Lavender Scones & Second Chances | Лавандовые булочки и вторые шансы

      Мысли о разговоре в кафе не давали Гермионе покоя все выходные. Она задавалась вопросом, каково было Драко в детстве. Его слова запали ей в душу. Каждый человек приходит в этот мир чистым листом. Конечно, некоторые вещи были запрограммированы заранее, но она всегда считала, что конечный продукт был создан скорее благодаря воспитанию, чем природе. Все сложилось бы совсем по—другому, если бы он вырос в другой семье; они могли бы даже стать друзьями — у них был одинаковый вкус к книгам, и ей этого было достаточно.       Что еще хуже, она плохо спала ночью. Проснувшись рано утром с тяжело вздымающейся грудью и ноющей пульсацией между ног, она застонала от разочарования. События последних нескольких недель явно помутили ее рассудок. Она проснулась не от кошмара, но ей почти хотелось, чтобы это было не так.       Сильные руки, обнимающие ее, горячее дыхание, обдающее ее ухо, обжигающие поцелуи на ключице, нежные пальцы, обводящие линии ее тела, серые глаза, горящие желанием… Гермиона отогнала воспоминание о сне и перевернулась на другой бок, пытаясь уснуть. Сны — это всего лишь то, что пытается осмыслить наш разум, и, очевидно, я находилась в состоянии чрезмерного стресса. У каждого иногда бывают странные сексуальные сны.       К сожалению, у ее тела были другие планы — пульсация продолжалась, напряжение становилось все более и более неприятным. В конце концов, она сдалась, и ее рука скользнула вниз, между бедер. Не в силах выбросить из головы нелепый сон, она схватила с прикроватной тумбочки потрепанный романчик и открыла страницу с пометкой. Пока она читала, ее дыхание участилось, и она покачивала бедрами, массируя клитор круговыми движениями. Напряжение в ее теле росло, пока, наконец, ее не накрыл оргазм. Книга выскользнула из ее пальцев, когда ее спина выгнулась, а мышцы напряглись. Тихий стон сорвался с ее губ, и, казалось, эхом разнесся по пустой комнате.        Когда она, глубоко дыша, почти погрузилась в сон, то поняла, что, хотя обычно представляла себе главного героя-мужчину задумчивым, темноволосым и подтянутым, в какой—то момент образ изменился — на этот раз у него были пепельно-белые волосы и серые глаза.       Блядь.

      ***

      В понедельник утром, отправляясь на работу, она испытывала беспокойство. После их беседы за чашкой кофе в прошлую пятницу Драко был молчалив, и большая часть дня прошла в комфортной тишине, поскольку они оба работали независимо друг от друга. Теперь она задавалась вопросом, сожалеет ли он о том, что поделился с ней, и не замкнется ли из-за этого снова.       Когда она, зевая, вошла в ДМП, то обнаружила на своем столе картонный стаканчик и булочку с начинкой. Она откусила кусочек булки и улыбнулась — лавандовая. Когда она принесла свой завтрак в конференц-зал, то обнаружила Драко, который, небрежно облокотившись на стол, пил кофе и читал заметки, которые Гермиона делала на стене в течение последних нескольких недель. Когда она вошла, он присел за стол, увеличив расстояние между ними. Она почувствовала, как краска заливает ее щеки, когда она вспомнила свой сон прошлой ночью.              — Грейнджер, — он поприветствовал ее кивком и сел.              Беседа была приятной; напряжение, возникшее во время их первых встреч, куда-то исчезло. Вместо этого атмосфера казалась почти… уютной. Пока Гермиона объясняла несколько идей о том, как они могли бы построить программу, Малфой тщательно записывал, задавая вопросы в нужных местах.       Когда она, в свою очередь, спросила его о проделанной работе, он объяснил, как разработал новый стиль лечения, взяв за основу некоторые традиционные концепции целительства разума и объединил их с психиатрическими техниками, которым он научился в маггловском университете в Америке.       Отбросив шок от его упоминания о маггловских методах психиатрии, чтобы не прерывать его объяснения, она попыталась сосредоточиться. Правильно ли она его расслышала — маггловский университет? Она была уверена, что у нее отвисла челюсть.       Концепция начала формироваться, когда он работал со своим собственным психотерапевтом. Когда он начал рассказывать о своем прошлом, углубляясь в чувства и воспоминания, которые он так долго подавлял, он испытал ошеломляющий прилив эмоций. Это было настолько сильным, что грозило утопить его и заблокировать его способность воспринимать и восстанавливаться. Чтобы облегчить переживание травмы, его терапевт посоветовал ему сосредоточиться только на одном событии за раз, вместо того чтобы пытаться справиться со всем сразу. В этот момент Драко понял, что окклюменция могла бы помочь ему сейчас, как это было в первые послевоенные дни.       Сразу после войны, когда Драко был в Азкабане, он начал использовать окклюменцию, чтобы блокировать доступ к своим самым темным воспоминаниям. Это хорошо работало — пока не перестало. Со временем Драко начал испытывать всплески воспоминаний, когда они преодолевали барьер, который он пытался сохранить в своем сознании, и, казалось, давили на него все сильнее, чем дольше он удерживал его на месте. Когда стены рушились снова и снова, он с отчаянием осознал, что это не то, что он мог бы поддерживать бесконечно.       Когда его психотерапевт порекомендовал Драко изолировать события, в нем что-то щелкнуло. Он никогда не пытался возводить стены вокруг отдельных воспоминаний, а когда попробовал, то обнаружил, что это довольно эффективно и его легче поддерживать. Это требовало гораздо большей сосредоточенности и сложности, чем его предыдущий метод: использование грубой силы для блокирования целой части его сознания. Использование окклюменции для разделения и блокировки отдельных воспоминаний позволило ему разрушать стены по одной за раз, когда он был готов исследовать их во время терапии (а позже и самостоятельно), не испытывая при этом перегрузки. Он успешно научил других использовать ту же технику, сделав их первоначальные (неофициальные) сеансы терапии менее эмоционально напряженными и более эффективными.       Как только он начал работать с другими людьми, он попробовал использовать Омут памяти, чтобы вернуться к воспоминаниям. Это было рискованно и, конечно, рекомендовалось не для всех людей — или не для всех воспоминаний — учитывая интенсивный характер опыта. Однако, в некоторых случаях, когда ему приходилось сталкиваться с детскими воспоминаниями, связанными со стыдом, он находил полезным вернуться к ним вместе со своими друзьями. Это позволяло им пережить воспоминания взрослыми, что помогало понять, насколько токсичным было их детство.       Кроме того, на протяжении всех сеансов он обсуждал с пациентами их взгляды на чистоту крови, помогая разоблачить ядовитую ложь и, со временем, помогая им лучше понять жизнь магглов. Он обнаружил, что прямое взаимодействие в маггловском обществе — лучший способ помочь другим понять, что магглорожденные, пришедшие из немагического мира, ничем не отличаются.       Гермиона тщательно записывала каждый этап и тактику, как он их описал, время от времени останавливая его, чтобы задать дополнительные вопросы.       Во время беседы он выразил опасения, что, возможно, не сможет поддержать участников программы, с которыми у него не сложились прежние отношения. Все, кому он помогал, были его друзьями с детства; работая с ними, он во многом полагался на свои знания об их жизни. Он был знаком с ними и знал, что они готовы помочь, еще до того, как он обратился к ним. Поэтому он беспокоился, что не сможет повторить свой успех.       Гермиона спросила, есть ли у Драко какие-нибудь идеи о том, как они могли бы подойти к потенциальным участникам так, чтобы это не отпугивало. Они выдвинули несколько идей, но ни один из них не был уверен, что нашел достойное решение, поэтому отложили обсуждение на другой день.       Они проработали до полудня, и она дополняла их план, который рисовала на доске, а Драко делал пометки в своем блокноте, в то время как они задавали друг другу вопросы и вместе искали возможные решения.       Несколько раз в течение дня она вздрагивала, забывая, что за столом сидит Драко (а не кто-то другой) и разговаривает с ней. Все еще было нереально разговаривать с ним так непринужденно и без враждебности — она боялась, что это может быть слишком хорошо, чтобы быть правдой.       Когда они закончили составлять планы на день, каждый из них в тишине дописывал свои заметки. Вопрос все еще не выходил у Гермионы из головы, но она опасалась, что, задав его, можно разрушить то хрупкое доверие, которое между ними установилось. Но она решила, что не сможет по-настоящему доверять ему, пока не узнает. Она закрыла свой ноутбук (в конце дня она часто переносила свои записи с доски на компьютер) и несколько мгновений наблюдала за ним.       Его рука изящно сжимала перо, и он писал широкими петляющими мазками. Он надел очки несколько часов назад — она заметила, что он, казалось, очаровательно стеснялся их и не надевал, пока его не начали беспокоить глаза, что было глупо, потому что в них он выглядел довольно эффектно. Прядь волос упала ему на лоб и зацепилась за оправу очков. Он помолчал, глядя в свой блокнот, и рассеянно провел по губам кончиком пера, обдумывая, что написать дальше.              — Драко, — мягко начала она.              Он неопределенно хмыкнул, дав понять, что услышал ее, продолжая играть с пером, отвлекая ее внимание. Это действие завораживало Гермиону, и она чувствовала себя слегка загипнотизированной. Это было такое обычное действие, что-то, что происходило само собой. Она поняла, что многие из его предыдущих действий, даже когда он казался непринужденным, были прописаны в сценарии. Это было что-то новенькое.              — Ты так и не ответил на мой вопрос.              Он в замешательстве поднял глаза.              — На какой вопрос?              — Зачем ты это делаешь?              Казалось, он раздумывал, как ответить, и бросил на нее еще один испытующий взгляд. На несколько мгновений воцарилось молчание, во время которого Гермиона задумалась, стоило ли ей задавать этот вопрос.              — Потому что иногда все, что тебе нужно, — это чтобы кто-то поверил в тебя… верить, что ты можешь добиться большего… стать кем-то другим, не таким, каким тебя представляет мир. Есть так много людей, у которых никогда не будет такого шанса. Я хочу это изменить, — ровным голосом произнес он, удерживая ее взгляд.              Они замерли на несколько мгновений, пристально глядя друг на друга, словно пытаясь заглянуть друг другу в душу — к тем людям, которыми они были на самом деле и которых не хотели показывать остальному миру.       На этот раз момент разрушил Драко, который потянулся, чтобы собрать свой блокнот и перо, прежде чем уйти.              — До завтра, Грейнджер.              — До завтра, Малфой, — тихо ответила она.              Гермиона осталась еще на некоторое время после этого, и его слова напомнили ей о разговоре, который состоялся у нее с Роном всего несколько недель назад:       «Мне просто повезло, что у меня есть друзья, которые верят в меня. Я знаю, что не у всех это есть. Не у всех есть второй шанс».       Ей стало интересно, был ли у Драко кто-нибудь, кто верил в него.