Lavender Scones & Second Chances | Лавандовые булочки и вторые шансы

      Остаток недели прошел в основном без происшествий, и главной проблемой было то, что Драко прилагал огромные усилия, пытаясь держать руки при себе на работе. Единственное, что делало терпимым находиться рядом с ней так долго без физического контакта — мысль, что спустя несколько минут после того, как он покинет офис, она снова окажется в его объятиях, где ей самое место.       Стремясь к нормальности, они сходили на несколько свиданий в заведения, которые предлагали уединение и приватные ужины. Но весь этот опыт был напряженным, а Малфой совершенно не мог скрывать от нее свои чувства. Взгляды, которые она бросала на него, давали это понять. Каждый раз, когда они куда-нибудь выходили, он был постоянно настороже, опасаясь, что кто-нибудь увидит их и сообщит об этом прессе, разрушив его счастливый мир фантазий, где они могли просто быть вместе без помех.       Сегодня вечером они отправились во французский ресторан «Тур д’Аржант», и кто-то по ошибке забрел в их приватную кабинку. Он сразу запаниковал, когда узнал в этом человеке когтевранца, который учился на год старше их в Хогвартсе. Видя его смятение, Гермиона бросилась за незваным гостем, пообещав позаботиться об этом. К тому времени, когда она вернулась и заверила его, что решила вопрос и ему не о чем беспокоиться, тревога уже начала сдавливать ему грудь. Она взяла его дрожащую руку в свою и аппарировала их домой. Теперь он лежал на диване, положив голову на колени Гермионе, которая гладила его по волосам, и чувствовал себя по-настоящему жалким.              — Драко, ты действительно думаешь, что это было бы так ужасно? — прошептала она ему.              Он открыл глаза и посмотрел на нее. Взгляд, который она вернула ему, был испытующим и… печальным.              — Ты… не хочешь, чтобы люди знали, что мы вместе? — Гермиона нервно прикусила губу.              Как она могла подумать, что все дело в этом? Он сполз с ее колен и заключил ее в объятия.              — Мерлин, Гермиона, конечно же, нет!              Ему следовало ожидать, что это произойдет рано или поздно. Она никогда не скрывала своих чувств или привязанности; конечно, она бы не поняла. Он должен был догадаться, что она воспримет это превратно. Чертовы гриффиндорцы.              — Любимая, я хочу, чтобы все знали, — сказал он, обхватив ладонями ее щеки. — Я просто… Я не готов делить тебя с кем-то.              Это было частью причины, но не всей причиной, и он это знал. Он боялся, но не мог заставить себя признаться ей в этом. То, что происходило между ними, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что, если она образумится и поймет, что у нее есть лучшие перспективы? Это сломает его. Их отношения, чувства возникшие между ними, были еще слишком новы для него, чтобы поверить в них до конца, и если она уйдет, он предпочел бы не читать каждый день в газетах о своем разбитом сердце в течение следующего месяца.       Драко провел большим пальцем по ее щеке.              — Мы можем поговорить об этом после моего дня рождения? Осталась всего неделя, и я не хочу беспокоиться о том, что за нами будут охотиться газетные стервятники. После этого мы сможем выбрать подходящее время и правильный способ объявить об этом.              Гермиона кивнула, одарив его легкой улыбкой, которая не коснулась ее глаз. Он чувствовал себя ужасным парнем (потому что он им и был), когда целовал ее, желая, чтобы она поняла, чтобы она осталась.             

***

             В его спальне было темно, но Гермиона могла видеть, как тусклый свет звезд отражается в его глазах, когда они лежали, прижавшись друг к другу. Она провела пальцем по линии его подбородка, прежде чем провести большим пальцем по его губам. Он слегка прикусил его, и она издала негромкий звук одобрения. Грейнджер почувствовала, как он улыбнулся ей, прежде чем наклонил голову и томно поцеловал ее.              — Я хочу узнать о твоей жизни до Хогвартса, — сказал он, когда они оторвались друг от друга. Ее кожа покрылась мурашками, когда его пальцы прошлись по ее обнаженной коже. — Кем ты хотела быть до того, как получила письмо?              — Что? — спросила она, и в ее голосе прозвучало больше недоверия, чем она намеревалась.              — Мы можем не разговаривать сейчас, если ты не хочешь. Ты просто… никогда не говоришь об этом, а мне было любопытно, — он снова поцеловал ее, давая ей возможность оставить вопрос без ответа. — Я хочу узнать тебя всю, — прошептал он ей в губы. Его искренность растрогала ее — слава богу, она не могла видеть его глаз, иначе могла бы воспламениться. Его пальцы продолжили свое исследование, посылая мурашки по ее спине, когда он поцеловал нижнюю часть ее подбородка.              — Мне это нравится, — улыбнулась она. Придвинувшись к нему еще ближе и уткнувшись головой в его подбородок, она глубоко вздохнула, прежде чем начать. — Ну, до Хогвартса я думала, что стану дантистом, как мои родители. Это что-то вроде маггловского целителя, только для лечения зубов.… Но я всегда хотела стать художником.              Его дыхание обдавало ее, растрепывая локоны, падавшие ей на лицо.              — Серьезно?              — Это длилось не долго. В маггловской начальной школе раз в неделю проводились занятия по рисованию, и они мне нравились. Моя лучшая подруга Шеннон была потрясающей художницей… Это было настоящее искусство на уровне одаренных художников. Ее эскизы всегда были такими красивыми, и, возможно, это тебя шокирует, — в ее голосе слышался сарказм, — но я не люблю проигрывать или чувствовать себя неполноценной, и поэтому через пару лет я решила, что рисование — не мое призвание.              — Хм, очень слизеринская черта характера… Ты уверена, что тебя распределили на правильный факультет?              Она усмехнулась над ним.              — Очень слизеринский ответ, — она была уверена, что он ухмылялся. — Ты ужасен.              — Я думаю, ты хотела сказать неотразим, — на этот раз она услышала улыбку в его голосе.              Она попыталась откатиться, но он притянул ее обратно, удерживая на месте своими руками.              — Нет, останься.              Он выдавил воздух из ее легких, и она рассмеялась, уткнувшись в него носом.              — Хорошо, но ты должен тоже рассказать мне кое что. Что насчет тебя? Кем ты хотел стать до… до войны?              Его хватка ослабла, и он перекатился на спину, ложась рядом с ней, положив руку ей под голову. Некоторое время было тихо, и она перевернулась на бок, прижавшись всем телом к нему, чтобы посмотреть на него снизу вверх. Она в ожидании выводила на его груди неизвестные символы.              — Я хотел стать аврором, — прошептал он. — Это… это явно не то, что я могу сделать сейчас, — он невесело усмехнулся. — Когда я был маленьким, мне нравилась мысль о том, что я могу помогать людям, быть чьим-то героем. Я знаю, это звучит глупо, особенно в устах такого человека, как я. Мой отец приложил немало усилий, чтобы выбросить эту «чушь» из моей головы. Он сказал, что такая работа не подходит Малфоям. Но до появления Волдеморта я всегда надеялся… — он казался таким уязвимым, что ей просто захотелось обнять его — что она и сделала. Словами ситуацию не исправишь.              — Ты упоминала о своих родителях, — сказал он через некоторое время. Ее рука на мгновение замерла в панике, прежде чем она продолжила медленно выводить узоры на его коже. — Ты никогда не говоришь о своей семье. Ты расскажешь мне о них? У тебя есть братья или сестры?              — Нет, — немедленно ответила она и с трудом сглотнула.              Пытаясь набраться смелости, чтобы ответить, она сосредоточилась на прикосновении их кожи и на медленных, ровных подъемах и спадах его груди. Повторяя его дыхание, она почувствовала, что ее паника немного рассеялась. Его пальцы зарылись в ее волосы и заиграли с локонами — наверняка он заметил, как изменилось ее дыхание.              — Нет, ты не хочешь говорить об этом? Или, нет, у тебя нет братьев и сестер? — осторожно спросил он.              Между ними повисло молчание.              — Я… нет, у меня нет ни братьев, ни сестер, — начала она хриплым голосом. — Мои родители… Мои родители живут в Австралии. Я, эм… Я отправила их туда во время войны. На самом деле это то, о чем я не говорю… никогда.              Слезы защипали ей глаза, и она быстро заморгала, чтобы они не хлынули из глаз. Единственным человеком, который знал о случившемся, была Джинни, но и она узнала об этом только после особенно ужасного ночного кошмара Гермионы. Рон и Гарри поняли, что случилось что-то плохое. Когда они наконец спросили ее об этом, у нее случился настоящий приступ паники, и Джинни велела им прекратить расспросы и они больше никогда не спрашивали.              Гермиона работала над собой, чтобы открыться и стать уязвимой рядом с ним. Это была ее естественная склонность отгородиться от него стеной, но сейчас у нее был шанс сделать другой выбор.              — Это было в начале седьмого курса: Волдеморт вернулся, и магглы и магглорожденные начали исчезать. Все боялись того, что надвигалось. О моей дружбе с Гарри было известно всем, и я знала, что Пожиратели сделают все, чтобы добраться до него… Они попытались бы добраться до него через меня, если бы могли, а я не могла позволить себе оказаться под их давлением… и… Я не могла смириться с мыслью, что они причинят боль моим родителям, — она почувствовала, как по ее щеке скатилась слеза. — И я сделала так, чтобы они не знали, кто я такая… Я удалила все следы, даже фотографии… Я сделала так, чтобы у них не было дочери… Я… я стерла им память, наложила Обливиэйт, — она почувствовала, как Драко резко втянул воздух, и ее голос сорвался.              Он притянул ее к себе и прижал к груди.              — О, Гермиона… — выдохнул Малфой. Он успокаивающе провел рукой вверх и вниз по ее спине и наклонил голову, чтобы поцелуями смахнуть слезы, которые текли по ее щекам.              Драко, вероятно, мог догадаться, чем закончилась эта история, но когда ее тихие рыдания стихли, она продолжила.              — Я дала им новые имена и отослала их подальше… Они всегда любили Австралию, и я хотела, чтобы они были счастливы. Я планировала все исправить. Я обещала им, что верну их обратно, — еще один спазм сотряс ее тело, и он крепко обнял ее. — Но… Я не смогла… — слов было почти не слышно, — я делала все, что только возможно. Я прочитала все книги, поговорила со всеми целителями разума или разрушителями проклятий, которых смогла найти. Я исследовала экспериментальные зелья и заклинания. Ничто из этого ни черта не помогло… Война продолжалась слишком долго, и к тому времени когда уже можно было безопасно вернуть их домой… Я только хотела спасти их, — выдохнула она, прежде чем рыдания вновь овладели ее телом.              — Ты сделала все, что могла, любимая, — успокаивающе сказал он, поглаживая ее по спине. — И, к твоему сведению, ты спасла их. Я знаю, что он сделал бы ужасные вещи с твоими родителями, если бы смог их найти. Я видел, как он поступал так с другими…              Она не знала, как долго они так пролежали, ее слезы капали на грудь Драко, а он прижимал ее к себе, гладил по спине, рукам, волосам, позволяя ей выплакаться. В его объятиях Гермиона чувствовала себя в полной безопасности. После войны она не могла позволить себе сломаться или быть уязвимой перед другими (по целому ряду причин), и несколько месяцев назад он был последним человеком, которому она позволила бы увидеть себя в таком состоянии. Но вот она здесь, и вот он здесь, крепко прижимающий ее к своей груди, как будто она самое драгоценное сокровище на земле.       Так тихо, что она едва могла расслышать его, он прошептал:              — Спасибо, что доверяешь мне, Гермиона, — и поцеловал ее в макушку.              Она снова чуть не расплакалась. Шлюзы, которые регулировали ее эмоции, были, по-видимому, неисправны.       В конце концов, ее слезы высохли, и она снова прислушалась к его дыханию, к тому, как ровно поднимается и опускается его грудь. Она бы подумала, что он спит, если бы не успокаивающие руки, все еще оставлявшие следы на ее теле.       Она повернула голову так, чтобы видеть неясные очертания его головы и плеч над собой.              — Драко?              Он невнятно промычал в ответ, и звук получился громким, когда она прижалась к нему головой.              — Расскажи мне что-нибудь, чего больше никто не знает.              Он глубоко вздохнул, и она подумала, что он не ответит. Было уже поздно, и она была измучена. Возможно, он не хотел говорить ни о чем серьезном прямо сейчас… или вообще когда-либо. То, что она поделилась, не означало, что он был обязан это делать.              — За несколько месяцев до окончания войны, когда Темный Лорд все еще жил в Поместье, у меня случился нервный срыв, который чуть не убил меня. Это было сразу после того, как ты… — Она подняла руку, чтобы погладить его по шее, и почувствовала, как напряглось его горло. — После того, как ты… Я не хочу говорить об этом, если это тебя задевает.              — Нет, все в порядке. Когда я с тобой, все по-другому. Я чувствую себя… в безопасности.              — Хорошо. Ну, после того, как они пытали тебя у меня на глазах, а я стоял в стороне, как чертов трус, каким я и являюсь, что-то сломалось… Я больше не мог этого выносить. Мой разум просто… сломался. Весь этот стресс, постепенное осознание неправильности всего вокруг — всего этого было слишком много, — он глубоко вздохнул, успокаиваясь.              — Мне стало по-настоящему плохо, и я не понимал, что происходит, — Малфой продолжил говорить. — Температуры не было, и все диагностические тесты, которые мы провели, не выявили ничего необычного. Я с трудом вставал с постели. Несколько дней мое тело горело, как в огне, и я не мог дышать, как будто меня сжимали. Моя мать пыталась скрыть это, но Темный Лорд потребовал встречи со мной, и она ничего не могла поделать. Мой отец привел меня к Темному Лорду, и тот разорвал мой разум на части с помощью Легилименции, пытаясь понять, был ли Поттер там в ту ночь. Вероятно то, что мой разум был в полном беспорядке, и спасло меня, поскольку мне было очень трудно использовать окклюменцию. В любом случае, Темный Лорд сразу бы почувствовал, если бы я закрылся. Он ничего не смог найти, но это не помешало ему привести пример того, что происходит, когда проваливаешь задачу.              — Я… После этого проблемы так и не прекратились по-настоящему. Это был один кризис психического здоровья за другим. Конечно, я не понимал, что происходит, а мои родители ни за что не отправили бы меня к Психотерапевту. Они не могли допустить, чтобы семья выглядела слабой, — с горечью сказал он. — Им было проще просто игнорировать тот факт, что я регулярно напивался до беспамятства. Я несколько раз попадал в больницу; отец потратил целое состояние, чтобы сохранить это в тайне.              — Честно говоря, я не знаю, как у меня не развилась зависимость, это это было бы вполне закономерно… Я не останавливался, пока меня не отправили в Азкабан, и продолжил с того места, на котором остановился, когда меня выпустили… Помню, я надеялся, что, возможно, мама не найдет меня достаточно скоро… что, может быть, я смогу просто уйти, — она обняла его крепче, пытаясь помочь избавиться от мрачных воспоминаний. — Так продолжалось до тех пор, пока мама, наконец, не отчаялась и не отправила меня в Америку. Но это, вероятно, история для другого раза.              У Гермионы голова шла кругом. Она ожидала чего-то вроде… что ж, она не знала, чего ожидала от него в ответ, но только не этого. Его мышцы были напряжены под ней, и успокаивающие круги прекратились. Беспокоился ли он о том, что она осудит его?              — Раньше я злоупотребляла зельем сна без сновидений, — поспешно призналась она ему дрожащим от волнения голосом. — После войны я не могла уснуть. Каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела все это снова… — она вздрогнула. — Я была практически зомби, а в Святом Мунго прописывали его всем после войны; они не знали, что еще делать, и… мы знаем, чем это закончилось.              Она сухо рассмеялась — только после войны волшебное сообщество начало задумываться о том, насколько сильно некоторые зелья вызывают привыкание. И только когда проблема достигла масштабов эпидемии, Министерство обратило на это внимание, хотя злоупотребление зельями продолжалось годами.              — У нас с Джинни теперь есть определенные правила, на случай когда мне действительно нужно принять зелье, — она подняла голову с его груди, чтобы посмотреть на него. — Но по какой-то причине, когда я с тобой, мне не снятся кошмары.              Драко поднял руки и обхватил ладонями ее лицо.              — Мерлин, я понятия не имел. Ты все еще сталкиваешься с воспоминаниями и ночными кошмарами так часто, что это сказывается на твоем здоровье? — обеспокоенно спросил он.              — Когда мы только начали встречаться — да, — он провел большими пальцами по ее скулам. — Но сейчас, по большей части, стало лучше. Я думаю, это потому, что я больше не могу игнорировать их. Ты помнишь, какой я была, когда мы только начали работать вместе? Для меня это было хуже, чем что-либо за последние годы. Но после того, как я провела больше времени вместе с тобой и была вынуждена противостоять кошмарам прошлого, триггеры перестали влиять на меня так сильно.              — Знаешь, дорогая, это огромная часть того, что будет делать Служба поведенческого здоровья: помогать людям справляться с подобными ситуациями в более контролируемой среде. У тебя были воспоминания и ночные кошмары в течение многих лет, а потом появился я и сделал тебе только хуже, прежде чем стало лучше. Это дерьмовый подход к делу. Боги, я чувствую себя идиотом, потому что не понимал этого. Ты же знаешь, что я всегда буду рядом, когда ты будешь готова, верно? — спросил он, напоминая ей о своем предложении помочь ей, когда они вынужденно стали коллегами.              — Я знаю, — она поцеловала его за ухом. — Спасибо, что был терпелив со мной.              Ее конечности были тяжелыми, но Гермиона чувствовала легкость. Чувствуя себя эмоционально уязвимой, но не понимая, как выразить словами те эмоции, что она сейчас испытывала, она медленно поцеловала его. Когда ее дыхание участилось, а руки начали более тщательно исследовать его тело, он отстранился.              — Гермиона, любимая. Не могу поверить, что говорю это, но мне нужно поспать. Уже больше трех ночи, а нам завтра на работу, — она засмеялась, уткнувшись ему в грудь, и он перевернул их на бок, лицом друг к другу, и прижал ее к себе. — Кроме того, я не думаю, что смогу пережить еще дозу адреналина сегодня. Мое сердце может не выдержать.              — Я знаю, что ты имеешь в виду, — улыбаясь ему в грудь, она чувствовала себя такой близкой к нему, такой защищенной, такой… любимой. Это было почти чересчур, слишком быстро. Сила ее чувств к Драко должна была бы напугать ее, но, как ни странно, страха не было.