Южный ветер

      Не нужно быть эмпатом, чтобы почувствовать искрящееся напряжение, царившее вокруг. Тяжесть невысказанных слов давила на каждого члена семьи в этом доме, превращая уютные комнаты в тесные тюремные клетки. Тишина звенела в ушах, словно натянутая струна, готовая лопнуть в любую минуту. Джасперу хотелось быть как можно дальше отсюда. Так далеко, как только возможно. Каждая эмоция имела для него своё звучание, текстуру и вкус, навеянные воспоминаниями о его прошлой, человеческой жизни. Особенно сильно Джаспер ощущал не раздражение и злость Розали, возбуждение Эммета, беспокойство Карлайла или Эсми, а вяжущие рот сомнения, горечь отчаяния и невыносимую солёную тоску Эдварда. Хуже всего этого был только ворох его сожалений, пахнущий сырой гниющей осенней листвой. На языке же он оставлял привкус прогорклого масла и горькой полыни.       Отвратительно.       Джаспер зашёл в столовую предпоследним и расположился у стены, позади воинственно настроенной Розали. Он встал рядом с ней не из безмолвной поддержки: ему, как и ей, не нравилось происходящее, но смотрел он на это под другим углом. Не заметь Хейл одной очень важной детали, он бы поддержал Роуз, и даже сам бы убил девчонку. И совесть его бы не мучила.       Раньше он верил, что смерть человека могла стереть и все связанные с ним проблемы. Словно пролитая кровь могла смыть все заботы, а хаос – стереть все следы. Но жизнь научила его иному: иногда требовался другой подход. Ведь чем сильнее стараешься заглушить шёпот тайны, тем громче она могла прозвучать. Розали поймёт это со временем, а пока, за её спиной, у стены, Джаспер занял удобную позицию для наблюдения: ему было важно держать в поле зрения всех присутствующих вампиров в одном пространстве, даже если эти вампиры – его собственная семья. Так он чувствовал себя спокойнее. Эта привычка, оставшаяся с ним с полей южных сражений, не приносила никому неудобств. По крайней мере, он надеялся на это.       Внезапно знакомый эмоциональный вихрь снёс в его сознании все возможные преграды. Он окружил его со всех сторон, ограждая от бессмертной тоски Эдварда Каллена.       Это была Элис.       Она вошла в комнату и села рядом с Эсми. Её взгляд смотрел вперёд, в далёкое или в ближайшее будущее. Физическое воплощение находилось с ними, а сама она проживала множество различных исходов сегодняшнего вечера. И только от выбора всех здесь присутствующих зависело, что из этого окажется настоящим.       Возбуждение Элис, – яркое и острое, как рюмка текилы с лаймом, – кольнуло его раскаленной иглой. А её тревога заставила напрячься: она пахла едким дымом и оставляла неприятную горечь во рту.       Джаспер хотел было подлететь к ней, взять её за руку, но яркая волна удивления ослепила его, припечатала к стене, обездвижила. И он передумал, решил остаться на месте. Она справится и без него.       Наконец, Эдвард нарушил повисшую между ними тишину, вспорол скальпелем гниющий нарыв:       — Мне очень жаль, — сказал он, и обвёл взглядом всех присутствующих в комнате родственников. — Я не хотел раскрыть нас... не хотел подвергать нас опасности. Я поступил глупо, и я готов взять ответственность за свои действия.       Розали, ожидаемо для Джаспера, взорвалась:       — Ты правда считаешь, что можешь что-то «исправить»? Ты что, возомнил себя Богом, Эдвард? — плевалась ядом она. — Да как это вообще можно исправить?       За яростью Роуз прятала страх. Джаспер чувствовал исходящий от него едва уловимый, сладковатый аромат увядших цветов.       — Не так, как ты думаешь, — тихо ответил Эдвард.       Его голос был подобен шелесту ветра, словно эти слова предназначались ему самому, не Розали.       «Снова сбежит», — предположил Джаспер, чувствуя его мрачную решимость, и оказался прав.       — Нет. — Поспешила вмешаться Эсми. Голос её звучал мягко, но уверенно. Ей ничего не стоило раскусить его. — Только не покидай нас снова, Эдвард.       Он коснулся её руки, но Джаспер видел, что этот жест не нашёл отклика в сердце Эсми. Волнение в ней лишь усилилось.       — Это всего на несколько лет...       — Ну уж нет, — прервал его возмущённый Эммет. — Наделал делов, и в кусты? Нам сейчас как никогда нужно знать, что о нас думают люди. Ты не можешь вот так взять и уехать.       — Если случится что-то серьёзное – Элис увидит, — с упорством барана настаивал на своём Эдвард.       «За мгновение до катастрофы, да?» — подумал Джаспер. Он злился. Ему стоило огромных усилий сдержать свой гнев, оставить его при себе. Элис не всемогущая: её видения несовершенны. Будущее не предопределено и зависит от выбора, оно слишком изменчиво. И когда Элис долго перебирала варианты в поиске самого лучшего исхода, её потом мучили сильные головные боли. Наверное, их можно было бы сравнить с человеческой мигренью, если бы вампиры помнили что это такое. У них, к слову, голова не болела никогда.       Впрочем, Карлайлу идея Эдварда тоже по вкусу не пришлась: — Эммет прав, Эдвард. Скорее всего, девушка заговорит, если ты уедешь. Либо уезжают все, либо никто.       — Она ничего не расскажет.       Уверенность Эдварда в своих словах взбесила Розали ещё сильнее. Она готова была взорваться в любую минуту. Джасперу пришлось напрячься, чтобы лавина её эмоций не погребла его под собой, подчиняя. Он чувствовал себя сейчас так, словно сидел на пороховой бочке и легкомысленно баловался зажигалкой. Чуть что не так и всё взлетит на воздух. Белла Свон разворошила клан так, как никто не смог за последние пятьдесят лет. Такое было под силу лишь одной маленькой взбалмошной вампирше, притащившей на порог к Калленам истерзанного войной вампира-южанина.       — Ты не знаешь, о чём она думает, — напомнил ему Карлайл, но на самом деле это было сказано для всех.       — Я знаю достаточно, — отрезал Эдвард, он продолжал гнуть свою линию. — Элис поддержит меня.       Элис лишь устало вздохнула.       — Я ничего не вижу, Эдвард. Не могу увидеть, что случится, если все останется так, как есть.       Она посмотрела сначала на Розали, а потом её взгляд остановился на Джаспере. Элис одними глазами просила его передумать. Она умоляла об этом.       Все затихли в ожидании бури. Внимание семьи теперь полностью сконцентрировалось на нём. Ароматы страха, волнения и гнева, исходящие от них, смешались в удушающий коктейль. Джаспер чувствовал, как эти эмоции оседают на его коже толстым слоем вулканического пепла.       Взгляд Эдварда был почти осязаемым. Светлые глаза потемнели от переполняющих его чувств. Хейл понимал, что брат влез к нему в голову. Он был полон отчаянной решимостью во чтобы то ни стало остановить его. Джаспер ощущал тяжесть эмоций Эдварда на своих плечах. Мышцы напряглись, но внешне он не сдвинулся с места, лишь на уровне инстинктов приготовился к возможному нападению. Его тело помнило войну, даже если разум на протяжении многих лет пытался её забыть.       Что ж, раз брат так настойчиво просит, он не будет сопротивляться. Он покажет ему каково это, убивать невинных. Может, тогда он сто раз подумает, прежде чем бесцеремонно лезть к нему в голову. Джаспер не мог стереть своё прошлое. Да, он убивал, и сейчас, в этот момент, смотря на Эдварда, он снова чувствовал себя тем самым монстром с юга.       «Сам напросился», — мысленно произнёс Джаспер, и позволил брату подсмотреть часть своего прошлого, почувствовать на своих губах кровь женщин и детей. Лучшее, что можно было когда-либо попробовать. Ощутить тепло их тел, щекотящий ноздри аромат сладкой жизни. Он разрешил увидеть, как его зубы разрывали людскую плоть. Тогда, на юге, по его горлу кровь текла густой горячей рекой. В период гражданской войны борьба за территорию и людей между вампирскими кланами велась особенно ожесточённо. Но делалось это так, чтобы нога ни одного из Вольтури больше не ступала на землю Нового Света.       Эдвард замер, когда Джаспер любезно открыл доступ к своим воспоминаниям. Перед ним возникли образы, настолько яркие и реальные, что он почувствовал, как его опутала липкая паутина ужаса. Он слышал крики полные боли и отчаяния. Руки Джаспера, его руки, были в крови, а зубы – острые, как лезвия, – впивались тела беззащитных людей, осушая их досуха. Это были лишь отголоски прошлого, старые воспоминания, но Эдвард как наяву ощущал, как его собственные рот наполнялся солёной кровью, как она стекала по горлу, как пачкала губы, подбородок, шею. Джаспер показал ему только часть. Самую малость. Малую толику того, что его мучало, и продолжало терзать до сих пор.       — Джаспер... — выдавил он.       Стыд сдавил его горло, опутал шею стальной удавкой. Хейл позволил ему тонуть в этом чувстве. Глотать его, захлёбываться им, словно влага не касалась его губ долгие-долгие годы.       — Это... это настоящая бездна, Джаспер.       Эдвард шумно сглотнул яд, наполнивший рот, в попытке избавиться от вкуса крови, который, казалось, всё ещё остался на языке. А потом он сделал резкий вдох, хотя в этом не было необходимости. Его руки дрожали, а глаза смотрели куда-то в пустоту, словно он всё ещё видел перед собой образы, которые Джаспер ему показал.       — Ты не сделаешь этого, — прошептал Эдвард, его голос был едва слышен. — Только не с ней.       Противостояние между ними оказалось нечто большим, чем просто спор о судьбе человеческой девушки. Оно обнажило глубокие трещины в их семье, показало, насколько хрупким оказалось их единство перед лицом реальной угрозы. И Джаспер, стоящий на перекрёстке между своим прошлым и настоящим, чувствовал, что именно от его решения сейчас зависело будущее их клана. А он так не хотел вмешиваться в дискуссию, потому что для себя уже давно всё решил: он хотел обратить Беллу сам, раз у Эдварда кишка тонка. Пускай брат всю оставшуюся жизнь ненавидит его, что ж, так тому и быть. Но он не даст ему пройти через ту боль утраты любимого человека, через которую когда-то пришлось пройти ему самому.       — В этот раз Белле повезло. Повезёт ли ей в следующий? Она должна была умереть сегодня – я лишь сделаю всем одолжение.       — Я сказал, что не позволю!       Джаспер искренне не понимал Эдварда. Брат был готов отказаться от дара, преподнесённого ему судьбой. Вселенная дала ему шанс «на долго и счастливо», на вечность в объятиях истинной любви без стылого одиночества. А он отчаянно этому сопротивлялся. Эдвард готов был избегать девушку любой ценой, бежать на край света лишь бы Изабелла Свон прожила свою короткую жизнь вдали от него хрупким человеком. Эдвард называл это счастьем и благословением – быть смертным. Джаспер же был с ним категорически не согласен. Он чувствовал, что Белла Свон не доживёт и до двадцати пяти. А что такое семь лет для вампира? Мгновение. Человеческая жизнь, как поцелуй ветра, столь лёгкий, что его едва можно ощутить, и исчезающий с кожи прежде, чем успеешь сделать глубокий вдох. Эдвард уже сейчас готов сражаться за жизнь этой девочки со своей семьёй, с целым миром, а что будет, если её вдруг не станет? От горя заживо сгорит в жерле вулкана, в который сам же и кинется? Или выйдет раздетым в день Святого Маркуса под палящие лучи итальянского солнца, чтобы Вольтури прикончили его на месте? А потом пришли за Элис, за её даром? Нет. Джаспер не позволит этому случиться.       — Моя Изабелла... она была всем для меня, — начал Джаспер не до конца уверенный в том, о чём именно хочет рассказать. Его голос был тих, но в комнате стояла такая тишина, что каждое слово было отчетливо слышно.       Элис одобрительно кивнула. Джаспер понял, что её видения начали проясняться.       — Я ещё был человеком, когда мы познакомились. — Джаспер позволил себе улыбнуться: тогда он был по-настоящему счастлив. Молод и полон надежд. — К тому времени я уже успел примерить на себя форму капитана кавалерийского полка. А она была дочкой крупного коневладельца на Юге. У неё были такие же глубокие карие глаза, как у Беллы.       В воздухе витало понимание и сочувствие. У этой истории не было счастливого конца.       — Изабелла похитила моё сердце одним только взглядом. И связь между нами образовалась настолько сильная, что она сломала меня после смерти.       Эсми прикрыла рот рукой. Она была слишком ранимой, чуткой к чужой боли. В этом был её дар. Женщина любила каждого из них, как собственного ребёнка. Самозабвенно и без остатка, отдавая всю себя. Ей тяжело было слышать эту историю. Эсми очень жаль, что с ним случилось такое несчастье. Карлайл нежно приобнял её за плечи, прижал ближе к себе. Розали, которой пришлось развернуться к нему лицом, чтобы смотреть на него, терзали противоречивые чувства: от сочувствия и жалости до непонимания. Эммет переводил взгляд с Элис на него и обратно и думал о чём-то своём, но свою ладонь с руки жены не убрал, лишь крепче сжал её. Эдвард смотрел на него не моргая. Каждый из них знал, что после обращения воспоминания о человеческой жизни затираются, тускнеют из-за различий между чувственным восприятием до и после. Только очень сильное чувство могло перейти в посмертие из смертной жизни. И любовь – не одно из них.       — Когда мы виделись в последний раз, она подарила мне этот кулон, — произнёс Джаспер; он снял его со своей шеи и показал украшение им. — На удачу.       Оберег был простым, сделанным из яшмы. Кружево из прожилок цвета стали выгодно выделялось на красном камне. И он до сих пор хранил её запах: свежесть лайма, терпкого шафрана, жгучего перца и летней южной ночи. Этот кулон был не просто символом; он был напоминанием обо всём, что он потерял, и обо всём, что должен суметь защитить: Элис, новообретённую семью.       — Мария, — имя создательницы на удивление легко сорвалось с его губ; он не испытывал к ней ненависти, но после их встречи в Калгари предпочёл бы её больше никогда не видеть в своей жизни: — Она раньше встречала на своём пути... ведьм.       — И она знала, как и кого искать, — нарушил монолог Джаспера Карлайл своим предположением. — Магический след от оберега привёл её к ней. Мария мстила кому-то из членов её семьи, Джаспер?       Он кивнул, игнорируя покалывание всеобщего удивления. Существование ведьм в этой истории второстепенно. Возможно, Хейл расскажет об этом как-нибудь в другой раз. Или Карлайл потом поделится своими знаниями с теми, кто будет особенно любопытным. Впрочем, сейчас не это было главным.       — Я тогда слишком многого не понимал. Я боготворил Марию, и сделал бы всё, о чём бы она меня тогда ни попросила. Первые несколько лет после обращения... были самыми трудными. Кровь управляла мной – не разум.       Розали, не выдержав, вскочила с места. Её лицо и так бледное как сама смерть, стало еще бледнее. Для неё слишком долгая пауза оказалась невыносимой. В ней смешались и гнев, и сожаление, сочувствие и негодование, и отравляющая Джаспера жалость.       — Ты хочешь сказать, что... ты... ты... — Роуз пыталась подобрать слова, но она была так потрясена, что сил произнести простую фразу вампирша в себе не нашла. Ей сложно было осознать, что он мог поступить так, как поступил. Она не могла поверить в то, что слышала. — Ты убил её? Своими руками?       Эммет, сидевший рядом с ней, нахмурился. Его карие глаза метались между Джаспером и Розали. Доброжелательное выражение его лица стало тревожным и сосредоточенным. Он в успокаивающем жесте положил руку на её бедро, мягко надавив на него, хотя сам выглядел не менее растерянным и толком не знал как реагировать на такое признание.       — Роуз, — тихо сказал он, его голос был необычно мягким. — Дай ему договорить...       Карлайл смотрел на Джаспера с пониманием. Он сожалел, что ему пришлось пройти через что-то подобное. Когда Элис с Джаспером переступили порог их дома, он подозревал, что каждый из них нёс на своих плечах тяжёлый груз прошлого. Но он никогда не лез к ним в душу с расспросами, не давил, желая, чтобы они сами рассказали о том, что их беспокоит, когда будут к этому готовы.       — Джаспер, — произнёс Карлайл. — Ты уверен, что хочешь продолжать? Мы поддержим тебя в любом случае, но это должно быть твоим решением.       Хейл кивнул отцу.       — Я убил её, — просто ответил Джаспер. — Многие из новорождённых пытались разорвать её на части, но она убила всех, кто пытался.       Он осторожно обхватил кулон пальцами и замолчал. Словно оберег, ставший для него самым важным воспоминанием из человеческой жизни, внезапно оказался слишком тяжелым, чтобы удержать его в руках. И он не вздрогнул, когда Элис подкралась к нему, чтобы обнять его. Джаспер прикрыл глаза и обнял её в ответ. Только благодаря ей он всё ещё не сошёл с ума.       — Бедный мой мальчик, — прошептала Эсми, уткнувшись лицом в плечо Карлайла.       Волна из жалости и сочувствия обожгла Джаспера не хуже пощёчины. Он понимал – Эсми чувствовала его боль, глубоко укоренившуюся в его сердце. Такую всепоглощающую, что даже холод бессмертия не смог уничтожить её. Но ощущать жалость по отношению к себе он ненавидел: он её не заслуживал.       Карлайл осторожно уточнил: — Ты сказал, она унесла с собой часть новорождённых...       Он был как всегда деликатен. В его голосе звучала привычная забота. Джаспер был ему благодарен. За всё, что он для него сделал.       — Изабелла была очень сильной ведьмой, она превратила в прах многих молодых вампиров. Но против меня шансов у неё не было, — сказав это, Хейл горько усмехнулся. — Ни у кого из членов её семьи не было.       Эдвард всё это время молчал. Его взгляд оставался прикованным к кулону в руках Джаспера, но кто-то более внимательный смог бы заметить, что на самом деле он смотрел куда угодно... только не на него. Его взгляд был устремлён куда-то далеко, в ту бездну, где скрывались его собственные страхи.       — Я не позволю Белле пострадать... Я не хочу, чтобы она страдала из-за меня...       Джаспер не сомневался в его самоконтроле. В какой-то мере он Эдварду даже завидовал. Ему самому понадобится ещё очень много времени прежде, чем он сможет хотя бы на один шаг приблизиться к нему.       — В этой истории смерть Изабеллы от моих рук – не самое важное, что ты должен был понять, — разочаровано произнёс Джаспер. — Жизнь Беллы Свон слишком коротка, чтобы тратить отведённое ей время попусту, Эдвард. Она умрёт. Не сегодня, так завтра. Через неделю. Подумай об этом.       — Но... — начал было Эдвард, но его прервала Элис.       — Ты не сможешь долго быть в дали от неё. Ты все равно вернёшься. От тебя потребуется больше контроля над собой, чем Карлайлу. Но все будет хорошо, Эдвард.       Мальчишка ещё не до конца осознавал, что с ним происходило. А Джаспер видел. Видел как зарождалась связь между ними, прочнее которой в этот мире ничего нет. Он ощущал подобное лишь однажды, между Питером и Шарлоттой. Это настоящий водоворот. Чувства слишком яркие, чтобы просто любоваться ими со стороны, слишком сильные, чтобы их можно было игнорировать. На такую любовь ни один смертный не способен. Навсегда и навечно: настолько сильной была эта связь. Узы, которые связывают Розали и Эммета, Карлайла и Эсми, Питера и Шарлотту, редки даже для бессмертных и поэтому ценны.       — Что ж, я полагаю, что план остаётся прежним, — задумчиво сказал Карлайл, завершая сегодняшнее собрание. — Мы остаёмся и внимательно наблюдаем. Очевидно, что Белле ничего не угрожает.       Эдвард со скоростью света покинул столовую. Слова Джаспера выбили почву у него из-под ног. Ему нужно проветрить голову. Подумать и решить, что делать дальше. В одном брат и Элис были правы. Он не сможет убегать вечно от самого себя.