Трафарет

Я собираюсь искать своего человека,

До тех пор пока не останусь довольна.

Я не могу понять, почему

Он преследует меня.

Я не могу понять, почему

Люди преследуют меня.

Должно быть, все дело в старом злом духе,

Из глубин земли.

Soap&Skin - Me and the Devil

Странное покалывание на кончиках пальцев вынуждает Изуми замереть. Смотреть на свои руки так, будто она впервые их видит. И впервые пробует на вкус собственную причуду. Та жжется обидой и тонким слоем разочарования, явно не принадлежащей Изуми. Психотерапевт, а теперь сообщник в бегах с особо опасным злодеем, косится чуть за свое плечо. Перед ее глазами странная картинка из собственного детства. Изуми видит господина Кодзи. Его яркие, темно-зеленые глаза внимательно следят за маленькой Изуми, катающейся на только что поставленных качелях. Девочка отталкивается не сильно, отец помогает раскачать качели, взлететь высоко-высоко. В душе девочки нет страха. Полное доверие к своему родителю: он точно поймает ее, как бы высоко Изуми не взлетела. - Папа, выше, - разносится высокий детский голосок. Ладошки чуть потеют, когда папа выполняет просьбу. Следующий заход почему-то резко кажется страшнее. Когда земля почти летит в лицо, девочка вскрикивает, но качели перестают двигаться, а страх гонит кровь быстрее. Слезы от испуга выступают резко. Изуми спрыгивает с качелей в распахнутые объятия отца, тот прижимает ближе к себе. - Ну, все-все, бабочка, - смеется он куда-то в волосы девочки, - не бойся, папа рядом. - Ты тоже боишься, - уверенно произносит дочь, потому что чужой страх вдруг хлещет через нее, отчего Изуми дрожит. Она пытается уйти от этого мерзкого, назойливого чувства, но то будто срослось с кожей, с головой маленькой девочки. С закрытыми глазами еще страшнее, в объятиях отца тоже, Изуми боится, что теперь это чувство с ней навсегда. - Изуми, посмотри на меня, - руки отца перемещаются на хрупкие плечи, чуть отдаляя от себя ребенка. Истерика идет полным ходом: большие слезы и сопли-пузыри, как сопутствующие атрибуты, чуть веселят героя, и мужчина мягко прижимает ладонь к пухлой щеке дочери. Становится чуточку легче. Страх, что скручивает внутренности, отступает мягко, Изуми даже улыбается, но очень-очень слабо. - Бояться – нормально, - спокойно и ровно говорит про-герой, вглядываясь в глаза своей дочери. – Страх помогает выжить в этом мире, бабочка. - Но ты ведь не боишься, - утирает слезы Изуми, упрямо глядя на отца. - Боюсь, - кивает мужчина, - и ты это только что почувствовала. Таков твой квирк, Изуми. Девочка хмурится, отступает еще на шаг. - Не хочу чувствовать страх. - Видимо, твоя причуда заключается в эмпатии, - пожимает плечами герой и встает, отряхивая колени. – Ты сможешь чувствовать все эмоции всех людей, Изуми, почти как мама. - Мне не нравится, - все еще хмурится девочка. – Маме тоже, я видела, как она плакала, когда ты вернулся с работы вчера. Господин Кодзи едва слышно хмыкает, разглядывая дочь пристальнее. Она к качелям подходит и смирно садится, но раскачиваться не пытается. - Почему мама плакала, пап? - Потому что твоя мама не боится почувствовать чужие слабости, - после долгого молчания выдает герой. – Она очень сильная, Изуми, и ты тоже станешь сильной. И не будешь бояться чувствовать не чужие, не свои эмоции. - Не хочу, - фыркает Изуми. – Лучше бы у меня была твоя причуда. Господин Кодзи чуть хмурится, но молчит. Проходит целая долгая минута, девочка успевает заскучать и начинает чуть отталкиваться ногами, раскачивая качели. - Знаешь, бабочка, - выдыхает господин Кодзи, устало прислоняясь головой об ствол дерева, на котором они и повесили качели, - а я бы не хотел свою причуду. И знаешь, почему? – он дожидается активного кивка и то, как дочь замирает в предвкушении ответа. Есть правдивый, но он не может сказать его маленькому ребенку. – Потому что я хотел бы понимать точно, как человек относится ко мне и к окружающим. А ты сможешь понимать, какой человек хороший и плохой, врет ли он тебе или говорит правду, любит тебя или... Изуми Кодзи, взрослая девушка и теперь преступник, поспорила бы с отцом на данный момент. Она смотрит на свою руку и собственные эмоции обманывают ее, говорят, что она только что ощутила чужую острую боль. Неожиданную и обидную, детскую, но ее руки чисты, как и руки Казу, который рядом с серьезным выражением лица чистит яблоки. В светлой кухне Бандо, окруженная нарезанными для шарлотки яблоками, мукой и ванилью, Кодзи ощущает вдруг собственную причуду совершенно иначе. - Ты пропустила кожицу, - кривит уголком губ Казу, чистит усердно только что сорванные яблоки, которые успели помыть. Он чуть отодвигает от себя стеклянную вазу, доверху набитую свежими почищенными фруктами. - А? – Изуми моргает, будто из транса выпадает. Кэзуки говорит, что она халтурит. Мол, помыла фрукты – молодец, но почистить их тоже надо, потому своими маленькими пальчиками хватает овощечистку и безжалостно избавляется от кожуры. Тогда откуда... Изуми кивает ему, предельно вежливо улыбается. Погожий денек разыгрывается за стенами дома, начинает даже жарить ближе к полудню. Тихое поселение становится отдушиной, почти домом. Кодзи серьезно рассматривает возможность осесть тут, старик предложил уже пару домов, так, невзначай. Правда, человек, из-за которого Изуми вообще тут оказалась, не спешил делиться с ней какими-либо мыслями. За прошедшие несколько дней после инцидента в баре и дальнейшей истерики, никто из них особо к диалогу не стремится. Кажется, что это даже к лучшему, только Кодзи чувствует странно виноватой, непонятой и почти оскорбленной. А еще эти дурацкие мысли по поводу того, что Даби, именно Даби, а не Тойя Тодороки, начинает ей не просто импонировать как человек. Ей начинает нравиться Даби как мужчина. Как человек, у которого как будто есть будущее. - Ты сегодня молчаливая, - тянет гласные Казу, и Изуми упорно пытается понять, чья эмоция только-только билась на кончиках пальцев. - Да, - кивает беглянка, также очищая сочные плоды. – Слушай, а ты сейчас, случайно, возможно, не резался? - Я? – округляет глаза Казу, а затем показывает обе целехонькие ладошки. – Я в порядке, не волнуйся обо мне. Я могу все исправить. - В каком смысле? - В смысле не нарываться на неприятности, - ворчит позади старик Бандо, кидая в общую миску еще и нарезанные груши. – Иди, помоги Даби, а то он явно не дотягивается. Изуми следит за взглядом старика, картинка почти умильная. Даби срывает с грушевого дерева более созревшие плоды и точно кидает в ведро. Казу, как только ему дают разрешение, тут же убегает в сад, докучать непризнанному отцу. Правда, отношения их можно назвать натянутыми. И хоть Даби перестал обходить сына по дуге, довольным в его обществе не выглядел. Даби вообще в последнее время довольным не выглядел. Звук телевизора перебивает нестройный ряд мыслей и Изуми, устало потянув спину, садится напротив Бандо, который также неспешно чистит фрукты. Молчать с ним оказывается более чем приятным. Все-таки остаться в этом месте не самая плохая идея. - Ты веришь в это? Изуми моргает, потом переводит взгляд на телевизор. По ту сторону Старатель в который раз высказывается о непричастности Ястреба в терроре туристов в Малайзии. Даже удручает немного. - Я верю, что Рассвет своего добьется и посадит Хэйси в кресло. - А Ястреб? – Бандо чуть хмурится, выковыривая дырку из огромной желтой груши, до того сочной, что капли сока медленно стекает с ножа. – Он мог стать злодеем? Нет. Изуми точно знает ответ на этот вопрос. Кейго мог пользоваться безжалостными, хитрыми и откровенно нечестными приемами для борьбы со злодеями, но стать злодеем... Хотя и сама Кодзи вдруг неожиданно чувствует сомнение. Она-то, в конце концов, встала по другую сторону баррикад. - Почему вам это интересно? – поднимает взгляд на старика Изуми, откладывая нож в сторону. - Просто атмосферу разбавить. Вдруг Казу захочет стать злодеем, а я не смогу ничего сделать. Опять. Она кивает. Изуми моргает еще раз, странное чувство стучится по темечку. У них уже был диалог на эту тему. Чувство досады и стального гнева колит кончик языка. Такое чувство у нее уже было. Иногда ей казалось, что эмоции впитывались в нее чужие, будто призрачные, никогда не существовавшие. И это чувство в последние несколько дней, после того, как эмпатия снова дала о себе знать, приходит все чаще. Шестое чувство явно говорит, кто замешан. - Знаете, иногда я думаю, что мой отец был на самом деле злодеем, а не героем. Старик Бандо тактично молчит на это. Не ведется на столь откровенную провокацию, но взгляд свой от ножа отрывает. - Твой отец был известен в узких кругах, - пожимает плечами старик. – Разве ты не знаешь всей его биографии? - Только с точки зрения героев, - усмехается Изуми. – Однажды он сказал мне, что не хотел бы иметь свою причуду. Что ему больше нравилась мамина. - Твоя мама была эмпатом? - Да, но она вроде как могла читать эмоции бегло и не только прикосновениями. Могла ощущать биополе. - Одаренная, - мягко соглашается старик Бандо. – И как, ей нравилась ее причуда? - Не очень, - усмехается Изуми. – Она тоже много раз говорила мне, что ее утомляют люди. Пожалуй, только отец приносил ей истинную, собственную радость. Она не черпала ее у него. - А отец, как считаешь, заставлял твою маму что-то делать? - Никогда не задумывалась над этим, - честно признается Изуми, очищая второе яблоко. – Ломать волю любимого человека... Разве это не преступление против человечности? Старик Бандо усмехается. Отрезает кусочек яблока и протягивает с острия Изуми. Та хрустит им, задумываясь над вопросом. Мог ли папа... Энджи говорил, что отец редко применял свою способность, только в патовых ситуациях, когда могли пострадать десятки людей. - Сказать тебе честно, красавица? – прожевывает яблоко старик Бандо, глядя Кодзи прямо в глаза. – Твой отец этого не делал. - Откуда вам знать? - Думаю, если бы твой отец внушил твоей матери, что она его любит, ты бы поняла еще в детстве. Ты ведь читала эмоции родителей, верно? Не отвечай, все дети учатся контролировать свои способности сначала на родителях, мои, например, не обладали и толикой того, что могу я. Боялись. А твои вот не боялись. - Он мог заставить ее не читать его эмоции, например. - Зачем? Разве тебе не интересно прочитать чужие эмоции конкретного человека, - старик Бандо указывает ножом куда-то за спину Изуми, - если бы ты получила от него разрешение? У вас ведь какая-то договоренность, верно? - Да. - Тогда бы ты и могла внушить ему не быть злодеем, например, но ты до сих пор этого не сделала, почему? Изуми смотрит на свою ладонь, фантомная боль совсем растворилась. - А почему вы не смогли вернуться в прошлое и помешать ему уйти? Господин Бандо усмехается. Последняя груша в его руках с тихим звуком приземляется в тарелку к остальным собратьям. - Догадалась или Даби подсказал? - Находились несостыковки между причудой и происходящим, - честно отзывается Изуми, решаясь выложить все-таки свои догадки. И раз Бандо их не оспаривает, а один очень пьяный чувак в баре доказывал, что старик владеет временем в прямом смысле слова, значит они верные. - Запоминаешь прошлое? – обычно добродушный взгляд старика искрится вдруг чем-то вязким. - Что входит в вашу причуду? – уходит от прямого ответа Изуми, понимая, что ступила за тонкую грань. Господин Бандо усмехается и открывает рот, но в комнату вдруг вбегает Казу, а следом входит Даби. Их диалог странный до чертиков: Изуми думает, что Даби рассказывает мальчишке про готовку мяса на огне, но только затем понимает, что именно говорит злодей. - С ума сошел? – резко встает Изуми, готовая закрыть уши восторгающемуся мальчишке. - А? – Даби моргает, оглядываясь на работников кухни, а затем едва заметно хмыкает, - моралисты тоже страшные люди. Но жечь их не стоит, а то набегут еще больше. - Классная причуда, - расплывается в улыбке Кэзуки и Изуми беспомощно оборачивается на Бандо. Тот пожимает плечами, мол, хоть общаются и уже хорошо. - Что обсуждаете? – Даби берет мытую, но еще не чищеную грушу и откусывает приличный кусок. - Какой ты балабол, - фыркает старик Бандо, и Изуми вдруг моргает, глядя на то, как Даби тянется за грушей повторно, хотя в руках ее нет. Та же самая груша лежит на том же самом месте, что и пару секунд назад. - Что обсуждаете? Но Бандо успевает переставить миску с фруктами подальше, глядя прямо на Кодзи, у которой подкашиваются колени. Когда она говорила о времени, представлялось все иначе. Ей казалось, что Бандо мог на пару секунд перемещаться во времени вперед-назад, но не мог напрямую влиять, да еще и показывать, как это делается. Такая причуда может разрушить весь мир. - Нам нужны еще яблоки, - посылает старик своих подручных, и те выходят за дверь, снова погружая дом в мирное жужжание телевизора. Изуми с трудом выдыхает, закрывает глаза. У Казу, скорее всего, такая же причуда. А Сакура? Нет, она лечит кровью, значит... - У каждой причуды есть ограничения, девочка, - старик встает, ровным плавным шагом проходит с ножом в руке до раковины. Стоит спиной, тем самым высказывая доверие. – Моя на время. Не более пяти минут и не более одного человека на пять секунд. - А ваш внук? Бандо оборачивается, чуть склоняя голову вбок. Почему-то Изуми отчетливо понимает, что человек, который стоит перед ней – старше. Гораздо старше, чем она могла себе подумать. - Именно потому, что Кэзуки гораздо сильнее меня, он сейчас общается со своим родным отцом. Конечно, и у него есть ограничения, он перемещается только когда проливает кровь, но я хочу научить его, показать лучший мир. - Лучший мир? - Мир, который построит мой внук. Не спеши называть меня злодеем, Изуми, каждый желает счастья, прежде всего, себе и своим близким. Я не Шигараки, чтобы разрушать мир и учить этому моего внука, я лишь хочу, чтобы он не знал тех страданий, что познал я в его годы. Рано или поздно он захочет в мир, где много настоящих злодеев, а не таких, как его родной отец или люди, которые живут тут. Ты и сама понимаешь, что злодейства понятие относительное. Теперь относительное. - Казу – хороший мальчик и вы растите его... - Ты не видишь и половины, Изуми, потому в твоей линии времени этого просто не случалось, - старик Бандо возвращается на место, и плечи его вдруг поникают. – Когда-то один человек, у которого была очень необычная способность, рассказал мне, что моя причуда убьет близких мне людей. Знаешь, так и произошло. И теперь я боюсь, что это бремя ляжет и на плечи моего внука. Вдруг и его постигнет это? Наблюдать, как умирают любимые и не быть достаточно сильным, чтобы спасти их. - Это часть жизни каждого человека, господин Бандо, - тактично замечает Изуми, разглядывая морщинистое лицо старика. - Это несправедливость, девочка, - мягко улыбается он, пока в руках его снова блестит нож. – Разве ты бы не отдала все на свете, чтобы твои родители были живы? Изуми молчит. Все на свете? Она научилась жить без них и если вдруг, в один день они вернутся, что бы тогда случилось? Разочаровались бы? Гордились? Были бы рядом? - Не слушай ворчания старика, красавица, - хмыкает старик, шинкуя яблоки на маленькие кубики. – Я лишь желаю каждому счастья. Жаль, конечно, что не каждый способен его чувствовать, кому-то нравится больше страдать. Изуми лишь улыбается, случайно роняя кусочек яблока на пол. Как она и ожидала, старик тоже наклоняется поднять его, отчего Кодзи едва заметно касается чужого указательного пальца. Но в следующую секунду нетронутое яблоко снова стоит перед ней. - Не нужно усложнять себе и без того сложную жизнь, - Бандо смотрит прямо в улыбчивое личико Изуми. – Ведь даже те, кто умеют перемещаться во времени, не могут отвечать за конечный результат. А он не всем нравится, красавица.

***

Сакура провожает, как ей кажется, девятитысячный, юбилейный, закат. Она медленно курит, пока прохладные порывы ветра пытаются выбить никотиновую палочку из рук. Глядя на разгорающийся оранжевый свет, доктор Бандо усмехается. Она сама себе укорачивает жизнь, добровольно и полностью отдавая отчет. Отец бы бился в истерике, а затем снова и снова, перемещаясь каждый раз на гребанные пять минут, заводил свою шарманку. Совсем не помнящая мать Сакура точно знает, когда отец использует свой квирк. В подростковые годы она резала себя, чтобы тоже научиться перемещаться во времени. Чтобы хоть немного отец гордился ей. Но причуда у нее мамина. Менее сильная, папа всегда говорил, что Сакура – слабая на фоне их семьи. Что Сакуре самое место в мире, которое он ей построил. И даже трое заблудившихся мальчишек, которые перевернули ее мир, были более любимыми для старика Бандо. Их причуды его завораживали, тогда как причуда родной дочери казалась обычной и слабой. Потому Сакура дожидается, когда огонек обожжет ей пальцы. Боль отрезвляет от ненужных, бесполезных мыслей. Пока отец очарован новой игрушкой в лице Кодзи, Сакура может выдохнуть плотный дым из губ. Он перестал работать с Казу хотя бы на время. Она перестала залечивать порезы малолетнему сыну. Как же хочется свободы. Взять Кэзуки и уехать в яркий Токио или еще дальше, не спящий никогда Нью-Йорк. По телевизору он всегда такой яркий и шумный, а преступности отчего-то меньше. Хочется погрузиться в мир, где нет контроля, нет злодеев и отца, который всеми силами пытается не быть злодеем. Но он им является. Сакура знает о его грехах. О том, что у него была сестра-близнец и именно он убил ее, когда девушка предсказала скорую гибель. Что именно он стоит за терактом в Нагасаки, что именно он убил... - Ты что делаешь? Следующее, что видит Сакура, как докуренная сигарета летит на сочную траву и тут же гаснет. Рядом маячит обеспокоенное лицо Изуми Кодзи, та хмурится и требовательно заглядывает в глаза. Девчонка даже не понимает, в какую змеиную яму попала, очарованная дисциплиной и сладкими речами папы. - А ты что тут делаешь? – хмурится Сакура, растирая в пальцах жжение. - Я... тебя искала, - мнется Изуми, неловко пожимая плечами. Сакура едва заметно усмехается. Как нашла ее приставучая Кодзи – вопрос, ведь госпожа Бандо была сокрыта кронами деревьев на самом краю их поселения. Работы было мало и потому, закрыв кабинет, ей необходим был покой и возможность побыть в одиночестве. Ага, как же не получилось. - Зачем? - Что зачем? – Изуми все еще пытливо вглядывается в доктора. - Зачем искала меня, психопатка? – фыркает Сакура и оборачивается, неспешно начиная идти вперед. – Или ты подумала, что раз мы покурили за клубом, то теперь лучшие подружки? - Нет, Сакура, - выдыхает Изуми, пока Сакура усмехается своим мыслям. Так устало голос психотерапевта еще не звучал. – Я узнала про причуду Кэзуки и твоего отца. Хотела спросить... - Спроси отца. - ... готовишь ли ты побег из этого места, и если да, то я помогу. Сакура замирает. Это шутка? Верить этой лупоглазой она точно не собирается, но что мог рассказать отец, что девчонка к ней прибежала? Опять про мир для Кэзуки? - С чего ты вообще решила, что я хочу куда-то сбегать? - Твой отец так чувствует, потому и позволяет Кио тереться вокруг тебя. Твой муж на тебя стучит, кстати говоря. - Я знаю. Мягко говоря, Бандо это удивляет. Она вглядывается в уставшее лицо психотерапевта, а затем до нее доходит. - Да как ты посмела считывать отца?! - Мы обменивались интересной информацией, я успела считать несколько его эмоций прежде, чем он отсчитал время назад. Сакура не верит. - Этого не было. - У каждой причуды есть свои исключения, Сакура, - выдыхает Изуми, поджимая губы. – Слушай, ты можешь не верить, но мне кажется, что твой отец что-то замышляет. Что-то очень плохое. Сакура усмехается. Святая наивность. - Если это так, то он тебя просто отпустил. Но я думаю, у тебя паранойя, злодейка ты недоделанная... Слова встают поперек горла. Сакура четко видит зарево, возвышающееся вдалеке. Не сговариваясь, обе женщины бросаются вперед. - Что ты почувствовала? – почти кричит доктор Бандо, на ходу перепрыгивая через преграду. - Не знаю, не поняла. Но будто бы сегодня твой отец захотел все изменить. Просто так. - Просто... Сакура хочет закричать в лицо этой ведьме, но спотыкается и чуть не падает, благо Изуми вовремя успевает ее подхватить. Все ближе и ближе дом семьи Бандо. Все четче и четче видно алое пламя, толпу людей, пытающуюся потушить ведрами горевший дом. Расталкивая зевак, Сакура пробивается в центр и чуть не бежит в пылающий дом, благо кто-то ловит ее за плечи. - Пусти меня, сука, - Сакура бьет локтем в живот Изуми, и та выпускает ее, но доктор не успевает приблизиться на опасное расстояние, когда видит сына. Тот зареванный и запуганный, трясущийся и... сломленный. Сакура забывает о горящих досках, кидаясь к сыну. Такое облегчение, словно морская толща обрушалась на нее всей своей стихией, поражает сердце матери и она обнимает Казу, целует его светлую макушку и горячий лоб. - Жив? Ушибся? Где твой дед? – Сакуру трясет от эмоций, но самое главное и дорогое в жизни обнимает ее и всхлипывает. - Казу? – голос злодейки-Кодзи раздается рядом, и Сакура обнимает сына крепче, чтобы эта сумасшедшая не смела даже дышать в их сторону. - Это твоя вина! – Сакура кричит во всю мощь легких, так, что некоторые горожане глядят на них. – Ты меня отвлекла! Что он тебе пообещал?! Что тебе он сказал?! - Мама, - слышится голос Казу почти на ухо, - это Даби. Сакура и Изуми смотрят на мальчика, глаза которого переполняются страхом. Он шмыгает носом и чуть кивает в сторону, там, где как казалось Сакуре, была просто зола. Не выпуская сына из объятий, она наблюдает за Изуми, которая присаживается возле этой горстки пепла. Они обе разглядывают это нечто, а затем Кодзи вытаскивает на свет небольшой кругляшек, вертит в пальцах пару секунд и перебрасывает Сакуре. Нечто круглое тихо звякает и приземляется аккурат возле ног женщины. Обручальное кольцо ее мужа. - Это наш Кио, - тихо произносит Казу, - Даби сжег его, мам. Он сказал смотреть мне, потому что я буду следующим. Но деда его увел, он... он спас меня от... злодея... - Куда он увел его, милый? – Сакура сжимает сына в объятиях сильнее, отчего мальчик только отрицательно качает головой. Черт, такого просто не может быть. Отец все подстроил, он мог бы остановить и пожар, и убийство Кио, только если... только если сам не был занят и Даби подгадал момент. Что могло его вывести настолько? Папа ведь не сделал бы ему ничего плохого, а Казу Даби бы не тронул, Сакура чувствует, тогда зачем пугать сына и брать ее отца в заложники? Сакура задыхается от мыслей, от людей, что мелькают перед глазами. Столько знакомых, скорбных лиц, но нет нужного, то лицо, которое могло бы вывести злодея, могла бы ему внушить... - Где Кодзи? – задыхается Сакура, но Изуми среди людей, которые пытаются ей помочь, не обнаруживает.

***

Изуми Кодзи забегает в гараж, но не находит там машину, на который они с Даби приехали сюда. Только старенькая Тойота господина Бандо, потому она долго не думает и садится за руль. За время, проведенное в этой семье, Изуми точно знает, что второй комплект ключей старик хранит под левым задним колесом. Мысли скачут одна за другой. Что могло произойти после ее ухода, Изуми просто не предполагает. Бандо ведь знает, что она может читать и запоминать эмоции, но настолько форсировать события? Зачем ему так срочно понадобилось воплощать свой план в действие? Зачем надо было выставлять Даби перед сыном полным злодеем? Сжигать дом? Изуми надеется, что ее догадки верны, потому она едет в сторону моря. Ее глупость стоила жизни одному человеку. Она решила довериться злодею, который действует исключительно в своих интересах. Глупо и наивно. Отец, наверно, заливается смехом на небе, наблюдая за нерадивой дочерью. Не глуша мотор, Кодзи выпрыгивает из автомобиля, заезжая прямо на пристань. Единственный заведенный катер тут же привлекает внимание и Изуми бежит к нему со всех ног, понимая, что мужчины пытаются отъехать. Здесь и сейчас может все закончиться. Здесь и сейчас, останавливаясь на пристани и наблюдая, как эта лодчонка исчезает за горизонтом, Изуми Кодзи может навсегда расстаться со всем злодейским миром и Даби в частности, стать свободной, обратиться к Старателю, к Шото, вернуться к работе, к друзьям, стать обычной, нормальной, гражданской... Стать Изуми Кодзи, какой она была всегда. Изуми прыгает, понимая, что может допрыгнуть до уходящего катера. Под ногами волны, ощущение полета секундное и почти неощутимое, а хватка на поручнях железная и цепкая. Кодзи перелезает через оградку, тяжело дыша, катер набирает ход и все дальше остается суша. Глотая соленый воздух, Изуми встает и неспешно идет на мостик, крепко держась за поручни. Конечно, о ее присутствии знают. Потому и идти далеко не надо, Кодзи лишь готовится применить причуду, пусть и обещала Даби этого не делать. - Постой, - вырывается из нее прежде, чем Даби ловко хватает ее за волосы. Краем глаза Изуми замечает, что он в перчатках. А затем ей прилетает удар по голове.