Омега + Омега. Шелк на запястьях

I

      В пятницу я задалбываю сам себя проверять оповещения. Влад молчит. Но панду он забрал, я ее утром не видел. Мне кажется, мысли о нем меня доконают. Планирую уехать на выходные к бабушке. Чтобы не слушать, как его трахают. Чтобы тешить себя надеждой, что, может быть, нет. Тогда это что-то бы значило, вот что я думаю. Если он не поедет кого-то снимать сразу после того, как был со мной. Он, вообще-то, не поехал. В прошлые выходные… Меня глупо мучает это. Он уже всё сказал. Он хочет потрахаться. Чего хочу я — не знаю.       Совсем недавно мне не просто было пофиг, под кем он стонет. Мне было от этого классно. А теперь думаю, что быстрее вздернусь. И что поменялось?.. Он по-прежнему не мой. Просто раньше у меня не было никаких шансов… Как будто сейчас есть… на что-то, кроме секса. Хотя раньше бы душу продал даже за секс. Правда, не за такой, какой у нас был.       В чате секции полвечера планируют где-нибудь развеяться. Обычно я отмалчиваюсь, но тут спрашиваю: «Ну и чего, где вы решили?».       Я бы просто свалил. Не могу тут сидеть. Всё бесит. Особенно тишина в соседней квартире. И молчание в одном из диалогов.       Не знаю, зачем я вдруг пишу ему: «Гулять пойдешь?»       Может, из злорадства. Я жду, что он мне ответит: «Я не встречаюсь. И не гуляю». Но он даже не читает, и я думаю: ну и мудак.       Переключаюсь на другой диалог, где мне хотя бы отвечают.       «Мы уже в центре. А что?»       «Женя, давай к нам».       Лень ехать в центр…       Пульс соскакивает на оповещение: «Пошли. Минут через пятнадцать?»       Я не одет и подрываюсь с кровати. А потом, напялив джинсы ровно наполовину, пишу: «И с чего это ты согласен? Ты ведь со мной хотел только потрахаться».       Он отвечает: «А ты больше не влюблен. Но зовешь».       …       Я пишу: «Исключительно, чтобы выведать, как там панда».       Он говорит: «Мог бы просто спросить», — и отправляет мне кучу скобочек. И предъявляет: «Выставил бедную пандочку из дома на ночь глядя. Женечка, ты бессердечный. Она замерзла и плакала».       Я спрашиваю: «Спас?»       Он мне записывает видеосообщение, и я замираю в ожидании. Потому что хочу его видеть. Мне не признаться самому себе — насколько хочу.       Он тоже мне подмигивает, лежа в постели. Это, наверное, в отместку, и я безнадежно пялюсь на его лицо. Господи, зачем ты создал человека… конкретно этого. Чтобы проверять других на силу воли?       Панда сидит на его выпирающей подвздошной косточке. На розовых цветах. Я залипаю на его впалый живот и подставленное взгляду бедро. Он ни фига не одевается… Я бы даже сказал: он скорее раздет. На нем даже не трусы, а пара тонких полосочек ткани.       Я спрашиваю: «Ты там специально позируешь?»       Он не смущается: «Сработало?»       Он говорит: «Мне очень понравилось, когда ты стоял на коленях и целовал меня».       Бля…       Он спрашивает: «Может, зайдешь? Пока я не оделся. Потом погуляем».       Я говорю: «Нимфоман». Я говорю: «Знаю я эти „потом“. Потом суп с котом».       Он мне присылает кучу расстроенных скобочек.       И я не понимаю: «Так ты пойдешь?»       Он пишет: «Ага».       И я определенно нарываюсь, спрашивая: «А че?»       Он бессовестно, но прямо отвечает: «Я пока не теряю надежды. Может, ты согласишься».       Во что я влип?.. И как перестать улыбаться… Рожа ведь треснет.

II

      Он снова весь в черном. Очень прилично одет. И я думаю только о том, какое на нем нижнее белье. Меня так и подмывает убедиться... Поддеть пальцами все черные полосочки на молочной коже.       Мы заходим в лифт. И я нервничаю и решаюсь ровно пару секунд, прежде чем приблизиться к нему вплотную, задрать свитер на его боку и пролезть под брюки пальцами, чтобы потянуть резинку. Он улыбается, я тоже. Я говорю:       — Хотел проверить…       Он меня притягивает ближе и целует. Он пахнет желанием. Меня заводит его запах, тепло его тела — еще сильнее, чем звук его голоса по ночам.       И я вылетаю из лифта. С мыслью, какая хорошая всё-таки эта одежда оверсайз… Он меня ловит за руку, он за руку со мной идет.       Он спрашивает:       — Почему ломаешься?       Я вырываюсь и прячу руки в карманы ветровки.       — Потому что так себе перспективы. Опять разложишь без спроса и возьмешь без презика.       Он замолкает. Я выхожу первым и ускоряю шаг. Он догоняет.       — Тебя утешит, что я обычно так не делаю? Не трахаюсь с кем попало без защиты.       — «Обычно»…       — Жень.       — Еще можешь повторить, что я был очень готов. И ты в процессе вежливо спросил, не остановиться ли тебе?       — Окей, любовник из меня хреновый и безответственный. Что еще?       Я тихо отвечаю:       — Это всё.       Он усмехается. И какое-то время идет со мной молча. Тоже не знаю, что сказать. И опускаю голову.       Мы проходим дом за домом. И я спрашиваю себя: «Что ты ждешь?». Это просто смешно — что-то ждать от него.       Он тянет меня за рукав, и я слежу за его пальцами. И слушаю, как мягко, шутливо он интересуется:       — Тебе это нравится? Растягивать предвкушение…       Меня бросает в жар, хотя на улице почти минус.       Он спрашивает тише:       — …когда за тобой бегают?       Я усмехаюсь:       — А тебе нравится за мной бегать?       — Похоже. Я как будто на охоте.       Я прыскаю.       — И как охота?       — Очень умный зайка игнорирует ловушки. А мне кажется, что он бы неплохо смотрелся в таких… ну знаешь, гуманных силках…       Я улыбаюсь:       — На полотнах?       Он произносит серьезно:       — Хочу посмотреть.       — Можешь прийти на тренировку.       — Когда?       Я даже теряюсь. Потому что не ожидал, что он согласится. У него это как-то… действие за действием. Заговорили про секс — заходи. Предложил погулять — через пятнадцать минут. Из вежливости предлагаю к себе в гости — и он уточняет когда…       — Во вторник? Я задержусь…       — А там кто-нибудь будет? Кроме нас.       Я знаю, к чему он клонит, и говорю:       — Будет…       — Ну там же есть кладовка, или чей-нибудь кабинет, или даже свободный зал…       Я его отталкиваю. Чтобы отошел. Он улыбается. И липнет обратно. Его пальцы скользят в задний карман на моих джинсах, и я борюсь с желанием обернуться, чтобы узнать: видно кому-то или нет?..       Он касается носом моего виска и не отстраняется. Его рука поднимается и ложится мне на бедро, приобняв. И я говорю:       — Прекрати приставать…       — Не могу. Ты очень вкусный зайка, а я очень плохой и очень голодный волк.       Его губы касаются моей щеки. Он останавливает меня и прижимает к себе, и я замираю. Мне нравится им дышать. Даже если его кожанка насквозь пропахла табаком. Я знаю, что летом он вроде пытался бросить, а сейчас снова…       Но стоять с ним так посреди улицы... Я пытаюсь отстраниться. Он не отпускает. Хотя держит не сильно.       — Что ты хочешь, Женечка? Цветы, вино, ужин, свечки? Как тебя уболтать?       — Зачем?..       — Заглажу вину? — прикидывает он. И горячо шепчет: — Хочешь активом? Или, может, долго тебя растягивать пальцами?       — Ты как-то с этим опоздал…       — Не опоздал, ты опять очень узкий…       У меня в голове должны выть сирены тревоги, но только стучит кровь… Мне жаль проигрывать ему, но у меня правда подгибаются колени…       Он говорит:       — Я очень редко теряю контроль. И это был бы комплимент, но тебе не зашло…       И я вспоминаю, почему нет. Я всё-таки его отпихиваю.       — Жень...       Я говорю:       — То есть тебе два года было плевать, а теперь переклинило?       — То есть мне два года не было. Я не хочу обязательств, я же сказал...       — И что изменилось?       Он поднимает взгляд — насмешливый.       — Ты больше не влюблен.       Ха. Ловко.       Мое желание дать ему в эту минуту напоминает график обвала рынка.       Я его ставлю в известность:       — После прошлого раза я соглашусь на секс с тобой только после свадьбы. Сугубо из супружеского долга.       — Женечка, я задел твою мужскую гордость?       — Влад, я омега. Природа шутит надо мной в таком духе уже восемнадцать лет.       Он усмехается:       — Это была не шутка. Когда я взял тебя.       Сто процентов. Я потом пару дней сесть не мог нормально, настолько всё было серьезно.       Он тихо говорит, снова меня цепляя пальцами:       — Ты тоже хотел…       И я перестаю отбиваться и отвечаю тише:       — Я хотел… Просто всё было не так.       — Я ведь спрашивал, как ты представлял…       — Как представлял — не будет.       — Мы можем попробовать.       Смешно. Я снова избегаю его касаний. И говорю ему:       — Нет.       Не выйдет. Даже если он пьянит мне голову целых два года. Даже если всерьез увлекся в ответ, а не дурит. Даже если я хочу безнаказанно обнимать его снова и снова… И дело не в уязвленной гордости. Мне нравилось о нем мечтать. И, может, чему-то лучше просто не сбываться.       Он не понимает:       — Просто потому, что я не оправдал твоих фантазий?       — Просто потому, что это только фантазии. И тебе вообще не должны нравиться омеги…       — Кто сказал?       — Ты, когда два года стонал только под альфами.       Он замолкает. А потом отбивается чем-то пустым:       — Так проще…       Не хочу вникать, почему ему проще. Мало ли. Может, легче снять альфу, чем омегу, и гнуть дальше эту линию — без обязательств. Это всё было несбыточно. Для меня.       — Жень, ну в чем проблема? — спрашивает он.       И я выдаю, чтобы избавиться от него:       — Хочу большой светлой любви до гробовой доски. И чтобы до меня ласкал только ветер.       Он усмехается:       — Ясно.       Нам обоим очевидно, что это сарказм. И обоим очевидно, что я его посылаю.       Он не дурак и говорит:       — Ладно, я тогда в клуб поехал.       Я пожимаю плечами. Пусть делает что хочет. Его право.       Ему два года было глухо, а теперь он готов зажимать меня посреди улицы. Я ездил с ним в лифте почти каждый гребаный будний день. Кроме пары месяцев лета… И не помню, чтобы его вело, как меня, от одного только запаха. Зато я помню, как пришел к нему вечером, а он свалил смотреть сериал. А потом, значит, сорвался и потерял контроль? Ну свежо предание, что мне еще сказать?       Надеюсь, его трахнут, как он любит. И никто не будет делать ему мозги.       Я иду вперед. И не знаю, как быть. Достаю телефон и заглядываю в чат секции. И пишу, что приеду. Без понятия, правда, через сколько. Как с транспортом повезет…       Телефон оживает звонком.       Влад.       — Что?       — Поехали вместе?       — И зачем?       — Хочу напиться и потанцевать.       — А я здесь при чем?       — Хочу с тобой. И ты заебал.       — Так хочешь со мной или заебал?       — Хочу с тобой, хотя ты выносишь мне мозг вторую неделю.       Мне вот просто интересно, и в чем план?       — То есть ты сводишь меня в клуб, трахнешь пьяным, и всё сразу чудесным образом исправится? Или ты просто закроешь гештальт, а на меня положить?       — Я не настолько мудак.       — А по-моему, настолько.       Он замолкает. И усмехается. Если он ждет, что я что-то скажу, он ошибается.       Он говорит:       — Я не знаю. Ты правда мне нравишься. Я бы отдался сам, хоть трезвым, хоть пьяным, но ты не берешь.       Я оборачиваюсь на него. И смотрю, как он стоит с телефонной трубкой и пялится на меня. Между нами столько метров, что мы правда слышим друг друга только по телефону.       Я говорю:       — Мне не взять тебя, как ты любишь.       — Жень, а ты знаешь, как я люблю?       Этот вопрос меня парализует. Как будто я тупая малолетка, которая даже не попыталась попробовать с ним. Но…       Я знаю. Потому что... это слышно, когда ему нравится, слышно, когда он на грани, слышно, когда он просит снова и снова, слышно, почему повторяет с одними и посылает других. Мне слышно. Два года — одних сожалений. О том, что мне ничего не светит, о том, что я могу о нем забыть и пойти лесом. В основном потому, что я ни разу не альфа. И мне его так не взять. И он хорошо напомнил в первый наш секс, насколько это правда и насколько я омега. Нет уж, спасибо, мне хватило, я ушел более чем сытым.       И я спрашиваю у него:       — Хочешь сказать, эти два года ты тайно мечтал растягивать какого-нибудь меня? И мне просто причудилось, что, когда тебя берут, ты умоляешь быстрее и жестче? Хочешь сказать, тебя не ломает от оргазма, только когда ты начинаешь задыхаться от темпа? Ты думаешь, я не врубился, почему ты взял меня так? Ты не знал, от чего кончу я, ты знал, от чего кончаешь ты. И если я вдруг вздумаю тебя целовать дольше, чем трахать, ты же свихнешься. Или что? Ну давай, детка, соври мне, я очень хочу послушать, как тебя тянет переспать с девственником, который ни хрена не умеет. Мы точно оба будем на седьмом небе. Тебе, видимо, очень понравилось? Ты со мной даже не кончил.       Я стою с горящим лицом. И мой пульс отбивает судорожную чечетку.       Он шепчет:       — Женечка, ты пиздец…       — Езжай в клуб, — говорю. — Я не ночую сегодня дома.       Я слышу, отнимая трубку от уха:       — Куда поедешь?       Я отключаюсь и ухожу. Чувствуя затылком его взгляд.       Знаешь, с чем я смирился, Влад? Еще два года назад… Я не тот, кто тебе нужен. Странно теперь объяснять это… особенно тебе.