Падший Ангел Портовой Мафии

Тренировки с Кью и Гин продолжались, но атмосфера в зале стала тяжелее. София, несмотря на свою сдержанность, внимательно следила за каждым их движением, будто видела в них отражение чего-то потерянного. Однажды в середине занятия дверь зала резко открылась, и в проёме появился Чуя. Его присутствие, как всегда, заполнило всё пространство, но его лицо было серьёзным. — София, — начал он, скрестив руки на груди, — нам нужно поговорить. Она не отвела взгляд от Кью, который в этот момент выполнял отработку уклонений, но её голос прозвучал холодно: — Это не лучшее время. Чуя сделал шаг вперёд, его ботинки гулко ударили по полу. — Тогда лучшее время наступит никогда, верно? Потому что ты так и не позволишь себе остановиться, — сказал он, его тон был почти обвиняющим. Кью замер, а Гин напряглась, чувствуя напряжение между ними. — Продолжайте, — коротко бросила София своим ученикам, затем медленно обернулась к Чуе. Её глаза казались пустыми, но в голосе появилась стальная нотка: — Если у тебя что-то важное, говори. Чуя усмехнулся, но в его взгляде было больше горечи, чем насмешки. — Ты не единственная, кто потерял людей, София. Я знаю, каково это, — он сделал ещё один шаг вперёд, приближаясь к ней. — Но ты превращаешь это в стену, за которой прячешься. — Ты не знаешь, что я чувствую, — отрезала она. — И не пытайся притворяться, будто можешь понять. Чуя нахмурился, его голос стал громче: — Ты думаешь, я не понимаю? Думаешь, у меня никогда не было тех, кого я не мог защитить? Я не просто понимаю, я вижу, что ты идёшь по тому же пути, что и Фёдор! Имя её брата прозвучало как удар грома. Кью и Гин переглянулись, не зная, что делать. — Убирайся, Чуя,— тихо сказала София, но в её голосе слышалась опасная нотка. Чуя шагнул ещё ближе, почти лицом к лицу: — Не заставляй меня смотреть, как ты себя разрушаешь, София. Она ничего не ответила, лишь развернулась обратно к ученикам. — Вы слышали меня, продолжайте. Чуя постоял ещё несколько секунд, прежде чем молча покинуть зал. Гин взглянула на Софию: — Всё в порядке? — Всё. В порядке, — ответила она с механической улыбкой, но её руки были напряжены, как струны. Кью и Гин продолжили тренировку, но их внимание было приковано к Софии, которая в этот момент казалась призраком самой себя. София ещё долго стояла в пустом зале после ухода Чуи, молча глядя на свои собственные руки, будто пыталась найти в них ответы. Его слова продолжали звучать в её голове, как эхо, от которого нельзя убежать. Она сжала пальцы в кулаки, чувствуя, как её дыхание становится тяжелее. Неужели он был прав? Неужели, несмотря на все её попытки уйти от тени брата, она всё равно оказалась поглощена им?

***

Воспоминания нахлынули, как шторм. София увидела себя в детстве, в маленькой комнате с книжными полками, где они с Фёдором проводили часы напролёт. Ему было лет тринадцать, ей всего восемь. Фёдор, высокий и худощавый, с серьёзным, почти взрослым выражением лица, сидел за столом и писал что-то в блокноте. Она в это время пыталась нарисовать его портрет, иногда украдкой поглядывая на него. — Федя, а зачем ты всё время пишешь? — спросила она тогда, положив карандаш и подперев щёку рукой. Фёдор поднял на неё свои глубокие глаза, в которых уже тогда было что-то пугающее. — Потому что слова — это власть, София. Они могут разрушать и создавать, как кисть художника. А ты? Зачем ты рисуешь? — Хочу, чтобы всё красивое осталось, — ответила она с детской непосредственностью. Фёдор тогда усмехнулся, словно знал что-то, чего она понять ещё не могла. — Красота исчезает. Но если ты научишься её контролировать, то сможешь создавать и разрушать всё, что пожелаешь. Эти слова тогда показались ей странными, но с тех пор они крепко засели в её памяти. Даже тогда в её брате уже было что-то тёмное, что-то чуждое. Она любила его, восхищалась его умом, но иногда он пугал её своей холодностью. София встряхнула головой, пытаясь вернуться в реальность, но вместо этого её сознание выдало другое воспоминание. Они были подростками, и в тот день она случайно услышала разговор Фёдора с неизвестным мужчиной. Его голос был ледяным, лишённым какой-либо эмоции. — Люди — это лишь инструменты. Если хочешь чего-то добиться, их нужно использовать. Это единственный путь к победе. Эти слова тогда вызвали у неё протест. Она вбежала в комнату и закричала: — Это неправда! Люди — это не инструменты, Федя! Он обернулся, и на его лице появилась та самая холодная улыбка, которую она теперь видела в отражении своего собственного лица. — Ты поймёшь это, София, когда повзрослеешь.

***

Сейчас, стоя в зале, София чувствовала, как эти воспоминания разрывают её изнутри. Она осознала, что всё больше напоминала Фёдора. Её улыбка, её холодный взгляд, её отчуждение — всё это было его наследием. Но она не хотела этого. Не хотела быть, как он. Она медленно опустилась на пол, её дыхание было неровным. Она пыталась понять: когда всё пошло не так? Когда она потеряла себя? Потеря близнецов была спусковым крючком, но ведь тьма начала поглощать её задолго до этого. — Я не он, — подумала она, стиснув зубы. Но голос в её голове, столь похожий на голос брата, шептал: А разве нет? София поднялась, её лицо вновь застыло в привычной маске, но внутри начало зарождаться что-то новое. Она не могла позволить себе стать тенью брата. Но как ей вырваться из этой тьмы?

***

София вернулась в свой кабинет, всё ещё ощущая давление воспоминаний и слов Чуи. Погружённая в мысли, она машинально достала из ящика бумаги и карандаши. Рука сама начала выводить линии, создавая рисунок — смутный образ детства, когда она и Фёдор сидели рядом, ещё не разделённые разными взглядами на жизнь. Она остановилась, осознав, что нарисовала его глаза, холодные и бездушные. Рука задрожала, и карандаш выскользнул из пальцев, упав на пол. — Я не хочу быть им, — прошептала она в пустоту. Слова эхом разнеслись по комнате, звуча как отчаянный крик души. В это время в дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, вошёл Дазай. Он облокотился о косяк и долго молчал, наблюдая за её состоянием. — Ты нарисовала что-то интересное? — наконец спросил он, указав взглядом на лист. София прищурилась, смяв бумагу и отбросив её на край стола. — Не твоё дело, Дазай. — Ты права. Не моё, — его голос был лёгким, почти насмешливым, но за ним скрывалась осторожность. — Но, знаешь, убегая от того, чего боишься, ты можешь случайно стать этим самым страхом. Её глаза сузились, и она подняла голову, глядя на него с раздражением. — Ты пришёл сюда читать морали? Дазай лишь пожал плечами. — Нет, я просто наблюдаю. Ты слишком похожа на Фёдора сейчас. Он тоже закрывался за своими играми и словами, прячась от всего. Смешно, как вы, кажется, пытались стать противоположностями, но… София резко поднялась со стула. — Ты ничего не понимаешь! — вспыхнула она. — Я не он! Дазай кивнул, оттолкнувшись от дверного косяка. — Тогда докажи. Не мне. Себе. Он развернулся и вышел, оставив её в состоянии, которое можно было описать смесью гнева и растерянности. София снова опустилась в кресло, закрыв лицо руками. Она не могла отрицать, что его слова задели её. Каждый новый день она ощущала, как её собственное отражение всё больше становилось чужим. Она вспомнила, как в детстве Фёдор однажды сказал ей: — Ты никогда не сможешь избежать своей природы, София. Мы такие, какие есть. И сейчас ей казалось, что его голос звучал в её голове, напоминая о том, что пути назад нет. Но было ли это правдой? София сидела в тишине, опустив голову. Мысли о Фёдоре продолжали терзать её. Эти слова, сказанные когда-то давно, звучали как приговор, который она не могла отменить. Проклятье семьи, тяжёлое бремя, которое она унаследовала. Но где-то в глубине души она чувствовала — не всё потеряно. Она могла стать иной. Может, не избавиться от своей тени, но перестать быть её рабом. Тихо встав, она подошла к окну и посмотрела в темный город, будто ища ответ. Но ничего не изменилось. Чужая жизнь, чужие решения, чужие ошибки. И она в их центре.