Попытка исправить прошлое

Слезы – кажется, такая мелочь, совершенно естественная защитная реакция для многих. Но не по отношению к его учителю. Лицо, что скрывало хоть какое-то проявление "низменных" чувств, бросалось холодом и величием, так спокойно плакало. Не было попыток скрыть или убежать, самые обычные слезы – картина вчерашнего происшествия, словно маслом по холсту без упущения хоть каких-либо деталей, отпечатывается в коре сознания, периодически всплывая. Можно ли назвать это успехом? Ответа явно не будет, но тягучая дума о первой реакции, после того как его личный детский мучитель стал таким, не давала покоя. Продвижение явно присутствовало, прошлые попытки напоить и накормить, как бы больно не было, не давали такого эффекта. Сейчас же Шэнь Цинцю мирно спал. Небольшие ранки на губе, синяки под вычурными глазами в совокупности с мертвецки бледной кожей портили вид. Хотелось вернуться в то время, когда этот облик блистал своей грацией, тая такие запретные желания увидеть расплывающуюся зеленью улыбку на нем. Существование двух Шэнь Цинцю въедается в кожу, режет и рвет внутренности. Истина выбивает из легких воздух, топит в себе. Обидно, больно, несправедливо, нечестно, так, что сомневаешься в собственной вменяемости. Вдруг на самом деле этого, злого калечащего человека никогда не существовало? Сознание расщепляется только от взора на мирно сопящего учителя, он кажется таким беззащитным, ему нужно дарить любовь и заботу. Но Ло Бинхэ помнит, помнит этот котел из ненависти, и он бурлит и будет бурлить до конца его дней, тягучей лавой медленно выжигая объект ненависти в поражённом насилии. Уроки наставника под острым соусом были хорошо усвоены. Реальность — всего лишь реальность. Старые мечты и размышления сейчас не имеют никакого смысла. Новый день – новая пытка, и непонятно, для кого она предназначена. Сонное тело нужно будить и приводить в порядок. Дым поднялся, тонкой струйкой, извиваясь в воздухе, как змея. Из аромата благовония, древесного, с острыми нотками имбиря, рождался спокойный, почти медитативный шум, заглушающий все остальные звуки. Он щекотал нос своим запахом, а блистающий огонек завораживал. Хлопковые ткани с вышитыми узорами распахнулись, яркие лучи, не спрашивая, вторглись в комнату, впуская вслед за собой небольшой ветер. Спокойная струя дыма пошатнулась. На прикроватном столе поставили маленькую тару с водой и приятное на ощупь льняное полотенце цвета слоновой кости. Оно опускается и моментально впитывает в себя воду, чтоб потом, почти невесомым, нежным до трепета, коснуться чужого лица в районе щеки и, поднимаясь выше, остаться на лбу, пока руки исследуют лицо, задевают глаза, задерживаются чуть дольше на губах и заканчивают на подбородке. Вершина головы, словно небесный фонарь, светится точкой Байхуэй, а в глубине плеч, как небесная река, течет энергия через точку Цзяньцзин. Нежные пальцы Ло Бинхэ аккуратно нажимают на них, стимулируя как можно скорейшее пробуждение. Дары на все труды стало то, как на глазах появляется легкое подергивание бровей, а худощавая грудная клетка делает глубокий вдох. Потребовалось еще немного времени, и веки с длинными ресницами открывают ранее плотно спрятанные радужки неосознанных глаз. Первый этап пройден. Пришедший в первые дни лекарь порекомендовал прогулки на свежем воздухе, сегодня же этим советом император трех миров хочет впервые воспользоваться. Странное чувство в районе груди хочет окрасить "куклу" напротив в свои черно-красные цвета, пометить своим началом. Повинуясь, он подобрал одеяния из тончайшего шёлка, украшенные изысканной серебряной вышивкой, в которой переливались драконы. С осторожностью Ло Бинхэ поднял вялое тело кажущимся таким горячим, помогая ему удобнее устроиться на мягких подушках. Четко слой за слоем каждый элемент одежды, от первого до второго слоя с поясом был одет, в конец завязав края рукавов спереди в надежный узел. Настал черед волосам. После сна ломкий, но все еще остающий гладким волос разливался рекой. Его учитель всегда дотошно следил за своим внешним видом. Гребень из кости хорошо проходил, прочесывал сонное недоразумение, помогая создать прическу к сегодняшнему образу. Пучок сверху удерживала новая заколка с каким-то редким камнем. Приготовления окончены. Для комфортной прогулки не хватало всего одной детали – кресла с помощь которого можно было размеренно передвигаться по саду. Но все же его отсутствие не должно стать великой помехой. Пустая оболочка отдавалась в руки, голова лежала чуть покачиваясь на плечах немного посапывая, он явно еще не отошел ото сна до конца. Звуки шагов глухо отдавались в стенах, создавая ритмичный, успокаивающий шум. Вдалеке, если прислушаться, можно услышать щебетания птицы – одинокая мелодия, пробивающаяся сквозь ритм обуви. Когда они достигли сада, солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы осветить каждый уголок. Зеленая трава блестела от росы, а цветы, распустившиеся под первыми лучами, наполняли воздух сладким ароматом. Аромат цветов, распустившихся под первыми лучами, витал в воздухе, сладкий и пьянящий. Перед глазами мелькают жены, каждая из них не менее прекрасна как окружающие их высаженные пионы, они словно соревновались в своей красе. Они прошли дальше, по извилистой тропинке, и вдруг перед ними возникла беседка. Её изящные арочные проемы окружали нежную и неприступную красоту сада. Ло Бинхэ нежно посадил Шэнь Цинцю на скамью, осторожно подложив под его спину подушку. Служанка поднесла уже давно приготовленный имбирный чай. Он уже наполнил две тонкостенные чашки из нефритового фарфора. Рядом же с чаем стояло лекарство, оно перебивало запах чая и окружающих цветов своим резким травяным запахом намекая о своим горьком вкусе. Любоваться таким беспомощным бывшим горным лордом можно было долго. Шэнь Цинцю нуждался в помощи, и он решил ее оказать. Небольшой флакон настойки был открыт, резкая горькость аромата моментально осела на языке. В голову пришла идея: вместо того, чтобы пытаться влить жидкости в чужую глотку прямо из флакона, лучше сделать это через рот в рот. Теперь Шэнь Цинцю восседал на чужих коленях, слегка наклоняя голову назад. Лекарство и правда оказалось неприятным на вкус, мерзко жгло вкусовые рецепторы. Оно смешивалось со слюной – это обязательная процедура, которая потом поможет переварить его в чужом, сейчас таком нежном больном, желудке. Простые движения и рот напротив открывается, словно действительно прося в него проникнуть человеку напротив. Губы припадают к другим. Язык медленно проникает внутрь, заставляя каждую клетку тела взорвать в возбуждение и трепете. Жидкость протекает внутрь, струиться по горлу, а на чужом лице еле заметно сводятся брови вместе, они словно кричат о том как неприятно их хозяину. Движения в ротовой полости не прекращаются, даже когда лекарство уже полностью поглотили, шершавая мышца проходит по небу, задевает зубы и старается проникнуть глубже. Все резко заканчивается. Травяную жидкость стоило запить чаем. В чашке, словно застывший янтарь, мерцал имбирный чай. Аромат, нежный, но пробивной, витал в воздухе. Его ждала такая же участь. Губа к губе, тепло распространялось по телу и с легким причмокиванием чай был выпит. Внутри все перевернулось. Вмиг радость сменилась ледяным отвращением. Теплое, влажное пятно расплывалось на его одежде, пропитывая ее отвратительным запахом. Он с трудом оторвал взгляд от неприятной картины, что раскрылась перед ним, и пытался понять, что произошло. — Блять, ты! - рык вырвался из горла, пропитанный гневным негодованием. Все вокруг померкло, остался только этот невыносимый конфуз, заставляющий лицо пылать. Смех рвался наружу, пропитанный горькой иронией. Это было слишком нелепо, слишком отвратительно, чтобы оставаться холодным и бесстрастным. Этот человек и правда найдет любые способы выразить свой скверный характер, даже если не может нормально функционировать. Моча стекала по тому, что осталось после ног. Гниющие обрубки конечностей представляли собой зрелище, способное вызвать ужас и отвращение даже у самых стойких. Плоть, некогда гладкая и упругая, теперь распухла и потемнела, испещрённая пятнами зелёного и чёрного цвета. На некоторых местах кожа уже полностью исчезла, обнажая разлагающиеся мышцы, которые казались будто бы пропитанными гнойной жидкостью. Даже бинты не могли скрыть ужасающее зрелище. Этот вид только усугублял гнетущую атмосферу, пусть и тщательная ежедневная обработка промывкой и мазями лишал все это удушающего запаха, что был в момент как его только забрали, даже кратковременное пребывание рядом с этими обрубками вызывало тошноту. Медленно, но неуклюже, бинты пропитывались мочевиной обещая сохранить запах до следующей их замены. Им срочно надо в ванну. *** Всплески воды, Шэнь Цинцю бросают, голова с глухим звуком ударяется о дно ванны. — Ты даже не можешь попроситься в туалет, – кровь кипит, приступ злости захлестнул его, как внезапный шторм, разрывающий ясное небо. В одно мгновение все внутри него воспылало, сердце забилось быстрее, ударяя в грудную клетку с такой силой, что казалось, будто оно готово вырваться наружу. Вены на висках и шее вздулись, пульсируя от напряжения и ярости. Лицо исказилось, превращаясь в маску гнева, не оставляющую места для разума или сочувствия. Чужие легкие заполнялись водой, рот открывался в немом крике пытаясь ухватить хоть капельку воздуха. Шэнь Цинцю извивался как змея. Но сильные руки наконец схватили его за плечи и, с мощным рывком, вытащили на поверхность. Он кашлял и хрипел, хватая ртом воздух и судорожно задыхаясь. Мокрую одежду с громким треском срывают, она рвется по швам, давит своим шумом на уши. На обнаженное теле можно заметить ребра, они словно скалы, выступали острием. Шрамы украшали каждый сантиметр кожи, каждый из них имеет свою историю плотно связанную с Ло Бинхэ. Его до красных бутонов на коже хватают на шею, плотно удерживая в устойчивом положении. Сладко пахнущее мыло с яблочным вкусом должно помочь отмыть всю эту разведенную грязь. Полотенце с натиском скользит по частям тела, оставляя красные следы, скребет кожу. Омыв его, промокшие бинты снимают. Разбухшим гнойным обрубкам конечностей сейчас требуется хорошо высохнуть, дать им подышать, перед тем как наносить мази и заново окутывать в ткань. Над ним склоняется Ло Бинхэ, взгляд его холоден, но в нем нет привычного гнева. — Я отрежу тебе остатки твоих ног, - голос его спокоен и уверен, просто констатируя факт.