Омега + Омега. Шелк на запястьях

Ориджиналы
Слэш
В процессе
NC-17
Омега + Омега. Шелк на запястьях
Alex Ritsner
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Уже два года слушаю его стоны в соседней квартире. Знаю, как ему нравится. Знаю, чего он хочет. Не знаю, как к нему подкатить.
Примечания
Новые главы выходят по вторникам :) Список всех моих работ из серии Омега+Омега: https://ficbook.net/collections/018eaaba-d110-7fb1-8418-889111461238
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 8. Почти свидание

I

      В баре шумно и сумрачно, играет какой-то андеграунд, на кирпичных стенах — черно-белые постеры. Место для ужина так себе, но я понимал, когда согласился.       Влад садится за столик с диванами и нагло врет официанту, что к нам присоединятся еще двое. Откуда я знаю, что он врет? На мой вопросительный взгляд по поводу еще двоих он отвечает в ухо: «Мне просто нравится здесь».       Я снимаю куртку и делаю вид, что не замечаю, как он пялится. И вообще делаю вид, что ничего не замечаю. Сажусь напротив.       Нам приносят меню, и я нахожу вок-конструктор. Отлично, я не уйду голодным и пьяным в хламину.       Влад наклоняется ко мне с вопросом:       — Будешь пить?       Мне смешно.       — Да, я же в баре.       Он хмыкает. И спрашивает:       — Что будешь?       Барная карта длиннее, чем моя жизнь. Меня бы не спасли даже картинки, если бы они вообще были… Поэтому я говорю:       — На твой вкус.       Влад обдумывает это пару секунд.       — Вишня или клубника?       Из-за громкой музыки официант нарушает мои личные границы, принимая заказ. Поэтому, когда он отваливает, я облегченно усаживаюсь удобней.       Оголяю запястья. Не настолько, чтобы закатать рукава до локтя, но настолько, чтобы не замочить, если я пойду вымыть руки. Или умыться. А я пойду. У меня горит лицо. Я останавливаю официанта с вопросом: где у них туалет?       Умывшись, я рассматриваю себя в зеркало, пытаясь оценить по десятибалльной шкале уровень смехотворности. На меня еще пялятся. И Влад тоже, когда я возвращаюсь. Он мне улыбается, не могу понять почему.       Он ловит мою руку на столе, и его пальцы тянутся вдоль моего запястья. Он трогает ткань рукава. Из интереса. Потом опять — мою руку. Он наклоняется ближе и говорит:       — Так и не понял, что приятней на ощупь, шелк или ты…       Он смотрит мне в глаза, ожидая реакции. Я пытаюсь сохранять лицо и откидываюсь на спину дивана. Моя рука — в плену его пальцев.       Хочу еще с ним поцеловаться…

II

      Влад заказал себе сет маленьких шашлыков. Его коктейль в винном бокале на изящной ножке — почти черного цвета. Когда он берет его в руку, приподняв на пальцах, я его фотографирую.       Он смеется:       — Зачем?       — Твой фасон.       Он спрашивает:       — Хочешь попробовать?       Да. Он подает мне бокал, чтобы я подался вперед и обхватил губами трубочку. Он берет ее в рот сразу после меня, и мне кажется, он делает это специально. Потому что он улыбается, когда я смотрю на его губы. Я конфискую у него коктейль из вредности. По ощущениям, он крепче моего. На вкус точно. Хотя в целом — пить можно и даже приятно.       У меня — клубника. Больше клубника, чем игристое.       Мы почти не говорим. Только таскаем друг у друга коктейли и еду. Влад активно ворует у меня стеклянную лапшу. Лапшу чаще, чем мясо, я даже подвинул тарелку на середину.       Я спрашиваю:       — Это твое место?       — В плане?       — Ну, часто ходишь?       Он показывает рукой: время от времени. И говорит, глядя на меня:       — Надо было в ресторан. Ты слишком приличный зайка…       Очень смешно. Но он — на полном серьезе.       Есть место, в которое я бы сводил его сам. Но не уверен, что ему бы зашло. К тому же я хотел посмотреть, а чем живет он? Кроме клубов, конечно… Мне давно было интересно. И стало еще занятней, когда он впустил к себе.       Постельное белье у него темное, и я не могу перестать думать, как смотрится ночью его молочное тело в розовых цветах в полном безоговорочном сумраке. Вино в его бокале дома — вишневое, бутылка — матовое черное стекло. В его ноутбуке крутятся тупые ситкомы. И он ходит на работу печатать всякие буклеты, каталоги и плакаты…       А еще он любит секс. И всё, что около этого… И ненавидит быть связанным обязательствами, но шелком — можно.       В составе его коктейля — водка и ликер, пара сиропов, ананасовый сок, я вычитал в барной карте. Читать о нем мне понравилось почти так же, как вести с ним переписку, когда он не пропадает.

III

      Какой-то тип угощает нас через официанта. Тот ставит на стол два бокала: один с розовым мороженым, а другой — ярко-красный, как кровь, с вишней. Кому что — понятнее некуда. Влад благодарит за свой, поднимая бокал, и отпивает. Он точно знает, как реагировать, — он привычный. Я уверен, его часто угощают.       Он тянет:       — М-м, «Амаретто»…       И отдает мне бокал. На запах — орех, шоколад и вишня, на вкус — вишня, затем — миндаль.       Влад пробует розовое мороженое. Трубочки кочуют между наших губ. Мороженое тоже с игристым, странное сочетание: молочные пузырьки. Влад забирает его себе и двигает мне «Амаретто» с вишней. Мне это нравится. Я знаю: розовый ему идет больше.       Тип подходит к нам, и я планирую, подперев рукой голову, наблюдать со скучающим видом, как клеят не моего парня…       Но тип подсаживается ко мне. И я, скосив на него офигевший взгляд, отодвигаюсь в сторону. Он твердо намерен со мной заговорить и даже спрашивает, как меня зовут.       Я говорю:       — Сам прихожу.       И он не врубается:       — Что?       Влад щелкает у типа перед носом пальцами и манит жестом к себе. Это выглядит очень нахально, будто он подзывает лакея. Влад что-то говорит ему на ухо. Они обмениваются парой реплик, улыбаясь, и Влад качает головой в отрицании. Тип разводит руками и просит прощения. А потом пожимает Владу руку.       Влад пересаживается ко мне. Мне интересно, и я собираюсь спросить. Он подставляет ухо.       — Что ты ему сказал?       — Что этот классный зайка — моя добыча.       Он трогает бант на моей шее и тянет вниз одну из лент, но тут же убирает руку и обнажает зубы в улыбке. Вид у него хитрый.       Мне интересно:       — А он — что?       — Попросился третьим…       И Влад очень мило его отшил. Какая прелесть.       — Мне не нравятся альфы, — говорю я.       — А кто нравится?       Я многозначительно смотрю на него и шепчу ему на ухо:       — Два года сох по соседу…       — И какой он?       Я пожимаю плечами и возвращаюсь к своей клубнике: оказалось, этот коктейль — самый вкусный. Я говорю про Влада, остужая пальцы о лед:       — Он очень холодный при встрече.       — Да?..       — И очень горячий в постели…       — Тебя это заводит?       Он спрашивает — о контрасте. Но я не знаю, что меня в нем не заводит. Он меня изучает взглядом, а я думаю, что сейчас поцелуй с ним на вкус — как алкогольные коктейли.       Он поправляет мне волосы и приближается носом к виску. Его пальцы скользят по планке, изучают пуговицы на моей рубашке, немного тянут вниз ленту. Она явно не дает ему покоя. Он ее поддевает пальцами на моей шее и прикасается губами — к голой коже, а затем выше… Он целует меня за ухом.       Я отстраняюсь. Потому что мы у всех на виду, несмотря на то, что он закрывает меня собой от большинства любопытных взглядов. Мне потом будет некуда деться со стояком. Я снимаю с себя его руку, но двигаюсь ближе и смотрю на него. Он подцепляет пальцами мой подбородок, но я не соглашаюсь продолжать, и он снова касается меня носом. Уверен: он знает по одному запаху, как сильно мне нравится.       — Будь ты таким же плохим мальчиком, как я, утащил бы тебя в туалет…       — Очень сексуально, — говорю я.       Он расплывается и утешается коктейлем.       Потом спрашивает:       — Ты куришь?       — Нет.       Он показывает мне парилку с вопросом:       — Даже такие?       — Даже.       — Паинька. Хочешь попробовать?       — Хочешь меня испортить?       — Очень.       Он затягивается и тянет мою руку с бокалом к себе. Выдыхает в коктейль, и тот начинает «дымиться». Мне нравится фокус, и я понимаю вдруг, что в такси от Влада пахло не жвачкой, а сладким паром, и губы были сладкие — от него же.       Я соглашаюсь:       — Ладно.       И он тянет меня к себе, выдыхая мне в рот, оставляя фантомный фруктовый отпечаток на моих губах. Потом предлагает затянуться самому. Я беру у него парилку. Когда закашливаюсь, он улыбается и пьет. Не знаю, во что я ввязался. Девственность потерял, в баре побывал, вот уже и вроде как курить попробовал. Что дальше? Поеду на такси к какому-то челу, напившись? Ах да…       В этом и состоял наш план.

IV

      Мы заказали «Аляску» и «Лесную фею». Я знаю их названия, потому что сам выбирал. В составе «Аляски» — джин и водка, сиропы, спрайт и лимон. Бокал подали фиолетовый с желтыми лимонными кружочками, и я сразу сказал, что на север не похоже. В составе зеленой «Феи» — водка, абсент и ром, сиропы, яблочный сок и мята.       Все бокалы у нас наполовину полные. Я всё перепробовал и успокоился. Но опьянение точно чувствую. В голове очень легко. И дымно.       В какой-то момент я понял, что могу вдыхать пар глубоко. И выдыхать ровно. Влад мне улыбается. И шепчет:       — Тебе идет.       — Курить?       — Да. Эстетика...       Он ловит пар губами с моих губ, выдыхает в сторону. И снова тянется ближе. Дразнит мягкими сладкими соприкосновениями, проникает мне в рот языком. Он пахнет розовыми цветами и желанием… Это почти мучительно, и я отстраняюсь.       Он подает мне бокал и снова приклеивается. Он пытается меня споить, я в этом почти уверен. Но он тоже пьет. И часто — с моей трубочки. И не отлипает с тех пор, как пересел.       Мне из-за него колко — когда обнимает и тянет к себе. Мне из-за него нервно — когда его руки опускаются слишком низко. Я хочу его так, что начинаю терять связь с реальностью. И еще я пьян.       Я спрашиваю первым:       — Поехали домой?       Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня. Он уточняет:       — Ко мне или просто домой?       — К тебе…

V

      Когда мы вышли из бара, Влад меня поймал, чтобы я не сел в чужое такси. Где-то здесь я признался, что наебал его. Со словами: «Всё еще влюблен». Где-то здесь он признался, что знает. И выдал:       — Про секс ты тоже наврал… Тебе очень понравилось.       Я даже пьяный сказал:       — Вот это спорное утверждение…       — Хорошо. Что не зашло?       — Влад, — сказал я, — ты меня поимел.       — И плохо было?       Я ответил:       — Да.       — Ни капельки не понравилось?       — Капельку…       Он расплылся и поцеловал. Соображал он точно лучше, чем я…       Его распалило еще в такси, и он извел меня в лифте — горячими прикосновениями. Мы никак не могли попасть в квартиру, потому что ему было некогда открывать дверь…       Он начинает раздевать меня еще в коридоре, начав с ремня и ширинки. Выпускает мою рубашку из брюк. Он лезет руками под белье, сжимает пальцами ягодицы, проникает в меня, и я понимаю, что весь насквозь… еще с бара. Надразнил.       Он замирает, когда целует глубже. А отстраняясь и переходя на поверхностные поцелуи, продолжает подталкивать назад и раздевать.       Он расстегивает мою рубашку, не трогая ленту на шее.       Роняет меня на постель и сам обнажается передо мной. Его тело в сумраке — совершенно мистическое. Я тяну его к себе, чтобы еще поцеловать, и он охотно подается, укладывая меня на постель. Он спускается ниже губами. Проводит линию носом вдоль живота и вдыхает запах. Он ничего не стесняется, особенно того, что его заводит мое тело. Первое я знал и так, второе заставляет пульс запнуться…       Его горячий влажный рот опускается вниз по моему члену, и я вдруг понимаю… зачем ему штанга в языке, и задыхаюсь от ощущений. Он такой завораживающий — в этом. Взъерошенный, с закрытыми глазами. Он поднимает затуманенный опьяневший взгляд, только когда почти отстраняется и играет со мной языком. Металлический шарик скользит то по уздечке, то по головке. И в эти моменты Влад улыбается, потому что знает… я правда очень люблю его штангу. С ума сойти, как люблю…       Он проходится ладонью по животу и ребрам, отстранившись, и пережимает меня рукой. Он говорит:       — Не кончай еще, зайка.       Он заставляет меня согнуть ноги в коленях и раскрывает перед собой. Он усмехается:       — Женечка, это преступление, что ты не хочешь быть пассивом… Зачем еще такая растяжка…       — Конечно… — говорю я. — Зачем же еще?       И смотрю на него. Как он устраивается между моих ног. Мне легко его обхватить, когда он ложится сверху. Я притягиваю его очень близко. Чтобы выдохнуть в губы:       — Нет.       Он улыбается. Готов поклясться, что ему нравится моя игра в недотрогу.       Он прикусывает мне мочку уха и спрашивает:       — Что такого?.. если ты разрешишь и тебе очень понравится…       — Мне не понравится.       — Уверен?       Он входит пальцами. Наверное, я слишком возбужден, потому что каждое его прикосновение почти что высекает из меня искры. Он точно знает, где надавить и задеть, и всё время пялится: как долго я смогу притворяться, что не хочу его так? И я бы притворялся, но меня потряхивает от его рук — буквально.       И он, доказав мне, оставляет меня пустым и демонстративно проходится по своим пальцам языком.       Я его отпихиваю. Со словами:       — Ну и блядство, Влад…       Ему смешно:       — Смутился?       Он опускается ближе ко мне, он говорит:       — Женечка, ты такой зайка, так бы тебя всего и съел…       Блестящий шарик на его языке бликует в темноте, когда он снова возвращается к моему члену. Я сейчас умру — так мне хочется кончить от одного этого вида.       Я даже не могу себе представить, как подумать о чем-то неприятном, когда он такой…       Он снова проникает в меня пальцами, прежде чем дать мне разрядиться. И я говорю, что его ненавижу. Я с этой мыслью спускаю ему в горло и выдыхаю:       — Мудак…       Он поднимается ко мне так же, как опустился, — поцелуями. Я его останавливаю, чтобы всмотреться в лицо. Взгляд у него поплывший, и зрачки до одури расширенные. Он спрашивает:       — Продержишься теперь подольше? Или опять обломаешь…       Он очень красивый… всегда, но когда терпит и оттягивает удовольствие, чтобы я подольше его потом брал, — особенно.       Правда, меня-то отпустило, и я расплываюсь:       — Подумаю.       Он трагично выдыхает:       — Женя…       — Ладно, ща.       Когда я встаю с кровати, комната немного кружится. Не знаю, от него или после бара… Я тащусь в коридор. Ну, я типа разыгрываю взрослого и ответственного. А то не смогу ему предъявлять за первый раз, если возьму его без презика. И мне бы обмыться…       Когда я возвращаюсь, он лежит на боку, подперев ладонью щеку. Блин, так хочется, чтобы он такой — ждущий и распаленный — встал на четвереньки…       Я крадусь к нему с этой мыслью. В одной дурацкой розовой ленте.       Он не пускает на постель и говорит:       — Жень, а ты ведь можешь на шпагат, да?       — Даже на провисной, но тебе сегодня не светит.       — Провисной — это как?       — Когда больше, чем на сто восемьдесят градусов.       Влад пытается осознать, и у него уходит некоторое время на эту, конечно же, сложную мысль. Он меня всего ощупывает, обдумывая. Он расплывается:       — Покажи…       — Нет. Вставай на четвереньки.       — Хочешь сзади?       — Да.       — Тебе бы тоже понравилось… Из-за моих штанг…       Он не намекает, он говорит: «Я хочу тебя трахнуть». Меня обжигает одной только мыслью — о том, как он войдет. Со всем своими металлическими дразнилками… Но я тороплю:       — Давай.       Он поворачивается и медленно приподнимается, как кошка, которая вздумала потянуться. Он прогибается в спине и бросает на меня взгляд из-за плеча.       Я спрашиваю:       — А зачем?.. такие штанги. Ну в смысле… если они для других.       Он ничего не объясняет, а выдает что-то незначительное:       — Красиво же, нет?..       Я оглаживаю пальцами его бедро в розовых цветах… и опускаю руку ему на живот, чтобы он поднялся и выпрямился, и я мог прижать его к себе, спиной к груди. Обнимаю его и шепчу:       — Ты весь красивый…       — Нравлюсь?       Какой глупый вопрос. Я прохожусь пальцами по этим его штангам. Он шумно выдыхает. Хочу сделать то же, что он… В смысле — проникнуть в его тело пальцами… Я чуть отстраняюсь, чтобы попробовать. Он — неожиданно мокрый. И расслабляется, впуская в себя. Мне сейчас, в эту секунду всё это очень нервно. Я хотел его. Вот так — хотел. Примерно два года…       Он шепчет, насаживаясь на мои пальцы:       — Не намучил еще?       И я только поэтому придумываю:       — Вот бы тебя сейчас так оставить…       — И сможешь?..       — Из вредности? — не понимаю я.       Он тихо напоминает:       — Ты ведь всё еще влюблен… и хочешь сделать мне хорошо.       Характер у меня хуже некуда. Так, для справки. Гораздо сильнее высоких чувств. Или не очень высоких… И мысль его оставить так… очень заманчива. Но мне бы не хватило воли. Особенно после «сделать мне хорошо».       Я чуть отпускаю его, чтобы вскрыть упаковку презика, и он улыбается:       — Какая ты всё-таки умница, даже стыдно…       Мне ни фига не открыть, но причина приятная:       — У меня пальцы из-за тебя скользкие…       Он предлагает:       — Зубами?       Зубами выходит. Потом я пытаюсь разобраться, какой стороной это надевать, и Влад, даже не заржав, спрашивает:       — Помочь?       С чем? С презиком? Но я вдруг вспоминаю про ленту:       — Можешь меня развязать.       Он сразу заинтересованно поворачивается и тянет ее с меня. Шелк щекочет мне кожу на шее... Влад приближается с поцелуем. Не могу ему отказать… и накидываю на него ленту. И, оторвавшись от его губ, говорю всерьез:       — Теперь ты мой подарок…       О таком не попросишь… Даже странно, что сбылось.       Я говорю:       — Иди ко мне.       Он снова поворачивается спиной и подается назад и навстречу. И насаживается сам, я только немного помогаю рукой. Он выдыхает голосом… Он правда узкий… В нем очень туго. Он сразу начинает нетерпеливо двигаться и постанывать. Я удерживаю его член, прижимая к животу, но он убирает мою руку и сжимает мне пальцы.       Влад из тех, кто очень просит — стонами… и, я вдруг понимаю, не только стонами, даже движением… Он просит — быстрее, просит — не останавливаться. Его голос сегодня выше и плаксивее обычного… Мне кажется, у него вышла слишком долгая прелюдия. Еще с бара…       Я нечаянно выскальзываю из него, и он замедляется, только чтобы вернуться. Он то порывается встать на четвереньки, то прижимается ко мне обратно… Стучится эта дурацкая кровать… ко мне, между прочим, в комнату. Он пахнет розовыми цветами всё более терпко… Это не то же, что сладкий запах, но обволакивающий и мягкий… И его тело внутри — такое горячее, и сам он — ужасно ласковый.       Он снова и снова называет меня «Женечка». Шепчет: «Потерпи чуть-чуть, зайка». Просит, чтобы я не прекращал, потому что: «Я почти…»       Он точно знает, что ему делать, чтобы достичь разрядки. Под каким углом и с какой амплитудой… Он точно знает, чего хочет от меня — и не важно, в какой мы будем позе. Его стоны прерываются рваным дыханием и всхлипами. И я думаю только о том, что так привык кончать под звук его голоса…       Я сжимаю его в руках, когда он слабеет и затихает.       Моя нежная детка… в моей шелковой ленте… с розовыми цветами на белом бедре.

VI

      Сегодня, блять, понедельник. Мне завтра вставать в полседьмого. И у меня семь пропущенных, потому что уже глубоко за полночь.       Влад ушел в душ, а я второпях одеваюсь. Второпях выхожу, второпях крадусь в собственную квартиру, второпях смываю с себя его запах и залезаю в кровать с горящими щеками.       Мысль, что я был за этой стеной и он стонал подо мной, а не под кем-то другим, не дает мне уснуть еще час.
Вперед