'T komt goed || Всё будет хорошо

Две тысячи двадцать второй год Йост Укрытое чёрным полотном небо изредка подмигивает мне редкими звёздами. Мой взгляд цепляется за одну-единственную – она одна среди тьмы, но светит настолько ярко, что можно даже ослепнуть, засмотрись ты только подольше. Пустым взглядом скольжу по стеклянной бутылке коньяка в своих руках; на ней остались следы от пальцев и небольшие потёртости, которые той пришлось пережить последние несколько минут. Я пытаюсь уцепиться хоть за какую-то деталь в этом месте, в котором нахожусь, хоть за какую-то частичку, что подаст знак, намёк, да всё, что угодно блять, пусть только пройдёт эта невидимая искра пустой надежды и ожиданий вокруг меня. В голове крутится одно: «Что же делать дальше?». Но сейчас, прожигая дыру в бутылке из-под алкоголя, я думаю, как всё к этому пришло? Почему моя жизнь становится с каждым годом всё хуже и хуже? Почему после всего, что было со мной за эти двадцать четыре года, эта чёртовая судьба продолжает играться со мной? Проверяет на прочность? Но разве смерти родителей в юном возрасте было мало? Разве скитаться по улицам и квартирам своих друзей месяцами, потому что не было денег – это мало? Мало того, что мне пришлось выбираться из наркотической зависимости, а после снова вставать на ноги и учиться заново ходить и взбираться по лесенкам из собственной головы?

«Переполненный холодильник не всегда означает сытость».

Я продолжаю смотреть на небо, сидя на прохладной траве в самой дыре цветущего парка. Я засел туда, где полиция или люди не станут меня тревожить своими правилами и законами. Мне сейчас точно не до этого. Я смотрю на небо, и там я вижу родителей. Они бы явно не гордились мною, увидев, в каком я состоянии. Отец бы разочаровался, увидев меня таким. Побитым, опухшим и пьяным. Мама бы плакала, с жалостью склонила бы голову, не веря, что таким может быть её сын. Лучше бы я видел разочарование, осуждение или непонимание в их глазах, чем не видел вовсе. Сил плакать больше нет. Я делаю глоток крепкого напитка, покрепче сжимая горлышко бутылки. Жидкость протекает по языку, давая возможность ощутить горький привкус, что тот оставляет после себя; оно протекает по стенкам горла, щипает и жжёт, словно только обжёгся кипятком. Я чувствую, как постепенно алкоголь проникает в кровь; в каждую клеточку мозга, опьяняя и без того мой разум. В глазах пелена, но я продолжаю изо-всех сил допивать остатки дорогущего напитка. На мой телефон, скорее всего, звонят все родные и знакомые. Мелисса, наверняка, злиться. И я держу хрупкую надежду за тонкие ниточки на то, что она не уехала. Я хочу прийти в номер и осознать, что я не один. Осознать, что меня можно понять и поддержать. Что есть хоть одно место, один человек, способен который просто обнять и провести целую ночь в молчании слов, слыша, как быстро бьются наши сердца.

В горле комом теснится крик.

***

00:21 Я тихонько прикрываю за собой дверь, замечая, как трясутся мои руки. Высохшие дорожки от слёз на моих щеках и губах отдают привкусом соли, будто бы напоминая прошедший вечер. В груди давит страх и боль, а сверху накрывает своим тяжёлым весом тревожность. Я стою лицом к двери, боясь даже вздохнуть. В номере темно, ведь только проблески луны из окон я вижу на полу. Это та реальность, которая меня ждёт, если я обернусь. И не важно, буду я стоять так до самого утра или сделаю это сейчас – оно рано или поздно, без возможности убежать, всё равно найдёт меня и вцепиться ногтями в горло, беспощадно и мучительно убивая. Рано или поздно мне придется взять ответственность за свои поступки и действия перед близкими, подобны этому. Хочу я или нет. А сейчас мне лучше развернуться и провести эту ночь наедине с собой в компании мягкой кровати, на которой ещё только вчера целовался с Мелиссой. Я рваными движениями скидываю обувь с ног, и те разлетаются в хаотичном порядке вокруг меня. Я оборачиваюсь резко, без надежд увидеть кого-то, но даже здесь судьбинушка решила неудачно подшутить надо мной. Очертание утончённой фигуры девушки, что, скрестив руки на груди, смотрит на меня. Свет луны, что светит сегодня ярче, так, как никогда врезается в спину Мелиссы. И на миг мне даже кажется, что это галлюцинация, сбой моего мозга. Настолько красивой и, пугающей одновременно картины я не видел в своей жизни никогда. Мы молча смотрим друг на друга, и я понимаю, что она зла и обижена на меня. Я понимаю, что виноват, но просить прощения сил нет ровно столько же, сколько равно наличие усталости и повышенного градуса в моей крови. Мои красные от слёз глаза, которые я больше не хочу прятать под оправой разбитых очков наивно бегают по силуэту моей девушки, что выходить из «тени» комнаты, видимо, не собирается. Она ждёт моих объяснений, действий, как ждала всегда. Но я чертовски устал, хочу уснуть и забыть этот день, как страшный сон. Но она продолжает ждать. – Ты... – начинает она, обрываясь на первом слове. Её голос предательски дрожит, и от этого моё сердце медленно сжимается, но видом не показываю, ведь даже на это сил у меня нет. – Ты пропал, – делает шаг, – ты пропал на целый день. – Она старается говорить спокойно, но я знаю, что дальше только хуже. – Знаю. – Тем же дрожащим голосом отвечаю я. Мелисса делает ещё один шаг ко мне, и теперь я могу увидеть её лицо: на щеках блестят остатки не высохших слёз, а на глаза наворачиваются новые. – Ты не отвечал на звонки. – Знаю. – Ты не отвечал на сообщения. – Знаю. – Ты чёртов эгоист, Йост, – я вижу, как медленно стекает по щеке её слеза, но она смотрит на меня с полным разочарованием, не обращает внимание на слезу, что одиноко «висит» на подбородке. – Знаю. – С явным раздражением в голосе отвечаю я. Даже эти простые слова отнимают у меня много энергии, и больше всего я хотел бы сейчас поспать. – Давай завтра поговорим, я устал. – Ах, устал, – из её уст вырывается смешок, – ты серьёзно, Кляйн? Ты устал? – Мелисса... – Ты даже не знаешь, как я переживала, как я обзванивала всех твоих друзей, чтобы узнать, где ты. Но даже они не знали, куда ты делся. – Всхлипывает. – Я как дура плакала здесь и ждала тебя больше четырёх часов, а сейчас ты говоришь, что ты устал? – Успокойся. – Я кидаю на девушку раздражённый взгляд, затем делаю шаг в сторону кровати, но и тут Мелисса переграждает мне путь. – У меня нет сил и желания спорить сейчас. – Я кладу руку на её плечо и легонько отодвигаю, освобождая путь перед собой. Один миг, и моя щека горит. Я чувствую, как с каждой секундой нарастает боль; я всё ещё чувствую удар на себе, и он сравним с ударом ниже пояса. Я кривлюсь, но не от физической боли, а от той, которую получил внутри. Мне словно скальпелем перерезали горло методом coup de grâce. Но только я жив и, с полным непонимания глазами смотрю на девушку, которую люблю. Я прикладываю тыльную сторону руки на щеку, и чувствую дикий контраст температур – моя ладонь кажется холодной, словно рука мертвеца в сравнении с щекой, которая до сих пор «пылает» от удара. Алкоголь в крови не до конца даёт прочувствовать боль от физического контакта, притупляя почти что все ощущения и чувства. – Ты ещё и пьяный, – Мелисса делает пару шагов назад, когда встречаемся взглядами: на миг мне показалось, что в её очах промелькнул страх. – Ты не представляешь, как мне плохо сейчас, – вдруг вырывается из меня, – ты не представляешь, что мне пришлось испытать и через что я сейчас прохожу. Ты даже не знаешь, чем мне приходится жертвовать ради того, чтобы держать, в первую очередь, свою семью в безопасности, в частности тебя, – я не замечаю, как мой голос становится грубее, – ты хочешь сделать мне больно, хочешь уколоть и сделать так, чтобы я чувствовал себя виноватым за то, что сделал. – Нет, Йост... – Да, Мелисса, и у тебя это хорошо вышло. Я и без тебя, блять, знал, что виноват. Знал, что ты будешь злиться и обижаться. Но мне нужно это было, прошу, пойми меня. – Отчаянно говорю я, заглядывая в её зелёные глаза. – И я был готов к тому, что тебя здесь не будет, – я провожу ладонью по волосам, раздражённо вздыхая, – может быть, если бы тебя здесь и вправду не было, мы бы завтра смогли нормально поговорить. Мы замираем оба, когда слышим это. Я расстерянно скольжу взглядом по удивлённому лицу девушки, пытаясь понять, что вообще сказал. Суть моих слов доходит не сразу. Я широко распахиваю глаза, когда понимаю, что только что вылетело из моих уст. – Мелисса... – Тяну руки к ней. – Не трогай меня. – Она делает шаг назад, выставляя руки перед собой. Мелисса прикрывает глаза, и я вижу, как часто вздымается её грудная клетка. – Возможно, ты прав, – продолжает она с былой дрожью в голосе, – лучше бы я вообще не появлялась в твоём номере. Мелисса быстро обходит меня, опустив голову, но я успеваю заметить, как по девечьей щеке, такой мягкой и нежной течёт слеза. А ведь ещё вчера я там же охотно её целовал под каплями воды из душа. Я хочу остановить её, хочу просить прощения, хочу подставить обе щеки под пощёчины, лишь бы только она осталась. Но я лишь провожу её взглядом, слыша за ней тихие всхлипы, доносящиеся из коридора. Ik moest wachten, wachten, wachten op een antwoord. Keek in de spiegel, zag de vraag en het antwoord. Сквозь протёртое рукавом зеркало ванны, что за считанные минуты запотело от горячей воды из раковины, паром окутывая серебряную поверхность, я мутно смотрю на своё отражение и думаю:«Куда может быть, блять, ещё хуже?». Мои красные глаза тщетно ищут какой-то ответ на мой вопрос, влядываясь в очертания своего лица. Из волос капает вода, а некоторые из волосков странно торчат в разные стороны: и, возможно, будь я не в таком состоянии, я бы посмеялся с этого. Но сейчас я равнодушно окидываю взглядом свою причёску и резко отталкиваюсь руками от раковины: на ней остались несмытые следы крови и светлые волоски. Провожу пятёрней по мокрым волосам, собирая остатки влаги у себя на руке. Морщусь и бегло вытираю об ткань своих джинс ладонь, с грохотом открываю дверь ванной. Я качаю головой, когда осознаю, что, возможно, не по моей вине, Мелисса была бы рядом со мной. Возможно, сейчас бы я спал где-то на полу, а она на кровати. И я, клянусь, был бы чертовски рад этому, если бы так и было. Но, даже не в силах больше думать об этом, я в грязной и, явно плохо пахнущей одежде заваливаюсь на кровать, подминая под себя прохладную и мягкую подушку.

***

Я велел бы не просыпаться. Голова трещит, будто бы кто-то только что ударил меня по макушке огромным молотком, чего в последствии удара череп разбивает на разного размера уламки, затрагивая участки ещё живого мозга. Я утыкаюсь носом в подушку и тотчас вдыхаю Мелиссы её запах. Из моего рта вырывается кашель, что похоже был больше на кашель старого деда, нежели на кашель молодого парня. Чувствую, как язык невольно бегает во рту в попытках отыскать влагу. Я удручённо вздыхаю и переворачиваюсь на спину, жмурясь, когда редкие лучи солнца врезаются в моё лицо. Ну какого чёрта именно сегодня в Нидерландах, в лотерее, обычно в которой выпадает пасмурная и дождливая погода выпало ёбанное солнце? Всё будто бы идёт против меня, даже погода. Утренняя рутина заняла у меня порядком полутора часа. Я не мог сосредоточиться на чистке зубов, на приёме долгожданного душа. Раза два мне приходилось сидеть в обнимку с унитазом. И я ведь знал, что та последняя банка пива будет лишней. Потом с рук всё валилось. Гель для душа, шампунь, пенка для бритья и чёртов станок, из-за которого на моей щеке кляксой остался след от неудачного бритья. И даже так я выгляжу лучше, чем с бородой. Но холодный душ и неглубокий порез на щеке не смогли отогнать остатки былой ночи, когда в мой организм вливалось несосчитаемое количество алкоголя и ссоры с Мелиссой. Ссора с ней оказалась больнее. И случилась же она тогда, когда мы оба так сильно нуждались друг в друге. Когда эта ночь должна была стать ночью откровений и сближения: взамен же мы снова отдалились друг от друга. Я, наверное, совру, если скажу, что не думал о том, что мы не подходим друг другу? Странно будет отрицать, если такие мысли и вправду были в моей голове. Я просто хочу, чтобы это побыстрее закончилось. Кухонная плитка отбивается ярким солнцем, которое только что выглянуло из длинной и белой тучки. На моём столе стоит, вроде пятая по счету чашка с кофе, а рядом с ней полная пепельница пепела с пустой пачкой сигарет, последнюю сигарету которую я только что сунул себе в рот. Я качаю головой, когда автоответчик на моём телефоне в очередной раз оставляет однотипное сообщение по типу:«Абонент не может ответить на Ваш звонок». Медленно скольжу взглядом по тусклуму экрану телефона, пробегаясь взглядом по времени. «11:32». «А ведь прошло уже больше часа, как я пытаюсь к ней дозвониться» – подумал я, снова и снова набирая её номер.