитесь его покидать. Местные красоты всегда были привлекательны для вас. Сейчас они еще невероятнее, поскольку цветет хайтан. Насладитесь зрелищем. К сожалению, вам не удастся встретиться с господами Сюэ. Возможно, из-за этого прогулка будет менее чарующей. — Благодарим, Ваше Величество, за приглашение. Для нас честь им воспользоваться, — откликнулся Мэй-старший и вместе с братом покинул тронный зал. Стоило близнецам выйти за стены Дворца Ушань, как Мо Жань оказался лицом к лицу с Императором, сияя и лучась предвкушением. Он вытащил из рукава коробочку, от которой шел явственный сладкий аромат, и протянул ее Чу Ваньнину: — Учитель, я желаю последовать примеру господ Мэй. Примите это от меня в знак моей любви и почтения. Чу Ваньнин нахмурился. На неопознанное нечто взглянул так, будто Мо Жань держал грязного демона. После недолгих сомнений взял подарок… … И прочитал, что написано на коробке. Чу Ваньнин об этом печенье знал. Ему неоднократно докладывали о некоем владельце трактира, чьими стараниями появилось «Меню великих героев». Чу Ваньнин закрывал на представленные в нем блюда глаза, считая ниже своего достоинства реагировать на двусмысленные названия и общую странность. Ему было плевать, что с его именем связана такая диковинка, как прожаренный до небольшого обугливания окунь во фритюре. Как и на все остальное. Ровно до этого момента. — Мо! Вэйюй! — голос Его Величества гулким раскатом грома прокатился по тронному залу. Пора было бы уже привыкнуть к наглости бывшего ученика, но Чу Ваньнин и представить не мог, какие формы она способна обрести. — Ты притащил мне «Отжаренную любимую яблоньку господина Мо»?! — Это печенье невероятно сладкое. Словно сам Учитель. Мне подумалось, вам понравится. Я помню, что вы любите яблони, да и я к ним питаю особый интерес. Я его попробовал, потрясающий вкус, — откликнулся Мо Жань, смотря на Чу Ваньнина по-щенячьи преданно. Ему не требовался прорицатель, чтобы помочь предугадать последующие события. Мо Жань все рассчитал верно. Спустя несколько минут близнецы Мэй, не успевшие далеко отойти от Дворца Ушань, стали свидетелем впечатляющей сцены. Друг за другом перед ними промчались двое мужчин. Один из них был в богато расшитом синем одеянии, цветом напоминавших форму адептов Пика Сышэн. Во втором, из чьих ушей почти валил пар, близнецы Мэй узнали Его Величество, еще недавно величественно восседавшего перед ними на троне. В руках Чу Ваньнина искрилась Тяньвэнь, а рот Императора сыпал проклятиями и бранью. Близнецы Мэй остолбенели и осоловело наблюдали за происходящим. Даже когда Чу Ваньнин и Мо Жань скрылись в неизвестном направлении, близнецы продолжали стоять так, будто вросли ногами в землю. Из оцепенения их вывел проходящий мимо Старейшина Таньлан, бегло объяснив: — Поздравляю, господа. Вам удалось лицезреть очаровательный случай проявления Его Величеством романтических чувств. Мэй Ханьсюэ переглянулись. В немом диалоге они поклялись друг другу, что никто и никогда из их уст о такой манере флирта, свойственной Темному Императору, не узнает. Их посещение Пика Сышэн закончилось стремительнее, чем они планировали, и до самого Дворца Тасюэ близнецы хранили задумчивое молчание. Пока они спешили покинуть Пик, Чу Ваньнин успел загнать — если быть точнее, захлестать, — Мо Жаня в Павильон алого лотоса. Одним ударом плети он отбросил своего не особенно сопротивляющегося наложника на кровать, связал плетью и сел на Мо Жаня, грозно над ним нависнув. — Ты осознаешь своей дурной головой, как сильно поплатишься за устроенное? С какой стати ты решил, что тебе дозволено подобное?! — Ваше Величество, — голос Мо Жаня зазвучал уже не с легкой игривостью. Наложник заговорил, как демон похоти и соблазнения. — Что же вы возьмете в качестве платы? В моем распоряжении не так много вещей, достойных вашего внимания. Возможно, вы рассмотрите тело этого наложника? Чу Ваньнин отвечать не стал. Тело Мо Жаня уже начало реагировать на их позу, недвусмысленно указывая на растущее желание. Готовый взорваться, Чу Ваньнин заткнул рот Мо Вэйюя одним из немногих подходящих для этого способов — запечатал его своим.