Искорка безумия

Знать тьму внутри себя — лучший способ справиться с тьмой в других.

Карл Густав Юнг

Читать всего совсем не нужно,

читать нужно только то,

что отвечает на возникшие в душе вопросы.

«Круг чтения», Лев Толстой

То, что мы сознательно стараемся не замечать,

часто улавливается нашим бессознательным,

которое передает информацию в виде снов.

Карл Густав Юнг

      С самого детства, как только Гермиона научилась складывать буквы в слова, а слова — в осмысленные предложения, рисующие удивительные волшебные миры в воображении или открывающие тайны мироздания, она безоговорочно влюбилась в книги. Она поглощала детскую литературу в несметных количествах, что ее впечатленные такой прытью родители иногда даже не успевали приносить новые тома из библиотеки. Когда Грейнджер стала чуть постарше и пошла в школу, то ее голову заняли знания, которые можно было почерпнуть из учебников. Ее поразила логика математики, и так как в Хогвартс она попала уже почти в двенадцать, то успела ознакомиться с красотой химии.              В последующем, уже в волшебной школе, она нашла аналоги этим полюбившимся наукам: арифмантику и зельеварение. Бдения над этими предметами не прошли даром: зельеварение не раз выручало ее с ребятами из трудных ситуаций, а знания арифмантики требовались для ликвидации заклятий. Не все можно было решить с помощью искусного владения палочкой.              Разложив по памяти на составляющие черное проклятие на крестраже-кольце, уже с помощью арифмантики, Гермиона нашла повторяющиеся закономерности в плетении и смогла составить изначальную схему. Вследствие углубленного знания древних рун и «практики» в этом направлении за последний год, благодаря недомолвкам Дамблдора, она обнаружила опосредованное упоминание похожего плетения в одной из книг Блэков, хранящихся в ее сумке. Автор приводил пример наименования проклятья на языке древних рун и ссылался на неназванную потерянную книгу, написанную не раньше четырнадцатого века. На возможную информацию о ее местонахождении и навел Гермиону мистер Горбин в одну из петель.              Первый неудавшийся поход в библиотеку немного развеял ее мрачное настроение и мысли после неожиданной встречи с обаятельным Сириусом Блэком, а потом и с молодым рассудительным профессором Люпином. Возвращаясь мысленно в тот день, в груди Грейнджер разливалось что-то теплое, отдаваясь сладостью на кончике языка. Это была неподдельная радость. Один светлый день из череды непроглядного мрака дал толику надежды на то, что у Гермионы получится все задуманное, и она сможет выйти из этой петли в здравом уме, закончив все так, как планировала.              Теперь у нее еще было обещание, и не перед самой собой, которое непременно хотелось бы исполнить. За столько повторяющихся сумасшедших дней и, как Гермионе казалось, будто сквозь зарождающееся безумие, она нашла еще одну весомую точку опоры для своего разума, чтобы не упасть в бездну.              А уничтожение крестража-медальона стало маленькой победой, можно сказать, очередной соломинкой, за которую Гермиона смогла ухватиться в хаосе навалившихся неудач последних временных петель.              Вернувшись в следующий раз в Лютный переулок, уже под оборотным зельем, придав своей внешности пугающие черты какой-то местной ведьмы, чтобы Грейнджер точно не ограбили, она попала в дом коллекционера. Бодрый седовласый старик с отсутствующим выражением лица предоставил ей доступ к своим книгам, придирчиво изучил каждый галлеон из мешка и скрылся в другой комнате, не беспокоя ее до самой ночи. А выпроводив с наступлением сумерек, даже не спросил, почему она поменяла внешность. Хотя в этом районе такая практика, скорее всего, в порядке вещей. Вылазки пришлось повторить несколько раз, но это того стоило.              Библиотека коллекционера располагалась в комнате с незримым расширением, иначе в его крохотную квартирку не влезло бы столько бумажных сокровищ. Никакого классификатора или порядка в расположении книг там не было, но в беспорядочном хаосе фолиантов чувствовалась какая-то своя мрачная система. Темномагические тома занимали почти всю стену и в отсветах зачарованных свечей переливались потрескивающей сеткой охранных заклинаний. Так как чары мог снять только хозяин библиотеки, а дело это небыстрое, во время данного ритуала Гермиона осматривала близлежайшие полки на предмет интересного чтива.              Впервые за долгий период удача повернулась к ней правильной стороной. Магия времени. От предвкушения разгадки закололо кончики пальцев, и мурашки охватили затылок. Для просмотра этих книг она выделила целый день, но ничего нового из них для себя не вынесла, кроме того, что в древности (а большинство томов датировалось до пятнадцатого века), имелся запрет на эксперименты со временем, впрочем, как и сейчас. Но ни одной строчки о временных петлях, словно такого феномена и вовсе не существовало. Это злило и раздражало. Современных томов об этом разделе магии у коллекционера не было, и, окинув ее странным взглядом после данного уточнения, тот отправил ее по известному адресу в «Горбин и Бэркес». Круг замкнулся.              Грейнджер кое-что знала о магии времени и при любом удобном случае старалась углубиться в тему, ведь от этого зависела напрямую ее жизнь. Еще в пору учебы на третьем курсе, перед тем, как ей доверили маховик, профессор Макгонагалл поручила Гермионе для начала ознакомиться с любопытными дневниками из Министерства. Соответственно, она прекрасно знала историю невыразимца Элоиз Минтамбл из тысяча восемьсот девяносто девятого года, которая состарилась на пять веков после пяти дней в тысяча четыреста втором году, а из-за ее вмешательства в прошлом из настоящего исчезли двадцать пять потомков тех, с кем она успела познакомиться в четырнадцатом веке. Но опять-таки, Гермионе нигде не встречалось упоминание кольца времени до того, как она сама в него угодила. По сути, все ее обрывочные знания об этой тонкой материи ровным счетом не привнесли ничего нового к ее проблеме с зацикленным днем. Про имеющиеся запреты она и так прекрасно знала и нарушала их с завидной регулярностью.              Само время словно насмехалось над ней, заперев в клетке из двадцати четырех часов, но при этом не давая никаких ответов и подсказок.              Грейнджер была подавлена. Деморализована. Почти везде, куда бы она ни ткнулась, оказывалась глухая стена. Но искорки надежды на благополучный исход плана все еще теплились в замерзшем сердце. Они не позволяли окончательно захряснуть, двигая ее по заржавевшим рельсам вперед, сквозь боль, кровь и грязь, вытягивая из болота, в котором она погрязла по самую макушку.              В очередной раз предстал нелегкий выбор, и разгадку времени пришлось отложить, занявшись более насущным вопросом: уничтожением крестражей.              Просмотрев несметное количество древних фолиантов по темной магии, Гермиона пришла к неутешительному выводу, что Том Риддл усовершенствовал проклятие «Вдовий саван» за авторством некоего французского темного мага пятнадцатого века. «Паутина вдов» — как назвал его сам Волдеморт, — в книгах не упоминалась, а из похожих на схемах и по действию страшных заклятий подходило только французское.              Но появился один нюанс, который существенно осложнял дело или даже полностью препятствовал воплощению ее плана: проклятье савана можно было безопасно расплести с помощью такого же архаичного, как и оно само, ритуала: «предмет следовало окропить специальным зельем в полнолуние рукой никогда не бывавшей замужем девственницы в истинном ведьмовском круге в лесу».              Когда Гермиона прочитала эту чушь в первый раз, то она сначала не поверила своим глазам. Но буквы упорно складывались в одно и тоже.               Из всех перечисленных требований обряда Гермиона косвенно выполнила два, а вот с остальными возникла проблема. Истинный ведьмовской круг в лесах Британии надо было тщательно поискать, но это оказалось незначительным препятствием по сравнению с тем, что ближайшее полнолуние намечалось через несколько недель, а она находилась в петле времени, состоящей всего из одних суток.              Но не проведет же она здесь всю жизнь, пока просто не сойдет с ума?              Зелье, по мнению Грейнджер, для ее вполне сносных навыков по одному из любимых предметов оказалось не очень сложным, но варить его предстояло неделю и настаивать еще столько же. А вот кольцо вынести из дома Гонтов никак не представлялось возможным, не распутав перед этим заклинание.              И с последним пунктом она возвращалась к начальной точке. Порочный круг.              Также в описании проклятия не говорилось ни о каком равноценном обмене душами, что, как решила Гермиона, и являлось доработкой Риддла и еще больше усложняло узор черной паутины. Но в то же время появлялся небольшой шанс распутать добавочные и охранные чары. Директор же справился с таким сложным плетением и, как она надеялась, не выполняя условия проклятия, просто его обезвредил.              В итоге так любимые Гермионой книги, дав необходимый ответ, своими откровениями внесли только большую сумятицу в ее планы.              Сложности нарастали, а это — она до сих пор даже не подобралась к самому крестражу, проклятому еще какой-то гадостью, которую проглядел уже сам Дамблдор.              Чем дольше Грейнджер думала над ритуалом, тем больше склонялась к пугающей мысли, что быстрым решением ее проблемы было повторное попадание в гости к молодому Риддлу в кольцо и выуживание из него информации, как распутать заклинание без идиотского старого обряда.              Но она точно никогда бы больше добровольно не прикоснулась к черной паутине. Не после того, какой ужас она пережила.              Дрожь охватывала все конечности, когда Гермиона вспоминала, как страшно и мучительно ей пришлось встретить свой конец. По ее внутренней шкале эта смерть во временной петле занимала сейчас почетное первое место, деля его с самой первой от руки Волдеморта в списке ужасов, произошедших с ней в восьмидесятых. В какой-то мере Авада Кедавра была просто наигуманнейшим проклятием, несмотря на все свои последствия для исполнителя.              Гермиона с трудом отошла от пережитого или успешно убедила себя в этом благодаря умиротворяющему бальзаму и окклюменции, притупляющей эмоции. Грейнджер разобрала на составляющие все произошедшее и, уже проработав каждую деталь страшного дня, разложила воспоминания по полочкам в библиотеке своего разума.              Но кое-что снова не вписывалось — это действия Тома Риддла, постоянно выбивающие ее из колеи своей нелогичностью. Почему он так повел себя с ней после того, как узнал ее прошлое, что Гермиона явилась с намерением убить его и уничтожить все крестражи? Почему утешал ее? Это никак не укладывалось в ее картину, и рамки уже не просто съехали, а полностью и бесповоротно отломились. Он, как и его фамилия, являл собой сплошную загадку.              Грейнджер почти на две недели откладывала поход в Литтл Хэнглтон после полной расшифровки чар по причине страха перед перевернувшими ее мироощущение эмоциями, вызванными молодым Риддлом, препарировавшим ей мозги. Она боялась опять оказаться в кольце не только из-за неизбежной мучительной смерти, но и из-за страха в очередной раз потерять себя в навязанных беспринципным мерзавцем таких реальных ощущениях и эмоциях. Это пугало и сбивало с толку. А это не то, что было ей нужно в данных обстоятельствах, когда она взращивала в себе холодную решимость для исполнения плана.              Поэтому свои еженощные трансгрессии в Годрикову Лощину Гермиона не отменила, только с какой-то навеянной подсознанием паникой крепче сжимала палочку одеревеневшей рукой, снова и снова наблюдая одну и ту же холодящую внутренности сцену.              Чем дольше она находилась в петле без возможности элементарно с кем-то поговорить и излить душу, то тем сильнее ощущала, что ее ментальное здоровье начало давать трещину. Больше всего это проявлялось в моменты, когда она не могла упорядочить свой разум и обратиться к окклюменции: во снах. Мимолетная встреча с Блэком и Люпином только ярче проявила этот контраст с днями одиночества без дружеской поддержки.              Гермиона никогда не вдавалась в подробности изучения снов с точки зрения психологии, но знала о противоположных по сути концепциях Фрейда и Юнга, поддерживая больше выводы последнего. Тем не менее, ночные грезы с каждым разом становились все ярче и насыщеннее, чтобы она могла просто от них отмахнуться.              Сны, после всей этой странной смеси ужасов и запутанных ситуаций, сваливающихся на нее в петле раз за разом, в ее голове превратились в какой-то сюрреалистичный бред, которому мог бы позавидовать сам Сальвадор Дали.              В связи с этим спать обычным способом она опасалась, принимая зелье сна без сновидений. Но иногда тяжелые дебри древних витиеватых языков старых книг заставляли ее отключаться от усталости прямо на них, упав щекой на шершавые пергаментные страницы.              В каких-то безобидных снах она мирно беседовала с юным Томом Риддлом в Хогвартсе, споря о пророчествах, обсуждая с ним душу и почему-то профессора Слизнорта, превратившегося в засахаренный ананас.              В других она горела от губ дьявола, пожирающего ее рот, медленно превращаясь в высохший труп. И просыпалась в холодном поту, приманивая из сундука профессора Снейпа умиротворяющий бальзам, чтобы успокоить свои расшатанные нервы.              Иногда в видениях присутствовал зловещий Темный Лорд из восьмидесятых, и тогда сон превращался в опасные американские горки, на которых Гермиона каталась не пристегнувшись, зацепившись только одной рукой за последнюю вагонетку. Ее мотало из стороны в сторону, но разжать пальцы сил не оставалось.       В этих снах, наполненных опасными ситуациями, странными разговорами или яркими сражениями, Грейнджер чувствовала всегда удушающее напряжение, не зная, в какую сторону повернется тот или иной момент.              Том Риддл был всегда разным: то любезным хозяином, в паутине которого она запуталась; то жестоким палачом, ломающим ее хрупкие крылья бабочки. То лечил ее, полуобнаженную и окровавленную, в окружении холодных извивающихся эбеновых змей, как в первый раз в поместье Малфоев, когда сам же и являлся виновником этих ран. То играл с ней в какую-то только ему ведомую игру, запутывая и манипулируя эмоциями; то с безразличием отправлял в нее зеленый луч.              Всегда по-разному, но всегда пугающе.              Маленьким утешением для Гермионы служило то, что и она не отставала от Темного Лорда в этих снах: она могла переубедить его в споре, дать достойный отпор во время сражения и, в конце концов, хотя бы там реализовать свой план.              На краткий миг зыбкого видения, утекающего, как песок сквозь пальцы после пробуждения, она побеждала.              В кошмарах с Волдемортом из ее будущего, которого, она надеялась, не случится, тот, с горящими алым огнем зрачками на змеином лице, раз за разом убивал на глазах Гермионы Гарри. Тот проваливался в разверзнувшуюся перед его телом непроглядную бездну земли, схлопывающуюся за ним, как огромная черная пасть. Затем монстр оборачивался и, зловеще ухмыляясь тонким ртом, посылал в нее какое-то красное заклятие, и она бесконечно падала в темный земляной туннель, дергая руками и ногами, не имея возможности замедлиться. Она вскакивала с криком.              «Сновидение, — писал Юнг в одной из книг по психологии, прочитанных Гермионой, — является «прямой манифестацией бессознательного» и только «незнание его языка мешает понять его послание».              Грейнджер совсем не понимала, что хочет сказать ее бессознательное, возможно, просто свести с ума.              Одно она знала точно.              В ее жизни оказалось слишком много плохого, слишком много Волдемортов, было слишком тяжело и одиноко…              И книги не могли спасти ее от этого кошмара.       

***

              У дома Гонтов в полумраке деревьев Гермиона разглядела хвост куницы, торчащий на одной из высоких веток. Сегодня Грейнджер явилась с угощением, но дикое животное никак не реагировало на сочный кусок кроличьего мяса, за которым пришлось идти в магазин в магловский Лондон.              — Не хочешь показываться, ну и ладно, — обиделась она.              Отвернувшись к лачуге, Гермиона распахнула дверь чарами, спрятавшись за стеной. Послушная ее магии приличных размеров гнилая коряга поднялась из груды прелой листвы и плавно отправилась за порог. Раздался треск разрываемого охранными заклинаниями пня, и несколько щепок вылетели из дверного проема.              Гермиона с блуждающей улыбкой меланхолично наблюдала за пушистым хвостом, покачивающимся в высоте. Красивое и умное животное. Как и ее выдра.              — Я ухожу. Можешь спуститься к своему ужину.              Все вокруг затихло, и, возведя яркий щит, Грейнджер подошла к порогу. Дерево превратилось в труху, а окружающие его доски на полу и дверной косяк разрезали глубокие раны-борозды. Пахло сыростью и гнилыми опилками.              В самом доме она постояла немного у входа, удерживая щит, и, точно убедившись в том, что все заряды магии ушли в корягу, решительно шагнула к боггарту.              Привидение зашевелилось во мраке, приобретая какой-то человеческий силуэт, но Гермиона не желала знать, какого из всех Волдемортов после своих снов она боится теперь сильнее всего, громко воскликнула:              — Ридикулус!              Черный воздушный шар с нарисованной зеленой игрушечной змеей показался из дверного проема и взорвался от дротика, вылетевшего откуда-то сбоку.              Гермиона рассмеялась почти искренне. Абсурдность зашкаливала.              Боггарт нашел свое пристанище в том же стакане, а Грейнджер уже занимала только черная паутина проклятия.              Она наметила себе отличающиеся петли в повторяющемся узоре и стала распускать их по одной, как нарисовала в своих расчетах с помощью арифмантики. Нити магии угрожающе вибрировали, натягивались, но со временем поддавались ее взмахам палочки.              Кровь сильнее бежала по венам, подгоняемая мощным волшебством и адреналином. Соленый пот щипал глаза, но Гермиона даже не могла себе позволить пошевелиться или оторваться от своего занятия. Магия тут же бы восстановила узор. Древко пело в ее руке, подчиняясь почти беспрекословно.              С низким утробным звуком последняя петля плавно развязалась и отпустила паутину, растворившись черным завитком в пространстве.              Вздох разрезал тишину комнаты, и Гермиона на слабых ногах ненадолго отошла к стене, привалившись к той лопатками, чтобы перевести дух.              «Почти две недели трудов не прошли даром, — она вытерла рукавом мантии глаза и освежилась чарами. — Интересно, сколько времени Риддл потратил на совершенствование своего, как он наверняка считал, гениального проклятия, захватывающего душу? Как бы я хотела увидеть его лицо, когда сообщила бы ему, что грязнокровка расплела его, потратив на теорию всего две недели, а на практику. — Грейнджер взглянула на часы на запястье. — Всего пять часов. Осталось дело за малым: придумать, как снять уже оригинальный «Вдовий саван» без обряда и уничтожить крестраж. Теперь только…»              Гермиона подошла к шкафу и быстро, лишь бы не передумать, сунула руку прямо в черную паутину.              

***

      В другой раз, вернувшись в заброшенное обиталище Гонтов, Гермиона не заметила куницу на дереве и прошлась вокруг обветшалой лачуги, разрезая чарами сухой кустарник на пути.              Прямо в разрушенной временем деревянной беседке с развалившейся крышей Грейнджер обнаружила маленькую разгадку отсутствию любимцев Риддла, которых она непременно ожидала увидеть в доме еще в первый приход. Высушенные шкурки, скелеты и тушки змей, изодранные и истлевшие, усеивали землю, смешавшись с разным принесенным ветром мусором.              Куницы вполне могли убить змей, если те угрожали их обиталищу.              Гермиона поразилась силе маленьких красивых зверьков, защищавших свои угодья. С виду безобидные млекопитающие бросили вызов хладнокровным рептилиям и одолели их. Если уж Волдеморт оставил здесь змей, то те явно были ядовитыми. Но и в такой мелочи Темный Лорд просчитался. Если кто-то защищает свою семью и дом, то он поставит на кон многое и даже свою жизнь, чтобы выйти из схватки победителем.              Оставив угощение для куницы на прежнем месте, Гермиона проделала уже рутинную схему для проникновения в жилище.              В этот раз ее целью было полностью осмотреть строение внутри, чтобы удостовериться в отсутствии полезных вещей у обнищавшего рода. Но, кроме боггарта, крестража, пары мышей и сломанной мебели, она не нашла ничего достойного внимания. Или все уже давно распродали, или что-то не погнушался прикарманить сам Волдеморт.              Теперь ее ничего не держало от исполнения задуманного.              В прошлый раз она смогла правильно снять часть проклятия, и ее больше не затянуло в крестраж к осколку души молодого Тома Риддла, но клык василиска так и не сдвинулся с места, когда она пыталась проткнуть им кольцо. Видимо, чары «Вдовий саван» выполняли и какую-то защитную функцию, раз пропускали только живых существ и не давали доступ смертоносным предметам.              На улице уже стемнело, и до конца петли оставалось чуть больше получаса. Идеальное время, чтобы сотворить опасные чары.              Грейнджер приглушила Люмос и проверила место с угощением — все было съедено подчистую. Улыбнувшись своим мыслям о прожорливом зверьке, умявшим целую кроличью тушку, она стала чертить нужные руны в воздухе.              Заклинание вспыхнуло золотом, озарив теплым светом неприглядное окружающее пространство. Тонкие желтые нити-усики потянулись от палочки в разные стороны, утопая в прелой листве, ветхих пнях и высоких деревьях. Вся разнообразная живность зашуршала в своих убежищах и устремилась подальше от отталкивающих чар. Куниц оказалось несколько, и их пушистые шоколадные хвосты упорхнули в ночную тьму вместе с другими обитателями небольшого подлеска. На пару миль вокруг дома больше не было ни одного живого существа.              Подождав для верности еще четверть часа и запахнув плотнее мантию, Гермиона тяжело вздохнула и приступила к самой неприятной части сегодняшнего дня. Бисерная сумочка с покоившейся в недрах книгой с запретными чарами, будто потяжелела на несколько фунтов сразу, оттягивая пояс, притягивая к стылой земле. Гермиону пробрал озноб, и уже совсем не от холода сумеречной ночи. Все ее попытки отделаться малой кровью и уничтожить крестраж без применения темного заклинания провалились. Она откладывала его на самый безвыходный случай. И вот он настал… Только она нутром чувствовала опасность и неправильность предстоящего действа.              Палочка вибрировала в руке при исполнении сложных пассов и напитывалась темным проклятием, как оголодавшая пиявка. Еще чуть-чуть и нагревшуюся древесину грецкого ореха явно бы раздуло. Радость древка Беллатрисы от тяжести черной магии Гермиона ощутила сполна.              Всепожирающий огонь вырвался из палочки и устремился прямо к дому, ощерив оранжевые зубы какого-то неведомого магического существа и проглотив лачугу за несколько секунд своей огромной пастью.              Адское пламя переливалось в ночи всеми цветами, от золотистого до алого, принимая с каждой секундой все новые причудливые и ужасные формы. Смрадный дым наполнил легкие, мешая дышать и связно мыслить. Дикие огненные звери с разверзнутыми глотками глодали и лизали своими багряными, колышущимися маревом языками доски и деревья вокруг, превращая живой лес в мертвый и обугленный.              Гермиона дрожала и держала палочку уже двумя руками, пытаясь унять бесконтрольное пламя. Пот застилал глаза. Во рту пересохло, и на кончике языка ощущался вкус пепла. Магия непрерывным потоком стремилась из ее тела к темному проклятию, подпитывая его и с каждой секундой делая все более жадным.              Ненасытным.              Неистовым.              Огонь подбирался все ближе, и, отступая назад, чувствуя палящий зной бушующего впереди пожара, Гермиона поняла, что проигрывает эту битву с черной магией.              Петля затянула ее обратно, когда огромный огненный василиск коснулся раздвоенным языком руки Грейнджер, словно пробуя свою долгожданную добычу на вкус. Ожог исчез мгновенно, но страх перед стихией, которую породила ее магия, остался еще на несколько дней, преследуя в новых кошмарах.              Но она знала, что смогла уничтожить очередной крестраж.              Осталось немного попрактиковаться в контроле над Адским пламенем и подчинить огонь, чтобы проставить еще одну галочку в своем воображаемом списке.              Судный день Темного Лорда приближался.