
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
«Прекрасное далеко, не будь ко мне жёстко» — пелось в той старой советской песне, что он играл на пианино в музыкалке. Его далеко всё же оказалось жестоким и совсем не прекрасным. Кажется, только один человек способен отогреть и вылечить его больную побитую душу. Но пропасть между ними из тысячи тайн и скелетов в шкафу слишком велика, почти непреодолима. Да только вот оба уже стоят на краю этой пропасти. У одного есть выбор: отойти в сторону или же попытаться оттащить второго от края.
Примечания
Действия происходят в современном мире. Марат и Андрей в 10 классе.
Посвящение
Всем тем, кто тоже любит этих двух мальчиков и ненавидит Ильдара 🦋
Аллигаторы... Че?
29 января 2024, 09:07
Хочешь
Сладких апельсинов?
Пальцы осторожно касаются клавиш, словно боясь поломать что-то.
Хочешь
Вслух рассказов длинных?
К пианисту снова подходят ближе, только в этот раз не касаясь его.
Хочешь
Я взорву все звезды...
Что мешают спать?
Марат отходит его сбоку, чтобы попасть в поле зрение. Чтобы не напугать. Опять. Садиться на колени около пианино и снова кладёт голову на его колени. С ним так тепло. Так хорошо и спокойно.
"Хочешь?" — трепещет в голове тихо-тихо.
— Пожалуйста, только живи... Ты же видишь, я живу тобою, — шепчет Марат одними губами в такт музыке. Он не просто поёт слова песни. Не просто бездумно повторяет их. Он поёт конкретному человеку. Поёт тому, на чьих коленях лежит сейчас.
— Моей огромной любви хватит нам двоим с головою.
Хочешь
Море с парусами?
Хочешь
Музык новых самых?
Хочешь
Я убью соседей
Что мешают спать?
Он действительно готов всё отдать. И море с парусами, и сладкие апельсины, и звёзды взорвать готов, и соседей убить. Всё, лишь бы Андрей снова улыбнулся.
"Неужели ты не видишь, как я хочу помочь?" — думает Марат.
"Я всё сделаю! И из проблем тебя вытащу и всю твою боль заберу, ты только позволь мне это сделать. Попроси о помощи, слышишь?! Попроси!! Покажи, что я действительно нужен тебе, и я всё сделаю! В цифру восемь извернусь, но сделаю!!"
Он почувствовал, как по щеке бежит слеза, но обращать на это внимания не хотелось. Марат не знал, от куда в нём такая неконтролируемая тяга помогать Андрею. Ведь на других чужих людей, на своих одноклассников например, ему было абсолютно плевать. Суворов был уверен, явись в школу Искандер с переломанными костями и избитый до полусмерти, он даже не шевельнулся бы в его сторону. Как и в сторону любого другого его одноклассника. Выворачиваться наизнанку он был готов только ради членов своей семьи и то, не всех. Ради мамы и Вовы, ну и Наташи конечно же. А сейчас Андрей будто бы неожиданно вошёл в этот круг "избранных". Только очень странным образом, мол «Ты, Маратик, общайся со мной, но в дела мои не лезь». Это убивало. Суворова почти ломало, когда он обнимал Андрея там за деревьями и слушал его надрывный плач. Ломало от того, что он не может помочь. Ломало, от того, что он даже не знает, почему Андрей плачет. Почему не подпускает к себе и ничего не рассказывает. Ещё и фраза его эта: «Не ломай свою жизнь моими проблемами». Марат запутался окончательно. Он не знал, что ему делать. Просто не знал.
Музыка закончилась. Андрей медленно убрал руки от клавиш и положил обе руки Марату на голову.
"Ну почему ты не открываешься мне?!" — почти воет Суворов в мыслях. Опять слеза катиться по щеке. Ну вот что с ним твориться? Вот надо было ему так к Андрею привязываться?
***
С каждым днём эта привязанность казалась ему всё не нормальнее и не нормальнее. С того дня прошло три недели, а они с Андреем там и общались каждый день, но тот так же никогда не заикался о своих проблемах. Марат не спрашивал, как и обещал, хотя хотелось до безумия. Теперь после школы они почти всегда шли к Суворову. Погода располагала к долгим прогулкам на улице, но Марат даже не предлагал Андрею пройтись куда-то дальше их домов и школы, ведь ребро того всё ещё было сломано, но несмотря на это, они отлично проводили время и дома. Андрей уже не боялся оставаться подольше и что странно, ему никто не звонил и не звал домой. У Марата промелькнула мысль тогда, что возможно его семья облегчила "правила", чтобы компенсировать перелом, но наверняка он знать не мог. За неделю у них появилась какая-то своя традиция связанная с пианино. То Андрей сам садился за инструмент и играл, а Марат лежал у него на коленях, то учил Суворова новым мелодиям. По-началу у него ничего не получалось и, как человека, который вообще не отличался особым терпением, его это жутко бесило, хотелось всё бросить, психануть и хлопнуть крышкой. Тогда Андрей вставал позади него, накрывал руки своими и сам направлял пальцы, параллельно объясняя что-то. Марат в этот момент будто в космос улетал. Дыхание сбывалось напрочь, а ему оставалось только молиться, что Васильев не услышит, как сильно колотиться его сердце и не заметит бегающих по затылку мурашек. Уже спустя три дня у него начало что-то получаться. Андрей сидел на табуретке рядом и улыбался. Он уже не направлял его, не помогал, так как считал, что Марат и сам прекрасно справляется. И тогда тот начинал косячить специально. Он знал, куда ставить пальцы, но нарочно промахивался на соседние клавиши и делал вид, что его дико это раздражает. Ему так хотелось ощутить руки Андрея на своих, прерывистое дыхание на шее. Он сам не знал, что с ним происходит, собственные чувства пугали, но ещё больше пугала мысль о том, что от этого всего придётся отказаться. Поэтому он и не отказывался, хоть происходящее в его голове напоминало бред пьяницы. В какой-то момент, он видимо начал косячить слишком уж откровенно, потому что Андрей, наклонившись к его уху с усмешкой прошептал: — Мне кажется, или ты специально это делаешь? Марат тогда только сглотнул и вздрогнул от толпы, явно поехавших кукухой мурашек, которые носились по всему телу как ненормальные. О том, чтобы ответить что-то, не могло быть и речи, ведь язык просто заплетался. После этого нарочно соскальзывать с нужных клавиш он перестал, мало ли, подумает Андрей что нибудь не то. Хотя что не то? То, что Марат от одного его прикосновения в комок нервов превращается, а от взгляда плавится? Ну так правильно подумает. "Дебилизм какой-то" — ворчал в своей голове Марат. "Ну я че, реально педик что-ли?" С такими мыслями он всегда провожал Андрея. С такими мыслями встречал у школы, засыпал, просыпался. Это просто сводило с ума. Он метался туда сюда, сам не понимая, чего хочет и что чувствует. Весь день в его голове была какая непонятная каша из разряда: "Я че реально педик? Засмеют же... Не, ну какой из меня педик? Я же на других парней не засматриваюсь. С Андреем мне просто интересно, комфортно, весело. Ну подумаешь, на улыбку его запал. Ну я же только с эстетической точки зрения. Во! Я эстет! Ценитель всего прекрасного. А улыбку Андрея сложно не назвать прекрасной... Как и его самого. Губы у него такие красивые. Ну чисто со стороны эстетики. Интересно, какие они на ощупь... А как он целуется? Блять... Я сраный педик!" Как правило этот внутренний бой заканчивался совсем не в сторону Марата. По крайней мере, ему этот исход совершенно не нравился, но признавать поражение в бою с самим собой он пока не собирался. Тем временем Андрею будто бы становилось лучше. Он перестал быть таким запуганным и даже будто двигался свободнее, дышал спокойнее. Марат не знал, с чем это может быть связано, но его это не могло не радовать. Хотя бы это его успокаивало и отвлекало от какой-то бредовой дилеммы в голове. На переменах он старался замечать красивых девчонок из параллели или же из одиннадцатых классов, но даже смотря на них, он никак не мог угомониться: "Айгуль из 10 «А» такая красивая... Скрипачка. Похоже в одной музыкалке с Васильевым учиться... Так, стоп, при чем здесь опять Васильев? Ладно. Рита из 11 «В» тоже красавица. Весёлая, шумная. Глаза такие яркие, голубые, прям как у Андрея... Да перестань думать о нём, идиот! Вот Аня в моём классе милая. Улыбка у неё красивая. Но у Андрея лучше... Блять." Примерно так проходил каждый его день. Поначалу это жутко пугало. Потом начало раздражать. Чтобы хоть как-то отвлечься, он решил сделать упор на спорт. По вечерам бегал вокруг дома, подтягивался на турнике, пешком ходил встречал Вову с работы (его офис находился в четырёх километрах от дома). Брат, конечно, подозрительно смотрел на него первое время, но потом смирился и вопросов не задавал. Добивал себя Марат курением. Потому что только оно помогало хоть немного успокоить расшатанные нервы. По этому случаю даже купил себе отдельную пачку и избавил себя от необходимости тырить сигареты у брата. В купе со спортом, курение быстро вывело его из строя. Кашель мучил постоянно, в добавок ещё и какие-то странные судороги в ногах появились. Андрей сразу заметил его состояние и обеспокоенно спрашивал, всё ли в порядке, каждый раз, как Марата сгибало пополам в приступе кашля, придерживал за локоть, касался осторожно плеча. Ничего не было впорядке, но Марат говорить ничего не собирался. Ведь как бы это выглядело со стороны? «Ну короче, Андрюшка, я тут походу по уши в тебя втрескался, пытаюсь заткнуть свои чувства спортом и покуриваю периодически, у меня лёгкие походу отсохнут скоро, но пока держусь» Марат сам не понимал, зачем это делает. Не понимал, зачем мучает себя на столько сильно, но остановиться не мог, внушая себе каждый раз, что это поможет отключить чувства хоть на какое-то время, поможет стать нормальным. А потом он заболел. То ли на нервной почве, то ли из-за того, что постоянно тусовался на улице без куртки. Сначала у него просто жутко болело горло. Как сейчас помнит, что это был выходной. Вова собирался уходить к Наташе на ночь. Марат не стал тревожить его своим состоянием, не маленький, сам справится. А потом, к вечеру, у него поднялась температура. При чем резко так, что он понять не успел. В аптечке жаропонижающего не обнаружилось, а выходить из дома за лекарствами совершенно не хотелось, да и ближайшая аптека уже закрылась. Поэтому он просто решил отдохнуть и поспать, в надежде, что это поможет. Как оказалось потом, лучше бы он всё таки сходил в аптеку... Или нет?***
Андрей лежал на кровати в своей комнате и бездумно пялился в потолок. В наушниках играла какая-то тихая спокойная музыка. Мама бы назвала его времяпрепровождение бесполезным прожигаем жизни. Ей всегда хотелось, чтобы сын вёл активный образ жизни, постоянно хватался за разные дела, лишь бы не сидеть на месте. Сама она была именно такой. Но Андрей считал, что как человек со сломанным ребром (и пусть оно уже почти зажило) он заслужил хотя бы немного отдыха. Хотя бы вечером. В последнее время обстановка дома очень сильно изменилась. Она всё ещё была очень далека от определения «хорошая», но хотя бы немного... спокойная что-ли. По крайней мере Ильдар его пока не трогал. Не бил и уж тем более... не насиловал. Андрею казалось, что наконец его давнее и единственное желание было услышано, пусть ни без жертв, но всё же. Единственное, что его тревожило сейчас, это Марат. Вернее, его состояние. Тот всё так же хорошо общался с ним, звал к себе в гости, но будто бы немного закрылся. От его одежды стало сильно пахнуть табаком, хотя раньше этот запах был еле уловимым. Андрей беспокоился за друга, но тот на вопросы ничего не отвечал. Они оба будто бы в какую-то игру играли под названием: «Давай общаться, но секреты при себе оставим». Андрею эта игра не нравилась от слова совсем. Конечно, он не считал, что Марат обязан всем с ним делиться, но хотя бы какие-то главные свои тревоги высказать было можно. Хотя, чья бы корова мычала, да Андрюшена бы молчала. Внезапно музыка в наушниках на секунду стихла, а вместо неё раздался звук уведомления. Андрей потянулся к телефону. На экране высветилось сообщение от Марата: «Пизддц мнк чет хреновр. Вовы дома нкт. А у меня темпераьра 39 с чемть там. Если я умр,знац, мне м тобоц было кламсго» — прямо в таком виде. Андрею сначала показалось, что Марат в стельку пьяный, но прочитав про температуру 39 с чем-то там, он понял, что дела плохи, настолько, что тот даже по буквам нормально не попадал. «Куда это ты умирать собрался, золотой мой? Сейчас я приду, всё хорошо будет» — написал Андрей ответ и начал собираться. Ближайшая аптека, кажется, работала круглосуточно. Он не знал, есть ли у Марата дома лекарства, но в любом случае, если Вовы нет дома, ему нужна помощь, с такой то температурой. Накинув первое, что попалось под руку, он выскреб деньги из своей копилки, что дарили ему на день рождения и выскочил в коридор. Бросив матери что-то типо: «Ма, моему другу плохо, он дома один, я проведать схожу», Андрей выбежал в подъезд. Мама похоже особо не возражала. Вернее, он не знал, услышала ли она его вообще. Сейчас это было не важно. Даже если влетит потом. Температура под сорок это не шутки нихрена. До дома Марата он добрался на автомате, по пути забежав в аптеку и купив лекарства на свой ограниченный бюджет. Не прошло и получаса, как он уже стоял у двери Суворова и что есть силы нажимал на звонок. Марат не открывал долго, Андрей уже было испугался, не случилось ли с ним что за это время. По спине поползли противные мурашки. Наконец за дверью послышалось какое-то движение, а затем щелчок замка. Марат предстал перед ним в крайне болезненном виде. Нездоровый румянец на щеках, глаза усталые - будто пьяные, лоб, поблескивающий от капель пота. Он стоял перед ним на слабых ногах, завернувшись в какой-то плед и дрожал. У Андрея сердце сжалось от такого вида друга. Он привык его видеть весёлым и жизнерадостным, а тут на тебе! — Ооооо, — медленно протянул Марат, словно пытаясь сообразить, что вообще происходит, — Андрюююшааа... Его шатало из стороны в сторону. Андрей был вообще не уверен, сможет ли Суворов продержаться на ногах хотя бы минуту. Поэтому, не став медлить, он прошёл в квартиру и защëлкнул замок. — А ты че..гоо тут... дееелаешь? — протянул Марат таким тоном, будто не он ему писал о своей температуре. — Так ты же сам мне писал. Я тебе лекарства принёс, ты это... иди ложись, я сейчас приду, — сказал Андрей и начал разуваться, параллельно держа в руке пакет и таблетками. — Ммм?... Писааал? Я? Аааа, — невнятно проговорил Марат. Кажется, он вообще не понимал, что говорит и с трудом отвечал за свои действия. Андрей молча приобнял его за плечи и повел в сторону комнаты. Там уложил его на кровать и прямо на полу стал разбирать медикаменты. — Ты температуру давно мерил? — спросил он, обнаруживая электронный градусник, валяющийся у кровати. Марат что-то промычал, но не ответил. Кажется, совсем всё плохо. Андрей внезапно обнаружил, что собственные пальцы очень сильно дрожат. Этого ещё не хватало. Самому в панику впадать нельзя, так он Марату ничем не поможет. Наконец распаковав таблетку парацетамола, он положил её себе на ладошку, но внезапно вспомнил, что её надо будет запить водой. Всё это время, пока он ходил за стаканом, Марат бессвязно болтал на своей кровати, неся какую-то несусветную дичь. Когда Андрей приподнял ему голову, чтобы дать таблетку, тот внезапно лениво скривился от отвернувшись, высказал своё недовольство: — От туд аллигаторы пили. Не хочууу после аллигаааторов. Андрей прыснул. Конечно, ничего смешного в том, что Марат находился в бредовом состоянии, не было, но... Почему именно аллигаторы? Решив, что он всё равно сейчас этого не выяснит, Андрей почти силой пропихнул таблетку в рот Марату и поставил стакан к губам. — Придётся после аллигаторов, милый мой, — подыграл он, — Зато ты быстрее выздоровишь! — пообещал с уверенностью. Услышав это, Марат всё же повернул голову обратно и позволил залить определённое количество воды себе в рот. — Вот, умница! — похвалил Андрей, убирая стакан на стол недалеко от кровати. Марат опустился на подушки и пробормотал: — Нууу если тааак, то можно и после аллигаторов. Андрей грустно улыбнулся и подойдя к нему, погладил по голове. — Андрюшааа, — протянул тот и попытался положить свою руку поверх чужой, но слабость не позволила этого сделать, — Ты такой красииивыый, — невнятно продолжил Марат, но Андрей понял его и искренне улыбнулся. — Спасибо. Интересно конечно Марата накрыло. То про аллигаторов, то теперь про красоту. Оставалось только надеяться, что Андрей в его воображении в этого самого аллигатора не превратиться. От такой мысли он неожиданно усмехнулся. — Никкие Айгууль и Рииты, Аань с тобой не сравнятся, — внезапно продолжил Марат, глотая половину слогов. — Ты поменьше бы болтал сейчас, — озабочено проговорил Андрей. Ему конечно было приятны комплименты Суворова, но лучше бы тот сейчас отдохнул и пришёл в себя, а то вон, еле языком ворочает. Марат обиженно поморщился и попытался отвернуться к стене, но то ли передумал, то ли не смог из-за слабости. — Аааа не люююбишь меня значт, — никак не мог угомониться он. — Люблю, люблю, — заверил его Андрей и потрепал короткий ёжик волос. — Нууу... мммм.. а эт... я тя тож. Васильев сам не заметил, как на губах снова расплывается улыбка. Он конечно понимал, что всё, что говорит Марат сейчас - полный бред, но всё равно было приятно. — Я пойду что нибудь приготовлю поесть, а то потом захочешь вдруг, — сказал Андрей и убрал руку от головы Марата. Тот зашевелился и поморщился, но ничего не сказал. Когда Васильев уже был на пороге комнаты, его внезапно окликнули: — Андрей! — слабым таким голосом, будто измученным. Он обернулся и посмотрел на Марата. Тот до сих пор лежал в той же позе, что и раньше. — Ты эт... если ковшик уронишь... воды не бойся, — серьёзно сказал, явно сам веря в то, что говорит. — А там аллигаторов нет? — подыграл Андрей. — Че... Кого? — переспросил Марат таким тоном, будто это не он пару минут назад ему про каких-то аллигаторов затирал. — Да забей, — без злобы усмехнулся Андрей и ушёл на кухню.