Омега + Омега. Шелк на запястьях

I

      Моя пижама ровно там, где я ее оставил: Влад к ней даже не притронулся. Зато он почти опустошил вторую бутылку. Он сидит на кровати. Настроение у сорванного листочка — декаданс, просто обнять и плакать. Я падаю рядом с ним и отнимаю у него парилку. Выдыхаю в сторону и отдаю. Его затуманенные глаза смотрят на мое лицо и будто сквозь.       Спрашиваю у него, что за детский сад:       — Ну что, тебе со мной снова плохо?       — Нет… — он усмехается. — Только если на утро. Ты как вино…       Мне смешно:       — Боишься уйти в запой?       — Ненавижу быть зависимым…       — Сказал тот, кто не может бросить сигареты.       — Это тоже.       — Тоже ненавидишь?       — Да.       — Оставить тебя в покое?       Он усмехается. И я объясняю, что имею в виду:       — Перестану звонить. Постараюсь не пересекаться с тобой по утрам и вечерам. Если что, у меня есть своя комната в другом районе.       — Да что ты?       — У бабушки.       — Не повесишься с ней?       Мне смешно. Влад отдает мне парилку. Мы заполняем единственную комнату в его квартире облаками фруктового пара.       Он вдруг решает рассказать, почему он битый:       — Я снова начал клеить омег. В клубе. Познакомился с парнем, а к нему подкатил его бывший. Я с ним сцепился, и это хреново кончилось. Мы потом с тем омегой пили. Я бы с ним переспал, но он сказал, что так не может. Даже со мной. Хотя я ничего. Он поцеловал меня и ушел. И я пил до утра. И вспомнил, почему обычно всё проще… Я не связываюсь с вами…       — С нами?       — Да…       Я расплываюсь в улыбке:       — Омеги тебя обламывают?       Влад отталкивает меня и говорит:       — Заткнись.       Он обновляет свой бокал, и я не хочу быть тем, кто читает ему лекции, но, по-моему, это всё деструктивно — самобичевание и попытки топить горе в вине. «Горе», на мой скромный взгляд, как-то несоразмерно такому количеству спиртного...       Я спрашиваю у него:       — Что, я разбередил твои старые раны?       Он усмехается и снова пьет. А потом говорит:       — Знаешь, в чем прелесть альф, Женя? Я не испытываю к ним ничего, кроме влечения. Я могу с ними трахаться, могу их хотеть, но я не влюбляюсь.       «Так проще», — сказал он мне как-то.       — Бедняжка, — отвечаю я. — Сильно влюбился?       Он опять пихает меня в бок:       — Заткнись.       — Напомнить, что я тоже?       Он усмехается, но я смотрю на него внимательно и очарованно. Всё еще. Всё еще… Я люблю его даже пьяным. Он разговорчивый. Много канючит. Пропускает шутки, отвечает на мои подколки откровенностью, плачется и кровоточит. Я втрескался в него по уши.       И спрашиваю:       — Что ты хочешь, детка? Отвалить от тебя и забрать пижаму? Верну твое пространство… Или будем просто трахаться? Это я тоже люблю.       Он делает свои пьяные выводы:       — Что, Женечка, даешь заднюю? Не весело, когда я набуханный и в загонах?       — Я не очень понимаю твоей трагедии, но можешь делать, что пожелает твоя душа. Пить с тобой, даже когда ты в загонах, я тоже люблю. Хотя я точно опоздал на бутылку…       Он отбирает у меня парилку, и его душа желает, чтобы я пошел к черту, но я добавляю:       — Еще курить с тобой понравилось…       Он решает про меня:       — Жень, ты такая малолетка…       — Тебя это заводит в каком смысле?       Он прыскает. Он приближается ко мне и выдыхает мне в рот. Он говорит:       — Бесит тоже.       Но распаляет больше. Поэтому он отдает парилку и валит меня на постель. Торопливо раздевает, торопливо зацеловывает мое тело. Я выдыхаю в потолок сахарным паром и думаю: бля, он же точно психанет на эти розовые наручники...

II

      Где-то в ночи, когда Влад засыпает после второй бутылки, я прячу еще две за коробками чая, крупами и снеками в кухонном шкафчике. Задумчиво съедаю половину помело, глядя на киндер-льва, и забираю его с собой вместе с пижамой.       Пижаму я надеваю уже у себя в комнате и фоткаюсь у зеркала, не застегнув рубашки и выставив на обозрение шею. Моя свободная рука отгибает воротник. И я подписываю это, отправляя Владу: «Не нашел своей розовой ленты…»       Потом я переодеваюсь и, спиздив у мамы лаки для ногтей (я не рисую, а из красок у меня только детская акварель с уроков по ИЗО), крашу льва в белый, добавив пару черных деталей. И выставляю черно-белого льва Владу под дверь. После этого я ложусь спать с чувством выполненного долга и приятным предвкушением утреннего воя.