Омега + Омега. Шелк на запястьях

I

      Он спросил меня: «Хочешь?»       Он сказал: «Я хорошо это сделаю».       Мыслей нет. Только саднящее ощущение, что он был внутри. Я не пошел домой, чтобы никто не напрягал меня вопросом, почему я так рано вернулся. Сижу этажом выше и листаю видео, пытаясь отвлечься. Бездумно езжу собачкой по молнии на воротнике толстовки. Иногда покусываю ее хвост, если начинает гореть лицо.       «Это не стыдно, зайка».       Выключаю экран и прячу нос в коленях. Пиздец.

II

      Домой я возвращаюсь почти в полночь. Смываю с себя запах розовых цветов… Меня кроет желанием. Некстати и не к месту. Я всё прокручиваю в голове. Не могу перестать думать. Обо всём, что между нами произошло. О горячих влажных поцелуях, о его бархатной коже, которую я помню губами, о запахе его тела. Я спускаю с мыслью о нем, но…       Когда я затем ложусь в постель, привычно прислушиваясь к нему, я больше не уверен, что мне было нужно знать, каково с ним. Я закрываю глаза и снова жмурюсь.       Мое тело всё еще пульсирует и сбоит — из-за него.       И я ни черта не понимаю. Это вот для чего?.. Чтобы проучить меня?.. Не пошел бы я, да, со своими фантазиями? Вон чего захотел. Взять его. Напридумывал. Вместо того чтобы искать себе альфу. Самонадеянный дурак. Решил, что могу что-то ему предложить. А он и сам прекрасно разложил меня на кровати. И я даже не мог слова против сказать. Потому что я плавлюсь с ним рядом. А ему-то что?.. Подумаешь, какой-то глупый соседский мальчишка, завороженно пялившийся на него два года. Можно обойтись с ним как угодно. Ну и обошелся, в чем вопрос?       Я хочу поорать в подушку. Или расплакаться. Но продолжаю жмуриться и сжимаю пальцами одеяло.

III

      Не выходить в семь — странно. Столько свободного времени… Можно еще полчаса залипать в телефоне, лежа в кровати. Я беспокою домашних внезапной переменой в расписании. И рассеянно улыбаюсь на вопросы. Что мне еще остается? Не объяснять же, что два года я выходил раньше только ради соседа.       Я ни на чем не могу сосредоточиться. Гоняю одни и те же мысли. От себя больше, чем по кругу.       Выходные я переживаю, напряженно вслушиваясь в тишину его квартиры. И думаю: ну давай, приведи кого-нибудь. Я жду, когда станет еще больней. Но всё тихо.       Только в воскресенье он стучится сам в стену. С вопросом:       — Жень, ты у себя?       Я нервно барабаню пальцем по торцу телефона, не давая ему повода думать, что слышу.       Но он спрашивает снова:       — Может, зайдешь?       Зачем?.. Я молчу. И не собираюсь даже.       — Жень?       — Что тебе нужно?       — Поговорить.       — О чем?       — Ты знаешь.       Не о чем говорить. Я поворачиваюсь спиной к стене.       Он спрашивает:       — Обиделся?       И я теряюсь. Потому что это не обида. А просто… не знаю. Он взял меня, как будто это ничего не стоит. Вот и всё. А я правда хотел с ним… очень. Хоть как-нибудь. И вдруг оказалось: нет, ни хрена. «Хоть как-нибудь» не хотел.       — Жень, — он просит ответить.       И я говорю:       — Мне с тобой не понравилось…       Он переспрашивает, не расслышав:       — Что?       Я повышаю голос:       — Я не обиделся, Влад. Мне не понравилось.       Повисает пауза.       И я слышу, как он усмехается:       — Но ты кончил.       Да. И это ни разу меня не устраивает. Я никого к себе не подпускал. Ни в каком из смыслов. Даже когда ездил на соревнования и была возможность. Мне никого больше не хотелось. Только одного конкретного человека. И не так, как он всё сделал в итоге.       — И что? — спрашиваю я. — У тебя так не было? Ты вторых шансов не даешь, если тебе не очень…       Он снова замолкает. И не понимает:       — Ты знаешь тупо по моим стонам?       Я любил его стоны. Он мне нравился весь… Я его теперь ненавижу.       — Женя… — он смеется голосом. — Ты мне сейчас говоришь, что я плохо трахаюсь?       Да откуда мне знать?! Мне не с чем сравнить. Но я знаю, что такого не хотел. И с ним — особенно. Мне после всего в голову пришла мысль, что, может, я бы не взял его, как другие или даже как я сам представлял. Какая вообще разница, что я представлял, если всё равно, как ни намечтаешь, в жизни получится совсем иначе? Я его в ванной целовал, и мне крышу сносило, что можно. И это было интимно и хорошо. А то, что он потом сделал со мной, — не пошел бы он с этим к чертовой матери? Я понял, что «трахаться» не хочу. Ни вообще, ни с ним в частности.       И я говорю тише:       — Ну, может, другим нормально… на одну ночь…       Он переспрашивает:       — Жень?       — Нормально на одну ночь.       Он усмехается:       — А на две уже так себе?       — А будет две? Не смеши. Я не маленький.       Он говорит:       — Тоже верно.       Он говорит: «Ничего не будет». Так и зачем тогда ко мне лезет?       Всё снова становится тихо. И я застываю в том же оцепенении, с каким вышел от него.       Но проходит буквально пара минут, и он спрашивает опять:       — А что не зашло?       Да он издевается? Я не хочу ничего обсуждать. Сползаю ниже на кровати и сворачиваясь в клубок.       — Жень?       — Мне было больно. И ты повел себя как мудак.       Он переспрашивает: что? И я терпеть не могу эту долбаную стену. Я закрываю глаза. И повторяю громче:       — Ты повел себя как мудак.       — И в чем я мудак? Знаешь, какой ты был? Весь раскрытый и мокрый. Хочешь сказать: ты не хотел?       Я молчу. И мне не сознаться, что хотел. Даже так я его хотел.       Он просит:       — Жень?       Он мог уточнить, можем мы или нет. Мог бы повременить, а не засаживать сходу. Мог бы меня подготовить и растянуть. Поступить по-человечески, если уж так приспичило. Но не стал. А теперь спрашивает: а че мне не зашло-то?       И я в пока-еще-культурном шоке, потому что:       — То есть ты даже не догоняешь?       Он замолкает. А я думаю: пусть он отвалит. И трахает кого хочет как ему вздумается.       Он говорит тише:       — Жень, слушай. Я обычно не сплю с омегами. И уж точно, если сплю, не с такими, как ты.       — И зачем вдруг понизил планку?       — Может, наоборот…       Я слезаю с кровати. И ухожу, хлопнув дверью в комнату. Я собираюсь свалить из квартиры.       — Жень, ты с кем так по телефону ругался? — спрашивает мама.       — Я к бабушке.       — Она опять учудила?

IV

      В этот раз учудил я. Если бы бабушка узнала, что я пошел трахать парня, который в итоге трахнул меня, она бы ржала до второго пришествия.       Я у нее остаюсь с ночевкой. Она что-то подозревает. Даже предлагала выпить. Я многозначительно на нее посмотрел. Она сказала: «Мне показалось, что тебе надо. Ты ни с кем не расстался?»       А я даже не встречался. И чувствую себя тупой обманутой малолеткой.

V

      Вторник всё еще вызывает заминку пульса… Раньше я всегда бежал после тренировки домой, а сегодня медлю возвращаться. Мне больше не нужно пересекаться с ним, и я задерживаюсь на полчаса.       Поднимаюсь по лестнице на четвертый. И меня почти разворачивает назад. Потому что он стоит, привалившись к стене плечом, и отнимает взгляд от телефона.       Он говорит:       — Привет.       Застываю между «обратно вниз» и «да не похер ли? я иду домой». Второе перевешивает.       Но он мешает мне открыть дверь, преграждая дорогу. А я злюсь. Я злюсь на него с четверга. Я его мысленно обматерил столько раз, сколько за восемнадцать лет не доставалось никому из моих родственников. Я толкаю его. Он перехватывает мои руки и пытается обнять.       — Дай мне пройти.       Он притягивает ближе, и я застываю, вдохнув запах розовых цветов. От этого запаха саднит внутри и щиплет в носу…       Я стискиваю на нем пальцы.       Чувствую себя чертовски слабым. И дураком. У меня от близости с ним плавятся суставы…       Он удерживает рядом, крепко прижав к себе, и я беспомощно застываю. Меня тащит от его запаха. До того, что подкашиваются колени. Я говорю себе: ни за что не ведись. Я говорю: только попробуй, Женя.       Он шепчет:       — Ну прости, зайка.       И я в этот момент готов вообще всё простить ему. Хоть геноцид. Ну сука…       Он отстраняется, поцеловав меня в лоб. И приглаживает мне, затихшему тут же, волосы.       Он мягко спрашивает:       — Бегаешь?       Я больше не смотрю на него снизу вверх. Вообще больше не смотрю.       Да и вопрос нелепый…       Я говорю:       — Наоборот. Больше не бегаю.       — Значит, раньше бегал за мной?..       — Мне не надо так рано…       — И насколько не надо?       Я молчу.       Он усмехается:       — И ничего не смущало?       — В смысле…       — Ты ведь знаешь, как я живу…       Знаю. Постоянно слышал… Я говорю тихо:       — Мне было всё равно…       — А сейчас?       Если он опять начнет беспорядочно трахаться со всеми подряд, я без понятия, как отреагирую. Съеду.       Я вырываюсь. И в этот раз он меня отпускает. Пытаюсь его отодвинуть. Он меня ловит за рукав. Как я поймал его в наш первый полноценный разговор, когда не получилось ответить и было страшно упустить.       Он спрашивает:       — Ну?       — Да что ты хочешь? — не понимаю. — Я у тебя ничего не просил. За все эти два года — ничего. Я не лез. Ни тогда, ни теперь. Это ты первым заговорил. А я просто сказал, что ты мне нравишься. Больше не нравишься. Можешь спокойно жить. Наверное, весело было доказать, что я ничего не знаю? Ни про секс, ни про тебя.       Он смотрит на меня озадаченно. А я открываю дверь и пытаюсь свалить. Его пальцы спускаются по моей руке и стискивают крепче.       — Жень, я не издевался…       — А зачем?! Что ты хотел? Чтобы я перестал о тебе фантазировать и убедился, что член в заднице — это предел моих желаний? Окей. Спасибо за урок.       Я вырываю руку. Он говорит:       — Это не так было…       — А как?       Он не может ответить. И я выталкиваю его с порога, хлопнув перед ним дверью. А затем съезжаю по ней, обхватив колени руками.       Пиздато мечты сбываются. Я оценил.