Семейная традиция

…Деймон нашёл Рейниру в кабинете, разглядывающей стойку с оружием. Он тихо подошел, и она обернулась к нему. Взгляд её был задумчивым, будто время в этой комнате текло иначе. Деймон осторожно снял со стены дробовик, чувствуя, как под ладонью теплеет гладкая ореховая ложа, как будто она ещё хранила тепло рук матери. Прищурившись, он провёл пальцем по стволам, отмечая безукоризненный баланс: дробовик казался продолжением его руки — лёгким, послушным. Затем Деймон проверил механизм, с мягким щелчком откинув ствольную коробку, чтобы взглянуть на патронники. Он поднял дробовик к плечу, примеряясь, как будто выслеживал цель. Рейнира молча наблюдала за его действиями. — Это твоё или отцовское? — спросила она, наконец. — Мамино, — коротко ответил он, не отводя глаз от оружия. Тёплая волна воспоминаний захлестнула его. — Мама, научишь меня стрелять? Они стояли на опушке леса, где первые лучи солнца пробивались сквозь ветви, рассеивая остатки утреннего тумана. Мать, в простой охотничьей куртке, с дробовиком, уверенно покоившимся на согнутом локте, обернулась к нему. — Держи, — она протянула ему ружье, и он взял его, ощущая неожиданную тяжесть. — Никогда не напрягайся, когда держишь оружие. Её голос был тихим, чтобы не потревожить лес. Она обошла его, поправила хват. Её руки, сильные, но мягкие, направляли его пальцы. — Почувствуй его центр тяжести. Когда ружьё у тебя в руках, оно должно быть лёгким, даже если на деле весит больше десяти фунтов. — Смотри, — продолжила она, указывая в сторону деревьев. — Ты должен слушать лес. Шаг ветра, шелест травы, крик птицы — всё это важно. Она отошла, чтобы оценить его стойку, и улыбнулась, слегка наклонив голову. — Когда прицеливаешься, не спеши. Не смотри на мушку слишком долго. Глаза должны быть сосредоточены на цели. Ружьё само ляжет в линию твоего взгляда. Деймон кивнул, пытаясь сосредоточиться, но его взгляд всё время возвращался к её лицу. Её разные глаза вобрали в себя лесные краски. Глядя в них, он думал, что голубой глаз — это её спокойствие, её умение ждать, как ждёт небо, когда приходит буря. А зелёный — это сила леса, его тайны, его мудрость. — И последнее. Если ты уважаешь лес, оружие и добычу, у тебя никогда не будет ощущения вины. Ты будешь знать, что всё сделано правильно. — А почему я должен уважать лес? — спросил он, нахмурив брови. — Это просто деревья и больше ничего. Её взгляд стал чуть строже, но не потерял тепла. — Всё вокруг нас живое, глупышка. Лес знает и слышит всё, даже то, чего ты сам ещё не знаешь, — так говорила моя бабушка. — Слушай его, и он подскажет тебе, где дичь, где безопасный путь, а где лучше остановиться и не идти дальше. — Твоя бабушка была с Севера, из Вольного народа? Мать кивнула и подняла голову вверх, как делают волки, принюхиваясь к воздуху. Деймон повторил за ней. Он попытался слушать лес: высоко над головой перекликались ранние птахи, где-то неподалёку громко каркнула ворона, шуршание листвы под деревьями выдало мелкого зверька — возможно, белку или ежика. Он с шумом втянул ноздрями запахи. Пахло сырой землей, прелыми листьями и хвоей. Что он интересно должен услышать и почувствовать? Деймон зажмурился и надул щеки, изо всех сил пытаясь представить себе лес живым и зауважать его. Рёв — глухой, низкий, протяжный — заставил его крепче вцепиться в дробовик. — Это кабан? Он шагнул вперёд, загораживая мать и целясь в чащу, откуда шёл звук. — Это косули, — прошептала мать. — Самцы кричат в брачный период, показывая свою силу. — Косуля?! Но это же такие маленькие олени, размером с овчарку. Мать рассмеялась. Она забрала у него дробовик и повесила за спину, не преминув при этом легонько чмокнуть его в макушку. — А кажется, будто ревёт целый дракон, правда? — Ага. — Деймон блаженно улыбнулся, представив, что это не ветер шелестит в ветвях, а драконьи крылья. — Думаешь о драконах? Признаться, я бы хотела дракона, такого же красного и быстрого как мой байк. — Я бы тоже хотел красного, но сильного и свирепого, чтобы сражаться на войне. И я бы назвал его Караксес, как древневалирийского бога морей и грома! Мама обняла его за плечи и притянула к себе. — Мой любимый сын. Идём. Твой отец уже, наверное, проснулся и приготовил завтрак. И не говори ему, что я учила тебя обращаться с оружием, ему это не понравится. — Но ты даже не дала мне выстрелить! — В следующий раз. Но следующего раза не наступило. Деймон опустил дробовик и со вздохом вернул его обратно на стену. Тёплая рука Рейниры легла на его запястье, и он почувствовал, как печаль понемногу отступает. — О чём ты думал? Тебя будто не было в комнате. Что такого тебе сказала Лейна? — Лейна? Ничего. Она не приедет, вот и всё. Дело не в ней. Я вспоминал свою мать. В последний уик-энд здесь мы гуляли вдвоём по лесу, и она хотела научить меня стрелять. — Она была потрясающей. Отец мне рассказывал. — Твой отец любил комфорт и тепло так же, как и мой. Они могли спать до полудня. А мы всегда уходили до восхода. Она умела по звуку шагов в траве определить, что это за зверь и куда он направляется. Знаешь, как она проверяла меня? Ставила передо мной открытый патрон, и я должен был на ощупь сказать, дробь там или картечь. — Хм… картечь же крупнее? Деймон кивнул. — Верно. Дробь — для птиц, картечь — для крупных зверей. Он положил руку ей на плечо и улыбнулся. — Что, дракон, хочешь пойти со мной в лес? Можем взять снегоход. Или по старинке — в снегоступах? — Давай подумаем об этом потом? Рейнира потерлась щекой о его ладонь, как делала, когда была ещё ребёнком. Чувствовать её нежное лицо, видеть, как она доверчиво ластится, — это радость, такая острая, что почти больно. Тоска, копившаяся в разлуке, растворяется в одно мгновение, оставляя после себя тёплую, томительную пустоту. Его сердце будто сжимается от облегчения и ужаса — вдруг это иллюзия, а она снова исчезнет? — Пойдём. На сегодня хватит воспоминаний. Я заказал закуски в «L'Essence de Luxe». Название у них слишком претенциозное, но кухня отменная. — А я купила лосось! Мы можем запечь его в фольге. — Ну нет. Я собираюсь готовить говядину Веллингтон. Поможешь с тестом? Она рассмеялась. — Помогу, но, может, всё-таки остановимся на лососе? Он покачал головой. — Извини, дракон, но лосося нет в меню. — Я уже поняла, — со смехом сказала она, поднимая руки, будто сдаётся. — Это вызов? Признавайся, хотел поразить Лейну? Деймон усмехнулся, слегка дразня её. Её страстное, почти детское желание быть единственной, кто занимает его мысли, забавляло его. Видеть её ревнующей было приятно и немного тревожно. Вдруг это лишь проявление эгоизма, а не что-то большее? Готова ли она связать с ним жизнь, несмотря на их безнадёжную ситуацию? Скорее в аду взойдут розы, чем Визерис смирится с их отношениями. Он обрекает её на тяжёлый выбор. Но оставить её, отказаться от борьбы — немыслимо. Он уже пробовал. Не смог. — Я решил, что вино, которое я буду пить, идеально сочетается с говядиной Веллингтон. Вот и всё, — он развёл руками. — Я думал, ты знаешь меня лучше. Её глаза чуть прищурились, веки дрогнули. Она наклонила голову, словно пытаясь разгадать его. — Художники говорят: никогда не верь первому слою. — Что-то похожее говорил наш анатом. Хочешь узнать, что у человека на уме, — вскрой черепную коробку и загляни внутрь. Он провёл большим пальцем по её щеке, заметив, как венка на её шее забилась быстрее. Тёплый свет лампы золотил её лицо, словно покрывая медом. Деймон захотелось наклониться и попробовать её на вкус. Мешковатая одежда скрывала её от его ищущего жадного взгляда, особенно те места, где она была слаще всего. Рейнира чуть шевельнулась, разрушив это волшебное мгновение, и запустила ход времени. — Нужно ещё украсить дом и нарядить ёлку. На чердаке должны быть коробки с игрушками. Можешь поискать? Он кивнул. — Я принесу.

***

«Прости, детка, прилечу только утром, если повезёт. Ты не представляешь, какая у нас буря. Видимость нулевая. До тебя доберусь только завтра, и то если удастся. Ещё и тачку надо где-то найти», — сообщение Харвина высветилось на экране, и Рейнира почувствовала, как по телу прошла волна облегчения. «У нас тоже буря, сугробы по пояс. За меня не волнуйся, мой дядя здесь, так что я не одна». «Дядя? Ты же говорила, что мы будем одни». «Я так думала. Но оказалось, что дядя с женой тоже решили приехать». На экране мигнула надпись: «Харвин печатает…» Рейнира задержала дыхание, прислушиваясь к доносившимся с чердака звукам. Ей нестерпимо хотелось покончить с этим разговором, закрыть тему раз и навсегда. Она никогда не испытывала к Харвину ничего глубже лёгкой симпатии. И как ей могло прийти в голову, что у них может получиться что-то серьёзное? «То есть ты с семьей? И что мне делать? Приезжать или нет?» «Не думаю, что теперь это хорошая идея. Увидимся после праздников. С наступающим тебя». С чувством выполненного долга она сунула телефон в карман джинсов. Сообщения продолжали приходить, но она не удосужилась взглянуть. Услышав шаги Деймона на лестнице, она поспешила в гостиную. — Вот эту, — она указала Деймону на самую пушистую ёлку из нескольких, выставленных вдоль террасы. Мистер Хаверли замотал кадки с землёй плотным утеплителем, чтобы они не промёрзли. Деймон взял ёлку, не прилагая видимых усилий, и понёс её в гостиную. Рейнира придерживала дверь, наслаждаясь порывом свежего морозного воздуха. Она всегда любила новогодние украшения. В коробках, проложенных ватой, переливались старинные игрушки из мирийского стекла — звёзды, шары и причудливые фигурки сказочных персонажей. Некоторые были изготовлены ещё в позапрошлом столетии, и ей нравилось представлять, как ими любовались поколения до неё. — Знаешь, раньше на Севере была традиция украшать чардрева внутренностями преступников, — заметил Деймон, сидя на полу и распутывая гирлянду. Рейнира поморщилась. — Ужас какой. Кто вообще додумался до такого? — Первые люди, наверное, — пожал он плечами. — Мама как-то рассказала мне об этом, и я решил повторить. Взял требуху и пластиковые отрубленные конечности из хэллоуинского набора. Получилась самая страшная ёлка на свете. Эйгон тогда расплакался, а тётя Гейль, беременная, чуть в обморок не рухнула. — И что было дальше? — с трудом сдерживая смех, спросила Рейнира. — Отец пришёл в ярость. Лишил меня ужина и запер в комнате. Но мама, конечно, тайком носила мне пироги. — Он хмыкнул и взглянул на Рейниру с едва заметной улыбкой. — Похоже, ты был занозой в заднице. — Ещё какой, — признал он, ухмыляясь. Он подошёл и несколько раз обвил её гирляндой. — Хочешь надеть ее на меня вместо ёлки? — кокетливо спросила она, чувствуя, как жар приливает к щекам. Он покачал головой и наклонился к её уху. — Я хочу тебя раздеть, — прошептал он, обжигая её дыханием. — Если тебе больше не нужна моя помощь, я пойду готовить ужин. И, кстати, ты обещала помочь с тестом. Рейнира проводила его взглядом. Она украсила елку и принялась развешивать по дому новогодние венки и пучки омелы. В камине потрескивал огонь, и становилось жарко. Она сняла свитер, приоткрыла окно и вдохнула холодный зимний воздух. Сумерки уже опустились на лес, но гирлянды на крыльце разливались мягким золотым светом, отражаясь в снегу. «Я хочу остаться с ним, — думала она, завороженно глядя на ритмичное мерцание огоньков, — Ради него я готова отказаться от всего: от одобрения общества, от своего положения. Пусть проклятия сыплются на меня — я выдержу всё». Но на душе было тревожно. Её сердце твердило одно, а разум подсказывал другое: станет ли она просто любовницей, готова ли делить Деймона с его семьёй? Резким движением она захлопнула окно, словно отрезая себя от этих мыслей. Казалось бы, как может мужчина в фартуке выглядеть сексуальным? Но Деймон мог. С кухонным ножом в руке, он напоминал персонажа триллера. — У тебя вид, будто ты собираешься разделывать трупы. Он улыбнулся. — Сегодня это всего лишь вырезка. Она не смогла удержаться от улыбки, но тут её взгляд остановился на игрушке из папье-маше — уродливом зайчике, который стоял рядом с изысканным норвосским фарфором. — Это что за… шедевр? — она взяла его и покрутила в руках. Деймон замер, а затем осторожно забрал игрушку и поставил на место. — Эйгон сделал. В подарок матери. В его голосе слышалась хрупкая боль, которая заставила её замолчать. — Прости, — пробормотала она, смущенно закусив губу. Он подошёл ближе, положил руку ей на плечо и тихо сказал: — Это наша общая история, Рейнира. Ты так и не узнала их, но ты — часть нашей семьи. В тебе — их кровь. Поэтому ты для меня единственная. Она поймала его взгляд и поняла, что это признание куда глубже любых слов. Рейнира протянула руку, коснулась его ладони. Этот мужчина был для неё не просто родным человеком, он был её частью — странной, запретной, но такой настоящей. — У нас одна душа на двоих, — произнёс он тихо, почти шёпотом. Слова резанули её сердце и одновременно согрели его. Они действительно были не такими, как все. В этом был их секрет, их сила и их проклятие. Освобождая место для готовки, Рейнира нечаянно опрокинула один из пакетов. Когда покупки высыпались на стол, и Деймон ловко перехватил упаковку презервативов, она почувствовала, как румянец заливает её щеки. — С усиками? — он рассматривал упаковку, чуть приподняв бровь. — Ты что, кошка? Какие еще в Пекло усики?! Она вырвала презервативы у него из рук. — И что такого? Думаешь, мы с Харвином собирались тут играть на пианино в четыре руки? — Думаю, что пианино вряд ли входило в ваши планы, — бросил он язвительно. — Покажи-ка своего бойфренда. Она достала телефон и, смахнув уведомления, нашла снимок, где Харвин позировал голый по пояс и смотрелся очень сексуально. Деймон взглянул на экран. — Этот? Ну, усики ему точно не понадобятся. Тут и без того есть чем пощекотать. — Его тон был преувеличенно ироничным. — Ты с ним уже спала? Деймон пронизывающе уставился на нее, скрестив руки на груди. — Нет, — процедила она. — Не советую начинать. Он тебя разочарует. — Будешь решать за меня? Сам подбирать мне мужчин? — У тебя уже есть мужчина, других не будет, — заявил он. Эта его дерзость одновременно раздражала и притягивала её. В один миг ей хочется и бросить в него что-нибудь потяжелее, и подчиниться ему. Она искренне не понимала, как в одном человеке могут сочетаться такие противоречивые желания. — Ты слишком самоуверен, — усмехнулась она, но в её тоне сквозило напряжение. — Думаешь, сможешь справиться с двумя? Мы с тобой оказались здесь случайно, забыл? Тебе следовало быть с Лейной. Деймон покачал головой, его взгляд был спокойным, но твердым. — Да, ты права. Я предложил ей провести здесь уик-энд, чтобы разобраться в себе и принять окончательное решение. — Я думала, вы уже сошлись. Живёте вместе, как семья. — Пока нет. Мы обсуждали такую возможность. Она вскинула брови. — И от чего теперь будет зависеть твоё решение? Только не говори, что от меня. Ты знаешь, я не собираюсь лишать ребёнка отца. — От тебя? Нет. Решение будет зависеть только от меня. Ты здесь ни при чём. Возникла пауза, тяжелая, как небо перед грозой. Она знала, что давить на Деймона бессмысленно. Он скажет ей о своём выборе только тогда, когда сам захочет. Если он решит остаться с Лейной, ей придётся принять это с достоинством, как бы ни хотелось закричать. Деймон продолжал наблюдать за ней, и она почувствовала себя под прицелом. Чтобы избавиться от напряжения, она направилась к столу. Лучше говорить о чем-нибудь постороннем. Праздник уже на носу, и выяснения отношений не сделают вечер лучше. — Нужно тонко раскатанное тесто? — спросила она, снимая кольца и надевая фартук. — Да. Я покажу, как. — Не утруждайся. Я справлюсь сама, — коротко ответила она, доставая с полки муку. Её руки, сильные и ловкие, быстро принялись за работу. Мама очень любила печь лимонные пироги и Рейнира часто помогала ей на кухне. Деймон занялся мясом. Напряжение всё ещё висело в воздухе, как невидимая стена между ними.

***

Он вошёл в спальню, чтобы переодеться. Рейнира в это время накрывала на стол. Деймон надел приготовленные заранее чёрные брюки и шёлковую рубашку того же цвета. Подойдя к зеркалу, он с особой тщательностью оглядел себя. Провёл ладонью по щеке — Рейнира терпеть не могла, когда она была шершавой. Пока всё в порядке, а завтра утром можно будет и побриться. Эта мысль напомнила ему ещё кое о чём. Рейнира предпочитала гладкость не только на его лице. С тех пор как они расстались, мысль о том, чтобы брить яйца даже не посещала его голову. Он взглянул на часы. Чёрт. До Нового года оставалось не так много времени. Он мог оставить всё как есть, но тогда её нежная кожа встретилась бы с его «мочалкой». Или сделать всё быстро и аккуратно, желательно при этом не отрезав себе ничего важного. «Чего только не сделаешь ради любви», — подумал он, расстёгивая пуговицы на манжетах. Когда он вернулся в гостиную, она уже ждала его. Простое, но элегантное вечернее платье из тёмно-вишнёвого бархата подчёркивало её фигуру, а свет от камина играл на её серьгах, превращая их в мерцающие звёзды. Он затаил дыхание, вглядываясь в её лицо. — Потанцуем? — спросила она, улыбаясь. Она подошла к старинному граммофону и завела пластинку. Первые ноты мелодии Billie Holiday — The Very Thought of You — наполнили комнату. Музыка обволакивала, словно возвращая их в прошлое. Сама мысль о тебе. Я забыл это сделать. Эти маленькие обычные вещи. Что каждый должен делать. Я живу в чем-то вроде Мечты. Я счастлива, как королева. И как бы глупо это ни казалось. Для меня это все. Одна лишь мысль о тебе. Тоска здесь по тебе. Ты никогда не узнаешь. Как замедляются мгновения? Пока я не буду рядом с тобой. Я вижу твое лицо в каждом цветке. Твои глаза в звездах наверху. Это просто мысль о тебе… Это была их песня. Та самая, что играла шесть лет назад, в джазовом баре, куда он отвёз её в её восемнадцатый день рождения. Рейнира была словно слеток ястреба: безрассудна, полна энергии и готова к охоте. Она уговаривала дядю показать ей «взрослую жизнь», и он, подавшись её настойчивости, повёл её в ночной город. Сначала был стриптиз-клуб, где она, визжа от восторга, засовывала купюры танцовщицам в трусики, а потом — их безумная поездка на Мустанге по улице красных фонарей. И напоследок, уже изрядно вымотанные, они завалились в тот бар. Она попросила у него мелочи для музыкального автомата и выбрала эту песню. Деймон вспомнил, как она тогда танцевала. Лёгкость и свобода её движений, её дикая грация, полное безразличие к чужим взглядам. Но в какой-то момент она повернулась к нему, их глаза встретились как в немом кино, и мир рухнул. Всё стало кристально ясным. Он любит её. Любит не так, как должен дядя любить племянницу. Осознание пронзило его, словно молния, и он ничего не мог с этим поделать. И вот теперь она стояла перед ним, протягивая руку. Он медленно подошёл и взял её ладонь, крепко сжав. Они начали танцевать. Деймон притянул её ближе, чувствуя, как её тепло растворяет остатки сомнений. Он склонился к её уху, шепча: — Ты помнишь, Рейнира, помнишь? Её пальцы нежно скользнули по его плечам, крепче обвивая шею. — Что помню? — Эту песню. Её губы чуть дрогнули, но взгляд остался задумчивым. — Да, тот вечер в ЗиЗи Хаус. Через шесть дней ты сбежал в Пентос. А через шесть месяцев женился на Лейне Веларион. Лейна. Это имя вновь задело что-то внутри него, вызывая раздражение, смешанное с чувством вины. Тогда это решение казалось правильным. Ещё несколько дней назад он всерьёз обдумывал возможность вернуться к ней. Но сейчас всё выглядело иначе. Он тяжело вздохнул. — Ты ведь знаешь, почему я это сделал. «Чтобы не прикоснуться к тебе. Позволить тебе жить так, как ты заслуживаешь — без борьбы, сомнений, запретов. С человеком, который может дать тебе простое счастье.» Её взгляд был проницательным, словно она услышала всё, что он не решился сказать. — Я знаю, Деймон, — сказала она тихо. — Но вот мы снова вместе. Только обстоятельства запутались ещё сильнее. Песня стихла, оставив за собой тягучую тишину. Деймон взял её за руку, поднёс к губам и нежно поцеловал. — Идём, — сказал он, кивнув в сторону сервированного стола. — Пора проводить Старый год. Рейнира кивнула, и они направились к столу. За окном опять пошел снег, окончательно заметая пути к отступлению, словно давая им шанс на новый, чистый лист.