Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко...

— Я знаю, — так же тихо ответил Андрей. Он действительно знал, что Марат поможет. Он мог надеяться на него, мог положиться. Но собственная совесть не позволила бы ему обратиться к Суворову за помощью. Чем ближе они становились друг другу, тем старательнее Андрей пытался отгородить Марата от этой грязи. Тем более, сейчас действительно стало чуточку легче и в помощи он не нуждался. Температура у Марата больше не поднималась, что не могло не радовать. Они ещё какое-то время просидели в полной тишине на полу. Андрей, положив голову Марату на плечо уже было начал засыпать, но шея быстро затекла и неприятные ощущения не дали провалиться в сон до конца. Спустя какое-то время Андрей вспомнил про куриный бульон, который сварил для Марата. Он поднялся с пола, высвобождаясь из чужих (чужих?) рук и тут же поëжился: за полчаса он уже успел согреться в объятиях. — Ты куда? — спросил Марат, поднимаясь следом. — Кормить тебя. Сзади послышался странный звук, отдалённо напоминающий фырканье. Андрей не оборачивался, но знал совершенно точно - Марат верно следует за ним. Улыбнувшись этой мысли, Васильев зашёл на кухню и встал у плиты, проверяя, сварился ли бульон. Убедившись в этом, Андрей выключил плиту и потянулся к навесному шкафчику за тарелкой. Внезапно он почувствовал, как на его плечи легли руки. Липкий страх пополз по спине противной змеёй. Андрей дёрнулся как от удара и отскочил от плиты, едва не ударившись поясницей о подоконник. Марат тут же вскинул ладони вверх, ясно давая понять, что не станет его трогать. — Извини, — раскаялся тихо и на всякий случай отошёл на безопасное расстояние, садясь за стол. Андрей сглотнул и попытался унять дрожь в руках. Ему было стыдно за свои неконтролируемые эмоции. За свой страх прикосновений, который он не мог никуда деть. Хотя с момента, когда Ильдар последний раз прикасался к нему, прошёл уже почти месяц, тело до сих пор чётко помнило всё, что он делал. Это словно было его личным приговором. Подумать только: нормальные люди спокойно касаются друг друга, а он шарахается от рук на плечах. И пусть умом Андрей понимал, что ничего плохого ему Марат не сделает, но в душе всё равно было неспокойно — Прости, ладно? Я не хотел пугать тебя, Андрюш, — виновато прошептал Суворов. Он не двигался с места, будто боялся одним неосторожным жестом спугнуть Андрея. Тот неуверенно кивнул. На то, чтобы выдавить из себя хоть слово, сил не нашлось. Он снова повернулся к плите, чтобы налить бульон. Всё это время Марат молча сидел за столом, но когда перед ним поставили тарелку, неожиданно скривился: — Ненавижу курицу. — Да..? — расстроенно протянул Андрей. Он не мог знать вкусовые предпочтения Марата, но всё равно стало как-то неудобно. Не спросил ничего, приготовил. Хотя в бредовом состоянии Суворов вряд ли бы смог рассказать ему что любит, а что нет. — Но ради тебя съем! — улыбнулся Марат и тут же взялся за ложку. Андрей впал в ступор, не зная, что и сказать, — Ты чего стоишь? Садись тоже! Ты сам то есть не хочешь? Не став перечить, Васильев послушно опустился на стул напротив Марата и подперев подбородок кулаком, принялся разглядывать его. Есть он не хотел, но предположил, что Марат сам поймёт это. Было не похоже, что бульон ему ужасно не по вкусу. Андрей невольно улыбнулся. Либо Суворов специально делал вид, чтобы не обидеть его, либо у него получилось сварить всё на столько вкусно, что даже человеку, ненавидящему курицу, нравилось. И тот и тот вариант не казался ему плохим. В молчание они просидели минут десять, пока Марат доедал бульон. Всё это время Андрей погрязал в размышлениях. Он до сих пор до конца не понимал, к какому выводу они пришли в ходе того странного разговора в спальне Марата, но к чему-то они пришли точно. Пусть и негласно. Уточнять у друга, что для него значит всё это, он не решился. Андрей подозревал, что Суворов и сам ничего не понимает. Хотелось верить, что в конечном итоге они разберутся. Постепенно, не сразу, но разберутся. — Давай посмотрим что нибудь? — спустя какое-то время предложил Марат, отодвигая от себя тарелку. — Давай, — пожал плечами Андрей и улыбнулся. Ему было без разницы, что делать. Главное с Маратом. Суворов тут же убежал в гостиную, настраивать телевизор. Через минуту послышался голос: — А что смотреть будем? Андрей зашёл в комнату и подошёл к дивану. Тот находился прямо напротив телевизора, что было очень удобно. — Мне не важно, главное с тобой, — озвучил он свои мысли, — Только пожалуйста не ужастик, — добавил, подумав, что ужасов ему и в жизни хватает. От этих мыслей Андрей слегка поежился, и это не укрылось от взгляда Марата. — Замёрз? — обеспокоено спросил тот, — Я сейчас плед принесу! — не дождавшись ответа, сказал он и тут же выскочил из гостиной. Андрей почувствовал, как уголки губ снова тянулся вверх. Вот от куда у Марата было столько энергии после такой то температуры? Возможно он просто быстро набирается силами, а может это такая реакция организма странная. В голову Андрею так и не пришло, что это он сам источник энергии для Марата, что это он наполняет его силами до краёв. Принеся плед, Суворов заботливо накинул его на плечи Андрею и сел рядом на диван с пультом в руке. Полистав каналы, он наткнулся на один, по которому показывали какую-то тупую комедию. Название Андрей не запомнил. Марат прокомментировал, что её как-то смотрели родители. Он почти сразу положил голову ему на колени и свернулся клубочком как ребёнок. Васильев просто не мог не умилиться этой картине. Друг выглядел таким... беззащитным в этот момент. Задумавшись, он запустил пальцы в короткие волосы и принялся гладить чужую голову. Для полноты картины Марату только замурчать оставалось. На протяжении всего просмотра Суворов комментировал каждое действие персонажей на экране, эмоционально реагировал на их косяки и переживал как за настоящих. А у Андрея с лица всё никак не сходила улыбка. Под конец даже щеки заболели от неё. Когда до окончания фильма оставалось где-то около пяти минут, Марат подозрительно затих. До Андрея дошло почти сразу, что тот уснул. Осторожно переложив голову друга со своих коленей, он встал и собрался отключить телевизор, но внезапно его запястье накрыли чужие тёплые пальцы. — Андрюша, не уходи, — сквозь сон попросил Марат. Жалобно так, будто от этого зависела вся его жизнь. Андрей устало улыбнулся и лёг рядом, накрывая их обоих пледом. Места на диване было нещадно мало. Они жались друг к другу, хватались за одежду как утопающий за соломинку. Было не то, чтобы удобно, но у Андрея не возникало и мысли о том, чтобы уйти. Он быстро провалился в сон следом за Маратом. Почти каждую ночь до этого его мучали кошмары. Даже во сне Андрея преследовали ненавистные руки. Но сегодня от чего-то, всю ночь перед глазами была лишь темнота. Спокойствие и умиротворение. Руки так же были на его теле. Но только не во сне. По настоящему. И это были руки Марата. Тёплые и мягкие. Родные. *** Утро встретило его лучами солнца, бьющими прямо в лицо. Андрей ещё пару минут не мог понять, где он находится и как сюда попал. Но когда наконец вспомнил, внезапно обнаружил, что Марата рядом нет. Судя по звукам он находился на кухне. Андрей подумал, что они будто поменялись местами. Он лежал на кровати ещё пару минут и смотрел в потолок. Васильев упустил момент, когда корка из боли и страха на его сердце постепенно начала трескаться и разламываться на куски, наконец высвобождая его из этого адского плена. Ильдара было значительно меньше в его жизни. Конечно, тот всё ещё жил в их доме, но теперь Андрея не трогал. Даже избегал. О том, что он всё же решил переключиться на сестру, Васильев даже не думал - та постоянно была рядом с мамой и не отходила от неё ни на шаг, это было попросту невозможно. И наконец в его жизни появился человек, которому он был по-настоящему нужен. Которому он мог доверять. Пусть пока не до конца, но больше, чем всем остальным. Эти внезапные перемены в собственной жизни не приносили ничего, кроме долгожданного упоения и спокойствия. Возможно вселенная или Бог (уж что там было Всевышное, Андрей знать не мог) наконец повернулись к нему лицом. Решив, что нет смысла продолжать лежать на кровати, он встал и направился на кухню. Марат стоял возле плиты и с особым остервенением пытался зажечь спичку, при этом тихонько матерясь себе под нос. Но каждая спичка то отказывалась зажигаться, то вообще ломалась пополам. Андрей без злобы усмехнулся про себя и, бесшумно подойдя к Марату со спины, обхватил его руки своими и в одну секунду зажёг злополучную спичку. — Мать твою дери! — дёрнулся от неожиданности Суворов и едва не выронил из рук всё, что держал. Андрей улыбнулся, поймав его напуганный взгляд. — Ты поджигай, а то прогорит, — вместо приветствия сказал он, кивнув головой в сторону спички, — А вот про мать было лишнее, — шутливо добавил Андрей, когда Марат отвернулся к плите и зажёг конфорку. С его стороны послышался нервный смешок, но он ничего не ответил, видимо ещё прибывая в состоянии шока. Андрей вдруг подумал, что зря сделал это, ведь сам всегда шарахался от неожиданных и вообще любых прикосновений, но сам же сейчас смеялся с реакции Марата. Чтобы хоть как-то искупить свою вину, он молча приобнял того со спины и прижался щекой. Поверх его рук тут же легли тёплые ладони Суворова, а сам он чуть отклонил голову назад, видимо для того, чтобы положить её на плечо Андрею, но едва не свернув шею, передумал. — А вообще, доброе утро, — наконец произнёс Марат хоть что-то. — И тебе, — ответил Васильев, всё ещё прижимаясь щекой к чужой спине. — Тебе хоть удобно было? Места не мало? Не жарко? — внезапно затараторил Марат, заваливая его вопросами. — Тшшш, — мгновенно успокоил Андрей, — Мне было хорошо, не волнуйся. "И впервые, за два года, спокойно" — подумал он про себя, но вслух сказать не решился. Эти слова только насторожили бы Марата, что было совершенно ни к чему. *** После завтрака Андрей засобирался домой, потому что в квартиру неожиданно вернулся брат Марата. Тот сообщил ему о своём вчерашнем недомогании и объяснил причину нахождения в доме незнакомого человека. На это Вова, так его звали, отвесил брату подзатыльник за то, что тот не рассказал ему сразу, а вместо этого потревожил чужого человека. — Нет, что вы, мне не трудно! Всё же, мы друзья, — мягко улыбнулся Андрей, думая про себя, а друзья ли? Или дружба всё же вышла на новый непонятный пока для них уровень? В любом случае, Вове об этом знать не обязательно. Тот тогда лишь посмеялся на то, что к нему обратились на Вы, и попросил, впредь не разводить такую "официальщину". Для Андрея вежливые обращения к незнакомым людям были чем-то таким же обыденным, как чистка зубов или поход в школу. Его просто так воспитали. Но он всё равно пообещал обращаться к Вове на Ты, хотя тот был значительно старше его самого. Лет на десять точно. *** С этого момента в их с Маратом отношениях будто треснуло что-то устоявшиеся и уже привычное, но лишь для того, чтобы дать возможность родиться чему-то новому. За выходные Марат выздоровел и в понедельник уже пришёл на учёбу в самом лучшем состоянии. В школе они вели себя как обычно. Марат как и прежде обнимал его, не обращая внимания на чужие косые взгляды и перешептывания. Он обнимал не так, как обычно это делают закадычные друзья, которые привыкли называть друг друга братьями. Он обнимал по особенному. Осторожно, бережно, будто думал, что Андрей целиком и полностью состоит из хрусталя. Васильев первое время волновался по этому поводу, а потом просто отпустил ситуацию. Будь, что будет. Даже на уроках Марат никак не мог сосредоточиться на учёбе и постоянно болтал. Андрей не собирался его останавливать, но одновременно пытался слушать учителя и шепот Суворова. Когда его услышали, Флюра Габдуловна повернулась к их парте с таким видом, будто оба были врагами народа. Но даже после замечания Марат не успокоился. Он вырвал из тетради лист и принялся неаккуратным почерком писать что-то для Андрея. А тот внезапно вспомнил ту самую записку, предназначенную лишь для него одного, которую он спрятал дома в какой-то книге. *** После школы Марат вызвался проводить его до дома, пояснив, что брат сегодня дома, и в гости к нему пойти не получится. Что странно, стоило им выйти из здания, Суворов неожиданно замолчал, хотя до этого болтал без умолку. Всю дорогу его лицо было задумчивым. Андрей то и дело поворачивал голову, проверить, не изменилось ли что нибудь, но Марат всё так же хмурился и думал о чём-то своём. Решив не трогать его, он молча продолжил идти рядом. Внезапно его руки коснулось что-то тёплое и мягкое. Андрею потребовалась секунда, чтобы понять, что это. Но стоило ему догадаться, Марат тут же одëрнул руку. Поддавшись неожиданному порыву, Андрей взял инициативу на себя и уже сам переплёл их пальцы. От этого осторожного, полностью пропитанного неловкостью жеста, сердце его затрепетало в груди пойманной птицей. — Нас посадят, — дрогнувшим голосом шепнул Марат. Андрей чувствовал: тот тоже нервничает. Возможно даже сильнее его самого. — Ну и пусть, — ответил он, увереннее сжимая чужие пальцы. С губ Суворова сорвался короткий нервный смешок, но руку он не убрал. На их счастье, на улице людей было мало и никто не обращал внимания на них, у всех были свои заботы и переживания. Так, держась за руки, молча они дошли до дома Андрея. Ещё минут пять стояли в молчании и не знали, что сказать. Затем Марат тяжело вздохнул и нахмурился, снова обдумывая что-то. Он огляделся по сторонам, а Андрей увидел, как в этот момент дёрнулся его кадык. Вздохнув ещё раз, будто решаясь на что-то, Марат вдруг приблизился к нему и поцеловал в щëку. Васильев почувствовал, как по всему телу пробегает дрожь и медленно уходит куда-то в кончики пальцев на ногах. "Наверное, это и значит - сердце в пятки ушло" — подумал он. Потом Марат неловко улыбнулся и проговорил что-то себе под нос: — Ну это... н.. мхм.. Пока? Андрей молча потянулся к нему и обнял, утыкаясь носом в шею. Это уже стало его привычным прощанием. Марат замер как всегда, а затем очень неловко и осторожно положил руки ему на талию. Васильев вздрогнул от этого касания, но не отстранился. Марат внезапно снова вздохнул и начал: — Кхм.. я это.. я тебя.. — Я тебя тоже, — с улыбкой перебил Андрей, прекрасно понимая, что тот хочет сказать. Он не видел выражения лица Марата, но почему-то был уверен, что тот улыбается. *** Они видели небо Видели вместе Падали в воду... — Погоди! Ты не туда! — Сука... Они видели небо Видели вместе Падали в воду Зажигали гирлянды... — Марат, погоди! — Да что опять не та-ак?? Андрей встаёт позади, кладёт свои руки поверх чужих и слегка сжимает. — Ты на этом моменте путаешься. Клавиши вообще в других направлениях находятся. Сердце замирает. У обоих. Прошла уже неделя с момента их странного признания, но они всё ещё не привыкли к тому, что происходит между ними. Любые, даже случайные касания вводили обоих в ступор и дикую неловкость. — А.. понял. Эта песня, кстати, очень похожа на нас, — сказал Марат, немного подрагивающим голосом. — Мгм. Все песни Земфиры - наши песни, — подтвердил Андрей. Он не любил ассоциировать себя с песнями, персонажами и чем либо ещё, но сейчас это действительно было правдой. Можно сказать, их с Маратом сближение началось как раз с песен Земфиры. Они сыграли почти каждую, и каждая навсегда запала в душу. Внезапно Суворов высвободил руки и встал с табурета. Ничего не говоря, он отошёл от пианино, но почти сразу встал как вкопанный. Андрей увидел, как напрягаются его плечи. Такая неожиданная перемена в настроении "друга" слегка его насторожила, но спросить он не решился. Долго ждать и не пришлось. Марат внезапно судорожно выдохнул, резко развернувшись, в два шага дошёл до Андрея и взял его лицо в ладони. В его глазах плясали задорные огоньки, но во взгляде чувствовалась неуверенность. Васильев вздрогнул от неожиданности и замер на месте. Он не знал, чего хочет Марат, но подсознательно уже понимал, что последует за этим действием. И его подсознание оказалось право. Губы Суворова внезапно накрыли его собственные в осторожном, до дрожи невинном поцелуе. Он не торопился углублять поцелуй, словно боясь разрушить нечто хрупкое очень-очень тонкое, как листовое стекло. Мир замер на секунду, а затем будто схлопнулся для них двоих. Ничего больше не существовало и не было так важно, как человек напротив. Андрей слышал стук собственного сердца в ушах, пульсацию в венах и каждой клеточке своего тела. Марат на секунду отстранился, заглянув в глаза Васильеву, словно вымаливая одним только этим взглядом немое разрешение, а затем, поймав его ужом взгляде, снова припал к его губам. Марат целовался так, будто отвоёвывал его у всего мира. Будто молча кричал всем, кто делал ему больно: «Это всё теперь моё! Его губы, руки, глаза! Моё! Вы теперь не посмеете тронуть его! Никогда!»