Трафарет

Ты слишком груб, я отстраняюсь.

Я вся горю.

Наверное, ни с кем и никогда

Мне не было так хорошо.

Они не видели твое тело, нет,

Милый, я желаю тебя, твоей любви.

Missio - West Coast.

Бар семьи Бандо увешен настенными фонариками теплого желтого цвета, заставлен бардовыми и алыми цветами и забит жителями поселения. Изуми в восхищении рассматривает деревянные стены и полы, иногда кривые доски забавно скрипят под ногами. Такие же деревянные, лакированные круглые столы, как грибы после дождя, ютятся близко друг к другу, длинная чистая барная стойка глубокого коричневого цвета идет вдоль всей левой стороны, заканчивая аккурат возле сцены. Там какая-то местная подростковая группа мычит свой инди-рок. Молодые еще, но гитарист и барабанщик так стараются, а красавчик-вокалист собирает взгляды всех женщин в баре. За барной стойкой сам старик Бандо разливает пиво, пока их бармен, Мика, протирает бокалы и переговаривается с остальным семейством Бандо. Казу сегодня ночует у друга, потому родители могут спокойно отдохнуть почти что в родных стенах. Миленькая официанточка, чем-то отдаленно смахивающая на Очако Урараку, такая же круглолицая и румяная, разносит высокие запотевшие бокалы с пивом. Изуми рассматривает посетителей. Гетероморфы мирно сосуществуют в новом обществе, правда, не во всех регионах, тут же их количество даже преобладало. Явно счастливые и довольные, мужчина с тигриной причудой и девушка со странной причудой нескольких рук мирно выпивали и явно флиртовали, жители смеялись, подпевали группе и не думали о каких-то злодействах. Даже видеть такое странно. Перед Изуми появляется бокал с пивом. Она сонно моргает, переводит взгляд на довольного старика Бандо. — У меня есть условие принятия в общину, — объясняет он ей, наливая еще один бокал. — Я не принимаю злодеев, которые совершают преступления по желанию. — И как вы это понимаете? — облокачиваясь на барную стойку, ловко взбирается на стул Кодзи. — Время показывает, — кривит уголком губ старик. Вопрос так и летит вперед, но психотерапевт не успевает его озвучить. Рядом с ней приземляется знакомый злодей, переключая все внимание на себя. — А сам за стойку встать не хочешь? — фыркает старик, когда Даби заказывает пива. — Оставлю тебе чаевые, — пожимает плечами злодей, краем глаза наблюдает за обстановкой. — Здесь интересно, — Изуми дожидается, когда Бандо оставит их наедине. Относительно, конечно. Даби что-то согласное мычит, делая большие глотки. Кодзи тоже отпивает, морщится. Пиво, честно говоря, так себе. — Куда дальше? Изуми искренне полагает, что им пора двинуться. Потому ответ Даби заставляет ее замереть. — Пока тут. Взгляд сам ищет спину Сакуры. Нечаянно встретившись с ней взглядом, Кодзи тут же его отводит, выдыхая. — Я думал, тебе тут нравится, — хмурится Даби, замечая реакцию Изуми. — Господин Бандо разрешил остаться, как я поняла. — О, как, — усмехается злодей, вертя в руках бокал. Нервничает. Думает. — Оставайся. — Не хочу, — почти на выдохе произносит Кодзи. — Ты можешь вернуться. — Куда? Обратно? Не смеши меня. Общество меня не примет, да и… Даби понятливо усмехается, глядя на нее краем глаза. Первый бокал они допивают в тишине. Второй идет лучше. Злодей чуть расслабляется, к нему даже подходят двое каких-то людей поздороваться, но уходят больно быстро. — Почему ты покинул это место? — Изуми закидывает орешек в рот, старик сегодня расщедрился на всю свою семью. — Это ты так сеанс начинаешь? — Просто интересно, — пожимает плечами психотерапевт, улыбаясь уголком губ. — У тебя тут был бы дом, друзья, любимая девушка… ты мог бы быть тут счастлив. — История не терпит сослагательных, — морщит нос Даби. — Но я не остался и не был счастлив тут. — А был где-то еще? Даби поворачивается всем корпусом. У Изуми мурашки по коже от этого прямого, холодного взгляда. Прямо как тогда, в больнице. Она его раздражает, но продолжает улыбаться и источать эту чертову яркость. — Я отправился на поиски себя. — Нашел? — продолжает мягко улыбаться Изуми, как настоящий профессионал. — Потерял, — Даби ловко спрыгивает с барного стула, кидая, что идет курить. Изуми глаза закрывает на секунду. Всегда так тяжело с ним? Или новые обстоятельства делают его все более сложным и закрытым человеком? Он говорит то, что хотят слышать. Иногда сухие факты, спокойствие в голосе и доброжелательность не делают честности. Лучше бы этот злодей дал выход своим чувствам, хоть раз дал заглянуть чуть глубже. Но то, с каким упорством Даби держит ее на расстоянии… обижает. Изуми уверена, тот эротический сон приснился вовсе не потому, что она хотела с ним физической близости. Хотя в последнее время это тоже перестает давать покоя больной голове психотерапевта. Перед ними еще бокал, Даби возвращается через несколько минут, когда Изуми знакомится с той флиртующей парочкой. Парню явно нужен только секс, девушке — серьезные отношения. Кодзи на это закрывает глаза, они оказываются приятными людьми, но, в конце концов, не подходящими друг другу. Следом идут настойки, веселья становится больше. Изуми уже хочет предупредить миловидную Кимико, но Даби чуть касается ее забинтованного локтя. — Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо, почти на ухо выдыхает он, заставляя волоски на шеи Кодзи встать по стойке смирно. — Не лезь. — Это женская солидарность. — Тогда считай, у меня мужская, — фыркает злодей, протягивая еще один шот. Изуми морщит от этого нос. Но пьет. Не лезет в чужую жизни. Наблюдает просто, и это становится даже занимательней. Они с Даби тихо обсуждают посетителей, пытаясь угадать их преступления и «степень злодейства». — Говорю тебе, он карманник, — смеется тихо Изуми, пока они гадают на мужчину с пышными волосами, но тонкими пальцами. — Контрабандист, — гнет свою линию Даби, поглядывая на объект краем глаза. — Да нет же… — Чего спорите? — снова подходит к ним господин Бандо. — Чем тот, с львиной гривой, занимался? — в лоб спрашивает Даби, принимая еще настойки из рук старика. — Контрабандой драгоценностями, — пожимает плечами старик Бандо. Даби довольно усмехается, салютуя стопкой вспыхнувшей Изуми. — Но в юношестве карманником был, украл у меня часы, представляете, — продолжает старик и отходит. Кодзи весело улыбается, забирая вторую стопку из рук злодея. — За Бада, — вдруг говорит Даби, крутя в руках шот. — Он был бы доволен этим вечером. Злодей пьет первым, чуть сужая глаза. Что-то явно крепкое. Изуми молча следует его примеру, гортань жжет настоящая текила, заставляя кашлять. — Пойду, подышу, — выдыхает Кодзи и ретируется, ловко маневрируя меж танцующих. Ночной прохладный воздух впитывается в легкие и мозг, заставляя голову чуть кружить. Изуми расслаблено улыбается, приваливаясь к стене бара, глядя далеко вперед. Огней тут немного, потому хорошо видны звезды. Яркие бусины, прикрепленные криво в небо, блестят играючи и задорно. Там, на небе, Изуми хочется думать, ее будет ждать спокойствие и награда. Смерти она никогда не боялась, но последние пару месяцев, когда жизнь царапала ее душу, пытаясь выпрыгнуть прочь, Изуми призадумалась. Учитывая, что она сама лишила жизни нескольких, пусть и плохих, но людей. Есть ли что-то, кроме холода и тьмы? Есть ли жизнь после смерти? — Тебя сжигают или закапывают и на этом дело кончено. Изуми вздрагивает. Взглядом находит источник ответа и удивление чуть покалывает пальцы. Сакура Бандо напротив нее красиво курит длинную тонкую сигарету. И явно прячется подальше от окон, от глаз отца и мужа. — Хотелось бы знать, что там покой, — выдыхает Изуми. — Всем ли он нужен? — пожимает плечами тоже выпившая Сакура, делая еще затяг. — Думаешь, кому-то он не нужен? — О, мы обе знаем этого человека, — хмыкает Сакура, подходя ближе. Она облокачивается рядом с Изуми о стену, протягивает ей сигарету. Изуми тут же принимает ее, курит, как когда-то в юношестве и даже не кашляет. — А тебе он нужен? — земля под ногами чуть плывет. — Кто? — Покой, — усмехается Кодзи, протягивая сигарету обратно хозяйке. — Только если он не постоянный, — пожимает плечами Сакура. — А то заебешься от вечного покоя. Изуми смеется, чем вызывает смех и у Сакуры. Да, действительно, дай человеку все, что он хочет, и ему все равно будет мало. Будет не так. — Знаешь, а ведь в юношестве я мечтала покорить Токио и всю Японию, — хмыкает Сакура. — Стать великим героем. Она выкидывает сигарету, тоже глядит на звезды. Красивые такие и такие же далекие. Прямо как свобода. — Почему не стала? Сакура глядит скептично и хмельно. Серьезно. — Не все на это способны. Быть великими. — Каждый человек велик по-своему, пока остается в памяти хотя бы одного человека. — А потом и этот человек умирает. — Нельзя всегда быть великими. Дорогу молодым. Сакура и Изуми понимающе усмехаются. Молчание затягивается, но почему они не спешат покидать их маленькое укрытие. — Спасибо, — первая роняет Изуми, закрывая глаза. Готовится к удару. — Я бы дала тебе умереть, — разносится ответ. — Но, думаю, вместе с тобой последняя человечность умерла бы и у него. — Ты переоцениваешь наши отношения. В конце концов, у него оставались вы. И Казу. — Психованная, — усмехается новому прозвищу Сакура, — он рассказывал о тебе, когда жил с нами. О далекой девчонке, которая читает романтическую мангу и умеет делать ртом звук капли. Изуми улыбается. — Я думала, что любила его, даже когда он был привязан к другой. Даже когда ушел. А потом появился Кэзуки и я поняла, что плевать я хотела на всех, пока мой сын счастлив, здоров и сыт. И я убью тебя, Даби, всех в этом мире, если кто-то из вас причинит ему боль. Кодзи кивает глубоко и с почтением. Видит, что Сакура не шутит. Убьет. — Я понимаю, почему он влюбился в тебя, — тянет Изуми, чуть склоняя голову. — Ой, вот не надо лести… — Да нет, просто ты… — Изуми подбирает правильные слова, но их просто нет. — Ты убьешь за любимых. — Все убьют за любимых. — Ты удивишься. Их уединение все-таки нарушается. Муж Сакуры выходит на крыльцо и, чуть обойдя дом, находит. Сакура морщит нос, когда Акио сообщает, что идет домой. — Все равно ты ебанутая злодейка, — кидает на прощание Сакура и, гордо задрав подбородок, уходит. Изуми возвращается обратно в бар, улыбаясь. Узнает песню. Даби находится возле бара, переговаривается с барменом о судьбе злодея-одиночки. Не рекомендует. — Пойдем, — Изуми цепляется за его локоть, улыбается весело-весело. — Куда? — не понимает Даби. — Танцевать. Она видит растерянность, проступившую на секунду, что позволило Изуми стащить злодея со стула и уволочь за собой. — Издеваешься, да? Изуми смеется, не прикасается к нему, но активно показывает, что надо делать. Ей в этом помогает еще человек двадцать, активно кружащихся под задорный трек. Даби лишь просто стоит, пытается ни с кем ничем не соприкасаться. — Вот, медленная, — уже более расслаблено улыбается Изуми, цепляя край рубашки Даби, чтобы тот никуда не сбежал. — Нет. — Один раз. — Нет, Иззи, даже не думай… — Представь, что у нас выпускной, — нагло обнимает за шею злодея Кодзи, замирая. Она старается не касаться оголенных участков тела, но все-таки причуду выключает. За время, проведенное в баре, она так и не почувствовала чужие эмоции. Чуть вздрагивает, когда горячие ладони ложатся ей на талию. Ладно, можно так и постоять. Изуми не настаивает, наслаждается этим коротким, эфемерным ощущением. Становится хорошо и просто. Изуми выдыхает слишком резко, заставляя ладони Даби сжать ее талию чуть крепче. Это приятнее, чем она думала. Сцепляя руки в замочек за шеей злодея, Кодзи плавно ведет бедрами. Чуть двигается. Но Даби двигаться в ответ не спешит. Сердце делает сильный удар, Изуми замирает, чужая ладонь двигается, опускается чуть ниже, замирая на пояснице. — Выключи причуду, — почти на ухо выдыхает злодей, отчего Изуми тут же кивает, закрывая глаза. Это вызывает страх, когда ее пальцы касаются пальцев Даби. Изуми невольно вздрагивает, призывая всю свою концентрацию. Хотя ей было бы полезно узнать, что злодей чувствует сейчас. Он сжимает ее пальцы в своей ладони слегка-слегка, будто сам удивлен авантюре. Прижимает крепче к телу, Кодзи боится поднять голову и посмотреть в чужие глаза. Потом ее взгляд замирает на яремной вене, пульс у Даби, кажется, ровный. Двигаются они плавно. Изуми тяжело сглатывает, когда они делают первый оборот. Дышит глубоко, чувствуя знакомый аромат пепла и кофе, на секунду ей хочется уткнуться носом в чужое плечо, вдохнуть глубже, но она сдерживается, сжимая зубы сильнее. Вдох. Голова почему-то кружится. Они чуть ближе, Изуми чувствует, как прядка волос возле виска колышется от дыхания злодея. Выдох. Изуми сжимает чужие пальцы сильнее, несмело проводит большим пальцем по ладони, чувствуя тонкую линию жизни, непростительно короткую. — Я бы позвал тебя на выпускной. Воздух заканчивается. Изуми закусывает губу, прижимаясь неаккуратно и нетрезво к Даби, всего секунда, чтобы сердце остановилось. Перед глазами будто воочию белый светлый зал, украшенный шарами и лентами. Изуми в длинном, со шлейфом изумрудном платье и Тойя в своем голубом, как небо, костюме. Они кружатся под музыку, молодые, веселые, нацеленные на счастливое будущее и великие дела. А в конце вечера Тойя мог бы впервые поцеловать Изуми, пока они стояли на школьной крыше и наблюдали за звездами. Мог бы, стесняясь, взять ее за руку, переплетая их пальцы вместе, попросил бы закрыть глаза и робко-робко, боясь спугнуть или облажаться, коснулся ее губ своими. И это было бы так сладко и волнительно, так неумело и чувственно, так правильно… Изуми невольно делает шаг назад, отстраняясь от Даби. Кажется, она перебрала с алкоголем. - Спасибо, - коротко отрезает от себя Изуми, уходя обратно к бару. Однажды она уже думала, что могла бы влюбиться в злодея. Но теперь... теперь Изуми боится сделать это на самом деле. И потому пьет.

***

— Ты перепила, — почти тащит за руку Даби куда-то вглубь дома. Изуми не больно, обидно, и обида эта до того простая и понятная. — Я тебя не просила, — шипит кошкой, вырываясь. Злодей молчит, одергивает куртку и замирает, сверлит сердитым, но не злым взглядом. Она хорошо проводила время, выпивила и еще танцевала, а потом тот парень с причудой тигра вроде как, точно, начал к ней подкатывать и Даби психанул. Кинул, что им пора возвращаться, Изуми этого, конечно, не хотела, но даже нетрезвый разум выдал базу: Даби - злодей. И может причинить вред гетероморфу, если тот еще раз попытается потрогать ее за задницу. И то, что злодей включил вдруг неожиданную какую-то протекцию достаточно сильно задело Изуми. Она не его вещь. Не его девушка. Даже уже не его психотерапевт. Оттого Кодзи вспыхивает похуже супер-новой, когда ловит этот утомленный взгляд голубых глаз. — Сколько можно, а? — нападает словесно, бьет наотмашь, знает как. — Ты врываешься в мою жизнь, похищаешь меня, заставляешь быть твоим сообщником, а теперь мне даже повеселиться нельзя. Я убила человека, понимаешь? — Понимаю, — безразлично хмыкают в ответ. Даби двигается вдоль коридора, оставляя ее одну у комнаты. Почти одну. Снова. Изуми не выдерживает. Не может, алкоголь снизил ее порог внимательности и осмотрительности. Развязал язык. Заставил выплюнуть обвинения в спину. Все равно, что всадить нож. — Ты оставил меня одну. Эффект следует незамедлительно. Даби замирает. — Ты ушел! Ушел тогда, — Изуми слышит, как ее голос дребезжит на грани истерики. — Ты просто взял и ушел. Ты умер. Оставил всех нас, меня, ты обещал, обещал не оставлять, а затем… — Иззи… — … ты просто взял и ушел. Не на гору Секото, до этого. Просто ушел, когда у мамы был рак, когда она умерла, когда тебя не стало, когда все разрушилось. Ты ведь знал, где я? Ты ведь мог найти меня, мы могли бы... Я все разрушила… Изуми зажимает самой себе рот. Держится, чтобы не заплакать, прокусывает блядские бинты, вкус растекается на кончике языка вместе с кислинкой паники. Будто снова четырнадцать. И ее мама тихо шепчет ей, что Тойи нет. Потом ее голос меняется на стальной голос Старателя. Мамы нет. И что-то обрывается настолько, что Кодзи с трудом понимает, что рядом с ней еще стоит Даби. — Иззи, — снова зовет он своим спокойным голосом, пытается приблизиться, но его отталкивают. — Не смей, — голос срывается до шепота. — Ты стал злодеем до того, как стал Даби. Ты… — Предатель, — спокойно заканчивает за нее Даби, но приблизиться больше не пытается. Изуми вглядывается в невозможно голубые глаза, за которые она пожертвовала слишком многим. И слезы сами срываются, Кодзи отворачивается, утирает щеки почти по-детски, беззащитно, с обидой. Ей хочется выплакаться и прокричаться, но не может. Что-то застревает посреди ее глотки и не дает вырваться. Даже дыхание замирает. А затем следует тепло. Незримое, спокойное, согревающее. Чужая ладонь ложится поперек ее живота. Изуми трясет, как при лихорадке, она сжимается еще сильнее, чтобы затем отступить, расслабиться, вжаться в чужую грудь спиной. Почти с силой пальцы Даби одергивают ее руки от лица, позволяя всхлипывать и дышать. Она плачет, плавится в истерике, пока ее держат, почти обнимают, дышат глубоко и мерно. Изуми под звук чужого дыхания успокаивается. Вдох — судорожный, выдох — рваный. Но постепенно сходит на нет, и камень странным образом стукается о перегородку собственного благоразумия. Она двигается, лицом вжимается в чужую рубашку, пропахшую табаком и весной, обнимает злодея и молчит. Упорно и обидчиво. — Выключи причуду, — похоже на приказ. Кодзи хотелось бы его обмануть, но она послушно концентрируется на причуде. Теплые пальцы скользят по ее спине, путаются в волосах. Сжимают несильно, массируют кожу головы, Изуми вжимается сильнее, не хочет больше чувствовать себя одинокой. Никогда. Ни за что. Она до дикости привязалась к тому, к кому точно не нужно. И это открытие заставляет ее, наконец, вдохнуть полной грудью.