Южный ветер

      За последние несколько недель Янса уже забыла, каково это — возвращаться домой с тренировки в одиночестве. Обычно её подвозили до дома Кармен или Дэнни, но в этот раз им было не по пути.       Время близилось к закату.       Янса шла домой через парк по лесной тропинке, и каждый шаг отдавался болью в мышцах. Сегодня тренер с особым усердием взялась за неё и Дэнни, заставляя повторять постановку снова и снова, пока каждый их шаг не стал идеальным. Миссис Кортес никогда не довольствовалась малым. До соревнований оставалось совсем немного, но сейчас Янса думала не о них. Её беспокоила тьма, которая, казалось, следовала за ней по пятам.       Лучи уходящего солнца ненавязчиво пробивались сквозь густую листву деревьев, рисуя на земле причудливые узоры из теней и света. В тёплом летнем воздухе витал мягкий аромат жасмина, но он, смешиваясь с тяжёлыми запахами мокрой земли и гниющих цветков магнолии, проникал в лёгкие, кружа голову.       На первый взгляд могло показаться, что лес жил своей тихой, размеренной жизнью, но Янса готова была поклясться, что сегодня с ним было что-то не так. Обычно шум листвы, стрекотание цикад и едва уловимый шелест ветра сливались в одну гармоничную мелодию, убаюкивающую и умиротворяющую. Однако теперь лесное многоголосье звучало разрозненно, словно чья-то воля намеренно лишала его привычного единства.       Где-то вдалеке раздался резкий и пронзительный птичий крик, заставивший Янсу вздрогнуть.       «Чёртова птица!»       Сердце в груди забилось чаще, а пальцы на ремне спортивной сумки сжались сильнее.       Она пыталась убедить себя, что всё это просто усталость, и наступающие сумерки всего лишь сыграли с её богатым воображением злую шутку. Но чувство, что за ней следят, не отпускало. Оно было таким явным, таким реальным, что она не могла просто отмахнуться от него.       Она ускорила шаг.       Янса старалась не выглядеть испуганной, но получалось у неё откровенно плохо. Её ноги, и без того уставшие, горели от напряжения. Она слышала каждый свой вдох, шорох мелких камушков под ногами. По ощущениям до дома оставалось совсем немного, но знакомая с детства тропинка неожиданно оказалась длиннее и извилистее, чем обычно.       Тьма вокруг сгущалась. Деревья склонились над тропой, пытаясь загородить своей кроной последние багряные искорки света. Воздух стал плотнее: теперь в нём чувствовалась только сладковато-влажная гниль. Её желудок сжался от тошноты.       Янсе мерещилось, что кто-то наблюдал за ней из-за деревьев, из темноты. Она сглотнула, пытаясь не паниковать. Ещё немного, совсем скоро, — и она выйдет на поляну и увидит родную улицу, где будут фонари, машины, люди…       Позади раздался звук. Не типичный хруст ломающейся ветки под ногами, не шелест листвы, а нечто иное, похожее на лёгкий, едва уловимый вздох, который заставил кровь в её жилах застыть.       Янса замерла на мгновение. И её сердце, казалось, замерло вместе с ней. Она огляделась, но за спиной, как и ожидалось, никого не было. Только деревья, кустарники и мрачные тени. Сумеречный лес, казалось, потешался над ней.       «Чёрт, надо было вызвать такси», — подумала Янса, но сейчас это уже не имело значения.       Она снова двинулась вперёд, почти бегом, но тропинка, ведущая к дому, казалась бесконечной, ей не было видно конца. Свет фонарей, который Янса так жаждала увидеть, всё не появлялся. Ремень сумки больно впивался в плечо, но она не сбавляла темп. С каждым ударом сердца Янса лишь глубже погружалась в густой, маслянистый мрак, который сжимался вокруг неё, как петля на шее висельника.       Лес вдруг стал слишком тихим. Цикады замерли. Даже ветер, только что ласково перебиравший её волнистые волосы, исчез. Каждая клеточка в её теле кричала об одном — нужно бежать. Но куда? Впереди для неё раскинула свои объятия глубокая тьма, а позади… она не хотела знать, что ждало её там, за спиной.       И тут Янса услышала шаги. Совсем близко. Чёткие и размеренные. Тот, кто её преследовал, никуда не спешил. Он упивался её беспомощностью.       Она побежала.       Глубоко в душе Янса знала, что ей не убежать, не скрыться от липкого взгляда, но она не могла с собой ничего поделать, не могла остановиться. Ноги сами несли её по тропе до тех пор, пока она не выскочила на поляну, залитую лунным светом. На мгновение ей показалось, что она в безопасности, но, оглядевшись, поняла, что вокруг поляны только лес, грозной тёмно-зелёной полосой отрезавший ей путь к спасению.       Где она свернула не туда?       Ноги намертво приросли к земле. Её бил озноб, хотя вечер был тёплым. Дыхание сбилось больше из-за страха, чем от бега. А когда за спиной раздался смех, её кожа покрылась мурашками, а волосы на затылке встали дыбом.       Смех был мягким, почти ласковым. В нём не было ни злости, ни насмешки — только ленивое удовлетворение хищника, который загнал свою добычу в угол.       Янса не шевелилась.       Всё в ней вопило: «Беги!». Но она знала — бесполезно. Если существо за её спиной захочет, оно настигнет её за долю секунды.       Смех затих.       Холодное дыхание чудовища обожгло мочку уха. От разницы температур Янса вздрогнула. По сравнению с ним, её кожа пылала жаром. Она так и не повернулась лицом к своей смерти. Янса смотрела вдаль, куда-то за тёмную полосу леса, где был её дом, куда она уже никогда не сможет вернуться.       А дальше всё было быстро, без прелюдий, без малейшего намёка на милосердие. Одна его рука грубо впилась в её волосы у самого затылка, резко оттягивая голову назад, обнажая шею. А другой он прижал Янсу к себе с такой силой, что под ледяной рукой затрещали хрупкие девичьи рёбра. Острые зубы вспороли кожу и мышцы, проникая глубже, до костей. Крик, рвущийся из горла, застрял где-то внутри, и в этот миг всё исчезло.       Она проснулась.       Стук собственного сердца, глухой и отчаянный, гремел в ушах. Янса уставилась в потолок широко распахнутыми от ужаса глазами. Умом она понимала, что это был всего лишь сон, очередной ночной кошмар. Но боль — она была настолько реальной, настолько осязаемой, что отголоски этой разрушительной агонии всё ещё преследовали её наяву.       Янса зажмурилась изо всех сил, надеясь, что это чувство пройдёт. Но тело помнило всё: каждое прикосновение, каждую секунду невыносимой боли. Это был не просто укус — это было уничтожение. Он с остервенением вгрызался в изгиб её шеи, с наслаждением рвал плоть зубами, дробил кости, словно она была не человеком, а всего лишь игрушкой, которую можно легко сломать и выбросить. В его руках Янса чувствовала себя безвольной и беспомощной куклой. А чувствовать себя ничтожной и уязвимой она ненавидела больше всего на свете.       Было тихо.       Спальня утопала в сером предрассветном сумраке. Её взгляд зацепился за окно, скрытое за плотной тканью штор. Там, за его пределами, неторопливо просыпался мир, готовясь встретить новый день. А лес, тот самый, что снился ей, был где-то далеко, за горизонтом. Но сейчас он казался ближе, чем когда-либо. Янса почувствовала, как спина покрылась мурашками. Она знала: снова заснуть не получится. Не сегодня. Не после этого.       Отвратительное начало дня!       Волосы неприятно липли к лицу, и Янса смахнула ладонью влажные пряди со вспотевшего лба, а затем дрожащими от волнения пальцами провела линию от уха до шеи. Чисто. Никаких рваных ран, никакой крови — только леденящее душу воспоминание. Она с трудом заставила себя сесть: лежать на влажном и скомканном белье ей не нравилось.       Измученный бессонницей взгляд упал на ловец снов. Он висел неподвижно над изголовьем кровати. Только его разноцветные перья слегка колыхались из-за потока воздуха, исходящего от кондиционера. В сумраке комнаты ивовый прут, служивший основой для защитного оберега, казался тёмным, практически чёрным. Нити были туго натянуты, образуя сложное плетение, напоминавшее скорее звёздную карту, чем классические индейские узоры. Бусины, камень, узлы, птичьи перья — их выбор и расположение не были случайными. Этот ловец когда-то давно сделал для неё отец под чутким руководством матери: он вплёл в него сложные магические формулы, старые молитвы на неизвестном ей языке и вложил в него намерение — всё, что создано его руками, всегда работало безотказно.       В детстве ей часто снились жуткие сны: в них она проживала чужую жизнь; видела страшные вещи — войну, огонь и смерть; ощущала, как теряет себя. А потом отец повесил ловец над её кроватью, и морок чужой судьбы спал, тьма отступила.       — Так почему же... сейчас ты не справляешься? — спросила вслух Янса у самой себя, не понимая, что с амулетом не так.       Она надеялась, что он вновь поможет ей справиться с дурными ночными видениями, поможет провалиться в сон без сновидений, поможет ей выспаться наконец. Однако ловец, который должен был защищать разум от кошмаров, ловить их в свои льняные сети и не подпускать их к ней, не справлялся со своим предназначением. Сны становились лишь ярче, реалистичнее. Они не просто пугали — они оставляли после себя металлический привкус тревоги и липкого, словно паутина, страха.       Каждую ночь она просыпалась в холодном поту, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд. Каждую ночь она слышала шаги, которые недавно стали преследовать её в реальности. Из-за развивающейся паранойи Янса перестала бегать по утрам, возвращаться домой через парк и старалась вернуться домой до темноты. Она проверяла перед сном, закрыты ли все двери и окна, следила за защитными чарами. Тени из сновидений перешли в материальный мир, и они медленно сводили её с ума.       Дрожь, которая, казалось, исходила из самого сердца, всё не унималась. Страх не давал спокойно дышать. В горле стоял ком, мешающий сделать глубокий вдох. Остатки сна всё ещё тянули её назад, в мрачную глубину ночного ужаса. Янса нервно облизала сухие губы. Она вдруг поняла, что способна осушить до дна самое глубокое озеро на планете. Жажда нещадно терзала горло, и стакан с водой, стоявший на прикроватной тумбе, оказался настоящим спасением. Янса потянулась к нему, но рука затряслась настолько сильно, что часть воды расплескалась, оставив на полу мокрый след. Она сжала зубы, чтобы не выругаться вслух, и выпила всё, что осталось в стакане до последней капли. Стакан, к его удаче, благополучно вернулся на тумбу с возмутительно громким звуком.             С неё хватит — решила она. Нельзя зацикливаться на кошмаре — нужно отвлечься, переключиться на что-то обыденное. На что-то, что напомнило бы ей, что мир всё ещё существует, что он не ограничивался отчаянием и страхом. Ей жизненно важно было скинуть с себя вуаль ночных видений и перестать трястись, как ягнёнок перед забоем.       Встать с кровати в её состоянии — сложная задача, но не невыполнимая. Пол был прохладным.       Янса подошла к окну, резко отдёрнула штору в сторону и посмотрела на улицу. Спешащее взойти солнце нанесло первые робкие мазки рассвета, но тени всё ещё цеплялись за деревья и кустарники, жилые дома, машины, не желая отпускать ночь. Первые солнечные лучи пробивались сквозь густые низкие облака, рассеивая темноту, которая до сих пор казалась ей живой. Взгляд Янсы скользил по пустой улице, по тротуарам. Сейчас там никого не было: ни соседей со своими лающими на поводке мохнатыми чудовищами, ни спортсменов на пробежке, ни души. Только ветер ласково трогал листву стоящих у дороги деревьев, и птицы встречали новый день радостной трелью.       Небо, шаг за шагом, окрашивалось мягкими розовато-золотистыми оттенками, и для неё оно выглядело почти нереальным: таким же странным, как её сон. Мир будто старался убедить её, что всё в порядке, но сердце всё ещё болезненно сжималось от образов, оставленных ночным кошмаром.       Янса закрыла глаза и вдохнула полной грудью утренний покой вместе с прохладным воздухом, который она впустила в спальню, приоткрыв окно. Солнце, с каждой минутой набирая силу, обещало новый день, в котором не было места страху, сомнениям и боли. Ей хотелось ему верить.       Наблюдая за рассветом, Янса не заметила, как замёрзла. Поэтому она отошла от окна только тогда, когда почувствовала холод: на ней была всего лишь хлопковая майка на тонких бретелях и короткие шорты.       Хотелось одеться.       Приметив висевший на спинке кресла жёлтый халат, она стремительно направилась к нему. Когда Янса затягивала пояс на талии, её взгляд снова упал на ловец, точнее глаза зацепились за камень, александрит, — за сердце амулета. Он мерцал. Его грани красиво переливались от глубокого зелёного оттенка до кроваво-красного. От него невозможно было оторвать глаз. Янса, заворожённая сиянием, вдруг вспомнила слова отца, когда она наблюдала за тем, как он ловко оплетал кабошон из алекандрита льняными нитями: «Ловец не подпускает плохие сны. Всё, что вызывает страх, вязнет в его паутине. Но этот камень позволит предвестникам опасности проскользнуть мимо липких паучьих сетей вместе с добрыми снами. Если не работает ловец — будь внимательна и осторожна, Янса. Опасность где-то рядом, ближе, чем ты думаешь».       И тогда догадка потрясла её.       «Dios Mío... Две недели. Он и правда следил за мной уже две недели…».       Эта мысль застряла в мозгу, как грязная заноза. Каждый раз, когда она выходила из дома, каждый раз, когда она смотрела на пустую улицу или замечала движение у дальнего края витрины, — он был там. Невидимый, но ощутимый. Не показывался, но изводил её. Доводил до отчаяния.       Янса сжала кулаки, пытаясь заглушить дрожь, но страх вновь расползся по сознанию чернильными пятнами. Он нашёптывал, что даже здесь, в своей спальне, она не была в безопасности.