Вороньи дети

      Какая-то часть её упивалась пролитой кровью, и Цит эту часть искренне ненавидела.       Ей не нравилось быть вялой и невнимательной на тренировках, но чувствовать какой-то невероятный подъём и азарт в настоящем бою. Ей не нравилось смотреть теперь на мёртвого иллата и чувствовать удовлетворение как от красиво выполненной вышивки или аккуратной законченной стопки бумаг для артели.       Цит казалось, что это приближает её к человеку в буром плаще.       Он лежал мёртвый, с уродливой раной на груди, нанесённой её мечом, и смотрел стеклянными удивлёнными глазами в голубое небо. Хрупкий, быстрый, но недостаточно ловкий, он бился коротким мечом и, честно говоря, было несложно обмануть его. Совсем несложно оказалось ударить его клинком по неловко подставленной ноге и добить, пока он не опомнился. По правде, это было так просто, что даже скучно. И Цит воротило от мысли о том, что она думает об убийстве человека “скучно”.       С другой стороны, он был иллатом, и ничего страшного в удовольствии от победы нет, но… всё это было так неправильно.       И то, что он оказался не с отрядом, а с бандой разбойников, и то, что это был совсем молодой мальчишка, и то, каким обиженным казался в своём бесславном посмертии.       — Почему у него на месте глаза? Разве его душу не должны были забрать? – Цит снова внимательно посмотрела на мертвеца. Бессмысленный пустой взгляд никуда не делся.       Сэр Реймонд подошёл ближе, Килан почтительно стоял позади него, но выглядывал с любопытством и заметил:       — А ещё почему он в разбойничьей банде. Иллаты же ни с кем не объединяются. То есть, с ними никто.       — Может, это и не иллат вовсе? Просто обобрал кого-то.       — Нет, – сэр Реймонд покачал головой, – Плащ иллатский. Нет таких самоубийц, которые носили бы иллатские вещи просто так. Но, может быть, дело в другом.       Он опустился на колено, с пугающим спокойствием взял иллата за безвольную руку и распорол ножом рукав. Под ним, чуть ниже локтя, оказалась печать, перечёркнутая множеством грубых шрамов и ожогов так, что символы на ней стали нечитаемы. Шрамы были старыми. Да и плащ вблизи оказался латаным и заношенным.       — Это дезертир. Испугался собственных богов.       Она убила простого разбойника. Он даже не был иллатом. Но откуда ей было знать? Банда напала первой, и он бросился на неё. Где уж там разобрать, кто есть кто. Бурый плащ, клинок — вывод ясен, тело действует само.       — Они всё ещё хотели нас убить. Не поздороваться же выскочили, – Килан пожал плечами и потёр затылок. Как-то растерянно и неловко. По глазам видно, что он ни капли не раскаивался. Да и не должен был, наверное.       Цит снова посмотрела на бывшего иллата. Теперь его смерть радовала меньше, но в глубине души гнездилось мерзкое тёплое чувство гордости за себя. Она ни разу не ошиблась в битве. И меч теперь лежал в руке совсем как влитой, как продолжение тела. Она словно бы действительно чувствовала этой старой сталью как кожей. И, да, сталь хотела крови. Вдруг появилось желание купить перчатки. Толстые, кожаные. Ну хотя бы стёганые. Кажется, меч дурно на неё действовал.       Или не меч?       — Его нужно хоронить как остальных. С молитвой. Раз уж он отрёкся от илла, значит, его посмертие определяют боги.       — Ага, оно всё равно будет чёрным и безрадостным, потому что ему светит разве что Майнала или любая другая преисподняя на выбор его родных богов. Бывший – не бывший, он иллат, – Килан облокотился на ближайшее дерево и эмоционально размахивал рукой. Даже под тяжёлым взглядом сэра Реймонда он не потупился. Только снова пожал плечами.       И всё же иллат получил свою молитву. И даже последнюю её формулу.       “Да проведёт тебя Эйка ласковым ветром сквозь тернии и сквозь тьму, и да будет твоя вечность по делам твоим дарована, и да примет тебя великий Гайра в маковых полях, и даст испить воды забвения, ибо среди всех своих дел, незнакомец, да совершил ты благо.       Accipe te soru magne Eika. Vidare potera veneme al te core magne Gaiira. Ut Eshmu intatare viam te shia”.       Едва ли хоть кто-то из этих людей заслужил маковых полей и воды забвения, но Цит не хотелось бы, чтобы эти, без сомнения, бессовестные ублюдки вечность страдали в посмертии. Ей достаточно было того, что больше они никого не заставят страдать здесь.       А все муки души уготованы проклятым иллатам, и пусть их отвратительные боги и их демоны терзают их души до скончания времён.       А время, к слову, идёт намного быстрее, когда копаешь могилу. С наступлением тепла почесть Аликари, сожжение, осталось лишь для тех, кто её действительно заслужил, так что приходилось работать.       Глядя на Цит, размеренно машущую лопатой, сэр Реймонд заметил:       — Это всё-таки не поможет. И давай я закончу за тебя.       Смотрел он при этом на её руки, стёртые песком и щёткой до кровавой корки, трескающейся при движениях. Лопату это держать не мешало, но она не спорила и уступила.       Наверное, в раны могла попасть грязь, но это её не слишком-то тревожило. А вот без дела стало тоскливо.       Вечером тренировки не было.       Лагерь разбили на поляне на холме, с которого открывался вид на широкую долину, освещённую молодой луной. Утихал птичий гомон, из леса тянуло цветущей дичкой, набравшей сок листвой и теплом. На поляне росли одуванчики, пушистые и жёлтые, а не белые, как на родине. Из них Цит плела венок, глядя в огонь.       Она сегодня не была в дозоре и осталась у костра вместе с Киланом, который должен был дежурить до полуночи. Сэр Реймонд ушёл спать, да и ей, откровенно говоря, было бы пора, уж слишком долго толком не отдыхала. Но снова не хотелось. Крупные цветы, собранные до заката, в сумерках походили на маленькие солнышки. В длинной одуванчиковой косичке не было просветов — сплошь пушистая желтизна. От млечного сока на руках оставались тёмные пятна и сливались с запёкшейся кровью. Венок замкнулся, и Цит закинула его Килану на голову. Пришлось впору.       — Почему себе не оставила?       — Не могу. Он слишком, – Цит замялась. – Не знаю. Мягкий. Жёлтый такой. Как на гуляние на верхушку лета или вроде того. Не для меня, в общем.       Килан молча приобнял её. Она на миг застыла, а потом опустила голову ему на плечо. Стало теплее. Словно засевшая внутри ледяная глыба чуть-чуть уменьшилась. Цит вдруг поняла, что почти год практически ни к кому не прикасалась, не говоря уже о чём-то таком, близком. И пересела поудобнее, потому что шея быстро начала затекать.       — Не для тебя он был бы, если бы ты тогда ничего не сделала, — он подобрал с земли оставшийся забытый одуванчик и протянул ей на раскрытой ладони.       Костёр бросал в небо яркие искры, и дым стелился над долиной как осенний туман, ложась на верхушки деревьев. Стрекотали неведомые насекомые, ниже по склону журчала небольшая прозрачная речка, которую называли Вельдакелой – Синей рекой. Цит прикрыла глаза, вслушиваясь в ночь. А проснулась от того, что её осторожно трясли. Килан с усмешкой посоветовал идти спать. Ей хотелось ответить что-нибудь колкое, но сил не было, голова отяжелела, и она просто последовала совету.       И утро оказалось на удивление сносным.       Пока местность становилась выше и впереди показывались вершины крутых сопок, сэр Реймонд напутствовал перед прибытием в ставку:       — Насчёт пути. Слушайте и запоминайте очень хорошо. Когда дорога обогнёт густой ельник, надо будет свернуть на старую тропу и дойти до реки – там будет переправа. После переправы начинается древний мощёный тракт, который у скалы разделится надвое. Идти надо кружной дорогой, за эту скалу. Это нужно знать, несмотря на то, что я буду с вами. Возможно, придётся ещё объясняться со стражниками, от Махи и этого ожидать можно.       Цит ехала верхом на Ласточке, потому могла позволить себе не слишком смотреть под ноги и, сосредоточенно рассматривая пустоту, постаралась запомнить. Лес, старая тропа, переправа, мощёный тракт, кружная дорога. Вроде несложно. Осталось только не забыть за оставшееся время.       Килан не оглядываясь повторил путь без запинки. Он шёл, беззаботно закинув на плечо дорожную палку, которой пользовался на крутом подъёме.       В лесу вокруг было полно дичи. Кажется, это была такая глушь, что зверьё совсем не знало людей, и потому не боялось выходить почти к самой неухоженной дороге. Зайцы и вовсе иной раз выбегали чуть не под копыта лошадей.       Места здешние даже боги, наверное, позабыли. Интересно, как сюда добралась целая небольшая армия, собранная братом Махой ещё в самом начале? Наверняка ведь там были и гружёные обозы, и рыцари.       Сэр Реймонд, вот, вёз с собой только доспех, меч, да нехитрые дорожные вещи. Но ведь многие наверняка брали с собой и больше оружия, и разные пожитки. А ведь ещё должен был быть скот, какой-никакой. И вся эта толпа прошла здесь. И даже не оставила за собой следов, не распугала дичь. Это в голове не укладывалось.       Цит, чем больше думала об этом, тем больше оглядывалась по сторонам, но никаких признаков большого перехода так и не находила.       Зато однажды вдруг увидела человеческую тень, мелькнувшую среди деревьев, и едва успела предупреждающе крикнуть, натягивая поводья, как мимо просвистела стрела.       В этой дикой глуши кто-то устроил засаду.       И наверняка этот кто-то знал, что по дороге едут кэлльские воины.       Сверкнуло лезвие её меча.