Военная тайна

Йоханн: Да почему так, черт возьми! Он со злости пинает один из камешков на берегу, и тот грустно скатывается в спокойную воду озера. Слабые круги тревожат естественное зеркало ночного неба. Вскоре все вокруг снова замирает - ни движения, ни звука. Йоханн: Бездарность! Абсолютная посредственность! Тебе разве что это в лицо не сказали. Ну конечно, более идиотских командирских решений и придумать нельзя! Только зря учился несколько лет училища. Да без образования на заводе больше пользы бы приносил. Он сердито садится на корточки у самой воды и обнимает колени. Йоханн: Два года подряд ни единого успеха... Ну ерундистика, правое дело! Ну не может же такого быть, что во мне совсем ничего нет. Ни таланта, ни искры какой-нибудь, удачи даже... У всех людей же что-то есть, правда? Я же... Я же не особенный в этом плане, да? Он вытянул руку и поводил ею по воде. Он любил сюда приходить, когда нужно было привести мысли в порядок. Тут никогда никого не было, такой мертвый уголок леса рядом с его городом. Он здесь не был уже два года, с тех пор, как сразу после выпуска его отправили служить на Великую войну. Теперь же он в бессрочном отпуске. По идее, солдат должно не хватать, а его буквально выгнали с фронта. И заслуженно. Только вот сами заслуги заслуженными не были. Он ударил кулаком по водной поверхности, в брызгах получая удовлетворение гневных позывов. Йоханн: Так не должно быть! Это неправильно, это несправедливо, это нечестно! Жизнь не должна так складываться, я не хочу, чтобы так было! Не хочу, не хочу, не хочу! ???: А чего ты хочешь? Заммлер, пытаясь резко встать и одновременно обернуться, в итоге чуть не свалился в воду, благо, сухим все же остался. Когда же встать и обернуться к источнику фразы получилось, он снова чуть не упал. Перед ним стояла его мать. Та, о смерти которой ему было сообщено немногим после прибытия на фронт. Он видел ее могилу, ее и отцовскую. Галлюцинация, бред, шизофрения, у него уже и крыша едет. Может, он действительно уже два года как ведет себя странно, но все это время ему мерещилось, что все в порядке? Поэтому от него избавились? Он теперь душевнобольной? Нет, рано себя хоронить, нужно подойти к делу рационально! Разведать обстановку... Йоханн начал тихонько, маленькими шагами, не разрывая зрительного контакта, подходить к "матери". Та, смотря на его очевидно дурацкие со стороны действия, только снисходительно уперла руки в бока. Но Заммлер не отступал, в итоге дойдя вплотную. Он вытянул руку и коснулся ее плеча. Оно физическое, его рука не прошла сквозь. Заммлер более уверенно похлопал женщину по руке, но результат тот же. Не галлюцинация и не призрак. Йоханн: Что, черт меня дери, вообще происходит… Ты что такое? Где-то его точно обманывают, то ли органы чувств, то ли все вокруг, подстроив смерть. То ли кто-то очень похожий на его мать решил его разыграть. “Мать”: Как грубо! Ты думаешь, находиться здесь - легкая для меня задача? Йоханн: Э-это не ответ на мой вопрос. “Мать”: Можно сказать, я ангел. Я спустилась с неба, чтобы помочь. Йоханн: Для начала приведи доказательства! Он встал более уверенно, скрестив руки на груди, и теперь смотрел сверху вниз. Ну, соотношение роста правильное. А вот одежда новенькая, мать такую не носила. Видимо, в раю есть ателье и ткани на развес. Мать улыбнулась, как улыбалась ему тысячу раз, но он честно старался не поддаваться на провокации раньше времени. Ну и что, что у нее такое же тело, такое же лицо, такая же улыбка, это еще ничего… Ладно, это много что значит, но от своих слов отказываться нельзя. “Мать”: Разумеется. Смотри… Она достала из кармана расклешенной длинной юбки кусок мягкой глины. Умелыми движениями она начала придавать ей форму, вскоре превратив в маленькую фигурку птички. Потом она положила ее на землю, накрыла обеими ладонями и лукаво посмотрела на Заммлера. “Мать”: Сейчас вылетит птичка! И как только она убрала руки, на земле лежала уже настоящая, живая птица. Она боязливо оглянулась, размяла крылья и улетела в сторону озера. Йоханн некоторое время шокированно следил за ней взглядом, а потом посмотрел на женщину, будто первый раз увидел. Он хотел что-то сказать, но слова никак не формировались у него в горле, и он только рот открыл. “Мать”: Кстати, как дела были на войне? Помнится, ты постоянно разговаривал во сне перед важными событиями. Ты никому спать не мешал? Никто не жаловался? Йоханн так и не смог рот закрыть. О том, что он разговаривает во сне, знают только люди, часто видящие его спящим - товарищи по казарме в училище и, уже бывший, постоянный сослуживец Фабиан Вайс. У него не осталось аргументов, не так ли? Ни в том, что это божественная сущность, ни в том, что его мать, сомневаться уже нельзя. И теперь, когда рациональность отступила, его начали захватывать чувства. Он уже смирился с тем, что никогда не увидит родителей, и опять эта надежда ломает все, что он построил внутри себя. Сзади раздался всплеск, будто что-то упало в озеро. Неважно. Он неуверенно коснулся женщину руками, потом неловко приобнял, потом делал объятие крепче и крепче, пока почти не вцепился в мать. Ощущается так же. Он почувствовал горячие слезы на глазах, которые потом потекли по щекам. Как глупо. И когда такие необратимые изменения становятся обратимы, кажется даже, что все в мире возможно. И совсем жизнь не безнадежная. И есть на земле надежда. И все наладится. Даже если мать с ним не будет постоянно, она все еще есть и осязаема, она не в рассказах пастырей, а в нашей реальности. Какое счастье… Он чувствует ответное объятие - ее руки на своей спине, и начинает правой рукой вытирать лицо, чтобы совсем сопли не распускать. Держи себя в руках, ты же мужчина. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ему бы еще воды попить. Мать: Будет с тебя, ты перед кем из себя героя строишь? Ну-ну, ты и так сильный человек. Мы с отцом тобой гордимся. Она мягко отстранилась, взяла его за плечи и посмотрела в глаза. Он все еще пытался вытереть их насухо. Мать: Ты можешь позлиться на судьбу, если тебе станет легче. Выплеснуть эмоции и пойти дальше с гордо поднятой головой, как воин! Йоханн: Да какой из меня воин… Мать неожиданно села на землю, рядом с берегом, и похлопала по месту рядом с собой. Йоханн послушно сел подле нее. Мать: Ну рассказывай. Так она часто говорила, когда он приходил со школы и готовился рассказать, как у него прошел день. Его охватило приятное чувство ностальгии. Йоханн: Вообще дела не складываются. Ни разу нормально ситуацию не проанализировал, хотя все как по учебнику! Мне говорят, я совсем не чувствую обстановку, и мне кажется, так и есть. Как будто не везет постоянно… Ну не может это быть случайностью, явно что-то не так, но я упорно не вижу, что. Может, дело действительно во мне… Мать: Дело не может быть в тебе. Ты хороший ребенок, чем ты хуже остальных? Ты ведь хорошо закончил училище, ты бы не смог зайти так далеко, если бы это было совсем не твое дело, не так ли? Йоханн: Наверное… Тогда я совсем ничего не понимаю. Мать: Да, вот уж загадка! Ну, затем я и здесь, я послана, чтобы помочь тебе. Какой же может быть выход… Йоханн посмотрел на ее задумчивое, глядящее вдаль лицо. Наверное, она действительно поможет каким-нибудь советом, как родители и делают. Мать: Кажется, я могу сделать небольшое чудо для тебя. Так дела у тебя пойдут намного удачнее. Йоханн: Чудо?.. Все настолько плохо, что без чудес он не справится? С другой стороны, просто немного удачи ему бы не помешало. Мать: Да, чудо! Это то, что тебе нужно. Немного волшебных формальностей, и с этого же дня у тебя все сложится, обещаю! Она растрепала его волосы, будто ему все еще десять, а она убеждает, что экзамен в следующем году удастся сдать лучше. Йоханн: Хорошо, если ты так говоришь. Так, какие “формальности” ты имеешь в виду? Мать: Слово - очень мощный инструмент, дорогой Ханси. Словом можно многого добиться. Если ты произнесешь одну фразу вслух, то вселенная закрепит мое небольшое вмешательство. Странно, с птицей никаких слов не было. Может, это другое? А почему? Мать: Только для подобного чуда мне нужно, как бы это объяснить… принять другую ипостась. Тоже формальность. Ну как, не испугаешься, если я буду выглядеть по-другому? Йоханн: Да… То есть нет, я не испугаюсь. Все в порядке. Мать: Ну конечно, ты же такой смелый мальчик! И смерти в лицо смотреть не боишься, а тут так, пустяки. Она встала, поправила юбку и снова залезла в карман. На этот раз она достала небольшой кинжал из, как казалось, чистого золота. Мать: Это выглядит немного неприятно. Она направила лезвие на кожу предплечья, примерилась и вонзила, разрезая собственную плоть. Полилась кровь. Йоханн вскочил и хотел что-то с этим сделать, но мать, не отвлекаясь от занятия, произнесла: Мать: Все в порядке, так и должно быть. Право, что я, по-твоему, умру? Да, наверное, второй раз умереть нельзя, но какой-то рефлекс помочь родной матери скреб его изнутри. Ему даже показалось, что у него самого зачесалось предплечье. Мать, расковыряв до кости, поддела лезвием что-то, моментально перехватив пальцами, вытащив и спрятав в карман. Йоханн не успел разглядеть, но, кажется, это был волос. После этого образ матери начал постепенно испаряться, истончаясь, исчезать, оставляя после себя кожаную куклу, манекена, заготовку от человека. Абсолютно, до белизны, бледное тело, недлинные черные волосы, гладкая поверхность вместо лица. Оно провело пальцем по более не кровоточащей ране, от рваного пореза не осталось и следа. Оно спрятало кинжал в карман юбки, теперь все платье на нем висело, так как была сущность чуть ли не на голову ниже матери. Или это все еще мать? Йоханн совсем запутался в волшебной традиции, которая так резко начала разворачиваться перед ним. Что-то не очень укладывается в канон Библии, откровенно говоря, хотя, не то, чтобы он прямо читал ее… “Мать” подошла к нему и взяла за плечо. Неожиданно, он услышал голос. Не ее, но он не смог понять чей, настолько он был нейтральный. “Четко произнеси свое имя и просьбу.” Йоханн: Это… это как раз те “формальности”, о которых ты говорила?.. “Да.” “Мать” отпустила его. Что-то внутри Йоханна кричало о том, что это плохая идея, все вот это. Но он уже наприслушивался к своей интуиции, она его ни к чему хорошему не привела. Думая головой, он не мог найти ничего против. Да и вообще, может ли быть хуже, чем сейчас? Есть ли что-то хуже бытия бесполезным ничтожеством на обочине жизни? Знать, что ты из себя ничего не представляешь? Ну уж нет, если судьба дает шанс, надо пользоваться! Йоханн: Я, Йоханн Йозеф Заммлер, хочу стать отличным офицером! “Мать” кивнула и протянула руку, видимо, для рукопожатия. Подавив в себе секундное колебание, Йоханн уже решительно пожал ее. “𓉻𓊪𓊪𓆙 Нуль” Заммлер отчетливо почувствовал, что его обманули. Он не знает откуда, но что бы только что не промелькнуло в его разуме, это было имя сущности перед ним. У Заммлера даже не успела созреть злость за столь подлое использование его чувств, как Нуль убрал руку, и Заммлер обнаружил в своей ладони золотую монетку. Из такого же золота, как и кинжал. Ну, кинжал точно был магический, наверное, монета тоже что-то делает. Йоханн приблизил ее к глазам, пытаясь рассмотреть детали под слабым светом луны. Кажется, на ней нарисован уроборос. На обратной стороне было написано вдоль края “ⲔⲞⲤⲘⲞⲤ-ⲠⲈⲢⲒⲔⲨⲔⲖⲒⲤⲦⲎⲤ”. Это какой язык вообще, греческий? При чем тут греки? Заммлер снова почувствовал прикосновение к плечу. “Не теряй.” И Нуль, чем бы он ни был, пошел в сторону озера. Зашел в воду и, будто не замечая ничего странного, шел все дальше и дальше вглубь, пока его макушка не скрылась под водой. И вновь тишина. Ни единого движения вокруг. Будто ничего и не было, будто это все - просто бред, который привиделся. И только монетка в руке напоминала, что что-то случилось. Чертовщина. — Может, и чертовщина, да только работает, по-настоящему! Это просто сказка, даже не верится! Сразу после события на озере он купил кулон, положил туда монетку вместо фотографии и носил, не снимая. Через неделю его обратно призвали на фронт и даже позволили принимать базовые командирские решения. И вроде окопная война везде одинаковая, да только у него и солдат умирало заметно меньше, и снабжение не сбоило, и противник чаще ошибался, соответственно даже прорывы случались, пока у других ситуация была ну совсем плачевная. Ничем, кроме удачного стечения обстоятельств, это не назвать. Божественное чудо, не иначе. Ну и черт с ним, с этим Нулем или как его там, пусть хоть Люцифером будет, такой подарок просто неоценим! Все шло настолько хорошо, что его буквально через год повысили с лейтенанта до майора с обоими железными крестами, а дальнейшее его продвижение было замедлено только стремительно ухудшающейся общей ситуацией в войне. Начало нового 1918-го года, на западном фронте без перемен плохо, поэтому Заммлера отправили на восточный, там у русских какая-то внутренняя грызня случилась, и они воюют спустя рукава. Как же приятно был удивлен Заммлер, когда спустя два года разлуки увидел старого товарища - Вайса, который тоже времени зря не терял и был уже гауптманн. На людях они формально поприветствовали друг друга, усердно делали вид, что обсуждают планы, а потом, под покровом ночи, позволили себе уединиться и по-дружески крепко обняться. Вайс: Ну и ну, майор Заммлер собственной персоной, поверить не могу! Заммлер: Будет тебе, “гауптманн Вайс” тоже звучит. Фабиан отстранился и осмотрел Йоханна с головы до ног. Сам Вайс тоже был здоровый, хотя по габаритам чуть-чуть не догонял самого Заммлера. Хотя, гордиться тем, что являешься идеальной мишенью для снайпера, пожалуй, не стоит. Вдруг, Вайс очень наигранно произнес: Вайс: Так, погоди-ка… Что-то здесь не так… Давно мы стали краситься? Ах да, волосы… С той ночи у озера они почему-то почернели и совершенно не хотели отмываться, с тех пор такими и остались. Про это постоянно спрашивали, но после невразумительных оправданий просто прикрывали глаза. Хотя переход от ярко-рыжего к абсолютно черному сразу же бросался в глаза. Кстати о глазах, они тоже почернели, что уже пугало больше. Он в целом еще чуть-чуть - и совсем другой человек, но пока узнаваемый, да и все уже привыкли. Только для Фабиана это осталось новостью. Заммлер: Это… сложно объяснить. Вайс: Ты не хочешь об этом говорить? Заммлер: …Скорее, мне нечего сказать. Вайс: Как пожелаешь. Если это личное, я лезть не буду. Он отошел к столу и оперся на него. Йоханн уважал Фабиана за это. Он может себя остановить, в его соблюдении границ было какое-то уважение. Заммлер тоже подошел и оперся рядом. Они вместе смотрели на кое-как повешенные настенные часы. Вайс: …Знаешь, я ведь за тобой следил. Заммлер: …Правда? Вайс: Да. Собирал всевозможные газетные вырезки с твоим именем, копии приказов о награждении и повышении… Заммлер: Это немного пугает. Вайс: Да? Хах, прости. Просто… Вселяет надежду, знаешь? Я ведь помню, как у тебя все шло… м… Заммлер: Отвратительно? Вайс: Я хотел сказать помягче, но есть такое. И тут! Ну чудо, не меньше. Это вдохновляет, понимаешь? После дождя всегда восходит солнце. Это не только про службу, а в целом. Есть, все же, в мире какая-то вселенская справедливость, она не оставит нас одних на свалке истории. Война закончится… как угодно она закончится, но мы выкарабкаемся, все мы. Главное просто быть хорошим человеком, быть честным, исполнять что до́лжно, и ждать. Ждать своего часа, который обязательно настанет. Твой уже наступил. Заммлер: Твой еще нет? Тебя что-то радикально не устраивает? Вайс: Да вроде нет. Но все равно на душе как-то пусто… Йоханн повернул голову к Фабиану, но тот все так же смотрел на часы, похоже, прокручивая в голове свои мысли. Заммлер не заметил, как коснулся кулона на груди через офицерскую форму. Вселенская справедливость… Может, Нуль ею и является. А может, Заммлер получил все, что имеет, совершенно незаслуженно. Без чудес он ведь таким пустым местом был, может, все же было за что? Может, все это время это и было его сутью? Может, он ничто без каких-то внешних стимулов. Исчезнет монета, исчезнет работа, и он, оставшись один, замрет навсегда, как пароход без угля. Он все еще не нашел в себе какую-то искру, которая бы его вела. Может, Фабиан тоже не нашел ее? Поэтому ему так… Похоже, он тоже совершенно погрузился в свои мысли, потому что не заметил, как Фабиан наклонился в его сторону и еле ощутимо коснулся его губ своими. Только после этого Заммлер очнулся и замер, напрягшись. Он был без понятия, что делать и что думать. Вайс, к счастью, быстро отстранился, и, не смотря Заммлеру в лицо, нервно потер заднюю часть шеи. Вайс: Прости, полную глупость сделал. Давай забудем? Заммлер тоже отвернул голову. Прикосновение все еще ощущалось и не хотело забываться. Заммлер: …Да, забудем. Вайс: Мне еще было интересно, ты все еще разговариваешь во сне? Заммлер: …Никто не жаловался. Вайс: А, вот как. Кстати, газ, который мы учитывали при планировке, практически прямо перед твоим приездом доставили. Еще пришлось запасные противогазы заказывать, у некоторых уже испорченные. И где их только испортить можно? Заммлер: …Много испорченных оказалось? Вайс: Получается из 288 человек в роте оказалось у 20-ти… Где-то семь процентов. Заммлер: …Рад, что теперь все в порядке. Вайс: Да… Они снова стали молча стоять. А ведь пять минут назад Заммлер хотел много чего спросить. А теперь как-то… Вайс: Ладно, не буду тебя мучить, иди спать. Завтра тебе придется использовать свою невероятную интуицию, не хочу, чтобы ты себя плохо чувствовал. Вайс похлопал его по спине, Заммлер кивнул и пошел на выход. Да, поспать будет хорошей идеей, мысли устаканятся. До своей комнаты пришлось идти вдоль по окопу, боковым зрением он заметил запасы газа, но не обратил особого внимания. Заммлер рефлекторно достал кулон из-под форменной одежды. Вид монеты напоминал ему, что все должно пройти наилучшим образо- Открыв кулон, Заммлер монеты не обнаружил. Тот был пустой. Йоханн сразу почувствовал, что у него земля ушла из-под ног, кажется, даже в ушах начало звенеть. У него была ровно одна задача - не потерять. Но как оно могло- Куда? Как давно?! Черт-черт-черт, полное дерьмо! Оторвавшись от прожигания в кулоне дыры взглядом, он обнаружил, что ноги сами донесли его до комнаты, до его совмещенного со спальным местом кабинета. А в центре стоял Нуль, в этот раз нашедший себе немецкую форму по размеру. Он пришел спрашивать за пропажу? Заммлер: Я… Я не знаю, куда она могла… Честно, это не моя вина… В ответ на это Нуль достал из кармана ту самую монету с уроборосом. Он ее нашел? Или это он ее и взял? Как он смог прямо из кулона, который всегда при Заммлере… Нуль убрал монету в карман, подошел к нему, взял ладонь и сцепил их пальцы. Заммлер моментально почувствовал себя неуютно, но он совсем не понимал, что происходит и что произойдет. “Обязательства пакта были выполнены с моей стороны, ты получил желаемое. Теперь твоя очередь платить.” Заммлер не успел что-то подумать про условия пакта, потому что совсем другое привлекло его внимание, нечто намного более ужасное. Рука Нуля начала сливаться с его, проходя сквозь кожу и впитываясь в его плоть. Заммлер моментально запаниковал и попытался убрать руку, отойти, попробовать убежать, но при первом же его рывке Нуль схватил его второй рукой и притянул к себе, теперь просачиваясь в него и сквозь одежду всей поверхностью тела. Слившиеся части будто онемели, он не мог ими пошевелить. Когда он осознал, что нужно немедленно крикнуть, привлечь внимание, чтобы не оставаться беспомощным один на один - было уже поздно, его горло тоже больше не принадлежало ему. Даже больно не было, будто его тело не видело никаких проблем в том, что в него вторгается нечеловеческая сущность. В конце концов, они стали единым целым - тело Заммлера, никак не изменившееся внешне, и суть Нуля. Йоханн оставался в сознании, но не мог контролировать ни одну мышцу в своем организме. Он мог только молча наблюдать через свои, уже ставшие чужими, глаза. Он посмотрел на свои руки и пошевелил пальцами. Видимо, удовлетворенный результатом, он повернул голову в угол. В самом углу ничего примечательного не было. Кажется, некоторое время до этого он про себя жаловался, что у него нет внутренней искры. Что ж, теперь он ее чувствовал. И этой искре нужен был привезенный газ. — Йоханн мог только молча наблюдать. Он отвлек внимание караульных, из-за чего их тут же подстрелили снайперы. Добравшись до газа, он проверил направление ветра, надел противогаз, всегда хранящийся в чехле на поясном ремне, и отрыл вентели. Облако стало спешно заполнять собой пространство, двигаясь вместе с ветром вдоль окопа. И он шел с ним, следя, чтобы каждый спящий человек задохнулся. Один успел проснуться, но он ловко достал из кармана кинжал, которого там точно не было, и быстрым движением перерезал горло. Так было с каждым, кто отказывался мирно умереть во сне. Пройдя много десятков метров и, похоже, лишив жизни всю роту, он двинулся в обратном направлении. Он подошел к ближайшему мертвому солдату, разрезал одежду в районе груди, вскрыл тело прямо под ребрами, дойдя сквозь мышцы до внутренних органов, без какого-либо промедления или брезгливости сунул руку Йоханна внутрь и, недолго прокопошившись, вырвал сердце. Йоханну наверняка стало бы плохо, если бы какие-либо процессы в организме ему еще подчинялись, сейчас же он просто отвратительнейше чувствовал морально. Из-за того, что все происходило постепенно, по нарастающей, уже даже шока не было, Йоханн просто чувствовал все большее и большее отвращение и разочарование и, как ни странно, пустоту, пустоту на том месте, где раньше была надежда. Он тем временем кровью, стекающей из пеньков артерий и вен, нарисовал знак “☥” на земле, положил в центр само сердце и проткнул его кинжалом. Это очевидно какой-то оккультный ритуал, но после него ничего не произошло. Тем не менее, он, кажется, остался доволен, потому что встал и пошел к следующему телу. Внезапно, прямо за спиной раздался выстрел. Он обернулся. Йоханн также увидел человека в противогазе в полутора десятков метров от его тела. На его погонах можно было заметить две звезды. Только не это. В роте есть только один гауптманн… Вайс, до этого выстреливший в воздух в качестве предупреждения, теперь направил пистолет в тело Йоханна, но стрелять не спешил. Он тоже не предпринимал никаких действий, просто смотря в ответ сквозь стекла химзащиты. Спустя долгую минуту Вайс, все еще держа пистолет, начал медленно подходить, а потом, не видя ни боевой готовности, ни попыток сбежать, опустил пистолет и побежал к Йоханну. Этим воспользовался он. Мгновенно вытащив из кобуры свой собственный пистолет, причем левой рукой, так как правая был занята кинжалом, он пустил пулю прямо в голову Фабиана. Тот мгновенно упал на землю. Убедившись, что тот не подает признаков жизни, он развернулся и продолжил свое кровавое занятие. Что-то внутри Йоханна умерло вместе с его лучшим товарищем. — Всю ночь он разделывал тела солдат, протыкая сердце каждого. Наверняка все 288, сколько и было людей в роте, но Йоханн не стал считать. Он не хотел осознавать масштабы кошмара, в котором он оказался. Запертый в собственном теле, не способный отвернуться, уйти, закричать, заплакать - ничего ему не доступно. И повторяющийся много часов репетативный кошмар. Вот бы это действительно было кошмаром. Пусть все это окажется сном. Пусть и два года до этого ему приснились, пусть. Да, длинновато для сна, но, может, в него прилетел снаряд, и он в коме. Да, пусть он будет в коме, как же будет славно. И никто из солдат не пострадал на самом деле, никто, и Фабиан не… Он, видимо, осмотрел результат работы и остался удовлетворен, потому как спрятал кинжал в карман, где тот тут же исчез. Из живота тела Йоханна вылезла знакомая небольшая и бледная рука, за ней и весь Нуль, будто заново рожденный Заммлером, упал на землю, но тут же встал, даже отряхнулся зачем-то. Заммлер, наконец ощущая уже приятную пустоту внутри, попробовал пошевелиться. Да, руки его снова слушались, он даже мог, наконец, проморгаться, потому что Нуль этим совсем не занимался. Ощущая какую-то печальную радость от возобновления контроля, он вздрогнул, когда почувствовал прикосновение к плечу. “Пакт завершен, все обязательства выполнены. С тобой приятно иметь дело, Йоханн Йозеф Заммлер.” И Нуль ушел, будто растворившись за ближайшим поворотом окопа. Заммлер на мгновение задумался, но на передний план мыслей моментально вылез Вайс. Йоханн побежал к месту, где лежало его тело. Он перепрыгивал через окровавленные вскрытые трупы, разбросанные сердца и хлюпал по лужам крови, смешавшимся с черноземом. Не думать об этом, не думать об этом… У него будет время подумать, вся жизнь впереди, чтобы осознать. А вот Фабиана он больше не увидит никогда. Вспомнив, что он все еще в проклятом противогазе, который сковывал дыхание, он спешно и неуклюже стащил его с головы и отбросил в сторону. Газ давно рассеялся, если же нет, тем хуже для газа. Ускорившись, он уже видел такого же человека в химзащитной маске, лежавшего на земле. Йоханн упал перед ним на колени, перевернул лицом вверх и тоже снял противогаз, чтобы увидеть лицо. И он его увидел. Вайс с остекленевшим взглядом и дырой от пули прямо во лбу. Заммлер: Дурак… Дурак! Он не знал, кто дурак, он или Фабиан. Вайс до последнего не стрелял в него, даже когда он был с холодным оружием и весь в чужой крови. Зачем он бежал к нему? Поговорить? Черт бы побрал эти маски, Йоханн даже не услышал его последних слов. Теперь последнее воспоминание о нем - тот до неприличия неловкий диалог и фраза “не буду тебя мучить”. Заммлер, расплакавшись, как ребенок, сидел над телом Фабиана, прижимая его к груди и пытаясь сквозь всхлипы поговорить с ним и извиниться, извиниться за всех умерших здесь. Где-то вдалеке слышался отголосок встревоженной немецкой речи. — Кажется, как только его обнаружили, его схватили и вырубили. Он не помнит, его сильно ударили по голове. Потом, его таскали по разным инстанциям: тот полевой суд, этот полевой суд, третий… Какой-то бюрократический ад, про такое хоть книги пиши. Уже потеряв нить происходящего и просто двигаясь по течению, однажды он обнаружил себя в подвале. Хозяин цокольноэтажного помещения представился Робертом Вебером. У него были характерные для довоенного периода усы, которые из-за необходимости надевать противогаз обычно стали сбривать, также он постоянно был в форме полевого жандарма и никогда не снимал свой горжет с груди. Говорил он всегда спокойно и предельно вежливо, на “вы”, с “пожалуйста” и “благодарю”. Он же раздел Заммлера ниже пояса и привязал ремнями к стулу, который в свою очередь был приколочен к полу. Вскоре стало понятно, зачем. В первый день, вооружившись кортиком, Вебер поставил основное условие на период пребывания здесь: “Пока я нахожусь в этой комнате, вам нужно говорить. Вы можете оправдываться, вы можете врать, вы можете рассказать детский стишок или вспомнить таблицу умножения задом наперед, содержание не имеет значения. Требуется любая членораздельная человеческая речь. Молчать или просто издавать звуки не допускается, за это будут применены меры.” День 1 Вебер присел к раздвинутым и обездвиженным ногам Заммлера, огладил внутреннюю сторону бедра и воткнул туда кортик, начиная вырубать глубокую рану поперек ноги. Терпеть, сжимая зубы, нельзя, а любая попытка что-то говорить срывалась на бессвязный крик боли, при котором Вебер вынимал лезвие и полосовал ногу в другом месте, пока Заммлер не возвращался к речи. Чувствовать тепло своей крови страшно, Йоханн также боялся, не умрет ли он от потери крови, медленно и мучительно. Кажется, об этом и говорил. День 5 Четыре дня Вебер оставлял по одному длинному и глубокому рубцу в день, располагая их недалеко друг от друга, и на пятый день перечеркнув их пятым. Йоханн совсем перестал вслушиваться в свои речи, тем более, что Вебер на них ничего не отвечал, но продолжал оставлять более тонкие раны при прекращении потока слов. Нога адски болела, при взгляде на нее был виден гной на ранах. У него определенно будет заражение крови. День 7 Вебер начал колоть что-то в голень, наверное, услышал мысли Заммлера вслух про заражение. Правда, из-за этого у Йоханна начались проблемы со сном. До этого боль его изматывала, и он мог заснуть, сейчас же он периодически отрубался на несколько минут, но не засыпал полноценно. Теперь помимо ноги болит и голова. И живот, он не ел с момента попадания сюда. На ногу смотреть уже страшно, в итоге Заммлер просто постоянно смотрит в потолок. Кажется, теперь он все свои мысли проговаривает вслух, даже когда Вебер уходит. День 9 Привязав руку Заммлера покрепче, Вебер вырвал ему ноготь мизинца пассатижами. Уже все равно на лишние пару порезов, Йоханн позволил себе орать. Он едва нашел в себе силы продолжить формулировать мысли, чтобы ноги совсем в мясо не превратились. Больно. Больно. Больно. Больно. День 16 Место на одной ноге закончилось, ногти на руке закончились еще три дня назад. Удобно считать дни, когда все на ноге написано. Болит все тело, какая бы часть тела ни была, она от чего-нибудь страдает. Мысли в голове закончились, он уже не знает, что говорить. Восемь. Один. Девять. Один. Три. Два. Нуль. Один. Нуль. Нуль. Нуль. День 23 СПАТЬ хочетСЯ. еСТЬ ХОЧетсЯ. ХочЕТся поМЫТЬСЯ. БЫЛО бы славНО СХОДить К ВРАЧУ. выХОдНОЙ СТОИТ взять. НИЧЕГО НЕ ВИДНО. Почему Я НИчего НЕ ВижУ. ПочемУ ПОчемУ ПочеМУ ПоЧемУ ПоЧЕмУ пОчЕМУ пОЧЕМУ ПОЧЕМу ПОЧЕМУ ПОЧЕМУ. День 29 НОГА ПРАВО БОЛЬНО БОЛЬНО БОЛЬНО ТРЕТЬЕ ЯНВАРЯ ПЛЮС ТРЕТЬЕ ЯНВАРЯ ПЛЮС ОДИН ДВА ТРИ ЧЕТЫРЕ ПЯТЬ ШЕСТЬ СЕМЬ ВОСЕМЬ ДЕВЯТЬ ДЕСЯТЬ ОДИННАДЦАТЬ ДВЕНАДЦАТЬ ТРИНАДЦАТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ПЯТНАДЦАТЬ ШЕСТНАДЦАТЬ СЕМНАДЦАТЬ ДВАДЦАТЬ ТРИ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ЯНВАРЯ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ЯНВАРЯ УЖЕ ДВЕНАДЦАТЬ ДНЕЙ КАК ПРОШЛО С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ ЙОХАНН С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ ХАНСИ КАК ЗДОРОВО ТЕБЕ УЖЕ ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ ГОД ГОДОВ ГОДИКОВ ЛЕТ ЛЕТОВ КАК ЗДОРОВО ДА ЗДРАВСТВУЙ ДА ЗДРАВСТВУЙ ДА ЗДРАВСТВУЙ День 30 Голос сел. Он мог только рот открывать, имитируя артикуляцию. Это не было засчитано. Разницы Йоханн не заметил. Мог и не говорить все это время. Кажется, Вебер закончил на сегодня. Хлопок двери. Почему на него смотрят? В глазах давно перманентно темно. Кажется, его плеча коснулись. Не очень понятно, все онемело. “Хочешь свободы, Йоханн Йозеф Заммлер?” Горизонтальная колонна стул стул змея Нуль. Йоханн слабо кивнул. “Ты знаешь, что нужно сделать. Слова - инструмент.” Йоханн одними губами сказал: “Я не могу”. Голос пропал именно сегодня. “Попытка тоже засчитывается, если была сделана искренне.” Хорошо. Замечательно. “Я Йоханн Йозеф Заммлер, хочу свободы.” Резкая боль в пальцах - ладонь сжали. Прекрасно. Чудесно. То, что ему положили монетку в нагрудный карман, он ясно почувствовал. И наконец отключился. — Он, наверное, умер и теперь в раю. Он чувствовал, что лежит, на кровати, настоящей, мягкой и теплой, наверное, она еще и белая, но глаза открывать не хочется. Вдруг он увидит что-то неприятное. Свои руки и ноги, давно превратившиеся в мясо, например. Они, кстати, уже не болят. Так резко все прекратилось, он точно умер и теперь на небесах. Может, он откроет глаза и увидит настоящую мать? А не… Черт тебя дери, точно, опять пакт с Нулем. Хорошо, смерть отменяется, нужно что-то делать. Йоханн через “не хочу” открыл глаза и попробовал привстать на локтях. Разведать обстановку бы… Конечности моментально заболели снова, стоило ему напрячь хоть какую-то мышцу в теле. Значит, действительно живой. Это хорошая новость. Он явно нескоро придет в норму - новость плохая. Ах да, осмотреться. Небольшая комната, деревянные стены, значит, дом не городской. Подтверждается видом из окна, там видно кроны лиственных деревьев, значит, второй этаж, дом, скорее всего, двухэтажный и частный. Кровать, он на кровати, значит, это спальная - либо кого-то из членов семьи, либо отдельная, для гостей. Кровать действительно белая. Дальше у него разболелась голова думать, он рефлекторно хотел потереть переносицу, но тут же одернул руку - пальцы будто обожгло. Его взгляд сам упал на свою собственную руку. Кисть вся в кровавых бинтах, все что выше - обтянутый кожей скелет. Осматривая себя дальше, он понял, что весь так выглядит. Он запястьями и локтями стащил с себя покрывало, которым был укрыт. Под бинтами бедра даже выглядели не так плохо, правда, все в крови - и бинты, и простынь. На правую голень была наложена шина. Любительская, очевидно. Йоханн просто смотрел на себя, пытаясь сформулировать в голове хоть одну мысль. Кажется, он уже умственно перенапрягся. Хочется отдохнуть. Нет, надо что-то делать. А что делать-то? Далеко он так уйдет? Нужна палка для опоры, нужна… Он начал осматриваться, до чего он может дотянуться или, в крайнем случае, доползти. Как назло, ничего в округе не было. Неожиданно, в комнату вошли. От звука открывающейся двери Заммлер дернулся сильнее, чем следовало бы, все конечности будто заболели сильнее. Может, потому что он напрягся всем телом. Заммлер замер и в иррациональном страхе смотрел, кто войдет. В комнате осторожно заглянула девушка, но, увидев сидящего Заммлера, испуганно ойкнула и вновь скрылась за дверью. Потом снова просунула голову. Девушка: Я сообщу папеньке, что вы пришли в себя… И, неловко улыбнувшись, ушла. Заммлер быстро вернул покрывала на нижнюю часть тела, на нем кроме бинтов ничего не было, неприлично как-то. Через пару минут пришел, видимо, хозяин дома в сопровождении дочери. А та была с едой. Горячей. Заммлер даже боялся думать наперед. Он молча пялился на тарелку, как оказалось, с супом с мясом птицы. Девушка села на край кровати и, держа саму тарелку в одной руке, ложкой во второй зачерпнула суп и поднесла к лицу Заммлера. Он силой перевел внимание на отца и не двигался. Тот, заметив это, будто спохватился. Мужчина: Ах, да, объяснения! Прошу прощения, я здесь только чтобы увидеть чудо своими глазами, с ума сойти, действительно очнулся! Ты ешь, а то действительно в следующий раз уже не проснешься. Не беспокойся, я пока расскажу все. Заммлер, удовлетворенный таким раскладом, наконец послушно съел первую ложку супа. Господи, как же вкусно! Следующую ложку он съел моментально. В итоге девушке даже пришлось ускориться, но она лишь хихикнула с этого. Ситуация такова: он недалеко от области Нойрайхенау, в родовом доме Ягеров, которых сейчас всего двое - Кристоф и Кристина. Кристоф случайно застрелил усатого, будучи на охоте, так как не знал, что в этой части леса есть люди. После этого он наткнулся и на здание с подвалом, которое, видимо, было заброшенной военной базой, и Заммлера в нем. Удивленный, что тот еще дышит, он забрал его, чтобы помочь. Ягер, неловко почесав затылок, сказал, что хотел бы спасти жизнь взамен случайно отнятой. Значит, Вебер мертв. Заммлер не был уверен, насколько счастлив. С одной стороны, тот его больше не потревожит, но и мести за себя Йоханн не хотел. Он не хотел ничего из того, что произошло. С супом он расправился аккурат к концу рассказа и вытер рот предплечьем. Кристина встала и понесла пустую тарелку из комнаты. Кристоф Ягер: Можно узнать хоть, как тебя зовут? Девушка замерла в дверях. Тоже ждет ответа. Заммлер: …Йоханн. Йоханн Заммлер. Голос вернулся, но был пока еще севший и неприятный на слух. Кристина отвернулась и быстро засеменила прочь. — Кристина Ягер: Ах, что вы делаете! Заммлер испуганно обернулся на возглас. Он уже где-то с полчаса ползал на четвереньках по комнате, так как не мог стоять, и пытался осмотреть все, что можно. Что-то внутри него приказывало заняться делом, любым, и немедленно, он не мог спокойно лежать. Секунду назад он беззастенчиво рылся в ящике, который, правда, был пустой. Конечно, будут его оставлять в комнате с вещами. Кристина Ягер: Вы зачем встали? Вы же так совсем не поправитесь! Заммлер, не зная, что на это ответить, просто молча смотрел на нее и не двигался. Девушка выглядела озабоченной, а не рассерженной. Он не обращал внимания на ее внешний вид до этого, но была она симпатичной. Каштановые волнистые волосы до пояса, постоянно собранные в две толстые косы, сама она была умеренного сложения и среднего для девушек роста. Сейчас же, возвышаясь над ним, она выглядела… мощной. Особенно по сравнению с ним. Заммлер мгновенно покраснел, осознав: ему так и не выдали одежду. Он и не обратил внимания, спокойно расползавшись по теплой комнате голышом, прикрытый одними бинтами, да не там, где надо. Заммлер спешно пополз обратно к кровати с намерением добраться до покрывала. Прихрамывающий и изворачивающий ладони так, чтобы кончики пальцев не касались пола, все еще тощий, он, наверное, представлял совсем жалкое зрелище. Заммлеру было откровенно говоря стыдно быть еще хуже, чем был до этого, до пакта. Еще более бесполезный, жалкий, лишний, теперь с инвалидностью. Еще и на глазах у других, у милой девушки, смущать ее своим видом казалось преступлением. Вдруг, на полпути к кровати, его подхватили на руки. Он ойкнул, частично от боли в теле, частично от шока. Кристина, старавшаяся расположить его на своих руках менее болезненно, быстро понесла его к кровати и очень аккуратно положила. Заммлер тут же прикрылся покрывалом, все еще сгорая от стыда. Кристина Ягер: Так-то лучше! Пожалуйста, не напрягайтесь, вы себя так только травмируете. Заммлер посмотрел на нее, на все еще совсем невысокую по его меркам леди, а потом на себя. Это он настолько похудел, что стал ей по силам? Он теперь килограммов сорок весит что ли?.. Кристина же будто его мысли прочитала. Или просто проследила за взглядом. Кристина Ягер: …Знаете, может, будет очень забавно, что у нас такая говорящая фамилия, но мы с папенькой живем охотой. Ну и, понимаете… Тушу кабана на кухню кто-то должен затащить. Думаю, килограмм сто я поднять смогу. Заммлер, только сейчас осознав, что все это время он молчал, как партизан, и глупо таращился по сторонам, решил хоть что-то сказать. И хотя говорить уже желания никакого не было, ей пару слов он сказать был обязан. Заммлер: …Впечатляет. С такой нежной внешностью такая скрытая мощь. Его снова переполняла решимость чем-то заняться. К сожалению, девушку снова придется огорчить своей неуместной активностью. — Кристина Ягер: Ох, вы хотите меня в могилу свести?! Заммлер, набравшись сил от супа, а также хорошего сна без наркотиков в организме, решил снова сползти на пол и отжаться пару раз с колен, ведь полноценно не позволяла голень. Хотя ему и раза не удалось, решимость в организме не давала ему сдаться, и, только он почти поднялся, как в комнату не вовремя вошла Кристина. Она подошла и, сурово уперев руки в бока, нависла скалой над бедным Заммлером на полу. Хотя вид ее был грозен, лицо ее было обеспокоенным, не более. Кристина Ягер: Вы специально не слушаете рекомендаций? Вы что хотите этим добиться? Она кажется, на второй раз уже впала в отчаяние. Нужно как-то ее успокоить или хотя бы оправдаться… Заммлер: …Я… Мне было скучно. Кристина вздохнула, пытаясь спрятать милую улыбку. Она осмотрела комнату. Кристина Ягер: Хотите, я принесу вам книг? У нас есть небольшая домашняя библиотека и- Заммлер: Боюсь, мне будет проблематично… перелистывать страницы. Кристина Ягер: Может, тогда я вам почитаю вслух? Заммлер смущенно отвернулся. Занимать чужое время… Однако… Заммлер: …Было бы очень мило с вашей стороны. Кристина Ягер: Хорошо, давайте прямо сейчас. Заммлер: Только если вас не затруднит. Кристина Ягер: Ох, ничуть, здесь не так много дел, как может показаться. Когда в большом доме живут всего два человека, грязь не успевает настолько быстро накапливаться, чтобы убираться без остановки, а готовить надо всего пару раз за день, и то, тоже на двоих. Уже на троих, точнее… Ах да, книжка, конечно, я сейчас- Ой, а что вы предпочитаете читать? Заммлер: Я сейчас согласен на что угодно. Только, пожалуйста, без страданий юного Вертера, я бы сейчас предпочел что-нибудь более… жизнеутверждающее, понимаете? Кристина Ягер: Разумеется-разумеется. Секунду я скоро вернусь! И Кристина юркнула из комнаты. Заммлер решил за это время залезть на кровать и снова обременить себя прикрытием своего срама, которым он все не прекращает светить. Ему определенно требуется одежда, нужно будет попросить ее… после книжки, пожалуй. Покорение кровати окончилось успехом, хоть и через боль. Он поправил подушку, держа ее запястьями, и устроился в сидячем положении. Прикрыв все, что ниже пояса, покрывалом, разумеется. Вовремя, вернулась Кристина с, как бы ни было странно, сборником детских сказок. Заметив недоуменный взгляд, она неловко улыбнулась. Кристина Ягер: Ну да, в общем… Не нашлось других позитивных книг, только романтика для девушек, но я подумала, что такое читать совсем неприлично. Заммлер: Позитивных? Это там, где детей сжечь в печи пытались, или там, где принца ослепили о куст? Кристина явно смутилась и начала вертеть в свободной руке кончик косы. Кристина Ягер: Ну, я не про это подумала, когда выбирала… Ну, в конце же всегда все хорошо кончается, к тому же, разве вам маменька не читала сказки в детстве? Вам не будет приятно вспомнить беззаботные времена? Заммлер неумышленно скривился. Теперь невинная ностальгия по матери омрачалась Нулем в ее оболочке. Кристина же, похоже, неправильно это интерпретировала, спешно извинилась и собралась уже поискать что-то другое, но Заммлер ее остановил. Заммлер: Нет, постойте, меня устраивает. Можно мне первой, пожалуйста, про смышленого Ганса? Знаю, там телятам глаза выкалывают, но каждый раз смешно, будто анекдот хороший… Кристина же улыбнулась, шустро подсела на край кровати и сразу же открыла нужную страницу, будто знала раздел содержания наизусть, и начала читать. И все-таки есть в этой повторяемости в формате сказок нечто уморительное. И успокаивающее. — Кристина, к ужасу Заммлера, пришла с двумя мотками бинтов и с ножницами. Заммлер рефлекторно захотел спрятаться под покрывало и притвориться, что его нет. Кристина же только улыбалась. Кристина Ягер: Сегодня сменю вам повязки и дам одежду, как вы и просили. Заммлер только рот открыл, намереваясь не то спросить, не то отказаться, не то вообще возмутиться. Кристина вопросительно посмотрела, но не поняла причину. Кристина Ягер: Вы хотите спросить, зачем менять повязки? Заммлер решил кивнуть. Да, хороший вопрос. Кристина Ягер: Ну как же! Нужны свежие бинты, чтобы зараза не размножилась и в раны не попала инфекция. А еще вы поправляетесь, в любом случае нужно перебинтовывать. И вы что, хотите надевать одежду поверх кровавых? Заммлер увел взгляд. Железные аргументы, не поспоришь. Но как-то страшно и стыдно все равно было. Кристина Ягер: Давайте сначала руки. Она протянула ладонь, в которую неохотно положил свою Заммлер. Кристина, найдя узелок, начала руку ловко разматывать. Когда дело дошло до самых кончиков пальцев, прилипшие к нежной коже бинты пришлось отлеплять, что причиняло боль, но Заммлер терпел. Издавать звуки во время боли в этих местах уже решительно не хотелось, хотелось помолчать. Когда бинты были сняты с руки, Заммлер подался вперед, посмотреть, а что с рукой. Очень странно видеть руку без ногтей, такие мясные сосиски, окровавленные на концах. С одной стороны, смотреть неприятно, а с другой - это же он сам, он должен видеть, до чего он дошел и в каком он состоянии. Кристина взяла бинт, отрезала длину примерно ту, что размотала, пять раз и начала аккуратно обматывать каждый палец, закрепляя на запястье. Ладонь действительно стала чувствоваться свободнее. На второй руке Заммлер даже подумал, что зря боялся, пока по завершении Кристина не сказала: Кристина Ягер: А теперь ноги. Заммлер замер, пытаясь придумать свое следующее действие. Черт, даже трусы не попросить, бинты крепятся на поясе. Успокойся, Заммлер, это просто медицинская процедура. Нет, никакой не успокойся, меня незнакомая девушка голым мало того, что видеть будет, так еще трогать, вообще не по-джентельменски. А с другой стороны, ну кто-то же меня бинтовал. Да и вообще медицина достаточно женская профессия, стоит вспомнить медсестер. Ну она же не медсестра! Просто женщина незнакомого мужчину за бедра трогать будет, стыд-то какой… Пока Заммлер застыл, будто статуя, и прокручивал эти мысли, пытаясь прийти к какому-то итогу в собственной голове, Кристина невозмутимо убрала покрывало, села к изножью кровати и начала разбираться с пальцами на ногах. Заммлер принял глупое, но действенное решение - он отвернулся. Если он свои гениталии видеть не будет, то и девушка не увидит. Да, логика детская, но морально это действительно помогает. Стало хуже, когда Кристина перешла к тем самым местам выше колена. Благо, она решила не удлинять процесс разматыванием и просто разрезала с внешней стороны ноги, где кожа была целее всего. Вот тут отрывать прилипшие бинты было больнее всего, Заммлер даже отвлекся от его главной мысли этого часа. В конце концов пытка закончилась, хотя бы на первой ноге, и Заммлер не смог не посмотреть, как это все в итоге выглядит. Он уже у Вебера отвернулся, а потом вообще от боли ничего не видел. Лишняя кровь была бережно смыта, остались только толстые корочки на рубцах. Удивительно, швов нет, глубочайшие порезы на внутренней стороне бедра срослись без сшивания, а Вебер старался до кости добраться, не меньше. Тем не менее Заммлер мог уже ползать, значит мышцы уже зажили и выполняют свою функцию. К сожалению, самое рациональное объяснение - чудо. Только сейчас Заммлер вспомнил, что его собственная одежда пропала, а вместе с ней и монетка. Нуль просил, или даже приказывал, не терять ее. Тем не менее, судя по всему, их договор еще в силе. Она где-то рядом? Заммлер рефлекторно помотал головой по сторонам, но никаких новых предметов в осмотренной сто раз комнате не появилось. Кристина осторожно приподняла ногу Заммлера и, поставив ее в полусогнутое положение, начала обматывать бинтами от колена. Заммлер: …Что случилось с моей одеждой? Кристина Ягер: Она хранится у меня, я ее постирала и погладила. Я могу дать вам и ее, но почему-то я подумала, что вам будет… неприятно. Из-за того, что случилось… Черт, а она ведь права. Униформа, должность в целом, теперь имеют ассоциацию только с Нулем, массовым убийством и Вебером. Ему бы действительно было неприятно в ней ходить, но нужно ее осмотреть, не вызывая подозрений. Заммлер: …Мне просто интересно, где она. Кристина Ягер: Она на первом этаже, хранится в шкафу. Вы что-то хотите? Да. Да хочу. Заммлер: Нет, как я и сказал, просто интересно. Заммлер резко почувствовал себя более неуютно, чем секундами до, и осознал - Кристина домотала до паховой части. Он, жутко покраснев, даже отвернуться не успел. Кристина Ягер: Прошу прощения, но мне нужно закрепить бинт. Секундочку… Она чуть наклонила сидящего Заммлера за плечо вперед и один раз обмотала вокруг пояса. Кристина Ягер: Осталось совсем чуть-чуть и мы закончим. Знаете, когда вы в сознании, все идет намного быстрее. Ну конечно, это она его бинтовала. И от крови тоже, наверное, она мыла. За что ему такая святая женщина? Он же ей даже не сделал ничего, только лежал полумертвый. Заммлер: …Можно личный вопрос? Он перевел на нее взгляд. Кристина, переходящая на другую сторону кровати с бинтами и ножницами в руках, остановилась и, кажется, слегка покраснела. Кристина Ягер: …Можно, а какой? Заммлер: Сколько вам лет? Кристина Ягер: Восемнадцать. Я… ровесница века, можно сказать. А вам?.. Заммлер напрягся. Заммлер: Двадцать шесть… Недавно исполнилось. Кристина наконец добралась до второй ноги и села, доставая ножницы. Кристина Ягер: …Можно тоже вопрос? Заммлер: …Да. Кристина Ягер: А можно на “ты”? Йоханн: …Можно. И Кристина молча разрезала последний старый бинт. — В одежде, мало подходящей Йоханну, так как хозяин ее был и ниже и толще, он наметил себе новую цель для реализации своего непонятного желания действовать - первый этаж. Как он доберется до одежды, если она не на нижней полке в шкафу? Хороший вопрос. Он подумает над ним на месте. Сползя на пол, он начал свой путь. С дверями проблем нет, он все еще может стоять на коленях, потому он шустро выбрался за пределы комнаты. Еще две двери и лестница. Можно было бы еще поисследовать, но пусть это останется на следующие вылазки. Он подполз к лестнице и задумался. Примерив ноги, он решил, что сползет боком, самый реалистичный вариант. Правда, он еле влезал в длину на ширину лестницы, что замедлило спуск - он пытался не врезаться ни больной ногой, ни головой. Ему уже начало казаться, что лестница никогда не закончится, но она закончилась. Он на первом этаже. Тут все двери были открыты, он также предполагал, что некоторые комнаты примыкают напрямую к другим, так что их здесь больше, чем проходов. Так, он совсем не продумал, а какой именно шкаф он ищет? В какой комнате? Как он выглядит примерно? Видимо, придется обходить все комнаты и осматривать все встречаемые шкафы. Йоханн подполз к первому проходу и заглянул. Похоже на гостиную. Он быстро осмотрел наличие шкафов. Ну, есть один, но он выглядит как шкаф для посуды. И да, здесь был проход далее, но похоже, что там столовая. Вряд ли там то, что нужно. Помимо очевидного выхода из дома оставался только один проход. Подползя к нему стало видно, было похоже на кабинет или другую рабочую область хозяина дома. Быть не может, ничего другого не остается? Его одежда находится где-то в кабинете герра Ягера? С одной стороны, это очень странно, с другой - а где еще ее хранить? В личной комнате Кристины? Хотя… это немного смущающе, но более логично. Шкафов тут хватало. Прислушавшись, есть ли кто в доме сейчас и получив отрицательный ответ своими органами чувств, Йоханн решил нарушить личное пространство и заполз внутрь. В основном книги, наверное, Кристина брала их здесь. Также папки с фотографиями, у них есть фотоаппарат? Похоже, тут в целом какой-то склад всего домашнего, тут даже нитки и бинты можно было найти. Странно, охотничьих принадлежностей нет, они не в доме? Да, оставлять ружья в доме с незнакомцем небезопасно. Кристоф Ягер: Кхем-кхем? Заммлер чуть не упал, хотя стоял на коленях. Он дернулся, захлопнул шкаф и в панике уставился на неожиданно появившегося главу Ягеров. Мысли в ужасе носились в голове, две основные: “нужно срочно придумать оправдание” и “какие санкции для меня последуют?” Не в состоянии найти слов, Заммлер просто круглыми глазами пялился на мужчину. Кристоф Ягер: …Что ж, а ты действительно не сидишь на месте. Заммлер: Искренне прошу прощения… Нужно было хотя бы извиниться, на что у Заммлера таки хватило духу. Кристоф Ягер: Да не то, чтобы у меня есть, что скрывать, просто сама ситуация странная, знаешь? Заммлер: …Разумеется. Уже ухожу. Извините… Он пополз обратно. Ох, нужно же еще подняться. А если герр Ягер все это время смотреть будет? Стыд-то какой… Кристоф Ягер: Ты просто обследовал дом или искал что-то конкретное? Заммлер: …Просто любопытство. Заммлер настолько, насколько смог юркнул из комнаты мимо ног мужчины и направился к лестнице. Кристоф Ягер: Хей, ну на тебя смотреть грустно. Может, помочь? Заммлер: Нет-нет, я сам могу. Кристоф Ягер: Я не уверен, что беготня по лестнице на четвереньках способствует твоему выздоровлению. Или ты хочешь задержаться у нас подольше? Заммлер замер. Так, какая-то безвыходная ситуация, если ставить такой вопрос. Ягер воспользовался этим и поднял его на руки так же, как поднимала Кристина. Заммлер рефлекторно схватился за его одежду, но тут же отпустил. Еще сильнее нарушать личное пространство не хватало. Кристоф Ягер: Охох, а ты стал заметно тяжелее! Рад, что ты больше не кожа да кости. Заммлер только кивнул. Пока его поднимали по лестнице обратно, у него появился шанс рассмотреть фотографии на стене, которых он не мог увидеть при самостоятельном спуске. Только сейчас он задумался, а где мать семейства? Ее нигде нет на фотографиях. Должен же был Кристину хоть кто-то родить? — Кристина: Может, я тебе экскурсию по дому устрою, чтобы ты сам перестал сбегать? Если тебе настолько любопытно. Йоханн: …Ты имеешь в виду, на руках? Кристина, снова теребя кончик косы в руках, отвела взгляд. Кристина: Ну, вроде того. Я могу тебя на спину посадить и провезти по дому. Устраивает? Йоханн: Право, мне неловко- Кристина: Но идея нравится? Вообще, узнать о расположении вещей в доме будет неплохо. Если он захочет найти что-нибудь еще чуть позже. Йоханн коротко кивнул. Кристина тут же развернулась спиной и присела. Йоханн неуверенно заполз на нее, пытаясь не душить руками. Кристина подхватила его под ноги и понесла. Одна комната принадлежала самой Кристине. Она выглядела довольно мило, даже стены были покрашены в голубой, напоминающий небо, а потолок был белый, как облака. Вторая была спальня герра Ягера. Тот, почему-то предпочитал мебель из более темного дерева, поэтому комната выглядела не то богаче, не то мрачней. А может и то, и то. Йоханн: А та комната, в которой нахожусь сейчас я? Кристина: Раньше это была комната маменьки. Йоханн: А что случилось с твоей матерью? Какой удачный повод спросить. Кристина остановилась и вздохнула. Только сейчас Йоханн подумал, что это может быть тяжелая тема для разговора. Йоханн: …Если ты- Кристина: После моего рождения она… Ей было очень грустно. И тяжело. Она не нашла другого выхода, кроме как закончить свои страдания. Папеньки не было тогда рядом. Можно сказать, я выросла без матери. …Так вот почему оружие хранится вне дома. Кристина: А твои родители? Йоханн: У меня никого не осталось. Кристина: …Ты вернешься домой, когда поправишься? Йоханн: Я не знаю. Я не знаю, что мне делать. У меня нет сбережений, мне некуда идти, кроме как домой, полагаю. Кристина: Я имела в виду… ты будешь совсем один жить? Йоханн замер, осмысливая эту фразу. Ну, наверное, ему показалось. Наверное, он себе подтекст придумал, потому что идиот. Нужно спросить, что на самом деле она подразумевает. Йоханн: …Что ты имеешь в виду? Кристина: А, эм, неважно, забудь… Она нервно рассмеялась и Йоханн совсем запутался. Внизу действительно оказалось, как он и угадал, гостиная, оттуда в свою очередь был проход в столовую, оттуда в свою очередь проход на кухню, а оттуда можно и на улицу выйти. Когда Кристина показывала ему кабинет, который Йоханн, конечно, уже видел, он вспомнил свой второй вопрос. Йоханн: У вас есть фотоаппарат? Кристина: Был у маменьки. Ее любимая вещь, она с собой из города привезла. Не то, чтобы сейчас его нет, просто… никто не пользуется. Причину папеньки не знаю, а я просто не очень люблю фотографировать. Знаешь, будто в погоне за кадром люди совсем не проживают этот момент сами. Как по мне, лучше насладиться им в полной мере, когда он происходит, чем ни сейчас, ни потом не получить тех же ощущений. Йоханн: …Не задумывался об этом. Кажется, люди фотографируют, чтобы не забыть что-то? Кристина: Может, что-то лучше бы забылось. Ты так не считаешь? Пауза. Йоханн: Я не знаю… — Кристина, внимательно осмотрев почти переставшего уже смущаться Йоханна, наконец торжественно заявила, спустя несколько недель после его попадания сюда: Кристина: Думаю, бинты больше не нужны. Правда, останутся шрамы… Йоханн: Наименьшая из проблем. Кристина: Ах да, предлагаю по такому случаю помыться! Теперь ничто не мешает, разве что сломанную ногу трогать не стоит. Йоханн: Да, хорошая идея. Кристина: Отлично, я тогда пойду нагрею воду и принесу сюда тазик. Она действительно начала бегать меж этажами, чтобы тазик принести, ведро с холодной водой, потом тряпки и мыло, потом нагрелся ковш с горячей водой, затем, проверяя рукой, она смешала воду до комфортной температуры и встала. Йоханн был совершенно уверен, что сейчас она уйдет, потому поблагодарил и стал ждать, когда сможет спуститься с кровати и доползти до тазика. Только вот она не уходила. Кристина: …Ты же не думал, что будешь мыться сам?.. Йоханн начал инстинктивно отползать от нее, чувствуя, что вновь краснеет. Не хватало только, чтобы она его мыла! Кристина расценила это как попытку убежать, поэтому начала медленно подходить, готовая схватить Йоханна. Тот же подумал, что это нападение, и резко пополз с кровати на противоположную сторону. Кристина в тот же момент сделала выпад и крепко, хотя аккуратно, схватила за талию. Йоханн: …Я не инвалид, я способен сам помыться! Он начал сопротивляться оттаскивающей к себе Кристине. Кристина: Не говори ерунды. Никто не называет тебя инвалидом, только ты все еще не можешь даже стоять. Прекрати ребячиться! Она подняла его на руки, чтобы он больше не мог цепляться за кровать. Йоханн отметил, что он уже поправился до своего прежнего веса, но за сто килограммов, видимо, так и не перевалил. Йоханн: Оставь мне хотя бы каплю мужской гордости! Кристина: Вот выздоровеешь, можешь гордиться сколько душе угодно, а пока соизволь посидеть смирно хотя бы десять минут! Она насильно усадила его в тазик с действительно приятно теплой водой и держала, пока он не сдался и не прекратил хвататься за все подряд. Ногти тоже успели отрасти, хоть им не хватало пары миллиметров до нормальной длины, так что хватался Йоханн очень хорошо. Кристина начала энергично его намыливать, и Йоханн все больше убеждался, что справился бы и сам. Ну, возможно бы до ноги не дотянулся. И голову менее тщательно мыл. Ерунда же. Ну, Кристина хотя бы туда не лезет мыть, и на том спасибо… Кристина: …Не больно? Сказала она, когда прошлась мылом по шрамам на ноге. Йоханн хотел сказать “больно” просто из вредности, но в итоге пересмотрел приоритеты и только помотал головой. Потом Кристина протерла его мокрой тряпкой, смывая мыло, кое-как смыла то же мыло с головы. Хотя бы вытереться Йоханн хотел сам, потому предпринял жалкие попытки выбраться из тазика самостоятельно. После того, как он чуть не перевернул и себя, и тазик, Кристина достала смиренное тело из воды. Правда, затем-таки вручила ему сухой кусок ткани и скромно отвернулась. Йоханн и вытерся сам, и оделся в итоге сам, и очень оценил то, что Кристина не лезла и дала ему проявить самостоятельность. Когда он сообщил, что закончил и можно поворачиваться, Кристина задумчиво задержала взгляд на его волосах. Кристина: …Может, тебя еще подстричь? Или тебя все устраивает? Йоханн задумчиво провел пальцами меж прядей. Да, отрос слегка. Йоханн: Стоило бы. Кристина: Сейчас, я за ножницами! Она быстро исчезла и быстро вернулась - видимо, ножницы были в ее комнате. Она попросила Йоханна наклониться над тазиком, чтобы ей не пришлось собирать волосы с пола или кровати, и начала стричь. Кристина: У тебя волосы такие… толстые. Йоханн: Жесткие, ты имела в виду? Кристина: Ну если их немного бальзамом намазать они мягче станут, я думаю. Я именно про толщину волоса. Необычно так. Йоханн: В хорошем или в плохом смысле? Кристина: В хорошем. Йоханн задумался. А под нежное копошение в волосах и тихий звук резки ножниц так вообще ушел в транс. — Через еще несколько недель Йоханн начал каждый день проверять, болит ли нога, если дать ей хоть какую-то нагрузку. Он пробовал свесить ее с кровати и опереться. Когда боль практически перестала ощущаться, он попробовал встать, но тут же упал обратно на кровать. Ноги совсем забыли, как стоять. Счастье, что благодаря его непрекращающимся вылазкам они не атрофировались полностью. Он сообщил Кристине о том, что хотел бы ее помощи, и, хотя та скептически относилась к столь скорым попыткам ходить, она согласилась. Ему полностью сняли любые шины и крепления, и Йоханн с грустью обнаружил, что нога не совсем ровная. Кристина: Да, к сожалению, не совсем правильно срослось… Просто выбор был либо с болью выпрямлять, либо оставить как есть. Ну а сейчас уже ничего не сделать. Только ломать заново и уже выпрямлять- Йоханн: Не надо! Меня устраивает! Она не настолько плохо срослась, чтобы я не мог ходить. Действительно, через еще неделю ходьбы с помощью он смог самостоятельно передвигаться на своих двоих, правда, еще сильно хромая. Но это было в разы быстрее, чем ползком, поэтому грех жаловаться. Обретя уверенность в движении и прежнее преимущество роста, в один день Йоханн решил повторить обход шкафов. Бытовая жизнь здорово отвлекала от оккультных кошмаров, но терять бдительность нельзя. Монетку тоже. Он, снова дождавшись тишины в доме, вышел из комнаты, спустился на первый этаж, прошел к знакомому проходу в кабинет и, вновь, прислушавшись, перепроверил верхние полки предыдущих шкафов и начал просматривать непроверенные. И нашел знакомую серую форму буквально в следующем от того, на котором его поймали в тот день. Какое издевательство. Йоханн спешно взял ее с полки и начал проверять нагрудные карманы. Пусто. И в остальных пусто. Он начал перепроверять их еще раз, но чуда не произошло. Он осмотрел полку, в которой лежала одежда, потом остальные полки шкафа, полные тканей, но ничего, похожего на монеты. Он услышал звук шагов. В панике Йоханн запихал треклятую форму в полку и быстро закрыл шкаф, но ретироваться не успел - был застукан Кристиной недалеко от шкафа. Кристина: Ты все же что-то искал? Свою одежду? Йоханн: …Когда ты ее, эм, стирала, в карманах ничего не было? Кристина: Нет, у тебя не было вещей при себе, когда тебя принес папенька. Так, это уже странно. Он не знает, ему выдохнуть и считать, что нули и пакты - это всё лишь кошмар, или наоборот напрячься, что в любой момент это все может кончиться из-за того, что он потерял чертову монетку. Кристина: …Это было что-то важное для тебя? Йоханн: Наверное. Просто странно что она исчезла… Кристина: Я могу спросить у папеньки- Йоханн: Не стоит. Если потерялась - значит, не судьба. Я не думаю, что сильно расстроюсь, если никогда ее больше не увижу. Кристина: Кстати, я давно хотела спросить… А что вообще с тобой случилось? Как ты оказался… ну… Просто вспомнив все произошедшие события его передернуло. Он не так много думал о прошлом, сконцентрировавшись на настоящем. Йоханн: …Меня подставили. Кристина: Да? То есть, тебя искалечили зря? Мне так жаль… И сейчас сам Йоханн не знал, а сам он как считает - с ним поступили несправедливо или он все это заслужил. — Весной Йоханн уже начал помогать по дому и обедать вместе с Ягерами в столовой комнате. Летом Кристина стала водить его гулять в лес. Они начали проводить много времени вместе, он пытался рассказывать смешные истории из детства, она пересказывала сюжеты глупых девичьих романов, и они много смеялись. Здесь, вдали от цивилизации, он и забыл, что живет в стране, в городе, что где-то была или еще есть война, что люди могут умирать. Как-то забывается это все в живописных летних лесах рядом с не менее живописной девушкой. И однажды она поцеловала его в щеку. Он, схватившись за нее, в шоке обернулся, не зная даже, что сказать. Он старался списывать их прогулки на дружеское времяпрепровождение, ну не думать же о ней в таком ключе, право слово. А сейчас он был в совершенной растерянности, что ему думать. Кристина же смущенно отвернулась, вновь заняв руки кончиком косы. Йоханн: А… И что это?.. Кристина: Дурак ты, Йоханн! И намеков совсем не понимаешь. И не намеки тоже не понимаешь… Йоханн: Ну… Ты хочешь сказать, ты… Я тебе… Она коротко кивнула. Йоханн задумчиво посмотрел вдаль. Йоханн: И нужен я тебе? Изуродованный, хромой и безработный… Кристина: Ах, ну разве за такое любят? Йоханн: Да я и личность не впечатляющая. Вот у тебя в романах - герои, колорит на колорите- Кристина: А мне не нужен герой. Мне и тебя достаточно, знаешь… Йоханн: …Я все еще считаю, что у тебя вкусы странные. Кристина: Ну и сам дурак, получается! И она, хихикнув, побежала к дому. Йоханн, не придумав ничего лучше, прихрамывая побежал за ней. — Он действительно не знал, что ему делать. Стоит ли возвращаться домой? Разрешит ли герр Ягер жить с ними? Что делать с Кристиной? Он действительно привязался к ней, как не привязаться, но не был уверен, что сможет, связав с ней свою жизнь, обеспечить им достойное существование. Где ему работать? Здесь кроме как охотиться делать нечего, в его родном городе работу можно попытаться найти, если его дурная слава до туда не добралась. И кем ему работать? А на что жить, пока не нашел работу, просить средств у герра Ягера? Уже наступила осень, а его неторопливые размышления ни к чему не привели. Денег просить на отъезд он не решался, просить разрешения остаться - тоже, и в таком уже давно недеятельном состоянии он жил обычную жизнь, пока однажды его не позвал глава дома в кабинет, поговорить. Заммлер зашел, немного нервничая, герр Ягер же указал на место за столом напротив себя. Давно тут второй стул? Заммлер неуверенно сел. Кристоф Ягер молча положил перед ним газету. Нервничая, Заммлер взял ее и пробежался глазами по первой странице. Там говорилось что вчера, 11 ноября 1918-го года, закончилась Великая война. К сожалению, не в пользу Германии. Какая досада, но, хотя бы, люди больше не будут умирать. Заммлер хотел бы это прокомментировать, но его взгляд скользнул в нижний угол. “РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЙОХАНН ЙОЗЕФ ЗАММЛЕР ЗА ВОЕННЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ” А далее краткое описание события той ночи и его фотография с паспорта. За информацию о его местонахождении предлагают большую награду. Заммлер, покрывшись холодным потом, в ужасе посмотрел на Ягера. Тот с крайне серьезным лицом достал из кармана и положил на стол ту самую золотую монету. Так она все это время была у него, он ее вытащил до того, как передал его тело Кристине. Заммлер почти трясущимися руками схватил ее и сжал в ладони. Кристоф Ягер: Война кончена. Ты здоров. Я не буду сообщать о тебе властям. Но я хочу, чтобы в течение недели ты ушел из этого дома и больше не прикасался к моей дочери. Досиделся, Заммлер. Догостился. Долго тянул. И вот к чему это привело - его выгоняют. Он вернул газету на стол. Заммлер: …У меня нет средств, чтобы доехать до дома. Кристоф Ягер: Но ты же понимаешь, что я не могу оплатить тебе дорогу на другой конец Германии? Я помогу добраться до города. Дальше тебе поможет тот, кто дал тебе эту монету. Заммлер в панике вновь посмотрел на Ягера. Быть не может. Он знает. Он знает про Нуля. Если он расскажет, расскажет хоть что-нибудь о нем- Заммлер: Что вы знаете про него?! Расскажите, пожалуйст-! Кристоф Ягер: Нечего рассказывать. Ты получаешь, чего бы ты там ни попросил, и делаешь, что должен. Но не в этом доме, понял? У Заммлера резко начался какой-то писк в ушах, он, не разрывая зрительный контакт с Ягером, почти упал со стула и выскочил из кабинета. Потом каким-то образом ноги донесли его до его комнаты. Его комнаты до конца недели. Он сполз вдоль двери на пол. И что ему делать дальше? — Следующие дни Заммлер ходил сам не свой, полностью угнетаемый мыслями о будущем. Вроде все было так легко, просто и понятно, а сейчас нужно срочно что-то делать, и он совсем не знает, что. У него стойкое ощущение, что если он срочно не придумает план, то безработным умрет от голода в какой-нибудь канаве. Ну давай, думай, ты же стратег. Но у стратега есть цель и средства, а у него сейчас ни того, ни другого. Один раз, когда он в очередной раз прокручивал одни и те же мысли в голове, имитируя бурную умственную деятельность, двигаясь по направлению в свою комнату, его выхватила в коридоре Кристина и затащила к себе, закрыв за ними дверь. Заммлер: Кристина, нам не стоит- Кристина: Да знаю я, наслышана уже. Поэтому говорю быстро - я хочу с тобой бежать. Заммлер: Бежать?.. Кристина: У нашей семьи нет своего транспорта, поэтому мы пешком доходим до ближайших соседей и одалживаем лошадей. Если доберемся до них и сумеем отъехать до того, как папенька нас хватится, он нас уже не поймает. Заммлер: Зачем тебе это? Бросать семью, дом, ради чего? Кристина: Ради тебя, дурак. Ну какой же ты балбес, я не могу! Заммлер: Нет, я серьезно, у меня сейчас большие проблемы, и я не хочу втягивать тебя в них, я… Меня могут посадить в тюрьму, Кристина: Лучше я буду знать, что тебя посадили, лучше я буду видеть эту самую тюрьму, чем сидеть здесь в неведении. Заммлер: Ты… Ты уверена? Это не сюжет романтической книги, это не будет так красиво, как это описывают. Кристина: Мне не десять лет, я все понимаю. Но, просто… Будто здесь мне нет жизни, понимаешь? Будто я так и зачахну в этой однообразной унылости будней, и… Я готова идти на риск, если я просто смогу прочувствовать, какова она - настоящая жизнь. Что-то внутри Йоханна щелкнуло. Будто он прекрасно ее понимал. Он и сам знает, какое отчаяние испытываешь, когда просто вынужден проживать обычную жизнь. Но после всего пережитого, наверное, лучше жить с таким отчаянием. С другой стороны, виноват он, наказание последует ему, а не ей. Девушка просто выберется мир посмотреть, может, найдет работу, снимет квартирку, сменит обстановку, преследующую с детства. Может, это не такая плохая идея, если он просто проводит ее во взрослую жизнь, а потом будь что будет. В конце концов, он бы соврал, если бы сказал, что не хотел бы прожить путешествие вместе. Или его часть. Или просто видеть ее рядом подольше. Он неуверенно обнял ее, притянув к себе. Йоханн: …Хорошо. Хорошо, давай последуем твоему плану. Давай сбежим. Вместе. — Заммлер стоял в кабинете, задумчиво осматривая свою униформу. Стоит ли ее брать? Вряд ли она ему больше понадобится, но у него немного комплектов теплой одежды, Кристина не успела сшить, а инженеры постарались, придумывая форму, подходящую для любых условий. Да и в целом символично - в чем они встретились в этом доме, в том они и покинут его. Правда, будет больше внимания привлекать, расхаживая в военной форме в мирное время и выглядя точно, как преступник с газеты. Внезапно, Заммлер услышал шаги. Точно не Кристина, и, хотя Кристоф Ягер скорее передвигался бесшумно, никто более- Он поднял голову, посмотря в дверной проем, и выронил форму. Он рефлекторно вжался в шкаф и схватился за его текстуру разболевшимися пальцами. Ноги еле его держали, особенно правая. В дверях стоял Вебер. Заммлер сразу же зажал себе рот ладонями, лишь бы больше никогда не издавать звуков в его присутствии, как бы сильно тело не кричало об обратном. Молчи, просто молчи, не издавай ни звука, черт возьми! Вебер уверенно подошел к нему и протянул руку. От одного прикосновения стало так невыносимо плохо, будто не было более полугода восстановления. Он просто хотел упасть и умереть на месте, хотя секунды назад строил такие радужные планы на жизнь. Вебер достал из кармана штанов Заммлера монетку, которую тот теперь снова постоянно держал при себе, и показал ее Заммлеру перед самым носом. Вебер: Девушка в сделку не входила. Только сейчас Заммлер обратил внимание, что одежда у Вебера много более потрепанная, чем была, а еще на ней красуется дыра от пули в районе сердца. Это Нуль. Это просто Нуль. Это не настоящий Вебер. Нужно успокоиться. Только вот ни сердце не успокаивалось, ни нога не переставала ужасно болеть. Он все еще зажимал свой рот руками, чтобы не начать бесконечно соглашаться и извиняться. Вебер: Вы уйдете сегодня ночью, герр Заммлер. Один. Все будет для того подготовлено. Вы меня поняли? Да. Да. Да. Конечно. Разумеется. Абсолютно. Да. Извините. Извините за неудобства. Да. Заммлер нервно закивал, хотя руки этому несколько препятствовали. Неожиданно, Вебер обернулся. Заммлер посмотрел туда же. В проходе появился Ягер. Нуль тут же отошел от Заммлера и направился из комнаты, замедлившись рядом с Кристофом и что-то тихо ему бросив, прежде чем исчезнуть за поворотом. Тот, не выглядя удивленным, взглянул на едва не трясущегося от ужаса Заммлера и так же ушел. Заммлер сполз по гладкой дверце шкафа на пол, у него больше не было сил стоять. Почему-то в голове застрял образ Ягера. Кристина была довольно темненькой, поэтому черные волосы Кристофа он списывал на логичную наследственность. Но только сейчас он задумался, что он может быть брюнетом и по другой причине. Может, у него не просто темные глаза. Может, все это время они были абсолютно черными. — Как и было приказано, Заммлер выкрался из дома глубокой ночью, пытаясь никого не разбудить. Он был в растерянности, куда же ему идти и что будет приготовлено. Ну, ему же не просто в ночной лес идти в любом из направлений? Так ведь? Заммлер отойдя на несколько метров от дома и пытаясь разглядеть хоть что-то в черноте леса, обернулся на дом. Таким же черным силуэтом он возвышался на фоне глубокого синего неба. А потом его ударили по голове до потери сознания. Заммлер проснулся со слегка болящей головой, лежащим на мягкой траве, усыпанной сухими листьями. Он привстал на локтях и сразу же заметил… Фабиана? Тот сидел рядом, прислонившись спиной к стволу дерева, и выводил текст на желтоватом материале, собранным в свиток. Заммлер: Дьявол!.. Ты можешь выглядеть как-то… менее угнетающе? Нуль бросил на него взгляд, положил палочку, стилус, чем бы он там ни писал, в футляр рядом и спрятал его и свиток в кармане. В кармане подозрительно знакомой формы. Ну, Вайс был не сильно ниже самого Заммлера, он еще может носить его одежду. Но теперь это вдвойне жутко. Заммлер нервно сглотнул и упал обратно на траву, поправив воротник собственной сшитой Кристиной рубашки. Он даже не имел возможности с ней попрощаться, он был вынужден бросить ее, по сути предать, исчезнуть без предупреждений и объяснений. Заммлер чувствовал себя такой тварью сейчас. Вайс: Чего разлегся? Нам еще ехать. Заммлер: Куда? Он таки сел и осмотрелся. Оказывается, он более не в лесу. Он лежал на газоне какого-то парка. Городского парка. Заммлер: И… откуда? Вайс: Я хотел сразу нас переместить в нужное место. Не получилось. Я согласился дотащить тебя до ближайшего населенного пункта со станцией. Дальше едем поездом. Заммлер, встав и отряхнувшись, задумался над неудачным планом Нуля. Заммлер: Ты не знал, что не можешь “перемещать” людей? Вайс: Таких как ты - нет. Не доводилось пытаться. Это было оскорбление или комплимент? Или вообще что-то третье. Заммлер: Хорошо, и куда ты хочешь привезти меня на поезде? Надеюсь, домой… Вайс: И где твои выдающиеся аналитические способности? Ты в розыске, твой дом отправили под наблюдение в первую очередь. Заммлер: А в поезде меня не схватят? Кондукторы, например? Вайс: Кондуктор - не отряд полиции, я с ним справлюсь. У Заммлера сердце в пятки ушло. Заммлер: Ты собираешься его убить?! Нуль удивленно поднял бровь. Вайс: …Нет? Делать мне нечего, сокращать количество кондукторов. Ему нужно проверить так много информации и держать в голове столько всего, что он просто забудет, что на какую-то там фамилию нужно вызвать охрану. Нуль провернулся вокруг себя и указал в каком-то направлении. Вайс: Там железнодорожная станция. И он пошел туда. Заммлеру оставалось только догонять. Заммлер: А билеты? Меня не схватят за их покупкой? Вайс: Я уже позаботился о билетах. В доказательство своих слов он достал из кармана две бумажки, но тут же вернул их в карман. Заммлер: Как ты их достал? Вайс: Я их нашел. Они на дороге валялись. Заммлер удивленно остановился, но быстро догнал Нуля. Как можно “найти” билеты на нужное время в нужное направление? Он так что угодно может? Может, и резню роты можно было провести без Заммлера? Он хотел было спросить об этом, но мимо прошел прохожий. Лучше не разговаривать о массовых убийствах на людях. К тому же теперь он был занят тем, чтобы невзначай отворачиваться и не светить лицом. Не могут же абсолютно все жители городка забыть статью на первой странице из свежей газеты. Заммлер крайне старался вести себя непринужденно, пока они шли по вокзалу к нужному поезду. Наверное, нужному. Заммлер был в неведении, какой поезд им нужен и куда он едет. Заммлер был крайне удивлен, когда оказалось, что Нуль “купил” места в купе, хотя был ему за это благодарен. Тем более он удивился, когда Нуль, усевшись, достал пачку сигарет. Насколько он помнит, Вайс не курил. Заммлер: …Ты всегда носишь с собой сигареты? Вайс: Нет. Я их нашел сегодня. Заммлер: Как билеты? Вайс: Да. Заммлер: …Что ты еще нашел? Вайс: Лишние деньги у Кристофа Ягера тебе на первое время. Ты же помнишь, что тебе жить негде? Заммлер вспомнил свою теорию по поводу связи Нуля и Ягера. Заммлер: У тебя и Ягера… тоже, эм… сделка? Нуль затянулся и посмотрел в окно. Вайс: Мои договоры на стороне не твое дело. Заммлер: Он не просто так случайно застрелил Вебера, не так ли? Случайно прямо в сердце не стреляют. Нуль повернул голову к Заммлеру и сощурился. Вайс: Предположим, все так. И? Заммлер: Что он попросил? Нуль молча снова затянулся, не уводя взгляда. Лицо покойного Фабиана с такой неприязнью в выражении выглядело особенно жутко, так что Заммлер отвернулся первый. Заммлер: …Ты разговаривал с ним в виде его покойной жены? Ответа он не услышал. Видимо, чужие пакты - действительно не его ума дело. Он не может осуждать Ягера, своей лжематери же он поверил. Тот еще легко отделался, только одна отнятая жизнь. Может, он даже заключил пакт с Ягером только для выполнения нынешнего с ним, Заммлером. Заммлер: Почему бы тебе не сделать все самому? Ты мог бы заниматься убийствами без посредников, используя одно из… тел, что в твоей коллекции. Вайс: Это не так работает. Я не всесилен. Многие вещи происходят в мире случайно. Случайно поскользнулся, случайно ударился об угол стола головой, случайно умер. Ритуалы случайно не провести. Нужно намерение. Ни я, ни мертвые не могут совершать акционных действий. Только люди наделены данной привилегией. Даже ты, хотя это крайне несправедливо. Твое место должен был занимать я. Заммлер глянул на Нуля, тот задумчиво выдохнул дым в потолок купе. Вайс: Что-то я разоткровенничался. Полагаю, любой каприз за ваши деньги. Он неприятно рассмеялся. Заммлер хотел зажмуриться и закрыть уши, чтобы не запомнить Фабиана таким. Но, похоже, уже поздно. Заммлер: Что я должен буду сделать в этот раз? За свободу, которую я купил. Вайс: Узнаешь позже. У тебя еще вся жизнь впереди. Наслаждайся, раз ты ее выбрал. Заммлер: Ты снова собираешься… входить… в мое тело? Нуль подался вперед и улыбнулся. Вайс: Тебе не понравилось? Заммлер тут же отвернулся, уставившись в окно, но взгляд знакомых глаз все равно отчетливо чувствовался. Вайс: Не нравится точно знать, что делать? Знать, что все под контролем? Чувствовать себя полноценным? Заммлер не заметил, как действительно зажмурился и закрыл уши руками. — Нуль сошел на станцию первый, потянувшись. Заммлер вышел за ним, оглядываясь. Очередной незнакомый город. Разглядывая других пассажиров, он заметил много мужчин с увечьями. Людей отпустили с фронта, война окончена. Теперь и он в их числе. Добравшись до более-менее укромного уголка станции, Нуль достал пачку денег и записку, всучив их Заммлеру. Вайс: Этого хватит на аренду комнаты на неделю, и на еду, если будешь экономить. Здесь адреса мест работы, где тебя примут без лишних вопросов. На обратной стороне также арендодатели с не самой активной гражданской позицией и без нужды в вознаграждениях. Он также достал ту самую монету, что забрал в кабинете Ягера. Вайс: Ты можешь здесь осесть, а можешь переезжать куда угодно пока хватает средств. Но ты должен к 1933 быть в Постдаме. Заммлер: Недалеко от столицы? Звучит опасно… Вайс: Если ты не окажешься там добровольно, я заставляю тебя там появиться. Заммлер нервно сглотнул и забрал монетку. Вайс: На этом ты свободен. Как ты этого и хотел. И Нуль ушел, скрывшись в толпе. Заммлер, проводя тело Вайса взглядом, растерянно осмотрелся по сторонам, ища, где со станции выйти. Похоже, у него начинается новая жизнь. — Как и было приказано, в течение пятнадцати лет Йоханн переместился в Потсдам, в один из его наиболее отдаленных районов. Осесть где-то надолго, как бы он ни старался, не вышло. Где-то на работе на него усиленно доносили коллеги, где-то обманывали и не выдавали зарплату, где-то арендодатель выгонял из комнаты, в итоге, когда в городе не оставалось ни работы, ни жилья, он переезжал и начинал круг заново. Сначала его удивляло, что никакого активного преследования его не идет, но видя состояние своей страны, видя все эти проблемы с экономикой и политикой, он понимал, что властям теперь просто не до него. Под конец он, все еще де-юре находясь в розыске и не имея возможности жить и работать официально, чувствовал себя более-менее спокойно в материальном плане. В душевном же его штормило, особенно первое время. Приходя с очередной смены на заводе или другого низкоквалифицированного труда, на который его взяли, он мог истерично смеяться, он мог рыдать не прекращая, он мог несколько часов смотреть в стену, вспоминая самые ужасные моменты своей жизни, а мог думать о всём прекрасном, но боль это приносило не меньшую. За эти годы он прокрутил лица всех погибших в окопе по несколько раз, он выбирался в ближайший парк ночью портить газон воткнутыми сучками, символизирующими надгробные кресты, он выдумывал десятки альтернативных последних диалогов с Фабианом, он сотнями способов прощался с Кристиной перед побегом. Он пытался сбежать от нынешней, наихудшей версии его жизни, куда угодно, он начал много читать, но все попадающиеся ему произведения были на редкость депрессивны. Иногда он думал о Нуле, но совершенно не знал, за что взяться, чтобы поискать на него информацию. В итоге он смирился с тем, что он - одно из воплощений дьявола. Заммлер сам виноват, что с ним связался, сам виноват, что назаключал сделок и соответствующе расплатился. Он сам виноват, что чего-то хотел. Виноват виноват виноват виноват- Аккурат к переезду, он прочитал в газетах о смене власти. И вовремя, потому что теперь у государства появились силы охотиться за неугодными - он чувствовал, что за ним началась охота. Он увидел, как полицейские на улице стали проверять паспорта, он увидел свою старую фотографию в новой подборке разыскиваемых преступников в газете, он увидел какого-то мужчину в костюме, что подходил к начальнику цеха на заводе и спрашивал про него. Благо, с момента на фотографии он постарел, а свое реальное имя уже давно не использовал. Паспорта же у него не было с самых пыток. Заммлер начал носить более скрывающую внешность одежду, старался лишний раз не выходить на улицу и не попадаться никому на глаза. Но как бы он ни старался, директор завода все равно попросил его уйти, им проблемы не нужны. Арендодатель тоже намекнул, что у него могут проверить паспорт проживающего. Заммлер, на грани банкротства, пытался найти, где можно подпольно подделать паспорт, а также новое место работы, может, более скрытное, чем завод. Он пытался не устраиваться в нелегальные ресторанчики, торгующие непонятно чем, но теперь пришлось рассматривать и такой вариант, чтобы накопить денег на паспорт. — Он смог выкрутиться, даже не предлагая никому наркотические вещества, чем он гордился, но при покупке паспорта он, кажется, попался. Тот мужчина, предположительно следователь, теперь периодически попадался ему на периферии зрения. Он определенно за ним следит. Что он о нем знает? Он знает, что у него небольшая хромота? Если да, то откуда? Ему стоит ходить более ровно или наоборот? Может, ему попробовать осветлить волосы перекисью? Может, попробовать изуродовать лицо? Он не хочет быть пойманным, он не- Его выгнали с очередного места работы, уже подпольного, видимо, из-за давления. Из-за него же его окончательно прогнали из комнаты. У Заммлера больше не осталось укрытий, где он мог бы прятаться, хвост был все ближе, а уехать из Потсдама он боялся из-за Нуля. Это была его ловушка? Что ему делать? Он, все еще находясь в пределах города, ушел на более отдаленные и лесистые окраины и смог найти там заброшенное полуразрушенное здание в отдалении от населенных районов. Ему все еще нужно придумать, чем питаться. Он может потерпеть неделю, может две, но дальше? Преследователь, который гоняется за ним несколько месяцев, не отстанет за две недели. Заммлер был готов жрать траву с земли, но сидеть тихо на одном месте. Трава оказалась не сильно питательной, он все равно вскоре почувствовал адский голод. Но он боялся выйти даже за водой, предпочитая искать лужи и прочие скопления жидкости. Отвращение давно пропало, вскоре он начнет пить свою мочу, если лужи высохнут. Его опасения подтвердились, он наблюдал из окон без стекол человеческую фигуру, шастающую в округе, пока что в отдалении, но это вопрос времени, когда он решит проверить подозрительное одинокое заброшенное здание. Хотелось плакать, хотелось кричать от отчаяния. Плевать на Нуля, но бежать из города уже поздно, он даже пешком никуда не выйдет, не говоря уж о транспорте. Он здесь заперт. В дурацком кирпичном разваливающемся параллелепипеде. И он сидит здесь часами кусая давно изуродованные ногти, чувствуя боль в животе то ли от голода, то ли от отравления водой, боясь лишний раз показаться в окнах, а потому ползающий на четвереньках. Это ему не помогло, в одно утро, после очередной бессонной ночи, он услышал приближающиеся шаги. Заммлер, сглотнув, бесшумно пополз вглубь дома. Может, как-то вылезти через окно на противоположной стороне? Куда ему бежать, вокруг лес. Он сможет там скрыться? Куда ему потом идти? А если мужчина обойдет здание? А если он услышит и побежит за ним? Заммлер сейчас явно не лучший бегун. Черт, черт, надо спрятаться… Но где?! Заммлер скрылся в самой центральной комнате. С какой бы стороны преследователь не захотел подойти, он услышит и уйдет в противоположную сторону. Да, хорошо, хороший план. Он сидел, напрягшись всем телом и мелко дрожа, зажав рот рукой и вслушиваясь. Мужчина: Эй! Здесь есть кто-нибудь? Потому что если есть, тебе лучше выйти по-хорошему! Я вооружен, слышишь? И я захожу! Его голос где-то снаружи. Заммлер даже не знал, он боится еще сильнее, или человеческий голос, такой уверенный, спустя неделю полной тишины, его успокаивает. Ему надоело, Господи, как же ему надоело это все. Он снова хочет только, чтобы все прекратилось, чтобы абсолютно все закончилось, он просто хочет нормальной жизни, он хочет ее заслуживать просто по праву того, что он человек. Он обернулся на голос и стал вслушиваться усерднее, пытаясь расслышать шаги в другой части здания. И он чуть не вскрикнул в зажимающую рот руку, когда почувствовал прикосновение к плечу. Он резко обернулся и увидел знакомое отсутствие лица. А он думал, что ситуация не может быть хуже. “Я помогу тебе, Йоханн Йозеф Заммлер” Заммлер, поглядывая в сторону, откуда шел голос, начал усиленно мотать головой и отползать хоть куда-то, но Нуль, уже крепко схватив за плечо, не дал уйти. Вновь наижутчайший процесс слияния, в который Заммлер не мог и пискнуть, все еще боясь следователя в паре-тройке комнат от него. Может, Заммлер подумал так от безысходности, но он был в какой-то мере рад, что больше не ему придется решать, как выкрутиться из этой ситуации. Он бесшумно встал, проследил сквозь стены взглядом за мужчиной и осмотрелся. Затем достал из кармана моток лески. Натянув ее на проходе, он достал из того же кармана знакомый кинжал, который в этом кармане поместиться никак не мог, и затаился за поворотом у входа. План сработал, следователь не ожидал лески на конкретном проходе, и споткнулся. Воспользовавшись секундной слабостью, он набросился на мужчину, но тот остановил руку с кинжалом. Он моментально сменил план и схватился за руку с пистолетом. Началась борьба. Мужчина, вглядевшись в лицо Заммлера, изменился в лице. Что это, отвращение или жалость? Мужчина: Выходить с ножом на человека с пистолетом не очень умно. У меня нет цели тебя убивать. Кажется, в тюрьме тебе будет лучше, чем здесь. Я предлагаю сдаться, мы можем поговорить. Он молча продолжил пытаться либо освободить руку, либо вывернуть руку следователя, чтобы обезоружить того. Мужчина: Мы не будем плохо обращаться, я обещаю. Мы дадим еду и воду. Нам только нужно узнать, что произошло. Может, ответишь что-нибудь? Следователь не бросал попыток разговорить его, но он упорно молчал. Заммлер же, будь тело еще в его контроле, поверил бы. Почему-то чем больше он слушал мужчину, тем более приятным и успокаивающим казался голос, он был достаточно убедителен для Заммлера. Он верит, что с ним просто поговорят и мирно посадят в камеру, которая сейчас действительно казалась не самым худшим местом. Единственное, что его сейчас пугало, это возможный смертный приговор. Может, он сможет договориться? Он готов сотрудничать, если этот мужчина будет вести его дело. Может ли он как-то согласиться? Может ли сообщить Нулю? “Нет, ты не можешь.” Заммлер, если бы сейчас имел физическое воплощение, а не был только своими мыслями, покрылся бы мурашками. Очень жутко, что все это время Нуль слышал его мысли, хотя, если тело сейчас принадлежит ему, почему бы ему и не слышать? Почему я не могу сдаться? “Пришло время платить свою часть пакта.” Что?.. Так этот приятный, уверенный мужчина все это время был целью? Его намеренно привели в Потсдам, чтобы столкнуть с ним? И вся это отвратительная ситуация с прятками в этих развалинах… Он поступил подло - пока они отступали, продолжая бороться, он поставил подножку, резко ударив ногой по ногам мужчины, второй раз заставляя того споткнуться. Снова воспользовавшись моментом, он сумел перехватить пистолет, держась за него вместе со следователем, направить на руку последнего и нажать чужим пальцем на спуск. Выстрел. Громкий рык боли. Хватка на руке кинжалом исчезла, он добрался лезвием до горла мужчины. В лицо Заммлера прыснула струя крови. Раненой рукой следователь зажал горло, и попытался выстрелить в Заммлера, но он, все еще держа руку с пистолетом, увел ствол и выстрел прошел мимо. Он нанес еще один удар кинжалом, в этот раз по руке с пистолетом, по запястью, удивительно точно попав по чужой руке, но не по собственной. Хват пистолета ослаб, он выхватил его и отбросил. Обезоруженный служитель закона начал пятиться, гневно смотря в лицо Заммлера. Он, возможно, хотел что-то сказать, но стоило ему приоткрыть рот, как оттуда полилась кровь. Он, перехватив кинжал поудобнее, сделал выпад и ударил в грудь, попав аккурат меж ребер, видимо в легкое. Мужчина закашлялся кровью и, как только он убрал лезвие, упал на колени. Он в последний раз взглянул на Заммлера, прежде чем он, примерившись, глубоко полоснул по боку шеи, и мужчина упал замертво. Он, перевернув тело на спину, воткнул кинжал в грудь, поближе к сердцу, и начал шептать что-то на языке, которого Заммлер не знал. Закончив подобие молитвы, он начал озираться, но ничего не увидел. Он забрал нож из тела и испарил его в кармане. Встав и вытерев кровь с лица, он посмотрел на руку, а потом начал вылезать из тела Заммлера. Снова получив контроль, Заммлер понял, что у него нет сил, чтобы стоять, и он упал на колени рядом с телом. Нуль уже собирался уходить. Заммлер: …Что мне делать дальше? Тот остановился, вернулся к Заммлеру и положил руки ему на плечи. Нуль: Тебе нельзя покидать Потсдам. Заммлер: …Где мне жить? Нуль: Мне дать тебе жилье? Работу? Заммлер: …Я убил полицейского. Меня начнут преследовать активнее. Нуль: Не беспокойся. Я разберусь. Он погладил его по плечу. Нуль: Все будет в лучшем виде. — Заммлер, как и было сказано, перебрался на другой край города. Он действительно получил хоть какую-то каморку, его приняли сортировщиком товаров на черный рынок. В целом, у него был кров и пища, но напряжение в городе все равно чувствовалось. Тем более, что совсем недавно, как выяснилось из газет, была какая-то крупная политическая чистка. Заммлеру стало совершенно плевать на политику. Ему стало плевать, что огромные массы населения стали страдать из-за дискриминации. Ему стало плевать на озлобление обычных граждан. У него и своих проблем полно. Он будет делать то, что должен, что в его силах, просто чтобы выжить. Потому что умирать не хотелось. Не хотелось очередных пыток, не хотелось петли на шее, не хотелось пули в лоб. Заммлер цеплялся за жизнь, потому что это последнее, что у него осталось. А еще у него осталось удостоверение того следователя, он украл его у покойного. Заммлер прятал его ото всех и, когда оставался один в комнате, доставал и рассматривал. Его звали Альдрих Келлер. Он был на два года старше Заммлера, хотя выглядел моложе своих лет. Он носил с собой старую семейную фотографию с ним самим, симпатичной женой, младенцем у нее на руках и сыном лет шести. Почему-то эта фотография застряла где-то в душе, он иногда более часа задумчиво смотрел на нее, перед тем как убрать обратно в удостоверение. Заммлер забыл, что такая вещь, как семья, существует. Что два человека могут любить друг друга, жить вместе, могут завести детей и всегда положиться друг на друга. Что у них может быть будущее, они могут построить далеко идущие планы и вместе идти к цели, чтобы в итоге чего-то достичь. Жизнь Заммлера же давно превратилась в тень от жизни, выживание, физическое существование. Он не мог строить никаких планов и не мог надеяться ни на какой положительный исход. Ему ничего не оставалось, кроме как жить одним днем. Стоит ли такая жизнь… жизни? Он каждый раз отгоняет такие мысли. Если даже то единственное, что принадлежит ему полностью, не будет иметь никакой ценности… Он хочет еще что-то из себя представлять. Может, не человека в полной его мере, но хотя бы основа для него. У него все есть. Все, чтобы не умереть и чтобы считаться человеком. Этого достаточно для жизни. Заммлер стал работать усерднее, пытаясь найти смысл в пользе другим. Да, на черном рынке. Но, как оказалось, ничего опаснее импортной курицы ему не давали. Замечательно. Потом, кажется, его контору почти раскрыли и сортировочному пункту пришлось переехать в другой район. Теперь Заммлеру приходилось долго идти до рабочего места, вставая на рассвете и возвращаясь уже в ночи. Он уже хорошо ориентировался в улочках, потому мог идти дворами и закоулками. Прошло уже немало времени с момента убийства Келлера. Заммлер уже потерял бдительность, как в один из поздних вечеров, во время возвращения домой с работы, его не выхватила рука из-за поворота дома. Заммлеру даже вскрикнуть не хотелось, он просто удивленно поднял брови. Его выхватил Нуль. Он прижал его к стене и, выглянув за угол, осмотрелся. Ну, наверное, осмотрелся, у него нет глаз как таковых. Не в этой форме. Заммлер нервно поправил воротник и тоже осмотрелся, но ничего не увидел. Заммлер: …Что-то случ- “Снова пришло время платить. Ты мне нужен, Йоханн Йозеф Заммлер.” Заммлер: Чт- Опять?! Я заплатил, тебе было мало Келлера?! “Тише. Ты все еще свободен, не так ли? Пакт не был закончен со смертью Альдриха Келлера.” У Заммлера все похолодело внутри. Так он оформил подписку на свою жизнь. Нуль, кажется, заметив что-то, либо решив закончить разговоры, вновь начал процесс слияния. Заммлеру показалось, что еще одна такая процедура, и его стошнит. Он, вновь получив тело в свой контроль, сразу приготовил кинжал и начал осторожно перемещаться вдоль переулка, видимо, выбирая более удачную позицию для атаки. Цель замечена. Понурого вида женщина в темном платье. Кажется, она не сильно обращала внимания на безопасность, идя не слишком далеко от основной пешей улицы. И все же, сейчас не было наблюдателей. Подождав, пока она пройдет мимо угла, за которым прятался, он выскочил на нее со спины, схватил, зажав рот, и в пару движений перерезал шею. Истекающее кровью тело он аккуратно положил на спину, все так же воткнул кинжал в сердце и прочитал заклинание. Повертев головой и, по-видимому, не найдя ожидаемого, он нахмурился, но спрятал кинжал в пространство в кармане и отделился. Даже не посмотрев на Заммлера или совершенное кровавое преступление, он ушел, исчезнув за поворотом. Заммлер, вновь властный над собой, в шоке смотрел на безжизненное лицо с застывшей гримасой ужаса. На лицо женщины с фотографии Келлера. Он сделал детей сиротами. — Иногда Заммлер считал. Мог пересчитывать жертв из далекого 1918-го, хотя знал это число наизусть, мог считать шрамы на ноге, мог вырывать волосы по одному и считать их, пока не станет слишком больно. Недавно он считал, сколько ему лет. Уже сорок шесть. С ума можно сойти, достаточно серьезный возраст. Это двадцать лет, как он выбрался из пыточной. Двадцать лет его нынешнего пакта с Нулем. А сколько еще будет? Сколько еще он будет жить вот так? Сколько еще Нуль будет его мучать? Смерть же наступит, рано или поздно, вопрос только “когда?”. И как-то совсем плохо становилось, когда Заммлер осознавал, что до самой его смерти ничего не изменится. Лучше не станет. Светлая полоса жизни не наступит. Он либо живет вот так, где ему противно от самого себя, либо умирает. А умирать как-то по-животному не хочется. Кто бы сомневался, Нуль снова пришел к нему. В этот раз, забрав тело заранее, он сам в вечерних сумерках крался к какому-то конкретному месту. Это оказалась пивная. Он, вероятно, за неимением часов, посмотрел на небо, и принялся ждать за поворотом. Но через некоторое время ему, наверное, надоело, потому как он достал из кармана не кинжал, а свиток и футляр для стилуса, и, взяв устаревшее приспособление для письма в руку, начал исписывать кусок свитка. Заммлер, конечно, все видел, но это мало того, что был другой язык, так еще почерк Нуля был совершенно не читаемый. Писал он быстро, местами размашисто, но без помарок или протечек чернил. Откуда в стилусе чернила? Наверное, оттуда же, откуда сам стилус появился в кармане заммлеровских брюк. В какой-то момент он закончил, аккуратно убрал все обратно в небытие и снова стал ждать. Прошло уже прилично времени, Заммлер уверен, что перевалило за полночь, народ почти полностью разошелся. Один парень, собиравшийся было пойти домой, но осознавший, что ему резко поплохело, быстро вбежал в щель между зданиями, где он прятался, и проблевался. Оперевшись на стену и вытерев рот рукой, тот только сейчас мутным взглядом заприметил его в паре метров. Сначала парень никак не отреагировал, но вглядевшись повнимательнее, тот будто узнал лицо Заммлера. Он удивленно распахнул глаза, а потом нахмурился. Парень: Ты-! Он уже достал привычное орудие убийства из золота и быстро расправился с нетрезвым молодым мужчиной. Снова кинжал в сердце и непонятный поток звуков. Снова Нуль просто отделился и ушел, оставив Заммлера разбираться с последствиями. Заммлера стошнило рядом с парнем. Он даже думать не хочет, кем этот парень является. Точнее, являлся. — В местных газетах уже начали рассказывать байки про маньяка, вырезающего тех, кто выходил на его след, вместе со всей семьей. Заммлер так устал от всего этого. От Нуля, от убийств, от этого проклятого Потсдама. Надоело! В один из дней он решил сбежать. Куда угодно - в другой город, в деревню, просто в лес. Неважно. Куда угодно в другое место. Он достал монету, которую теперь хранил в ящике тумбочки, и выбросил ее в окно. Сам, не беря с собой ничего, ведь у него ничего и нет, он до рассвета вышел из дома, в котором жил, и пошел к окраинам города. После нескольких часов ходьбы он дошел до того, что считалось границей города, и увидел забор с охраняющимся контрольно-пропускным пунктом в отдалении. В растерянности Заммлер осмотрелся. Это что такое получается… Он почувствовал руку на плече, заметно вздрогнул, и только от мысли, кто это может быть, почувствовал боль в давно зажившей ноге. “Они не выпустят преступника из города.” Заммлер тут же отпрянул и сбросил руку Нуля с себя. Нельзя давать ему касаться себя, нельзя давать снова отбирать тело. Нельзя допустить новых невинных жертв. Нуль невозмутимо достал из кармана костюма, который он где-то нашел под свой крайне небольшой рост, знакомую золотую монету. Он против воли взял Заммлера за руку и вложил ее в ладонь. “Я сказал не терять ее.” Заммлер, готовый упасть без чувств, нашел в себе силы возразить Нулю. Заммлер: …Ус-условия договора не соблюдаются. Я не свободен, ты запер меня в городе. “Ты всегда был заперт на этой планете, на материке, в стране, в конце концов. Город - достаточно большая территория, чтобы ты чувствовал себя комфортно, чтобы ты чувствовал себя свободным внутри нее.” И что на это ответить? Заммлер беспомощно открыл рот, и, почувствовав свою победу, Нуль ушел. Заммлер остался с монетой в руке, запертый в городе, полном его жертв. Он не может просто сбежать от своих проблем, ему придется столкнуться с последствиями. — Кажется, опять началась война, он прочитал об этом в газете. Он больше ничего не читает, кроме газет. Он ничего не смотрит, кроме как на вид из окна на стену соседнего дома. Он отучил себя думать. Он почти не разговаривает. Он просто терпит, не зная, что именно он терпит и до какого момента. Чего он хочет? Не в этом плане, нет. Какого итога он ждет? Больше нет ничего, что он активно бы хотел, пытался достичь, но… Было бы славно сбежать. Было бы очень славно просто бежать далеко-далеко, пока нога позволяет. Было бы хорошо все прекратить, оборвать все связи, закончить со всем. Но не вешаться. Заммлер еще не готов самостоятельно лишать себя жизни. Он скорее будет терпеть и дальше, чем столкнется с пугающей неизвестностью конца. Может быть, не сейчас. Может быть, позже. Сейчас надо подумать, как выпутаться из всего того, во что его ввязал Нуль. Именно сейчас, пока последний человек с фотографии еще жив. Да, Нуль проник в его жизнь и пустил там корни, ровно половина бытия Заммлера прошла под пактами. Возможно, Нуль в его жизни навсегда. Нельзя выбросить монетку и забыть обо всем, нельзя сменить город без его ведома. Но… Слова - инструмент, не так ли? Нулю было нужно его согласие. Можно ли изменить ситуацию, если согласие закончилось, если Заммлер больше не хочет никаких подачек от него? Нуль ведь и сам сказал: “Попытка тоже засчитывается, если была сделана искренне.” Заммлеру стоит попытаться, просто попытаться.  Нужно дождаться прихода Нуля. И Нуль пришел. Появился в проеме меж домами, пока Заммлер шел на работу. Оглядевшись, есть ли свидетели, оказалось, что есть - можно было заметить патрульного. С началом войны военных сильно прибавилось, в том числе в городе. Заммлер послушно завернул за угол, вовне поля его зрения, и, опережая прикосновения Нуля, спешно достал монету и упал на колени перед безликим. Заммлер: Забирай. Мне это не нужно. Я отказываюсь. Что там нужно сказать? Я, Йоханн Йозеф Заммлер, разрываю нынешний пакт. Слышишь? Забирай свою проклятую монету, свою трижды мне не сдавшуюся свободу. Просто… Просто уйди. Он, произнося свою речь зажмурившись, чтобы легче было собраться с силами, сейчас посмотрел на Нуля. Он не знал, сработает ли. Не знал, можно ли этот дьявольский пакт вообще разорвать. Но он был обязан попытаться. Нуль, на пару секунд замерев, будто статуя, в конце концов злостно выхватил монету из рук Заммлера и действительно ушел. Слияние, за которым он пришел в этот закоулок изначально, не произошло. Ничего не произошло. Он просто ушел, действительно просто ушел, забрав дурацкую монету с дурацким уроборосом. Все закончилось. Весь этот договорной кошмар подошел к концу. Заммлер почувствовал слезы счастья на щеках. Именно сейчас он ощущает себя свободным. От переполняющего его облегчения он почти не слышит, как его окликают сзади и просят встать и показать документы.