'T komt goed || Всё будет хорошо

Две тысячи двадцать второй год Бабуля с дедулей ушли в магазин около двадцати минут назад. Йост стоит ко мне спиной в своей облегающей белой футболке, перемешивая мясо на сковородке. Я его просила не одевать подобное при жарке, но тот нагло пропустил мои слова мимо ушей, сделав, как обычно, по своему. И как, скажите мне, не злиться на этого засранца? Ведь ворчать будет как дед потом, что измазал всю футболку в стреляющем масле. – Я не отравлюсь? – Смеюсь я, видя, сколько перца добавляет парень в еду. – Скорее да, чем нет. – Голландец смотрит на меня через плечо, подмигивает и вновь отворачивается к сковородке. – Вечером пойдём на речку. – Констатирую факт я, поднимаясь со стула. – Я и не сомневался, – усмехается, – только, если дождь не пойдёт. Йост вздрагивает, когда мои руки скользят по его спине, а затем захватывают в кольцо вокруг талии, оказываясь в моих объятиях. Аккуратными манипуляциями руки оказываются под футболкой ангелочка. Он напрягается, и я слышу, как парень вбирает побольше воздуха. – Звёздочка... – Я легонько шлёпаю того по животу, поднимаюсь на носочки и утыкаюсь носом в горячую его шею. – Ты не при смерти, случайно? – Засранец. – Щипаю того за бок. Кляйн смеётся, откладывая лопатку в сторону. Его большие ладони находят мои под футболкой, накрывая и чуть сжимая их. Мясо на сковороде шипит, изредка стреляя лишним маслом в Йоста, на что тот постоянно матерится и рычит, но продолжает стоять около плиты и терпеть разгорячённую атаку капель растительного масла, поглаживая большим пальцем тыльную сторону моей руки; не хочет «прерывать» такой момент. Буйный ветер разгоняет застоявшуюся пыль на дороге, а так же колыхает, пока ещё, голые деревья, преподнося после себя свист, приглушённо который мы слышим в огромном, двухэтажном доме. На небе давным давно затянулись серые тучи, предвещая наступление грядущего дождя. Скорее всего, вечерний поход на речку отменяется. Я бы хотела выбежать на улицу, почувствовать, как на лицо падает одни за одним капли холодной воды; как волосы прилипают к лицу, вмиг становясь мокрыми; как липнет одежда к телу, сковывая собой движения. Я давно не выходила куда-либо под дождь просто потому, что работа. Иногда не хватает времени просто смыть макияж, что уж и говорить о своих предпочтениях и любимых занятиях, которые я вписала в свой выдуманный список скрытых желаний; один из них является почувствовать губы Кляйна на своих во время стекающего по лицу дождя, когда громадные капельки бьются об голову, и ощутить что-то новое, то, о чём раньше я только мечтала в подростковые годы. Как в любовном фильме, где влюблённые люди бегут под ливнем за ручку, затем сливаются в освещении вечернего фонаря посреди улицы в поцелуе, пока дождь ласкает их тела; воссоединяет их души, скрепляя тех крепкими узами чувств. – Можем ли мы считать, что я вновь, только сильнее, влюбился в тебя? – Спрашивает меня Кляйн, поворачиваясь лицом ко мне. – Только, если ты сам чувствуешь это. – Пожимаю плечами я. Йост щурится, а на губах появляется ухмылка. Красивый. – Я думать о чём-то другом не могу, – тихо говорит Йост, переводя задумчивый взгляд в окно, на котором уже собирались капли дождя. – ты будто бы засела у меня в голове. И даже сейчас, когда мне бы стоило думать о прожарке мяса, я думаю о тебе. Я улыбаюсь его словам. Прикусив нижнюю губу, внимательно наблюдаю за мужскими руками, которые крепко сжимают столешницу; как ходят татуированные пальцы, изредка поправляя своеобразный «бардак» на голове артиста. Дождь за окном усиливается, и теперь мы смотрим туда вдвоём. Стекло полностью в каплях; мы вдыхаем запах мяса, скорее всего, думая об одном и том же. – Интересно, – «ангелочек» поворачивается к плите, одним ловким движением выключает газовую плиту и накрывает крышкой сковороду, полную мяса. – если бы ты не согласилась пойти со мной на ту крышу в Амстердаме, было бы всё это? – Вряд-ли. Голландец, хмыкнув, подходит к столу, подхватывает пальцами висящую на стуле кофту, накидывает её себе поверх футболки, а на голову капюшон. Протягивает большую ладонь мне, и я сразу же улавливаю его своеобразный намёк. Мы выходим на порог дома, щурясь, когда прохладный ветер «сушит» наши глаза, а мелкие капли дождика бьются о наши лица. – Ты уверена, что не заболеешь? – Даже если и заболею, – крепче сжимаю ладонь рэпера, поднимая голову на него, – то что? Когда ещё такое может быть? – Оголяю зубы в улыбке. Йост улыбается и делает первый шаг за крыльцо дома. Флисовая кофточка тут же пропускает воду сквозь себя, тяжелея на теле парня. Моё тело покрывается мурашками от холода. Всё таки, лучше не забывать, что на дворе март. Месяц, который даёт надежду на лучшее; месяц, когда всё просыпается и начинает цвести, пробуждаясь после холодной зимы. Я же всё ещё стою на пороге, пока наши крепко соединённые руки уже давным давно мокрые; я всё не могу оторваться от мыслей, до конца не веря в происходящее. Да, глупо, да, по-детски, но это же круто. Круто держать в себе ребёнка – порой наивного и с розовыми очками, но по другому нельзя. Даже в холоде и возможной простуде я вижу что-то прекрасное и такое, о чём я буду долго вспоминать с улыбкой на лице Я делаю этот шаг. Волосы промокают, мешковатое худи свисает на мне словно дополнительный груз, но я тщательно игнорирую это, повиснув на шее у своего любимого. Он обхватывает мою спину, крепко держит; переносит со скользких ступенек на мокрый асфальт, чуть нагнувшись, чтобы поставить меня. Голубые глаза прямо сейчас сверкают, делаются ярче. Он метает в меня невидимой любовью только лишь одним взглядом, но я её чувствую, почти что расплываясь в его руках. Горячие пальцы светловолосого переминают кожу под худи; ахаю, когда мужчина подкидывает меня лишь для того, чтобы я оказалась у него на руках. Обвиваю ногами его талию, крепко-крепко держась ногами, чтобы не упасть. Хотя, я и так знаю, что не упаду – Йост держит довольно крепко. – Красивая, – улыбается он, оставляя поцелуй на моей щеке. Стягиваю с него ненужный капюшон, ведь тот всё равно пропустил влагу. Касаюсь его мокрых, блондинистых волос, носиком утыкаясь в них. Пахнут едким мужским шампунем с морозной мятой. – Это всё так нереально. – Говорю я, встречаясь с чистыми, голубыми глазами. Кляйн кратко кивает и щурится: в глаз попала капля. Мы смеёмся. Почувствовав наконец твёрдость под ногами, я позволяю себе покрутиться на триста шестьдесят градусов, окидывая оком пустые улицы родной деревни. Небольшой туман рассеивается над деревней, придавая этому месту ещё большей загадочности и нереальности. Голые деревья, чьи ветки просвечиваются сквозь этот же туман, кажутся жуткими, но такими красивыми. Йост берёт меня за руку, в моменте выпустив её только потому, что наши руки скользкие, словно мылом намазали. Я поворачиваюсь к парню лицом, начиная искренне смеяться прямо тому в плечо, впервые почувствовав свободу духа. Так, наверное, и ощущается настоящая свобода от лишних людей, от своих мыслей и происходящего вокруг? Надеюсь, что да. Oh, won't you kiss me on the mouth and love me like a sailor? «Ангелочек» касается моих губ так нежно и неожиданно, что мне приходится одной рукой сжать его плечо, чтобы не растаять от своих чувств. Ноги подкашиваются, когда сминаем губы друг друга, включая в «работу» и язык; когда холодный дождь падает на нас, на наши юные и, по-своему глупые головы. Я отстраняюсь от него первая, задыхаясь от нехватки воздуха. Йост облизывает блестящие свои губы, даже и не пытаясь спрятать улыбки. Да и её незачем прятать: мы открываемся друг для друга с новой стороны. – Мне тяжело будет, когда ты уедешь. – Отпускаю руку Йоста, делая небольшой шаг назад. По бледной коже парня стекает одни за одним капли, и я вижу, как тот кривится от моих слов. – Не думай об этом звёздочка, прошу, – вздыхает, – отдайся моменту сейчас. То, что будет дальше – за тысячу лет отсюда. Я рядом с тобой, ты рядом со мной, мы есть друг у друга, большего нам в данный момент и не нужно. Я прикрываю глаза, когда рука Йоста оказывается на моей щеке. Большим пальцем рэпер проводит по моим губам, и те инстинктивно приоткрываются; на них попадают холодные капельки ливня, раздражая искусанную ранее губу. Кляйн долго смотрит на меня, и, пусть эти взгляды должны были стать нашей приятной обыденностью, я всё равно смущаюсь, как впервые. Как тогда, когда он вытащил меня на крышу Амстердама; той ночью, когда поцеловались впервые или тогда, когда нёс пьяненькую на плече и бережно одевал носочки с кроссовками. Ненавижу романтизировать отношения, но с ним этого невозможно. Его действия и отношение ко мне, словно к принцессе, он сам даёт повод романтизировать всё вокруг, и в первую очередь самого себя. So tell me that you love me again. I, I wanna be your lover. Baby, I'll hold my breath – Возможно, это будет и странно с моих уст звучать, – рука блондина сползает к моей шее, большим пальцем заставляя меня немного приподнять голову, – я не могу держать себя в руках, когда ты смотришь на меня так, словно я лучший мужчина в мире, – засранец улыбается, оголяя зубы, – и такое странное, но приятное чувство, от которого сердце судорогой сводит, колбасит только так. – Я слизываю воду на своих губах, продолжая ласкать свой слух его хрипотцой голоса. – Мне непривычно чувствовать подобное, и я даже не знаю, как правильно говорить тебе об этом, но так хочется. Голубоглазый вновь касается моих губ, настойчивей проникая языком в полость моего рта. Я задерживаю дыхание на пару незначительных секунд, чувствуя, как сердце буквально рвёт оболочку грудной клетки, желая выпрыгнуть наружу. И мы вновь целуемся под проливным, холодным дождём, чувствуя, как дрожат конечности от неистового холода, но мы полностью, наплевав на скорое будущее, вовлекаем друг друга в пучину новых ощущений. Я стону тому в губы, когда его рука оказывается на моих ягодицах, с силой сжимая одну часть. Мужчина напрягается, и я знаю, что возможна точка невозврата. Мы играем прямо сейчас с огнём, и если не остановимся, затушить пожар растущих в геометрической прогрессии чувств и возбуждения будет практически невозможно. Так хорошо я не чувствовала себя никогда. Эта невидимая свобода наших действий поражает нас самих, но мы не останавливаемся. Губы уже побаливают, язык немеет, но мы продолжаем. Буквально сжираем друг друга с потрохами. Чувствовать себя любимой, и отдавать взаимную любовь человеку – это определённо стоит того, чтобы бороться за такое сложное, колючее, но до дрожи в ногах невероятное чувство состоящее всего из шести букв. Любовь.

***

– Вас одних оставить нельзя. – Ворчит бабушка, укутывая Йоста в тёплый плед. Я пересекаюсь взглядом с Йостом, начиная громко смеяться. Бабуля укутала его в плед с головой, да так, что тот стал схож на огромную шаурму. Светловолосый прячет нос в пледу, оставив на виду лишь свои наглые, голубые глазки. Я начинаю смеяться ещё сильнее, когда он поднимается на ноги, чтобы подойти к столешнице и взять чашку с крепким, горячим чаем, но тот спотыкается об своё же «убранье»: парень вовремя успевает схватиться за плечи моего дедушки, тем самым предотвратив столкновения лица с полом. – Боже мой, извините, пожалуйста. – Йост делает пару шагов назад, складывает ладони параллельно друг другу, и почти незаметно кланяется. Я часто замечала за ним подобное: в любой ситуации, быть то он благодарит кого-то или просит прощения – всегда делает подобный жест. – Всё нормально, – смеётся дедушка, – только в следующий раз поднимай подол своего «платья». – Живот мужчины начинает подпрыгивать из-за смеха, что заставляет залиться громким смехом и меня. Йост прячет улыбку в своих огромных ладонях, стыдливо отведя взгляд в сторону. Плед спал к плечам рэпера, оголяя ещё свежий укус на его шее, сделанный мною около часа назад. Если не всматриваться, можно подумать, что это засос. Взрослый мужчина, многозначительно взглянув на меня с хитрой улыбкой, делает последний глоток пенистого пива, а на усах того остаётся та самая пенка, которую он ловко смахивает. – Молодёжь, молодёжь. – Хихикнув, он оставляет огромный бокал для пива в раковине и, пожелав спокойной ночи, не спеша удаляется в своё царское место, захватив с собой и бабушку. – Ты меня в который раз ставишь в неловкое положение. – Закатывает глаза блондин. Я вопросительно гляжу на этого засранца, сжимая крепко в руках мягкую игрушечную капибару. – Значит, это я ещё и виновата? – Я делаю глоток чая, многозначительно взглянула на игрушку, затем на Йоста. – Подойди сюда. – Прости, Мелисса, я не это хотел сказать. – «Ангелочек» поднимает руки в жесте «сдаюсь», и делает неуверенный шаг назад. Я строго смотрю на удаляющегося парня, пытаясь сохранить лицо «недовольной», но этот образ рушится с каждой секундой всё быстрее и быстрее, видя, с каким лицом на меня смотрит этот жук. Игрушка ловко прилетает по лицу голубоглазого, и я слышу, как тот чертыхается, вздыхая. – Только ты не учла, – он поднимает капибару с пола, крутит её в руках, и наигранно хмурится, – что вооружён теперь я. – Артист стреляет в меня глазками, и теперь хмурюсь я. – Ты ведь не сделаешь этого? – Аккуратно обхожу стол под пристальным взглядом своего парня, готовясь в любую минуту ринуться к ступенькам, ведущих на второй этаж. Йост пожимает плечами, окинув задумчивым взглядом игрушку в его руках. – Je kunt nog steeds niet ontsnappen. – Говорит голландец. Он медленно подходит к другой стороне стола и, положив игрушку на стол, поднимает руки в жесте «сдаюсь». – Я всё равно не верю тебе, засранец. – Я абсолютно чист перед тобой, – заверяет меня светловолосый. Делает пару шагов в мою сторону, но я продолжаю стоять, наблюдая за движениями парня. В глубине души я понимаю, что, скорее всего, это какая-то ловушка, но почему-то всё равно неподвижно стою, недоверчиво косясь на него. – Мне не нравится, что ты так близко. – Шепчу я, строго смотря на приближающегося артиста. – Тебе не нравится моё присутствие? – Вскидывает брови. – Ты ведь знаешь, что я очень тактильный. – К чему ты это говоришь? – Я медленно движусь назад, но Кляйн не отстаёт – он находится на расстоянии вытянутой руки. – А вот к чему, – парень резко нагибается и, схватив меня за ноги, закидывает к себе на плечо, специально будто бы перед этим хорошенько встряхнув. – Кляйн, твою мать! – Негодую я. Пару шлепков прилетают тому по спине, но безуспешно. Засранец громко смеётся, никак не реагирует на моё недовольство, делает, как обычно, по-своему. – Отпусти, мне страшно. – Я прикрываю глаза ладонями, словно в детстве, когда увидела страшилку по телевизору. Голубоглазый кладёт меня на диван, и тут же нависает надо мною, таким образом не давая мне и шанса на побег. Рэпер быстренько целует меня в мочку уха; покрываюсь мурашками, и напрягаюсь, когда чувствую его прикосновения в области бёдер. – Мы не одни, – недовольно шепчу я, накрывая своими ладошками лицо Йоста. – А я и не знал, звёздочка, – смеётся он и целует в одну из ладоней. – Не слюнявь меня, дурачок. – Кривлюсь. Его светлые, порой даже яркие небесные глаза я вижу сквозь свои же пальцы. Нутро мне говорит, что нужно отвернуться и не поддаться этому соблазну, но сердце так и просит новой дозы этих очей, в которые я влюбилась практически с первых встреч. – Тоесть, мне и целовать тебя нельзя? – Блондин ловко убирает мои руки со своего лица, говоря это в мои приоткрытые губы. Я томно вздыхаю, чувствуя внизу нарастающую теплоту. Мне, чёрт возьми, хочется его прямо здесь и прямо сейчас; хочется затянуть в поцелуй и почувствовать его горячее дыхание у себя на шее: но я лишь увожу взгляд, подавляя это неуместное желание. Йост хихикает, быстро целует в щёчку и поднимается на ноги. Я наблюдаю за тем, как мужчина накидывает тот самый плед себе на плечи, вновь укутываясь в него по голову. – Красные. – Смеюсь я. Кляйн непонимающе косится на меня, выгнув свою рыжеватую бровь. – Трусы у тебя красные. – Рэпер удивлённо смотрит на меня, так, словно я сказала что-то до жути неприличное. – Женщина, – он руками прикрывает нижнюю часть тела, – куда вы смотрите? – Писклявым голосом говорит светловолосый, поворачиваясь ко мне спиной. Я увидеть успела, как покраснели его щёки, словно переняли на себя цвет его трусов. Я прячу улыбку за рукой и поднимаюсь на ноги, крепко обнимаю смущённого парня со спины, носом утыкаясь тому куда-то между лопаток.

***

Пусть на улице и льёт проливной дождь, мы сидим под беседкой дома с горячими бутербродами и таким же чаем. Деда давным давно похрапывает в кровати, скорее всего, видя уже десятый сон. И вправду, уже довольно поздно, но мне с бабулей и Йостом это не становится помехой. Моя голова покоится на плече парня, пока его пальцы хаотично вырисовывают на моём плече какие-то узоры, от которых из раза в раз пробегаются по моей коже мурашки. Дыша ему в шею, я чувствую его запах. Не запах моих любимых парфюмов, так хорошо приевшихся в тело парня, а его самого. Так удивительно и странно, но мне нравится. Пару раз я пересекалась взглядом с бабулей, и я видела в её глазах радость и спокойствие. С такой нежностью, подобную которую та дарила мне, она смотрит и на Йоста. Бабуля зачарованно смотрит на нас поочерёдно, и я вижу, как улыбка её становится всё шире и шире. – Можешь ещё чая налить? – Шепчу я на ухо голубоглазому. Тот безмолвно кивает и, взяв мою и свою чашку, вопросительно смотрит на бабушку. – Если не тяжело. – Женщина передаёт с той самой улыбкой на лице свою пустую чашечку парню. Она проводит его уходящего взглядом, затем поворачивается ко мне, вздыхая. – Что? – Без присутствия Йоста становится прохладно. Оно и понятно: последние двадцать минут мы практически не отстранялись друг от друга, наши тела успели передать тепло и согреть не только физически, но и душевно. Надеюсь, Йост тоже чувствует подобное. – Я не могу насмотреться на вас, – бабуля вновь вздыхает, и я вижу, как её глаза намокают, – вы такие хорошие, милые. Ты такая нежная рядом с ним, а он такой же, нежный и ласковый с тобой. – Седоволосая шмыгает носом. Я хмурюсь, но внутри чувствую, как начинают трепетать бабочки. – Знаешь, – берёт меня за руку, – я молилась Богу, чтобы в твоей жизни появился тот самый человек, с которым ты была бы по-настоящему счастлива, который любил тебя искренне и просто за то, что ты есть. Мне больно вспоминать те дни, как вы с мамой приезжали к нам, а на тебе и лица нет, – опускает голову, – ты практически не выходила на контакт, и я слышала, как ты часто плакала в ванной. Тогда мне было до безумия плохо, так же, как и тебе. – Губа женщины начинает подрагивать, а на глазах заблестели те самые слёзы. – И сейчас, когда в твоей жизни появился Йост, я понимаю, что мои молитвы всё таки были услышаны. – Я поджимаю губы, уводя взгляд куда-то в сторону. Не хочу видеть стекающие по щекам бабушки слёзы. – Берегите друг друга, я прошу вас. Да, может быть сложно, да, может будут такие моменты, когда кажется, что всё. Но он тот самый, Мелисс, он тот самый.