Мутация спектра Ω

Пусть разговор и был пропитан ложью, причем с обеих сторон, напряжения Джон не ощущал. Пусть они не договаривали друг другу, премило улыбаясь, между ними образовалось некое понимание. Тонкое, но чуткое. Джонни осознал, что из себя представляет его новый подчинённый, если так можно было сказать, а Юта увидел ту самую границу, которую ему нельзя переступать. Увидел в тяжёлом взгляде: даже лёд таким холодным не бывает, каким в голове завис взгляд любящего отца, что за своё дитя готов буквально на всё. От этих невидимых границ на душе становилось спокойнее, и день мог бы подойти к своему логическому завершению. Странно, смирно в груди от чьей-либо лжи никогда не бывает, но где-то глубоко в своих мыслях сонно покоилась интуиция и намекала: вся ложь во благо. Так должно быть. Он закрывает дверь не замок и идёт тихо, будто бы в здании администрации был кто-то кроме него, хотя все давно разбрелись по койкам. Редкие люди шли в душ. Наверняка те, кто дежурил допоздна. И Юта. Он наверняка только осознавал, где находится, и как же хотелось увидеть его удивлённое лицо, когда ему скажут про горячую воду. Наверное, сейчас это главная гордость — суметь запустить бойлерную всего маленького посёлка, что когда-то здесь был. Островок мирного времени. Цивилизации. Каждый раз приятная ностальгия трогает, только вот простоять под струями горячей воды больше, чем на пять минут, Джонни себе позволить не мог. Интересно, воспользуется ли новенький своей наглостью. Хотя, чем ближе Джонни подходил к своему дому, тем меньше он думал о Накамото. Он зарывался носом в спутанные кудрявые волосы своего сына, аккуратно гладил его по спине, чтобы малыш точно не проснулся. Пусть не отвлекается, ему ещё играть завтра весь день. А это дело важное. Дом Джонни среди всех остальных домишек, предназначенных для семей, особо не выделялся. Та же кровля, те же окна. Зато он был меньше. Это собственное решение Джона. К чему ему несколько комнат? Лучше в таком будет жить семья из мужа и жены с двумя детишками: в общине таких где-то четыре. Им нужнее. А Со хватит одноэтажного домишки где-то с краю, где две комнаты, а гостиная и кухня совмещённые. Да и вторая комната пустовала. Марку уже пять, пора бы приучать его спать отдельно, но в первую очередь Джону нужно приучить себя оставлять его одного, а по-другому он не мог. Слишком много думал, слишком много боялся. Не мог оставить сына в соседней комнате, иначе бы сам не смог сыскать сон. Он просто волновался за безопасность ребёнка, потому оставлял его подле себя каждый раз. Вытягивал руку, давал Марку развалиться на второй половине кровати, а сам спал на боку, толком не погружаясь в глубокие сны. Да, засыпал, но слышал всё, что происходит вокруг. Можно ли это сном назвать? Ну, Со этого хватало. Как и пистолета под подушкой. Он всегда просыпался вместе с солнцем: ложился так, чтобы первые лучи падали на его глаза и работали, как будильник. Марка разбудить не хотелось, поэтому Джонни аккуратно убрал руку из-под его кудрявой головы и встал с кровати. Он всегда спал в футболке, всё же думая о психике ребёнка. В тех книжках, что он читал за полгода до начала катастрофы, многое рассказывалось о личном пространстве, о восприятии детьми родителей в том или ином возрасте. Из этого Со знал: граница должна быть. И как бы спокойно ему не спалось без футболки,, раз он решил не отпускать от себя ребёнка слишком далеко, значит должен выполнить все остальные важные пункты. Его одежда — военная форма. Штаны болотного цвета из плотной ткани, пережившие уже многое. Такие об камень не сточишь, они ведь для такого и предназначены: ползти по земле, взбираться на деревья и прятаться в засаде. Самой любимой вещью Джонни были сапоги. Классические армейские черные берцы, в каких и в горы можно пойти, и под обстрел попасть. Они идеально фиксировали стопу, не позволяя случиться вывихам, а ещё делали удар ногой более тяжёлым. Минус один — шаги Джона было слышно очень хорошо. Даже слишком, если он не старался красться. Помнится, когда он вытащил их из деревянных ящиков на какой-то военной базе, радовался неимоверно, хотя и был шанс не найти свой размер. Вот это настоящая обувь, а не кроссовки, которые приходилось менять слишком часто. То подошва отлетала — столько ходить — то ткань протиралась. Те кеды Со просто ненавидел. Из-за них каждую вылазку в город приходилось сопровождать грабежом обувного магазина. Ещё и такие размеры редкость, вроде 45-46. Джонни, наскоро завязав берцы, размял плечи и побежал в сторону ворот. Для него это что-то вроде утренней пробежки. Он проверял, сменились ли в шесть утра патрули у ворот и отправился ли на вылазку первый отряд. Всего их в общине шесть, они сменяли друг друга каждый день. Один выбирался за забор утром, другой днем, а третий под самую ночь. И вчера был день отряда, где состоит Джонни. Сегодня же он остаётся в безопасности и проводит вечер с семьёй. Как обычный человек. Забавно даже. Но до общего подъёма и завтрака ещё два часа — это время Со тратит на себя, ведь не мог позволить себе стать уязвимым, неподготовленным. Любая сноровка могла пропасть со временем, если на неё, грубо говоря, забить. Не желая лишний раз пропитывать черную майку потом, он снимает её и прячет в карман штанов. Ещё стирать... Пробежка продолжается, а её финальная точка — тренировочная зона. По большому кругу мужчина оббегает все: общий дом, центр, теплицы, небольшое озеро и заканчивает недалеко от места, где стояли мишени. Отжимания, пресс. Гантелей у них не было: чрезмерная роскошь. Работать приходилось или со своим весом, или с грузными камнями. По-хорошему позвать бы кого-то из парней на спарринг, но займётся этим мужчина уже днём. Два часа пролетели слишком быстро, и люди начинали выходить на улицу. Кто-то предпочитал забрать тарелку с общей кухни и завтракать на крыльце, кто-то забирал еду в дом. Но ели все одно и то же. Джонни — не исключение. Здороваясь со всеми по пути, мужчина зашёл в общий дом, где спало большинство жителей общины. Здесь и общий душ, и подобие столовой, где люди могли сесть и позавтракать, забрав утренний суп из огромной кастрюли. Краем глаза в помещении Со замечает красную макушку, а потом немного улыбается от того, как Юте приходится терпеть юного и энергичного нового знакомого. Что ж, ему полезно. Если выдержит Чону, значит человек терпеливый и неплохой. Но Со достаточно быстро отвлекают товарищеским хлопком по плечу. — Джонни, брат, ты бы прикрылся. А то ещё кто-нибудь не выдержит, бросится. — Тэиль смеётся, как гиена, и рот открывает неприлично широко, но Джонни немного ухмыляется. Всё же эта шутка его тоже позабавила. — Жизнь одинокая она такая. А ты тут отсвечиваешь. — Я с пробежки, Тэиль. Возьму нам с мелким еду и пойду. Ты же помнишь, что сегодня дежуришь на теплицах? — носом Со еле заметно кивнул в сторону Юты, а потом заговорщически посмотрел на старого товарища. Тот одобрительно качнул головой и убрал руку с плеча лидера общины. — Завтракайте и идите. Пусть мешки носит, ведра девушкам таскает. Что-то полезное да выйдет. — более мужчина ни с кем не переговаривался, только взял две тарелки и ушёл на улицу. Дома его ждал проснувшийся Марк, ещё более лохматый, чем обычно. Стоит в очередной раз припугнуть, что он их не расчешет потом, или в его волосах вовсе заведутся маленькие жучки. Хотя, это могло выйти боком: один раз Со младший отрезал себе клок волос после подобной шутки, а потом громко плакал о том, как боится жуков в волосах. Глупышка. — Ешь, потом можешь погулять с ребятами на площадке. — Марк, самостоятельно достав ложку в кухне, сел за стол и сонно посмотрел на отца. — А ты? — задав вопрос, малыш тут же зевнул и начал толкать в тарелке кусочки картошки, моркови и мяса. То в одну сторону, то в другу. Джонни потрепал его по волосам и сел напротив. — Закончу с делами и поиграю с тобой. Хорошо? — ел Джонни по-армейски быстро. Что-то вроде привычки, а Марк только тихонько попивал бульон и кивал, пока не закончил. Они вышли из дома за руку вместе, но потом Джон ушёл в сторону администрации, а Марк побежал к теплицам. Детская площадка находилась именно там. Небольшая горка, которую они ремонтировали не первый раз, качели да и всё на этом. Когда-то её поставили там из-за красивых видов, а остаётся она всё на том же месте из соображений того, что большинство женщин работают именно в теплицах или на грядках. Детишки пока только начинали подтягиваться: кто-то долго завтракал, а кто-то, наверное, не особо хотел гулять с утра. А Со Марк же был до жути любознательным, за что его не раз ругали. Ну, зато он в тот раз нашёл дырку в заборе. Его все благодарить вообще-то должны! Её же вовремя заделали. И сейчас малыш Со вместо качелей выбрал открытые грядки. Их закроют старыми оконными рамами осенью, а сейчас какие-то кустики только тянулись вверх, и ребёнок с интересом склонился над ними, пока рядом не прошёл кто-то с ведром. — Дяденька! — Марк достаточно быстро повернулся и подергал интересного взрослого за край футболки. А ведь он просто мимо проходил. — А что это? Это картошка? Вы знаете? — совершенно смело Со повёл взрослого за ручку к грядкам и уверенным голосом требовал рассказать ему, что же здесь растёт. Только потом Марк задрал голову и увидел, кого же он повёл за собой. Юта, признаться, тоже никак не ожидал увидеть перед собой вчерашнего мальчишку, при одном только косом взгляде на которого его папа был готов снести ему голову. Но этот маленький клоп оказался не из робкого десятка. — Верно, картошка. а ты разбираешься, парень. — кивнул Накамото, снисходительно улыбнувшись в ответ на детскую любознательность и не удержавшись, потрепал ребенка по курчавым волосам. А Со Марк уже тащил его куда-то вдоль грядок, крайне настойчиво требуя разъяснений, что за овощи тут растут. Он был таким довольным, особенно когда его погладили по волосам, что растрепались ветром, а из-за отблеска солнца казались больше рыжеватыми, чем тёмными. Да и он сам был, как солнышко. Шёл вприпрыжку, смеялся и указывал пальцем на интересующие его грядки. Белые глаза, бледная кожа — это всё Марк будто бы вовсе не заметил. Удивительно, но малыш смотрел на японца без тени страха или сомнения, которые так боялся увидеть Юта в детских глазах. Со Марк скорее изучал его долгим сосредоточенным взглядом, стоило ему повернуться, пока неожиданно ребёнок не решился на комплимент. — Дяденька, вы болеете? А почему у вас волосы красные? Это красиво! Вы красивый! — будь Юта целиком и полностью человеком, то цвет его лица наверняка стал бы таким же, как цвет волос. Слишком странно было слышать похвалу от ребенка. — У дяди больные глаза, малыш. Только и всего. Но ты ведь не боишься, правда, Со Марк? Тебя таким явно не напугать. — присев перед мальчонкой на корточки, поинтересовался бывший айдол, тихо рассмеявшись. А малыш улыбался и интересовался крайне искренне, кажется, скрасив чужой день, пока его маленькую ручку не отдернули. — Тётя Джихё? — тихо и удивлённо пролепетал Марк. — Не приближайся к нему! — женщина с силой вырвала руку Марка и закрыла его собой от Юты, а ребёнок и не понимал, что вообще происходит. — Ты здесь несколько часов, не думай, что я подпущу тебя к детям! Если Джонни тебя одобрил, это ещё не значит, что я буду доверять тебе! — наверное, у женщины заиграли эмоции, раз она так резко и хлестко отвесила Юте пощечину, да так, что у него остался красный след на щеке. Марк испугался и, на удивление, вжался в ногу именно Юты: Джихё казалась ему злой и громкой, а дети шума боятся. Юта и сам не понял, как так вышло, но разум на мгновение будто заволокла пелена. Он смотрел на стоящую перед ним женщину и отчетливо слышал, как циркулирует кровь по ее венам, как напрягаются мышечные волокна, а самое главное — он ощущал небывалые прежде гнев и злость. Словно возле его лица летала назойливая муха и задиралась, пытаясь заставить его отступить. Рычание из самых глубин почти животного нутра прорвалось неожиданно даже для самого парня. Он осознал это лишь тогда, когда Джихё в ужасе шарахнулась от него в сторону и закричала. — Монстр! — она кричала действительно громко, почти спотыкаясь об неровную поверхность земли. Судорожно Юта начал озираться по сторонам, но никто не спешил к нему с автоматом на перевес. Наблюдающие за разворачивающейся сценой зеваки, казалось, вовсе не обращали на него внимания, глядя строго на женщину со всей возможной укоризной. Будто бы она без причины сорвалась на новичка, так ещё и с проблемными глазами. Нечеловечно. Хотя Юта человеком и не был. Маленький Марк не знал, что сейчас будет и почему тётя Джихё так закричала, но вдруг в его поле зрения появился папа, и ребёнок убежал к нему, спрятавшись за его ногами. Джон всегда приходит вовремя. — Джонни! Он ненормальный! — женщина сразу бросилась к нему и положила обе руки на его грудь, ища поддержку, но Со сделал шаг назад. Юта не мог не усмехнуться. Молча, лишь у себя в голове. — Я видел. Скажи пожалуйста, зачем ты начала на него кричать? Он тронул Марка хоть пальцем? А тебя? Зачем ты ударила первой? Скажи мне? — снова этот тяжёлый вдгляд, трезво оценивающий всю ситуацию. Он слышал крики, слышал разговор от начала и до конца. И уж точно не видел агрессии в сторону своего сына. — Джонни... — Джихё вновь потянулась к нему, но мужчина убрал её руки от себя, ставя на место. — Он рычал. — Рычал? Серьёзно? И я должен в это верить? — закатив глаза, Джон наклонился и забрал ребёнка на руки: Марк тут же уткнулся лицом куда-то в папину шею, тихо всхлипывая, и спрятался. — Знаешь, во что я верю? Что они просто общались, а у тебя заиграла паранойя, потому что ты судишь человека по внешности, Джихё. — закрыв уши ребёнку, Джонни давил и на Юту, и на Джихё своим взглядом, ростом и характером. Он возвышался над ними и каждый раз ударял словом, как ножом. — А давай меня по внешности осудим, м? Кто я? Двухметровый головорез, который голыми руками без особых усилий человеку голову свернет? Давай, Джихё, скажи. — почти над её ухом Со сказал низко и грозно. — Ты же сама это видела. Осуди меня, давай. Как думаешь, после этих слов он тронет моего ребёнка хоть пальцем? — теперь взгляд был направлен в сторону Юты. Не злой, скорее извиняющийся: ему просто нужно было доиграть. — Бить кого-либо без причины незаконно, должна это знать. Ты свободна. — Джихё, казалось, сдерживала слёзы, или также умело играла. Но ушла она быстро. Собрав вокруг себя внимание людей, она сбежала и не захотела больше ничего слышать. Что ж, пусть уходит. Джон отпустил сына дальше играть, хотя тот, казалось, был не очень на это настроен, хотя на площадку подтянулись ещё дети. Юта же умело скрыл удовлетворенную улыбку, когда заплаканная женщина поспешно скрылась из вида. Он и сам не понимал, отчего чужие слезы в нем вызвали такое довольство, но факт заступничества со стороны лидера общины, надо сказать, невероятно тешил его самолюбие. Джонни обернулся, тихо вздохнул и положил руку на плечо Накамото. — Не обращай внимания, хорошо? Не знаю, что с ней, но остальные правда относятся к тебе нормально. Кстати, заобщался с кем-то? Видел, ты сидел с Чону за завтраком. Он болтливый, но неплохой малый. — склонившись, мужчина бегло оглядел лицо Юты на наличие ссадин, но красного пятна от женской кисти уже не было. — Я, правда, не знаю, что сделал не так и, всё же, мне жаль. Я бы никогда не навредил ребенку, кто бы что обо мне не думал. — нарочито виновато опустив глаза, изрек молодой человек, ощутив, как на его плече сжались пальцы лидера. Он действительно выглядел обеспокоенным. Хотел держать всё под контролем. — И да, здесь ко мне очень добры. У меня нет проблем. — добавил бывший айдол и приподнял подбородок, когда лидер общины склонился к нему, впервые, разглядывая чужое лицо в такой непосредственной близи. Джонни Со был обладателем скульптурного лица: ровного и прямого носа, аккуратных чуть пухлых губ и строгого разлета бровей с залегающей меж ними морщинкой. Вероятно, мужчина часто хмурился. «— А он красив.» — неожиданно отметил для себя Юта, немало удивившись собственным мыслям. Что-то подталкивало его вдохнуть глубже, пока лидер был так близко, и ощутить запах. Обычный, человеческий. Накамото ощущал его особенно чётко: пот, кожа и какой-то отголосок леса, окружавшего маленькую общину. — Надо что-то обработать? Помощь не нужна? Как справляешься? — Тебе не нужно беспокоиться обо мне. Это все ерунда. Я со всем справлюсь. — отмахнулся японец, качнув головой и отступил на шаг, отчего-то смутившись. — На самом деле, я должен поблагодарить тебя. Пусть я и не по своей воле оказался здесь, но все же. Это место, действительно, не зря многие считают своими домом. — Дядя, ты расстроился? — неожиданно напомнил о себе мальчонка и выбрался из своего укрытия, потянувшись вниз, чтобы папа поставил его на землю. — Ты больше не будешь со мной играть? — Эй, ну ты чего? — улыбнулся Юта, снова присев перед малышом, чтобы сравняться с ним ростом. — Дядю такое не задевает, не переживай и не дуйся. Иначе тогда дядя точно будет расстраиваться, понял? Обещай! — протянув Со Марку мизинец, произнес бывший айдол и широко улыбнулся, зная, как располагает к себе его улыбка. Мальчишка тут же просиял в ответ и зацепился о мизинец взрослого своим, скрепив пальцы вместе и как бы дав обещание. — Вот и молодец, — рассмеялся Накамото и поднялся на ноги, поймав нечитаемый взгляд лидера общины, но предпочел не слишком задумываться на этот счет. — Не бери в голову. Она в принципе в последнее время очень нервная. Никак не пойму, почему. — Со посмотрел женщине вслед, безотрывно так, даже не моргая. Он не разглядывал её оценивающе, хотя фигура у неё на самом деле была очень красивой и подкаченной: плечи были незначительно, но шире бёдер. Кажется, Со такое нравилось. Но в эти секунду он не фигуру разглядывал, а задавался вопросом: что с Джихё вообще происходит. Слишком нервная, эмоциональная. Смахнул бы на гормоны и числа, да был небольшой подвох. — Со временем освоишься. Ты уж точно не мешаешь. Ты тут к месту: не хочу чтобы девчонки зря таскали тяжести, сам понимаешь, тяжёлый физический труд не для девушек. — упираясь языком в уголок губ, Со отвёл вдгляд от невидимой точки, где Джихё давно пропала, скрывшись за одним из домов. С ней, обычно, не было сложно, но что-то шло не так уже несколько дней или недель. И тут даже Юта не при чём. Джон не был дураком: он всё прекрасно понимал. И чувства, и переживания, и привязанность — но уговор между ним и Джихё изначально был совсем другим. И она переступала черту друга слишком стремительно, видимо, возомнив себя мамой Марка. — Я надеюсь, что произошедшее не повлияет на ваши отношения? — выразительно качнув головой в сторону, куда убежала женщина, тихо поинтересовался Юта, ведь туда, не моргая, смотрел Со. — Прости, если лезу не в свое дело. Но я просто не хочу быть яблоком раздора. — откровенно говоря, слова сорвались с губ бывшего айдола прежде, чем он успел толком это понять. И это после того, как он чуть не разоблачил самого себя перед таким огромным количеством людей. В этой общине с ним определенно что-то происходит. Неужели долгое отсутствие какой-либо коммуникации и асоциальный образ жизни так на него повлияли? Верить в то, что ему просто любопытно какие отношения связывают со с этой женщиной, симпатии к которой он не питал, Накамото было сложно, но он предпочитал об этом не думать, даже когда весь его мир как-то резко начал крутиться вокруг одного человека с крепкой спиной и загоревшей на солнце кожей. — Отношения? — Джонни тихо рассмеялся, скорее озадаченно, чем весело, и вытер пот со лба. Ближе к обеду солнце поднималось всё выше и приносило с собой неимоверную жару. — Мы не семейная пара, а Марк не её сын. У нас чуть больше, чем дружеские отношения. И вообще странно, к мужчине ревновать. — Юте не восемнадцать лет, не обязательно говорить для него прямо. Ему хватит жизненного опыта понять одну простую фразу. — В иной ситуации я бы крышей поехал или от одиночества, или от нервов за семью. А в моей жизни и так забот не мало. — Марк, кажется, потеряв к взрослым всякий интерес, убежал на площадку к другим детям, тут же резво забираясь на горку. А Джонни с этого момента мог говорить более открыто, но не спешил начинать, желая продолжить разговор за работой. — Тут подкопать надо, сейчас приду, а ты ведро донеси. — недалеко от теплиц стоял хлипкий сарай, и выглядел он настолько старым и шатким, что, казалось, будто бы он от любого дуновения ветра возьмёт и упадёт. Достав оттуда лопату с длинным черенком, Со пришёл к тому же месту, принимаясь рыхлить землю: даже выходной свой без работы провести не может. Накамото понятливо качает головой в ответ на объяснения лидера общины относительно поведения женщины, хотя ему и без них все предельно ясно, и подхватывает ведро воды. Грубо говоря, самка метит свою территорию. и это показательное выступление было явно одним из способов. Даже смешно. Губы сами натягиваются в улыбке, какой-то странной, даже самодовольной, хотя источник данных эмоций Юте совсем не понятен. По просьбе лидера он относит ведро к девчонкам в теплице, помогает залить одну из грядок с каким-то привередливым овощем и вновь уходит под палящее солнце. Он всё ещё был в своих мыслях. Юта, справедливости ради, соглашался где-то глубоко внутри себя с тем, что у джихе есть все причины опасаться. Особенно после сегодняшнего перфоманса, когда животное нутро бывшего айдола практически показало свой хищный оскал. Однако женщина слишком поторопилась и своими же руками все испортила, нарушив один из законов общины, а значит, попыталась подорвать и авторитет любимого мужчины, который был готов отстаивать эти правила силой оружия, если придется. «...странно, к мужчине ревновать», — фраза отчего-то остро врезается в память, но Юта лишь качает головой, не подтверждая и не опровергая этот тезис. Он лишь коротко окидывает поджарую, покрытую испариной фигуру мужчины и наклоняется, чтобы подхватить с земли другое пустое ведро, а после отправиться за водой. Работу никто не отменял. особенно, если у тебя в напарниках сам лидер общины. Отлынивать точно не получится. Впрочем, бывший айдол всегда отдавался любому делу с полной самоотдачей и похоже, что Джонни это оценил, раз решился на похвалу в адрес новенького. Когда Юта вернулся, Джон вновь обтер лоб рукой: слишком жарко. Занимаясь активным трудом, тело покрывалось испариной: влажная кожа поблёскивала на солнце, подчеркивая каждую мышцу. Майку после тренировки Со так и не надел. Юта мельком пробегался по чертам его тела взглядом, но через уводил свой интерес обратно к поливу и, чтобы отвлечься, вновь завёл разговор. — Марк такой осознанный. Не по годам. Я очень давно не видел настолько маленьких детей. В основном тех, кто родился до той эпидемии. А Марк? Ему явно чуть меньше. — Знал бы, что так произойдёт, я бы Марка не заводил. Но вышло то, что вышло, и я его люблю. Но я никогда не желал для него такой жизни. Это слишком жестоко, понимаешь? Он никогда не узнает, что такое школа, детский сад, выпускной. И мне иногда жаль его. Стараюсь хоть как-то скрасить его детство. — отряхнув руки, мужчина посмеялся. — Но он сам клоп тот ещё. Вообще бесстрашный. Как-то нашёл дыру в заборе и вылез наружу, говорит, интересно стало, а что там. Думал, прибью его. Страшно же, мало ли что. — Юта слушал его внимательно, почти глотал каждое слово, с интересом разомкнув накусанные губы. Так значит, Марк действительно родился после конца... Вероятно, жена Джона, если таковая была, забеременела ещё до того, как мир сошёл с ума. Это всё объясняло. — Ты хороший отец, Джон. — тихо выдохнув, Накамото поставил полное ведро на землю и решил дать себе небольшую передышку. — Спасибо. Постепенно Джонни доверял Юте чуть большее о себе, но это всё было ответом на вчерашний незаконченный разговор. Юта рассказал о своей семье, там, на далёком острове, а Джонни приоткрыл ему то, что чувствует о своей семье, правда она была чуть меньше. Со двигался дальше по грядке, иногда склоняясь и выдирая сорняки. Он всё такой же мокрый, а оголённая кожа на солнце постепенно смуглела, что мужчине шло невероятно. От каждого движения мышцы сокращались, вновь играя со светом и бликами, а татуировки на широких плечах вовсе удалось впервые рассмотреть так близко. В основном на рисунках красовались растения, и что-то подсказывало — у них был свой особый смысл, который мало кому открывался. Они трудятся вплоть до самого обеда под нещадно палящим солнцем, от которого уже порядком напекло затылок, но в этом новом мире не принято жаловаться. Да и Юта не привык, хотя у самого футболка потом уже насквозь пропитана, но избавляться от нее он не спешил. Накамото явственно ощущал чужой липкий взгляд, что врезался ему между лопаток, скользил по гибкой спине к бедрам, когда бывший айдол в очередной раз склонялся над грядкой, чтобы выдернуть сорняк. Легкий ветерок доносит до него тяжелый мускусный запах. Он душит, забивается в ноздри, из-за чего в носу невероятно зудит. Японца буквально подташнивает от происходящего, но он не ищет глазами источник своего дурного состояния по той же причине, по которой не оголяет покрытый испариной торс — не хочет давать ни малейшего повода для действий, дабы потом никто не обвинил его в провокации. Однако вся ситуация, в целом, начинает напрягать парня. Не прошло еще и суток, как он здесь, а уже такое пристальное и откровенно ненужное внимание, способное привести к фатальным последствиям. Дураком юта не был и все прекрасно понимал, что в их перевернувшемся с ног на голову мире теперь доступно все, что прежде было под запретом или хоть как-то осуждалось. Теперь все принимается, как данность, потому что все так спешат жить и даже не знают, смогут ли протянуть до завтра. На удачу, Со зовет его обедать и бывший айдол даже слишком торопится оставить ведра и оказаться в общей столовой. Удивительно, но продолжительное молчание на протяжении всего пути нисколько его не напрягает, как и присутствие Джонни. Рядом с ним почему-то комфортно и даже как-то уютно, словно бы ощущаешь себя в безопасности. Было бы ли тут дело в его статусе лидера или же мужчина просто умел так располагать к себе — Юта так и не понял, но это ощущение начинало ему нравиться. Давно он не чувствовал себя так спокойно в компании другого человека. Марк давно убежал обедать с другими детьми, а на крыльце Юте активно махало юное лицо, от чего Со только посмеялся и буркнул что-то нелепое, лишь бы подколоть. Люди смирно становились в очередь и двигались постепенно, стараясь не наступать друг другу на руки. Смотреть на всё это сверху, когда большинство ниже тебя на голову, даже забавно. Например, можно рассмотреть самое начало очереди и сколько там осталось до тебя, что Джонни и делал, изредка комментируя это своей сегодняшней компании из Юты и Чону. Младший трындел о своем дне без остановки, потому остальные помалкивали, никак его не попрекая. Забрав свою порцию пюре и небольшого размера котлеты, Джон пошёл за один из столов, но шум заставил его обернуться и закатить глаза. Его снова встретил Тэиль, при чём очень неуклюжим жестом: специально или случайно, он навернул стакан воды прямо на нового жителя общины. Что за день то такой? Вода пропитывает и без того влажную ткань, что неприятно прилипает к телу, облепляя подкаченные грудь и торс, в то время как самому Накамото снова хочется зарычать от накрывшей с головой досады. Черт побери, этот Мун Тэиль совершенно точно нарывается. Японец отказывался верить в то, что все это чистая случайность. Уж точно не тогда, когда мужчина поспешно схватил с раздачи поварское полотенце и попытался прикоснуться к новенькому под предлогом помощи. — Я не специально, не злись. Давай уберу. — прикусив нижнюю губу, Тэиль наклонил голову в бок, петляя взглядом от раздосадованного и напряжённого лица Юты к его торсу. — Спасибо за беспокойство, как-нибудь сам разберусь, — холодно сообщает Накамото, но Тэиль настаивает, почти в наглую прикасаясь к нему. — Что за детский сад... — раздражённо произнёс Со и поставил свою тарелку на стол, явно с намёком громыхая посудой об деревянную поверхность. — Юта, иди переоденься. Запасную одежду должны были выдать. — Тэиль, кажется, хотел сорваться с места следом, но Джон одним лишь словом заставил его затормозить. — Я просто покажу новичку, где одежда лежит. — Мун состроил невиновную гримасу, когда Джон обступил его и пытался посмотреть в глаза, но Тэиль смотрел через его плечо за тем, как новичок удалялся прочь из столовой. — У него есть. Иди за тряпкой, кто за тобой воду убирать с пола будет? Точно не я. — Тэиль, наверное, подумал, что никто не видел, как сильно он закатил глаза, когда ему пришлось взять тряпку и соизволить протереть пол на глазах у других людей. Джонни чувствовал, как сильно подорвал чужое эго, а ещё сорвал какой-то незамысловатый план. Наверняка мерзкий, корыстный. Со абсолютно точно что-то предотвратил: он это чувствовал. Потому голове вертелась одна только мысль: "Да что с тобой не так, Тэиль?"