Семейная традиция

Огонь в камине дразнил своей пляской, рассыпая искры в притемнённые углы уютной гостиной. Тепло обнимало деревянные стены, украшенные выцветшими гравюрами старинных охотничьих сцен, где собаки, лошади и зайцы застыли в вечном гоне. Под старинной бронзовой люстрой, в центре комнаты, стоял стол, накрытый на двоих. Рейнира откинулась на спинку стула, наблюдая, как Деймон уверенно режет говядину, истекающую красным, ароматным соком. — Я будто вернулась в детство, — начала она, задумчиво глядя на него. — Я любила вечера, которые устраивала мама: простые, семейные, без лишнего блеска. Она умела создать настоящий домашний уют, и люди это ценили. А ты бы видел, какие приёмы устраивает Алисента: бессмысленные дефиле вокруг столов с шампанским. Даже пузыри там, кажется, скучают. О, какое это чудо — часами обсуждать погоду с выражением, словно решаешь судьбу человечества! Она закатила глаза и, пародируя жеманность, продолжила: — «Ах, вы видели нового Хёрста? Эти пятна на холсте — настоящее откровение!» — говорит человек, который, скорее всего, путает Хёрста с винным пятном на своей рубашке. Деймон усмехнулся, не отрываясь от нарезки мяса. — А что ещё делать, если тебе не нужно заботиться о хлебе насущном? Остаётся только скучать — но с претензией. Он указал ножом на тарелку с говядиной Веллингтон. — Завтра возьмём матушкино ружьё, и вместо этого подам тебе жареного кабана. Рейнира рассмеялась. Она знала, что Деймон терпеть не мог ханжества, и её язвительные замечания были для него чем-то вроде вызова. На столе, кроме говядины, красовались изысканные закуски: миниатюрные тарталетки с муссом из копчёного лосося, украшенные лимонным маслом и черной икрой, карамелизированные морковь и пастернак с мёдом и розмарином, ассорти сыров и прошутто, выложенное рядом с ломтиками вяленой груши. Бокалы искрились вином: у неё — нежное шардоне, у него — тёмное, терпкое бордо. — Ты так пристально смотришь, как я режу мясо, — заметил он, подняв взгляд. — Что тебя больше восхищает: моё кулинарное искусство или владение ножом? — Владение ножом только когда ты держишь нож подальше от моего горла, — усмехнулась она. — Всё-таки кулинарное искусство. Смех Деймона был глубоким, бархатным, будто старый виски. — Прекрасно, — он разлил вино. — Значит, сегодня я превзошёл себя. Осталось дождаться, когда ты признаешь, что я лучший мужчина в твоей жизни. Она сделала глоток вина, не отрывая от него взгляда. — Может быть, когда ты перестанешь паясничать. Его лицо стало серьёзным, но в глазах блеснула лукавая искра. — Возможно, сегодня мы оба наконец будем серьёзными. Рейнира провела пальцами по краю бокала, задумчиво глядя на потрескивающий огонь. Свет его пляшущих языков отражался в её глазах, будто она сама была частью этого ускользающего танца. — Ты серьёзный, Деймон? — она улыбнулась, но в её голосе прозвучала легкая нотка сомнения. — Это, признаться, ново. Он чуть приподнял бровь, словно от удивления, но уголки его губ предательски дрогнули в улыбке. — Бываю. По крайне мере, когда речь идёт о тебе. — Лестно, но… — она откинулась на спинку стула, поджав губы. — Как-то не верится. Ты любишь облачаться в иронию, будто в броню. — Ирония — это тоже способ быть честным, — парировал он, поднимая бокал. — Иногда я думаю, что она более откровенна, чем любая рассудительность. Она взглянула на него поверх бокала, прежде чем сделать медленный глоток. Тишина заполнила комнату, но была странно приятной, почти интимной, как будто в этой тишине они слышали мысли друг друга. — Если быть откровенным, — наконец продолжила Рейнира, — я уже давно перестала верить в рассудительность как в нечто постоянное. Она, как и страсть, приходит и уходит. — Разница лишь в том, что страсть оставляет следы, а рассудительность — обещания. Её смех был лёгким, почти беззаботным, но глаза выдали нечто иное. — Обещания — это слова, а слова… — она сделала неопределённый жест рукой. — Слова слишком хрупки. Иногда даже опасны. Деймон поставил бокал и облокотился на стол, скрестив пальцы. — Опасность нужна, чтобы понять важность некоторых вещей. Ты ведь это знаешь. Рейнира отвела взгляд к огню, словно пытаясь найти ответ в языках пламени. — Возможно, я и знаю. Но это не делает меня менее упрямой. Он улыбнулся, но теперь его глаза были серьезными. — Упрямство — это одна из причин, почему мы оказались в таком положении. Оно всегда было твоей визитной карточкой. Она с притворным разочарованием покачала головой. — Если моя визитная карточка — упрямство, то что тогда на твоей? Деймон на мгновение задумался, прежде чем ответить, с тем же лёгким вызовом в голосе: — Непредсказуемость. Или… склонность к хаосу. — Хаос, говоришь? — её голос зазвучал мягче, но с ноткой некоторой горечи. — Тогда ты точно выбрал идеального исповедника. Он наклонился чуть ближе, его голос стал ниже: — Ты это знала с самого начала. И всё равно решилась быть со мной. Она не ответила, просто улыбнулась, слегка склонив голову набок. В этот момент наступившая тишина сказала больше, чем любые слова. Незримая стена в виде Лейны и ребёнка всё ещё стояла между ними. Их призраки, порожденные его хаосом, казалось, не покидали эту комнату. Только Деймон мог бы изгнать их, но он молчал. Рейнира обладала хорошей визуальной памятью. Картины жизни отпечатывались у неё в голове, как на фотоплёнке. Сейчас она словно видела их обоих со стороны: посреди старинной гостиной, сидящих напротив друг друга, двух близких, но в то же время таких далеких людей. — Если бы кто-то написал нас здесь, в этой комнате, то в каком стиле? — спросила она, поднимая взгляд на него. Её голос был ровным, но в нём угадывалось профессиональное любопытство. Деймон нахмурился, слегка приподняв бровь. — Определённо не барокко. Слишком много простых вещей вокруг. Может, романтизм? С таким видом из окна на лес это было бы уместно. — Нет, не романтизм, — покачала головой она. — Скорее реализм. Милле, может быть. Смотри: прямые линии, функциональность, всё без излишеств, но всё же с ощущением времени и достоинства. Деймон хмыкнул, махнув рукой в сторону массивного охотничьего рога, висевшего на стене. — Милле, говоришь? Реализм? Тогда объясни вот это. Выглядит так, будто кто-то взял символику из классицистского натюрморта и забыл убрать. — Классицисты были бы оскорблены, — парировала она с лёгкой улыбкой. — Это скорее декоративный эклектизм. Представь себе, как попытку придать истории немного драматизма. Деймон рассмеялся, покачивая головой. — Декоративный эклектизм. Ты действительно можешь найти оправдание всему, не так ли? — Это моя работа. Вернее, могла бы быть, если бы мистер Фрей не считал, что мне больше подходит кофейная чашка и улыбка с закрытым ртом. Деймон проигнорировал её последнее замечание. Он наконец отпил глоток бордо, его глаза загорелись мягким блеском, и он наклонился чуть ближе, голос стал почти интимным: — Говоря о драматизме… Ты когда-нибудь задумывалась, что бы сказал Блейк, глядя на это? Рейнира вскинула брови, удивлённая неожиданным поворотом, но быстро уловила его игру. Блейк был любимым поэтом её отца, семейной музой. — Думаю, он сказал бы, что это место и наша история идеально подходят для «Тигра». Огненные сердца и пляска звёзд среди ночной тьмы. Здесь почти слышится ритм его слов: «Тигр, о Тигр, во мгле ночной Страшный сполох огневой! Кто бесстрашный мастер сей Соразмерности твоей?» — И всё же ты забываешь, — проговорил он, улыбаясь, — что Блейк был не только поэтом, но и художником. Если кто и оценил бы нашу драму, так это человек, который писал огненных ангелов, сражающихся на небесах. Рейнира подалась вперёд, её взгляд был острым, но любопытным. — Верно. Но ты ведь понимаешь, что для Блейка вся эта драма — лишь символ. Всё его искусство — это метафора. Даже его тигр, даже его ангелы. — Конечно, — он чуть наклонил голову, соглашаясь. — Но ведь вся жизнь — метафора, не так ли? Даже сейчас мы сидим здесь, как пара персонажей его картины. Великий Красный Дракон и Жена, облачённая в солнце. Она усмехнулась мягко, почти насмешливо. — Ты драматизируешь. — Или просто хорошо разбираюсь в символизме, — парировал он, с задумчивой решимостью вонзая нож в говядину Веллингтон. До Нового года оставалось около четверти часа. Рейнира предложила сыграть в одну из любимых игр её матери. Правила были просты: взять известное стихотворение и рассказывать его построчно. Если один из игроков запинался, ему назначалось штрафное очко. Играли до десяти, и тот, у кого штрафов было меньше всего, загадывал желание проигравшему. На этот раз Рейнира проиграла почти всухую. Возможно, это Деймон так на неё действовал — под его взглядом все стихи, казалось, вылетели из головы. — Твой отец был бы разочарован, Рейнира, — сказал он, едва сдерживая улыбку. — Я обязательно расскажу ему, когда увижу. — До того как скажешь, что спал с его дочерью, или после? — Вместо. — Итак, дядя, какое у тебя желание? — спросила она, сложив руки на столе. — Придумал, как досадить мне? Может, оставишь без сладкого? — Скорее угощу своим лучшим десертом. — Уж не тем ли десертом, которым ты угощал элитных эскортниц? Она не хотела этого говорить, но слова сами сорвались с губ. Слишком свежа была обида. Деймон запрокинул голову и расхохотался так сильно, что на глазах выступили слёзы. — «Но как псы едят крохи, падающие от трапезы господ своих…» — процитировал он Семиконечную звезду, всё ещё ухмыляясь. Рейнира вздохнула. — Прости, дракон, — сказала Деймон, смягчая тон. — Отныне все мои блюда — только для тебя. — Значит, ты принял… Он приложил палец к губам, делая знак молчать, и кивнул в сторону старинных настенных часов. Что-то внутри них мелодично тренькнуло, а затем комнату огласил громкий и мерный бой: бом, бом… Деймон потянулся к ведёрку со льдом, где покоилась бутылка шампанского. Он уверенно обхватил горлышко рукой. — Открывай! — Ещё немного терпения, — улыбнулся он через стол, взглядом задержавшись на её лице. Рейнира, затаив дыхание, обернулась на звуки часов. Её лицо застыло в ожидании. — Ты всегда заставляешь ждать, — сказала она с лёгким упрёком. Деймон коротко рассмеялся, скользнул большим пальцем по пробке и слегка наклонил бутылку. Звук ударов часов, властный и размеренный, сливался с их дыханием. На десятом ударе раздался мягкий хлопок. Он не был резким, а скорее музыкальным, как всплеск воды в фонтане. Пробка отлетела, и из горлышка поднялся жемчужный туман. Старый добрый «Дон Периньон» словно пробудился от долгого сна. — Идеальный момент, — тихо сказал Деймон, наполняя её бокал золотистой жидкостью. Пузыри кружились внутри, будто затеяли свой маленький хоровод. Рейнира взяла бокал, едва касаясь его пальцами, как будто боялась, что он рассыплется. Её взгляд скользнул от вспыхивающих в бокале искр к Деймону. — Полночь, — прошептала она. Деймон поднял свой бокал, приблизился и мягко коснулся им её бокала. Хрустальный звон совпал с последним ударом часов. В это мгновение всё вокруг словно замерло. Мир отошёл на второй план, оставив лишь их двоих и эту искрящуюся атмосферу — наполненную новогодними обещаниями. — Итак, пора прощаться с прошлым. Что будешь сжигать? — спросил Деймон, насмешливо подняв бровь. Рейнира отвела взгляд, почувствовав, как её охватывает легкая растерянность. Честно говоря, она даже не подумала об этом, когда собиралась в поездку. Возможно, в её рюкзаке и карманах завалялись старые чеки, билеты в театр или кино, нелепые сувениры, подаренные приятелями, и другой ненужный хлам. — Ах да, традиция, — протянула она, пытаясь скрыть смущение. — Ну что ж, традиции нужно уважать. Деймон поставил на стол пустой бокал, коротко кивнул и вышел из гостиной. Через несколько минут он вернулся, держа в руках кожаную папку для документов. Рейнира озадаченно прищурилась. — Это… то, что я думаю? — Нервный смешок сорвался с её губ, но внутри у неё всё напряглось. Когда она в шутку говорила о бумагах на развод, она и представить не могла, что попадёт точно в цель. — Именно, — коротко бросил он. — Документы на развод. Всё готово. Осталось только отвезти их судье. Она замерла, ощущая, как внутри неё поднимается волна тревоги. — Если ты сожжёшь их… значит развода не будет. Деймон плотно сжал губы, удерживаясь от едкого комментария. Вместо ответа он лишь ухмыльнулся, открыл папку и извлёк из неё нечто иное. — Авиабилеты, — лаконично сообщил он, показывая их. Затем аккуратно закрыл папку и положил её на полку. — В случае воссоединения мы собирались вернуться в Пентос, — пояснил он, с хлёстким звуком ударяя ими о ладонь. Не колеблясь ни секунды, он подошёл к камину и бросил билеты в огонь. Рейнира поднесла руку ко рту, пытаясь сдержать вздох. Ей казалось, что вокруг засияли невидимые фейерверки. Этот поступок был громче любых слов. Значит, это правда. Он действительно хочет остаться с ней. Деймон повернулся, протянул ей руку и посмотрел ей прямо в глаза. — Останься со мной, Рейнира. Это всё, чего я хочу. Она почувствовала, как её сердце забилось быстрее. Что она могла ему ответить? Напомнить о ребёнке? О его ответственности перед Лейной? Сказать, что их отношения обречены? Всё это он уже знал. Она читала это в его взгляде. Ему было тридцать девять, и жизнь уже лишила его романтических иллюзий. Он знал, что делает. Он хотел плыть против течения, твёрдо уверенный в своём выборе, и предлагал ей сделать то же самое. Рейнира должна была принять решение сейчас. Прямо здесь и сейчас. Не мешкая ни секунды, она вложила свою ладонь в его. — Я согласна. Звёзды свидетели, — добавила она, вспомнив часть старинной валирийской клятвы на крови.

***

Деймон притягивает её к себе. Их движения похожи на танец, где каждый шаг — то плавная волна, то острый гребень бури. — Ты держишь слишком крепко, — её голос едва слышен, как шёпот ножа по шёлку. — Боишься сломаться? — он прижимает её ближе, их тела сплетаются, как виноградные лозы. Её пальцы царапают его ключицу, нетерпеливо отодвигая ворот рубашки. Улыбка — опасная, как лезвие. — Не я. Ты. Ты трещишь по швам. Он резко разворачивает её спиной к себе. Её волосы взвиваются в воздухе, как пламя, его рука цепко удерживает её талию. — Ломай, если можешь, — его шёпот — угроза и мольба одновременно. Он впивается в её шею, словно вампир, оставляя на ней алое клеймо. Её каблук скользит по его ботинку, царапает, будто предупреждая. — Сдавайся, дядя. Он тянется к молнии её платья, и с характерным звуком ткань расходится, обнажая молочную гладь её спины. Его взгляд загорается, словно он видит перед собой величественную Сиракс. — Я? Никогда. Это ты уже моя пленница, племянница. Она смеётся, наслаждаясь тем, как он играет словами, и поворачивается к нему лицом. Платье соскальзывает на пол с тихим шорохом. Её колено касается его бедра, будто давая сигнал к действию. — Если я пленница, то где же моя цепь, а? Его взгляд — острый, как полумесяц. Ещё один рывок. Её спина прогибается, будто её тело — струна арфы. Её ноготки впиваются в его плечи, пока он целует её шею и голую грудь. Она вновь выскальзывает, пятясь в сторону софы. — Я твоя цепь, Рейнира. Разве ты ещё не поняла? — Он раздевается, давая ей полюбоваться своим телом. Вид его стоячего члена делает её податливой и готовой на всё. Кончик её языка уже высовывается изо рта. Ей отчаянно хочется его коснуться. Но не сейчас. Под её тяжёлым взглядом он расстилает одеяло на коврике у камина. Она идёт к нему, по пути скидывая туфли одну за другой. Глядя ей в глаза, он встаёт на колени и обнимает ее, целуя в живот и в бёдра, пока ладони гладят и сжимают талию и ягодицы. Он медленно скатывает чулки вниз, но с трусиками пока не спешит. Он ласкает, лижет, покусывает сначала через ткань, потом отодвигая то один край, то другой. Это не даёт ей полноты ощущений, вызывая зудящее чувство неудовлетворённости. А он измывается над ней, не давая помочь руками. — Терпение, мой дракон, иначе мне в прямом смысле придётся надеть на тебя цепи, — приговаривает он, когда она начинает шипеть, как рассерженная кошка. Или скорее как сердитый дракон. Насладившись её нетерпением, Деймон одним движением спускает трусики до лодыжек и приникает губами к ее складкам. Она стонет, хватаясь за его голову, чтобы сохранить опору. Тогда он позволяет ей лечь на одеяло и принимается за дело серьёзно, используя пальцы. Его левая ладонь мягким волнообразным движением давит ей на лобок, пока правая рука трудится внутри. Оргазм обрушивается на неё лавиной, и долгожданная струя бьёт ему в лицо. Он жадно высовывает язык, подставляясь её влаге. — Ты, как вино, — довольно мурлычет он, выжимая капли из ладони ей в рот. — Попробуй, малышка. — Не просто вино. Ты — редкий урожай 97-го года. Такой рождается всего однажды, созданный для того, кто знает, как раскрыть тебя. Её глаза искрятся наслаждением, пока она слизывает с губ последние капли своего оргазма. — И ты думаешь, ты этот кто-то? — её голос дрожит от сбитого дыхания и звучит не так игриво и уверенно как ей хотелось бы. — Я не думаю. Я знаю. Ты пьянишь лишь того, кто поймет твой вкус. Она крутит головой по покрывалу, как бы ластясь к нежному меху. — Значит, я слишком горька, чтобы быть чьей-то ещё? — Горечь? Это лишь прелюдия. Настоящая ценность в послевкусии. Ты раскрываешься медленно, но то, что находишь в конце, — бесценно. Она молчит, но её губы дрожат. — И что же ты находишь в конце? — шепчет она с придыханием, опуская расслабленную руку ему на затылок. Он тянется к ней ближе, так близко, что дыхание становится общим. — Себя. Потому что ты — моё отражение. Каждая нота твоего вкуса создана для моего языка. Они замирают на мгновение, лицо к лицу. Его лоб касается её. — Ты мне нужна, — его хриплый голос сбивается. — Я твой яд, а ты мой. — Тогда выпьем вместе, — он тянет её за талию, их губы соприкасаются. Она рвётся, но слабо, не до конца. Её рука скользит вниз по его груди, по животу и обхватывает его член. Его колено раздвигает ей ноги. Она медленно вводит его в себя, ни на секунду не разрывая зрительного контакта, выпивая из его взгляда все невысказанные слова и признания. Они двигаются в унисон. Шлепки тел друг о друга стремительны, как удары сердца. Его пальцы обжигают её кожу в разных местах, оставляя свои метки. Музыка их тел ускоряется, как их пульс, и в одно мгновение замирает, достигнув апогея. Пока он толчками изливается в неё, она жалеет, что не может ощутить одновременно и его вкус. Это нечестно. И всё же нет наслаждения большего, чем после пережитого оргазма чувствовать, как внутрь выстреливают тугие струи горячей спермы. Рейнира лежала, чувствуя на себе тяжесть Деймона, и благословляла богов. Какой бы ад ни ждал их впереди, только он может дать ей это непередаваемое чувство полёта. — Я проиграла тебе, требуй свой фант, — сказала она, выбираясь из-под его отяжелевшего тела и удобно ложась набок. — Нет, — ответил он, скользя взглядом по её губам. — Мы оба победили. Разве ты не ощущаешь вкус победы? — Я её чувствую, — ответила она, но с лёгкой насмешкой. — Но мне хотелось бы ощутить и другой вкус, если ты понимаешь, о чём я, — её пальцы игриво пробежались по его груди, а лукавая улыбка не сходила с её лица. Он взял её за подбородок двумя пальцами, заставляя поднять взгляд и смотреть ему в глаза. — Хочешь всё подарки сразу, дракон? У нас ещё вся ночь впереди. — Кстати, о подарках… пришло время обменяться ими. Только, пожалуйста, без шуточек про член, хорошо? — Она встала на ноги, которые все еще немного дрожали, и, взяв с софы шерстяной плед, накинула его, как тогу. — Прости, но ничего другого у меня нет, ты застала меня врасплох, — развел руками Деймон. Рейнира злорадно усмехнулась про себя. С детства ей нравилось одерживать верх над дядей. Она шагнула к выходу, неторопливо и с особым изяществом, не забывая продемонстрировать Деймону свою красивую спину. В кармане её куртки лежали билеты в вип-ложу на матч «Блэкберн Роверс», которые ей дал отец. Деймон с детства болел за них, и она тоже. Перед ней встала дилемма: пойти на игру с Харвином или отдать билеты Деймону. Совместный поход ей в голову и не приходил. Но теперь всё изменилось. Она велела ему закрыть глаза. Усевшись рядом, она торжественно протянула ему билеты. — Открывай! Во взгляде Деймона мелькнула искорка мальчишеской радости, но вскоре она погасла, а улыбка начала тускнеть. — Скажи честно, собиралась пойти на игру с этим Хамером? Её не обманул его безразличный тон. Она знала, что если признается, билеты тут же окажутся в огне. — Нет! Конечно нет. Просто они лежали в куртке с тех пор, как я была у отца, когда брала машину. Я думала позвать тебя. Как своего дядю. Его взгляд стал теплее. — Это прекрасный подарок. Спасибо. Твой подарок должен был прибыть с курьером на твой новый адрес. Я ведь не знал, что мы встретимся. — Ммм, а что ты хотел подарить Лейне? — она не хотела спрашивать, но слова вырвались сами. Ревность всё ещё терзала ее стальными когтями. Мысль о том, что в животе другой женщины растёт ребёнок Деймона, оставалась такой же невыносимой, как и два месяца назад. Деймон поднялся, подошел к бару и достал коньяк вместе с пузатым бокалом. — Хочешь что-нибудь выпить? — спросил он, наливая себе порцию. — Капельку ликера, пожалуйста. Так что с подарком? — ответила Рейнира, следя за его движениями. Деймон со вздохом указал на одну из полок, уставленную старинными статуэтками. Рейнира провела по ней рукой и наткнулась на плоскую бархатную коробочку. Открыв её, она увидела на атласной подложке изысканную брошь из белого золота, изображающую морского конька. Брошь была инкрустирована эмалью, жемчугом и бирюзой. Рейнира осторожно провела пальцем по гладким камням. — Красивая, — заметила она, ревниво восхищаясь деталями. Деймон с невозмутимым видом пожал плечами. Он даже не потрудился надеть что-либо и стоял перед ней в полном совершенстве своей наготы. Он был прекрасно сложен, хотя Рейнира не могла не думать, что с возрастом он, вероятно, начнёт набирать вес в области живота и талии, как и её отец. — Лейне подойдет. Я подарю ей, когда вернусь. Нам нужно будет поговорить и наконец уладить все формальности с разводом, — сказал он, не скрывая своей решимости. — Я надеюсь, ты не скажешь ей о нас? — её голос дрогнул, на мгновение выдавив боль, которую она пыталась скрыть. — Почему бы и нет? Ты ведь вернёшься ко мне. В конце концов, это станет известно, так чего тянуть? — Деймон подошел к ней, протягивая ликер. В его взгляде было сочувствие, но это сочувствие не касалось Лейны. — Нет! Деймон, она беременна! Ей и так тяжело, а представь, что она почувствует, когда узнает, что муж ушел от неё к своей племяннице! — её слова звучали как мольба. Он опять пожал плечами, но его глаза не изменились. — Не беспокойся о других, дракон. Чужие чувства и мысли нас не касаются. Без твоего разрешения я не стану никому о нас рассказывать. Но тебе нужно быть морально готовой к этому, Рейнира. Она кивнула, чувствуя тяжесть от его слов. Сделала глоток ликера и стала рассеяно наблюдать, как сладкая жидкость переливается на дне бокала. — Дай мне время, — прошептала она. Допив, она передала ему рюмку, и Деймон, не отпуская её взгляда, притянул её к себе. Рейнира ответила нежным объятием, обвив его плечи, и начала осыпать торопливыми поцелуями его грудь, там, где грубые шрамы от ожогов — вечные напоминания о войне за Степстоун — создавали бугристый рельеф. Единственный уцелевший сосок оказался невероятно чувствительным, и всякий раз, когда она делала ему минет, Деймон, погружённый в сладостное полузабытье, касался соска пальцами. Этот жест доводил её до предела, словно подогревая каждую клетку её тела. Они вернулись на расстеленное у камина одеяло и после долгого поцелуя в губы, Рейнира плавно осела к его ногам. Она взяла член в руку, решив неторопливо насладиться им. Он сразу же затвердел и увеличился, хотя она пока ничего не делала, просто рассматривала его. Наконец она коснулась языком отверстия на головке и слизнула выделившуюся из него капельку смазки. Рейнира прикрыла глаза, чувствуя, как его вкус раскрывается у нее на языке. «А ты тоже как вино, единственное в своем роде, Деймон Таргариен» — подумала она, обхватывая ствол губами и скользя к основанию. Спустя некоторое время Рейнира, закусив губу, скакала на нём, будто на призовом жеребце. Затем Деймон, поставив её на колени, сам взялся за дело, выбивая из неё громкие стоны, которые, казалось, могли долететь даже до сторожки мистера Хаверли. Они уснули лишь под утро — вымотанные, усталые, но абсолютно счастливые.

***

Снег хрустел под их шагами, рассыпая под ногами ледяные звезды. Утренняя тишина окутывала всё вокруг, лишь ветви сосен, тяжело опустившиеся под грузом инея, изредка потрескивали, словно шёпот Иных. Рейнира замерла у двери пикапа, вглядываясь в лесную чащу и представляя, как далекие предки встречали тут разных сказочных созданий. В те далекие времена небеса ещё помнили шум драконьих крыльев. Деймон в последний раз оглянулся, задержав взгляд на окнах, где свет больше не горел. Его пальто слегка хлопнуло по бедру, когда он перекинул через плечо тяжёлую сумку. — Думаешь, приедем сюда на следующий Новый год? — спросила Рейнира, кивая в сторону домика. — А как же. Всё-таки семейная традиция. Они решили, что сегодняшний день и ночь Рейнира проведёт в своей квартире, собирая вещи, а утром грузчики помогут ей перевезти всё к Деймону. Ему же предстояло встретиться с Лейной и завершить процесс развода. Деймон внезапно протянул руку, и она, почти машинально, переплела свои пальцы с его. — Семейные традиции надо чтить, — с улыбкой прошептала она, поднимаясь на цыпочки, чтобы легко коснуться губами его щеки. — Ну что, поехали?