Искорка безумия

Жить — это как бежать по музею.

И только потом вы начинаете по-настоящему осознавать,

что вы увидели, думать об этом, наводить справки в книгах

и вспоминать — поскольку вы не можете принять это всё и сразу.

Одри Хепберн

      Сведения, которые Гермиона неожиданно получила в пабе и поместье Малфоев, внесли некоторые корректировки в ее текущий план. Она первым делом решила проверить так заинтересовавшую ее информацию, оброненную Талботом во время спора в «Дырявом котле». Для этого, едва солнце заняло устойчивую позицию на небосводе, она отправилась в магический Лондон.              Грейнджер стояла перед книжной лавкой в Косом переулке и дожидалась открытия, постоянно сверяясь с часами, дергая рукав бордовой мантии. Стрелки будто издевались над ее нетерпением и никак не желали правильно отсчитывать время. Она точно простояла уже вечность у двери, но маленький серебряный циферблат, поблескивая на утреннем солнце, показывал, что прошла только четверть часа. Не стоило приходить раньше открытия.              Наконец, пожилой продавец показался в начале улицы, не спеша следуя в лавку. Гермиона сдержала порыв подбежать к нему и, схватив под локоть, помочь преодолеть оставшиеся футы, которые он намеревался, видимо, пройти только к обеду. Она слегка ущипнула себя за бедро и натянула на лицо что-то похожее на доброжелательную улыбку.              Пожилой волшебник поравнялся с ней и придирчиво осмотрел ее руки, которые она держала на виду, показывая, что в них нет палочки. Похвальная бдительность в такое время, но Гермионе нужно было срочно оказаться в лавке, а не объясняться, почему она тут торчит в такую рань.              — Доброе утро, мистер Миллер, — благожелательно поприветствовала Грейнджер продавца, и тот нахмурился еще больше.              Его седые кустистые брови сошлись на переносице, и подернутые старческой пленкой голубые глаза забегали по пустой улице, как будто ища помощи. Конечно же, он ее не узнал. Ритуал знакомства каждый раз отнимал много времени, а Гермиона хотела сократить все по максимуму — и просчиталась, вызвав только больше подозрений.              — Я была тут недавно. Вернулась посмотреть кое-какие подшивки газет. Только у вас в магазине есть все старые издания «Ежедневного Пророка». Кажется, вы меня не помните. Гермиона Смит, — протянула она руку для пожатия.              Сухая прохладная ладонь насторожено коснулась ее кисти, и мистер Миллер слегка улыбнулся, кивнув:              — Простите старика. Времена сейчас тяжелые. Заходите.               Он достал из кармана клетчатой, как старый плед, мантии медный ключ и, провернув тот в замке, распахнул перед ней желанную дверь.              Гермиона подождала, когда продавец переступит обшарпанный порог и направится к заваленному книгами прилавку, и, стараясь скрыть свое нервное возбуждение, поспешила встать перед стойкой, чтобы сообщить свой заказ.              В подсобке, пахнущей старыми пергаментами и пылью, хранились выпуски разнообразной прессы на высоких стеллажах. В помещении, радушно выделенном ей мистером Миллером после обоюдного обмена ничего не значащими любезностями, Гермиона листала уже седьмую подшивку газет за тысяча девятьсот восьмидесятый год и совсем не находила интересующие ее сведения: о нападении Пожирателей Смерти в одну ночь сразу на три семьи, связанные с Министерством магии.              «Не могла же я пропустить эту новость. Она точно была бы на передовице. Да еще и с фотографиями. Уж мерзко шевелящиеся темные метки в небе сразу над тремя домами я бы заметила», — недоумевала Грейнджер, откладывая выпуск за двадцать девятое число в пачку за июль.              Она потянулась за следующей подшивкой, которые, словно заточив в клетку из ровных желтоватых стопок бумаги, окружали ее маленький стол и неудобный стул. Пролистав газету за первое августа до самой середины, Гермиона удивленно обнаружила, что не просмотрела прессу за тридцатое и тридцать первое число предыдущего месяца.              Она чарами пересчитала все газеты, и за целый год отсутствовали только два выпуска: последний и предпоследний день июля.              Переступив столбики из газет, Гермиона вышла из подсобки. Дождалась, когда мистер Миллер рассчитается с постоянной пятничной клиенткой — молодой застенчивой девушкой — и вручит ей сверток с книгами про любовные чары, которые та шепотом попросила завернуть в плотную бумагу от посторонних глаз, и быстро подскочила к прилавку.              — Вы уверены, что у вас есть все газеты за прошлый год? Я не досчиталась выпусков за последние два дня июля, — выпалила Гермиона, и тут же червячок предчувствия зашевелился в груди.              «Тогда родился Гарри… И, кажется, если мне не изменяет память, на день раньше — Невилл. Почему нет именно этих газет?» — она нервно стиснула пальцами прилавок, всматриваясь в задумчивое лицо продавца.              — Я не отменял подписку уже тридцать один год и почтовая сова каждый день на протяжении всего этого времени исправно приносила «Ежедневный пророк». Отсутствие хоть одной газеты — полностью исключено! — подбоченился мистер Миллер, словно отстаивал свои фамильные ценности, а не дряхлые стопки бумаги.              — Возможно я их пропустила, извините. Проверю еще раз, — пошла на попятную Грейнджер, не желая вступать в бессмысленный спор.              Она точно была уверена — газет нет. Оставалось только потом еще проверить в каком-то другом месте.              Пролистывая подшивки за сентябрь, она наконец-то нашла то, что так упорно искала: отвратительные черепа скалились, будто в усмешке, над покатыми крышами домов, в которых в ночь на двадцать пятое число девятого месяца сразу в трех семьях случилась невообразимая трагедия.              Заголовок черной мрачной тенью нависал над рамками нескольких небольших фотографий и гласил:              «Трагическая полночь в Беркшире, подробнее на странице четыре»              Гермиона открыла нужный лист, и на нее тут же с двух сторон с увеличенных колдографий поползли сотканные из зеленого дыма инфернальные змеи, словно норовили впиться своими туманными клыками в ее горячую плоть. Она вздрогнула, прикусила губу и невербально заморозила движущиеся изображения, чтобы они не мешали сосредоточиться на тексте, бегущим между леденящих кровь застывших снимков:              «Ужасное горе постигло сегодняшней ночью три магические семьи, родные которых исполняли свой долг, добросовестно служа на благо Магической Британии в самом Министерстве магии.              Мы выражаем соболезнования семьям пострадавших и скорбим вместе с родственниками, потерявшими своих близких: Тёрнеров Оливию и Якоба, которые вместе работали в Отделе магического транспорта почти десять лет и боролись с незаконной портальной деятельностью; Бейкера Дэмиана, трудившегося секретарем в Международном бюро магического законодательства на протяжении девятнадцати лет.              Тёрнеры Оливия и Якоб были отзывчивыми и исполнительными сотрудниками, всегда ответственно подходящими к каждому рассматриваемому случаю в своей работе. Руководство готовило их повышение в ближайшее время, о котором они, к сожалению, так и не узнали. По некоторым данным, это повышение и стало причиной интереса, проявленного к этой семье террористической группой. Оливия и Якоб были любящими и любимыми родителями двух близнецов Д. и М. (имена которых скрыты по понятным причинам), обучающихся за границей. Прощание с семьей пройдет в закрытой обстановке, как пожелали родственники.              Бейкер Дэмиан был оплотом стабильности своего отдела, образцовым сотрудником и имел репутацию принципиального человека: не терпящего беззаконие и дискриминацию. В последние годы он участвовал в разработке очень важного для сообщества проекта, который должен был предстать на рассмотрение в следующем году перед коллегией Международного бюро магического законодательства. Сослуживцы Дэмиана тяжело переживают его потерю и не понимают, чем он мог заинтересовать преступное сообщество. В брак Бейкер вступить не успел и близких родственников у него нет, поэтому все ритуальные действия взяло на себя Министерство магии, которое в последующем сообщит, где можно будет попрощаться с покойным.              Еще одно преступление, не унесшее чужие жизни, но не менее страшное по своей сути, совершенное этой ночью, также оставило след в небе. У супругов: Льюис Терранса и Меган — отняли разум и личность. Боевой аврор, имеющий Орден Мерлина второй степени, отдавший служению в Отделе магического правопорядка в британском Министерстве магии тридцать лет и только в январе этого года вышедший на заслуженный отдых, Льюис Терранс теперь находится вместе с женой в отделении Недугов от заклятий больницы Святого Мунго с неснимаемым обливиэйтом. Зачем мог понадобиться преступникам, оставляющим за собой черепа в небе, давно не работающий и, по заверениям соседей, полностью сосредоточенный на своем цветущем палисаднике бывший аврор? К сожалению, мы с вами этого никогда не узнаем. Но только от нас — магического сообщества — зависит, чтобы такие трагедии больше никогда не случались.              Произошедшее этой ночью — вопиющее преступление, виновников которого уже сейчас заочно ждет камера в Азкабане и поцелуй дементора. Магическое сообщество должно консолидироваться вокруг избранного лидера: Министра Магии Миллисенты Багнолд, а не поддаваться панике и провокациям со стороны террористической организации, именующей себя как Пожиратели Смерти, возглавляемой Тем-чьё-имя-нельзя-называть. Это не политическая оппозиция, а настоящие преступники, подтверждения незаконной деятельности которых вы — наши читатели — можете наблюдать почти в каждом выпуске этой газеты. Призываем вас быть бдительными и острожными в это непростое время. Анонимные сведения о правонарушениях мы все так же принимаем по старому адресу. С уважением, корреспондент «Ежедневного пророка» Д. Уокер».              Гермиона отложила газету, закрыла глаза и, сжав руками голову, потерла ноющие виски. Злость и горечь разливались в ней, смешиваясь в непростой едкий коктейль, взывая к магической сущности внутри. Она напилась уже всей этой мерзости до краев, и ей срочно требовалось выплеснуть это куда-то, чтобы не захлебнуться.              «Два первых преступления совсем не вязались с третьим, но все были приписаны Пожирателям Смерти. Терранс Льюис оказался бывшим аврором, но все считали, что он не работал после выхода на заслуженный отдых. Возможно, что он занимался чем-то лично для Дамблдора, как считал его брат, или его деятельность может быть засекречена Отделом Тайн. Еще эти исчезнувшие выпуски газет за последние дни июля восьмидесятого года… Одни загадки и никаких ответов. Хотя, чего я еще ожидала?» — мрачно хмыкнула Грейнджер.              Она взмахнула палочкой и собрала всю прессу в стопки и, перевязав их бечёвкой, отлевитировала в правильном порядке на стеллажи. Попрощавшись с мистером Миллером и тепло поблагодарив того за помощь, Гермиона спешно трансгрессировала к палатке.              Вечерняя лесная тишина ударила по барабанным перепонкам, оглушив. Холодный ветер лизал горячие щеки и потрескавшиеся губы. Свет люмоса едва разгонял сумрачные тени, сгущающиеся перед скорым наступлением ночи.              Гермиона сбросила тяжелую мантию и закинула ту вместе с сумкой в палатку. Оставшись в одной хлопковой рубашке и джинсах на пронизывающем осеннем ветру, она размяла затекшие от долгого сидения мышцы, потянув до хруста руки и шею, закатала рукава, оголив предплечья, и ненадолго задержалась взглядом на шраме, который остался с ней на всю жизнь.              «Грязнокровка»              «Волдеморт со своими прихвостнями рассматривал меня в прошлой временной петле, как будто я была не человеком, а вещью: мясом, наращённом на кости, а не личностью, достойной упоминания. Подопытная. Забавная зверушка. Узнал ли он что-то после извлечения кусочка маховика времени? — она сжала пальцы на рукояти палочки, и та нагрелась от пульсирующей в Грейнджер злой магии. — Сколько таких грязнокровок они уничтожили? Вряд ли о них писали в газетах, уделив им целый разворот. Такие как я — в меньшинстве в Министерстве и, скорее всего, интересуют Пожирателей только как игрушки, поломкой которых никто не озадачится. И уж точно никто не хватится, если выбросить такую в утиль».              Ей хотелось кричать от ярости, рвать и метать, уничтожить неугодных, сломать этот несправедливый мир, но сейчас оказалась доступна только выворачивающая жилы магия, которая отчаянно искала выход. И Гермиона побежала в лес, дав там волю своей силе.              Все еще пребывая на пике адреналина после буйства среди мрачных черных исполинских деревьев, некоторые из которых больше не существовали в этом дне благодаря ей, не задумываясь, что она делает, движимая словно какой-то дикой первобытной магией, Гермиона трансгрессировала в Годрикову Лощину ровно в полночь и твердой рукой сжала палочку.              Когда до времени появления Риддла оставалась минута, Грейнджер набросила на себя чары сокрытия и замерла неподалеку от места, на котором тот должен появиться. Оставшись ровно в десяти шагах, она вскинула руку с древком на изготовку.              Едва уловимый хлопок. Порыв ветра. Волдеморт пригладил волосы. Черная мантия заколыхалась.              Гермиона медлила, уставившись ему в спину. Два слова вертелись на кончике языка, но никак не находили выход. После того, чему свидетелем она стала в этой бесконечной петле, что она узнала, прочитала, пережила и осмыслила, могла ли она на самом деле стать убийцей? В самом начале у нее был четкий ответ на этот вопрос, но чем глубже Гермиона погружалась каждый день в пучины отчаянной злости, безысходности, ломающей личность, все, что у нее оставалось — моральный стержень, удерживающий ее на плаву. Она еще не потеряла свою человечность, не предала принципы, которых всегда придерживалась.              Не запятнала душу.              Но ради Гарри…              Темный Лорд двинулся к дому, а Гермиона так и осталась на месте. Рука с палочкой обессилено упала вдоль туловища. Адреналин схлынул, и холодный воздух пробрался к каждому участку мокрого от испарины тела под тонким хлопком рубашки. Она задрожала.              Дверь открылась, и ночь озарила первая зеленая вспышка. Слеза прочертила дорожку на щеке. Ком в горле мешал дышать. Но Грейнджер смотрела. Заставляла себя смотреть: чего стоило ее промедление, к чему каждый раз приводит ее малодушие и бессилие.              Шелест листвы у ног и завывание ветра, запутавшегося в голых ветках деревьев, отдались громом в голове. Растрепавшиеся волосы, хлестнули ее по щекам, словно пощечина.              Гермиону колотило, как в лихорадке.              Зеленый свет на втором этаже. И…              Вторая вспышка подряд.              Взрыв.              Снесло, вырвало и расщепило часть крыши и стены. Ноги подкосились, но колени так и не столкнулись с землей. Петля времени замкнулась.                     

***

      

      Несколько недель, хотя во временной петле, состоящей всего из одних суток, оказалось сложно считать, Гермиона вынашивала в своем мозге идею. На самом деле этих идей появилось так много, что на их воплощение потребовались бы годы. Но, к ее превеликому счастью и несчастью одновременно, у нее было все время мира, пока она не разгадала тайну бесконечного дня.              Для начала Грейнджер впуталась еще глубже в очередную загадку, проверив почти все магические места Британии, но так и не смогла найти ни одного выпуска «Ежедневного пророка» за тридцатое и тридцать первое июля восьмидесятого года. В других магических газетах за эти даты ничего примечательного не оказалось.              Стоило отбросить эту затею, так как та только косвенно относилась к Гарри и, вероятно, даже имела под собой какую-то другую подоплеку. Но сложные головоломки всегда оставались тем, что безоговорочно привлекало Гермиону и не давало спать спокойно по ночам. А еще помогало на время отвлечься от размышлений о тяжком бремени и выборе, которые висели над ней дамокловым мечом.              Она нашла адрес редакции «Ежедневного пророка» и проследила за его сотрудниками, выявив слабое звено. С помощью хитрости, лести и обмана, против которого не устоял молодой рыжий веснушчатый журналист по имени Том, напомнивший своей неловкостью ей Рона, Гермиона выяснила то, что никто не знает, как и когда, но пропали оригинал-макеты выпусков последних дней июля. И по какой-то странной случайности — никто не помнит, чему они оказались посвящены. Как удобно. На этом ее изыскания оборвались.              Про Льюиса Терранса, который работал на Дамблдора и разругался с тем перед нападением, полностью стершим его личность, она узнала тоже самое, что описал корреспондент в газете: бывший аврор, ухаживал за садом, ужасная трагедия. Больше соседи ничего не знали или не могли знать.              Подловив Талбота с Малоуном перед «Дырявым котлом» и покопавшись в памяти одного, оглушив другого, свои сведения Гермиона не пополнила. Талбот не знал о брате больше того, что вывалил в пьяном разговоре на своего собеседника, чему невольным свидетелем она стала.              У нее создавалось стойкое ощущение, что все это как-то связано между собой, а раз там присутствовал Дамблдор, то не обошлось без его очередных махинаций. Только нужно было подцепить правильную ниточку и потянуть, чтобы распутать весь этот клубок, состоящий из лжи, манипуляций и хитрых планов, приводящих всегда к непостижимым трагедиям. Но ниточка постоянно обрывалась.              Обливиэйт. Газеты. Загадка петли. Дамблдор.              Круговорот всего этого не давал Гермионе сосредоточиться на главном: чего она теперь стала опасаться; что пробирало ее дрожью и заставляло обливаться холодным мерзким липким потом только от одной мысли.              Готова ли она на самом деле убить?! Не в порыве гнева и пылу битвы, когда она почти не задумывалась о своих действиях. А хладнокровно. Осознанно. Произнести два слова, зная, к чему это ее приведет. Теперь ее стали волновать последствия.              Глупо отмахнувшись в одной из петель от повторного ознакомления с главами о крестражах в отвратительной книге Годелота «Волхование всех презлейшее» и средневековом фолианте Оуэла Буллока «Тайны наитемнейшего искусства», Грейнджер позднее осознала, какую непоправимую ошибку чуть не совершила.              А непосредственная близость к крестражу в поместье Малфоев — а она была практически уверена, что видела именно крестраж — напомнила ей, что она играет с опасными материями и непосредственно со своей душой.              Все эти мысли и клятвенные обещания убить Волдеморта были лишь целью, которую Гермиона поставила себе из-за страха неизвестности, отчаяния и как вариант того, что, она в глубине души знала, не сможет никогда совершить из-за разницы в их силе и опыте. Дальше этого она не просчитывала: что же будет с ней самой, если ей удастся осуществить свой, как теперь она поняла, безумный план.              «Убийство разрывает душу. Убийство противно природе», — красной нитью шла мысль через замысловатый текст темных магов.              Именно с помощью непростительного проклятия и ритуала можно создать крестраж.              Гадать, к чему может привести разорванная душа, долго не приходилось. Примеры всегда представали перед глазами, показывая свое истинное лицо: Беллатриса, Крауч-младший, Долохов, другие Пожиратели Смерти и, конечно же, Риддл.              Пусть только у последнего имелись крестражи, но остальные тоже не гнушались убийствами и темными искусствами. И к чему это их привело?              Гермиону это тоже приведет к безумию?              Сможет ли она сохранить себя и не сломаться?              Останется ли с ней разум — ее главная ценность?              Она ведь правда пыталась убить Темного Лорда.              Первое заклинание не сработало из-за отсутствия главного ингредиента непростительного проклятия: желания.              В последующем намерение четко сформировалось в мозге и отпечаталась на подкорке зеленым тлеющим словосочетанием. Но… Всегда мешали какие-то посторонние факторы, непредвиденные обстоятельства. Чего-то все время не хватало. Или она сама себе мешала на уровне подсознания, не давая сделать последний шаг?              В ночь, когда Гермиона первый раз за все петли осталась до конца, заставила себя смотреть и прикоснулась к трагедии, постигшей семью Поттеров, она явилась в Годрикову Лощину только с одним намерением и только тогда, опьяненная магией, осознала, что именно хочет сделать.              И дрогнула.              

***

             Каждый свой день Грейнджер теперь заканчивала в Годриковой Лощине, замерев как натянутая струна напротив дома Поттеров. Она смотрела не отрываясь, напитывалась и пропускала через себя убийство семьи своего лучшего друга. Даже не наблюдая всю ужасную картину целиком, каждая вспышка света ранила ее сердце, пробивая прикрывающий его ледяной панцирь.              Волдеморт не менялся из раза в раз, следуя одной и той же схеме.              Гермиона больше ему не показывалась.              Она так и не поняла, что вызывало изменения в нем, когда они сталкивались лицом к лицу. Невозможность читать мысли и нестабильные вспышки магии Риддла, которые происходили не всегда, а только ограниченное число раз, зависели от какого-то фактора, оставшегося неопознанным. Гермиона не отказалась бы от этой информации, но та все еще упорно ускользала.              В остальное время она оттачивала свою магию, умения, знания, занималась расследованием, которое вызывало только больше вопросов, и прорабатывала стратегию на случай, если наступит первое октября.              Пока Грейнджер находилась во временной петле и имела неограниченные возможности совершать любые ошибки, ей нужно было проработать план уничтожения крестражей. Кольцо Гонтов хранилось в месте, в которое она могла беспрепятственно попасть в любое время. Предметы основателей и дневник представляли из себя уже проблему: медальон находился у Кричера, старого домовика Блэков, чаша — в ячейке Гринготтс, семьи Лестрейндж; диадема лежала в Хогвартсе, куда Гермиона пока не стремилась. Но во все эти места можно было попасть через определенных людей. Кроме одного: поместья Малфоев.              Дневник Риддла в будущем оказался в руках у Люциуса Малфоя. Тот мог его взять, только если знал его точное местонахождение. Гермионе нужно было снова попасть в кабинет Волдеморта и убедиться в своих подозрениях. Как это провернуть, она знала, но как при этом сохранить при себе палочку и остаться там одной, пока точно не определила. Одна идея навязчиво жужжала в ее голове, стоило только подумать о крестраже, но Грейнджер отбрасывала ту как нечто абсурдное. Времени для реализации задуманного все равно было неограниченное количество. Стоило только с чего-то начать.              Предмет, который стал хранилищем осколка души Темного Лорда, по иронии судьбы также являлся одним из Даров Смерти. Его она решила уничтожить первым. Для этого следовало только проверить охранные чары и не попасться на проклятие, как один великий волшебник из ее времени.              Дамблдору она теперь не доверила бы и лимонной дольки, не то что информацию о вместилищах души Волдеморта. Директор себя полностью дискредитировал в глазах Гермионы. И «великая» игра, которую тот вел в этом времени, противоречила ее планам по спасению друга. Надежд на тесно связанных с Дамблдором и Орденом Феникса лиц она тоже уже не питала. Те всегда действовали по указке сверху и никогда — самостоятельно.              Оптимальной задачей Гермиона для себя определила самую доступную: уничтожение кольца Гонтов после того, как она хладнокровно убьет их потомка, тем самым полностью истребив проклятый род.              Теперь ее решение было не импульсивным, а обдуманным, взвешенным и неотвратимым.              Она четко осознавала последствия.              После этого петля разомкнется.              Должна разомкнуться.              А она останется с, возможно, разорванной душой жить дальше.