
Пэйринг и персонажи
Метки
Нецензурная лексика
Счастливый финал
Рейтинг за секс
Слоуберн
Громкий секс
Омегаверс
Разница в возрасте
Юмор
Первый раз
Сексуальная неопытность
Рейтинг за лексику
Омегаверс: Омега/Омега
Отрицание чувств
Обездвиживание
Секс-игрушки
От соседей к возлюбленным
Боязнь привязанности
RST
Аддикции
От сексуальных партнеров к возлюбленным
Реализм
Соблазнение / Ухаживания
Флирт
Промискуитет
Гиперсексуальность
Прерванный секс
Кинк на пирсинг
Пирсинг
Описание
Уже два года слушаю его стоны в соседней квартире. Знаю, как ему нравится. Знаю, чего он хочет. Не знаю, как к нему подкатить.
Примечания
Новые главы выходят по вторникам :)
Список всех моих работ из серии Омега+Омега: https://ficbook.net/collections/018eaaba-d110-7fb1-8418-889111461238
Глава 8. Почти свидание
17 декабря 2024, 11:34
I
В баре шумно и сумрачно, играет какой-то андеграунд, на кирпичных стенах — черно-белые постеры. Место для ужина так себе, но я понимал, когда согласился. Влад садится за столик с диванами и нагло врет официанту, что к нам присоединятся еще двое. Откуда я знаю, что он врет? На мой вопросительный взгляд по поводу еще двоих он отвечает в ухо: «Мне просто нравится здесь». Я снимаю куртку и делаю вид, что не замечаю, как он пялится. И вообще делаю вид, что ничего не замечаю. Сажусь напротив. Нам приносят меню, и я нахожу вок-конструктор. Отлично, я не уйду голодным и пьяным в хламину. Влад наклоняется ко мне с вопросом: — Будешь пить? Мне смешно. — Да, я же в баре. Он хмыкает. И спрашивает: — Что будешь? Барная карта длиннее, чем моя жизнь. Меня бы не спасли даже картинки, если бы они вообще были… Поэтому я говорю: — На твой вкус. Влад обдумывает это пару секунд. — Вишня или клубника? Из-за громкой музыки официант нарушает мои личные границы, принимая заказ. Поэтому, когда он отваливает, я облегченно усаживаюсь удобней. Оголяю запястья. Не настолько, чтобы закатать рукава до локтя, но настолько, чтобы не замочить, если я пойду вымыть руки. Или умыться. А я пойду. У меня горит лицо. Я останавливаю официанта с вопросом: где у них туалет? Умывшись, я рассматриваю себя в зеркало, пытаясь оценить по десятибалльной шкале уровень смехотворности. На меня еще пялятся. И Влад тоже, когда я возвращаюсь. Он мне улыбается, не могу понять почему. Он ловит мою руку на столе, и его пальцы тянутся вдоль моего запястья. Он трогает ткань рукава. Из интереса. Потом опять — мою руку. Он наклоняется ближе и говорит: — Так и не понял, что приятней на ощупь, шелк или ты… Он смотрит мне в глаза, ожидая реакции. Я пытаюсь сохранять лицо и откидываюсь на спину дивана. Моя рука — в плену его пальцев. Хочу еще с ним поцеловаться…II
Влад заказал себе сет маленьких шашлыков. Его коктейль в винном бокале на изящной ножке — почти черного цвета. Когда он берет его в руку, приподняв на пальцах, я его фотографирую. Он смеется: — Зачем? — Твой фасон. Он спрашивает: — Хочешь попробовать? Да. Он подает мне бокал, чтобы я подался вперед и обхватил губами трубочку. Он берет ее в рот сразу после меня, и мне кажется, он делает это специально. Потому что он улыбается, когда я смотрю на его губы. Я конфискую у него коктейль из вредности. По ощущениям, он крепче моего. На вкус точно. Хотя в целом — пить можно и даже приятно. У меня — клубника. Больше клубника, чем игристое. Мы почти не говорим. Только таскаем друг у друга коктейли и еду. Влад активно ворует у меня стеклянную лапшу. Лапшу чаще, чем мясо, я даже подвинул тарелку на середину. Я спрашиваю: — Это твое место? — В плане? — Ну, часто ходишь? Он показывает рукой: время от времени. И говорит, глядя на меня: — Надо было в ресторан. Ты слишком приличный зайка… Очень смешно. Но он — на полном серьезе. Есть место, в которое я бы сводил его сам. Но не уверен, что ему бы зашло. К тому же я хотел посмотреть, а чем живет он? Кроме клубов, конечно… Мне давно было интересно. И стало еще занятней, когда он впустил к себе. Постельное белье у него темное, и я не могу перестать думать, как смотрится ночью его молочное тело в розовых цветах в полном безоговорочном сумраке. Вино в его бокале дома — вишневое, бутылка — матовое черное стекло. В его ноутбуке крутятся тупые ситкомы. И он ходит на работу печатать всякие буклеты, каталоги и плакаты… А еще он любит секс. И всё, что около этого… И ненавидит быть связанным обязательствами, но шелком — можно. В составе его коктейля — водка и ликер, пара сиропов, ананасовый сок, я вычитал в барной карте. Читать о нем мне понравилось почти так же, как вести с ним переписку, когда он не пропадает.III
Какой-то тип угощает нас через официанта. Тот ставит на стол два бокала: один с розовым мороженым, а другой — ярко-красный, как кровь, с вишней. Кому что — понятнее некуда. Влад благодарит за свой, поднимая бокал, и отпивает. Он точно знает, как реагировать, — он привычный. Я уверен, его часто угощают. Он тянет: — М-м, «Амаретто»… И отдает мне бокал. На запах — орех, шоколад и вишня, на вкус — вишня, затем — миндаль. Влад пробует розовое мороженое. Трубочки кочуют между наших губ. Мороженое тоже с игристым, странное сочетание: молочные пузырьки. Влад забирает его себе и двигает мне «Амаретто» с вишней. Мне это нравится. Я знаю: розовый ему идет больше. Тип подходит к нам, и я планирую, подперев рукой голову, наблюдать со скучающим видом, как клеят не моего парня… Но тип подсаживается ко мне. И я, скосив на него офигевший взгляд, отодвигаюсь в сторону. Он твердо намерен со мной заговорить и даже спрашивает, как меня зовут. Я говорю: — Сам прихожу. И он не врубается: — Что? Влад щелкает у типа перед носом пальцами и манит жестом к себе. Это выглядит очень нахально, будто он подзывает лакея. Влад что-то говорит ему на ухо. Они обмениваются парой реплик, улыбаясь, и Влад качает головой в отрицании. Тип разводит руками и просит прощения. А потом пожимает Владу руку. Влад пересаживается ко мне. Мне интересно, и я собираюсь спросить. Он подставляет ухо. — Что ты ему сказал? — Что этот классный зайка — моя добыча. Он трогает бант на моей шее и тянет вниз одну из лент, но тут же убирает руку и обнажает зубы в улыбке. Вид у него хитрый. Мне интересно: — А он — что? — Попросился третьим… И Влад очень мило его отшил. Какая прелесть. — Мне не нравятся альфы, — говорю я. — А кто нравится? Я многозначительно смотрю на него и шепчу ему на ухо: — Два года сох по соседу… — И какой он? Я пожимаю плечами и возвращаюсь к своей клубнике: оказалось, этот коктейль — самый вкусный. Я говорю про Влада, остужая пальцы о лед: — Он очень холодный при встрече. — Да?.. — И очень горячий в постели… — Тебя это заводит? Он спрашивает — о контрасте. Но я не знаю, что меня в нем не заводит. Он меня изучает взглядом, а я думаю, что сейчас поцелуй с ним на вкус — как алкогольные коктейли. Он поправляет мне волосы и приближается носом к виску. Его пальцы скользят по планке, изучают пуговицы на моей рубашке, немного тянут вниз ленту. Она явно не дает ему покоя. Он ее поддевает пальцами на моей шее и прикасается губами — к голой коже, а затем выше… Он целует меня за ухом. Я отстраняюсь. Потому что мы у всех на виду, несмотря на то, что он закрывает меня собой от большинства любопытных взглядов. Мне потом будет некуда деться со стояком. Я снимаю с себя его руку, но двигаюсь ближе и смотрю на него. Он подцепляет пальцами мой подбородок, но я не соглашаюсь продолжать, и он снова касается меня носом. Уверен: он знает по одному запаху, как сильно мне нравится. — Будь ты таким же плохим мальчиком, как я, утащил бы тебя в туалет… — Очень сексуально, — говорю я. Он расплывается и утешается коктейлем. Потом спрашивает: — Ты куришь? — Нет. Он показывает мне парилку с вопросом: — Даже такие? — Даже. — Паинька. Хочешь попробовать? — Хочешь меня испортить? — Очень. Он затягивается и тянет мою руку с бокалом к себе. Выдыхает в коктейль, и тот начинает «дымиться». Мне нравится фокус, и я понимаю вдруг, что в такси от Влада пахло не жвачкой, а сладким паром, и губы были сладкие — от него же. Я соглашаюсь: — Ладно. И он тянет меня к себе, выдыхая мне в рот, оставляя фантомный фруктовый отпечаток на моих губах. Потом предлагает затянуться самому. Я беру у него парилку. Когда закашливаюсь, он улыбается и пьет. Не знаю, во что я ввязался. Девственность потерял, в баре побывал, вот уже и вроде как курить попробовал. Что дальше? Поеду на такси к какому-то челу, напившись? Ах да… В этом и состоял наш план.IV
Мы заказали «Аляску» и «Лесную фею». Я знаю их названия, потому что сам выбирал. В составе «Аляски» — джин и водка, сиропы, спрайт и лимон. Бокал подали фиолетовый с желтыми лимонными кружочками, и я сразу сказал, что на север не похоже. В составе зеленой «Феи» — водка, абсент и ром, сиропы, яблочный сок и мята. Все бокалы у нас наполовину полные. Я всё перепробовал и успокоился. Но опьянение точно чувствую. В голове очень легко. И дымно. В какой-то момент я понял, что могу вдыхать пар глубоко. И выдыхать ровно. Влад мне улыбается. И шепчет: — Тебе идет. — Курить? — Да. Эстетика... Он ловит пар губами с моих губ, выдыхает в сторону. И снова тянется ближе. Дразнит мягкими сладкими соприкосновениями, проникает мне в рот языком. Он пахнет розовыми цветами и желанием… Это почти мучительно, и я отстраняюсь. Он подает мне бокал и снова приклеивается. Он пытается меня споить, я в этом почти уверен. Но он тоже пьет. И часто — с моей трубочки. И не отлипает с тех пор, как пересел. Мне из-за него колко — когда обнимает и тянет к себе. Мне из-за него нервно — когда его руки опускаются слишком низко. Я хочу его так, что начинаю терять связь с реальностью. И еще я пьян. Я спрашиваю первым: — Поехали домой? Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Он уточняет: — Ко мне или просто домой? — К тебе…V
Когда мы вышли из бара, Влад меня поймал, чтобы я не сел в чужое такси. Где-то здесь я признался, что наебал его. Со словами: «Всё еще влюблен». Где-то здесь он признался, что знает. И выдал: — Про секс ты тоже наврал… Тебе очень понравилось. Я даже пьяный сказал: — Вот это спорное утверждение… — Хорошо. Что не зашло? — Влад, — сказал я, — ты меня поимел. — И плохо было? Я ответил: — Да. — Ни капельки не понравилось? — Капельку… Он расплылся и поцеловал. Соображал он точно лучше, чем я… Его распалило еще в такси, и он извел меня в лифте — горячими прикосновениями. Мы никак не могли попасть в квартиру, потому что ему было некогда открывать дверь… Он начинает раздевать меня еще в коридоре, начав с ремня и ширинки. Выпускает мою рубашку из брюк. Он лезет руками под белье, сжимает пальцами ягодицы, проникает в меня, и я понимаю, что весь насквозь… еще с бара. Надразнил. Он замирает, когда целует глубже. А отстраняясь и переходя на поверхностные поцелуи, продолжает подталкивать назад и раздевать. Он расстегивает мою рубашку, не трогая ленту на шее. Роняет меня на постель и сам обнажается передо мной. Его тело в сумраке — совершенно мистическое. Я тяну его к себе, чтобы еще поцеловать, и он охотно подается, укладывая меня на постель. Он спускается ниже губами. Проводит линию носом вдоль живота и вдыхает запах. Он ничего не стесняется, особенно того, что его заводит мое тело. Первое я знал и так, второе заставляет пульс запнуться… Его горячий влажный рот опускается вниз по моему члену, и я вдруг понимаю… зачем ему штанга в языке, и задыхаюсь от ощущений. Он такой завораживающий — в этом. Взъерошенный, с закрытыми глазами. Он поднимает затуманенный опьяневший взгляд, только когда почти отстраняется и играет со мной языком. Металлический шарик скользит то по уздечке, то по головке. И в эти моменты Влад улыбается, потому что знает… я правда очень люблю его штангу. С ума сойти, как люблю… Он проходится ладонью по животу и ребрам, отстранившись, и пережимает меня рукой. Он говорит: — Не кончай еще, зайка. Он заставляет меня согнуть ноги в коленях и раскрывает перед собой. Он усмехается: — Женечка, это преступление, что ты не хочешь быть пассивом… Зачем еще такая растяжка… — Конечно… — говорю я. — Зачем же еще? И смотрю на него. Как он устраивается между моих ног. Мне легко его обхватить, когда он ложится сверху. Я притягиваю его очень близко. Чтобы выдохнуть в губы: — Нет. Он улыбается. Готов поклясться, что ему нравится моя игра в недотрогу. Он прикусывает мне мочку уха и спрашивает: — Что такого?.. если ты разрешишь и тебе очень понравится… — Мне не понравится. — Уверен? Он входит пальцами. Наверное, я слишком возбужден, потому что каждое его прикосновение почти что высекает из меня искры. Он точно знает, где надавить и задеть, и всё время пялится: как долго я смогу притворяться, что не хочу его так? И я бы притворялся, но меня потряхивает от его рук — буквально. И он, доказав мне, оставляет меня пустым и демонстративно проходится по своим пальцам языком. Я его отпихиваю. Со словами: — Ну и блядство, Влад… Ему смешно: — Смутился? Он опускается ближе ко мне, он говорит: — Женечка, ты такой зайка, так бы тебя всего и съел… Блестящий шарик на его языке бликует в темноте, когда он снова возвращается к моему члену. Я сейчас умру — так мне хочется кончить от одного этого вида. Я даже не могу себе представить, как подумать о чем-то неприятном, когда он такой… Он снова проникает в меня пальцами, прежде чем дать мне разрядиться. И я говорю, что его ненавижу. Я с этой мыслью спускаю ему в горло и выдыхаю: — Мудак… Он поднимается ко мне так же, как опустился, — поцелуями. Я его останавливаю, чтобы всмотреться в лицо. Взгляд у него поплывший, и зрачки до одури расширенные. Он спрашивает: — Продержишься теперь подольше? Или опять обломаешь… Он очень красивый… всегда, но когда терпит и оттягивает удовольствие, чтобы я подольше его потом брал, — особенно. Правда, меня-то отпустило, и я расплываюсь: — Подумаю. Он трагично выдыхает: — Женя… — Ладно, ща. Когда я встаю с кровати, комната немного кружится. Не знаю, от него или после бара… Я тащусь в коридор. Ну, я типа разыгрываю взрослого и ответственного. А то не смогу ему предъявлять за первый раз, если возьму его без презика. И мне бы обмыться… Когда я возвращаюсь, он лежит на боку, подперев ладонью щеку. Блин, так хочется, чтобы он такой — ждущий и распаленный — встал на четвереньки… Я крадусь к нему с этой мыслью. В одной дурацкой розовой ленте. Он не пускает на постель и говорит: — Жень, а ты ведь можешь на шпагат, да? — Даже на провисной, но тебе сегодня не светит. — Провисной — это как? — Когда больше, чем на сто восемьдесят градусов. Влад пытается осознать, и у него уходит некоторое время на эту, конечно же, сложную мысль. Он меня всего ощупывает, обдумывая. Он расплывается: — Покажи… — Нет. Вставай на четвереньки. — Хочешь сзади? — Да. — Тебе бы тоже понравилось… Из-за моих штанг… Он не намекает, он говорит: «Я хочу тебя трахнуть». Меня обжигает одной только мыслью — о том, как он войдет. Со всем своими металлическими дразнилками… Но я тороплю: — Давай. Он поворачивается и медленно приподнимается, как кошка, которая вздумала потянуться. Он прогибается в спине и бросает на меня взгляд из-за плеча. Я спрашиваю: — А зачем?.. такие штанги. Ну в смысле… если они для других. Он ничего не объясняет, а выдает что-то незначительное: — Красиво же, нет?.. Я оглаживаю пальцами его бедро в розовых цветах… и опускаю руку ему на живот, чтобы он поднялся и выпрямился, и я мог прижать его к себе, спиной к груди. Обнимаю его и шепчу: — Ты весь красивый… — Нравлюсь? Какой глупый вопрос. Я прохожусь пальцами по этим его штангам. Он шумно выдыхает. Хочу сделать то же, что он… В смысле — проникнуть в его тело пальцами… Я чуть отстраняюсь, чтобы попробовать. Он — неожиданно мокрый. И расслабляется, впуская в себя. Мне сейчас, в эту секунду всё это очень нервно. Я хотел его. Вот так — хотел. Примерно два года… Он шепчет, насаживаясь на мои пальцы: — Не намучил еще? И я только поэтому придумываю: — Вот бы тебя сейчас так оставить… — И сможешь?.. — Из вредности? — не понимаю я. Он тихо напоминает: — Ты ведь всё еще влюблен… и хочешь сделать мне хорошо. Характер у меня хуже некуда. Так, для справки. Гораздо сильнее высоких чувств. Или не очень высоких… И мысль его оставить так… очень заманчива. Но мне бы не хватило воли. Особенно после «сделать мне хорошо». Я чуть отпускаю его, чтобы вскрыть упаковку презика, и он улыбается: — Какая ты всё-таки умница, даже стыдно… Мне ни фига не открыть, но причина приятная: — У меня пальцы из-за тебя скользкие… Он предлагает: — Зубами? Зубами выходит. Потом я пытаюсь разобраться, какой стороной это надевать, и Влад, даже не заржав, спрашивает: — Помочь? С чем? С презиком? Но я вдруг вспоминаю про ленту: — Можешь меня развязать. Он сразу заинтересованно поворачивается и тянет ее с меня. Шелк щекочет мне кожу на шее... Влад приближается с поцелуем. Не могу ему отказать… и накидываю на него ленту. И, оторвавшись от его губ, говорю всерьез: — Теперь ты мой подарок… О таком не попросишь… Даже странно, что сбылось. Я говорю: — Иди ко мне. Он снова поворачивается спиной и подается назад и навстречу. И насаживается сам, я только немного помогаю рукой. Он выдыхает голосом… Он правда узкий… В нем очень туго. Он сразу начинает нетерпеливо двигаться и постанывать. Я удерживаю его член, прижимая к животу, но он убирает мою руку и сжимает мне пальцы. Влад из тех, кто очень просит — стонами… и, я вдруг понимаю, не только стонами, даже движением… Он просит — быстрее, просит — не останавливаться. Его голос сегодня выше и плаксивее обычного… Мне кажется, у него вышла слишком долгая прелюдия. Еще с бара… Я нечаянно выскальзываю из него, и он замедляется, только чтобы вернуться. Он то порывается встать на четвереньки, то прижимается ко мне обратно… Стучится эта дурацкая кровать… ко мне, между прочим, в комнату. Он пахнет розовыми цветами всё более терпко… Это не то же, что сладкий запах, но обволакивающий и мягкий… И его тело внутри — такое горячее, и сам он — ужасно ласковый. Он снова и снова называет меня «Женечка». Шепчет: «Потерпи чуть-чуть, зайка». Просит, чтобы я не прекращал, потому что: «Я почти…» Он точно знает, что ему делать, чтобы достичь разрядки. Под каким углом и с какой амплитудой… Он точно знает, чего хочет от меня — и не важно, в какой мы будем позе. Его стоны прерываются рваным дыханием и всхлипами. И я думаю только о том, что так привык кончать под звук его голоса… Я сжимаю его в руках, когда он слабеет и затихает. Моя нежная детка… в моей шелковой ленте… с розовыми цветами на белом бедре.VI
Сегодня, блять, понедельник. Мне завтра вставать в полседьмого. И у меня семь пропущенных, потому что уже глубоко за полночь. Влад ушел в душ, а я второпях одеваюсь. Второпях выхожу, второпях крадусь в собственную квартиру, второпях смываю с себя его запах и залезаю в кровать с горящими щеками. Мысль, что я был за этой стеной и он стонал подо мной, а не под кем-то другим, не дает мне уснуть еще час.