Если бы все было наоборот

Внешне спокойный, как камень-монолит, Император Чу на самом деле прилагал огромные усилия, удерживая на месте уголки глаз, уже готовые одновременно задергаться. Парень перед ним сиял и лучился, улыбаясь так широко, словно не понимал, что натворил. И Чу Ваньнин с какой-то обреченной ясностью осознал: Мо Жань действительно не понимает. Прежде чем придумать подходящее для наложника наказание, Император медленно досчитал до ста, приводя в порядок сумбурные эмоции. По странному стечению обстоятельств, именно сейчас флакона с успокоительным под рукой не оказалось, хотя пришлось бы оно очень кстати. Перед внутренним взором правителя сами собой стали возникать сцены из недавнего прошлого, из-за которых Чу Ваньнин и докатился до жизни такой. Чу Ваньнин о наложнике изначально-то и не помышлял. Когда думать о подобном, если у тебя там очередной Орден не вырезан, тут — священный трепет перед Темным Императором у простого люда не вызван. Демонические практики, опять же, сами себя не сделают, да и новые заклинания не придумаются. В общем, дел невпроворот. К тому же, Темному Императору необходимо было осваивать новый этикет. Он и без Цветка не слишком стремился к общению с людьми, ведя себя и разговаривая, как вздумается. А после того, как Цветок распустился в полную силу, даже беглым взглядом удостоить не хотел. Но к Чу Ваньнину намертво прицепились Сюаньцзи и Сюэ Чженъюн, в один голос утверждающие, что этикет — не блажь, а необходимость. Тут Темного Императора и ждал грандиозный сюрприз. Оказалось, что ему жуть как необходима либо Императрица, либо несколько наложниц. Чу Ваньнина от данной новости перекосило так, что Сюаньцзи не на шутку перепугался: уж не поразил ли правителя сердечный приступ? Но быстро выяснил, что все с Императором в порядке. В то же мгновение, когда он разразился весьма отборной бранью, словно был не благородным господином, а необразованным торговцем из какой-нибудь глуши. Сюаньцзи даже узнал несколько новых колоритных выражений. Но, как бы Чу Ваньнин не ругался, оба его собеседника продолжали стоять на своем, убеждая Императора в важности сего поступка. Не могли же они предположить, что Чу Ваньнин поразмыслит, прищурится и озвучит согласие полным притворной ласки голосом. Заставив стоящих перед ним мужчин остолбенеть несколькими словами: — Если уж вы так уверены, что этому Императору стоит обзавестись наложником, я приму эту данность. Им станет Мо Вэйюй. Брови Сюэ Чженъюна стремительно поползли на затылок. Старейшина Сюаньцзи подумал, что сердечный приступ сейчас случится у него. Чу Ваньнин довольно усмехался, разглядывая выражение их лиц. Запутанные отношения между Бессмертным Бэйдоу и его учеником секретом ни для кого на Пике не были. Особенно в последние годы перед восхождением Чу Ваньнина на трон. Казалось, эти двое готовы обрушить друг на друга все накопленные гнев и ярость. В Мо Жаня то и дело летели чарки с вином и удары Тяньвэнь, в Чу Ваньнина — цветистые оскорбления и вызовы сразиться. Причину их конфликта не мог понять никто. Оставалось только разводить их по разным углам и стараться минимизировать ущерб, наносимый посуде, мебели и зданиям. Невдомек сторонним наблюдателям было, что два заклинателя долгое время взаимно влюблены. Но Чу Ваньнин под действием Цветка не видел смысла в выражении чувств и вел себя еще отстраненнее, а Мо Жань не смог смириться с тем, в кого превратился Учитель. Каково же было изумление адептов, Старейшин и новоиспеченного генерала Сюэ, когда Мо Жань не покинул Пик Сышэн после коронации Темного Императора — а Чу Ваньнин не выказал возражений и любезно выделил для проживания Павильон алого лотоса. В глазах окружающих отношения Чу Ваньнина и Мо Вэйюя заметно усложнились, но Императору Чу вопросов никто задавать не решался, а Мо Жань в ответ на все молчал. В конце концов, обитатели Пика происходящее приняли как данность и думать об этом перестали. Однако Император Чу умел поражать даже самое изощренное воображение. В чем все имели возможность убедиться, узнав о предстоящей церемонии. Сюэ Чженъюн и Сюаньцзи       сначала пытались робко переубедить Темного Императора, но он оказался непоколебим. И что странно. Мо Жань не только не возражал. Узнав о выборе Императора, он расцвел в лучезарной улыбке, а глаза его ярко засияли. На официальной церемонии он разве что хвостом от счастья не вилял, смотрел на Чу Ваньнина как на главное сокровище в жизни и едва не ластился, ухаживая за ним во время торжественного ужина в их честь. Чу Ваньнину бы заподозрить неладное. Внутренний голос попытался прошептать, что неспроста это, неспроста. Но Император словно его не слышал, и разительная перемена в поведении Мо Жаня прошла мимо его правительственного внимания. Иллюзия вскоре рассеялась как дымок от благовоний. Мо Жань в новой ипостаси оказался еще большим бедствием, способным заставить Чу Ваньнина нервничать сильнее, чем от всех остальных проблем разом. Шумный, привлекающий к себе огромное количество внимания, неугомонный, бесконечно генерирующий нелепые ситуации: таким был драгоценный наложник Императора. Он случайно разнес в щепки тренировочный павильон во время шуточного боя с Сюэ Мэном, потому что не рассчитал влитую в Цзяньгуй духовную энергию. Он подсунул молоденьким ученицам парочку порнографических сборников под видом трактатов, о которых они его спрашивали. Он использовал колоссальное количество уловок, чтобы по десять раз на дню наведаться к Императору. Мо Жаня за это отправляли вымывать дочиста Зал Мэнпо, отлучали от возможности видеть Чу Ваньнина, а то и на несколько дней запирали в Павильоне. Энтузиазма у Мо Жаня от этого нисколько не убавлялось. Все-таки у каждой его выходки был мотив, но Чу Ваньнину знать о них было необязательно. Однако главной проблемой оказался неуемный сексуальный аппетит Мо Жаня. В планы Чу Ваньнина изначально никакие плотские утехи с наложником не входили: по мнению императора, это было лишь формой наказания для бывшего ученика. Ведь что может быть лучше для того, кто тебя на дух не переносит, чем поставить в унизительное, казалось бы, положение? Но уже в первую брачную ночь случилось нечто из ряда вон выходящее: Чу Ваньнин не оттолкнул полезшего к нему с поцелуями Мо Жаня. Какая-то часть Темного Императора подсказывала, что так и должно быть. Возможно, эта была бренная плоть, готовая плавиться от жарких чувственных ласк — что вскоре с Чу Ваньнином и произошло. С той ночи он часто наведывался в Павильон алого лотоса или требовал привести наложника к себе. Иногда Император Чу задавался вопросом: а какого демона с ним творится, если он за разом не может отказать себе в удовольствии ощущать касания и поцелуи по всему телу, изгибаться в экстазе, а потом сходить с ума, достигая пика наслаждения? Поиск очевидного ответа неизменно откладывался. Ну и где он теперь? Смотрит в честные глаза и не знает, с чего именно начать: с порки или обстоятельного разбора ситуации. В итоге Чу Ваньнин лениво растянулся на троне и спросил: — Изволь объясниться. У тебя случилось временное помешательство, если ты отважился устроить подобный балаган? — Все дело в том, что я невыносимо скучал по Учителю, — Мо Жань скромно склонил голову. — Стоит ему оставить меня на несколько дней, как я не могу контролировать тоску. Лишь она толкает меня на странные поступки. — Я просил больше не называть меня Учителем. И я не принимаю твоих слов. Это не странность, Мо Вэйюй. Ты перешел все возможные границы. Я и так дал тебе достаточно свободы и многое позволяю. Но ты, кажется, позабыл свое истинное место. Мо Жань, услышав это, особенно хитро улыбнулся. В его всегда готовой создать очередную блестящую идею бедовой голове за мгновение родился потрясающий план. Он поднялся с колен и подошел к трону, получив в ответ недоуменный взгляд Императора. Мо Жань почтительно поклонился и, понизив голос, сказал: — Ваше Величество, я прекрасно знаю свое место. Оно у ваших у ног. Если пожелаете, между ними. Под цепким пристальным взором Мо Жань вплотную приблизился к Императору и вновь опустился на колени. На этот раз — чтобы развести в стороны полы его одеяний и огладить бедра. Чу Ваньнин заинтересованно наблюдал за ним, безошибочно угадав, что последует дальше. Что ж, это вполне могло сойти за экстравагантную форму кары. Мо Жань тем временем добрался до его паха и через ткань потерся щекой о стремительно твердеющий член Императора и плотоядно усмехнулся. — Учитель, это рукоять Тяньвэнь, или вы так рады меня видеть после разлуки? — Такой же бесстыдник, как и раньше, — Чу Ваньнин чуть подался вперед и крепко взял Мо Жаня за волосы, заставляя откинуть голову, а красную сережку в его в ухе качнуться. — Прекрати нести чушь и займись делом. — Не боитесь, Ваше Величество, что вас застанут за столь непотребным занятием прямо в тронном зале? — Нет, — хмыкнул Чу Ваньнин. — Каждому, кто рискнет зайти сюда сейчас, я вырежу глаза. Поторопись уже и используй рот. Как драгоценный наложник Императора мог ослушаться приказа? Мо Жань приспустил его одеяния ровно настолько, чтобы получить доступ к желанному месту и вобрать возбужденную плоть до основания. Чу Ваньнин довольно застонал и крепче вцепился в волосы Мо Жаня. Не мог Темный Император ничего с собой поделать, когда его ублажали ртом, языком и сильной ладонью. Внушающий ужас Темный Император выгибался, толкался навстречу, бусины на его мяньгуань покачивались в такт движениям Мо Жаня, а с губ Чу Ваньнина то и дело падали полные страсти и похоти стоны: — Да… Умница… Да… Старания Мо Жаня троекратно возросли. Он знал, что после оргазма Чу Ваньнин на время становится менее суровым. Маска хладнокровия слетает с его раскрасневшегося лица, а припухшие из-за поцелуев губы перестают раздавать холодные и жестокие приказы. Часто он прижимал к себе Мо Жаня, гладил его и с поразительной нежностью перебирал густые локоны. На нее и был расчет Мо Жаня. Процесс ему, несомненно, нравился, но была у наложника и другая цель: смягчить возможное наказание, а то и вовсе его избежать. Он еще никогда так не заблуждался. Потому что стоило Чу Ваньнину излиться, как он слегка толкнул Мо Жаня сапогом в грудь. — Молодец. Такой хороший наложник. Теперь поднимайся и иди к Сюаньцзи. Скажешь ему, что этот Император приказал напомнить тебе о хороших манерах. Возьмешь у него нужные трактаты и перепишешь десять раз. — Но, Учитель! — обиженно воскликнул Мо Жань. Сама мысль о том, чтобы корпеть с кистью в руках, приводила его в ужас. Еще и десять раз! — Я ведь не ребенок, чтобы вы наказывали меня таким образом! Если вы все еще на меня сердитесь, придумайте что-то другое. — Смеешь возражать мне? Хочешь, чтобы я добавил? Труда не составит. Например, я могу лишить тебя права спускаться с Пика в город. — Простите, Ваше Величество. Я сейчас же отправлюсь к уважаемому Старейшине, — понуро ответил Мо Жань и покинул тронный зал, думая о том, что какие-то черты в его Учителе так и не изменились. Учителе, чья спокойная жизнь продлилась два дня.