Та самая метка

      Последствия — это тени действий, неотступные и терпеливые. Они всегда остаются позади, готовясь проявить себя в момент, когда ты меньше всего этого ждёшь. Они не кричат и не спешат, словно понимая, что сила их не в скорости, а в уверенности, с которой они идут следом. Независимо от того, сколько пройдёт времени или насколько далеко ты уйдёшь, они всё равно настигнут.       Можно представить их как холодный ветер, который со временем проникает под одежду, постепенно лишая тепла, пока не останется лишь дрожь, тревога, чувство неизбежности. Но последствия не только пугают — они напоминают, что каждое наше движение имеет вес. Иногда этот вес лёгкий, как пушинка, но бывает, что он становится неподъёмным грузом, как камень, способный утянуть в глубины.       Есть моменты, когда хочется вернуться назад, исправить ошибку, стереть сказанное слово или поступок. Но последствия не допускают сделки. Их дань — это воспоминания и терзания, заставляющие задуматься о каждом следующем шаге, они — как неуловимые судьи, приговор которых ты услышишь лишь тогда, когда его уже невозможно оспорить.       Это словно жизнь говорит тебе: «Помни, всё, что ты делаешь, будет возвращено тебе».       Юнги помнит всё. Каждое лицо, взгляд, каждую деталь, будто даже самые незначительные из них впечатывались в память, словно татуировки. Процесс осознания этого — болезненный и медленный. Он приходил, как вечерняя прохлада, что сначала ласкает кожу, а затем пробирает до костей, заставляя почувствовать вес всех этих лет, всей этой боли.       Понимание выстраивалось по кусочкам, словно кто-то брал серые камни и выкладывал из них стену: холодную, неподъёмную, становившуюся непреодолимой границей между ним и спокойствием. Он не просто помнил, он чувствовал это каждый день, как безмолвное эхо, которое напоминает: от прошлого не спрячешься.       Каждое действие, каждое принуждение и каждое молчание в моменты, когда нужно было закричать — всё это складывалось в эту стену. Она стояла, окружая его. В моменты слабости Юнги ощущал себя как узник этой тюрьмы, пленник собственных воспоминаний и последствий.       Но, несмотря на это, он продолжает жить. Каждый день просыпается и старается двигаться вперёд. Ему кажется, что стоит только приостановиться, и стены подступят ещё ближе, превратятся в тиски, от которых не убежать. С помощью Чимина он двигается дальше. С их длинными диалогами, через злость, боль и слезы, они пришли тогда к единственному верному решению. Всё так и было до момента, пока из жизни не забрали самое ценное — сына.       — Если с ним что-то случится, если хоть одна пылинка упадёт с его плеча. Я затоплю кровью этот город.       — И? — Чимин сидел рядом. Сидел на пассажирском сиденье и всматривался в лицо мужа, покрытое красными пятнами и окантованное опухшими глазами. — Это вернёт его?       Машина медленно продвигалась по ночной дороге, только свет фар разрезал тьму. Чимин сидел, напряжённо глядя в окно, как будто за его стеклом могла вдруг появиться подсказка, разгадка, любые ответы на их отчаянные вопросы.       Юнги, напротив, вёл с непроницаемым лицом, руки крепко сжимали руль, хотя в обычное время он спокойно держал управление одной рукой. Тишина, которая повисла между ними, напрягала до предела, и когда он заговорил, в голосе совершенно не было спокойствия.       — А что ты, чёрт возьми, предлагаешь делать?! — голос сорвался на крик, и он снова посмотрел в сторону, чувствуя, как внутри его раздирает тревога. — Десять часов поисков впустую! Нашего ребенка нет! Тэхёна нет! А ты спокойно сидишь! Я чего-то не знаю?! Или они тебя там обучили, как забивать на семью?!       Чимин молчал, не в силах больше продолжать. Он резко отворачивается в сторону окна и стискивает кулаки. Плакать он не может, как бы ни хотел дать волю слезам. Сдержанность стала чем-то большим, чем просто способом держать себя в руках. Она стала его якорем, единственной нитью, удерживающей в этом хаосе. Чувство, будто от его слабости зависит жизнь сына, прочно вросло в его сознание.       — Что сказала охрана? Ты нашёл начальника?       Юнги только кивнул в ответ.       — Чонгук нашёл, — наконец проговорил он, голос его прозвучал будто через силу.       — И что?       — Ничего, — он прервался, сжав зубы, затем выдохнул с горьким разочарованием. — Сложно говорить с пулей во лбу.       Чимин хмыкнул, не дождавшись ответа.       — Опередили, значит.       — Чон вызвал группу криминалистов. Те изучили пулю, — альфа говорил отрывисто, словно боялся, что если замолчит, не сможет продолжить. — Стреляли из Ruger LCR. А это значит лишь одно…       Чимин недолго молчал, затем тихо произнёс:       — Стрелял омега.       Это слово, несмотря на привычное звучание, сковало их обоих. Омега. Это сужало круг, но при этом запутывало ситуацию ещё больше. Врагов у их семьи было много. У семьи Чонгука — не меньше. Но омега…       Чимин попытался рассуждать вслух, подбирая слова:       — Бывший?       Юнги усмехнулся, хотя в его голосе прозвучала нотка усталости и напряжения.       — Ты первый омега, который имеет статус. До тебя я, как бы это выразиться…       — Ебал всё, что двигалось, без обязательств, — рявкнул Чимин, его голос дрожал от злости.       Юнги отвернулся, но его лицо дёрнулось, словно он не знал, как реагировать на такую резкость.       — Чимин…       — Что, Чимин? Не думаешь, что кто-то мог отомстить за разбитое сердце… или за жизнь? — резко бросил он, выпрямляясь и смотря прямо на Юнги.       — Может быть. Или это бывший Чонгука, или какой-нибудь безумный поклонник, сталкер… Вариантов много.       — Много, — почти прошептал Чимин, обдумывая. — Но если бы я был омегой, которого использовали и выбросили, я бы захотел мести.       Они снова замолчали.              

***

             Спустя несколько десятков минут их машина прибыла в назначенное место. Чонгук ждал их на работе. А работой был полицейский участок. Уже около года он исправно отдавал свой долг родине в надежде на защиту и безопасность для своей семьи, но кому-то не страшны погоны, кому-то не страшна мафия. Кто-то ставит личные цели выше своего страха и возможных последствий.       Полицейский участок встретил их мрачным, почти давящим интерьером. Стены выкрашены в серо-зелёный, давно потерявший свежесть цвет, на некоторых виднеются старые следы грязи и потёртости. По коридорам разносится гул голосов дежурных офицеров, шелест бумажных дел и стук клавиш от неугомонных дежурных. Запах кофе, смешанный с металлическим привкусом усталости и напряжения, заполняет воздух. В центре холла стоит массивная стойка ресепшена, за которой дежурит офицер. Он устало поднимает взгляд на вошедших.       Чимин и Юнги направляются прямо к стойке, и не успели они произнести ни слова, как офицер поднимает руку, будто перекрывает им путь.       — Посторонним сюда нельзя, — холодно говорит он, небрежно оглядывая их сверху вниз, и добавляет: — Обращайтесь к дежурному в другом корпусе.       Чимин в удивлении отвечает мгновенно, его голос резкий, как удар.       — Посторонние? — он поднимает бровь, глядя на офицера с высокомерным прищуром. — Я сейчас сделаю вид, что не услышал. Так как вижу тебя в первый раз. Новенький? Не справляешься? Может, стоит сменить работу?       Офицер недовольно морщится, но под взглядом Чимина теряет уверенность. Юнги рядом стоит молча, но его глаза говорят больше слов. Острый сосредоточенный взгляд вцепился в офицера, и в нём угадывается неуступчивость и скрытая угроза, а выпускающие доминантные феромоны быстро дают понять, что терпения у Юнги на пару секунд. В конце концов, офицер выдыхает, кивает и жестом указывает на кабинет полковника Чонгука.       Как только они проходят по коридору и заходят в кабинет, перед ними предстаёт Чонгук. Суровое выражение лица, холодный пронзительный взгляд — всё это привычно для него, но сейчас в нём чувствуется нечто иное. Он выглядит сильным и собранным, но во взгляде отражается затушеванный ужас.       — Почему так долго?! — он быстро хватает свою куртку со спинки стула и, проходя мимо пары, выходит из кабинета.       — Мы летели. Прочёсывали все мелкие банды и опрашивали всех стукачей. Никто ничего не видел и не знает, — впопыхах сказал Юнги, стараясь догнать быстрого Чонгука.       Они снова прошли мимо стойки, где Чимин, смерив дежурного взглядом, решил добавить:       — И инструктируй новеньких. Они должны знать таких, как я.       — Тебе по уставу не положено показывать «лицо» перед ними. Не забывай, — Чонгук лишь хмыкнул на слова Чимина, быстро шагая к выходу. На улице дул холодный ветер, и небо уже заволокли тёмные тучи, обещая ночной дождь. Взгляд Чонгука был направлен вдаль, словно он выискивал ответы среди мрачного городского пейзажа. — У нас мало времени, — произнёс он, оборачиваясь к Чимину и Юнги. — Если это похищение — цель явно не деньги. Такие люди не оставляют следов и работают по чёткому плану.       Юнги кивнул, мрачнея. Он уже не первый раз сталкивался с подобными случаями, но когда под угрозой находится семья, холодный профессионализм уступает место глухой тревоге.       — У нас может быть только одна версия, — Чонгук сдержанно взглянул на Юнги. — Кто-то, кто давно наблюдает за нами, знает все наши слабости и не боится последствий.       Юнги нахмурился, быстро обдумывая услышанное. Он вспомнил о нескольких неприятных встречах и странных совпадениях, которые казались тогда малозначительными. Теперь же каждая из них казалась подозрительной.       — Ты полагаешь, что это кто-то из прошлого? — осторожно уточнил он. — Ты прекрасно понимаешь, что из общих врагов это только Чан, но его кости прекрасно себя чувствуют в могиле.       Чонгук кивнул, но добавил:       — Да, но возможно, последователь или кто-то близкий. У нас нет точных данных, только догадки. Этот человек слишком хорошо подготовился. Ему хватило одного раза, чтобы ударить именно туда, где больнее всего. Он заранее знал, когда мы будем беспомощны и уязвимы.       Чимин бросил быстрый взгляд на обоих, словно ища ответ, но видел перед собой лишь две холодные напряжённые фигуры.       — Зачем ему это? — наконец спросил он. — Деньги, власть, месть?       Юнги покачал головой, и в его взгляде промелькнула тень гнева.       — Тот, кто сделал это, не оставил бы такого явного следа, если бы его мотив был простым.       Чонгук, помедлив, кивнул в сторону машины, и все трое поспешно сели внутрь. Он завёл двигатель, но не спешил трогаться, словно мысленно взвешивал, стоит ли делиться информацией.       — Есть одно место, — произнёс он, не глядя на них, — это единственная зацепка, которую удалось найти. Вчера ночью зафиксировали сигнал с телефона… в старом районе на окраине, в доме, где раньше обитала одна из известных группировок. Место давно заброшено, но, кажется, кто-то туда возвращается. Я не стал посылать группу, боялся спугнуть.       Юнги и Чимин обменялись взглядами. Этот район славился своей плохой репутацией и, по слухам, был одной из точек криминальных сделок, которые ещё оставались за пределами их контроля.       — Ты думаешь, они там? — спросил Юнги, стараясь не выдавать своего волнения.       — Уверенности нет, но если сигнал телефона был отправлен оттуда — это наш единственный шанс. Или намёк, — Чонгук говорил быстро, но сосредоточенно. — Сначала я подумал, что это ловушка, но не могу рисковать. Мы всё проверим.       Юнги повернулся к Чимину: — Может, побудешь в участке, а мы сами проверим?       — Ни за что. Если там мой сын, я должен быть рядом!       Чонгук нажал на газ, и машина сорвалась с места. По мере того, как они приближались к окраине города, обветшалые здания с выбитыми окнами и потускневшими стенами, изрисованные граффити, стали встречаться всё чаще. Узкие дороги, заросшие травой и заваленные хламом, вели их в глубину заброшенного квартала.       Чонгук остановил машину неподалёку от нужного здания. Тишина вокруг давила. Они вышли, медленно двигаясь к старому зданию, за каждым углом которого могла скрываться опасность.       — Будьте наготове, — тихо сказал Чонгук, доставая фонарик и кивая своим напарникам.       Они двигались вперёд, стараясь не издавать лишних звуков. Путь вёл их к огромным металлическим дверям, заржавевшим и покосившимся, как и всё здание. Чонгук тихо приложил ухо к двери, пытаясь уловить хоть малейший звук изнутри.       — Тихо, — прошептал он, поднимая руку, чтобы они остановились.       Вокруг стояла полная тишина, которую лишь изредка нарушали шорохи далёких крыс и хруст веток под ногами. Чонгук медленно потянул за ручку двери, и та с лязгом приоткрылась. Внутри было почти темно, и только слабый свет из разбитого окна освещал дальний конец коридора.       Юнги первым шагнул внутрь, за ним Чимин и Чонгук, последний оставил дверь слегка приоткрытой, чтобы в случае чего можно было быстро уйти. Коридор тянулся вперёд, пока не упирался в лестницу, ведущую вниз, в подвал.       — Похоже, они спустились туда, — тихо проговорил Чонгук, указав на следы на пыльном полу.       Они последовали за ним, осторожно ступая по скрипучим деревянным ступеням. С каждым шагом холодный воздух становился гуще, и напряжение нарастало. Внизу, в подвале, их встретило небольшое помещение, в центре которого стоял старый стол с разбросанными бумагами и картами.       Чонгук наклонился, осветив стол. На одном из листов мелькнула фотография — детская фотография сына Минов. Чимин, увидев её, едва сдержал возглас, и его рука непроизвольно дрогнула.       — Это было подстроено, — выдохнул он. — Нас заманили сюда специально, чтобы показать, насколько хорошо они всё подготовили.       — Сука! — Юнги со всей злости и с диким рыком кинул попавшийся под руку стул о стену. От его неконтролируемого выплеска феромонов стало невозможно дышать.       — Что за…?       — Суён?       Чонгук, Юнги и Чимин замерли, когда внезапно услышали приглушённый плач ребёнка, доносящийся из глубины здания. Сердце каждого сжалось от страха и надежды, но медлить было нельзя. Они бросились на звук, пробираясь через узкие коридоры, освещённые лишь тусклым светом их фонариков.       Чем ближе они подходили, тем отчётливее становился звук. Плачь был громче, а затем смешался с низким странным шумом, который заставил Чимина остановиться, чуть дёрнувшись назад.       — Подождите… что-то здесь не так, — прошептал он, но остальные уже не слышали его слов, сосредоточенные на цели.       Они влетели в большое помещение, где свет лампочки, свисающей с потолка, освещал пустую заброшенную комнату. И вот там, на полу лежал старенький аудиоплеер, из которого раздавался знакомый плач ребёнка.       Чонгук первым подошёл к устройству, наклонился и резко нажал на кнопку, выключая запись. Комната погрузилась в зловещую тишину. Но почти сразу её разорвал смех: громкий, резкий, почти истерический, от которого холод пробежал по спине каждого из них.       Из тени в дальнем углу комнаты шагнул человек. Его лицо было частично скрыто капюшоном, но в свете лампы виднелись безумные глаза и кривая ухмылка.       — Вы как маленькие дети, — произнёс он сквозь смех, вытирая уголки глаз. — Думали, что найдёте их здесь? Или вы вообще не понимаете, с кем имеете дело?       Чонгук сжал кулаки, его взгляд был полон ярости, но он старался не поддаваться на провокацию.       — Где они? Где они, тварь?! — холодно спросил он, подходя ближе. — Если ты не скажешь, то даже не надейся, что останки твоего тела соберут вместе.       Похититель продолжал ухмыляться, словно эти угрозы только забавляли его.       — Вы никогда не найдёте их, — прошептал он, качая головой. — И чем больше будете искать, тем больше станете частью этой игры. Вы заплатите. Заплатите за его шрам. Заплатите за его жизнь. Ты, Чон Чонгук, заплатишь за всё, как и твой омега. Вы… Твари, которые должны были умереть!       На мгновение в его взгляде мелькнуло что-то дикое и непредсказуемое, прежде чем он внезапно бросил аудиозапись на пол и побежал к окну, одним прыжком вылетая в ночь.       — Стой! — Юнги ринулся вперёд и практически смог поймать того за капюшон, но тот успел перешагнуть и сброситься вниз. Оставаясь лежать на земле.       — Ушёл?       — Ушёл. В мир иной, — подытожил Чонгук, выглянув в окно. — Посланник. Не тот, кого мы ищем.       — Чёрт! — Чимин от беспомощности хотел выть. Его сердце болело и разрывало на куски от невозможности помочь сыну. — Если Суён, если с ним…       — Они живы. Не забывай, что я чувствую Тэхёна. Чувствую его страх, но они живы, это точно. И мы найдём их. Тем более, если нам нужно отвечать за чей-то шрам… кажется, я знаю, о ком речь: шрамы на лице и теле я оставлял лишь одному…

Два с половиной года назад.

      Чонгук сел в машину к Юнги, его одежда была в крови, дыхание ускорено, костяшки рук кровоточили, феромон ощущался с привкусом агрессии и злости, но постепенно стихал. Повернувшись на заднее сиденье, он, взяв свой рюкзак, достал оттуда футболку. Это небольшое количество ткани отдавало лёгким шлейфом жасмина, она принадлежала Тэхёну. Нежно зарывшись в неё носом, Чонгук закрыл глаза и глубоко вдохнул. Призрачное присутствие пары рядом успокаивало, сердце начинало биться реже, дыхание восстанавливалось. — Ты грохнул его? — тихо спросил Юнги, заводя мотор. — Ты же сказал: не убивать. Он дышит, но мне жаль, жаль, что вся проделанная Тэхёном работа — восстановить это ебаное тело — насмарку. — Всё так, ты забрал то, что тот получил незаслуженно.