Мутация спектра Ω

— Чёртов кретин! — уже будучи у себя в комнате, выругивается Юта на чистом японском и решительно избавляется от мокрой футболки, перекинув ее через спинку кровати, чтобы та хоть чуть-чуть подсохла, пока солнце сквозь оконные стёкла ещё препекало и роняло свои лучи ровно на спальное место. У Накамото дрожали руки: его, вобщем-то, сложно довести до подобного, но у Тэиля это получалось особенно талантливо. Мало того, что Мун испоганил одну из чистых вещей, так еще из-за него Накамото пропустил свою очередь, а это, в условиях тотального дефицита продовольствия, было весьма удручающе. Не говоря уже о том, что аппетит бывшего айдола явно измерялся не одной тарелкой супа. Это то, что юта заметил после того, как «вернулся» с того света. Его голод усилился в разы и в первые пару месяцев буквально сводил его с ума: парень чувствовал себя, стоило его слюне начать неконтролируемо течь по прдбородку от едва уловимимого запаха животной крови по ветру. Лишь со временем он научился уживаться с этим чувством, всякий раз ломая самого себя через колено до хруста позвонков. Вздохнув, Юта вытащил из небольшого шкафчика чистую майку, мысленно сделав пометку, что эта уже вторая вещь помимо его собственных, которую нужно будет постирать в ближайшее время, а после покинул комнату, чтобы вернуться в столовую. — Хён, иди скорее! Я взял для тебя порцию! — кричит ему Чону буквально через весь стол, чуть ли не подпрыгивая, а у Накамото от такого знакомого и одновременного почти забытого «хён» болезненно тянет под рёбрами. В последний раз его так при встрече звали младшие коллеги из компании, что едва успели дебютировать и исполнить свою мечту перед концом света. Этакий «привет» из прошлого. — Спасибо, Чону-я, — искренне благодарит Юта и присаживается на лавку аккурат рядом с Джонни и перед самим Чону, тихо шепнув лидеру, пока младший отвлекся на кого-то из своих ровесников. Они явно были интереснее двух взрослых. — Не подумай, что я пытаюсь кого-то оклеветать. У меня действительно нет каких доказательств. и все же я хотел попросить, — осторожно начал молодой человек, зачерпнув ложкой немного пюре и отправив его в рот. — Если ты хочешь, чтобы кто-то приглядывал за мной, то пожалуйста. Я не буду упрямиться. Но пусть это будет кто угодно, кроме Тэиля. для его же блага, — продолжил бывший айдол, неторопливо разрезая котлету и принимаясь за мясо. — Тебе это может показаться нелепым, но, по-моему, Тэиль слишком серьезно воспринял твое поручение. — уловивший суть разговора Чону снова подозрительно притих, словно бы намеренно позволял старшему высказаться, то и дело, переводя взгляд с новенького на лидера общины. — Тэиль-хён ведет себя странно, — буркнул Ким куда-то себе в тарелку, тихо откашлявшись.

***

Утро в их новом и без того жутком мире уже давно начиналось не с кофе, но Юта и предположить не мог, что оно внезапно начнется с чужого бормотания и суеты в комнате. Приоткрыв сонные веки, бывший айдол поднял лишь свинцовую голову — видимо, теплая постель слишком разморила отвыкшего от каких-либо условий парня — и окинул мутным, нечитаемым взглядом перемещающегося по спальне Чону. — Ты разве не на дежурстве? — сиплым голосом поинтересовался Накамото. Связки были совершенно не разогреты. — Так я уже поменялся и даже успел поспать, — бодро сообщил сосед, натягивая на сильные жилистые ноги спортивные штаны. — Тебе тоже не мешало бы встать, иначе пропустишь завтрак. Давай-давай, поторапливайся! Юта с трудом воображал, как ему отныне справляться с такой активностью Чону. И нет, не сказать, что это было плохо. Скорее непривычно, учитывая больше года одиночных скитаний бывшего айдола. Однако Ким отторжения не вызывал, а заставлял смотреть на себя скорее со снисхождением. Этот мальчишка, казалось, был не для подобного мира, слетевшего с катушек. Слишком открытый и доверчивый, такой солнечный и теплый, отнесшийся к нему, чужаку, с добротой и пониманием. — Уже встаю, — тихо усмехнулся японец, откинув одеяло к изножью кровати и поднялся на ноги, разминая затекшие мышцы, а после, подгоняемый соседом, отправился для принятия водных процедур. Подвязав порядком отросшие волосы в низкий хвост и переодевшись в чистые брюки-карго и черную футболку, Накамото спустился вместе с Чону в общую столовую, одним своим появлением вызвав небольшой переполох. Активно начавшие подходить люди невольно вздрагивали при виде его ртутных глаз, засыпая вопросами, но стоило отдать должное соседу, что ловко отбивался от них вместо самого Юты, умудрившись при этом еще и пристыдить чрезмерно любопытных. А Чону остр на язык. В общем и целом, можно было сделать вывод: особого негатива в своей адрес бывший айдол не получил. Да, на него посматривали с легкой опаской и интересом, как на диковинную зверюшку в зоопарке, но это было нормально. Забавным Накамото показалось, что некоторые девушки общины даже признали в нем когда-то любимого артиста и густо краснели в разговоре, и это было в какой-то степени даже неловко. Какая уж он теперь звезда? Всё это осталось в далеком прошлом, как и мирная жизнь. — Так ты у нас, оказывается, знаменитость? — прогремело над ухом у Юты, и на его плечо внезапно опустилась чужая рука, цепко стискивая и прощупывая пальцами кости через ткань футболки. — Можно было бы сразу догадаться. С таким-то лицом, — добавил появившийся непонятно откуда Тэиль, нахально усмехнувшись. — И что же с моим лицом? — холодно осведомился бывший айдол, поведя плечом, словно пытаясь уйти от нежелательного прикосновения, обратив внимание, как смолк рядом Чону, упершись взглядом куда-то в стол. Ему было одновременно и неловко, и страшно. Это отчётливо читалось в чужом запахе: на шее, за ушами едва заметно выступил пот. И его запах очень сильно зависел от настроения человека. Юта начал замечать это только вчера, при общении с Джоном Со. — Ты всегда такой колючий? — полюбопытствовал Тэиль, но веселья в его голосе всёже поубавилось. — По настроению. — коротко отозвался Юта и поднялся из-за стола, взяв с собой поднос, чтобы отнести на мойку. Делить путь до теплиц на пару с этим приставучим мудаком не хотелось совершенно, тем более, что Накамото и без чужой помощи уже успел изучить географию местности, полагаясь преимущественно на свое обоняние.

***

— Такое ощущение, что у меня дежавю. На него уже жаловались. Где-то год назад. Тогда, вроде, выговора хватило. — пережёвывая еду, мужчина и не заметил, как прикусил собственный язык, при чем прикусил до крови. Не сильно, но все же этот железный солоноватый привкус прокатился по горлу. Вот что бывает, когда слишком много думаешь во время еды. Да, доказательств не было, но когда Чону потупил взгляд в тарелку, будто что-то знал, Со задумался всерьёз. Кажется, теперь за Тэилем нужно следить, а не за Ютой. — Я поговорю с ним, обещаю, а вы... Раз неплохо ладите, пусть Чону за тобой и присмотрит, пока ты не освоишься, идёт? Когда он не в утреннем патруле. — наскоро облизывая губы, Джонни положил вилку в тарелку и поднялся с места, при том выглядел он так, будто куда-то спешил. Или за кем-то. Опущенные брови выдавали в нём озадаченность и беспокойство. Слова двух людей из общины так повлияли? Наверное: хотя ни Чону, ни Юта толком не понимали, что происходит. Им только кинули что-то вроде: "Уберёте мою посуду, ладно?". И Джонни исчез в дверях. Полутёмный коридор завёл его к развилке из дверей, одна из которых вела в подсобное помещение, где хранились огромные кастрюли, тряпки, швабры и прочий инвентарь. Оттуда доносился тихий шорох вперемешку с матом, стоило источнику звука наступить не туда и задеть или пластиковый таз, или что-то другое. Дверь открыли резко, и так же стремительно закрыли, не позволяя покинуть небольшое дальнее помещение. Армейским ботинкам всё равно на ведра на полу: они равнодушно раскидывают всё по углам, когда Джонни рывком прижимает Тэиля к стене и смотрит на него так, будто тот страшно провинился. Хотя... Почему как? Обладатель липкого, пронизывающего одежду взгляда, ударяясь об стену, закашлял и потянул руки к лицу, но Джон только сильнее вжал предплечье в его грудь, не спуская глаз с озадаченного лица. — Ты снова распускаешь руки? — Что ты несёшь, Джонни? — цепляясь пальцами в руку лидера общины, Тэиль будто молил отпустить его или хотя бы ослабить хватку. Да, дышать можно было, но в руках Со таились страшные сила и выносливость. И Мун чувствовал их миллиметр за миллиметром. — Взялся за старое, да? — Да кому ты вообще веришь? Малолетке и инвалиду? — Я не называл имен, Тэиль. — пойманный с поличным тихо шипит и отворачивает голову в бок, а Джон отходит от него, насколько это было возможным в столь небольшом помещении. — С этого дня ты за новеньким не приглядываешь. Занимайся своими привычными делами под моим началом и всё. Иначе — будем собирать людей. — Судить меня собрался? — прошипел Тэиль сквозь зубы, потирая костяшками грудь: у Со действительно тяжелая рука. — Если придётся, буду судить. — в ответ лишь тишина отдавалась пульсацией в висках. Хотелось верить, что таких угроз достаточно. Многие до смерти боялись оказаться за стенами одни, без поддержки и защиты. Из таких ли Тэиль? Джонни сомневался, но всё же тот стремался оказаться задавленным чужим авторитетом, а Джонни здесь и сейчас — отголосок прошлого. Отголосок справедливости, честности и защиты. Такой ведь была полиция раньше, да? Дверь в кладовку закрывается, а Со быстрым шагом нагоняет Юту и Ендже, что уже почти покинули центральный дом, и вместе с ними направляется по делам. Накамото, ощутив приближение лидера ещё спиной, отчётливо улавливал от мужчины запахи его собственной крови и раздражения: они пробивались сквозь пот и естественный запах кожи. Они не разгибают спин до тех пор, пока солнце не начинает опускаться за горизонт и не меняются часовые у ворот. Ломота в теле после тяжелого дня кажется даже несколько приятной. Отвыкшие от нагрузок мышцы снова начинают работать, проявляясь под кожей красивым рельефом, демонстрировать который тут, впрочем, некому. Однако Накамото всегда был слишком щепетилен по поводу собственной внешности, от того и продолжал окрашивать волосы, радуясь каждой найденной в разгромленных магазинах банке с краской едва ли не больше, чем бутылке с водой. Всё же прошлое айдола наложило на него отпечаток даже вопреки концу света: голодовки, попытки поправить причёску или привести себя в порядок стали нездоровыми привычками. Юта порой казалось, что он не мог до конца отмыться лишь водой, и на его руках оставались следы грязи, вопреки абсолютно чистой коже без каких-либо пятен. Благо, в общине было мыло. Джонни отпускает его с последними лучами, и Юта торопится в душ, чтобы смыть с себя весь пот, а еще землю, что после долгого дня на грядках, казалось, забилась даже в волосы. Молодой человек наскоро хватает вещи и направляется в общую душевую. К счастью, людей в мужской раздевалке не так много, а в зоне душевых он так и вовсе оказывается один. С наслаждением он подставляет лицо под горячие струи, зарываясь пальцами в ставшие мокрыми волосы и зачесывает их назад, чтобы после потянуться за небольшим бутыльком геля для душа с каким-то цитрусовым ароматом, выдавив буквально несколько капель, искренне сдерживая себя, чтобы не потратить больше. Ему просто нельзя. Стаскивая плотные штаны перед входом в общий душ, Джон расслабленно выдохнул: под тканью скопилась духота, напоминая парную комнату. Мышцы на ногах подсушены и напряжены, подчеркивая немаленькие бедра и икры. Не зря Со почти ежедневно проходит километры леса, лишь бы найти хоть что-то. Еду? Воду? Припасы? Серьёзно, любую полезную вещицу. Конечно, его ноги будут крепкими, а мышцы — забитыми. По торсу, плечам, кистям и бедрам расходится паутинка вен, незаметно пульсирующих от циркуляции крови. Вероятно, температура поднялась от такой жары и тяжёлой физической работы, но это не удивительно. Само постепенно сойдёт на нет. Оставляя полотенце с одеждой на деревянной скамье в самом углу мужской раздевалки , Джонни отнюдь не тихими шагами заходит в, как ему казалось, пустую комнату. Только потом до ушей дошли бегующие по полу и чужому телу капли и их незамысловатый стук. Джон не хотел мешать или смущать, потому двинулся к огороженному небольшими стенками душу в другом конце длинной комнаты, но тут его останавливают. Нет, не руками. Просто смотрят так пронзительно, что температура моментально падает, и кровь в набухших венах холодеет. — А, это ты... — некая настороженность пропадает с лица Юты моментально, стоило ему встретиться с лидером взглядами. Было что-то в этих глазах, заволоченных туманом, но объяснить толком не получалось, что именно. Гипноз ли? Его подобие точно. Так как иначе объяснить, почему Джон так долго всматривается в серые тучи под ресницами, он сам не мог. И только голос вынуждает его моргнуть и оторваться, а потом вовсе тихо рассмеяться. — А что? Ждал кого-то другого? Я тебя обломал? Уж прости, весь день о душе мечтал. — неловкости, как казалось, быть не должно. Да, они оба абсолютно голые, но в общем душе Джонни был далеко не раз и не два. Но всё это сейчас выглядело до ужаса неуютно: пристальный взгляд друг другу прямо в глаза, почти в тишине, а ещё одиночестве. Правда, эмоции Со скрывал хорошо, зато интерес пробежаться взглядом по Юте был. Не с пошлым подтекстом. Вдгляд Джона абсолютно простой, заинтересованный лишь в чужих мышцах и тату, скорее оценивающий, чем жеждающий. Бывший айдол вопросительно вскидывает бровь в ответ на столь странный вопрос и окидывает вставшего с ним почти бок о бок мужчину долгим изучающим взглядом, прежде чем ответить: — Вообще рассчитывал на одиночное времяпрепровождение. Хотя твоя компания меня вполне устраивает. — коротко усмехнувшись, Юта повел головой влево, глядя прямо перед собой, на покрытую конденсатом темную плитку, отчего-то почувствовав себя особенно уязвимо. — Удивительно хорошо сложен для человека, который, считай, инвалид. Айдоловские отголоски? Говорят, вас там ужасно гоняют. — встав под душ, Со позволил себе расслабиться и закрыть глаза. Он не будет тратить много воды: постоит всего минуту, смоет всю грязь и уйдет. Но напряжение с мышц хотелось снять хотя бы близкой к кипятку горячей водой. — И что за скептицизм в голосе? Или инвалид не может быть в хорошей физической форме? — тихо рассмеялся японец, склонив голову набок даже как-то игриво. — Вероятно, даже хорошо, что мир рухнул, а я не настолько обидчив, иначе тебя бы давно обвинили в дискриминации и подали в суд. — беззлобно добавляет бывший айдол и принимается смывать с посвежевшего тела пену. В такой обстановке отлично думалось: стук капель об пол заглушал любые мусорные мысли, выдвигая важные темы на первый план. В голову Джона вновь закрался Тэиль и его наклонности. Из-за чего он себя так ведёт? Из-за широких плеч, подкаченной груди, красивых бёдер и подтянутых ягодиц? Смазливого лица? Татуировки бабочки у косточки таза?Одним словом, из-за Юты? Джонни слишком сложно подобное понять, даже если он сильно постарается: может принять, что Накамото красив, но Тэиль поступал, как настоящий извращенец. И дело тут не в ориентации. Её Со пусть не понимал, но принимал, будь это так. Но тут другое. Человек растерял стыд. Юта не единожды делил душевую с кем-то еще и никогда прежде не ощущал себя настолько странно. Здравый смысл упорно твердил, что не из-за чего испытывать стыдливость. В конце концов, они оба мужчины. Быть может, причина была в какой-то внутренней неуверенности самого накамото. Откровенно говоря, он никогда не считал себя таким уж привлекательным, каким его рисовали поклонники и коллеги. Он всегда умел находить изъяны в самом себе в погоне за идеальной внешностью, которой был просто обязан соответствовать, будучи айдолом. И потому даже внезапно прозвучавший со стороны лидера общины комплимент не казался таким уж убедительным. В сравнении с самим джонни: высоким, крепким, отросшими волосами и скульптурным лицом — Накамото сам себе казался каким-то нескладным. Он вновь бросил косой взгляд в сторону мужчины, неожиданно поймав себя на мысли, что ему невероятно сильно хочется сейчас коснуться влажных прядей его волос, зарыться в них и пропустить сквозь пальцы. Запах Джонни, уже абсолютно чистый от пота, будто пропущенный через бумажный фильтр, заполнял комнату. И, чем чаще Накамото дышал, тем сильнее ему хотелось удариться носом об стену, ведь острое обоняние играло с ним злую шутку, мысленно возвращая парня к длинным волосам в его руке. Когда-то ему это очень нравилось. Память любезно обрисовала такие далекие и почти забытые воспоминания, когда в какой-то душной комнатушке для персонала в здании телерадиокомпании он так же с силой оттягивал светлые пряди Тэёна, пока его голова маячила между разведенных бедер Накамото, то поднимаясь, то опускаясь снова, лишая Юту способности здраво мыслить и выбивая почву из-под ног. Однако ничего, кроме тупой ноющей боли эти воспоминания не принесли. Не говоря уже о возбуждении. Тэёна не было уже давно и продолжать думать о нем в таком ключе Накамото считал оскорблением его памяти. — Раньше я думал, что быть айдолом непросто. Постоянные диеты, тренировки, перелеты, концерты и отсутствие сна. Столько раз хотел сдаться и бросить все, но продолжал. Теперь же думаю, что быть айдолом куда легче, чем постоянно уносить ноги от ходячих. — усмехнулся Юта, примерив на лицо дежурную улыбку, старательно заталкивая болезненные воспоминания в самую вглубь. Никто не должен знать о них, кроме него самого. Это слишком глубоко. Это единственная связь с прошлым, которое уже никогда не вернётся. — Говори, если что-то пойдёт не так. Ну, знаешь, из-за Тэиля. Продолжит — будем собирать суд. Как раз посмотришь, как это у нас происходит. — густые волосы Со почти доходили до плеч, и пары капель то ли шампуня, то ли геля для душа им хватало. В условиях конца всего особого не разбирались, шампунь там или что-то другое: одно заменяло собой всё остальное. Иной раз не побрезгуешь обычным кусковым мылом. В сторону Юты Джонни больше не смотрел, но всё думал о его татуировках. Они ему... Понравились? Бабочка на торсе идеально нашла своё место, да и другие рисунки. Всё это невероятно японцу шло, нельзя было не заметить, как они подчёркивали плечи, спину. Татуировки определено были Юте к лицу. — Спасибо тебе. — коротко, но совершенно искренне произносит юта в ответ на слова о досаждающем ему Тэиле. Признаться, невероятно приятно было в тот момент осознавать, что есть кто-то кому есть до тебя хоть какое-то дело. кто-то кому не все равно, если с тобой внезапно что-то случится. накамото так отвык от этого. Мысли заходили не туда. Вернее, они именно петляли из стороны в сторону: искали внимание со стороны Джонни, но оправдывали каждый его взгляд чем-то приземленным, вроде банального интереса, как к любому другому человеку. Зарываясь в это, Юта осознал: ему нужно уйти. Он тихо вернул вентиль душа и ступил босыми ногами по мокрому полу. Вода доходила до самого порожка раздевалки. Джонни невольно провожает японца взглядом, скользнув по его спине, прямо вдоль позвоночника, пока не останавливается на упругих ягодицах. Со тут же себя одёргивает и вновь смотрит прямо в затылок. — Не поскользнись. Там пол тоже мокрый. — бывший айдол оставляет эту реплику без ответа, решив не смущать их обоих и не позволить неловкости возникнуть вновь при следующей встрече, ведь мужчина мог обойтись и без неё. К чему это было? Забота? Додумки? Потому Юта молча и покидает душевую, натягивая на чуть влажноватое тело майку и штаны, дабы хоть немного охладиться. Благо, что воздух на улице после заката не такой тяжелый и жаркий. Однако японец даже не успевает дойти до выхода: мощный толчок прибивает его к бетонной стене, и на какое-то мгновение у Юты даже звенит в ушах, когда из-за плеча доносится полный желчи голос. — Уже успел нажаловаться, сученок? Не с того ты начал свою жизнь в общище, Юта. А я ведь хотел по-хорошему. — Что-то я не заметил в своде ваших правил, чтобы все новички проходили через тебя, — раздраженно отозвался Накамото, резко повел локтем назад, ударив под дых, и оттолкнул навалившегося на него мужчину назад. — Вот тварь! — согнувшись пополам, закашлялся Тэиль и едва его отпустило, как он снова бросился на айдола, зажав того у стены и вклинившись коленом между чужих бедер. — Ты не в том положении, чтобы показывать зубы. Что будешь делать, когда не сможешь видеть дальше собственного носа? Думаешь, Джонни будет и дальше нянчиться с тобой? Тогда ты слишком высокого о себе мнения, — гадко ухмыляясь, продолжил мужчина. — Посмотри уже правде в глаза, пока еще можешь это сделать. Будь со мной посговорчивее и я тебя не обижу... — жарко выдохнул Мун в шею новенького, судорожно скользя ладонями по его спине и бедрам, выдергивая из штанов майку, чтобы забраться под нее и добраться до голой кожи. Слишком быстро, пошло и грязно. — Ты не переживешь, если я покажу зубы. — холодно сообщает Юта, ощущая, как до краев его затапливает омерзение. В голове лихорадочно бьется только одна мысль: «убей! убей! убей!». И, откровенно говоря, Накамото был бы очень даже не против. Стоило только подумать о том, сколько еще жертв насилия прошло через руки этого ублюдка, как дёсна начинали зудеть. Однако расправу все же приходится отложить: бывший айдол не столько слышит шаги лидера общины, сколько чувствует его приближение. Его запах стал острее из-за примеси гнева и адреналина. Его ни с чем не спутаешь. Джонни без труда, казалось, оттягивает за шею не уступающего ему в телосложении мужчину и, пользуясь моментом неожиданности, резко бьет коленом куда-то в солнечное сплетение, вынуждая Тэиля опрокинуться навзничь и захрипеть. — Я же тебе говорил. — голос американца низкий, раздражённый, почти рычащий, а в груди — то самое чувство, схожее с тем, что Со испытывал, пока лениво оглядывал оголённую спину. Оно неприятное, оно горит и обжигает, а ещё подстрекает врезать насильнику под дых коленом, от чего тот падает на пол и задыхается. — Я тебя запру и придам суду. А потом собственно ручно увезу в неизвестном направлении, чтобы ты никогда не нашёл путь назад, понял? — Джонни склонился к нему, хватая за воротник футболки и до треска ткани натягивая. Он почти скалился, впечатывая Муна в пол каждым словом. Острым, резким. А ещё неоспорммым. От этого вида лидера Юта невольно вжимался в стенку, стискивая пальцами края своей влажной одежды. Но это был не совсем страх — что-то другое. С противоположной стороны коридора неожиданно слышатся шаги нескольких пар ног и в тусклом свете появляются силуэты Джэхёна и Джено, которые сегодня дежурили в ночную смену. — Твою мать, Джонни! Что тут у вас происходит? — удивленно бросил первый, глядя на корчащегося на полу Тэиля. — Сам не видишь? — выпрямившись, Джон раздражённо встряхнул кисти, сбрасывая напряжение и ненавязчивую боль. — Мы делали обход и услышали шум. Вот и решили проверить... — сообщил Джено. Вел он себя, впрочем, куда более спокойно, чем его напарник. — Что, все же попался на горячем? — осведомился молодой человек и сомнений более не осталось. Он прекрасно осознавал суть происходящего. Пока патрульные уводили брыкающегося и сыплющего проклятиями Тэиля в тюремное крыло, которым служил подвал, Юта так и не сдвинулся с места, продолжая просто наблюдать за происходящим, будто все это случилось не с ним. — Жаль, что нам надо экономить воду. Я бы еще раз сполоснулся,— неожиданно изрек Накамото и устало вздохнул, запрокинув голову к верху, без интереса глядя в потрескавшийся потолок с местами обвалившейся штукатуркой. — Чувствую себя грязным, — добавил он еще тише, сунув руки в карманы своих штанов, а после все же взглянул на Джона. — Не хотел я, чтобы ты видел что-то подобное. И вбивать клин между тобой и твоими людьми тоже не хотел. Прости за это, — развернувшись, бывший айдол уже было засобирался к выходу, когда внезапный и едва ли осознанный порыв дернул его назад и заставил подойти ближе к Джонни и накрыть ладонью его плечо, чуть сжимая пальцы. — Спасибо тебе, — глядя своими ртутными глазами в кофейные глаза лидера, изрек Юта. — За то, что вовремя пришел. Как и всегда. Лидер, впрочем, не ответил ничего, когда дверь выхода тихо скрипнула, всего на секунду впуская ночной ветер вороватым сквозняком, тронувшим плечо там же, где секунду назад покоилась ладонь Юты. После того, что Со увидел, по вискам бил адреналин: небольшой коридор, удар об стену, серебристого оттенка глаза и какая-то недосказанность. Все, абсолютно все понимали, что Тэиль виновен, и не о нем сейчас хотелось говорить. Тяжело дыша, Со убирает мокрые волосы с лица, а спину ровно больше не держит, склонив голову так, будто виноват был он. Хотя, скорее всего, в нём играла усталость, а переизбыток эмоций вовсе вводил в ступор. И злость, и страх за чужие жизни, и нечто непонятное, что сложно было обьяснить. Оно просто Джону не знакомо, или знакомо, но в ином контексте. А недосказанность... Что ж. Ему казалось, что, прощаясь, Юта не закончил. Или не рассказал, или не сделал то, ради чего обернулся, так выразительно глянул в глаза, но всё же ушёл, оставив в воздухе после себя запах геля для душа и собственную тень, как молчаливого свидетеля. Она видела, как Джон смотрит в след, напрягает скулы, стискивая зубы, потирает костяшки правой руки и стоит так минут пять, будто ловит остатки чужого присутствия, а потом уходит. И тень вместе с ним. Осталось лишь фантомное прикосновение к плечу. Оно не горит от тепла чьего-то тела, да и ветер его не ласкает, как раз наоборот. Оно пылает холодом, но всё так же жжётся. Сложно объяснить. Наверное, как когда берёшь в руки снег, самый первый и мокрый, сжимаешь в ладони, и тебе настолько холодно, что льдышка исходится болью и такой уж холодной не кажется. Наоборот, оборачивается кипятком. След остаётся на плече и когда Со тихо лежит дома, смотрит на вторую половину кровати, где посапывает Марк. Его ничего не заботит: ни важные решения, ни суды, ни чьи-то жизни. Признаться, Джонни ему завидовал, ведь от него самого зависело слишком многое.