butterfly.

      Над зелеными полянками в Риджентс-парк клубился утренний туман, пряча алые пятна цветов. Полосы желтого и розового оттенка плыли над горизонтом длиннющими каноэ и блестели в отражении прудов. Свежесть, который вскоре суждено умереть под лучами, летела по воздуху и трепетала густые зеленые веточки. Улицы были тихи и пустынны. Только птицы запевали мелодичные песни. Наступил жаркий июнь. Жители Камден-тауна отворачивались от теплых пуховых одеяла, предпочтя простынки и тонкие покрывала. В комнатах уже было невыносимо находиться без открытого окошка, а о необходимости чая со льдом и веера в полдень и спорить не пристало.              Лилибет поднялась ни свет ни заря, буквально подскочила на влажных от пота простынях, потерла глаза и причесала кудри, что превращались без папильоток в гнездо, пальцами. В гостиной стучали часы. В потемках под свет одинокой свечи крадучись она дошла до комнаты Лавинии и сразу же открыла дверь, зная, что стук не поможет. Сев на кровать, она стала шептать её имя и ласково теребить за плечо. Открыв глаза, экономка вздрогнула, а затем, разобрав в тенях свою подопечную, снисходительно покачала головой.              — Доброе утро, Лавиния. Можешь набрать мне ванную, пожалуйста? — прошептала Элизабет.              — Дорогая моя, который час? — сонно спросила женщина.              — Полшестого. У меня мало времени. Надо начинать готовиться.              Экономка приподняла одну бровь.              — У тебя больше пяти часов.              — А если что-то пойдет не так? Волосы загорятся, платье порвется, машина не приедет, хупа упадет… — голубые глаза округлились, стоило голове представить неудачные сценарии.              — Всё понятно с тобой. — Лавиния перебила тираду и, сдавшись, откинула одеяло. — Пойдем.              — Спасибо, Лавиния, спасибо!              Элизабет засияла и подскочила, аккуратно хлопая в ладоши.              — Ну-ка, не шуми. Дай хотя бы семье отоспаться. Нас сегодня ожидает долгий и трудный день.              — Надеюсь, не трудный, Лавиния. Всё должно пройти легко и весело.              В ванной комнате с серо-мятными стенами они продолжили беседу. Лавиния по просьбе девушки осталась и помогла тщательно оттереть её спину и сполоснуть волосы, ибо та не доверяла своим подрагивающим рукам подготовку к важному дню и не менее важной ночи.              — Сильно нервничаешь, дорогая? — Лилибет активно закивала.              — Я держусь из последних сил, чтобы не запрыгать по комнате или не расплакаться. Не знаю, чего хочу больше. Я очень рада, что выхожу замуж, — тут она взяла подругу за руку, что держала мокрую мочалку, — но я буду скучать по прежней жизни, по родителям, по тебе. Я уже скучаю по Дрине. Ничего не будет как раньше. Ты представляешь? Я переезжаю в свой новый дом. Никогда не чувствовала себя такой взрослой. Я буду настоящей замужней дамой! Как наша миссис Александрина Дэррингтон! — она сделала важное лицо, изображая порою холодноватую сестру, а позже расплылась в улыбке. — Ты можешь поверить?              Энтузиазм лился из девушки, как теплая вода из таза при её резких движениях. Намок и пол и края платья служанки.              — Я тоже буду скучать, Лилибет. Однако, — Лавиния хитро улыбнулась и склонила голову на бок, — я очень за тебя рада. Надеюсь, ты будешь счастлива с мистером Соломонсом.              — Буду, думаю, буду. Это так захватывающе!              Лавиния добро смеялась, заражаясь настроением Элизабет. Сама она никогда не желала выйти замуж, к мужчинам интереса ни разу в жизни не испытывала и рожать детей не намеревалась. Её жизнь её устраивала.              После мытья Лавиния отправилась готовить завтрак, а Лилибет чесать свои кудри и приводить их в божеский вид. Позднее Лилибет начала прихорашиваться. Накануне сестра привезла ей в качестве свадебного подарка заграничные штучки для красоты, косметику, настойки, крема, даже подарила браслет с драгоценными камешками, подходящий к платью. Дрина так же обещала подъехать как можно раньше и помочь собраться вместе со своей личной служанкой. Наличие личной служанки дивило младшую сестру, казалось чудом (как почти вся новая жизнь сестры). И ей не терпелось узнать поближе мисс Марпл, хотя бы увидеть её одним глазком.              На завтрак юная пока ещё мисс Блюм прискакала на цыпочках, в несколько укусов слопала две булочки, выпила чаю, вытерла рот рукой и, умывшись, двинулась обратно к себе, разом со смехом ответив на все вопросы: «не сейчас, нет времени на разговоры, я выхожу замуж! Вы можете поверить?». Домочадцы не препирались, улыбались и качали головами, принимая девичье счастье. Один Натан сидел с большой книжкой в руках и болтал ногами, не обращая внимания на переполох, что наводила сестра.              Через два часа приехала Александрина. Она ворвалась в дом со словами «где она?» на устах, и, стоило Лавинии показать рукой на лестницу, кивнула и поторопилась наверх в роскошном нежно-синем платье в украшениях и с новой прической (её длинные волосы были завиты волнами и заколоты так, что создавалось впечатление, будто она их и вовсе отстригла). С родителями, Дрина рассудила, она поговорит позже.              За молодой миссис Дэррингтон в дом вошел мистер Дэррингтон. В приподнятом из-за праздника (их он любил, особенно Рождество) настроении он прошел к зятю и пожал ему руку, заводя разговоры о новостях науки и политики. Мать к тому времени тоже испарилась, собиралась у себя в комнате.              Лилибет подскочила, услышав цок каблуков на втором этаже, и полетела к двери. С радостью она налетела на Дрину с теплыми объятиями. Теперь, когда сестры уже не было дома, она полюбила её ещё больше и чтила, так как видела в ней не раздражающую временами соседку, а более опытную женщину, прошедшую такое нервное торжество, как свадьба, имевшую мужа, хоть не так уж и долго.              За молодоженами незаметно для жителей дома внутрь прошла и новая фигура — мисс Марпл — высокая женщина в выглаженном нарочито строгом коричневом платье с белым воротничком и ровной осанкой. Она держала руки сцепленными у живота, а подбородок и острый нос — высоко. Женщина, несколько лет назад пугавшая самого мистера Дэррингтона до их близкого знакомства, сразу невзлюбила новую хозяйку, та казалась ей фривольной и нестабильной, да ещё была иудейкой наполовину. Она всё старалась поймать новоиспеченную жену на измене или расточительстве, но проваливалась. Дрине «карга с запылившимися взглядами» помехой не была, она живо заставляла ту терять дар речи своими монологами, но, когда тратить силы на споры Александрине стало надоедать, она пожаловалась мужу, и мисс Марпл была вежливо предупреждена о своем пошатнувшемся положении на должности. Теперь женщина лишь скрипела зубами, сверкала глазами и молча исполняла просьбы.              Мисс Марпл поднялась по лестнице, следую за шлейфом миссис Дэррингтон. Своим костлявым и бледным телом она напугала Лилибет, заставив вздрогнуть. Ей незнакомая женщина почудилась фантомом.              — Ой, — прощебетала она.              Дрина повернула голову и вздохнула, вспомнив про свою компаньонку.              — Знакомься, Лилибет. Это мисс Марпл. Моя помощница, хотя помощи от неё… — она не стала договаривать и отвернулась, рассудив, что не стоит тратить на подобные бредни время и силы. — В общем, она следит за мной и изредка выполняет мои поручения. — Сестра нагнулась ближе к Лилибет, и та прислушалась. — Сегодня от неё помощи не будет. Она не смыслит ни в прическах, ни в нарядах. Где Лавиния?              — Помогает матери.              — О, нет-нет-нет! Сегодня не её день. Я одолжу ей мисс Марпл. Вернусь через секунду, а ты садись за столик. Мы тебя скоро подготовим. — Она развернулась и величаво направилась к двери. — Пойдемте, мисс Марпл. У меня для вас важное поручение.              Женщина удержалась от закатывания глаз и поспешила за Александриной. Вскоре старшая сестра, будто освободившаяся от оков и свежая, вернулась с Лавинией под руку. Она сияла.              — Наконец-то я избавилась от неё! Ах, вы не представляете, как она действует мне на нервы! Безжалостная, безжалостная женщина и жутко старомодная. Не понимаю, как Уинстон её терпит.              — Ну-ну, отдохнешь сегодня, — проговорила Лавиния, — она же не приглашена на свадьбу.              — Если она не исправится, сошлю её в летний домик в Сассексе, будет домоправительницей. Вот там ей понравится сорняки поучать, где им расти, а где нет. — Дрина выдохнула, наговорившись. — Садись, сестра. Будем тебя готовить. У нас не так много времени. Лавиния, грей щипцы, а ты, — она уставилась на Элизабет через зеркало, — доставай все баночки, что я вчера принесла.              С этими словами сестра взялась за плечи Лилибет и решительно сжала. Младшая мисс Блюм улыбнулась. Сегодня она была главной звездочкой вечера. Пришел её час. Вот блеснет и она.              Часом позже по лестнице под радостное гудение Александрины (она изображала фанфары) спустилась Элизабет. Молочное платье, кружева, митенки, длинная фата, покрывающая и лицо, мелкие цветочки у висков и золотая коса волнистых волос, которую Лилибет не захотела скручивать в пучок, как бы сестра её не уговаривала. Лицо её розовенькое из-за румян и чистенькое не утяжеляла тушь, которую Элизабет решила не наносить. Она казалась ей вычурной, слишком яркой для невинного образа невесты. Лилибет сияла «чистотой и изяществом» (слова Дрины), и щеки её болели, но она не могла устоять. Все смотрели на неё, смотрели с восхищением, её заметили.              — Ты такая красивая, дорогая! — мать подскочила к ней и взяла руки дочери в свои. — Такая прелестная! Ах, как я рада! Как я рада! — она обернулась на мужа. — Две дочери замужем! Какой прекрасный год! Можешь ли ты поверить, Исаак? Скоро и внуки пойдут.              Тут незаметно для родителей Александрина закатила глаза и недовольно выпятила губы.              — В такое нетрудно поверить, миссис Блюм, у нас прекрасные дочери, — отец провел рукой по плечу Дрины, а чуть позже поспешил и к младшенькой с порцией объятий. — Ты невероятно красива, милая. Мистеру Соломонсу непременно повезло.              — Скажи, моя сестра выглядит великолепно, Уинстон? — гордо приподняв подбородок, произнесла Александрина, встав возле мужа. Она была довольна проделанной работой.              — Вы — чудесны, — кротко ответил рыжеволосый мужчина, кивая своим же словам.              — Благодарю вас, мистер Дэррингтон. Вы очень добры.              — Так, раз все готовы, мы можем выезжать. Машина скоро подъедет. — Объявила мать. — Мистер Дэррингтон, не будете ли вы так любезны и не подвезете нашу экономку к месту свадьбы?              — Конечно. Никаких проблем. — Мужчина с добродушной улыбкой был рад помочь. Весь воодушевленный он обнял свою жену за плечо и прижал ближе, целуя в лоб. — Едем праздновать, золотце?              — Да, милый, — своим самым сладким голоском подобно искусительнице произнесла Александрина.              Лавиния подбежала к своей подопечной и помогла с подолом платья и фатой. Она снова спросила Лилибет, волнуется ли та, и на этот раз получила сдержанный кивок и слегка напряженную улыбку. Конечно, переживает.              — Всё пройдет наилучшим образом.              Машина подъехала. Они уселись, переговариваясь до последнего. Семья двинулась в ресторан с небольшим задним двориком, украшенным цветами. Там должна была проходить основная церемония бракосочетания. Блюмы приехали раньше Соломонсов, обследовали место и усадили Элизабет на кресло, поправили платье, вручив букет цветов. Так она и сидела, оглядывая светлый зал с серо-голубыми стенами и столами с белыми скатертями. Немногочисленные гости заполняли комнату и подходили к знакомым, изредка поглядывая на неё, как на экспонат, что ей не очень-то льстило. Она почувствовала себя неживой, картиной или статуэткой, и это мерзкое, холодящее спину чувство показалось знакомым, будто оно приходило уже не в первый раз.              К счастью, долго ждать сторону жениха и его самого не пришлось. Почти полсотни человек втиснулось в пространство и расползлось возле невесты разноцветным месяцем. Раввин и Альфред (за ним пряталась нарядная Магда) вышли вперед. Элизабет заметила мужской силуэт ещё у входа в черном костюме с жилеткой и в неизменной шляпе, но из-за резкого чувства потерянности и смущения опустила глаза, не смея их поднимать даже тогда, когда раввин угомонил прибывших и начал церемонию. Застыла. Покрылась коркой льда. Главное — не треснуть, не разбиться.              Тем временем за столом напротив неё (в метрах двух-трех) Альфред сел подписывать ктубу, в которой перечислялись все обязательства жениха. Когда Лилибет перестала ощущать на себе пристальный взгляд мутновато-голубых глаз, она взглянула на их обладателя исподлобья. Соломонс выглядел чище и опрятнее, чем раньше, он смог сойти за уважаемого джентльмена из высшего общества, а ещё строго и серьезно, словно заключал сделку (от части это было правдой). Её последняя деталь слегка сконфузила. Она почему-то распереживалась, терзала короткими ноготками зеленые стебли и кусала губы, заставляя те поалеть. Спустя пару минут ей вручили белый платок — символический жест, скрепляющий обещание, киньян. Она сдавила его пальцами и кивнула в благодарность.              По обе стороны от неё вдруг появились Магдалина и Эдит. Легче от их присутствия не стало. Женщины поправили её волосы и фату и подарили улыбки, должные её взбодрить. Тут Альфред встал, вытянулся и направился к ней в сопровождении её отца. Рядом с женихом должен был быть и его отец, но тот скончался. Лилибет выпрямила спину и уставилась на него с приоткрытыми губками, не дыша. Почему ей было страшно? Она никак не могла понять.              Соломонс присел перед ней и взглянул прямо в глаза. Лицо её от чего-то сделалось испуганным и робким. А вот Альфред, наоборот, потеплел. Он не улыбнулся. Стойкий и в такой, казалось бы, чувственный момент. Поменялся его взгляд, стал добрее, а уголки губ незаметно для окружающих дернулись. Тут страх водопадом спал с плеч девушки, и она наконец оживилась, а кровь прилила обратно к щекам. Рядом с ней её заботливый жених. Нечего бояться.              Альфред подмигнул ей и не успела она удивиться, как её лицо оказалось накрыто фатой его руками. Взяв невесту под руку, Альфред в компании самых близких членов семьи поспешил в сад, где стояла хупа, балдахин, под которым проводилась остальная часть церемонии. Уже пришедшая в себя, оживленная теплой рукой почти мужа, Лилибет влилась в радостный процесс: обошла своего мужчину несколько раз, получила золотое колечко на палец, слушала ктубу, пила вино и, хихикая, наблюдала за тем, как Альфред разбивает стакан. С дребезгом и была закончена официальная часть. Всех вновь занесло в ресторан вихрем.              Лилибет не обращала внимания на толпу и гам, она смотрела на мужа, гладила его по предплечью и прижималась к сильному плечу. Она теперь жена, миссис Соломонс, а с начала праздника прошло чуть больше двадцати минут. А сколько эмоций было прожито! Вздох облегчения слетел с её губ. Гости скрылись за дверьми, предвкушая танцы и блюда, а она вдруг оказалась за кустом белой сирени. Её плечи были захвачены крепкими руками, тело было прижато к чему-то теплому, к Альфреду. Он (нетерпеливый по натуре) незаметно для гостей умыкнул её в тихий уголок, дабы побыть один на один. Любоваться её красотой издалека — неплохо, но он не для этого на ней женился.              — Альфред, — прошептала она, и в глазах встали слезы искренней радости. Улыбка блестела на губах. Лилибет не сомневалась, сейчас не было никого счастливее неё на всей земле.              Он ничего не ответил, лишь прижал её ближе и поцеловал в губы со всей страстью. Гладковыбритый, приятный на ощупь. Элизабет не дышала, не двигалась, пораженная всплеском чувств. Он и до этого бывал страстным и вспыльчивым, но сейчас ничего не могло сравниться с чувством, свалившимся на неё.              — Ну и красивая же у меня жена, — он провел тыльной стороной пальцев по мягкой щеке, будто убеждаясь в реальности девушки. Он рад, заверила Лилибет себя, сдавленно усмехнулась и, робея, опустила голову.              — Нас потеряют, — скромно прошептала она.              — К черту! Мы теперь муж и жена. — Он опустил руки на женскую спину и прижал её ближе. Грудью она ощутила его жар. — Все по закону. Могу делать, что хочу.              — Потерпите немного, мистер Соломонс, — она пригладила плечики его пиджака, — и мы отправимся домой. Совсем чуть-чуть.              — Ну раз теперь я должен тебя слушаться, жена… — Альфред усмехнулся, взял её за руку и уже хотел потянуть внутрь, но неожиданно для себя и него, Лилибет положила ладошку на его щеку, возвращая взгляд молодого мужа на себя.              — Но перед тем, как мы потеряемся в толпе и поздравлениях, поцелуйте меня ещё раз, пожалуйста.              Этому он был только рад.              — Как пожелаешь, бабочка.              Его руки обвинили женскую шею, большие пальцы легли на линию подбородка, а его губы на этот раз мягче и нежнее слились с женскими губами. Сердце в груди Элизабет затрепетало подобно бабочке в ручках ловкого ребенка. Пальчики в поисках опоры вцепились в лацканы пиджака, водили по ним, гладили, поощряли. Альфред теперь принадлежал ей одной, снаружи и внутри. Душой и телом, которое она увидит совсем скоро, уже этой ночью. Дрина обещала, что будет нестрашно, сказала, что будет не больно (хотя упоминание крови не давало в это поверить), даже приятно, если муж знает, что делать (сестра почему-то не сомневалась в опытности Соломонса). Однако несмотря на оптимистические прогнозы, Лилибет отказывалась думать о вещах, происходящих за стенами спальни. Она не совсем понимала, как к ним относиться.              — Пойдем, — прошептал Альфред на ухо девушки, обнял за плечи и повел в ресторан.              Они сели за главный стол, тот был украшен вазой с белыми кустовыми розочками. Обстановка напоминала обстановку на свадьбе Дрины, несомненно, на несколько порядков скромнее. Они поели. И гости пустились в радостный пляс. Альфреду происходящее быстро осточертело и наскучило, но он держал безэмоциональное лицо, скользил взглядом по залу, кивал на речи подходящих людей и иногда косился на молодую жену. Элизабет, сама скромность, сидела прямо, редко качалась под музыку и улыбалась, кусая губы. Она почти не ела и пила в основном воду, нервничала, понял Альфред, наверняка, из-за брачной ночи, которую он предвкушал с комом, застывшим в горле. Ни вино, ни ром не могли помочь его сглотнуть.              А ему с каждой минутой отказа в желаниях становилось хуже. Молодой мужчина полный страсти и в самом расцвете сил не мог смотреть на девичью открытую шею, испарину на ключицах и груди, на волосы под фатой, которые он хотел ощутить на своем лице, пропустить через пальцы. Альфред считался ребенком, хоть и молчаливым, но любознательным, он не задавал вопросов, он выяснял самостоятельно, и ему не терпелось выяснить, что скрывается под дорогим платьем. Кажется, оно должно было считаться красивым, но он не мог сказать точно. Сам Соломонс ничего лучше рубахи из льна и черного костюма представить был неспособен.              — Мистер Соломонс? — услышал он шепот через несколько мучительных часов. Он повернулся на звук и нагнулся к жене, склонившей к нему голову. — Мы можем уехать? Признаюсь, я устала.              И правда, она побледнела, сутулилась и неохотно вела беседы. Взгляд больше не искрился.              — Конечно, — он готов был подорваться тут же.              — Думаете, гости не обидятся? Не будет ли это выглядеть грубо?              — Молодоженов поймут. И вообще, не думай о них. Это наш день. — Как хитрый демон он искушал её. — Попрощаешься с родителями? — Элизабет кивнула. — Тогда иди. Я тоже предупрежу мать, а потом найду тебя.              Элизабет встала. Молодые коленки дискомфортом напомнили, что долго сидеть ей не полагалось. Она на низких каблучках прошла к столу семьи. К её радости, все сидели на местах. Первым делом она попрощалась с матерью и отцом, обняла их, поцеловала, выслушала пожелания по новому кругу и переместилась к сестре. Рядом с ней пустовал стул. Лавиния не так давно утащила уставшего Натаниэля домой. Александрина взяла её руки в свои и крепко сжала, добро улыбаясь. Они не виделись ничтожно короткое время, но она так изменилась, повзрослела что ли. Элизабет казалось странным идея обнять её и защекотать, хотя недели две назад она этим и занималась.              — Ничего не бойся. — Прошептала сестра. — Всё пройдет отлично. Уверена, ты будешь счастлива. Ты ведь так долго этого ждала.              — Да, надеюсь, ты права.              — Удачи, Лилибет. Увидимся через несколько дней, — Дрина ухмыльнулась, будто намекая на что-то, но младшая мисс Блюм была чересчур перегружена событиями и чувствами, чтобы заметить.              — Увидимся.              Тут на неё пала тень. Она сразу поняла, кто это, поняла, час пробил. Стук Биг-Бена раздался в голове. Одна большая ладонь легла на её плечо, другая взяла её руку. Альфред вежливо попрощался с Блюмами и шустро повел супругу к двери, не дав ей и шанса развернуться и посмотреть на него, игнорируя попытки гостей заговорить с ними. Она была утомлена и противиться не могла. Шла ведомая верой и кольцом. Они расположились на задних сиденьях автомобиля. Над головами и зданиями сгущались сумерки. Через приоткрытое окошко со стороны водителя проникала вечерняя свежесть. Альфред посмотрел в окно.              Сначала молодоженов сидели отдельно друг от друга, почти по разные стороны. Оба уставшие и развалившиеся на сидении. Только руки их были сцеплены и покоились на мужском бедре. Но через пять минут поездки прикрывшая глаза Лилибет свалила голову на крепкое плечо. Альфред нахмурился и оглядел жену, а позже, не в силах противостоять, пододвинул мягкое тело к себе, обвив руками. Убрав цветы, волосы, фату с лица он принялся разглядывать Лилибет поближе. Красные пятна на щеках и шее появились из-за духоты зала. Лоб вспотел. Он протер его платком, что мать сунула ему в карман утром, когда поправляла его «небрежный» вид.              Теперь она принадлежала ему. Полностью. Кто бы мог подумать, что у него появится жена? Любовница — да. Но не жена. А вот теперь он взрослый человек с обязательствами и хозяйкой дома. Он больше не один и никогда таковым не будет до момента, пока смерть не заберет его в свои цепкие лапы. Какое-то странное неописуемое чувство словно от горячего печенья с медом разлилось в груди, и дрожь прошла по телу волной. Альфред мотнул головой, отгоняя новые ощущения подальше. Не любил перемены без очевидной для него выгоды.              Автомобиль остановился. Они подъехали к жилищу, с запахом пота девушки и её духов превратившегося из холостяцкого убежища в уютное гнездо.              Аккуратно, будто боясь повредить коже своими мозолями, Альфред провел рукой по щеке девушки и поцеловал, когда разбудить её простым касанием не получилось. Причмокнув губами, она открыла глаза, а когда поняла, где находится, резко выпрямилась и извинилась. Соломонс лишь ухмыльнулся, вышел из машины и помог девушке выскочить из неё. Элизабет крепко прижалась к телу мужа и, не отставая, следовала за ним. Он открыл скрипнувшую дверь и пропустил девушку внутрь.              — Добро пожаловать в новый дом, миссис Соломонс, — прохрипел он слегка опьяненным тоном, и уголки его губ взлетели.              Дверь за спиной хлопнула. Лилибет подняла глаза и столкнулась с мрачной лестницей, будто ведущей в клубы дыма, спрятавшие второй этаж.