Искорка безумия

Ничем нельзя оправдать, когда кто-то решает за других,

что для них хорошо или плохо.

Бернхард Шлинк

      Гермиона сидела в «Кабаньей голове», потягивая сливочное пиво, и ждала Дамблдора. В обеденное время пятницы было много посетителей, поэтому столик ей достался практически посередине зала, что очень нервировало. Аберфорт Дамблдор тоже не придавал спокойствия, пристально следя за ней пронзительными голубыми глазами. Из этого Грейнджер сделала вывод, что братья все-таки общались, и директор уже предупредил того о назначенной встрече. Допив и отставив свою кружку в сторону, Гермиона кивнула Аберфорту, что ей требуется добавка, и снова перевела свой взгляд на дверь, стараясь отгородиться от постороннего шума вокруг. Прошло уже пару пятниц со встречи с родителями, и Гермиона решила, что должна проверить свою гипотезу о том, что каким-то образом петля времени, возможно, влияет на Волдеморта. Просто встретиться с ним и поболтать она, естественно, не могла (да и моральных сил для этого не было), поэтому решила назначить «рандеву» Дамблдору как равному Риддлу по силе волшебнику, с которым также сталкивалась в петле времени, пусть и не так часто.        Дверь в паб распахнулась с глухим скрипом, и в проходе показался Аластор Грюм. Он был один. Переглянувшись с Аберфортом и получив утвердительный кивок, тот целеустремленно направился к Гермионе. Шум в таверне упал до приемлемого уровня, и все взгляды обратились на вошедшего аврора. «И где же Дамблдор? Опять он играет со мной в какую-то игру, — рассердилась Грейнджер. — Грюм что, собирается меня при всех арестовать?»       — Мисс Смит, полагаю? — не поздоровавшись, прямолинейно спросил Грюм.       — Возможно, — уклончиво ответила Гермиона и заглянула ему за спину, надеясь, что директор просто отстал, но дверь больше не открывалась. Снова посмотрев на аврора, спросила: — Полагаю, мы опустим вежливость. Поэтому у меня встречный вопрос. Где Дамблдор?       Гермиона заметила, что Грюму не понравилось такое неформальное обращение к директору, и она усмехнулась ему краешком рта: «Думаю, ты ещё и не такое услышишь сегодня, так что не спеши удивляться».       — Директор ждёт вас наверху и просил проводить к нему. Пойдёмте.       Не дожидаясь её реакции, тот тут же развернулся и зашагал к лестнице наверх.       — Невозможный тип, — пробурчала под нос себе Грейнджер и пошла за ним.       Около двери на втором этаже Грюм повернулся к Гермионе и приказным, не терпящим возражений тоном потребовал:       — Отдайте вашу палочку.       — А что будет, если я её не отдам? Где гарантии моей безопасности, о которых мы договаривались с директором? — чисто из вредности заупрямилась Гермиона. Она заранее подготовилась, и палочек у неё с собой было больше, чем рук для них, но раз они не захотели с ней говорить внизу, она решила, что тоже немножко потреплет им нервы.       — Вашу палочку, или встреча не состоится, — нахмурился Грюм и требовательно протянул руку.       Гермиона достала свою самую бесполезную палочку из специального крепления на руке и, делая вид, что очень не хочет её отдавать, протянула аврору. Тот тут же убрал её и вытащил свою, направив на Грейнджер.       — Мы так точно не договаривались, — отступила от него на шаг Гермиона.       Грюм начал безмолвно чертить руны в воздухе, но тут дверь позади него открылась, и он остановился, обернувшись на директора Хогвартса. Дамблдор попросил их войти, вежливо придержав дверь. Аврор опустил палочку, но зашёл только после Гермионы, встав ровно у неё за спиной. Своим пронизывающим взглядом он вызвал настолько скребущее неприятное чувство в затылке у Грейнджер, что её передернуло. Она осмотрела комнату и заприметила у камина старое потрёпанное кресло. Проигнорировав всех в комнате, невозмутимо двинулась к нему, чтобы отойти от аврора. Опустившись на неудобное сиденье, Гермиона подняла взгляд на Дамблдора и спокойно произнесла:       — Добрый день, директор. Если мне не изменяет память, наша встреча планировалась чуть ниже, — после чего нахмурилась и уже строже добавила: — И мне не нравится, что меня лишили палочки.       — И вам хорошего дня, мисс Смит, — вежливо улыбнувшись, поприветствовал Дамблдор, но улыбка не коснулась его глаз. — Я приношу свои извинения за самодеятельность Аластора, но вы же понимаете, какое сейчас время, — повернувшись к Грюму попросил: — Верните девушке волшебную палочку. У нас договор, и я держу своё слово.       Лицо Грюма пошло неприятными красными пятнами, но, не обронив ни слова, тот подошёл и отдал назад палочку. Гермиона так же молча приняла её и убрала. Когда аврор снова отошёл к двери, он с ноткой раздражения в голосе произнёс:       — Не стоит доверять незнакомцам, директор Дамблдор. Особенно тем, которые так неожиданно появляются в столь смутное время. Думаю, стоит её проверить на чары и проклятия, а также на тёмные артефакты. Если она задумала…       — Аластор, — ровным голосом оборвал его речь директор, — я очень ценю твою бдительность, но сейчас она немного неуместна.       Дамблдор перевёл взгляд на комод в углу комнаты и, леветировав его поближе к Грейнджер, лёгким взмахом палочки превратил в два лимонного цвета мягких кресла.       — Давайте присядем и всё спокойно обсудим, — сказал директор.       «Видимо, я поспешила сесть», — расстроено подумала Гермиона, поёрзав в неудобном старом кресле, а вслух сказала:       — Подождите. Мы договаривались, что разговор пройдет наедине. Я буду разговаривать только с директором Дамблдором, — Гермиона вскинула голову и с вызовом уставилась в глаза вновь закипающему Грюму.       — Я не намерен оставлять вас наедине с незнакомой волшебницей, директор, — упрямо скрестил руки на груди аврор.       — Прошу тебя, Аластор, оставь нас. Всё в порядке, — взглянул на того из-под очков половинок Дамблдор, и Грюм, больше не сопротивляясь, молча вышел, тихо прикрыв за собой дверь. — Теперь мы можем начать беседу? — уточнил директор, занимая кресло напротив.       — Конечно, — кивнула Гермиона и вновь проверила свой окклюменционный барьер. — Как я уже сообщила через патронус, я хочу обменяться информацией о Томе Риддле. Что вы можете мне рассказать?       — Могу я поинтересоваться, почему вас интересует Том Риддл? — спросил Дамблдор, пытливо заглянув в её глаза.       «Потому что под этим предлогом вы бы точно согласились на встречу. Снова пытаться предупредить Поттеров через вас, директор, я пока не буду. Я ещё не придумала убедительные доводы. В прошлый раз это не привело ни к чему хорошему», — раздражённо подумала Грейнджер.       Гермиона рассматривала Дамблдора в ответ и пришла к выводу, что тот не изменился после их последней встречи в Лондоне. Также, судя по всему, он точно её не помнил. Осталось проверить его способность к легилименции и вспомнит ли он защиту сознания Гермионы. Она уже убедилась, что колдовал тот безупречно, если судить по трансфигурированным креслам.       — Я путешественница во времени, — пошла ва-банк Гермиона и замерла, ожидая реакции директора и попытки залезть к ней в голову, но ничего не произошло, поэтому она продолжила: — Это именно вы отправили меня в прошлое, чтобы исправить ошибки, которые сами совершили. Например, я знаю полное пророчество о Томе Риддле, часть которого ему рассказал Северус Снейп, когда услышал в этом пабе. Для подтверждения своих слов могу сказать, что сын Лили и Джеймса Поттеров — Гарри — является вторым фигурантом этого пророчества, и из-за этого Риддл намерен его убить. Также мне известно, что случится с этой семьей, потому что вы их не защитили! — обвиняюще припечатала Грейнджер и поджала губы от злости.       В глазах директора мелькнул какой-то огонёк и тут же погас. Слегка подавшись корпусом вперед, Дамблдор спросил:       — Значит, вы уже всё знаете о Томе Риддле, и послание патронуса было всего лишь приманкой?       — Да, кое-что знаю.       — Из какого вы года?       — Из тысяча девятьсот девяносто восьмого.       — Какой большой прыжок во времени… — задумчиво проговорил Дамблдор. — Полагаю, что, раз вы здесь, война всё ещё продолжается? Нет, не отвечайте! — резко остановил её директор, вскинув руку.       — Продолжается… — одновременно с ним ответила Гермиона.       — Вы же понимаете, что такие вещи сообщать рискованно, — с недовольством в голосе покачал головой Дамблдор. — Путешествия во времени — мало изученная область магии, и, нарушив такую тонкую материю как время, вы можете изменить будущее любым своим вмешательством даже в незначительные вещи. Вы слышали про «эффект бабочки»? Даже ваше вскользь обронённое слово может иметь выраженные и непредсказуемые последствия. Вы можете создать совсем новую ветку реальности или даже стереть себя из будущего. Я не представляю, что могло произойти, чтобы я решился на такое вмешательство. Это невозможно.       — Вы можете сами посмотреть. Я покажу вам одно воспоминание.       — Я не могу, — снова покачал головой директор.       Сердце Гермионы при этом ухнуло куда-то вниз. «Неужели временная петля влияет и на Дамблдора? Он что, тоже не может теперь использовать легилименцию? Но почему?», — миллион вопросов роились в голове одновременно, но она не знала ответа ни на один из них.       — Это слишком рискованно. Уже то, что я услышал, может привести к непредсказуемым последствиям.       — Я полагаю, сейчас не та ситуация, когда стоит пренебрегать знаниями, даже если они из будущего, — начиная раздражаться от его странной нерешительности, сказала Гермиона и крепко стиснула руки в замок, чтобы не выдавать своего волнения.       — Вы уже давно в этом времени, мисс Смит? — проигнорировав негодование Гермионы, спокойно спросил Дамблдор. — Что вы делали до нашей встречи? Вы виделись ещё с кем-то?       — Несколько часов, — уклончиво ответила Грейнджер и отвела взгляд, решив не уточнять, сколько раз повторялись эти часы. — Я приходила в себя некоторое время после того, как попала сюда, а потом сразу же отправила вам патронус, сэр, — почти не соврала она.       — Маховик времени, с помощью которого вы сюда попали, сейчас при вас?       — Нет.       — Вы его спрятали в надёжном месте? Это очень опасная вещь, и если он попадёт не в те руки… В нашем времени пока нет артефакта, способного перенести на такой большой промежуток времени в прошлое.       — Он разбился, когда отправил меня сюда. Я не могу его починить и вернуться в своё время. Так что им никто не сможет воспользоваться, так как его больше не существует, — удручённо сказала Гермиона. — Почему вы не хотите посмотреть моё воспоминание?       — Слишком велик соблазн воспользоваться потом этим знанием. Поэтому не говорите мне ничего. Я не должен знать, — спокойно отказался директор, но его глаза сверкнули алчным блеском, полностью противореча его словам.       — А что, если таким образом можно спасти много жизней, которые унесло это противостояние? Можно остановить Вола… Риддла, — осекшись на полуслове закончила Грейнджер. Она чувствовала свою магию, которая бурлила внутри и покалывала кончики пальцев из-за переполнявших чувств. Гермиона не могла усидеть на месте, вытянувшись в струнку на краешке кресла, в любой момент готовая действовать.       — Мне нужно время всё обдумать, — снова уклончиво ответил Дамблдор, поглаживая бороду, и вдруг пристально посмотрел ей в глаза: — Вы же знаете, мисс Смит, что вам придётся теперь прожить все годы до вашего будущего здесь, в этом времени? Пока оно естественным образом не сравняется.       — Да, я уже думала об этом… — разом потухнув, ответила Гермиона, и её плечи поникли. — Я здесь совсем одна, — особо не рассчитывая на поддержку, пожаловалась тихим голосом.       — Теперь, когда я знаю о вашей проблеме, вы уже не одни, — участливо сказал Дамблдор и с заботой посмотрел на неё голубыми глазами.       «Снова разыгрывает доброго дедушку, чтобы завоевать моё доверие, старый манипулятор», — мелькнуло в голове Грейнджер, и она крепче сжала свои пальцы.       — Спасибо, директор. Однако вы должны увидеть то, что я хочу вам показать! — настаивала на своем Гермиона. — Это очень важно! Я могу извлечь воспоминание для омута памяти, если вы не хотите применять легилименцию.       Дамблдор тяжко вздохнул, словно решаясь, а потом твердо посмотрел ей в глаза:       — Хорошо. Я посмотрю ваше воспоминание, но только одно. Мне не стоит знать многие вещи из будущего, мисс Смит. Это опасно.       Сначала Гермиона хотела ему показать Битву за Хогвартс, которая происходила перед её путешествием во времени, но тут в голову пришла идея, как убедить Дамблдора вмешаться сегодня в спасение Поттеров. Она кивнула ему, что готова.       — Легилименс, — направил Дамблдор на Гермиону старшую палочку.       «Это так же болезненно, как и с Волдемортом», — заключила Гермиона и опустила свой щит, перестав сопротивляться, вызывая на поверхность из глубин памяти воспоминание.       В камине гостиной Гриффиндора весело потрескивали поленья, но даже они не могли разрядить гнетущую атмосферу, царившую перед ним. Трое подростков сидели прямо в пижамах в тесном кружке на полу, и отблески огня играли на их волосах разными цветами, создавая в приглушённом свете свечей и пламени причудливые тени.       Девушка, от лица которой происходили события, в поддерживающем жесте опустила руку на плечо темноволосого вихрастого парня в круглых очках.       — Гарри, если ты не хочешь вспоминать, то не стоит. Мы всё понимаем, — тихо сказала она, — правда, Рон? — перевела она взгляд на рыжего долговязого парня и кивнула ему.       — Да, — тут же поддакнул тот таким же приглушённым шёпотом.       — Спасибо за вашу поддержку, — тихо сказал Гарри и сжал руку девушки в своей, — но, думаю, что пришло время вам узнать все подробности, а также то, что я недавно вспомнил, — он по очереди заглянул в глаза своих друзей и собравшись, начал рассказ слегка подрагивающим голосом: — Как вы уже сами слышали, когда решали, кто будет хранителем тайны Фиделиус, мой отец безоговорочно выбрал моего крёстного — Сириуса Блэка, отказавшись от кандидатуры директора Дамблдора. «Недоверие к друзьям — вершина бесчестья», — считал он. Однако для всех это был слишком очевидный выбор, и сам Сириус уже предложил заменить его на неприметного Питера Петтигрю, на которого бы точно никто не подумал. Об этой замене не знал никто. Это было роковой ошибкой, которая и привела к трагическим последствиям. Петтигрю, возможно, давно таил на друзей злобу и завидовал им, или решил, что на другой стороне точно останется в живых. Я не знаю мотивов его предательства, но он переметнулся на сторону Пожирателей смерти и выдал тайну Волдеморту. Волдеморт был так уверен в пророчестве и одержим им, что решил убить меня заранее, пока я еще не мог ему противостоять. Тридцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года Риддл отправился к нам домой сразу же после полуночи, как только узнал адрес. Мои родители не знали о предательстве и не успели защититься. Он убил моего отца, — на этих словах Гарри запнулся и остановился. Он сглотнул слюну, чтобы смочить пересохшее горло, и уже совсем тихо продолжил: — Потом поднялся на второй этаж в детскую. Мама умоляла не убивать меня и просила забрать её жизнь в обмен на мою. Волдеморт согласился на этот обмен, чем запустил древнюю магию. Я вспомнил зелёную вспышку и мамины последние слова, обращенные ко мне…       Парень замолчал и опустил голову, крепче сжав ладонь девушки. Она молча плакала и мелко дрожала. Рон обнял их обоих, и они тесно прижались друг к другу, без слов даря утешение и поддержку. Разомкнув объятия, Гарри смахнул слёзы и продолжил:       — Волдеморт пошел против древней магии, когда попытался убить меня, тем самым нарушив договор, и заклинание срикошетило в него самого, лишив тела. Если бы не…       Гермиона резко захлопнула своё сознание, восстановив щит. Дамблдору пришлось покинуть её мысли, если только тот не собирался сломать защиту. Она была взбудоражена вновь пережитыми эмоциями, но всё равно пристально наблюдала за директором. Тот никак не выказал усталости от сеанса легилименции или других признаков недомогания — в виде головной боли, какие она заметила у Волдеморта, а значит, петля никак не подействовала.       — Гарри Поттер из вашего будущего… — только и произнёс задумчиво Дамблдор. Лицо казалось непроницаемой маской, а глаза холодными.       Кажется, что его вообще не тронуло воспоминание, окрашенное тягостными и такими тяжёлыми эмоциями Гермионы, которая переживала и одновременно злилась из-за горя своего лучшего друга.       — Вы спасёте их? — сильно нервничая, всё ещё не отойдя от воспоминания, которое всколыхнуло в ней ураган чувств, спросила Гермиона. Она не стала прятать свои эмоции за окклюменционным щитом и чувствовала, как щиплет глаза от непролитых слёз.       — Если Волдеморт потерял свое тело, но не умер, как он снова возродился в вашем времени? — спросил её Дамблдор, не ответив на вопрос.       — Почему вы не отвечаете? Вы можете их спасти! Это будет правильным распоряжением знаниями о будущем! — воскликнула Гермиона, вскочив на ноги и сжала руки в кулаки.       Дамблдор откинулся в своем кресле и исподлобья посмотрел на Грейнджер поверх очков. Взгляд его был тяжёлым и опасным, предостерегающим.       — Присядьте, не стоит так бурно реагировать.       — Бурно реагировать? — негодующе спросила Гермиона, скрестив на груди руки и даже не подумав сесть.       — Я понимаю, вы еще очень молоды и эмоционально незрелы, мисс Смит, это накладывает свой отпечаток, — спокойно пояснил Дамблдор, пристально наблюдая за ней. — Ваши реакции на происходящие события не обдуманы и идут от горячего сердца, а не от холодной головы. В данной ситуации нужно действовать рационально. Под действием импульса, имея такие разрушительные знания, вы можете натворить очень много, сами того не ведая. Присядьте и успокойтесь. Если я отправил вас в прошлое, значит, посчитал достаточно разумной и компетентной для этой миссии. Не разочаровывайте меня.       Не веря своим ушам Гермиона стояла перед Дамблдором и не могла вымолвить ни слова. Она словно превратилась в соляной столб. Несмотря на зародившуюся неприязнь к директору, Гермиона в глубине души ему всё ещё доверяла и надеялась на помощь и поддержку.       Дамблдор взмахнул рукой, и кресло, подпрыгнув Грейнджер под колени, предательски уронило её в свои объятия.       — Я так и не услышал вашего ответа, — словно ничего не произошло, продолжил Дамблдор уже более доброжелательно. — Я получил от вас уже много опасных знаний, которые могут повлиять на будущее. Ещё несколько вопросов и ответов не смогут навредить больше. Объясните мне, как Том Риддл смог воскреснуть? Вы знаете, к какому тёмному ритуалу он прибегнул?       — Крестраж… — прохрипела Гермиона, всё еще пребывая в шоке, и, прокашлявшись, продолжила: — Он создал крестражи.       Глаза Дамблдора расширились в неподдельном удивлении, и эта эмоция, проступившая на его лице, показалась Гермионе самой искренней за весь разговор.       — Значит, крестражи… — директор постучал кончиком палочки по подлокотнику, словно придя к какому-то выводу, нетерпеливо спросил: — Вы сказали во множественном числе, значит Том создал несколько крестражей, расщепив свою душу. На сколько он разорвал её?       Гермиона не удивилась, что Дамблдор уже знал о таком тёмном ритуале, все-таки книжку с этими сведениями она «позаимствовала» из его кабинета.       — Сейчас их пять.       — Полагаю, что вы в курсе что это за предметы, мисс Смит?       Она утвердительно кивнула, а директор снова задумчиво замолчал, потирая переносицу.       — Вы отправили меня спасти Поттеров, — разорвала тишину Гермиона, — Почему вы не хотите сейчас им помочь? Вы же видели, что произойдет, Риддл убьёт их всех. В будущем вы сожалели об этом…       — Думаю, что сожалел, раз решился на такой необдуманный поступок с вмешательством во время, — медленно кивнув, спокойно ответил Дамблдор. — Однако вы не уловили суть, мисс Смит. Попытавшись убить Гарри Поттера, Риддл потерял своё тело. Он сам приблизил исполнение пророчества. Это очень важно. Магическая война закончится. Когда именно Том снова вернул себе тело?       — В тысяча девятьсот девяносто пятом, — машинально ответила Гермиона и растерянно добавила: — Я не понимаю, что вы…       — Мне очень жаль, но я вынужден это сделать.       — Что…       — Обливиэйт!       

***

      Петля времени каждый раз возвращала Гермиону в состояние, в котором она была в момент переноса из будущего. Все воспоминания о прошедшем дне сохранялись в полном объёме. В этот раз всё пошло не так из-за заклинания забвения, вступившим в конфликт с петлей и маховиком, которые пытались разрушить его. Гермиона не успела появиться на поляне, как голову пронзила такая сильная и ослепляющая боль, что она, не устояв на ногах, упала прямо на землю. Кровь хлынула носом, и в голове всё помутилось. Зажав нос, Грейнджер прогнусавила сквозь зубы от адской боли, начиная вспоминать последние секунды разговора с Дамблдором:       — Мерлиновы кальсоны, вот мерзавец! Он стёр мне память!       Время восстанавливало память по крупицам, и на то, чтобы собрать в голове цельную картину и прийти в себя, ушло несколько часов, которые Гермиона провела в мучительной агонии.       — После того, как Дамблдор стёр мои воспоминания о нашем разговоре, я больше ничего не помню. Белый лист… Что же было после? — самой себе сказала Грейнджер. Тяжко вздохнув и прикусив в задумчивости нижнюю губу, она почувствовала солоноватый привкус крови и, раздражённо вскочив с дивана, отправилась в ванную.       У зеркала она скривилась в отвращении от своего отражения. На долю секунды Гермиону даже посетила безумная идея отправиться в таком виде к Волдеморту. Возможно, её жуткий вид мог бы спровоцировать у него инфаркт, если бы тот решил, что за ним явилась сама Смерть, которую он так боится. Кожа была болезненно-серого цвета, и кровь на ней сильно выделялась. Потёки крови, которые засохли неприятной коркой у нее под носом и на губах, оказавшись даже на шее, придавали ей безумный вид. Волосы были всклокочены и застыли колтунами, так сильно Гермиона сжимала свою голову, боясь, что та просто разлетится на кусочки. Ресницы слиплись от слёз, а белки глаз были красные от полопавшихся сосудов. Глаза запали, а расширившиеся зрачки, которые полностью скрыли карюю радужку, зияли непроглядной чернотой. «Возможно, это даже сработает, и мне не придётся его убивать, а только потом уничтожить крестражи», — мрачно заключила Грейнджер и начала умываться.       Гермиона расположилась за столом, организовав себе завтрак, плавно перетекающий в обед. Горячий чай с умиротворяющим бальзамом она закусывала бутербродом и читала книгу в чёрной обложке. Грейнджер снова стала пролистывать дневники профессора Снейпа, которые не успела до конца посмотреть, чтобы немного отвлечься. Мысленно отметив для себя несколько интересных рецептов модифицированных зелий, она наткнулась на дневник, в котором не было формул и наработок зельевара. Это были записи Северуса Снейпа о времени, когда он только попал к Волдеморту. Замерев с недонесённым до рта бутербродом, Гермиона застыла над проносящимися перед глазами предложениями, цепляясь взглядом за обрывки фраз:       «…Я всё испортил. Лили больше точно не заговорит со мной после этого жестокого оскорбления. Она игнорирует меня уже неделю. Почему она не понимает, что я никогда не считал её такой?! Это глупое слово вырвалось в порыве гнева. Неужели наша дружба для неё была такой поверхностной и так тяготила её, что она не может даже найти в себе силы простить меня?..»       «…Люциус прислал приглашение на званый вечер в поместье Малфоев. Там будет «Он», и Малфой обещал представить меня. Надеюсь, я смогу произвести правильное впечатление. Мне нечего предложить кроме своих знаний и навыков, в отличие от чистокровного аристократа Малфоя, обладающего огромным состоянием и связями…»              «…Она так и не ответила мне ни на одно письмо. Все совы вернулись назад. Мои извинения никому не нужны. Плевать! Значит, мне больше не надо думать над предложением Люциуса…»              «…Малфой надо мной издевается! Прислал мне сюртук и мантию, как будто мне совсем нечего надеть на его ужин. Высокомерный лощёный павлин!..»              «…Не могу поверить, что в поместье Малфоев и правда есть павлины. Так вот с кого Люциус берёт пример…»              «…Ужин в поместье Малфоев был полностью в их стиле: оформление интерьера, кричащее об огромном состоянии в Волшебном банке «Гринготтс»; пафосные чистокровные аристократы в дорогих мантиях; помпезные речи хозяина вечера и ничего не значащие великосветские беседы. Самое важное происходило за закрытыми дверями, куда допускались только «избранные». Малфой пригласил меня на закрытую встречу (как он пояснил, только для ближнего круга) после ужина. В малой гостиной поместья собрались многие знакомые мне по Хогвартсу лица. Важные вопросы, видимо, уже обсудили и меня пригласили под самый конец. После напутственной речи Тёмного Лорда о том, как важно сохранить наследие волшебной крови и провести реформу в Министерстве Магии, которую все слушали, затаив дыхание, он пригласил меня в кабинет на частную беседу. Проницательность и гибкий ум Лорда Волдеморта поразили меня. Мы проговорили наедине почти час. Тёмный Лорд произвел на меня неизгладимое впечатление. Теперь я понимаю, почему Эйвери и Мальсибер с таким восхищением отзывались о нём. Он очень тонкий психолог и знает, как расположить к себе человека, если ему это выгодно. Сила личности этого волшебника поистине великолепна. Я опасался, что из-за моей бедности и статуса крови он отнесётся ко мне предвзято, но Лорд Волдеморт убедил меня, что важно только то, что я сильный и талантливый волшебник, который стремится к знаниям. Тёмный Лорд даже одолжил мне несколько очень редких томов по зельеварению и ядам, которые привёз из своих путешествий. Это было очень щедро с его стороны…»              «…В газетах много преувеличения и недостоверных сведений о разворачивающемся конфликте в магической Британии. Также все газеты стараются выставить Тёмного Лорда и его организацию в невыгодном свете. Естественно, печатают только то, что выгодно Министерству Магии…»              «…Меня пригласили на очередное собрание, где присутствовали новые члены организации. Лорд Волдеморт произнёс агитационную речь с трибуны. Он описал нам происходящее с другой стороны. Его твердые взгляды на жизнь магической Британии полностью противоречат текущей политике Министерства, а новаторские реформы очень смелые. Тёмный Лорд представил план по изменению магического сообщества, в котором нет места маглорожденным волшебникам и сближению с маглами. Идеология и цели Пожирателей Смерти, а также их жёсткая деятельность по ликвидации противоборствующей стороны немного пугают меня. Но я согласен со многими идеями Тёмного лорда. Я тоже считаю, что запрет на изучение и использование тёмных искусств — глупый и недальновидный. Сами знания не несут в себе ничего плохого. Только сам волшебник решает, как использовать те или иные чары, во благо или во вред. По поводу маглорожденных волшебников и маглов — возможно, я не со всеми вещами согласен, но в этом есть какое-то рациональное зерно, а законы магической Британии давно пора пересмотреть…»              «…Знания Тёмного Лорда о тёмной магии, которые он приобрел в своих путешествиях, поражают воображение. Он предложил мне сварить для него сложносоставное зелье и модифицировать его. Это вызов для любого зельевара, и я не должен ударить в грязь лицом. Я непременно выполню поручение и подтвержу таким образом, что Люциус не преувеличивал мои способности…»              «…Тёмный Лорд предложил мне вступить в ряды его последователей. Он пообещал мне свою протекцию для получения степени мастера зельеварения, а также спонсорство для моих изысканий. Я вступлю в Ближний круг. Люциус был очень рад, что я произвёл положительное впечатление на Лорда Волдеморта…»              «…Лили снова не ответила. Я знаю, что она собирается выйти замуж за Поттера…»              «…Собрание по случаю принятия тёмной метки было торжественным и величественным. Собрался почти весь Ближний круг. Однако боль от принятия тёмной метки затмила всю значимость момента. Я еле сдержал крик. Если бы не занятия окклюменцией, я не смог бы удержать лицо. Тёмный Лорд похвалил меня за стойкость…»              «…Теперь она больше не Эванс».              Гермиона бегло пролистала следующие записи с восхвалениями знаний и умений Тёмного Лорда, а также размышления профессора Снейпа о тёмной магии и зельеварении. Он не описывал никакой конкретики и чем именно занимался для организации. Никаких событий. Потом тон дневника резко поменялся, и Грейнджер заметила, что все записи стали более выверенными и осторожными. Одна из страниц дневника состояла всего из одной фразы и была написана нетвёрдой рукой:              «Очень сильный легилимент!»              После этой записи строчки совсем стали пустыми и бездушными, никакой эмоциональной окраски. Было ощущение, что ведение дневника уже не интересует автора, а его мысли занимает что-то другое, пока Гермиона не наткнулась на следующее:              «…Тёмный Лорд просто одержим пророчеством, о котором я ему сообщил. О нём знают только самые доверенные последователи. Он стал очень раздражительным, даже больше обычного. Наказания Пожирателей за ошибки становятся все жёстче…»              «…Я узнал, что Лили вместе с этим Поттером состоит в Ордене Феникса, который возглавляет Дамблдор. Они сражаются с Пожирателями, о чём мне недавно весело сообщил Эйвери. Мне вот совсем не было весело. Слава Мерлину, что я не встречался с ней в бою, потому что занимаюсь только зельеварением для Лорда. Надеюсь, Лили одумается и не будет больше высовываться. Боюсь даже представить, что мне придётся делать, если я столкнусь с ней. Я не смогу поднять на неё палочку. Но если это будет Блэк или Поттер… Будь он проклят, что втянул её в это противостояние!..»              «…Люциус сообщил Тёмному Лорду, что Лили родила ребенка в конце июля! Я не знаю, что мне делать… Лорд Волдеморт решил, что именно сын Лили упоминается в пророчестве…»              «…Он собирается убить ее сына…»              На этой записи сердце Гермионы пропустило удар, и она отхлебнула давно остывший чай, чтобы смочить пересохшее горло.              «…Он жестоко наказал меня, когда я высказал предположение, что в пророчестве, возможно, упоминается кто-то другой. Сын Лонгботтомов тоже подходит под пророчество».              «…Лили, прости меня. Я совершил ужасную ошибку…»              «…Я умолял его пощадить хотя бы Лили, но не уверен, что он внемлет моей просьбе… Я дал обет директору Дамблдору, и он пообещал спрятать Поттеров. Теперь у меня два хозяина…»              Дальше записи были очень хаотичными, как будто писались в спешке, а иногда отсутствовали по несколько недель.              Одна из записей больнее всего отозвалась в душе Гермионы, и она безмолвно плакала, перечитывая её вновь и вновь:              «…Лили больше нет… Это моя вина… Теперь я остался совсем один… Почему я не понял этого сразу?! Было уже слишком поздно, когда я осознал, что снова доверился не тому человеку, и он не собирался спасать её… их. Я пообещал взамен всё что угодно. Но у меня больше ничего нет. Только неподъемный груз вины. Пустота в душе, которая снедает меня и скоро поглотит целиком. Как я не понял, что все было подстроено ради пророчества? Он был так же зациклен на нём, как и Волдеморт. Но ведь нельзя было представить, что все обернется именно так? Или он просто не хотел сам марать руки и сразиться с ним лично? Её… их жизни для него ничего не значили? Он даже не попытался защитить их. Перепрятать… Предупредить… Он обрёк их на смерть. Её сын выжил… но какой ценой! Да как он посмел сказать мне, что у мальчика её глаза! Будь ты проклят, Альбус Дамблдор! Будь ты проклят!»              Следующие несколько страниц были вырваны под корень. Дальше дневник был пуст.