Ласка от лиски

      После появления А-Цин в их доме, Сяо Синчэнь ожидал, что Сюэ Ян не подпустит малышку к себе, но всё оказалось иначе. Казалось, даже такой человек, как Сюэ Ян, поддался очарованию любопытной лисички, которая теперь таскалась хвостиком за злым и страшным дядей, называя его недружелюбно настроенного темного заклинателя фуцинь, а Синчэня — баба.       Он, казалось, не замечал, как она то и дело висла на руке, пытаясь заглянуть в его карманы, воруя конфеты, или как с любопытством трогала его длинные черные волосы, сравнивая их с шелком. Синчэнь, наблюдая за этой картиной, не мог скрыть удивления.       Хотя первые месяцы были тяжелы — Синчэнь вспоминал их с содроганием. Однажды он чуть не поседел, увидев возле малышки ожившего трупа, а та, заливаясь смехом, убегала. Сюэ Ян же, тяжело вздыхая, потирал точку на лбу и недобро косился на Цзянцзай. А после, набегавшись, А-Цин пряталась в черном чане Сюэ Яна.       Однажды, когда А-Цин слишком громко смеялась, он внезапно схватил её за руку и, пригнувшись к её уху, прошептал: «Если не замолчишь, я превращу тебя в лягушку». А-Цин, вместо того чтобы испугаться, засмеялась ещё громче, а Сюэ Ян, скривившись, отпустил её, и в его глазах мелькнула тень улыбки.       Но иногда Синчэню казалось, что даже его привычная маска безразличия даёт трещину, когда А-Цин, смеясь, забиралась на колени и требовала, чтобы он рассказывал ей страшные истории. Сюэ Ян, конечно, не рассказывал, но молчание и редкие, едва заметные улыбки говорили о многом.       Однажды Синчэнь застал их в саду. А-Цин с пучком травы в руках пыталась заплести Сюэ Яну косу, а тот, сидя на камне, терпеливо сносил её неумелые попытки. Его длинные волосы были уже в полном беспорядке, но он даже не пытался остановить её. Вместо этого он лишь тихо вздыхал, когда она слишком сильно дёргала за прядь, и продолжал смотреть куда-то вдаль, словно размышляя о чём-то своём.       Однако, несмотря на все это, Сюэ Ян оставался собой. Он мог в один момент быть терпеливым и заботливым, а в следующий — пригрозить вышвырнуть А-Цин в озеро на съедение плотоядным рыбам. Никаких рыб там уже много лет не водилось, но А-Цин этого не знала, как и сердобольный даочжан.       Но самое странное произошло, когда однажды ночью Синчэнь услышал шум из комнаты Сюэ Яна. Он заглянул внутрь и увидел, что А-Цин, свернувшись калачиком, спит на груди у дремлющего Сюэ Яна.       На следующий день Сюэ Ян вёл себя как обычно — был злым на язык. Но Синчэнь заметил, как он украдкой следил за А-Цин, когда она играла в саду. А когда она, споткнувшись, чуть не упала, он мгновенно оказался рядом, подхватив её за руку. «Смотри под ноги, глупая», — буркнул он, но в голосе не было привычной резкости. А-Цин лишь рассмеялась и побежала дальше, а Сюэ Ян, скрестив руки на груди, смотрел ей вслед с выражением, которое Синчэнь не мог определить.       Вечером А-Цин снова притащилась к Сюэ Яну, держа в руках книгу с картинками. «Фуцинь, почитай мне!» — потребовала она, устроившись у него на коленях. Сюэ Ян вздохнул, но не стал прогонять её. Он открыл книгу и начал читать, его голос, обычно такой резкий и холодный, теперь звучал мягко и ровно. Синчэнь, стоя в тени, наблюдал за этой сценой, и в сердце закралось странное чувство — что-то между удивлением и теплотой.       Но даже в такие моменты Сюэ Ян был самим собой. Когда А-Цин, засыпая, уронила голову ему на грудь, он аккуратно поднял её и отнёс в её комнату.       «Если ещё раз полезешь ко мне ночью, выброшу тебя к демонам», — прошептал он, но его слова звучали скорее как пустая угроза. А-Цин, уже почти спящая, лишь улыбнулась и что-то пробормотала.       Синчэнь не мог не нарадоваться. И, сияя ярче солнца, ластился к не такому уж и ужасному альфе. Хотя оставшиеся садистические наклонности проскальзывали даже в их постели. Когда живот стал настолько круглым, что мешал иной раз передвигаться по дому, Сюэ Ян словно обезумел и принимался раскладывать светлого заклинателя на любой плоскости, если поблизости не было кровати. Сяо Синчэню думалось, что быть наполненным больше нельзя, но А-Ян опровергал все доводы. Он был наполнен до краев. Сюэ Ян, в свою очередь, был неумолим. Его руки, горячие и настойчивые, скользили по телу Синчэня, оставляя следы, которые тот потом смущенно прятал под одеждой.       Иногда, когда Сюэ Ян был особенно настойчив, Синчэнь ловил себя на мысли, что ему нравится эта навязчивость.       И вот сейчас, находясь на грани обжигающего наслаждения, Синчэнь, закусив нижнюю губу, опустил смущенный взгляд на тяжело дышащего под ним альфу, на котором так бесстыдно скакал последний час, громко прося не останавливаться.       Сюэ Ян, с своей обычной бесцеремонностью, не давал Синчэню ни секунды передышки. Пальцы с силой впивались в бедра партнера, направляя каждое движение, каждый толчок, словно пытаясь высосать из него последние капли удовольствия. Синчэнь, хоть и чувствовал, как его тело изнывает, не мог сопротивляться. Его голос, прерывистый и хриплый, вырывался из груди, смешиваясь с тяжелым, рваным дыханием альфы.       — А-Ян… — прошептал он, едва слышно, но в голосе звучала мольба, которую Сюэ Ян не мог проигнорировать.       — Ты сам просил, — с усмешкой ответил тот, его голос был низким и хриплым, словно натянутая струна. — Не останавливаться, помнишь?       Синчэнь кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Тело дрожало, каждая клеточка будто горела, но он не хотел, чтобы это прекращалось. Сюэ Ян, словно чувствуя это, усилил хватку, его движения стали еще более настойчивыми, почти болезненными. Но именно это и сводило Синчэня с ума.       — Ты… ты чересчур… — начал он, но слова потерялись в громком стоне, когда Сюэ Ян резко приподнял его, чтобы сменить угол. Синчэнь зажмурился, пальцы впились в грудь альфы, оставляя следы, которые тот, вероятно, позже будет с гордостью демонстрировать.       — Слишком что? — провокационно спросил Сюэ Ян. Губы скользнули по шее Синчэня, оставляя горячий след. Лисьи хвосты за спиной замельтешили, выдавая возбуждение даоцзана с головой. — Слишком хорош? Слишком настойчив? Или, может, слишком… твой? — он лишь слабо застонал, подгибая лисьи ушки, когда Сюэ Ян снова изменил ритм, заставляя вздрогнуть от нового прилива удовольствия.       — Ты… ты невыносим, — наконец выдохнул Синчэнь, его голос дрожал, но в нем не было ни капли искреннего недовольства. Темный заклинатель провел пальцами по хвостам, срывая стоны с чужих губ.       — Но ты же любишь это, — прошептал в ушко Сюэ Ян, и горячее дыхание заставило того содрогнуться. — Ты любишь, когда я довожу тебя до предела, когда ты уже не можешь думать ни о чем, кроме меня. Признайся.       — Ты… ты сводишь меня с ума, — выдохнул Синчэнь, пальцы яогуайя сжали хвосты так крепко, что он застонал. Движения стали еще более резкими, почти животными, и Синчэнь чувствовал, как тело теряет контроль, подчиняясь только этому безумию.       — Ты сам этого хотел, — прошептал Сюэ Ян. Голос был низким и хриплым, как будто он сам едва сдерживался. — Ты сам просил, чтобы я не останавливался. Так что терпи, баобей. И наслаждайся.       После подобных марафонов даос стыдился показываться на глаза, особенно Сюэ Яну. Он прятал взгляд, краснея от одних только воспоминаний.       И всё чаще он думал, что никуда не хочет уходить. Сяо Синчэнь хотел остаться здесь со своей семьей. Со своим альфой. Закрывать глаза на кое-какие поступки Сюэ Яна стало на удивление легче. Успокаивало лишь то, что альфа не убивает без особой нужды… С этим он мог смириться. Не сразу, но мог. Если он позволил метке, подобно ядовитому цветку, расцвести на своей шее, он понесет это бремя до конца. И за все зло, что совершила его пара, они вместе предстанут перед небесным судом, как и положено супругам. «Мы будем вместе до самого конца», — мысленно шептал он.       Сюэ Ян, чувствуя, как тело Синчэня напрягается в последний раз, прижал его к себе, не давая ни малейшей возможности отстраниться. Дыхание было горячим и прерывистым, губы прильнули к шее партнера, оставляя новые отметины, которые будут напоминать о сегодняшнем дне еще долго. Синчэнь, в свою очередь, обнял его, пальцы впились в спину альфы, словно он боялся, что тот может исчезнуть в любой момент.       — Баобей, — нежно прошептал Сюэ Ян, что было редкостью для него. — Ты ведь знаешь, что я никогда тебя не отпущу. Я прикую тебя к себе навсегда.       — Я знаю, — ответил Синчэнь тихо, но твердо. Он закрыл глаза, чувствуя, как сердце Сюэ Яна бьется в унисон с его собственным. — И я не хочу, чтобы ты отпускал. Никогда не отпускай.       Он знал, что это неправильно. Знал, что должен был бы ненавидеть Сюэ Яна за всё, что тот сделал, за кровь, что оставалась на руках, за страдания, которые он причинял другим. Но Синчэнь уже не мог отделить себя от своего альфы. Их связь, скреплённая меткой, была сильнее, чем он мог себе представить. И даже если где-то в глубине души он всё ещё чувствовал вину за то, что смирился с этим, он не мог отрицать, что Сюэ Ян стал частью его жизни, частью его самого. «Ты — моя погибель и мое спасение», — подумал он, утопая в тепле объятий.