Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко...

Слово пацана. Кровь на асфальте
Слэш
Завершён
NC-17
Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко...
Chu Ling
автор
Описание
«Прекрасное далеко, не будь ко мне жёстко» — пелось в той старой советской песне, что он играл на пианино в музыкалке. Его далеко всё же оказалось жестоким и совсем не прекрасным. Кажется, только один человек способен отогреть и вылечить его больную побитую душу. Но пропасть между ними из тысячи тайн и скелетов в шкафу слишком велика, почти непреодолима. Да только вот оба уже стоят на краю этой пропасти. У одного есть выбор: отойти в сторону или же попытаться оттащить второго от края.
Примечания
Действия происходят в современном мире. Марат и Андрей в 10 классе.
Посвящение
Всем тем, кто тоже любит этих двух мальчиков и ненавидит Ильдара 🦋
Поделиться
Содержание Вперед

Чужого горя не бывает

Чужого горя не бывает

Нам сопричастна жизни соль —

И беспрестанно обжигает

Нас прямо в сердце чья – то боль…

Под монотонный бубнëжь учителя ужасно хотелось спать, несмотря на то, что предмет истории Марату в принципе нравился. Хотя то, как Михаил Николаевич вёл уроки, больше напоминало не историю Руси, а его автобиографию. От рассказа об исторических деятелях тот моментом переключался на какую-нибудь фразу в стиле: «Кстати, я успел поработать за свою жизнь в четырёх организациях!» и раздувал это на весь урок. Он был глуховат и по десять раз переспрашивал, что говорят ученики. При этом сам всегда чуть ли не под нос себе бубнил по время уроков. Поначалу Марата это бесило. Очень. До такой степени, что он едва держался, чтобы не высказать всё учителю в грубой форме прямо во время занятия. Ведь ему, Марату, эту историю сдавать через год. Без неё на адвоката никак не поступишь, а это было его давней мечтой. Но потом, брат просто купил ему пособия для подготовки да учебники по программе, и злость к учителю как-то сама сошла на нет, сменившись простой неприязнью и скукой. От этой самой скуки Марат начал вертеть ручку в пальцах и без интереса оглядывать класс. Всё как обычно. Ничего не поменялось. Старые окна, кажется, ещё со времён СССР, такие же старые парты, скрипучий пол и противный до мозга костей учитель. Жизнь в этом кабинете будто бы остановилась, время замедлилось, а понятие "пространство" вообще перестало существовать. Внезапно взгляд Марата выхватил одну деталь. За соседнем рядом парт сидел одноклассник. Вроде бы совершенно обычный, такой же, как и раньше, но лицо его от чего-то стало таким болезненно бледным, что почти сливалось с белой штукатуркой вокруг. Тот пустым, словно не живым вовсе взглядом сверлил спинку стула впереди себя. "Плохо ему что ли..?" — подумалось Марату. Его перевели в эту школу только год назад и за это время с Андреем он почти не общался, но почему-то такое состояние одноклассника его весьма обеспокоило. Мало ли что случится может. Внезапно его мысли прервал звук школьного звонка. Марат нарочито медленно стал складывать вещи в рюкзак, параллельно наблюдая за Андреем. Тот на звонок вообще никак не отреагировал, просто продолжил сидеть на одном месте. Опомнился только тогда, когда заметил выходящих из кабинета одноклассников. Медленно встал, так, будто у него болело всё тело и стал на автомате складывать вещи в рюкзак. Марат остановился около своей парты и зачем-то стал ждать. Подсознание подсказывало ему то, что он ещё не мог понять, но знал точно, что нужно подождать. Андрей наконец сделал шаг от своей парты и немного пошатнулся. Затем ещё шаг. Второй. Третий. И внезапно он остановился и дотронулся пальцами виска, словно у него резко разболелась голова. Тут уже Марат решил вмешаться. Мало ли. — Эй, Андрюх, всё нормально? — спросил он, осторожно прикасаясь к плечу одноклассника. Тот попытался кивнуть, но тут его пошатнуло так, что он начал падать куда-то вперёд. — Тих, тих, тих! — машинально воскликнул Марат, подхватывая его под руки и сажая на ближайший стул. — Ты как? — спросил он, садясь на корточки рядом с Андреем. По его лицу было понятно, что явно не очень. Цвет кожи будто бы стал ещё бледнее, хотя, казалось бы, куда больше. — Что у вас там случилось? — послышался голос историка. — Нормально всё, сейчас его в медпункт отведу, — откликнулся Марат. Желания разговаривать с историком у него не было, тем более сейчас. Андрей ничего не ответил, только вцепился до побеления костяшек в край парты. Грудь его вздымалась очень часто и тяжело. Марат уложил руку ему на затылок и заботливо поинтересовался: — Не тошнит? Андрей отрицательно помотал головой и сглотнул. — Голова кружится? — продолжал донимать его вопросами Марат. — Кружится, — одними губами выдохнул Андрей. Ясное дело. В классе духота такая, а он в свитере сидит. Тут любому плохо станет. — В медпункт пойдём? Тебе давление померить надо, — чисто для приличия спросил Марат. Ответ Андрея ему не требовался. Пойдут конечно. Не оставлять ли же всё так. Васильев снова отрицательно помотал головой и попытался встать. Марат поднялся следом и подставил тому своё плечо. — Пошли давай, не выёбывайся.

***

В кабинете медсестры было немного прохладнее, но всё же духота стояла даже там. Лицо Андрея уже не казалось таким ужасающе бледным, но всё ещё не приобрело здоровый оттенок. Марат не отходил от него ни на секунду, хотя сам не знал, от куда у него такое беспокойство за одноклассника. Вроде и близки они никогда особо не были, а общение ограничивалось на «привет, пока». Хотя Андрей общался так со всем классом. Сколько Марат его знал, то есть всего год, Васильев всегда был очень тихим и замкнутым в себе. Разговорить его было практически невозможно, уж не говоря о том, чтобы увидеть на его лице какие-то эмоции. — Рукав заворачивай, давление мереть будем, — грубо приказала медсестра. Хотя, Марат подумал, что больше подошло бы определение "гавкнула". Татьяну Григорьевну он никогда не любил. Она же в свою очередь недолюбливала его. В принципе, как и всех детей этой школы. Оставалось только гадать, зачем та вообще пришла на это рабочее место и трудилась на нём уже лет тридцать. Андрей замешкался. По нему было видно, что рукава он закатывать не хочет. — Ну быстрее давай! У меня таких как ты тут ещё целая очередь, — гаркнула она и сама полезла заворачивать рукав на левой руке Андрея. Тот машинально попытался выдернуть руку из цепкой хватки медсестры, но та уже заметила, белые полосы на ней. Точнее... Не просто полосы, а рубцы по всей поверхности кожи. Один заходил на другой, казалось, стоило им немного зажить, как сверху тут же наносили новые. Их было так много, маленьких, больших и просто огромных, тянущихся от предплечья до запястья. Заметил и Марат. Пазл в голове сложился мгновенно. Одежда Андрея всегда была закрытой. Даже в жаркое время он носил кофты с длинными рукавами, свитера и так далее. Марат конечно догадывался, с чем может быть связано стремление одноклассника спрятать свои руки, но наверняка он ничего не знал. Сейчас же он окончательно убедился в своих догадках. Убедился и тут же ужаснулся. Нет, он вовсе не был неженкой, порезов не боялся, но тут были не просто порезы, а такое ощущение, что поле битвы какое-то. — Господи, — я плохо скрываемым отвращением в голосе проворчала медсестра, — Что это такое?! — она с неприязнью встряхнула кистью руки Андрея перед его носом. Марат внезапно ощутил, как в груди вспыхнула ярость. Какое она право имела лезть в чужую жизнь?! Неужели до её крохотного мозга не доходило, что просто так люди себя не калечат?! Тем более так сильно. Но больше всего его поразила реакция Андрея на её действия. На его лице не появилось ни единой эмоции, в глазах всё так же стояла пустота, а взгляд был устремлён куда-то в окно. Теперь Марат понял, почему тот не хотел идти в медпункт. — Я тебя спрашиваю! Это не руки, это чёрти что! — продолжала визжать Татьяна Григорьевна, брызжа слюной. Внезапно Андрей выдернул свою руку из её цепкой хватки и пулей вылетел из кабинета. — Андрей! — бросился Марат вслед за ним. За спиной тут же послышалось противное ворчание, но ему было уже не до злости. Далеко Васильев убежать не успел. Уже через пару метров Марат схватил его за локоть и потянул на себя. На лице Андрея наконец-то появились какие-то эмоции, но боль и глухое отчаяние это совершенно не то, что Марат хотел видеть. Помимо этого, по щекам текли слезы. — Ну тише, тише, чего ты? — ласково спросил Марат, вытирая его щеку от слез. Андрей попытался отвернуться и жалобно шмыгнул носом. От этого у Марата болезненно защемило сердце. — Иди сюда, — с такой же нежностью сказал он и притянул Андрея к себе. Васильев сначала замешкался, но потом осторожно обнял его в ответ, обхватив талию руками и уткнувшись носом в шею. — Ты это.. Не слушай её, — смутившись проговорил Марат, — Нормальные у тебя руки. Красивые. Ты же пианист? — Угу. — Ну вот! — Марат ободряюще погладил его по спине, — Не слушай никого! Андрей ещё крепче прижался к нему, словно ища защиты, только не понятно от чего или кого. — Мне самому противно на них смотреть, — прошептал он, — Они напоминают мне о том, из-за чего я начал их оставлять. Марат промолчал. Он не знал, что на это ответить. А что тут скажешь? Начать расспрашивать Андрея было бы бессердечно, он и так понял, что в жизни у того не было ничего хорошего, а лишний раз давить на больные места совершенно не хотелось. — Тебе нужна помощь? — спросил Марат спустя недолгую паузу. Это единственное, что он мог. Если нужна, Суворов постарается помочь, но давить на его не будет. — Нет такого человека, который смог бы помочь с этим, так что нет, — Андрей произнёс это так обреченно, будто давно смирился со всем, что происходит в его жизни. И это глухое смирение в его голосе снова больно сжало сердце. Обычно Марату было плевать на чужие проблемы, но сейчас почему-то у него дрогнуло что-то внутри, заставляя прижать Васильева ещё крепче к себе. — Пойдём ко мне? Чай попьешь, успокоишься может хоть, — предположил Марат. Если рассуждать логически, то скорее всего проблемы Андрея крылись где-то внутри его семьи. Поэтому, если он не может помочь, то попробует хотя бы отвлечь на какое-то время от них.
Вперед