Южный ветер

      После ухода Эдварда атмосфера в комнате стала плотной и вязкой, словно трясина в дремучем лесу. Откровение Джаспера, подобно тому, как мгла стелется по промёрзшей земле, проникая в каждую щель, достигло самых сокровенных уголков их мрачных душ. Они затронули привычный мир, надломили его, изменили знакомые очертания отношений в семье.       Неизвестность и неопределённость повисли в воздухе.       И дело было уже не только в Изабелле Свон, по воле случая, узревшей их истинное лицо. А в том, как именно Джаспер сообщил им о природе зарождающихся между хрупкой человеческой девушкой и Эдвардом уз. Он сделал это так, что даже эгоистичная по своей натуре Розали, прежде желавшая смерти Белле, усомнилась в своём решении. Её решимость таяла на глазах, как весенний снег под лучами солнца.       Нет, гнев всё ещё клокотал в груди Роуз: она осуждала брата за беспечность – но теперь злость к нему была подобна затухающему под дождём костру. Хейл, пусть и неохотно, Белла ей не нравилась, признала: эта девочка могла стать для Эдварда тем самым якорем, удерживающим его на плаву в бушующем океане вечности. Той причиной, которая позволит усмирить внутреннего зверя и продолжить цепляться за жизнь, лишенную многих человеческих радостей. При условии, если дочка Чарли Свона сможет сдержать язык за зубами и добровольно согласится разделить с Эдвардом вечность, потому что не каждый решится на это в здравом уме. Розали ни за что на свете не выбрала бы для себя такую жизнь. И где-то глубоко в душе надеялась, что и Белла тоже не выберет. Роуз до сих пор испытывала противоречивые чувства к Карлайлу: с одной стороны, она благодарна ему за спасение, а с другой – в её сердце всё ещё тлело сожаление о потерянной человеческой жизни.       Её взгляд упал на мужа, и в это мгновение Розали особенно остро ощутила благодарность судьбе за Эммета: за то, что она смогла пронести на руках разодранного медведем юношу через много сотен километров к Карлайлу; за то, что отец согласился; за то, что после обращения он не возненавидел её. Пожалуй, Эммет был одним из немногих в их семье, кто наслаждался своей новой жизнью: силой, скоростью, возможностями. Без него бессмертие для Роуз оказалось бы непреодолимой пропастью, в которой она непременно погибла бы.       Эммет, следуя своей интуиции, поймал взгляд жены и улыбнулся. С грацией горного льва встал из-за стола и мягко обнял жену со спины, прижал к себе. Он всегда знал, когда Розали нуждалась в поддержке: для этого ему не нужно быть ни эмпатом, ни телепатом. Пускай она и не расслабилась в его руках, не прижалась в ответ к его груди, а лишь позволила себя обнять… Он чувствовал, что так правильно.       Сейчас внимание Роуз с безответственного Эдварда переключилось на старшего брата. И Эммет знал, какие именно слова Джаспера задели её больше всего. Она была похожа на прекрасную Валькирию, готовую броситься в бой в любую минуту; на дикую кошку, жаждущую выцарапать противнику глаза. Всё её существо: от золотистых блестящих волос, собранных в безупречную прическу, величественной осанки до напряжённых мышц – было готово к конфликту.       Джаспер так и не сдвинулся с места, стоял неподвижно, как статуя, но его руки всё ещё обнимали Элис за плечи. В потемневших от голода глазах читалась борьба. Он на физическом уровне ощущал изменение настроения Розали, как менялось её отношение к нему, как нарастали в ней боль и обида. Но ничего так и не сделал, чтобы как-то повлиять на эмоции сестры: она имела право злиться. Он лишь сильнее прижал Элис к себе, отгоняя от себя тяжесть чувств Роуз и погружаясь в светлый мир супруги, потому что знал, ему нужно мыслить трезво. Даже если совсем не хотелось – он обязан был держать себя в руках. Элис, всегда знавшая что ему нужно, положила голову на грудь и прикрыла глаза. Она была его опорой: помогала твёрдо стоять на ногах, склеила его из множества осколков и научила жить дальше, несмотря на утрату.       Сейчас Джаспер как никогда напоминал Эммету покалеченного, но стойкого оловянного солдатика из одноимённой сказки Андерсена, а Элис – изящную бумажную балерину. Казалось, что они идеально друг другу подходили вопреки всему: она – воздушная и лёгкая, и он – изуродованный многолетней войной офицер. Их любовь считалась гармоничной, тихой и светлой. Их сложно было представить по отдельности. То, как Джаспер смотрел на Элис, как обнимал, как бережно держал её ладони в своих руках, как стремился защитить от всего на свете… И Эммет вдруг осознал, что в глубине глаз старшего брата всегда таился страх. Он смотрел на свою прекрасную балерину, и боялся, что она исчезнет из его жизни также стремительно, как и ворвалась в неё. Элис ещё могла по-настоящему влюбиться, а майор уже нет: олово и бумага не могли быть вместе вечно.       Эммет переводил взгляд с Джаспера на Элис и сомневался достоин ли Эд со своей расцветающей любовью к человеческой девушке, чья кровь поёт лично для него, звания истинной «Королевы Драмы». Пока что Джасс обыгрывал брата в этой паршивой игре по всем фронтам. А сам он, МакКарти, – удачливый ублюдок, раз ему потребовалось всего лишь один раз умереть прежде, чем ему досталось такое сокровище, как Розали.       Тем временем Элис выпуталась из крепких объятий Джаспера, который так и не сказал больше ни слова, лишь молча смотрел на Карлайла в ожидании. Его взгляд, устремлённый на приёмного отца, говорил о многом. Это был немой вопрос, просьба о разрешении уйти во избежание лишних вопросов. Сегодня он вывернул душу наизнанку и решил: с него достаточно.       Карлайл, со свойственной ему мудростью и пониманием, лишь слегка кивнул, давая своё молчаливое согласие.       Однако у Розали были совершенно другие планы. Его побег для неё – равносилен предательству. Её взгляд, полный разочарования и ещё чего-то более глубокого, и тёмного, вонзился брату в затылок. Если бы она могла, то выжгла бы в нём обугленную чёрную дыру, оставила бы от него горстку пепла на паркете. Розали сжала кулаки, её ногти впились в ладони. Её мысли метались в голове, словно пойманные в ловушку птицы. Она не хотела признаваться даже себе, но слова Джаспера задели её глубже, чем она ожидала. Хейл не позволит ему вот так просто уйти, не объяснившись.       — Ты правда собираешься обратить Беллу насильно? — голос Розали звучал резко, как разбивающийся о мраморный пол хрусталь. — Сделать то, что я никогда не смогла бы тебе простить?       Её слова, словно вызов, повисли в воздухе. То, что Роуз всегда нравилось в Джаспере, сейчас, в данную минуту, выводило её из себя. Его холодная решимость, прямая осанка, уверенный взгляд — раздражали до зубного скрежета. Он вёл себя, как победитель, не сомневающийся в своём праве на свою правду, на свои действия. Брат всегда был таким, но Розали не хотела до конца верить, что он способен на столь гнусный поступок. Если бы Джаспер решил убить Беллу, Розали, не раздумывая, поддержала бы его и предложила сто и один способ идеального убийства. Она даже помогла бы ему её закопать, если бы он попросил. Однако, к её собственному удивлению, сейчас Роуз чувствовала, что она должна защитить Беллу от такого будущего, которое для этой девочки выбрал её названный близнец. Уж лучше смерть, чем это!       «Как он мог подумать об этом?! — пронеслось у неё голове. — Как он может предлагать отнять у неё право быть человеком, лишить её выбора?»       Её собственные воспоминания, давно похороненные после совершённой мести, внезапно всплыли на поверхность. Она снова увидела себя – юную, сияющую, полную жизни. Розали помнила, как её сердце билось в груди, как она смеялась, танцевала, мечтала о будущем, о семье, о любящем муже, о детях. И как Ройс Кинг, в один миг, всё это отнял у неё, забрал все её мечты и оставил умирать на улице.       «Они взяли меня силой, — подумала она, вспоминая своего жениха и его дружков, — унизили и растоптали, уничтожили мою гордость. Они превратили меня в чудовище, и я ненавидела их за это. Ненавидела себя. И до сих пор ненавижу».       Взгляд Розали упал на Эммета, и она почувствовала, как в груди защемило. Он был её судьбой, спасением. Но даже он не мог до конца стереть ту боль, которую она испытывала каждый раз, когда вспоминала о своей потерянной жизни.       Элис, с осторожностью антилопы, приближающейся к водопою в жаркой саванне, двинулась к замершему в дверном проёме Джасперу. Изначально она не планировала идти за ним, позволив ему уйти в одиночестве, но что-то в её взгляде изменилось: провидица что-то увидела – и ей пришлось поменять своё решение. Элис встала рядом и взяла мужа за руку. Обычно её прикосновение к нему, словно нежный утренний луч, развеивало даже самую непроглядную тьму в его душе. Однако на этот раз, даже её мягкости и тепла не хватило, чтобы разрушить стену, выросшую между братом и сестрой.       Роуз же чувствовала, как в ней закипала злость: Джаспер всё ещё молчал. С того момента, как Уитлок взял её фамилию, они стали близки, практически как настоящие брат и сестра, и понимали друг друга с полувзгляда, с полуслова. Теперь же ей казалось, что между ними образовалась пропасть: они стояли на противоположных берегах бурной реки, не слыша друг друга.       — Силой? — переспросил Джаспер после затянувшейся паузы.       Он развернулся и посмотрел на Розали прямо и открыто. Джаспер видел, как она боролась с собой, пыталась быть сильнее, чем есть на самом деле. В красивых янтарных глазах, обрамлённых густыми ресницами, ярким огнём горела обида, а в её душе росло презрение и разочарование. Слова сестры обжигали его также сильно, как и её чувства. Роуз – самая эмоциональная вампирша среди них, пускай она в этом никогда не признается. Испытываемая ею горечь лишь усиливала его внутреннюю бурю. Он вздохнул, собрав все силы, чтобы ответить сдержанно, несмотря на тяжесть её обвинений.       — Ты думаешь, я не понимаю, что ты чувствуешь? — голос Джаспера дрогнул, но лишь на мгновение. — Ты думаешь, я не знаю, каково это – быть лишённым всего, что тебе дорого, без твоего согласия?       Его голос звучал как отголосок из далёкого прошлого, в котором остались юношеские мечты и несбывшиеся надежды. Мягкий свет лампы, скользя по бледному лицу, подчеркнул резкую линию скул. В тёмных глазах, обычно таких спокойных и твёрдых, вдруг мелькнула едва уловимая печаль. Он не был на пороге смерти, как Эсми, Эдвард, Розали или Эммет. В отличие от Карлайла, Мария обратила его не из милосердия или сострадания, не из желания спасти, а из мести и жажды власти.       — И я не говорил, что сделаю это без её согласия, — продолжил Джаспер. — Но если её жизнь будет под угрозой, если она будет умирать или если Белла сама попросит – я не буду колебаться.       В прошлом он обратил больше людей, чем Карлайл, и больше, чем Эдвард успел убить за всю свою жизнь. Мария не всегда была рядом, и ему пришлось учиться пополнять армию новорождённых самостоятельно. Научиться не убивать. И даже преуспел в этом. Но сейчас, из-за диеты, с выживаемостью могли возникнуть проблемы, поэтому предварительно пришлось бы подготовиться. Да и кусать самому уже совсем необязательно.       — Ты даже не допускаешь мысли, что она не захочет так жить? — голос Розали дрожал, как тонкая струна, готовая порваться от напряжения в любое мгновение. — Может, для неё смерть будет лучшим вариантом?       Джаспер не ответил сразу. Он понимал, что Роуз проецировала всё на себя, поэтому она реагировала так остро и не следила за словами. Не замечала, как делала больно Карлайлу, как резала без ножа сердце Эсми.       — Ты не имеешь права, — прошептала она, и её голос, обычно такой звонкий, теперь звучал как шелест сухой листвы, подхваченной ветром перед надвигающейся грозой. — Ты не имеешь права решать за неё. У неё, в отличие от нас, есть выбор!       Карлайл внимательно наблюдал за Розали и Джаспером, но не спешил вмешиваться. Он предпочёл дать своим детям возможность выразить свои чувства и найти решение самостоятельно. Если не смогут – он вмешается. А пока он решил понаблюдать, несмотря на растущую тревогу жены. Ладонь Эсми в его руке дрогнула из-за слов Розали. Он знал, как тяжело ей давались такие моменты, когда семья оказывалась на грани раскола. Эсми, с её чуткой и ранимой душой, всегда переживала за каждого из них. И Карлайл старался быть её опорой, как и она была опорой для него.       Джаспер, тем временем, сделал шаг вперёд. Его взгляд встретился со взглядом Розали. Строгий блеск в глазах цвета горького шоколада вдруг смягчился. Его забавляло, что минут десять назад сестра хотела собственноручно свернуть хрупкую девичью шею Беллы, а теперь она была готова оторвать голову ему, защищая бесценную человеческую жизнь незнакомой девушки от вампиризма, от его отравленных зубов. Ведь её саму никто не защитил.       — Роуз, — обратился к сестре Джаспер. — Помнишь, как ты встретила Эммета?       Розали не ответила: забыть такое невозможно. Она наклонила голову набок, и её щека почти коснулась груди мужа, а затем она подняла глаза, чтобы встретиться с Эмметом взглядом. В его глазах Розали увидела безграничную любовь и преданность. Его улыбка, такая же широкая и беззаботная, как и всегда, заставила её сердце сжаться.       Губы Джаспера приподнялись в едва заметной улыбке, и он продолжил:       — Ты нашла его раненого, почти мёртвого. Он истекал кровью, умирал у тебя на руках. Ты не спросила Эммета, хочет ли он стать одним из нас. Ты просто... сделала это, попросила отца спасти его. Потому что знала: если он умрёт, и ты умрёшь.       Он восхищался сестрой: ей, как вампиру, было всего около двух лет, когда это случилось. Она сдержалась и не выпила разодранного медведем Эммета без остатка, а пробежала с ним на руках более ста миль прежде, чем нашла Карлайла. Сделала то, что у него самого не получилось много лет назад.       — Это другое, — зашипела она. — Я.. я не могла позволить ему умереть!       Джаспер улыбнулся.       — А я не могу позволить Эдварду потерять Беллу, — тихо ответил Джаспер. — Я вижу, как его влюблённость к ней расцветает. Чувства крепнут, становятся сильнее. Это не банальное физическое влечение, а нечто более глубокое, нечто... необратимое.       Он знал, что Розали не хотела верить в это. Она всё ещё цеплялась за надежду, что Белла сможет остаться человеком, что Эдвард сможет отпустить её. Но Джаспер видел правду. Он чувствовал, как связь между Эдвардом и Беллой становится с каждым днём всё крепче, как она начинает определять их судьбу. И он знал, что сопротивляться этому бесполезно. Только роковой случай мог всё испортить, как, например, это случилось с ним.       — На самом деле всё уже решено, Розали. Я видел такое однажды – вампиры меняются лишь раз....       — Когда находят свою родственную душу, — шёпотом закончила фразу за старшего сына до этого момента молча наблюдавшая за разговором Эсми. — Я всегда знала, что это случится. Эдвард заслуживает счастья.       Радость Эсми для Джаспера была равносильна вспышке солнечного света в тёмной комнате. Он ощущал тепло от её эмоций. Оно окутало его, согревая изнутри, словно он стоял под лучами ласкового солнца.       — Но... — начала Розали, но её прервал Карлайл, почувствовавший, что пора вмешаться.       — Розали, — тихо сказал он, но в его голосе чувствовалась внутренняя сила. — События в Рочестере оставили в твоём сердце незаживающую, до сих пор гниющую рану, и месть не принесла тебе облегчения. И когда ты попросила меня спасти Эммета, я сделал это не из чувства вины перед тобой, как ты думала. Я сделал это потому, что заметил, как ты смотрела на него, как трепетно держала его в своих руках, как будто он был самым драгоценным сокровищем в твоей жизни. Я видел, как твоя душа, казалось бы, навсегда потерянная и ожесточившаяся, начала оживать. Ты нашла в нём то, что потеряла сама: надежду, свет, смысл. И я не мог позволить этим чувствам угаснуть в твоих глазах.       Карлайл замолчал. Он хотел, чтобы Розали поняла: её поступок тогда не был продиктован её природным эгоизмом. Она всё равно не смогла бы поступить иначе.       — Ты спасла его, Розали, — продолжил Карлайл. — Ты дала ему шанс на новую жизнь, и он стал твоим счастьем, ты стала его счастьем. Разве счастье ­– это не то, чего мы все хотим для тех, кого любим?       Розали молча сверлила его взглядом. Она не хотела признавать, что слова отца пробили брешь в её защите, что её собственные страхи имеют власть над ней. Однако это видел Карлайл. Отец всегда был проницательным.       — Я... — начала она, но голос подвёл её.       Роуз не смогла найти подходящие слова, чтобы выразить всё, что чувствовала. Эммет, ощущая смятение жены, не остался в стороне.       — Крошка, ты сделала всё правильно тогда, — прошептал ей на ухо Эммет и оставил нежный поцелуй в плавном изгибе изящной шеи. — Я ни о чём не жалею.       Карлайл, видя, что Розали начинает смягчаться, перевёл взгляд на Джаспера. Он знал, что сын хотел поступить правильно, но ему нужно было напомнить о том, что иногда людям нужно самим выбирать свой путь. В конечном итоге он верил, что Эдвард не причинит вреда Изабелле Свон, и они, как семья, помогут ему в этом.       — Джаспер, — начал он. — Я понимаю твои намерения. Ты хочешь защитить Эдварда, хочешь уберечь его от боли, которую пережил когда-то сам. Но мы не можем решать за них. Мы не можем навязывать им свою волю, даже если нам кажется, что это ради их же блага.       Джаспер слегка нахмурился, но не стал перебивать. Он уважал Карлайла и всегда прислушивался к его словам, даже если они шли вразрез с его собственными убеждениями.       Карлайл продолжил, тон в его голосе стал мягче:       — Эдвард и Белла должны сами пройти этот путь, сами сделать свой выбор. Мы будем рядом и поддержим их в трудную минуту. Поможем им, если попросят, но мы не будем решать за них.       Он сделал паузу, давая своим словам осесть у сына в голове. Его взгляд коснулся хмурой Розали, затем Эммета, Элис, и, наконец, перешёл на Джаспера.       — Мы семья, — сказал Карлайл, и в его голосе зазвучала уверенность. — И наша сила – в нашей способности слышать и идти на компромисс, даже когда мы не согласны друг с другом. Мы должны доверять друг другу. Ведь без всего этого мы – просто группа бессмертных, обречённых на вечное одиночество. И Эдвард с Беллой тоже заслуживают этого доверия, они заслуживают быть услышанными.       После слов Карлайла в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь ласковым шёпотом хвойного леса за окном. Молчание уже не было похоже на вязкую трясину, оно не тяготило, не тащило никого на дно.       Розали, всё ещё находившаяся в плену объятий Эммета, прикрыла глаза и расслабилась. Она решила, что поговорит с Джаспером наедине. Возможно, даже попросит прощения. Она ещё не решила.       Элис, стоявшая рядом с Джаспером, улыбалась. Она уже не видела смерть Беллы от рук Эдварда. Перед глазами стояла тёплая улыбка Свон, когда Элис ей что-то рассказывала. Видела, как прикосновения её холодных рук к тёплой коже никак не смущали Беллу; как сияли некогда карие глаза янтарным блеском. Изабелла Свон станет одной из них. И Элис пока постарается сохранить это от Эдварда в тайне. Она расскажет ему об этом как-нибудь потом, когда он пройдёт все стадии душевных мук от отрицания к принятию. А то он из чистого ослиного упрямства попытался бы всё изменить.       Но было кое-что ещё. Такие видения приходили редко. Будущее, состоящие из абстрактных образов, представало перед ней только в самые важные моменты в жизни: тогда, когда она увидела предназначенную ей пару, когда в первый раз увидела Джаспера, когда они вместе решили найти семью Карлайла, чтобы стать её частью. Она видела перемены; видела шторм на берегу океана и девушку, идущую в одиночестве по влажному песку босиком в самый эпицентр бури. С её тёмными волосами играл ветер, а сама она бесстрашно шла на встречу тьме. Джаспер в её первых видениях горел; он сгорал заживо в огне собственной агонии. Элис захватило предвкушение. Не то чтобы она любила загадки, но их явно ждало что-то интригующее.       — Что ты увидела, Элис? — спросил из любопытства Джаспер.       Он внимательно наблюдал за ней, потому что его затянул в себя вихрь её эмоций, который она испытала всего секунд за тридцать.       Чтобы встретиться с Джаспером взглядом, Элис пришлось слегка запрокинуть голову: он был слишком высоким.       — Мы с Беллой подружимся, Джасс, — ответила она, в её глазах сияли звезды. — Белла моя подруга, по крайне мере, она собирается ею стать. И мы очень сильно поссоримся, Джаспер, если ты вдруг решишь вмешаться.       Джаспер кивнул, принимая к сведению её угрозу: Элис умела играть нечестно. Он не сделает ничего, что могло бы её расстроить. Если только её видения изменятся в худшую сторону – тогда она его простит. Ему сложно было игнорировать факт, что Элис уже полюбила эту девушку всем сердцем, хотя они лично ещё даже не общались.       Эммет, чувствуя, что напряжение немного спало и драки не будет, решил нарушить тишину в своём фирменном стиле:       — Ну что, раз уж мы все тут такие мудрые и понимающие хоть в чём-то разобрались, может, пора уже перейти к чему-то более приятному? Например, к планам на вечер? — Широкая ухмылка украсила губы Эммета. В его глазах Черти танцевали джигу. — Только, пожалуйста, никаких марафонов по мыльным операм или сопливым мелодрамам – я ими сыт по горло. Наши семейные собрания и так напоминают подростковый сериал «Баффи – истребительница вампиров», только без крутых драк и остроумных шуток. Ну, кроме моих, естественно.       Он оглядел всех с видом заговорщика:       — Так что давайте разыграем сценарий фильма «Чужой против Хищника» а-ля «Вампир против медведя». Я уже даже медведя присмотрел – здоровенный такой, Кадьяк. Там хотя бы всё понятно. Никаких драм!       — Эммет!