Мой папочка — псих!

      Мрачная серьёзность на лице Джека была ему привычна, но в этот раз она казалась особенно тяжёлой. Уилл почувствовал лёгкое облегчение — присутствие Кроуфорда дало ему возможность обсудить то, что беспокоило его о расследовании смерти Гаррета Джейкоба Хоббса.       Выйдя из машины, они вдвоём направились к темнокожему мужчине, Лектер молча кивнул Джеку, приглашая его внутрь, а Уилл с ним поздоровался, на что получил уставшую улыбку Кроуфорда.       Они прошли в гостиную, и Ганнибал, не откладывая, задал вопрос:       — Джек, что говорит полиция о Хоббсе? Есть ли какие-то новые данные?       Темнокожий мужчина бросил короткий взгляд на Уилла, а затем вернулся к Лектеру.       — Мы продолжаем расследование. Но пока не известно ничего нового, — ответил Кроуфорд, его голос был натянутым. — Но я приехал не из-за Хоббса, а из-за его дочери — Эбигейл.       Уилл заметил, как его собственные руки начали непроизвольно дрожать, и он быстро спрятал их в карманы. Он надеялся услышать что-то конкретное, но слова Джека лишь добавили вопросов. Взгляд ребёнка скользнул к Ганнибалу, который внимательно наблюдал за ним, как будто ожидая чего-то.       — Что-то произошло с Эбигейл? — спросил малыш, всё же решившись задать вопрос.       Кроуфорд тяжело вздохнул и опустил глаза, словно подбирая слова.       — Эбигейл в больнице, — начал он медленно. — Её состояние сейчас крайне тяжёлое, но ей нужно время на восстановление. Мы пока не знаем, насколько сильно это на неё повлияло.       Уилл почувствовал, как внутри у него всё сжалось. Образ Эбигейл, напуганной и одинокой, заполнил его сознание. Он не мог перестать думать о том, что, возможно, мог бы чем-то помочь ей, если бы был рядом.       — Мы думаем, что её участие в делах отца было непреднамеренным, — продолжил темнокожий мужчина, словно раздумывая вслух. — Но есть некоторые моменты, которые нам нужно выяснить. Возможно, она знает больше, чем кажется на первый взгляд.       Мальчик посмотрел на Джека, затем снова на Ганнибала. Взгляд Лектера был по-прежнему спокойным и непроницаемым, но в его глазах мелькнуло что-то, что ребёнок не мог разгадать.       — Можно я увижу её? — спросил Уилл, чувствуя, как его голос предательски дрогнул.       Кроуфорд посмотрел на него с пониманием и грустью, затем кивнул.       — Да, думаю, это было бы хорошо. Но она пока не готова к сложным разговорам, так что будь осторожен, — предупредил он.       Малыш кивнул, ощущая тяжесть на душе. Он знал, что ему нужно будет разобраться с этими эмоциями, и что разговор с Эбигейл может оказаться ещё сложнее, чем он ожидал. Но он чувствовал, что должен сделать это — ради неё и ради себя.

***

      Уилл быстрым шагом поднимался по лестнице в больнице, стараясь как можно скорее оказаться в палате Эбигейл, сзади он слышал недовольство Ганнибала и причитания Джека, но ему было всё равно.       Сердце мальчика билось чаще с каждым шагом, и, наконец, он оказался перед дверью палаты. На мгновение он замер, не решаясь войти, страх перед тем, что он может увидеть, сковал его. Но долг и желание помочь Эбигейл пересилили сомнения, и он, глубоко вздохнув, осторожно толкнул дверь.       Он оказался в замешательстве, когда увидел, что кровать была пуста. Его мысли стремительно закружились, пытаясь найти объяснение происходящему. Больничная палата, казалось, окуталась зловещей тишиной, и каждый звук — шорох листьев за окном, глухие шаги в коридоре — воспринимался с удвоенной остротой.       Ребёнок прошёл дальше в палату, и его взгляд метнулся к ванной комнате. Нервы на пределе, сердце колотилось в груди, словно предупреждая о грядущей опасности.       — Может, она там? — подумал он и, сглотнув ком в горле, постучал в дверь. — Эбигейл? — позвал он, но в ответ раздалась лишь глухая тишина.       Не выдержав неизвестности, он потянулся к дверной ручке. На удивление, дверь обнаружилась не запертой, и, осторожно надавив, он открыл её.       Ванная комната была тускло освещена, но когда дверь приоткрылась, слабый свет пробился внутрь, выхватывая из полумрака контуры комнаты. Уилл замер, сердце сжалось от предчувствия чего-то плохого.       Ноздри малыша мгновенно заполнились резким запахом крови, и его сердце остановилось на мгновение. Когда он полностью открыл дверь, перед ним предстала ужасающая картина.       Эбигейл лежала в ванне, её тело было окутано в кровавый мрак. Вода, наполовину заполнившая ванну, была алой, густой. Её кожа же: бледной, почти прозрачной.       Уилл замер, осознавая весь ужас происходящего. Глаза Эбигейл были закрыты, голова безвольно свешивалась на бок, а руки и ноги были сильно повреждены — глубокие порезы тянулись вдоль её конечностей.       Он не мог поверить своим глазам. Время замедлилось, как будто сама реальность пыталась отстранить его от этого ужаса, но он не мог отвлечься. Картину перед ним невозможно было игнорировать или объяснить.       — Эбигейл... — прошептал он, чувствуя, как ком подступает к горлу. Он не верил, что всё могло закончиться вот так. Что жизнь девочки, которую он так отчаянно пытался спасти по-своему, оборвалась таким жестоким образом.       Крики в его голове усиливались, но он не издал ни звука. Ганнибал и Джек, стоявшие у дверей, наконец, сделали шаг вперёд. Лицо Джека отразила злость и негодование.       — Чёрт возьми. Нужно было охрану и в палату поставить, кто бы знал... — произнёс он тихо, пытаясь взять себя в руки.       А мальчик... он не мог так быстро принять происходящее. Слёзы отчаяния и гнева застилали его глаза. Он чувствовал себя так, будто оказался в ловушке собственного кошмара, из которого не было выхода.       — Почему? — выдохнул он, не отрывая взгляда от безжизненного тела Эбигейл. — Почему она это сделала?       — Потому что ты сам выбрал это, Уилл, — прозвучал голос Гаррета в его голове. — Ты серьёзно считал, что если меня не станет и я буду гнить где-нибудь под землёй, ей станет лучше? Тогда тебе надо было и себя убить после меня! Ты несёшь лишь разрушение, Уилл! Как ты это не поймёшь? — со злорадством продолжал говорить Джейкоб.       Слова Хоббса пронзили его разум, не оставляя места для здравого смысла. Они били в самое слабое место — его чувство вины за всё произошедшее, за неспособность защитить девочку, за то, что он не смог предотвратить этот ужас.       Он опустился на колени рядом с ванной, его руки дрожали, когда он коснулся холодной, безжизненной руки Эбигейл.       Уилл почувствовал, как мир вокруг него сузился, оставляя только жуткую тишину, холодный кафель под коленями и ледяную руку Эбигейл в его дрожащей ладони. Он стиснул зубы и попытался успокоить себя, но у него ничего не вышло.       Джек, заметив состояние ребёнка, подошёл ближе, его лицо отражало смесь понимания и жалости. Он прекрасно осознавал, что Уилл сейчас переживает нечто невыносимое, что эта сцена будет преследовать его ещё долгое время.       — Уилл, мы не могли знать... — начал Джек, пытаясь как-то утешить его, но его слова звучали пусто, бессильно.       Ганнибал стоял чуть позади, в его глазах было что-то странное — некое глубокое понимание или, возможно, удовлетворение от происходящего. Как будто он наблюдал за естественным ходом событий.       — Она не смогла с этим справиться, Уилл, — произнёс Ганнибал, его голос звучал тихо, почти шёпотом. — И, к сожалению, такое часто бывает.       Эти слова были последней каплей. Малыш не мог больше сдерживаться. В нём что-то сломалось, и он разразился всхлипами, беспомощно сжимая руку Эбигейл, как будто пытаясь вернуть её к жизни, как будто его отчаяние могло стереть всё случившееся.       — Это не моя вина, — выдавил он из себя, но слова звучали слабо, неуверенно. Внутри всё ещё бушевали обвинения Хоббса. Джек положил руку на его плечо, пытаясь вытащить его из этого состояния.       — Уилл, нам нужно уходить, — тихо сказал он, понимая, что нужно действовать быстро.       Но мальчик не двигался, всё ещё оставаясь на коленях рядом с Эбигейл, его взгляд был пустым, затуманенным. Он не слышал Кроуфорда, не замечал Лектера. Всё, что было важно, находилось прямо перед ним, лежало в ванне в крови.       В этот момент он понял, что как ни старайся, каким умным ни будь, невозможно убежать от тьмы, которая преследовала его, от той части самого себя, которая разрушала всё вокруг.       Ганнибал, наблюдавший за этой сценой, подошёл ближе, его тень накрыла Уилла, добавляя ещё больше мрака в его состояние.       — Иногда мы не можем спасти всех, Уилл, — произнёс он, но его слова не несли утешения, они только усиливали ощущение неотвратимости судьбы.       Ребёнок, всё ещё сжимая холодную руку Эбигейл, наконец осознал, что её больше нет. Он отпустил её, словно эта простая, но невероятно тяжёлая мысль сломала последний барьер в его душе. Мир вокруг начал рушиться, и он почувствовал, как постепенно уходит в эту тьму, которая не давала ему покоя, которая теперь стала его неотъемлемой частью.       — Уилл, — снова позвал его Джек. — Мы должны идти. Ты не один, и мы справимся с этим. Но тебе здесь оставаться нельзя.       Он почувствовал, как его подняли на руки, и его тело безвольно поддалось движению. Но его взгляд оставался прикован к его собственной руке, словно он всё ещё ощущал холодное прикосновение Эбигейл. Её образ не покидал его, напоминая о том, что произошло.       Он снова отнял жизнь. И в этот раз эта была маленькая девочка, его подруга... его Эбигейл.       Глаза заволокло слезами, пока Уилл не потерял сознание. Тишина ночи нарушалась только далёкими звуками сирен, и как будто сама природа застыла в ожидании, что же будет дальше.

***

      Первые дни после случившегося были для Уилла настоящим испытанием. Он лежал в кровати, его тело было слабым, но гораздо сильнее страдало его сознание. Разум пылал, как в лихорадке, порождая кошмары и новые образы, которые казались ему реальностью. Порой, он думал, что слышит голос Эбигейл, зовущий его издалека, но каждый раз, когда он пытался ей ответить, голос исчезал, оставляя после себя лишь невыносимую пустоту.       Он впитывал каждую деталь, каждое движение и слово окружающих, и всё это казалось ему невыносимым. Ощущение, что его жалели и пытались помочь, лишь усиливало его боль. Он не хотел быть объектом жалости, не хотел, чтобы кто-то лез в его страдания. Это чувство было настолько удушающим, что каждый раз, когда он видел, как та же Алана или Джек входят в комнату, ему хотелось сбежать, скрыться от их взглядов, от их понимания, которое только усиливало его собственное отчаяние.       Он старался избегать их, отворачивался, когда они входили, делал вид, что спит, когда они пытались заговорить с ним. Но даже в те моменты, когда он был один, одиночество не приносило облегчения. Оно лишь давало возможность мыслям беспрепятственно завладевать его разумом.       Но каждый раз, когда Уилл слышал шаги Ганнибала, его напряжение понемногу спадало. Это было странное, почти необъяснимое чувство. Лектер, теперь не давил на него своим сочувствием или попытками утешить. Он просто был рядом, и этого почему-то было достаточно, чтобы ребёнку стало легче. Мужчина не пытался навязывать разговор, не задавал вопросов, на которые малыш не хотел отвечать. Вместо этого он просто садился рядом, и его спокойствие, его невозмутимость действовали на мальчика успокаивающе. Это был единственный человек, присутствие которого не вызывало в нём раздражения или желания убежать. В те моменты глаза взрослого мужчины отражали только глубокое понимание, как будто он видел Уилла таким, каким тот был на самом деле, без прикрас и сожалений.       В эти бессонные ночи лишь Лектер мог успокоить его, только ему он позволял обнимать себя сзади и находиться рядом.       Когда ему стало легче, он спросил у Ганнибала, почему он сказал ему те слова в палате и так отреагировал. На что получил лишь однозначный и странный ответ:       — Мне было любопытно.       Тогда малыш задумался, что именно было любопытно мужчине. Его действия? Его реакция? Его мысли на этот счёт?       Или же всё вместе?       Эти слова вызвали в ребёнке странное, смешанное чувство. Как будто Лектер нарочно подталкивал его к какому-то выводу, который он должен был сделать сам.       Но... возможно, взрослый мужчина искал ответы на вопросы, которые интересовали его самого, через мучения мальчика.

***

      — Уилл, проходи, — сказал Ганнибал, сдерживая улыбку.       Он спокойно зашёл в кабинет Лектера, впервые видя это место. Его взгляд сразу привлекли стеллажи книг и их разнообразие. Он без слов подошёл к ним и стал рассматривать корочки книг, какие языки там были и какие жанры. Каждый мог бы найти для себя что-то.       — Присаживайся, — произнёс взрослый мужчина через какое-то время, и ребёнок, наконец, сел в кресло напротив мужчины.       — Теперь мы можем поговорить? — спросил Ганнибал, и положил одну ногу на другую, скрестив руки.       Уилл несколько мгновений молча смотрел на мужчину, пытаясь понять, что именно хочет от него Лектер. Он чувствовал себя словно под микроскопом, когда его глаза казалось, изучали каждую его мысль, каждую эмоцию.       Наконец, он кивнул и отвёл взгляд в сторону, словно пытаясь собраться с мыслями.       — О чём ты хочешь поговорить? — спросил он тихо, не поднимая глаз.       Ганнибал склонил голову, словно размышляя над ответом. В его взгляде было что-то настойчивое, но в то же время он не торопился, давая малышу время.       — О тебе, Уилл, — мягко начал мужчина. — О том, что ты чувствуешь; что тебя беспокоит. Ты слишком долго носишь это внутри себя, и, возможно, пришло время поговорить об этом.       Ребёнок напрягся, слова Ганнибала затронули болезненную тему, от которой он старался убежать.       — Я не знаю, что сказать, — признался малыш, всё ещё избегая взгляда Лектера. — Всё это... слишком сложно.       Ганнибал кивнул, принимая его слова.       — Я понимаю. Иногда бывает трудно найти правильные слова. Но, возможно, тебе не нужно искать их. Просто позволь себе говорить, даже если это будет нелегко. Мы можем начать с чего-то простого. Например, как ты себя чувствуешь сейчас?       Мальчик задумался, пытаясь понять, как описать своё состояние. Внутри него всё ещё бушевала боль от утраты Эбигейл, но были и другие чувства: страх, злость, вина. Всё это переплеталось, создавая хаос в его душе.       — Плохо, — наконец сказал он, тихо и с горечью. — Я чувствую, что это моя вина. Что я должен был сделать что-то, чтобы спасти её. Но я не смог.       Лектер наклонился вперёд, его глаза были сосредоточены на ребёнке.       — Ты не можешь нести ответственность за всё, что происходит вокруг тебя, — произнёс он с глубоким пониманием. — Иногда даже самые благие намерения приводят к трагическим последствиям. Но это не значит, что ты виновен в том, что произошло. Ты сделал всё, что мог.       Уилл стиснул зубы, чувствуя, как слёзы снова подступают к глазам. Он не хотел плакать, не хотел показывать свою слабость. Но слова Ганнибала были так близки к его сердцу, что он не смог сдержаться.       — Но почему тогда это произошло? — тихо спросил он, наконец, поднимая глаза на взрослого мужчину. — Почему всё должно было закончиться именно так?       Лектер немного помедлил, прежде чем ответить.       — Потому что мир не всегда справедлив, — сказал он мягко. — И иногда мы не можем понять причины происходящего. Но это не значит, что ты должен винить себя. Важно понять, что ты жив, и у тебя есть возможность двигаться дальше, несмотря на всё, что произошло.       Малыш снова отвёл взгляд в сторону, пытаясь переварить всё, что услышал. Ему нужно было время, чтобы всё обдумать, но он знал, что больше не один.       — Я не хочу больше терять, — прошептал он наконец, словно признаваясь не только мужчине, но и самому себе.       Ганнибал улыбнулся, но его улыбка была слегка печальной.       — И ты не потеряешь, Уилл, — сказал он тихо, но с уверенностью. — Ведь я рядом.       Через несколько мгновений мальчик кивнул и снова встал, чтобы пройтись по кабинету.       Он неосознанно подошёл к странной статуэтке оленя. Она показалась ему какой-то знакомой и его пальцы коснулись рогов оленя. Вдруг, ребёнок почувствовал рядом с ухом тяжёлый вздох и тёплое дыхание возле шеи. Он обернулся и увидел сзади стоящего Ганнибала.       — Ты только что понюхал меня, — слетело с его уст больше чем утверждение, чем обвинение.       — Не удержался, — ответил ему Лектер, с лёгкой улыбкой на губах и мальчик мгновенно отошёл от него на несколько шагов.       — У меня просто чувствительное обаяние, — попытался оправдаться мужчина, но малыш его уже не слышал и пошёл дальше по кабинету, поднимаясь по лестнице на второй этаж, продолжая рассматривать книги. Он вытащил одну из книг, открыл её и почувствовал запах бумаги, смешанный с чем-то ещё — может быть, с ароматом кабинета, который уже стал для него знакомым.       — Расскажи о своей семье, — вдруг сказал Ганнибал и Уилл положил книгу на место.       — В смысле? — спросил ребёнок, не понимая к чему это. Он почувствовал лёгкое замешательство от неожиданного вопроса Ганнибала.       — О твоих настоящих родителях, о маме и о папе, — продолжил мужчина и снова сел в своё кресло, наблюдая за малышом.       — Я... ничего не помню о них, мама от нас ушла, когда я был совсем маленьким, а отец...       — А отец?       — Отец...       До этого момента он старался не думать о своей семье, стараясь сосредоточиться на настоящем, но теперь, когда мужчина задал вопрос, воспоминания нахлынули на него волной.       Он задумался, прежде чем ответить. Воспоминания о семье вызывали в нём противоречивые чувства: с одной стороны, это была та часть его жизни, которую он хотел бы забыть, но с другой — семья была его основой, даже если эта основа была далека от идеала.

***

      Маленькие ножки бегали по мокрой траве, солнце уже садилось, но ему совсем не хотелось идти домой. У него не было друзей, ближайшие соседи жили достаточно далеко, чтобы Уилл Грэм задумывался о том, чтобы с кем-то познакомиться. Его отец всегда говорил о том, что люди мерзкие существа, недостойные доверия и прощения.       Мужчина продавал лодочные моторы, и одновременно пытался подрабатывать на разных работах, но его вечно увольняли, по разным причинам. Поэтому у них в семье не было стабильного заработка, постоянная экономия и мысли о том, как дожить до завтра. Но мужчина всегда пытался держаться, поддерживать сына и быть рядом.       В какой-то момент всё развалилось, моменты счастливого детства, совместные прогулки и рыбачество превратились в постоянный страх, что отец снова накинется на него после выпивки. Мужчина стал сходить с ума, он больше не видел своего маленького Уилла, когда смотрел ему в глаза, он видел врага, ничтожество неспособное позаботиться о самом себе.       Уилл старался держаться подальше от дома, старался как можно дольше оставаться на улице, даже когда темнело, даже было страшно. Он знал, что отец рано или поздно начнёт его искать, но это давало ему хоть немного времени, чтобы побыть наедине с собой, забыть об унижениях и боли, хотя бы на несколько минут. Он мечтал о том, чтобы однажды просто не вернуться домой, убежать далеко-далеко, туда, где отец его не найдёт.       Но в те редкие моменты, когда отец был трезв и разговаривал с ним как с сыном, а не как с врагом, Уилл видел в нём человека, которым когда-то восхищался. Это лишь усложняло всё: несмотря на страх и ненависть, в глубине души он всё ещё любил своего отца и хотел вернуть те редкие моменты тепла, снова оказаться в его объятиях, почувствовать любовь и заботу. Увидеть уставшую улыбку и почувствовать мрачный запах парфюма и сигарет. Но теперь это всё осталось позади...       Часто, когда его отец в очередной раз напивался и становился агрессивным, Уилл прятался в своей комнате, сжимая в руках тот самый маленький нож, который мужчина ему подарил несколько лет назад. Этот нож стал его талисманом, символом того, что он должен защищаться, даже если мир против него.       Однажды, после особенно тяжёлой ссоры, когда отец вновь накинулся на него, он начал душить его, сжимая в своих горячих, сильных руках маленькую шею, чувствуя, как бешено стучал пульс его сына, он продолжал удерживать его силой и не давая вздохнуть. Он душил, душил, душил, пока лицо Уилла не стало синеть, пока он не стал отбиваться и, вынув из кармана нож, не вонзил его в темноте в щёку мужчины. Крик его отца разорвал тишину ночи, эхом отразившись от стен дома и ушёл вглубь леса. Мужчина отшатнулся, хватаясь за лицо, из раны хлынула кровь, заливая всё вокруг. Уилл стоял, сжимая нож в трясущихся руках, не веря в то, что только что произошло. Он смотрел, как его отец, ещё недавно такой грозный и страшный, теперь корчился от боли, бессильно опускаясь на колени.       В этот момент в Уилле боролись две силы. Одна, наполненная ужасом и отвращением, кричала, что нужно бежать, спасаться от последствий. Другая же, едва пробившаяся наружу, шептала, что это его шанс. Шанс раз и навсегда положить конец всему этому ужасу.       Мужчина попытался подняться, но силы оставили его. Он хрипло дышал, силясь что-то сказать, но слова застряли в горле, и вместо них он издавал лишь утробные звуки. Уилл медленно подошёл ближе, всё ещё держа ножик в руках. Мальчик осознал, что выбора у него нет. Если он сейчас не покончит с этим, то обречёт себя на постоянные страх и боль. Он не хотел больше быть жертвой, не хотел больше быть никем.       Он подошёл вплотную к отцу и, крепко сжав нож, вонзил его в живот мужчины. А потом ещё раз, и ещё раз в то же место. Звуки хлюпанья и брызги заполнили уши мальчика. Мужчина замер, хриплое дыхание оборвалось, и его тело безвольно осело на пол, в глазах потух последний огонёк надежды. Уилл остался стоять на месте, потрясённый тем, что сделал. Его руки были в крови, его разум был охвачен смятением, но в то же время он почувствовал странное облегчение.       Тяжёлое, болезненное чувство страха и потери накрыло его с головы до кончиков ног.       Уилл взглянул на тело и, почувствовав, что его сейчас вырвет не оглядываясь побежал из дома. На улице его встретил сильный ливень, который смывал кровь с его тела, подтверждения того, что он сотворил. Его отец сломал его, превратил в то самое мерзкое существо, недостойное доверяя и помилования, о котором он постоянно говорил.       Теперь он знал, что уже никогда не сможет вернуться к прежней жизни, что этот поступок навсегда изменил его. Ливень хлестал его по лицу, смешиваясь со слезами, но Уилл не останавливался. Он бежал вперёд, подгоняемый страхом и отчаянием, стремясь убежать как можно дальше от дома, от прошлого, от самого себя.       С каждой секундой дорога перед ним становилась всё более размытым пятном, как будто сама природа хотела стереть его следы, чтобы никто и никогда не нашёл его. Наконец, силы покинули его, и он упал на колени прямо в грязь, тяжело дыша, ощущая, что, то ли его тело было покрыто холодным потом, то ли дело в ливне. Ощущение свободы и пустоты охватило его, смешиваясь с чувством ужасной вины и сожаления.       Он сидел в этом мраке и холоде, безразличный к тому, что будет дальше. В его голове крутились обрывки воспоминаний: счастливые моменты детства, отцовский смех, тёплые объятия. Но теперь всё это казалось ему лишь чем-то далёким, чем-то, что больше никогда не сможет его коснуться.       Прошёл день или два, он не знал, но ушёл достаточно далеко. Достаточно, что бы позже его нашли незнакомые люди, полностью обезвоженного и голодного, грязного и уставшего. А потом он оказался в детском доме. И в этом месте Уилл словно был в чужом, холодном мире, полном незнакомых голосов и лиц. Он чувствовал каждую эмоцию окружающих его детей и взрослых, словно они были его собственными. Чувства других людей переполняли его, смешивались с его внутренним хаосом, порождая постоянный шум в его голове. Этот дар или проклятие, которое он не мог контролировать, делало его жизнь невыносимой.       Сначала Уилл пытался найти утешение в компании других детей, но их страхи, боль и одиночество быстро стали для него невыносимыми. Он начал избегать их, всё больше закрываясь в себе. Воспитатели не знали, что с ним делать — мальчик был тихим, замкнутым, но в его глазах было что-то тревожное, что отталкивало их.       Каждый день в детском доме превращался для Уилла в борьбу с собственными демонами. Он начал бояться прикосновений и взглядов других людей, потому что они приносили с собой новую волну эмоций, которые он не мог выдержать. Он не понимал, что с ним происходит, и это непонимание всё больше разъедало его изнутри.              Шло время, и Уилл всё больше уходил в себя, теряя связь с реальностью. Никто не знал, что внутри него бушует буря из чувств и эмоций, никто не понимал, что его съедает изнутри эта постоянная боль.       Он не мог позволить себе снова привязаться к кому-то, потому что знал, что это принесёт только боль — и ему, и другим. Но в глубине души Уилл всё ещё мечтал о том, чтобы кто-то понял его, чтобы кто-то помог ему справиться с этим грузом, который он несёт. Он хотел снова почувствовать тепло, как когда-то давно, до того, как всё разрушилось. Но каждый раз, когда кто-то пытался подойти ближе, он отталкивал их, боясь, что вновь навредит или будет отвергнут.       В тот злополучный день, как некстати, тоже шёл дождь. Уилл, как обычно, прогуливался по лесу и услышал звук подъезжающей машины. Почему-то ему стало любопытно. Он подошёл к входу детского дома и заметил Бентли. Уилл стал вглядываться в машину через затонированные окна и лёгким движением взломал дверь заднего сиденья. Уже сидя в машине, он чувствовал запах дорогой кожаной обивки смешанной с чем-то едва уловимым. Через несколько минут он заметил, что к машине подходит взрослый мужчина в дорогом костюме. Незнакомец сделал вид, будто ничего не заметил, и сел за руль. Уилл Грэм угрожал ему ножом, хотел снова поехать к себе домой, увидеть то место, где отец помер, и посмотреть, что случилось с его телом, его это так интересовало. Ему хотелось узнать, нет, хотелось убедиться, что его отец всё ещё там, в этом доме. Но... после, из-за незнакомца это желание отошло на второй план.       Он понял, что ему лучше будет забыть об этом. Начать свой новый путь. И пусть этот своеобразный мужчина был спокоен, после всего, что Уилл натворил, он всё же согласился поехать чужим человеком.       На свой страх и риск.       Странное, новое желание заполонило его.       И он больше не хотел ничего, кроме как уехать подальше из этого сраного места.

***

      Неожиданно он почувствовал, как его дыхание спёрло. Он не хотел вспоминать тот момент, но... вспомнил.       Он не заметил, как слёзы потекли по его щекам, падая на пол. Не заметил, как в тот же момент Ганнибал встал и, поднявшись к нему, поднял его на руки, спускаясь вниз, и не заметил, как оказался на коленях Лектера, пока мужчина сидел на диване и гладил его по голове.       Спустя несколько минут Уилл, наконец, заговорил:       — Он изначально не был плохим человеком, но потом всё изменилось. Он стал другим. Понимаешь? — спросил мальчик, поднимая свои влажные и покрасневшие глаза на мужчину. Тот в ответ кивнул и продолжил утешать его, уже поглаживая маленькую спину и шепча какие-то нежности на незнакомом языке.       — Прости, что затронул для тебя тяжёлую тему, тебе и так сейчас нелегко, — проговорил Ганнибал через время, с не присущей для него жалостью.       Уилл удивлённо взглянул на мужчину и помотав головой ответил, что в порядке.       Но Лектер ещё долгое время прижимал к себе ребёнка, пока тот не заснул у него в объятиях и не почувствовал поцелуй у себя на лбу.