Вороньи дети

      Цит никогда не видела, чтобы меньше, чем за месяц не только растаял снег, но и просохли лесные дороги.       Вообще-то, она и настоящих лесов до Кэллы не видела, как оказалось, но зато была точно уверена, что до лета ещё слишком далеко для зеленеющей на солнечных полянах травы и цветов, распускающихся по опушкам. Боги, да на деревьях уже вовсю набухали почки!       Уже не нужно было носить тёплый платок и шерстяной плащ. Воздух пах сырой землёй, зеленью и первыми цветами. Лишь из низин тянуло резким холодом и запахом снега вперемешку с прелыми листьями. Такие новые, незнакомые ощущения сбивали с толку.       В Горисаде было мало деревьев, леса начинались южнее и лишь смутно виднелись с вершин сопок. Городской сад, да низкие танцующие рощицы посреди лишайников, стелющейся травы и морошки — вот и всё, что обнажалось по весне, всё, что было их лесом. И сильнее всего всегда пахло море, выносящее на скалы пла́вник, водоросли и мёртвых подводных зверей.       Здесь же во все стороны было так далеко от моря, что страшно и подумать. Зато были деревья, наливающиеся соком, и переливчато поющие птицы, непохожие на привычных чаек.       Горячее солнце заливало дорогу, в которой едва отпечатывались копыта лошадей. Иногда путь преграждали мелкие талые речки, превращающие землю в жидкую грязь. Переправляясь через них, Килан брал Цит к себе на лошадь. Ласточка недовольно ржала, но шла вперёд.       Но идти пешком было лучше. Внезапное тепло как будто наполняло тело, измождённое долгой тяжёлой зимой, силами.       Цель путешествия становилась всё ближе, оставалось меньше месяца, если ничего не изменится. Совсем скоро им предстояло присоединиться к главной ставке. Сэр Реймонд давал наставления.       — Когда мы прибудем, лучше вообще ни с кем не говорите без надобности. Люди там самые обычные, но во главе стоит брат Маха. Он никому не доверяет и везде ищет подвох, так что поначалу за вами будут следить и выискивать подозрительное. А подозрительным может стать что угодно, так что лучше не давайте ему повода. Потом он подуспокоится, наверное, но осторожность не помешает. Маха слывёт человеком, преданным империи и повелителю, но очень жестоким.       Цит повела плечами. Да, не тот тип, к которому хотелось бы попасть в подчинение. Воображение рисовало могучего воина, покрытого шрамами, облачённого в закопчённую алую рясу.       На привале вновь тренировались. С сэром Реймондом Цит приходилось драться редко. Если движения Килана она научилась предсказывать, подстраиваться, то сейчас лишь в общих чертах представляла, чего ожидать.       Что хуже, сэр Реймонд как раз очень хорошо представлял, чего ждать от неё.       Хоть разница в росте у них была не очень большой, да и мышц у неё за прошедшие полгода прибавилось, силы всё равно слишком очевидно были не равны. На него не действовали ни обманные выпады, ни попытки вымотать. Цит, кружа по поляне на безопасном расстоянии, поудобнее перехватила меч. Сэр Реймонд ни на шаг не сдвинулся из обманчиво свободной стойки. Следил только взглядом.       Цитаэр молниеносно метнулась к нему сбоку, метя в правое плечо. Лёгкий поворот кисти в последнее мгновение, и удар сместился влево.       Но финт не удался. Рыцарь даже не тратил силы на отражение фальшивой атаки. Меч Цит со звоном встретил блок.       Она тут же отскочила, но контратаки не последовало.       Вновь отступив, девушка продолжила кружить, пытаясь найти бреши в обороне. Сэр Реймонд оставался невозмутим. Следующие несколько быстрых выпадов снова закончились ничем.       Цит уже начинала уставать. Всё равно, что биться со стеной.       Она едва не пропустила удар, едва успев уклониться. Контратака оказалась настолько внезапной, что не было даже мгновения на раздумья.       Град ударов был непрерывен и жесток. Оставалось лишь убегать. Наконец, почти отчаявшись, Цит заметила, что рыцарь на мгновение глянул чуть в сторону. Уперевшись спиной в дерево, она поставила блок.       Атака не была финтом. Острие меча застыло в паре дюймов от груди Цитаэр.       — Убита, — спокойно заключил сэр Реймонд.       Она вернула меч в ножны, тяжело переводя дух. Короткая схватка отняла все силы.       — Скорости тебе хватает, даже удары ставишь правильно. Только ты сама себя перехитрила. Ошибка глупая, но смертельная. Цит вздохнула и развела руками. Что ещё оставалось? Она могла противостоять разбойникам и иллатам, но редкие тренировки с сэром Реймондом ясно показывали, насколько её умения ничтожны.       Что будет, когда придётся участвовать в настоящей войне? Сколько битв удастся пережить, прежде чем появится действительно сильный противник, который её убьёт? От этих вопросов ноги подкашивались.       — Никто не бросит тебя сразу в прорыв. Махе невыгодно переводить людей на мясо, их и так наверняка не слишком много. Успеешь подучиться. Как раз будут разные противники. Что такое? У тебя на лице всё написано.       Цит улыбнулась.       — Пошло бы это всё на пользу.       — Пойдёт, — убеждённо ответил сэр Реймонд. — Учишься ты быстро. Главное — найти правильное направление.       — Ваши бы слова, да услышали боги, — она покачала головой.       Килан сидел у костра, приглядывая за едой, но в основном без особого интереса выводил палкой на на влажной земле замысловатые значки. Рыцарь мельком взглянул на них и спокойно заметил:       — У буквы «эзва» хвост в обратную сторону. Но ты делаешь успехи.       Килан послушно поправил надпись и отложил палку в сторону.       — Эльфийский язык мёртвый. Его правда надо повторять?       — Повторение полезно, ты делаешь ошибки. Он используется в книгах, да и так вам обоим будет, чем заняться.       Цит виновато выглянула из-за потёртой обложки «Огдоэданы», которую только-только взяла в руки. Книга была сборником повседневных молитв на современном кэлльском языке. Учиться читать по ней было довольно мучительно, но буквы уже почти удалось освоить.       Случайно открыв не на той странице, Цитаэр нахмурилась. Буквы были те же, но в знакомые слова складываться не хотели. Что-то смутно знакомое было, но язык явно отличался.       — Сэр Реймонд, а что здесь написано? Это же не кэлльский?       Он заглянул ей через плечо и усмехнулся.       — Это кариваальский, обиходный. Сетиан, похоже, прихватил книгу, когда уезжал из Анодала. Но кое-что из этого ты точно знаешь. Вот, смотри.       — Магне Аликаари… Это же что-то из молитв Аликари?       — Читается: Аликари, просто «а» чуть-чуть длиннее. Молитвы, к которым ты привыкла, написаны либо на староанодальском, либо на старокариваальском. Либо со старокариваальского переписаны на староанодальском… в любом случае, здесь они приведены почти в том же виде, только на современном кариваальском.       Цит тупо смотрела в книгу, осмысляя услышанное. Слишком сложно.       — А кариваальский и анодальский — это не одно и то же разве?       — Нет. Например, то, что ты считаешь кэлльским, на чём мы говорим — это торговый анодальский. А кариваальский другой. Но это не очень важно, потому что сейчас он в ходу и в самом Анодале. А остальное — история. При желании почитаешь, когда научишься.       Теперь усмехнулась уже Цит. Хороший повод.       — А почему здесь два почти одинаковых слова? «Кари» и «каари».       — И то, и то читается «кари», только во втором «а» немного длиннее… у Килана лучше получится, честно говоря. А означает это ворону и во́рона.       Цит удивлённо перевела взгляд на Килана, и тот пожал плечами.       — Я кариваалец. Моя семья много поколений живёт в Анодале. Это мой родной язык.       — А я хоть его и знаю, но мои родители родом из Ансата, на востоке. Поэтому произношение хромает.       Вот оно что. В Кэлле слишком много разных языков. Можно пережить гальдский и смириться с тем, что происходит в Кариваале, но сколько их там ещё? Голова шла кругом.       Килан, видя её мучения, заботливо сообщил, что это она ещё не слышала хаанского. Какого?! Боги. Какое счастье, что в этой «Огдоэдане» есть нормальный кэлльский язык. В нём хотя бы надо учить только письмо.       Когда Цит продиралась сквозь молитву к Эйке, а по большей части просто искала знакомые слова, сэр Реймонд заговорил.       — На днях мы выйдем к последнему городу на пути. Пополним припасы, встретим день рождения Килана, чтобы не в дороге, а дальше прямым ходом в ставку. И так задерживаемся. На особо ценный подарок, правда, не рассчитывай. Может быть, вместо него будет посвящение, когда придём к Махе. Но это если возможность представится.       — Так это же лучший подарок! — у Килана загорелись глаза.       Цит слушала их в задумчивости. Нет, посвящение — это, безусловно, прекрасно. Но насколько странные тут обычаи.       — Подарок? Вроде как… на день рождения?       — Ага. У вас ничего не дарят?       — Ну… может быть, князю или высшим из его двора. Но простые люди — нет. Кроме особых лет, правда это не такие подарки, — она отложила книгу и рассеянно разглядывала Килана, не зная, что такого можно преподнести ему в подарок. Учитывая, что в карманы даже ветру заглядывать грустно.       — О. У нас многие дарят. Крестьяне вряд ли, наверное, но остальные обычно да. Это хаанская идея, но прижилась везде. Только ты не переживай, ладно? Это всё необязательно, правда.       Цит кивнула.       Той же ночью, оставшись в карауле, она как можно тише достала со дна сумки свёрток ткани. Немного пыльно-зелёного льна и цветных ниток ей вручила перед отъездом жена старосты Сетиана, переживающая, что у девушки так мало приличной одежды.       Что-то сделать руки до сих пор не доходили, но теперь, кажется, пришло время. Исхиль во времена нормальной жизни перешила немало одежды братьям, и на глазок кое-что выкроить, да могла. Хотя кэлльская одежда и отличалась от горисадской, но за полгода стала уже понятной. Прямоугольники, да клинышки. Ничего сложного. Истинная сложность оказалась в том, чтобы кроить действительно на глаз, в сумраке и кинжалом. Часть ткани оказалась безнадёжно испорчена, а детали пришлось по отдельности стирать и в срочном порядке сушить у костра.       Следующие несколько ночей Цит настойчиво вызывалась в послеполуночный караул. Сэр Реймонд, если что-то и подозревал, то молчал. Впрочем, один раз он точно видел краешек спешно запрятанного шитья. Но и тогда лишь улыбнулся.       Вышивка, простой узор по вороту и рукавам, давался с особенным трудом. Оставался всего день пути до города и два — до дня рождения, а пришлось в третий раз аккуратно спарывать нитки, стараясь вытянуть их целиком, чтобы использовать снова. Швы ложились по памяти, необязательно было даже рассматривать, а вот вышивка требовала обстоятельности и умения. Кэлльские узоры оказались штукой сложной в исполнении. Костёр дрожал, давая свет неровный, неверный, дёрганый. Замысловатые линии складывались в солнца, вплетённые в стелющееся по земле пламя. Этот рисунок часто попадался на одежде воинов, и Цит подумала, что он посвящён Аликари.       Огонь и вышивка в руках очень живо напомнили о доме. Казалось даже, что откуда-то доносится запах расстаивающегося хлеба. Она поправила на плечах плащ, как поправляла когда-то тёплый платок.       Лес дышал в спину сырой землёй, молодой листвой и горьковатым холодом, но в кругу кострового света было тепло и спокойно.       Красные нитки наконец-то начинали ложиться ровно, закручиваясь в правильные солнечные спирали.       Иголка иногда колола пальцы, и Цит тихонько шикала, хотя что там иголка по сравнению с огнём или клинком. Пространство между красными линиями потихоньку закрывалось солнечно-жёлтой тонкой шерстью, всё время норовящей растянуться или порваться.       Наконец, когда небо уже становилось из мутно-серого золотисто-красным, узор замкнулся понизу тёмными, почти чёрными, нитями, превращаясь в ленты.       На одном рукаве вышивка получилась немного шире, но Цит заметила это слишком поздно и исправить уже не смогла бы. Если не присматриваться пристально…       Ниток и так хватило едва-едва.       Маленький город, посреди которого торчала гладкая крыша часовни, пропах скотным двором и болотом. Маленький, грязный, за невысокими неаккуратными стенами, он мало отличался от деревни. Только стенами да узкими кривыми улочками, честно говоря, наверное и отличался.       Лошадей пришлось оставить в конюшне у ворот, а дальше идти пешком. Было что-то гнетущее и в молчаливых тревожных конюхах, и в нездоровой тишине вокруг. Словно жители попрятались от чего-то по домам.       Причина этого стала понятна в заполненной почти до отказа корчме при постоялом дворе.       Места нашлись за длинным столом из ещё плачущих смолой досок. Чарки липли, рукава пачкались, но никто как будто бы не обращал на это внимания.       Сэр Реймонд, едва подали вино, обратился к хмурому соседу и прямо спросил, почему у всех такой вид, будто кого-то хоронят.       — А вы, что ль, не слыхали? Столицу захватили. Повелитель то ли в плену, то ли вообще убит. Всех скоро хоронить придётся. Если будет, кому.       — Давно?       — Да уж не вчера. А там бес его знает. До нас новости идут долго.       Рядом кто-то тут же принялся стенать о том, что всему пришёл конец, перемежая слова трагическими пьяными всхлипами. С другого конца стола посоветовали заткнуться. Из глубины зала понеслись угрозы и обещания страшных кар — не то иллатам, не то плачущему.       Цит сжала чарку. По спине пробежал холодок. Не столько из-за новости, сколько из-за сэра Реймонда, застывшего с нечитаемым, неживым лицом. Она украдкой обернулась на Килана. Тот опустил голову и вцепился пальцами в волосы. Вот теперь стало и правда страшно.       Ужин прошёл под всё усиливающиеся вопли и проклятья, посылаемые в пустоту. Видно, падение столицы не прекращали обсуждать даже на час, а вечерняя порция хмельного ещё больше раззадоривала бессильных горожан. Саму Цит разбавленное невкусное вино не проняло ни на ижень. Стало только неуютнее.       На улице было свежо и дымно пахло последними ночными заморозками. Холодный ветер окончательно трезвил и пробирал: плащ Цит предусмотрительно оставила в комнате.       Килан набросил ей на плечи свою стёганую куртку и развалился на прислонённом к стене тюке сена. Сэр Реймонд задумчиво рассматривал пустые городские улицы. Из корчмы доносились вопли и шум драки.       — Неужели это значит, что всё? Что надежды нет?       Рыцарь покачал головой.       — Мы не знаем, жив ли повелитель. Поэтому всё ещё идём к Махе. Должен быть жив. Обязан. Иначе его тело выставили бы на главной площади. А если он жив, брат Маха организует поиски.       — Да, повелитель не может умереть. Он последний в роду. Без него империи конец.       — Староста ведь говорил про возможного наследника…       От одновременного гневного «нет!» Цит шарахнулась в сторону и налетела на фонарный столб. Держась за ушибленное плечо и сдерживая слёзы, она почла за лучшее промолчать.       Сэр Реймонд с досадой вздохнул.       — Извини. И в мыслях не было тебя пугать. Но тот, о котором говорил староста Сетиан, не должен приближаться к кэлльскому трону на расстояние не то что полёта стрелы — полёта почтового голубя. Он сильный воин и лидер. И ужасный человек. Мы должны во чтобы то ни стало освободить законного правителя. Боги нас не оставят.       — Из-за того ублюдского конунга «северянин» — ругательство, — громко шепнул Килан и притворно закашлялся под осуждающим взглядом учителя.       — Но… ещё можно всё исправить, так? Повелитель может быть жив?       Ей не ответили.       Вспомнился форт. Иллаты и отчаянно кричащий окровавленный беспомощный человек, привязанный к столбу. Сейчас Цит была уверена, что видела тогда повелителя. И тот, кого она видела, кому так верен сэр Реймонд, не заслуживал всего, что с ним происходило.       Вот бы он действительно был жив.       Утро встретило золотом рассвета в маленьком мутном окошке и гудением из харчевни внизу.       Умывшись, Цит долго переминалась в нерешительности. Килана надо было поздравить, но после вчерашнего было как-то неловко.       Рубашка, аккуратно сложенная и перевязанная лентой из остатков ткани, лежала рядом. Просто взять её уже и вручить казалось до глупого неуместным. Что подумают люди, что подумает сам Килан? Вчера он выглядел так, будто у него умер кто-то близкий.       И как у них вообще принято вручать подарки? А что, если для этого есть какие-то особые ритуалы?       Цит прислонилась спиной к двери и хмуро рассматривала рубашку. Та почему-то не хотела давать ни одного ответа. А тем временем краешек солнца показался над крышами. Утро было в самом разгаре. Медлить и дальше становилось попросту неудобно.       Махнув рукой, девушка подхватила подарок и, не давая себе времени передумать, поспешила вниз.       Там собирались ранние постояльцы и постепенно расходились последние поздние выпивохи.       Килан и сэр Реймонд обнаружились в дальнем углу. От кружек перед ними поднимался густой светлый пар, пахнущий хвоей.       Килан, впервые за многие недели гладко выбритый и аккуратно причёсанный, приветственно махнул рукой. Цит тщетно боролась с улыбкой.       — Что? Что не так?       — И тебе доброго утра. Ничего. Просто забыла, что ты можешь быть таким. И… с днём рождения, да? У меня было мало идей для подарка, так что вот. Надеюсь, тебе понравится.       Она смущённо отвернулась и уставилась в кружку, которую перед ней поставила дочь трактирщика с выражением скорби и крайнего разочарования на лице.       — Подарок? Откуда?       — Я не стану шутить… сделала. Подумала, будет полезным.       Килан удивлённо рассматривал вышивку на рубашке.       — Она замечательная. Спасибо, правда. Когда ты успела?       — Ночи длинные и светлые, — Цит преувеличенно небрежно дёрнула плечом. Мысленно она прыгала от радости.       — Погоди, но ведь это из ткани, которую дали тебе?       — А меня устраивает то, что есть. И вообще, мне зелёный не к лицу. Лучше скажи: что это за варево? Вкусно, но странно.       О загадочном питье, как оказалось, было известно только то, что здесь его пьют традиционно, и что оно бодрит. Бодрило и правда. На вкус походило на мёд с можжевельником и такой хвойной горечью, что сон как рукой снимало. Сразу хотелось вскочить и идти — желательно туда, где такое не наливают. И требовалось немало мужества, чтобы осушить кружку.       На улицу Килан вышел в новой рубахе и с мечом, убранным в крепкие ножны тонкой работы — подарок от сэра Реймонда. Сам рыцарь вновь убыл по делам, так что они остались вдвоём.       Несмотря на тревогу, физически ощущающуюся в самом воздухе, город жил обычной жизнью. Откуда-то доносился шум рынка, стук кузнечного молота, лошадиный цокот, крики. Тянуло тяжёлой вонью несвежего мяса, тёплым сеном и едой. И над всем этим плыли отзвуки музыки. Источник которой они и искали. Пока ещё сложно было различить мелодию, слышно было только ритмичное позвякивание и невнятное эхо дудочки.       Килан уверенно шёл вперёд, ныряя в переулки и пересекая перекрёстки, крепко ухватив Цит за запястье. Она поначалу нервничала, уж слишком сильной была хватка, но в разношёрстной многолюдной толчее, иногда преграждающей дорогу, это оказалось даже кстати.       Музыканты играли на маленькой грязной площади. Горожане огибали их по широкой дуге, бросая испепеляющие взгляды. Город, кажется, жил скорбью и ненавидел всё, что не было ей подчинено. Но Килан выглядел счастливым. Бросив пару монеток в старую шляпу с мягкими полями, он попросил сыграть что-нибудь весёлое и кариваальское.       — Поплакать всегда успеем. Цит, а ты танцевать умеешь? Я сто лет не танцевал.       На робкий неуверенный кивок он вновь схватил её руку и увлёк за собой.       Танец был явно был народным: простой, незамысловатый и весёлый. Мало похожий на горисадские, но музыка давала ритм, Килан двигался уверенно, даже когда Цит сбивалась, и… на самом деле, это было весело. Шаг-шаг-разворот, шаг — девушка путалась в ногах, но это не казалось страшным. Не было вокруг никого кто не осудил бы само их дурачество, а детали уже неважны.       Шаги стали размашистыми, коса растрепалась и лезла в лицо. Цит походя сдувала непослушные прядки, пытаясь уследить за движениями, неизменно сбивалась и продолжала как попало. Кто-то из музыкантов смеялся. С улицы злобно ругались, у ног шлепнулся комок грязи.       Килан бравируя откинул полу плаща, хватаясь за меч, и ругань сразу утихла.       К концу танца кружилась голова и сбилось дыхание. Остановившись, Цит ещё пару раз качнулась, прежде чем обрести под ногами твёрдую землю.       Килан бросил музыкантам половину большого сребренника и кивнул:       — Вот, теперь хорошо. Пойдём поглядим, что тут ещё есть, — и вновь потянул вперёд.       — Скажи, — она старалась держаться поближе, — все так любят повелителя?       — Что?       — Нас крыли такими словами, что я некоторых даже не знаю. Да и музыкантов… это всё из-за пленения повелителя?       — Ну как сказать, — он замедлился, когда впереди показался храм, зажатый высокими домами с крутыми крышами. — Прошлый повелитель был так плох, что нынешнего обожают просто из-за этого. Повелитель Алвиан мечтал расширить империю, вёл войны и поднял налоги. Люди обеднели и устали. А ещё иллаты почувствовали силу. Когда на трон взошёл повелитель Кассиан, он занялся страной и её проблемами. Не сказать, что очень успешно. Но и за это его любят. А ещё он — символ. Империя никогда не теряла правителя совсем. Тем более так. Вот они и боятся.       — Что придётся подчиниться этому конунгу?       Килан пожал плечами.       Вернулись они только к вечеру. Город был маленьким и скучным, зато запутанным, с узкими улочками и обилием тупиков. Заблудиться в таком даже приятно, особенно когда тут и там на пути то кабак, то бесстрашные уличные шарлатаны с красочными фокусами. Цит определённо глазела на них как дитя на ярмарке, но, бездна, это ведь была почти настоящая магия!       От лоточника, который продавал волшебные зелья в цветных склянках и заставлял маленьких птичек исчезать в широком рукаве и тут же появляться из другого, Килан утаскивал её почти силой. До того это зрелище завораживало.       Если в Кэлле на день рождения принято веселиться, то ощущение было такое, будто это у Цит праздник.       Да и в харчевне к вечеру стало хоть немного веселее. У большинства лица ещё были хмурые и скорбные, но кто-то уже даже пел, залившись хмельным. Килан был в их числе, и сэр Реймонд, хоть и косился неодобрительно, не сказал ни слова. Даже про то, насколько паршиво тот поёт.       А наутро, опережая собственные планы, уже выдвинулись дальше.       Едва оперившийся лес насквозь был пронизан золотым. Уже какой день погода оставалась ясной, ни облачка, ни капельки дождя, и дорога, понемногу повышающаяся, вообще почти высохла — лошадиные копыта цокали по ней.       Тонко и переливчато пели маленькие лесные птицы, иногда с шумом взлетая с веток при приближении людей. Холодный с ночи воздух щипал нос, и только это было похоже на привычную весну.       Цит шагала размашисто и легко, не замечая уже пройденного расстояния, щурилась от лезущих в глаза лучей, и мурлыкала под нос какую-то услышанную накануне песенку с простым навязчивым мотивом. Кариваальских слов она не помнила, а вот мелодия засела в голове.       Снова едва заметно тянуло дымом, наверняка от холода, хотя до этого и не чувствовалось. Дорога петляла по лесу.       Постепенно запах дыма только усиливался, хотя солнце поднималось выше.       Сэр Реймонд хмурился и наконец остановил коня недалеко от неприметной развилки. Дымом тянуло справа, куда уходила узкая непроезжая дорога.       — В городе говорили, что где-то здесь есть деревенька. Дворов на пять-семь, медовары, что ли. Известные в этих краях. И по всему получается, что эта дорога ведёт как раз к ним. Не нравится мне, что тянет пепелищем, давайте проверим.

***

      Когда-то здесь правда была деревня. Совсем недавно, наверное: кое-где из-под обугленных обломков ещё струился полупрозрачный дымок. Стояла удивительная тишина, даже птицы не прилетели попировать.       Вонь пепелища и гниющей плоти забивала нос. Цит несколько раз чихнула и прикрыла нос рукой, пока не вывернуло.       Эхо гуляло над маленькой поляной до странного долго, отражаясь от густого леса и уцелевшей стены хозяйственного двора на отшибе.       Пять домов было или больше, узнать не получилось бы уже при всём желании. Обломки, обрывки, куски и осколки, закопчённые и обгоревшие, устилали почти всё пространство, перемешавшись и завалившись друг на друга. Свободное место между ними занимали тела. Изуродованные и обожжённые настолько, что иной раз непонятно было: человек это или ягнёнок. Да и разглядывать, честно говоря, не очень-то хотелось.       Пока сэр Реймонд и Килан мрачно осматривались, Цит отошла подальше, в тень молодого ельника, подступавшего когда-то к самой ограде. Несколько почти целых досок валялись под ногами.       Яркое весеннее солнце, отражаясь от блестящих угольков, слепило.       Девушка прищурилась, прижавшись щекой к теплой шершавой еловой коре, и тут же распахнула глаза. Прислушалась. И с ужасом поняла, что ей не почудилось.       В абсолютной тишине мёртвой деревни кто-то тихо-тихо напевал.       Детский голосок хрипловато выводил какую-то незатейливую песенку с простыми словами. Наверное, ребёнок сидел прямо за ближайшим остовом крыши, выгоревшим трети на две, поэтому и не слышно было раньше.       Умом Цит понимала, что надо пойти и проверить. Там ведь был живой ребёнок, которому нужна помощь. Но, боги, что произошло с ним, что он сидит в руинах и поёт?!       Первые шаги дались особенно тяжело. Идти откровенно не хотелось, но — так же откровенно — было нужно. Она аккуратно перебиралась через завалы, добралась наконец до торчащих чёрных стропил, осторожно обходя их… и тут её всё-таки вывернуло в тёмный провал бывшего чердачного окна. По ту сторону в нос шибанул невыносимо густой дух мертвечины, от которого слезились глаза.       Проморгавшись Цит пожалела, что решила пойти сюда.       Килан и сэр Реймонд примчались на окрик быстрее, чем она сама до конца поняла, что вообще видит.       На маленьком пятачке двора, на чёрной от копоти скамейке, сидела девочка, не старше четырёх или пяти лет и гладила лежащий на её коленях труп котёнка с грязным белым бантиком на шее. А чуть поодаль в нелепых позах рассажены были тела женщины, старухи со стариком и двух совсем маленьких детей.       Деревню сожгли не вчера. Все мертвецы, не тронутые огнём, порядком раздулись и потекли, источая невыносимое зловоние. В глазницах копошились мухи.       Может ли быть так много мух, если по ночам ещё случается мороз? Дурацкий вопрос вопрос засел в голове, пока Цит изо всех сил пыталась отвести взгляд от мутных глаз старухи, плачущих опарышами.       Песенка прервалась. Девочка, до сих пор как будто не замечавшая ничего вокруг, вдруг отвлеклась на чужаков. Поднимая каждым движением облачка пепла она стряхнула с руки червей, подняла голову и лучезарно улыбнулась. Светлые голубые глаза её оставались пусты и бессмысленны.       — Здравствуйте! А вы гости, да? Я Майя. Мама скоро придет, мы с Хвостишкой тоже её ждём. Она наверное у целителя, потому что я ей сказала, что у меня болят ножки. Это недалеко, она скоро придёт.       У мёртвого котёнка и впрямь был шикарный хвост. Теперь из него лезла шерсть, а под шерстью шевелилось… что-то.       Майя замечательно выговаривала букву «р».       И у Майи не было ножек.       Чуть ниже коленок остались кривые культи с торчащими обломками кости. Раны гноились, и выше всё распухло и потемнело.       Майя и сама была наполовину покойником.       Цит обхватила себя за плечи и наконец отвернулась. От осторожного прикосновения Килана сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Хотелось что-нибудь сказать, но из горла вырвалось только невнятное бульканье.       За спиной сэр Реймонд расспрашивал Майю про то, что случилось, но в ответ получил только рассказ о том, как девочка возвращалась домой, споткнулась и упала. Потом её привели домой, усадили на скамейку вместе с её любимым Хвостишкой и ушли за помощью.       Вот и вся история. В этом мире не было ни пожара, ни резни.       Когда разговор сменила песенка, Цит наконец обернулась.       — Мы должны ей помочь. Она ведь… Мы должны.       Она не чувствовала собственных трясущихся рук и сутулилась, потому что в лёгкие словно залили свинца.       Сэр Реймонд сжал кулаки.       — Единственное, чем мы можем ей помочь — это дать ей лёгкую смерть.       — Нет! — Цит яростно замотала головой, и от этого снова стало дурно. — Ей нужно к целителю, её надо забрать отсюда!       — Здесь нет целителя, который бы ей помог. Слишком поздно.       — Есть же город недалеко!       — Там нет. Того. Кто. Смог. Бы. Там сплошь… травники и посредственности. А ей нужен талант. Мы поздно пришли.       Цит переводила взгляд с него на беспечную Майю, треплющую Хвостишку за ухо и чему-то смеющуюся.       — Но она ведь жива. Она сидит и… она ведь жива и бодрая. Мы можем… почему они её оставили?       Сэр Реймонд указал на знак, вырезанный на детской руке. Перечеркнутый длинной воспалённой царапиной.       — Им показалось, что это весело. Наверняка надеялись, что она не сойдёт с ума и будет чувствовать всю боль. Илла питаются болью и отчаянием, а их здесь хоть отбавляй. Иллаты не дали ей умереть сразу, и только поэтому она ещё жива. Посмотри на раны, зараза давно в крови. Мы помогли бы только если бы у нас прямо здесь был какой-нибудь хаанский целитель. И то не уверен.       — Тогда… что мы можем сделать?       Он молча кивнул на нож, висящий у неё на поясе.       Цит отступила на несколько шагов, споткнулась и рухнула на груду досок. Торчащий гвоздь царапнул по запястью. В горле застыл тугой комок, и она схватилась за рукоять ножа только чтобы покрепче прижать к себе.       Она не могла этого сделать. Нет. Можно резать иллатов, можно пережить убийство разбойника, но, бездна, это ведь маленькая раненая девочка!       Она покачала головой. Сэр Реймонд пожал плечами.       — Тебе придётся делать подобное и в будущем. Иногда единственное спасение — это смерть. И как бы ни было отвратительно, ты должна спасать людей хотя бы так, если собираешься остаться на этом пути. Это часть нашего бремени.       — Я не могу.       — Тогда идём.       Рыцарь развернулся в ту сторону, где остались лошади. Цит огляделась.       — Что? Куда?       — Мы уходим.       — Но что…       — У нас нет целителя, наши зелья не помогут. Зачем тащить её с собой? Сделаем только хуже. Вставай. Пойдём.       Цит беспомощно посмотрела на Килана, но тот сразу же отвёл взгляд.       — И что с ней будет?       — Майя умрёт. Через два дня, три или пять. Я не силён в медицине. Но умрёт, не быстро и не легко. Боль вернётся, иначе иллаты не оставили бы её.       Девочка их не слышала, и Цит от всей души хотелось бы, чтобы блаженное неведение так и осталось с ней до конца, но что-то, может быть, здравый смысл, подсказывало, что эта надежда бессмысленна. В этом мире точно.       Пальцы нащупали рукоять ножа. Неужели кроме Цит никто это не сделает? Такой вот урок? Если да, учиться не хотелось совсем. Рука на ноже дрожала.       — Что нужно делать?       Сэр Реймонд обернулся и смерил её долгим оценивающим взглядом.       — Подойти сзади. Движение должно быть одно и очень точное, чтобы сразу попасть по артерии. Иначе сделаешь только хуже.       Цит медленно кивнула, тяжело поднялась и на негнущихся ногах подошла к Майе. Мутило, кажется, не столько от вони, сколько от осознания того, что она вообще делает.       Майя подняла голову и плаксиво сморщилась.       — Ножки болят. Вы маму не видели? Она должна уже вернуться. Цит положила ладонь ей на макушку, удерживая, и наклонилась поближе. Глаза слезились, нож удобно лежал в руке. Сказала очень нежно, так, как успокаивала когда-то младшего брата в страшные грозовые вечера, когда ветер хлопал ставнями и завывал под стрехой:       — Мама скоро придёт, не бойся, — а потом полоснула.       Маленькая Майя не издала ни звука, опрокинувшись к ней на руки. Цит могла только держать её. Нож выпал и лежал под ногами.       — Мы их похороним. — Это не было вопросом. Даже если бы сэр Реймонд отказался, она сделала бы это сама. — Всех не сможем, но их — похороним. И Майю, и семью… и кота. Они же гонялись за котёнком только чтобы сделать ей больно… он тоже заслужил.       Но сэр Реймонд не протестовал. Напротив, кивнул и послал Килана за топором. Дров здесь, конечно, не осталось — пришлось идти в лес.       После всего казалось не таким уж и сложным складывать погребальный костёр. Не по правилам, не очень-то аккуратно, потому что уложить большинство тел как надо попросту не получалось. А получилось как получилось: кривенький шалашик над бревенчатым помостом, в центре которого лежала девочка, обнимающая своего котёнка и накрытая по пояс горисадским расписным платком, найденным на дне дорожной сумки.       Закончили к глубоким сумеркам, и вспыхнувший от талисманов огонь нещадно слепил не хуже утреннего солнца.       Длинная заупокойная молитва была едва слышна за треском горящего дерева.       Про себя Цит молилась ещё о том, чтобы царапина не дала печати сработать, и хотя бы одна душа здесь попала не в тёмную Бездну.       Сэр Реймонд сказал, что дети, воины и мученики попадают на безмятежные маковые поля, испив воды забвения. Ей хотелось верить, что Майя там. Счастливая и ничего не помнящая о своих последних днях.       Зарево костра догорало позади, освещая небо над макушками деревьев.       Цит отчаянно пыталась отскрести с себя весь сегодняшний день, по пояс стоя в ледяной воде. Брусок мыла ушёл уже почти наполовину. Острые камешки на дне царапали ноги. Темнота над рекой стояла — хоть глаз выколи. Только бледный лунный серп висел над лесом, не давая почти никакого света.       Отчаявшись, Цитаэр плашмя плюхнулась в воду. Сверху на неё смотрели чужие незнакомые звёзды. С ближайшей поляны сверкнула яркая вспышка — сэр Реймонд послал магическую весточку в город, чтобы кто-нибудь занялся остальными погибшими в деревне. Это было важно, но сейчас почему-то казалось совсем незначительным.       Мелкие волны шевелили распущенные волосы и казалось, что кто-то из чёрной глубины трогает Цит за руки. От холода сводило мышцы. Мыльная пена попала в глаза и щипала. Но это тоже было незначительным. Вообще ничего теперь значительным не было, кроме, может быть, одной мысли о том, чтобы найти иллатское гнездо и выжечь его дотла. Но это пока что оставалось невыполнимым, а потому — тоже незначительным. Из глухого безразличия её выдернул только окрик. Наверное, она и впрямь задержалась здесь.       Сухая одежда оказалась напрочь холодной, да ещё и была перештопана столько раз, что швов было больше, чем ткани. Но другого не было. Свежепостиранное казалось тяжёлым как груда железа. И до сих пор пахло мертвечиной. Или так казалось.       Сэр Реймонд и Килан не задавали вопросов и вообще ничего не говорили Цит даже когда она отказалась от еды. На еду не хотелось даже смотреть.       Девушка бесцельно смотрела в огонь, перебирая мокрые пряди, пока наконец не поняла, что ещё не даёт покоя.       — Сэр Реймонд. Вы столько раз говорили, что теперь-то настоящая война, а не всякое там. Столько раз. А теперь — не сказали. Хотя это больше война, чем любой из тех боёв.       Рыцарь внимательно посмотрел на неё и покачал головой:       — Мне показалось, сейчас это уже ни к чему. Теперь ты и сама поняла.       Цит глухо рассмеялась и поднялась. Несколько язычков пламени потянулись следом, но быстро опали.       Вот оно что, значит. Проверка боем. Теперь она должна понять, что война — это на самом деле не изнуряющие битвы, а пепелища и голубоглазые мертвецы. Хотелось просто кричать, но она попыталась говорить.       Слова наскакивали друг на друга, мешались в горле, застревали таким комом, что начинало мутить.       — Каждый раз. Я каждый раз думаю: хуже просто некуда — но нет! Эта грёбаная страна находит способ. Что теперь? Я потеряла семью, я видела, мать его, зверское убийство, я… мне попался грёбаный Дарон, потом деревня эта с грёбаными демонами, потом убийства, убийства, убийства. У меня уже руки в крови по локоть! И вот казалось бы, ну дальше некуда. Нет. Всегда есть. Теперь это. Вы видели? Нет, вы видели? Видели. Теперь-то некуда дальше?!       Она пнула валявшийся на земле сук, и тот с грохотом отлетел в кусты. Запах оголившейся сырой земли отдавал железом, как кровь. Цит чуть не вырвало, она согнулась, прижав ладонь ко рту, а потом повернулась к костру и горько ответила сама себе:       — Да хрен же там, да? Ещё как есть.       Устало доковыляв до своего места, Цитаэр села, подтянула колени к груди и уткнулась в них лицом.       Это не помогало спрятаться от мира. В темноте под закрытыми веками ещё видна была и деревня, и девочка. И солнечные отблески на широком лезвии ножа. Приходилось прикладывать усилия, чтобы просто дышать. Горло будто сдавили в кулаке. Только душил не страх и даже не печаль. Откуда-то из самых темных глубин поднималась слепая злость.       — Я не хочу больше этого видеть, — Цит подняла невидящий взгляд на костёр. Огонь хотя бы был тёплым.       Сэр Реймонд тяжело вздохнул.       — Понимаю. Ничего, думаю, мы сможем сделать крюк и заглянуть в одну деревню, где…       — Нет. Я не хочу уйти. Не хочу всю жизнь думать, что где-то есть ещё одна такая Майя. Или тысяча. Я хочу, чтобы вот этого больше не было. Для этого всего-то нужно уничтожить всех иллатов раньше.       Рыцарь нахмурился.       — Ты уверена?       Цит с трудом выровняла дыхание и через сжатые зубы процедила:       — Пожалею об этом я как-нибудь потом.