Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко...

Признаться честно, когда Марат предложил ему пойти попить чай, Андрей слегка опешил. С одной стороны, он не был в столь отчаянном положении (был), чтобы принимать помощь от почти незнакомого человека, ведь с Маратом они общались очень мало, но с другой... Он так устал от четырёх стен дома, в которых не видел ничего, кроме боли. Просто устал. Честно, ему всегда казалось, что Суворов относится к чужим проблемам с пренебрежением, не считая их больно то важными, а тут, на тебе! Поймал сначала, когда у Андрея голова закружилась, а ноги словно в вату превратились. С ним часто такое случалось, после ильдаровых выходок. В медпункт отвёл, не отходил ни на секунду. Потом вообще успокаивать начал, осторожно слова подбирая и прижимая к себе. По спине рукой гладил, бережно так, будто зная, что под одеждой Андрей гематомы прячет. Знать этого Марат не мог, но от чего-то всё равно осторожничал. «Нормальные у тебя руки. Красивые.» Слова эти у Васильева в памяти и сердце отпечатались, словно огненной меткой выжженные. Только вот от огня этого больно не было. Наоборот. Приятное тепло по телу разливалось, успокаивая. В этот момент, стоя в объятиях Марата, вдыхая аромат адекалона вперемешку со слабым еле уловимым запахом табака, Андрей впервые за два года почувствовал себя в безопасности. По настоящему, ничего себе не внушая. Марат лишних вопросов не задавал, словно понимал, что на больное надавит. Андрей ему был очень за это благодарен. Он не хотел говорить о том, что происходит в его жизни. Он хотел от этого убежать. Отвлечься. Забыться. Суворов мог ему это дать. Поэтому Андрей согласился. Мама с Юлей вернутся домой только вечером, сестрёнка с утра ещё сообщила, что они на именины к её подружке пойдут. Так что ничего Ильдар ей сделать не сможет, тем более в присутствии матери. Уроки уже закончились и Андрею нужно было дома быть через полчаса, но лучше уж на теле новые гематомы появятся за опоздание, но он хотя бы на какое-то время себя живым почувствует, хотя бы один раз, перед тем как снова в ад вернётся. — Вот и отлично! — обрадовался Марат, словно сам бы выгоду какую-то от этого получил. Он обнял его за плечи и повел к раздевалке, — У меня пианино есть как раз, поиграешь, если захочешь, — сказал Суворов, когда они уже находились в раздевалке. Андрей кивнул, отчаянно стараясь не показывать, как ему больно натягивать куртку на плечи (Ильдар сильно перестарался, выворачивая ему руки вчера). Но не смотря на все его попытки, Марат всё равно заметил его болезненное выражение лица. Он тут же подошёл к Андрею и без слов помог тому надеть куртку. — У тебя всё хорошо? — всё таки обеспокоено спросил он, помогая Васильеву с замком. — Да, — коротко ответил тот. Марат глянул на него изучающе, по его взгляду видно было, что не особо то он поверил этому «да». Всю дорогу до дома они молчали. Андрей видел, как Марат периодически бросал на него взгляды, словно боялся, что тот снова упадёт. Хоть падать Андрей не собирался, но был благодарен однокласснику за внимание к его состоянию. Возле двери квартиры, Марат долго возился с замком, ругаясь себе под нос. Андрей сам не заметил, как губы растянулись в слабой, но искренней улыбке. Наблюдать за Суворовым было забавно. Наконец борьба с замком закончилась благополучно в пользу Марата, и тот с победным выражением лица раскрыл дверь, пропуская Андрея вперёд. В квартире было очень светло и просторно, пахло свежестью и новой мебелью. Только оказавшись в прихожей, Васильев уже почувствовал такой уют, что ему резко захотелось спать, хотя весь день до этого он был как на иголках. — А родители твои где? На работе? — спросил он, снимая куртку и тут же морщась от боли. Марат заметил изменение в его выражении лица и нахмурился, но спрашивать ничего не стал. — Я с братом живу. Он, да, на работе. Вова год назад в отдельную квартиру съехал, а я с ним выпросился, — ответил Марат, — Отец сначала поорал, да успокоился. В конце концов, мне уже пятнадцать на тот момент было, никто меня силой удерживать дома не стал бы. Андрей всё это время слушал внимательно, но услышав фразу «удерживать силой», вздрогнул, и это не укрылось от внимательного взгляда Марата. Тот снова слегла нахмурил брови, но быстро взял себя в руки и продолжил: — А пианино, кстати, Вове вместе со мной в комплекте всучили, думали, я играть буду, а я не умею даже. — Могу научить, — предложил Андрей, — Ну хотя бы чему-то. Марат улыбнулся во все тридцать два, будто только и мечтал об этом. — Давай, только сначала ты сам поиграешь, окей? Васильев пожал плечами. — Окей. От вида пианино в большой комнате, у Андрея дыхание перехватило. Как же давно он не садился за этот инструмент вне стен музыкальной школы. Лет пять назад, когда отец ещё был жив, у него дома было пианино, но после его смерти, его пришлось продать, так как денег вообще ни на что не хватало, даже на кусок хлеба. Просить же Ильдара о покупке музыкального инструмента он не собирался. Вообще просить отчима о чём-то было выше его гордости. Подойдя к пианино, Андрей осторожно поднял крышку и с придыханием провёл по клавишам. Казалось, дыхнешь чуть сильнее обычного и они в песок рассыпятся, оставляя за собой только воспоминания. Марат встал в дверном проёме, сложив руки на груди и внимательно за ним наблюдая. Андрей чувствовал его взгляд на себе и, честно, его это немного напрягало. Он ненавидел, когда на него так пристально смотрят, словно пытаясь просканировать душу, но просить Марата отвернуться было бы странным, поэтому Андрей просто сел на стульчик около пианино, стараясь не обращать внимания на взгляд за спиной. Как на зло, когда он оказался около инструмента, все мелодии, что он разучивал в музыкальной школе мигом куда-то испарились из головы. — А что сыграть? — спросил Андрей, поворачиваясь к Марату. Тот пожал плечами. — Что угодно. Что хочешь. Сердце Андрея от чего-то приятно так сжалось. «Что хочешь». Ничего такого в словах Марата не было, но... Он давал ему выбор... Кто-то впервые за два года давал ему выбор. Андрея отвернулся обратно к пианино с улыбкой на лице. Он уже второй раз за день улыбался так искренне, по-настоящему. Руки легли на клавиши, а в памяти сами собой всплыли ноты, которые он разучивал самостоятельно дома, ведь в музыкалке такому не обучают. — Оооо! — раздалось сзади. Судя по всему, Марат знал мелодию. Андрей снова улыбнулся такой реакции Суворова. «Ля, ре, до, ре...» — Я пытался уйти от любви... — начал шептать Марат в такт музыке, — Я брал острую бритву и правил себя. У Андрея сладко сжалось сердце, а в груди снова разлилось приятное тепло. Давно он такого спокойствия не испытывал. — Я укрылся в подвале, я реза-а-ал ко-ожанные ремни, — тянул Марат, немного не попадая в ноты. Улыбка уже не сходила с лица Андрея. У Суворова был очень красивый голос. Учитель в музыкальной школе сказала бы «чистый». — Стянувшие слабую грудь, — прошептал Марат, стоя уже рядом с Андреем. Внезапно тот почувствовал его горячие руки на своих плечах и его словно кирпичом под дых шибанули воспоминания. Секунда... И вот ему снова четырнадцать. Он сидит за столом в своей комнате и бьёт пальцами по бумажным клавищам, тренеруя недавно разученную мелодию. Он на столько увлечён своим занятием, что не сразу слышит скрип половиц за спиной. Понимает, что в комнате кто-то посторонний, только когда на его плечи опускаются тяжёлые грубые руки. Шею щекочет чужое горячие дыхание, а в самое ухо шепчут: «Учишься, Андрейка?» — Не трогай меня!! — вскрикнул Андрей и отскочил от пианино. Забившись куда-то в угол он присел на колени и закрыл лицо руками. — Пожалуйста, не трогай меня... Сердце колотилось как ненормальное, с бешенной скоростью разгоняя кровь по венам. Колени дрожали, а по щекам снова побежали слезы. Состояние напоминало какую-то дикую паническую атаку, он никак не мог контролировать это. — Тише, тише, всё хорошо, — раздался голос, который, казалось, слышался сквозь призму белого шума. —Андрюш, всё хорошо, — чьи-то руки осторожно отняли его собственные от лица, — Я не хотел тебя пугать, прости пожалуйста. Перед ним на коленях сидел Марат. Не Ильдар. Марат. Андрей медленно выдохнул и сглотнул. Он повëл себя как идиот. Ни с того, ни с сего вскочил, закричал, ещё и в угол забился. Но Суворов, кажется, совершенно не считал его идиотом. По крайней мере в его глазах не было ничего, кроме лёгкого испуга и сочувствия. — Всё хорошо, ты в безопасности, — сказал Марат, вводя Андрея в ещё большую истерику. В безопасности! Вот именно, в безопасности! Но даже находясь вне дома, казалось бы, далеко от Ильдара, его присутствие он чувствовал везде. В любом неосторожном жесте видел угрозу. Опасность. Марат не давил на него, не задавал вопросов, он молча уложил его голову себе на грудь и перебирая волосы, вслушивался в чужое неравномерное дыхание и переодические всхлипы. Андрей снова обхватил руками его талию и прижался к груди сильнее. Когда мысли немного прояснились, он вдруг понял, что присутствие Марата и тепло его тела успокаивало и выводило из панического состояния так быстро, что он и понять не успевал. Что тогда в школе, около медпункта, что сейчас. — Давай ты мне сейчас расскажешь свою проблему, и мы вместе что-нибудь придумаем, — внезапно предложил Марат. Его голос тоже действовал успокаивающе. Он говорил тихо, почти шепотом, словно боялся, что может ещё больше напугать Андрея. Постепенно того начинало отпускать. Колени дрожать перестали, а сердце медленно вернулось в свой привычный ритм. Но как бы ему не было спокойно и хорошо с Маратом, он ничего не скажет. Просто не сможет. Подсознание подсказывало, что не надо Суворову знать об этом. Он то может и поверит, в отличии от матери, но неизвестно, какая у него будет реакция. А вдруг после рассказа он больше не захочет к Андрею даже подходить? Посчитает его грязным или слишком травмированным. Не каждый человек захочет общаться со сломанным. А терять единственного, с кем он чувствовал себя в безопасности, только-только его обретя, Андрей был не готов. — Нет, не стоит, всё нормально, — наконец ответил Васильев. Через секунду он почувствовал, как тяжело вздохнул Марат, но ничего не сказал. — Чай то будешь? — спустя долгую паузу спросил он, выпуская Андрея из своих объятий и поднимаясь с пола. Тот кивнул и встал вслед за Маратом. Суворов направился на кухню, по пути закрывая инструмент. Ни о какой игре уже речи не шло, руки Андрея до сих пор слишком сильно дрожали. Стыдно было безумно перед одноклассником. Только вроде общаться начали, а он ему уже истерику устроил с ничего. Беды с башкой называется. Андрей уже пожалел, что согласился пойти в гости к Марату. Да, отвлёкся от проблем, разрывающих его душу каждый день, да, почувствовал себя впервые за два года счастливым, но всего за полчаса умудрился Суворову нервы вымотать. — Андре-е-ей! — внезапно выдернул его из размышлений голос, — Чай какой пьешь? Зелёный, чёрный? — спросил Марат, заглядывая в комнату и держа коробочки с чаем в руках. — Фруктовый есть ещё какой-то, мама вчера передала, — добавил он, с интересом разглядывая коробочку. — Да мне без разницы, — пожал плечами Андрей, — Какой хочешь. Марат внезапно поднял на него глаза и посмотрел с каким-то недовольством. — Причём тут я? Речь о тебе. Андрей сам не заметил, как губы снова растянулись в улыбку. Ему снова давали сделать выбор. Пусть в таких мелочах, как вкус чая, но всё же. — Давай зелёный, — всё так же улыбаясь ответил Андрей. — Отлично, — сказал Марат и скрылся на кухне на секунду. Потом снова появился в дверном проёме, будто забыл что-то, — Ты это, ай-да ко мне, чего там один стоять будешь.