butterfly.

      Из тени проема справа появился силуэт. Девушка дрогнула и ступила назад, тут же сталкиваясь с крепкой спиной мужа. Стоило фигуре приблизиться, выйти к прибывшим в свет фонарей, проникающий через окна, как Элизабет распознала в фигуре полноватую даму средних лет с седыми прядями у висков. Она выглядела хмуро. Не только лицом, о том говорили морщины по всему телу, сутулая осанка, пальцы, стиснутые в кулаки. От её грозного вида с лица бывшей ещё утром мисс Блюм сон сбежал с лица и с разума.              — Здравствуйте, мистер и миссис Соломонс, — безразличным тоном проговорила она, голос её тоже ласковым назвать было нельзя. Женщина вдруг посмотрела на девушку, не моргая. — Меня зовут Эдна, я — служанка мистера Соломонса, стало быть, теперь и ваша.              — Здравствуйте, — мягко прошептала Элизабет, дружелюбно улыбаясь. Она хотела и руку протянуть, но испугалась и просто сплела свои пальцы вместе. — Меня зовут Элизабет. Приятно познакомиться.              Взаимностью Эдна отвечать не стала. Только кивнула и посмотрела на хозяина, полностью игнорируя присутствие его супруги.              — Мистер Соломонс, к вам гость пришел. — Элизабет выпучила глаза, посмотрела на служанку, а после повернулась к мужу. Кто же мог прийти в такой поздний час, да и в такой день, гадала она. А супруг её взгляд смирил своим безразличным и как ни в чем не бывало уставился на Эдну. — Он ждет у задней двери. Мне его спровадить или…              — Я сам разберусь, — спокойно ответил Альфред. — Эдна, проводи миссис Соломонс в ванную и помоги умыться, а затем проводи в спальню. Я скоро приду.              Эдна сделал шаг навстречу хозяйке. Элизабет ещё раз посмотрела на мужа, молчаливо спрашивая, не стоит ли ей обождать и подняться позже, уже вместе с ним. Мужчина лишь провел рукой по её щеке, будто бы успокаивая, и сказал:              — Иди, Лилибет. Я скоро буду. Эдна покажет тебе комнаты.              — Пройдемте, миссис Соломонс, — сказала Эдна и взяла её за руку, заставляя повернуться.              Лилибет опешила и ойкнула от неожиданного соприкосновения. Не успела она опомниться, как в кромешной темноте они поднимались по лестнице на второй этаж, так же покрытый мраком, а за спиной след Альфреда и простыл.              И всё же кто мог наведаться к ним на ночь глядя?              — Извините, — прокряхтела Эдна и сбила её с мысли, — думала, вы до утра не вернетесь, вот и не зажигала свечи, да и лампы не стала трогать понапрасну, сижу у себя на кухне и вяжу. Сейчас вам воду наберу и спальню освечу.              — Спасибо. А вы не могли бы принести мне ночнушку молочно-белую с рукавами-фонариками, пожалуйста? Она должна была лежать в сером кругом чемоданчике на самом верху. Я переоденусь в неё после омовения.              — Я разобрала чемоданы, но я прекрасно помню, куда дела ночное платье и остальное, и принесу всё, что нужно. Надеюсь, вы не расстроены, что я трогала вещи без спроса?              — Конечно, нет. Наоборот, я рада, мне меньше забот. Спасибо вам, — девушка улыбнулась.              — Хорошо.              Эдна наполнила для неё большую ванну, блестящую в свете свеч, теплой водой и оставила её в довольно просторной для ванной комнате. Тут всё было чисто и совсем ново. Белый потолок, стены, обклеенные светло-голубыми обоями, темный деревянный пол, белый умывальник с позолоченными краниками — всё это переливалось золотом и бронзой благодаря лепесткам пламени. От воды пахло душистыми только-только расцветшими бутонами, кажется, розами, яблоневыми цветками и, возможно, розмарином. Элизабет никак не могла понять. Она и не особо пыталась, откровенно говоря. Другие думы занимали её голову.              Торжество закончилось, часы пробили двенадцать где-то в гостиной. След её присутствия в отеческом доме растворился, пронесся по улицам и ступил на порог апартаментов Альфреда Соломонса, обозначая свое новое гнездышко. Она сидела не в его ванной, а в их, готовилась ко сну не на его кровати, а на их. Всё вокруг теперь было их, было и её. Она обрела свои стены, свои комнаты, свое хозяйство. А ей всего-то было девятнадцать. Элизабет заулыбалась и снова неверяще оглянулась вокруг.              Вернулась Эдна с ночным платьем. Она помогла юной хозяйке вытереться. Элизабет всё время стеснительно избегала взгляда женщины и, опустив голову, прятала алые щеки. Эдна учтиво молчала и лишь помогала.              Для своей брачной ночи Элизабет платье выбирала так же тщательно, как и для свадебной церемонии. Со светлой тоской, отказавшись от помощи Эдны, она самостоятельно сложила свадебный наряд и спрятала в дальний уголок шкафа из темного дерева с аккуратной резьбой. Она осталась в легком полупрозрачном платье, не скрывавшем очертания кружевного белья, что она выбирала в компании Дрины. Вырез, украшенный небольшим бантиком из белой ленты, открывал ключицы. Фата спряталась вместе с платьем, теперь золотые волосы, всё так же украшенные цветами, собранные в косу, притягательно поблескивали в тех же ореолах свечей.              Восковые цилиндры с зажжёнными фитильками стояли на подоконниках по обе стороны огромной кровати с балдахином из двух слоев: совсем легкого тюля и покрывающего его плотного материала оттенка морской глубины, — стояли они и на полке над камином, что разместился по левую руку от входа, между ним и окном расположился небольшой будуарный уголок с туалетном столиком и пуфом, в которые Элизабет влюбилась, стоило ей положить на них взгляд. По правую сторону от кровати стоял высокий шкаф, в который могли бы поместиться все отпрыски Блюмов. Он казался пугающим черным пятном и скрипел при раскрытии дверей, к нему ей ещё предстояло привыкнуть. Слева от входа у стены устроился письменный стол, на котором стояли канделябры с искусными разветвлениями, лежали её книги из прошлого дома, письменные принадлежности, дневник.              Спальня ей пришлась по вкусу, удобная и роскошная (по сравнению с той, что была). Как у герцогини или хотя бы леди, радостно твердил разум. Элизабет с восхищением разглядывала комнату. Делать ей больше нечего было. Эдна куда-то испарилась, а Альфред всё не приходил. Как бы беда в лавке не приключилась, думала она и кусала губы, рассматривая вид соседних домиков из окна. Сидеть на подоконнике было неудобно, а делать она это любила, потому решила попросить за завтраком у мужа деньги (если, конечно, всё будет в порядке с лавкой) на подушки, так и комната уютнее сделается, и она привнесет что-то свое.              Элизабет клевала носом и уже раздумывала над тем, чтобы упасть на мягкие манящие подушки, когда ступеньки заскрипели под чьими-то тяжелыми шагами. Звук подействовал ободряюще. Девушка заморгала и выпрямилась натянутой струной. Она старалась не думать о страхе, расползающемся по телу подобно утреннему туману над Темзой. В голове звучал монолог Дрины должный быть успокаивающим, но на самом деле пугавший и заставлявший терзаться догадками. Она упомянула кровь и боли, что настораживало. А Лилибет упорно не хотелось думать, что особенная ночь, их первая ночь и слияние тел пройдет болезненно, а не чувственно и интимно. В мечтах и снах мозг рисовал ей другие картинки: его большие руки на её нагом теле, сотни и тысячи поцелуев, признания, взгляды, наполненные жаждой и восхищением, а главное — любовью.              Половица скрипнула совсем рядом. Элизабет повернула голову. Альфред стоял тенью в проеме. Ни пиджака, ни жилетки на нём уже не было. Остались расстегнутая рубашка, открывающая вид на грудь, и брюки. Одной рукой он опирался на дверной косяк. Серые глаза проскользнули по дереву под ногами и к ней, восседающей на большой кровати, замершей в ожидании неизвестного. Понравится ли ей? Получит ли она загадочное удовольствие, которое, Дрина говорила, почти невозможно было поймать?              Элизабет старалась не мучать себя лишними вопросами.              — Я думал, ты уже заснула, — пробормотал он лениво. Возможно, в том была виновата выпивка. Альфред не пил много, но пригубил немного рома или виски.              — Нет, я хотела дождаться вас, чтобы… — она не смогла сохранить зрительный контакт с мужем. Стеснительность взяла верх. Щеки защипало от жара.              — Я понял, — немного снисходительно ответил он, и уголок его губ игриво приподнялся.              Он двинулся на неё, и Элизабет инстинктивно захотелось попятиться назад, но она вовремя себя вразумила и остановила. Нечего мужа стесняться или страшиться, сказала она себе строгим голосом. Её же строгое лицо, появившееся вспышкой в разуме, подарило ей храбрость, но недостаточно, чтобы начать действовать первой. Она ждала мужа.              Альфред неспешно подошел к ней. Его руки легли на её щеки, большие пальцы задвигались по бархатной коже. Сверху вниз мужчина смотрел на неё, нет, даже не смотрел, он вглядывался в её лицо, будто вытягивал энергию или пытался запомнить каждый миллиметр. Она казалась себе неопытной птичкой, так и не научившейся летать, в чужих теплых ладонях, способных раздавить её или же приласкать. Она приоткрыла рот, выпуская горячее дыхание, распиравшее грудь. Подкрадывался тот самый момент, момент их соития. Он густил воздух вокруг, покалывал кожу, заставлял подрагивать то от страха, то от нетерпения познать то, о чем люди могли только шептаться или передавать томными взглядами.              Мужской палец прошелся по приоткрытым губам. Альфред растягивал момент сближения и получал удовольствие. Сегодня он в первый раз воочию увидит тело, которое он представлял перед сном и перед рассветом, гадал о его чертах и мягкости. Конечно, сегодня он не сможет насладиться им сполна, не сможет завладеть Лилибет полностью. Он принял это решение давно.       — В первый раз сделаем всё, как полагается, ради твоей же благодетели, — прошептал он. Его дыхание опаляло женское лицо, но он не приближался, не целовал.              — А как же ваша?              Альфред хмыкнул.       Проведя ни один спор в голове, он пришел к тому, что не станет терзать неподготовленное тело. Да и ради сохранения чистых облика и души жены Альфред решил в основном придерживаться старых правил и традиций. Он может погрязнуть в болоте. Он выбрал путь. У Элизабет шанса это сделать не было.              — О ней задумываться поздно.              Что он имел в виду?              Девушка нахмурилась, и Соломонс предвидел вопросы и длинные разговоры. Он слишком устал для них и вряд ли был готов расстилать душу перед Элизабет. Ему хотелось расслабиться, очутиться в теплой неге желанного тела. Потому он и не дал жене раскрыть рот, взял за щеки одной рукой и поцеловал. Язык без преград попал в рот девушки и заставил ту обмякнуть и закрыть глаза. Однако ресницы трепетали, трепетали, как бабочки в банке, как сердечко в её груди. Он не касался женской груди с тех пор, как начались ухаживания за Лилибет. Мать однозначно намекнула, чем могут обернуться его походы в дома специфических увеселений. Да и сам он прекрасно понимал последствия возможного скандала, понимал репутационные риски, понимал, что мог испортить лицо, которое только-только вступало в приличный свет, потому игнорировал «зуд ниже пояса», как назвала это мать.              Свободная мужская рука скользнула к лифу платья и нетерпеливо сжала. Грудь у Элизабет была не большая, но и не маленькая, идеально помещалась в ладонь. Он нарочно тянул, подразнивал себя загадкой, пока только прощупывая очертания фигуры. Чем больше он касался Лилибет, тем сильнее его тянуло к ней, тянуло наплевать на всё и насладиться всеми прелестями девичьей юности. Он прошел столько преград, чтобы получить её. Благо, разум ещё оставался холодным. Помнил цель и помнил о боли, которую мог причинить. Слёзы Элизабет, вызванные не безграничным счастьем или восторгом, не вызывали у мужчины приятных эмоций, насколько он мог судить по опыту, скопившемуся за пару месяцев.              Когда его тело начало напирать на девичье, подталкивая лечь, Соломонс вдруг ощутил ответный толчок. Сладкие губы исчезли с его, чем заставили открыть глаза и вернуться из мира фантазий, которые вот-вот стянут ненужные одежки и растекутся по голубой простыне.              — Мы должны прочитать молитву… — протараторила Лилибет и опасливо взглянула на него из-под ресниц. Страх не покидал её. Немудрено — она почти его не знала, не знала, чего ждать при ссорах или легких размолвках.              Перечить мужу и не уважать его желания, даже если они были не совсем чистыми и невинными, как сейчас, было, как минимум, не принято, как максимум, опасно для здоровья жен некоторых особо деспотичных мужчин. Альфред никогда не отличался мягкостью, скорее, наоборот, мог считаться жестоким и бессердечным в некоторых кругах, но поднимать руку на женщину бы не отважился. В конце концов, он не был законченным монстром. Элизабет должна была это понимать.              — Точно, традиции… — чтобы приучить свою маленькую жену к своим прикосновениям, Альфред мягко прошелся по её щеке и постарался улыбнуться мило, а не так, будто загнал жертву в угол, — хорошо, что напомнила. Только вот проблема, — он усмехнулся, но звук из его рта вылетел приятный, добрый, — я не помню слов.              Он состроил сконфуженное лицо, и Элизабет тихо захихикала. Он обе её руки в свои и поднес к губам.              — Мы можем не произносить молитву, — сказала девушка совершенно спокойно, — или вы можете повторять слова за мной.              Сын своей набожной матери, он уважал традиции, ритуалы и другие обязательные в общине вещи, не мог иначе, но натуре своей противостоять он тоже не мог. Если Альфред мог обойти правила, он их обходил.              А вот Элизабет казалась его полной противоположностью, казалась девушкой правильной и послушной, поэтому он неохотно согласился на второе её предложение и вместе с ней произнес молитву. Твоя душа испорчена, а её таковой становиться не обязана, повторял он.              — Ты красивая, Лилибет, — сказал он по окончанию и пальчиками прошелся по виску, задевая цветы. Маленькая лесная нимфа. Она так старалась его поразить, и у неё получилось.              — Благодарю, — она смущенно улыбнулась и опустила носик.              Дело вкусовщины, возможно, но её старшая сестра со своей ледяной красотой и в драгоценностях не поразила его так, как его поразила Элизабет. В ней было природное сияние, которое и сейчас манило его. Он больше не мог ждать.              — Ложись.              Пелена напряжение снова накатила на юное личико. Альфред поцеловал её, заставляя забыть. Она медленно опустилась на кровать. Пухлые бедра немного раздвинулись, давая Соломонсу нависнуть сверху. Правая его рука двинулась под платье. Прохладные пальцы вызывали мурашки на коже, заставляли вздрогнуть, но Элизабет старалась не обращать внимания на дискомфорт и неловкость, стараясь поспевать за мужем в поцелуе. Он был умел и опытен. Каждое движение ощущалось естественно. Она же понятия не имела, куда деть руки, за что схватиться, куда смотреть, может, ей и вовсе стоило закрыть глаза и лежать неподвижно.              Мужская рука перестала щупать кожу и скользнула меж бедер. Большой палец коснулся чувствительного места, и её будто прошибло молнией. Элизабет зажмурилась, сжала кулачки и застыла подобно изваянию. Альфред скользнул чуть ниже и снова вернулся наверх, а потом повторил это раз за разом. В животе всё стянуло, и на какое-то время ей вздумалось, что её вот-вот стошнит. Однако ожидаемое происшествие не наступало, зато удовольствие комком снега скапливалось и заставляло её тело слегка подрагивать в ожидании чего-то неизведанного, необычного и захватывающего.              — Уже мокрая, — прошептал Альфред ей в губы и поцеловал, о не страстно, как до этого, а нежно, легко.              Элизабет промолчала, не зная, был ли сей факт хорошим знаком или плохим. Вроде бы, он улыбался, выглядел довольным. Значит, так и должно было быть.              Альфред прервался и отодвинулся от её лица. Голубые глаза девушки жадно следили за его действиями. Обе руки заползли под платье, зацепились за края трусиков и потянули их вниз. Ткань оказалась на полу. Сердце пропустило удар. Момент приближался. Она увидит то, что, честно говоря, не очень желала увидеть. Дрина предложила описать ей анатомию тела, даже книжки достала, но Элизабет прервала её, закрыла глаза и стала мотать головой. Теперь она жалела, что оказалась неподготовленной. Возможно, ей было бы не так страшно.              Края платья оказались задраны. Открылись бледные бедра. Альфред уставился на них с нескрываемым вожделением. Это польстило Элизабет, и в груди загорелся огонек.              — Придется потерпеть. Будет больно, но это только в первый раз. Дальше будет лучше. — Она не нашла, что ответить, и кивнула. — Если будет невыносимо, скажи, ты можешь серьезно пораниться. Не хотелось бы вызывать доктора.              Глаза Лилибет загорелись страхом, и Альфред тут же заметил это.              — Нет-нет, не пугайся. — Он испустил незлобный смешок. — Обычно все проходит хорошо.              Элизабет снова кивнула.              Альфред ободряюще улыбнулся ей и потянулся к черным брюкам. Расстегнулись ремень, ширинка. Они поползли вниз и остались на полу. Элизабет подняла глаза к потолку. Кровать на краю прогнулась. Мужчина залез на неё. Его руки вновь очутились на женской коже. Они прошлись по мокрым складкам, вызывая мурашки. Она рвано выдохнула. Палец скользнул в теплое лоно и вошел до основания. Лилибет тихо зашипела. Свободной рукой он успокаивающе приласкал женское бедро. Альфред стал вводить и выводить палец. Лилибет глубоко вдохнула, а выдыхать не спешила. В очередной раз внутри зарождалось это странное непонятное ощущение, которое она раньше не испытывала. Неужто это было то наслаждение, о котором с розовыми щеками говорила Дрина?              Он ввел второй палец, а затем и третий, растягивая её лоно. Элизабет кусала губы, сжимала потными ладошками одеяло. Альфред изредка шептал ей на ухо, успокаивающие слова. Всё хорошо.              — Вот так, молодец. Всё хорошо? — Лилибет, вся раскрасневшаяся, кивнула. — По обычаю ты должна ввести его сама. — Он опустил глаза к своему паху, и девушка неспешно последовала за его взглядом.              Мужское достоинство выпрямилось и смотрело прямо на неё. Она сглотнула ком в горле.              — Я не знаю, что делать…              — Я покажу, дай мне руку.              Он протянул ей свою. Лилибет приподнялась на локтях и протянула подрагивающую ладонь. Альфред пододвинулся к ней, шире раздвигая бедра. Он обернул её пальцы вокруг своего члена. Элизабет напряглась.              — Не надо, все в порядке, — прошептал мужчина ей.              Он стал водить женской рукой по длине и тут же зашипел. Элизабет хотела отдернуть руку, но Альфред сжал её крепче.              — Ты не делаешь мне больно, наоборот… — прошипел он сквозь зубы. — Мне приятно.              Тогда Лилибет немного осмелела и сама задвигала рукой. Альфред простонал и в блаженстве закрыл глаза.              — Вот так, молодец, Лилибет.              Тут он снова навис над ней и поцеловал, точнее впился в её губы жестко, страстно, кусая. Волна неизвестного происхождения захлестнула её с ног до головы. Рука сама по себе ускорила движения. Голова перестала думать. Тело и инстинкты захватили контроль. Альфред рыкнул ей в губы.              — Вводи, — проговорил он резко и, не дожидаясь ответных действий, сам толкнулся к лону, упираясь в складки.              И снова эмоции захлестнули Элизабет. Она возжелала большего, хоть и понятия не имела, что «большее» из себя представляло. Рука ввела его достоинство внутрь совсем немного. И тогда она ощутила укол разочарования. Было больно и неприятно. Для Альфреда попадали все стены, ему дали зеленый свет. Он дернулся и глубже погрузился в лоно. Стон освобождения слетел с его губ. Он соскучился по ощущению теплых стенок, сжимающих его. Так Лилибет, будучи девственницей, была ещё и уже, чем те, к кому он привык. Она была неопытной, а это давало пространство для воображения, он многому мог научить её, мог научить наслаждаться им и собой. Изображения распаленной, возбужденной и нагой Элизабет раззадоривали его ещё больше.              Альфред поставил руки по обе стороны от её лица и стал энергично входить до основания. Она стискивала его в своем лоне, принимала беспрепятственно и покорно. Он и не думал, что могло быть иначе. Ее, как и всех других девушек общины, несмотря на современные взгляды её отца, воспитывали быть послушной женой. Вот она ею и была, доставляя наслаждение мужу.              Ей было больно, почти невыносимо, трение приносило раздражение. Следы приятных волн потерялись где-то во времени, стерлись из воспоминаний. Она могла попросить остановиться, могла ли?              Она видела, как Альфред над ней стонет, как пылко цепляется за её губы, как наслаждается их соитием, не видя, как она старается стереть боль с лица, играть роль покладистой, как должна была. О долге перед мужем она повторяла себе раз за разом с каждым резким толчком. Она не хотела его разочаровывать. Потому Элизабет стиснула зубы и терпела, терпела, сдерживая слёзы в глазах и стараясь подавить комок крика в горле.              Альфред повалился на кровать и быстро заснул, видимо, устал. Лилибет не могла пошевелиться какое-то время, валялась пластом на краю, слушая сопение. При любом шевелении и соприкосновении бедер по нижней части тела расползалась боль. Он кончил в неё. Элизабет поняла это, проведя пальцами по складкам и столкнулась лицом с белой жидкостью с пятнами крови. Он заклеймил её. Дороги назад нет.              Увидев противную жидкость на руках, она поднялась и направилась в ванную, смыла её холодной водой с бедер и рук. Спать ей не хотелось. Да и боль вряд ли поспособствовала бы мирному сну. Потому она на цыпочках спустилась вниз по лестнице, крепко цепляясь за перила, поддавшись желанию исследовать. Она так и не видела ничего, кроме прихожей, спальни и ванной. А комнат тут было не меньше, чем в её прошлом доме. У лестницы она свернула налево, там расположилась просторная столовая с большим столом. Интересно, для кого? Хотел ли он много детей, как она? Они не говорили об этом.              В столовой была дверь, та вела в кухню. Туда она и проскочила. Там было темно. Эдны уже не сидела за столом. Наверное, отправилась к себе. Слышала ли она их соитие? От этого слова она вздрогнула от стыда и мерзкого чувства и стряхнула с себя его отпечатки.              Элизабет нашла свечу и зажгла её. Она налила себе воду из кувшина в граненный стакан, что нашла в шкафчике. Сделав глоток холодной жидкости, ощутив его в горле, она вдруг осела, но не на стул, а на пол, с грохотом поставив стакан на столешницу. Слабость захватила её. Лилибет обняла коленки и вжалась в угол. Боль пронзила тело очередным уколом. Слёзы заструились по щекам.              Альфред не позаботился о ней. Он взял, что хотел, причинил ей боль и не заметил того. Он не заметил! Тоже ей заботливый муж. А ведь она мечтала о другом человеке, о любящем, о внимательном. Надежная опора, крепкое плечо и чувственное нутро — так она его себе представляла. Но ничего из этого не открылось ей в эту ночь, может, только жалкие крохи, брошенные, как подаяние.              И боль, терзающая лоно, не позволяла ей забыть горькую мысль: может, она совершила ошибку, выбрав незнакомого человека, может, ей стоило подождать год, как Дрине. Голова гудела от отрезвляющих ударов разума. Ошибка, ошибка, ошибка, твердил голос. Почему он разочаровал её, как он мог так поступить с ней? Ей придется терпеть это до конца жизни?              Глупая, глупая девчонка. На что она рассчитывала?              — Лилибет? Что ты здесь делаешь? — мужской голос заполнил кухню.              Она подняла на Альфреда глаза. Его лицо, озаряемое оранжевым светом, было искажено тревогой.              Слезы в глазах девушки поставили Соломонса в ступор и отняли язык. Когда он проснулся и не обнаружил рядом с собой теплое девичье тело, он подумал, что она моется в ванной. Однако шума воды он не различил, да и, встав, её там не обнаружил. Вот он и отправился на поиски пропавшей жены. Какого же было его изумление, когда Альфред обнаружил её на полу кухни, подрагивающую и покачивающуюся взад-вперед. Неужели всё прошло настолько плохо?              — Ничего, — вытерев слезы, прошептала она и отвернулась.              Он присел на корточки перед ней, тяжело вздохнув.              — Ну уж нет. — Строго сказал Альфред. — Выкладывай и не смей мне врать. Ты дала клятву.              — Мне больно и неприятно там… внизу.              — До сих пор?              — Да, — в глазах навернулись слезы, нижняя губа затряслась. Альфреду сделалось неуютно и противно. Противно от себя.              — Прости, — он коснулся её коленей, — я переусердствовал. Прости.              — Так будет всегда?              — Нет. Нет, конечно.              — Точно? — Лилибет недоверчиво покосилась на мужа.              — То, что мы делали, и подобием секса назвать нельзя, Элизабет. Это был дурацкий ритуал, который не доставляет женщинам ни капли удовольствия. Больше такого не повторится. Все будет иначе, бабочка. Тебе будет приятно.              Она настороженно смотрела на мужа. Ей было трудно поверить в правдивость слов. Вдруг это ловушка? Она не хочет испытывать боль ещё раз.              — Была бы моя воля, я бы без него обошелся и показал тебе, как получать наслаждение от секса. Я совершил его ради твоей благодетели. Так нужно было. Мы это сделали. Всё в прошлом.              — Вы правы. — Резко ответила Элизабет с гордо поднятой головой. — Воля ваша. Покажите. Я хочу, чтобы вы мне показали. Не хочу запоминать нашу первую ночь такой с кровью и слезами.              — Ты уверена?              — Как ни в чем прежде, — с удивительной и для себя уверенностью ответила она.              — Хорошо, — кратко сказал он, а в следующую секунду подхватил жену на руки и затушил свечку на столе голыми пальцами.              Элизабет воскликнула и обвилась конечностями вокруг твердого тела. В свете свечи она заметила не только его встревоженное лицо, но и рельефное тело, что до того скрывалось под рубашкой. Её муж оказался сильным, накаченным человеком с широкими плечами и спиной. Ей это принесло капельку удовлетворения и дало чувству безопасности укрепиться на своем месте. Альфред мог защитить её, не то чтобы она в этом нуждалась, но было приятно осознавать сей факт.              Она вжалась крепче в мужское тело, уткнулась носом в шею, от которой пахло потом и ею. Его рука поглаживала её спину. Губы Альфреда прижимались к её плечу, с которого упал рукав. Вообще-то ему понравилось держать Лилибет в своих руках. От неё приятно пахло, а тело по мягкости напоминало подушку. Как неожиданно и радостно было иметь кого-то своего, теперь у него не было человека ближе, чем Элизабет. Жена — так дико и вместе с тем отрадно. Он мог отрицать это сколь угодно, но ему нравилось иметь жену, хотя он имел её всего-то один день.              Альфред уложил девушку на кровать, головой на подушки. Элизабет затаила дыхание и кусала губы в ожидании. Ей хотелось почувствовать те самые морские волны наслаждения из начала.              А как всё хорошо начиналось, пока не пришла боль…              — Распусти волосы. Убери цветы.              Он так давно желал этого. Увидеть, как переливаются её волосы на свету, ничем не скованные. Она привстала, расплела ленты, убрала цветы и растормошила волнистые локоны. Альфред провел по ним руками, приблизился к ним и вдохнул душистый запах.              — Я хочу снять с тебя платье и бюстгальтер, позволишь?              Элизабет подняла руки. Муж ухмыльнулся и стянул ткань через голову и отбросил её подальше. Она лежала перед ним нагая и беззащитная. Первым желанием было закрыть себя руками или завернуться в одеяло, но Лилибет смогла себе противостоять. Альфред провел языком по нижней губе и набросился на женское тело. Он исследовал груди пальцами, целовал ключицы, скользил по животу, заставляя жену хихикать из-за щекотки. Мужские движения были плавными и ласковыми и контрастировали с теми толчками, что она пережила меньше часа назад. Он целовал её и не напирал, будто разогревая.              Пальцы прошлись по животу к лону. Элизабет напряглась.              — Не волнуйся, — прошептал Соломонс ей на ухо, — я не буду входить. Даже пальцами.              Эти его слова поставили Лилибет в тупик. Как же он собирался доставить ей удовольствие?              Он ответил на вопрос молча, коснулся большим пальцем чувствительного комочка чуть выше складок, и её тело содрогнулось. Он стал массировать его, и первый стон слетел с её губ. Она зарделась и отвела глаза. Альфред ухмыльнулся и коснулся её губ своими, заставляя заглянуть ему в глаза.              — Ты стонешь — тебе хорошо. Нечего стесняться, бабочка.              — Ладно, — прошептала она, но краснота не ушла с женских щек.              Альфред продолжил движения, пока его губы покрывали её шею поцелуями, слегка покусывая. Ей нравилось, что он делал с ней. Элизабет наконец получала удовольствие, о котором говорила Дрина. Но сердце бешено стучало только от картины неприятных воспоминаний, мелькнувшей в голове. Она прогнала их и сосредоточилась на касаниях мужа.              Он ускорился. Движения стали напористее, поцелуи — страстнее. Альфред впился губами в её губы. Воздуха не хватало. Но она не переживала об этом, пальчиками хватаясь за мужские плечи. Ей нужно было за что-то зацепиться, чтобы не улететь. А именно это, ей казалось, она и сделает, если муж продолжит ускоряться. Ресницы трепетали. Губы не смыкались, оглушая комнату звуками, что казались Альфреду мелодией. Член упирался в ткань и причинял неудобство, но он с раздражением игнорировал его. Альфреду стоило только немного потерпеть, позже он получит всё, что желает. Уже через месяц они не будут спать ночами.              Бедра сами по себе начали двигаться друг к другу. Волны начали накатывать на неё с большей частотой. Огонь бешено расходился по женскому телу. Альфред насильно раздвинул её ноги, мешающие ему закончить дело. Её пальцы крепче сжали его плечи, она приподнялась и припала к горячей груди мужа. Резко и быстро она задвигал по комку, и вскоре Лилибет воскликнула и замерла, прилепившись к Альфреду. Она тяжело дышала и пыталась прийти в чувства. Никогда ей не было так хорошо.              — Что это было? — успокоившись, прошептала Элизабет.              — Поздравляю с оргазмом. — Он опустил к ней лицо и самодовольно улыбнулся. — Понравилось?              — Да-да! — на выдохе произнесла она. — Это было… потрясающе. Ты сделаешь это ещё раз?              — Когда пожелаешь. — Он подмигнул. — Только скажи.              Лилибет засмеялась и уткнулась носом в твердую грудь.              — А что насчет вас? То есть вашего…? — её взгляд упал на пах.              — Чтобы я им ни сделал сегодня, как бы ни старался, тебе будет больно и неприятно. Подождем, пока ты придешь в норму, и я покажу тебе всё. Потерпишь пару дней?              Элизабет кивнула и улыбнулась. Альфред уложил её на подушки и лег радом на бок. Его рука вернулась к блестящей из-за пота груди, сминая. Ему нравилось, действительно нравилось.              — Можно… Можно мы эту ночь поспим вместе? Знаю, нам нельзя, ведь я считаюсь нидой, но мне не хочется спать одной.              — Конечно, бабочка. Не волнуйся об этом.              Альфред поцеловал её щеку.              — Почему вы называете меня бабочкой?              — Думала, я не видел, как ты порхаешь рядом с нашей лавкой, а? Туда-сюда. Вслед за своей экономкой.              — Альфред, нельзя так поступать с женой.              — Как это я поступаю? Просвети.              — Вы вгоняете меня в краску.              — Ладно, не буду, притворюсь, что ничего не видел. Все.              — Спасибо.              Отдохнув, Лилибет вскочила с кровати, подошла к шкафу и достала оттуда халат. Она заметила его, пока ждала Альфреда и развлекалась исследованием. Она накинула его и подошла к двери.              — Куда ты?              — Скоро вернусь.              Лилибет вышла за дверь. Альфред нахмурился, лишившись источника тепла, и за неимением выбора принялся ждать. Она вернулась через пять минут с тарелкой в руках, на ней лежал сэндвич, кажется. Элизабет подошла к нему и протянула тарелку.              — Ешь.              — Зачем?              — Так полагается. — Девушка насильно всучила ему тарелку и залезла на кровать. — Раббанит-праведница сказала, что жена обязана покормить мужа после совокупления.              — Раббанит, ну конечно… — он рассмеялся. — Хорошо, съем. А если примешься хвалить — выставлю. А теперь кусай. — Он протянул ей сэндвич. — Давай-давай.              Элизабет откусила. С улыбкой она смотрела, как муж доедал сэндвич. Потом он отложил тарелку на пол и беспрепятственно стянул с жены халат. Альфред ещё не насладился. Девушка удобно устроилась под боком мужа и прижалась к нему щекой. Он накрыл их одеялом.              — Засыпай, бабочка.              — Спокойной ночи.              Альфред немного полюбовался девушкой в руках, обнял её тело крепче, уткнулся носом в пахнущие цветами волосы и закрыл глаза, слушая сопение.