Мышонок и ящереца

Клубная музыка всегда вызывала у Клэша много вопросов. Обычно это было какое-то разхайпленное дерьмо, которое, если бы не стало популярным, не поднялось в чарты вообще. Шлюхи, тачки, деньги и секс — только об этом и пели в таких «шедеврах». Грязь. Сплошная грязь. От этого где-то внутри становилось мерзко и горько. О том, как писались эти песни, думать вообще не хотелось, но без чего-то тяжелого там явно не обходилось. Ну, или текста таких песен находили в мусорки. Третьего точно не дано. Но в жизни случаются моменты, когда именно эта музыка становится твоим единственным спасением. Она дает забыться не хуже тех же самых наркотиков или алкоголя. Забвение — это всё, что нужно, хотя бы на короткий момент, на те самые три минуты. Забыть, кто ты есть на самом деле, отдать контроль чувствам и эмоциям. Хотя бы на этот короткий миг. И такой момент настает. Маленькая комнатка с тусклым светом, разбитой раковиной и туалетом в углу. Ничем не примечательный клубный туалет, которых кучу по всему миру. Единственное, что могло отличить его от других, так это зеркало от пола до потолка. Оно было грязное и липкое, видно, что его давно не протирали, но на удивление совершенно целое – ни одной трещинки или царапины. Хотя сейчас это последнее, о чем думал Клэш. Все-таки, когда тебя вжимают в это самое зеркало, мысли крутятся вокруг совершенно иного. Но все-таки одна мысль успевает проскользнуть: «А, собственно, нахуя тут нужно зеркало?» Но ответ приходит сразу же. Так, чтоб трахаться красиво. Клэш смотрит на себя, и отражение отвечает ему тем же. Пьяный, но до безумия четкий взгляд, и, что самое удивительное в этой ситуации, так полностью понимающий. Клэш старался не понимать. Он просто не может, а быть может, и не хочет. Он переводит взгляд, смотреть на себя было уже просто мерзко, и цепляется за другое отражение. Там был виден его личный кошмар, ангел или просто любовник на минуту слабости. Секби. Секби смотрит грязно, возбужденно. Он — полное олицетворение тех самых клубных песен, с пошлыми строчками, громкими битами и пронзительным мужским вокалом, из-за которого колени дрожат, а во рту пересыхает. Песня с упоминанием грехов и порнухи. С упоминанием похоти и мести, которые преобразовываются в потерю и сожаление. И это олицетворение грехопадения стоит сзади него — без верха и с нелепыми засосами на шее. Правда, Клэш не уверен, что это он оставил засосы. Он даже не знает, как оказался тут, что уж говорить об отметинах на чужом теле. Но разве всё это важно? Важно лишь то, что они оба хотят прямо сейчас. И неважно, как это назовут другие — пошлостью, мерзостью или любовью. Важно для них — лишь бурлящая кровь в жилах, стук сердца и запотевшее зеркало. А, ну и самое важное — желание. — Пр'ошу... — слышится в тишине, перебивавшееся только гулом за дверью и громким дыханием. — Что ты от меня просишь? Провокация — наглая и совсем нескрываемая. Секби всё прекрасно знает, иначе не стоял бы тут с голым торсом и не прижимал Клэша к этому блядскому зеркалу. Клэш собирается сказать что-то резкое, такое, что заставит этого хама двигаться, но из рта вырывается только стон. Секби трется об него сзади, а тело совершенно однозначно реагирует и выгибается. — Боже… — Так меня еще не называли. — тихий смешок над ухом и шутка, которую Клэш слышал не раз, однако сейчас она казалась наиболее уместной. — Какая же ты сука… Ты можешь не пиздеть и пр'осто… — язык заплетался, а мысли путались, однако, зажмурив глаза, парень произносит: — тр'ахнуть меня? Или ты умеешь только пиздеть, а, или, дай угадаю, твой член...? Клэш тоже умеет издеваться, а подколоть любовника хотелось, хотя бы самую малость. Да, совершенно очевидная манипуляция, до того простая и ясная, но, тем не менее, рабочая ведь. Хотя, может, он просто ему подыгрывает, но какая, собственно, разница? Правильно — никакая. Главное, что они оба получат желаемое. После не самого интересного диалога, Клэша сильнее прижимают к зеркалу. Открывать глаза не хочется совсем — в зеркале на него опять будет «смотреть» отражение с этим «понимающим» взглядом. Как будто «оно» что-то понимает. Плевать, сейчас он не хочет думать об этом. Сейчас на первом плане руки, которые задирают майку, гладят и сжимают его. Он, как кукла, позволяет себя трогать везде, главное, чтобы забыться. Секби определенно нравился этот вид, и, вдоволь наглядевшись, он приступает к более активным действиям. Прижимается к чужой шее, сей манёвр был достаточно сложным, разница в росте давала о себе знать, аккуратно целует и, недолго думая, делает свой первый засос на коже Клэша. Под чужие стоны или, если быть точнее, вскрики, Секби спускается ниже, доходя до плеч, что были усеяны веснушками. Это было достаточно удивительно, ведь ни на лице, да и ни на каком другом месте у Клэша даже намека на эти рыжие точки не было, а плечи были прямо «расцелованные» солнцем. Именно на них Секби оставляет свой первый укус. Клэш стонет. Он чувствует каждое прикосновение к своей коже. И вроде это неприятно, но… Одновременно с этим… От этого всего глаза закатывались, а в голове образовывалась каша. Клэш захлебывался. Много. Этого всего было слишком много. Клэш чувствует руки у себя на животе. Те глядят нежно, плавно переплывая на бока и обратно. Эти действия входили в такой резонанс с болезненными укусами в плечи, которые переходили на спину. Клэш знает, что он громкий, но по-другому тот просто не мог. Очень сложно держать себя в руках, когда он сам этого совершенно не хочет. За всем этим Клэш не сразу понимает, что руки, которые были до этого на животе, расстёгивают ремень и, вслед за ним, штаны. Те с шумом падают на кафельный пол туалета, а в карманах что-то отчётливо звенит. Однако сейчас абсолютно не важно, насколько грязный пол. В парнях текла похоть и желания, которое ведёт их вперёд, владеет их поступками. Секби выпрямляется, он определённо заведён. То, с какой послушностью и непререкаемостью человек, что не мог заткнуться в любых ситуациях, сейчас принимал любые прикосновения, одурманивало. — Ты же не будешь против? — говоря это, Секби переводит одну из своих рук с чужого бока на ягодицу, не сильно ту сжимая. — Ну точно… Издеваешься надо мной… Пр'екрати… — с вздохами произносит Клэш. — Как скажешь, принцесса. Секби больше не говорит, лишь возвращается к чужим искусанным плечам. Всё это отвлекающий манёвр, только вот от чего? Но именно в этот момент Клэш чувствует прикосновение к своему анусу. Чужие пальцы были вымазаны в чем-то холодном и скользком. Он мог бы предположить, что это смазка, только вот когда Секби успел бы ее нанести, большой вопрос. Боль от растяжки тот даже не чувствовал, небольшой дискомфорт – да. Для Клэша эти ощущения были уже не впервые всё же. У Секби пальцы длинные, тонкие. Только из-за их движения внутри хотелось кончить, а тот будто бы этого и добивался, двигался медленно, растягивал «ножницами» и выбивал стоны. И в тот момент, когда должна была прийти разрядка, Секби вдруг останавливается и вытаскивает пальцы. Разочарованный вздох обрывается ощущением чего-то большого возле прохода. Темп растет скачками, то разгоняясь, практически вытаскивая член, оставляя только одну головку в чужом нутре, то вгоняя по самые не хочу, оставаясь внутри без движения на минуты. Клэш не держит себя совсем, поддается бедрами, стонет громко, срываясь почти на крик. Его не волнует, что клуб полон людей и, возможно, их может кто-то услышать, если подойдет достаточно близко к двери туалета. Это только больше возбуждает — пусть слышат и завидуют, пусть знают эти суки. Вдруг Клэш ловит отражения в зеркале и замирает. Он совсем забыл про это чертово зеркало. Люди в отражения кажутся совершенно незнакомыми, вроде это были всё ещё они, а вроде и нет. Они были там какими-то мерзкими, такими же, как клубные песни – грязными и пошлыми. Клэш отворачивается, только чтобы не смотреть на «того» себя. Но рука Секби берет под челюсть и поворачивает, заставляет смотреть и шепчет: «Нравится?». Совсем нет, но говорить этого не хотелось. И Клэш продолжает смотреть на «этих» в отражении. Мерзость. Клэш не выдерживает первым. Изливается на зеркало и пол, колени его подгибаются, и руки Секби остаются единственным, что его держит от падения. За дверью туалета слышатся, как песня замолкла и практически сразу за ней пошла новая. Женский вокал. Пошло всё это к черту. Отражение в зеркале смеялось в голос со слезами, а Клэш чувствовал, как голос сел, а внутри него прорастала пустота. Секби отходит от него, кончая в какой-то угол. Он молчит. Спокойно и тихо одевается и помогает это сделать Клэшу. В знак извинения, зачем-то или ещё чего-то, Секби заказывает Клэшу напиток. Голубая лагуна.