butterfly.

      Женские пальцы витали в воздухе и неспециально тянулись к огрубевшим после таскания мешков с мукой и коробок мужским. Альфред молча вышагивал рядом с девушкой, глазами скользя по вытоптанной дорожке в парке и кустам с деревьями, её обрамляющими. Листва, усыпанная драгоценными камнями, блестела после короткого ночного дождика. Свежий ветерок, изредка прерывающий неистовую жару, предвещающую скорую грозу, теребил светло-русые волосы, мелькающие впереди. Они с Элизабет шли за её сестрой и рыжим женихом, опережающими их на метра три или четыре.              Знакомство с «торгашом», как его назвал в разговоре с самим собой Альфред, сегодняшним утром прошло лучше, чем он ожидал. Его впечатление оказалось положительным, хотя готовился он к отрицательному, представлял чопорный говор, надменное лицо, хвастовство и показуху, однако встретился лицом к лицу с дружелюбием, искренним интересом и даже с легким смущением. Уинстон Дэррингтон приятно удивил его маленькой беседой, в течение которой он немного рассказал о себе, поинтересовался им и совсем немного обсудил с ним политику и экономику. Не встретив враждебности, Альфред влился в разговор и не слишком фанатично высказывал мнения, избегая темы бизнеса. В этом плане они были из диаметрально противоположных миров.              Наговорившись у лестницы дома Блюмов, дождавшись своих невест и будущую тёщу, они направились к парку под зорким взглядом миссис Блюм, та шла позади, крутила зонтиком, улыбалась прохожим. Альфред не любил прогулки в компании матери Элизабет, она строго следила за действиями дочерей, и потому он не мог коснуться Лилибет, разве что взять за руку (хотя и в этом он не был уверен). А это не то, что он хотел делать после долгой разлуки. Соломонс бесстыдно желал впиться в губы, зарыться пальцами в волосы, растрепать их, растерзать губы, оставить след на её теле. Даже получив Лилибет, хоть пока и номинально, он не потерял интереса, не растерял вожделение, тому дивился и радовался. Назад-то отступать было поздно.              Девичья рука шустро сжала его пальцы, поднесла к губам, которые мягко коснулись костяшек, а затем обвилась вокруг его локтя. Альфред дернул подбородком, отодвигая его в сторону, скрывая глупую ухмылку. Тело сходило с ума, когда Элизабет по своей инициативе проявляла знаки внимания. Он положил ладонь на её ладонь. Девушка уложила голову ему на плечо, пока они шли по безлюдной тропе.              — Мать не будет против? — прошептал он, не оглядываясь на Эдит, не хотел портить себе настрой.              — Она поймет. — Лилибет улыбнулась, так же не оборачиваясь. Сегодня от девушки веяло бунтарством. Неужто он её заразил? — Мы давно не виделись.              После предложения они виделись лишь раз за почти неделю! На выходных на часа два. Он прислал записку с помощью мальчишки и сообщил ей время за день. Лилибет вздохнула с облегчением, засунув кусочек бумажки в шкатулочку к остальным вещам, ассоциировавшимися у неё с женихом — вот листочек ивы с первой прогулки, тут цветок, который он сорвал для неё со второй. Она уж подумала, что лишиться внимания жениха. Мало ли, он решил, что выиграл битву, и теперь перестанет добиваться её расположения. Благо, Соломонс объявился как раз вовремя, до того, как она успела окончательно потеряться в своих мыслях.              — Вы можете поверить, что осталось три недели до свадьбы?              — Мне трудно, — ответил Альфред, сдерживая вздох.              Он действительно не мог поверить и не мог представить, как будет жить с женой. Он ведь привык жить один, делать, что заблагорассудиться, не спать ночью, пить, кружить по кухне, раздумывая над проблемой, уходить и бродить под лунным светом. Теперь придется, как минимум, делать это тише.       — Могу я задать вопрос, мистер Соломонс? — каждый такой вопрос заставлял его мышцы напрячься. Вдруг Элизабет что-то узнала? Увидела или услышала? Вдруг собиралась сбежать?       — Конечно.       Она подняла голову и посмотрела на него, кусая щеку изнутри.       — Мы не будем жить с вашей матерью, ведь так?       — Почему ты спрашиваешь?       Девушка смутилась и будто бы виновато опустила голову. Её пальчик стал ковырять его черный пиджак. Она всегда так делала, когда нервничала. Раскрытая книжка в его библиотеке.       — Я её боюсь, — тихо призналась девушка. — Она кажется строгой.       — Нет смысла бояться её, Элизабет. Она в восторге от моей невесты. — Щеки заалели, губы сложились в улыбку. Она посмотрела на него с счастьем на молочном личике. — И да мы будем жить отдельно. Ты будешь полноправной хозяйкой дома.       Хозяйка дома. Альфред был мастером слова, легко мог заставить её чувствовать себя на седьмом небе, парить на крыльях и пользовался этим.       — Твоя мама, наверное, хотела, чтобы я больше времени уделяла вере и молилась, но я мало что знаю… Моих родителей можно назвать светскими людьми.       — Не волнуйся, тебе ничего не надо делать, если сама не захочешь. Я не больно религиозен и от тебя того требовать не стану.       — Спасибо. — Элизабет отвернулась и беззвучно выдохнула, сняв гору с плеч.       — Не за что, Лилибет. — Он легонько стиснул её пальчики. — Кстати, о матери. Она хочет с тобой встретиться наедине.       — Что? — и снова бугры осели на её плечах, заставляя скривиться и скукожиться от давления. — Зачем?       — Мне об этом неизвестно. Она не сообщила. Наверное, хочет тебя получше узнать, чай с тобой попить. Приходи к ней завтра, после обеда в два. Она будет ждать у себя в квартире. Адрес знаешь?       — Мама знает.       Он кивнул.       — Можете рассказать про наш дом, если вам не трудно, конечно?       Кому-то не терпелось начать новую главу в жизни. Альфред не мог понять был ли этот восторг вызван свадьбой, платьем, цветами и другими приготовлениями, прельщающих девушек, или тем фактом, что женихом являлся он? В последний вариант ему было трудно поверить (не такой уж он и завидный жених), но очень хотелось, ведь это ему льстило.       — В нашем доме сейчас не слишком уютно. Там последние несколько месяцев шел ремонт. Всё почти готово. Мебель везде есть. А украшений никаких. Остальное, полагаю, сама заполнишь или переделаешь. Я вмешиваться не собираюсь. У тебя будет полная свобода действий.       — Правда? — Альфред кивнул. — Я польщена доверием. — Обаятельная девчушка. Он хотел её поцеловать. — А какие задействованы цвета?       Но продолжал отвечать на вопросы как миленький.       — Мебель тёмная, а стены голубых и синих оттенков.       — Замечательно! — Элизабет чуть не захлопала в ладоши, а заметив недоумение в глазах мужчины, поспешила объясниться. — Голубой — мой любимый цвет. Думаю, мне ничего не придется менять. Я так рада! Разве это не хороший знак, что скажете?       — Хороший, да, — Альфред кивал, улыбался и что-то произносил, хотя в смысл не вдавался. Любовался за неимением возможности коснуться. Он все искал минутку без наблюдения, искал укромное местечко, но миссис Блюм никак не отставала и не отвлекалась. Жалел обделенного себя.       Элизабет продолжила говорить, спрашивать, а он все старался отвечать впопад, лаская её пальчики. Наконец-то через долгих десять минут миссис Блюм встретила свою соседку и окликнула дочерей, сказала им далеко не уходить, обещала нагнать позже. Альфред оживился и скорее свернул по дорожке вправо, а затем и вовсе нетерпеливо, но все же аккуратно затолкал девушку за ветви ивы, касающиеся земли. Она охнула и негромко засмеялась, придерживая мужчину за плечи, боясь упасть.       Альфред положил руки на шею невесты и поцеловал её пересохшие губы. Ему стоило позаботиться о воде, зайти в кафе, угостить её лимонадом. Он разберется с этим позже после того, как насытиться Элизабет, которая едва поспевала за его ритмом, отвечала на поцелуй неумело, небрежно. Чистая и непорочная душа. Может, противоположности действительно притягиваются?       — Альфред, — прошептала она его имя впервые, когда он прервал поцелуй, чтобы глотнуть воздуха.       И этот полустон завел его ещё больше. Месяц эта безудержная энергия копилась внутри. Он мог бы сходить в бордель, но у него вечно не было времени, не было сил и было с десяток отговорок. Альфред не мог признать, что просто не желал дарить внимание и касания кому-то, кроме своей будущей жены.       — Прости, Лилибет.       Девушка яро помотала головой, вновь стремясь губами к мужским. За его спиной шелестели узенькие листья.       — Не извиняйтесь. Мне нравится, как вы меня целуете. — Альфред вскинул брови. Громкое заявление от славившийся скромностью девушки. Он проникал под её кожу медленно, но верно.       — Да? — уголки его губ поднялись. — Значит, я могу продолжить?       — Только совсем чуть-чуть. Мама такое точно не одобрит.       — Хорошо, — он переложил ладони на красные щеки и поцеловал Лилибет нежнее, легче. Она улыбалась и хихикала, цепляясь пальцами за лацканы пиджака. Чудное зрелище.       — Нам пора выбираться из укрытия. — Альфред поцеловал её шею за ухом и получил сладкий стон. — Мама нас потеряет. — Он поцеловал её, затыкая. Элизабет, переходя через себя, оторвалась от его губ. — Совсем немного осталось терпеть — три недели.       — Три недели, — повторил он эхом и отпрянул окончательно.       Если лицом разума не мелькала мать, то его голосом говорила дочь.       Они вернулись на дорожку и нагнали пару, к которой уже присоединилась Эдит Блюм, только у выхода из парка рядом с кованым забором. Голубки ворковали и не обращали внимания на появившихся. Зато мать семейства выглядывала их коршуном. Элизабет крепче сжала его локоть. Он погладил тыльную сторону ладони. Эдит Блюм могла быть матерью невесты, но повышать на неё голос или досаждать больше права не имела. Он не позволит.       — Где вы были? — на них взглядом с укором посмотрела миссис Блюм. — Мы вас потеряли.       Лилибет смутилась и опустила голову. Она совершенно не умела врать и выдавала себя с потрохами.       — Мы отстали от мистера Дэррингтона и мисс Блюм и по ошибке завернули вправо в другую сторону. — Говорил Соломонс уверенно, и Эдит Блюм почти поверила, что он говорит правду. Однако она знала мужскую суть, потому летала над своими девочками и отгоняла неугодных. — Извините. Моя вина.       — Ладно, в следующий раз будьте внимательнее. Не заставляйте нас волноваться.       — Прости, мама.       Теперь он чувствовал себя виноватым. Элизабет было стыдно. И все из-за него. Вина, горькая вина действовала ему на нервы. Как унизительно и неправильно. Из-за такой глупости как поцелуй. Альфред и тут смог испортить сладкое послевкусие.       — Мне пора идти. У меня встреча. — Он повернулся к Элизабет. Угостит её лимонадом в следующий раз. — Мы встретимся, я пришлю весточку. Увидимся, Лилибет.              — До свидания, — ошарашено прошептала девушка, не успевшая принять перемену настроения и планов. Она почему-то считала, что время у них до обеда, а сейчас и одиннадцать не стукнуло.       Он кивнул и ушел, не коснувшись, не поцеловав. Испарился в два счета. Мистер Дэррингтон никогда бы так не поступил. Глазами следя за удаляющимся силуэтом мужчины, она прошла к матери и вслепую взяла ту за локоть. Миссис Блюм тут же заметила тоску на лице дочери.       — Не расстраивайся.       — Что? — она глянула на мать растерянным взглядом.       — Он — человек рабочий, дорогая. Как Уинстон, у которого сотни людей в подчинении, гулять себе позволить не может. Не расстраивайся понапрасну. Для тебя же старается. Будешь скоро в дорогих платьях ходить. Не хуже сестры.       Элизабет приобняла мать и положила голову ей на плечо.       — Спасибо, мама. — Они двинулись дальше, следуя за парой без двух недель венчанных. — Миссис Соломонс пригласила меня к себе.       — Когда? Для чего?       — Завтра. Не знаю точно зачем. Мистер Соломонс предположил, что она хочет узнать меня получше. Ты пойдешь со мной?       — Завтра я с Александриной, до свадьбы совсем немного осталось, а дел невпроворот, сама понимаешь. — Мать провела рукой по блестящим кудрям дочери. — Прости, дорогая. Уверена, ты справишься сама. Магдалина о тебе хорошо отзывалась, она даже и слушать об Александрине не желала, хотя ещё не знала, что та помолвлена. Ты ей нравишься, тем более я тебя расхвалила. Посидите, чай погоняете, поговорите. Время быстро пролетит, а тебе может понравиться.       — Ох… ну ладно.       — Не надо в себе сомневаться, Лилибет. Ты — хорошая партия, отличная. Что я тебе говорила? Альфреду Соломонсу повезло заполучить тебя, не наоборот.       — Мама, будем честны, и наоборот тоже.       — Ему повезло больше. — Эдит коснулась подбородка дочери и приподняла его. — Ты у меня чудо.       Элизабет тихо засмеялась. Мама её в обиду не даст и о себе плохо думать не позволит. Она — гордая в меру, самодостаточная, уверенная, а раз дочери были её каплями, то они должны были соответствовать.       Пора было стучать, но Лилибет уже минут пять стояла перед темной дверью с приподнятой рукой. Мама и Дрина проводили её до дома Магдалины и оставили у порога. С того момента она стояла в одной позе. Ей было страшно, волнительно. Могла ли миссис Соломонс повлиять на помолвку? Стал бы Альфред её слушать? Она не была уверена, но рисковать не была намерена.       Вдох. Выдох. Мама говорила быть умной, собранной, гордой, соответствовать Блюмам. Элизабет справится. Пальцы стукнули по дереву. Послышались неразборчивые слова и шаги. Грудь быстро вздымалась и опускалась, пока пальцы прятались в подоле чистой и выглаженной юбки. Она была одета с иголочки. На голове не торчал ни единый волосок. В общем, выглядела идеально.       — Не опоздала. Хорошо. — Магдалина одобрительно улыбнулась, когда дверь раскрылась. Её морщинистое лицо из-за этого выглядело мягче. — Добрый день, Элизабет. Пойдем, проходи.       — Здравствуйте, миссис Соломонс. Как поживаете?       Женщина взяла её под локоть и завела в светлый и вычищенный дом. В вазах стояли цветы. На шкафах не было ни пылинки. Заметно присутствие прислуги. Обои пастельных оттенков с цветами украшали коридоры и гостиную, в которую девушку и повела Магдалина Соломонс.       — О! Прекрасно. Сын женится. Я наконец отдыхаю и сижу дома или гуляю по парку и кормлю уток. Приятная спокойная старость. Спасибо Альфреду. Кажется, вышло у меня неплохо. — Она ухмыльнулась. — Присаживайся.       Женщина усадила гостью на софу, а сама опустилась на кресло с высокой спинкой. Её жилистая рука подняла со столика колокольчик и позвонила.       — По мне, вышло отлично, — тихо произнесла Элизабет.       — Спасибо, дорогуша, — она улыбнулась, — ты очень мила.       Тут в комнате появилась служанка в коричневой форме чуть старше лет тридцати с пшеничными волосами, убранными в косу. Она приветливо улыбнулась гостье и спросила, чего желает хозяйка. Магдалина заказала им чай с печеньем. И, когда служанка удалилась, вернула свое внимание к Элизабет. Она вдруг ахнула и засунула руку в карман платья.       — Альфред просил передать, — женщина протянула ей звенящий мешочек.       — Что это? — Лилибет округлила глаза.       — Деньги.       — Ой не надо! — запротестовала она, вжимаясь спиной в софу. — Они с папой уже договорились, кто за что платит. Все распределили.       — Тогда купи что-нибудь другое, сбереги на будущее, сама знаешь, что делать.       — Не надо.       — Держи, это без пяти минут и твои деньги. Держи. — Элизабет поддала губы и стиснула ткань платья в руках, не зная, что делать. — Не спорь со мной! — повышенный тон не оставил отступного пути. Она взяла деньги. — Я не люблю, когда старших не слушаются. Вот и молодец. Так бы и сразу. Не смей скромничать в браке, не стесняйся. Если тебе понадобятся деньги, проси у Альфреда. Он тебе их даст без вопросов и упреков. Поняла?       — Поняла.       — Вот и хорошо. Он — парень обеспеченный, хотя этого не показывает, надеюсь, ты тоже не будешь слишком выпячивать напоказ.       — Не буду, конечно, — она резко мотнула головой. — Мы никогда богатства не имели, чтобы я знала, какого это, хвастаться.       — Хорошо. Но не переживай, монашку играть не заставлю, да и наставлять не буду, твоя жизнь, она твоя, — миссис Соломонс улыбнулась. — Сможешь покупать платья и шляпки хоть каждую неделю. — Конечно, такая новость обрадовала Элизабет, но она не показывала чрезмерного энтузиазма.       Тут Магдалина вихрем закрутила вокруг неё вихрь светской беседы с семейным подтекстом. Женщина вежливо выразила радость предстоящим торжеством, рассказала, что её сын уже сделал для его подготовки, дала парочку советов по поводу магазинов, где можно приобрести платья. Также она не чересчур настойчиво выразила надежду на скорое появление внуков и пообещала помогать с детьми. После последовало несколько забавных историй о детстве и юношестве Альфреда. Магдалина улыбалась, и пелена жёсткости спала с неё. У Элизабет на душе потеплело. Он мигом оказался ближе, роднее, доступнее.       Закончив со своим сыном, она поверхностно рассказала о себе, о том, как бежала из Российской империи, как тяжело ей приходилось здесь первое время в нищете. не стала зацикливаться на этом, не стала говорить об отце Альфреда, что до сих пор оставался темным пятном в биографии её будущего мужа. Элизабет не решилась бередить старые раны, не посмела задавать неудобные вопросы и с радостью принялась отвечать на вопросы о себе и своей семье. Несколько смешных историй, короткая информация об образовании, парочка фактов о каждом из членов семьи и тому подобное. Так и прошло три часа. Потихоньку подбиралось время ужина. И с потяжелевшим сердцем Магдалина собиралась отпускать приятную в общении невестку.       — Спасибо, что провела со мной несколько часов. Мне было приятно с тобой посидеть, но теперь я тебя отпускаю. У тебя, верно, дел много. Подготовка к свадьбе всё-таки.       — Мне тоже было приятно узнать вас получше, миссис Соломонс. Но, прежде чем уйти, я хотела у вас спросить, делал ли Альфред когда-нибудь фотографии?       — Да, делал! — глаза её загорелись. Она аж подскочила. — Я заставила его пару месяцев назад. Для себя. Ты хочешь себе его фотографию, не так ли? У меня есть для тебя запасная.       Магдалина встала и прошла к стеллажам с книгами и фарфором. Она раскрыла книженцию с темно-зеленой обложкой и обветшавшими страницами и достала маленькую фотокарточку.       — Ах, влюбленность. Я почти забыла, какого оно. Держи вот.       Женщина вернулась к ней и передала небольшую фотографию. Мисс Блюм заворожённо уставилась на строгий портрет молодого мужчины в костюме и шляпе, такой маленький в её розовой ладошке.       — Спасибо. Тогда я могу идти?       Элизабет подняла на будущую свекровь глаза.       — Конечно, дорогуша. Иди. Не стану задерживать. Только попрошу меня навестить на выходных, сможешь? — лицо женщины стало по-детски нуждающимся, печальным. Сердце Элизабет кольнуло. Да, женщина выглядела строго, порою холодно, а разве могло быть иначе? Она жила одна, без мужа и сына. — Мне хотелось бы тоже участвовать в приготовлениях.       — Конечно, я приду. С радостью, миссис Соломонс! И вы заходите, если сможете. Без приглашения. Мы всегда вам рады. Я почти весь день сижу дома и буду рада попить с вами чай или прогуляться по парку.       — Повезло же мне с тобой, Элизабет.       — Спасибо за доверие.       — Пойдем провожу.       У двери Магдалина Соломонс поцеловала щеку девушки и пообещала с ней связаться. В радостном настроении, удовлетворенная одобрением женщины Элизабет сбежала по ступенькам и поспешила домой, где она, бросив отцу, восседающему на своем любимом кресле, неразборчивое приветствие, закрылась в комнате. Она достала из-под кровати медальон, вынула из него фотографию дедушки, чмокнув ту напоследок, и вставила фотографию мистера Соломонса. Кулон мигом очутился на шее. Она подбежала к зеркалу и посмотрела на себя. Пальцы коснулись холодного украшения. Совсем недавно Лилибет могла только мечтать о том, что имела сейчас. Она раскрыла крохотную дверцу и посмотрела на отражение фотографии.       Теперь Альфред всегда будет рядом с ней.