Nimbus 2000

Когда на плечи падает что-то тёплое, к Эндо, кажется, на секунду возвращается надежда. Бесёнок всегда так делал: стаскивал под утро на футон и укрывал, если старший вырубался сидя с планшетом за работой.  — Я привёз энергетик.  Такииши тыкает банкой в лицо и не даёт отвернуться обратно к стенке. Сколько они уже сидят в больнице? Бирюзовые глаза осматривают коридор и устало закрываются обратно. Умэмия тоже заебался, пьёт кофе и старается не отключиться, дождаться новостей. Подстраховать и разбудить, если Эндо всё же заснёт. Нирэи с Суо не выдержали — спят в обнимку на соседней лавке. Такииши или забыл об их существовании и притащил напитки только на своего хахаля с другом, или банально проигнорировал.  — Эндо, пей. — Не хочу.  Эндо молчаливо благодарен за любимый объемный халат и кутается в него сильнее, отворачиваясь обратно. Чика не терпит подобного отношения, он чё, просто так мотался домой за любимым шмотом Ямато и искал круглосуточный магазин с нужным энергетиком? Хватает цепкими пальцами за подбородок, едва не сворачивая шею, тянет на себя нижнюю челюсть и силком начинает вливать прохладный напиток.  — Ёбаный в рот, да выпью я!  Захлебнуться энергетиком в больнице ему никто не даст, но ощущения мерзотные. Куда уж хуже? Красная лампочка так и горит над дверью реанимации, привлекает внимание и нервирует. Эндо поэтому и отвернулся к стене. Лишь бы не видеть. Он и без того последние десять часов сидит без сигарет с одинаковой картиной перед глазами. — Ямато, что мне сделать?  Такииши старается. Он правда неумело пытается поднять дух и не позволить перейти черту отчаяния. Почему-то выбирает для поддержки не Умэмию, а Эндо. Сам ластится, зная, как брюнет любит прикосновения, укладывает голову на плечо и заглядывает в глаза.  — Ты и так многое сделал, — с опаской ерошит рыжие волосы и делает небольшой глоток, — спасибо. — Он хотел, чтобы я тебе что-то передал, — Такииши устраивается на забитом плече поудобнее, — а я отказался. Думал сам скажет, когда выберемся.  — Харука впервые признался в любви, прям перед похищением. Сказал, что ненавидит и улыбнулся, знаешь, я тогда чуть сам не умер.  — Сакура сказал, что ненавидит, а ты счёл это за признание в любви?! — просыпается Нирэи и злобно уточняет, мало ли спросонья послышалось. — У нас свои приколы, — Эндо ударяется затылком о стену, чтоб не провалиться в сон и не утонуть в воспоминаниях, — бесёнок обещал говорить нечто подобное, а не банальное «люблю». Вот, позавчера впервые сказал. Наверное испугался, что я не понял и это будут его последние слова. Дыхание сбивается и Ямато больше не может. Обнимающий Такииши и бьющий по плечу Умэмия не могут вечность удерживать от саморазрушения с ненавистью. Противный больничный запах въелся под кожу, от белых стен рябит в глазах и отсутствие новостей толкает ближе к краю отчаяния. — Вы все до сих пор здесь? — врач выходит из операционной и лампочка перестаёт мигать, — Хотя, я не сомневался. Эндо моментально подрывается, скидывая с себя и парней, и халат. Смотрит на окровавленные перчатки врача и переводит взгляд обратно на лицо. Это точно нормально, что хирург не смывая кровь выходит к посетителям? Заторможенно воспринимает информацию, слетающую с уст врача сквозь маску. Чувствует, как Такииши переплетает пальцы и шкрябает короткими ногтями по коже. Не позволяет взвыть и сбежать.  «Селезёнку пришлось удалить» «Степень гипоксии пока неизвестна» «Поддерживаем дыхание на ИВЛ» Такииши не выпускает руку, одёргивает, когда Ямато хочет втащить хирургу за запрет зайти к пациенту сию минуту. Рыжий умеет соблюдать какую-никакую субординацию, понимает разницу между мордобоем с мешающимися под ногами людьми и потенциально полезными. — Пока не придёт в себя и не восстановится — никаких массовых посещений. Мы не для того спасали его, чтобы из-за вашего нетерпения всё пошло насмарку. Всю компанию выставляют за порог больницы, обещают оповещать Эндо по телефону о состоянии Сакуры. Никому не становится легче. Ямато даже не спускается по лестнице, садится на самую первую ступеньку и закуривает. Затягивается полной грудью, обжигая горло горьким дымом и устало крутит меж пальцев зажигалку. Никотин успокаивает, притупляет поток мыслей и эмоций. Суо с Умэ садятся рядом, кашляют от густого дыма, но не отодвигаются.  — Я тебя вырублю и унесу домой, — серьёзно говорит Чика, склоняясь к острому носу, — ты не будешь спать в машине у больницы.  — Такииши, — Эндо задумчиво выпускает изо рта никотиновое колечко и сжимает зажигалку в руке, — я пиздец признателен. В ахуе, что ты не бросил Сакуру там, что вернулся из дома обратно и пытаешься поддержать. Но я никуда отсюда не уеду. 

***

Он действительно не уезжает. Остаётся сидеть на ступеньках до рассвета и стартует в ближайший банкомат, как только на телефоне отражается ровно пять утра. Снимает все деньги с карты, чертыхаясь пересчитывает и лезет в счёт салона, опустошая прозапас. Безмерно боится, что суммы не хватит на самую лучшую палату и уход, на дорогущие лекарства для скорого восстановления.  — Эндо-сан, у нас бесплатная больница, — медсестра отодвигает деньги обратно, — не переживайте, Сакура-сан в хороших и надёжных руках.   «Не переживайте, из-за ваших отношений у подростка не хватает одного органа, ЧМТ, он не может самостоятельно дышать. Ах, да, есть ещё угроза серьёзных последствий гипоксии. Не переживайте, блять», — Эндо злостно рычит и бьёт кулаком по стойке, пугая девушку.  — Вы так и не уехали?  — Как видите, — всю харизму и умение манипулировать людьми словно вырвали с корнем. Врач качает головой. Эндо выглядит, как якудза, пугает весь персонал и абсолютно точно никуда не уйдёт, пока не взглянет на подростка.  — Если показатели не ухудшатся, то мы переведём его в обычную палату к вечеру. Вы очень близки, верно? — Эндо кивает, не в силах выдавить и слова, — Давайте договоримся. Вы поедете домой, выспитесь, соберёте его вещи, мы дадим список, а потом приедете сюда.  «Хитрожопый какой», — думает Ямато и садится в нимбу. Курит прямо в салоне, не открывая крышу, потому что кабриолеты нравятся Харуке и Чике.  И любимые снова его бросили. Один, слава богу, живой и трахается дома. Второй, лежит без сознания в реанимации. 

***

— Мияки, у тебя сейчас будет важная задача, — Эндо хищно выжидает, когда парень снимет толстовку и переобуется. — И вам доброе утро, босс, — парнишка осторожно пятится к кабинету и боится нарваться на задание связанное с криминалом, — а конкретика будет?  — Вот эскиз, вот место. Готовься и идём набивать. Мияки непонимающе смотрит на распечатанный рисунок и начальника. У Эндо всё тело сплошной контраст из чёрного с белым, никаких ми-ми-ми, и ради чего впихивать разноцветную татуировку на кожу под самое сердце — не ясно. Очень хочет узнать, для чего и почему, но Утияма предусмотрительно строго качает головой. Обозначает границы и даёт немое указание не лезть.  — Пять минут, босс.  Эндо молчит весь сеанс, только нервно проверяет телефон каждые несколько минут и контролирует в отражении зеркала прогресс.  — Вы спешите? Может в другой день закончим?  — Ты один из самых быстрых мастеров в салоне, так что просто делай свою работу в привычном темпе и не загоняйся, — похвала ободряет и парень продолжает выводить рисунок на рёбрах. Эндо отрывками дремлет, тревожно вздрагивает во сне, и, похоже единственный тип людей, в котором он разбирается — его сотрудники. Мияки не косячит даже когда начальник резко переворачивается и почти слетает с кушетки, умудряется подстраховать и моментально отключить машинку. Не будит до самого конца, продолжая аккуратно прорисовывать тонкие детали.  Идеальная копия человеческого сердца набивается легко и быстро, без лишних усилий. Геморой начинается со второй половины эскиза. Мияки вздыхает и думает о беспросветной глупости влюблённых людей. Сакура Харука частый гость в салоне, его обожают все сотрудники и принимают с распростёртыми объятиями. У них двоих не задалось и мастер был уверен, что за неприязнь к подростку потеряет работу. Не можешь принять бойфренда босса — уволен. Но нет, Эндо пожал плечами и ухмыльнулся, мол, чё тебе надо от меня, не ладите и не ладите, иди работай и не пизди. Один раз даже шуточно вступился за сотрудника и подметил, что подросток совсем не святой, а потом со смехом понёс пинающееся тело на второй этаж в свой кабинет. Лепестки сакуры, анатомически повторяющие вторую часть сердца, набиваются с трудом и в разы медленнее. Выводить тонкие графические листочки сложно и непривычно.  Ямато не доверяет свое тело кому угодно, выбирает мастеров для введения чернил под кожу придирчивее, чем что-либо в жизни. Стать одним из приближенных к ходячему шедевру потрясающе. Мияки не разгибается, заворожено и увлечённо прорисовывает детали. Раз за разом стирает кровь с рёбер и обдумывает внезапную причину набить что-то связанное с безграничной любовью к подростку. — Босс, готово.  — Ага, — устало шепчет Эндо, не размыкая глаз, — заклей и я поеду.  — Даже не посмотрите? — обиженно спрашивает парень и заклеивает татуировку. — Как будто я не знаю, что там всё идеально и как я хотел.  Мияки улыбается и счастливым взглядом провожает Эндо. 

***

Как же глупо и противоестественно звучит в голове план по отвлечению смерти от Сакуры.  Как же тупо пытаться перекинуть внимание костлявой на себя и отогнать от подростка.  Эндо мчит по дороге быстрее ветра. Выжимает педаль акселератора до скрипа, вслушивается в бешеный рёв мотора и скачущие обороты двигателя. Ведёт машину, удерживаясь на тонкой грани жизни и смерти. Пролетает в миллиметрах между грузовиком и легковушкой, виляя задней осью машины, как маятник. Слышит отдалённый скрежет метала о метал, видимо, цепанул бампером отбойник. Обгоняет сигналящих водителей, с бешеным азартом в жилах дёргает ручник, выворачивая руль и разворачивает нимбус на сто восемьдесят градусов. Бьёт по тормозам, равняясь капот в капот с жёлтой машиной, понижая передачу и едет в такт с ней. Смотрит в испуганные глаза таксиста напротив, усмехается попыткам оттормозиться и уйти в другую полосу. Оказаться подальше от психопата, почти столкнувшего машины нос к носу и мчащего по трассе задним ходом. Преследует, выкручивая руль и не позволяя оторваться от себя. Злобно усмехается, наслаждаясь ужасом в салоне чужой машины. Надоедает всего за считанные километры и нимбус молниеносно разворачивается обратно. Стрелка спидометра дрожит и маячит у показателя в две сотни километров в час. Разогнаться сильнее не выходит, утренний поток становится слишком плотным при приближении к городу и досадный вздох вырывается наружу. Даже с помощью вазелина не пропихнуться, возмутительно. Удерживает показатели свыше допустимой нормы, умудряется пролетать в мало-мальски свободные дыры и пробиться в крайний ряд.   «Ненавижу тебя, Ямато», — счастливо шепчет наваждение в самое ухо и Эндо наивно оборачивается к пассажирскому сиденью в поисках Сакуры. Колёса влетают в колею, руль больно бьёт по пальцам и машину сносит с дороги. Нимбус переворачивает в воздухе несколько раз, прежде, чем он с оглушающим грохотом приземляется на крышу в кювет. Запах жжёной пыли бьёт в нос одновременно с подушкой безопасности. Грудь гудит и горит от удара, кровь хлещет из носа и перед взглядом всё плывёт. Сотрясение обеспечено, как и ушиб рёбер, возможно сломал переносицу, боль подозрительно похожа. Смерть решила прикольнуться и, раз Эндо не пустили в реанимацию, отправить на соседнюю койку? Ремень безопасности клинит, пластиковый фиксатор смялся и не собирается выпускать на свободу. Эндо шевелит ногами, проверяя целостность собственных конечностей и отодвинув воздушную подушку, тянется к подлокотнику. Там точно должен лежать тактический нож, а выбраться из машины, не разбив ещё и голову при падании с сиденья на крышу, уже победа.  — Блять, — спасительный предмет падает вниз и дотянуться до него оказывается нереально.  Немцы изготавливают машины на совесть и вывернуться из западни не получается. Кровь приливает к мозгу всё сильнее и голова раскалывается.  — Парень, ты в порядке? Живой?  Эндо не ведётся второй раз на какой-то голос извне, закрывает глаза и злобно бьёт руль. Любимая нимбочка подставила, не удержалась в колее и почти угробила владельца. Винить машину в собственном проёбе совсем уж жалко, как жалко и больную кожу со свежей татуировкой. Кровь из носа неприятно течёт обратно в ноздри и капает по щекам с глазами. — Парень, эй, парень! — рука сжимается на плече и Эндо всё же поворачивается к разбитому окну, — заглуши мотор!Выбраться сможешь? Осознание происходящего настигает в полной мере. Это всё не сон. Если он умрёт и не вылезет отсюда, то как сможет позаботиться о Сакуре? Пальцы нервно проворачивают ключ в зажигании и нимба глохнет с концами.  — Ремень заклинило, — хрипит Эндо и шмыгает кровавыми соплями, втягивая их обратно в бронхи, — нож упал, не могу дотянуться.  Молодой парнишка аккуратно лезет худощавой рукой сквозь режущие осколки и пытается нащупать нож. Несёт какой-то бред про удачу, обещает, что всё будет хорошо. Перерезает нейлоновую лямку и страхует, помогая аккуратно сползти на крышу, а затем и выбраться на улицу.  — Настоящее чудо, что ты отделался малой кровью, — смеётся парень и хлопает по плечу, — в рубашке родился! Сил на ответную улыбку не хватает. Глаза скользят по скорёженному металлу и хочется зарыдать. Нимбу не получится восстановить, её место теперь на свалке, но обидно не за машину. За воспоминания связанные с Сакурой. Он учил подростка водить, каждый их первый поцелуй напрямую ассоциировался с нимбусом. — Может отвезти тебя в больницу?  — Нет, — качает головой и прикрывает ладонью лицо, — если подкинешь до дома, то буду признателен. 

***

— Ты вернулся?  — Эндо, есть новости о Сакуре?  Блять. Так задумался и устал, что назвал адрес старой квартиры. Умэмия выглядит немногим лучше самого Ямато. Не спал и не ел, очевидно же. Даже щёки впали и синяки под глазами потемнели. В доме всё по-прежнему: его вещи не тронуты, стоят на своих местах и крохотное зёрнышко комфорта поселяется в душе.  — Я наберу тебе ванну, погоди!  Заботливый Такииши, конечно, что-то с чем-то. Эндо не хочет ложиться в горячую воду и расслабляться. Сакура сейчас борется за жизнь, а он будет себя в порядок приводить?! Бред. И татуировка не потерпит привычный кипяток, а плескаться в холодной воде не вариант. — Не отказывайся. Помойся, поспи.  — Ты давно в зеркало смотрелся? Сам иди спи и ешь.  — Кусок в горло не лезет. — Мне тем более.  Они стоят в прихожей, смотрят друг на друга слишком понимающе. Умэмия не видит смысла говорить что-то утешающее — бестолку. У Эндо на лице написано, что ему плевать на любые слова поддержки. Пока Харука не очнётся его лучше не трогать и не сыпать соль на рану. С самого детства всё казалось скучным, радость и подобная лабуда были недоступны до появления Такииши, а с появлением Сакуры жизнь стала полноценной и обильной на эмоции с чувствами. Если он умрёт — какой смысл жить? Продолжать существовать в серости и скуке? Искать замену? Незаменимых же нет. И таких, как Сакура, тоже больше нет. Ванна не расслабляет, лишь смывает пот и кровь, въевшиеся в тело за последние сутки. Тихие шаги и приоткрывающаяся дверь не в силах заставить Эндо открыть глаза. Очевидно, что Умэмия не такой наглый. — Караулишь, чтобы я не утопился? — Такииши не скрывается, облокачивается спиной на бортик и растягивается на плюшевом ковре. — А ты можешь? Умрёшь из-за него? — Не думаю, что ты выбрал правильное выражение. Я бы, скорее, умер, не выживи он, — пробка вылетает из слива, смывая еле тёплую воду и руки тянутся за полотенцем, — но, если бы встал выбор кому из нас жить, если бы я мог поменяться, то предпочёл бы сам лежать на грани жизни и смерти.  — Харука Сакура вряд ли бы оценил твой поступок.  — Его мнение в таких вещах не учитывается. Лучше бы я был там, вместо него.  Такииши пытается понять — это признак любви или идиотизма? Если Эндо мешает его селезёнка, то он всегда готов помочь и парой ударов избавить от лишнего органа. Подростку же не сердце или печень удалили, а один из самых бесполезных органов. Объяснения анатомии от Умэ не переубедили — селезёнка остаётся в голове рыжего на уровне с аппендиксом.  Лежать на кровати, а не футоне, непривычно. Ямато последние месяцы спал на диване в салоне или с Харукой под боком, а с ним даже голый пол в радость. Если бы не ситуация из разряда «тотальный пиздак», то сейчас бы они нежились на огромной постели в новой квартире. Сакура показал уровень доверия и оставил всё на Эндо — он даже не видел, что арендовал старший. Позволил устроить полу-сюрприз, уточнил только адрес и попытался прознать стоимость в месяц. — Можно?  Такииши мнётся на пороге, реально спрашивает разрешения лечь рядом, а не залезает без вопросов, как раньше. Ямато странно видеть рыжего таким. Новым, неизвестным и… человечным, что ли? Приглашающее раскидывает руки и позволяет лечь под бок, закинув все конечности на себя. Жар чужого тела не обжигает, словно единственный в этом мире, кто может согреть — Харука Сакура. — Он выживет.  — Знаю. — Он будет в порядке. — Ага. — Он тебя любит. Эндо взрывается истерикой и рыдать на плече Такииши — пизда стрёмно. Он не может вдохнуть, задыхается слезами, потому что подвёл доверившегося без остатка бесёнка. Харука с трудом открывается людям, проходит миллион стадий принятия и отрицания, прежде, чем пустить в свой мир. Ямато заполучил доверие, которого не удостоились даже самые близкие и лучшие друзья. И втянул в редкостное дерьмо.  Чика растерянно обнимает, пытается гладить, а не бить, истекающего слюнями и соплями Эндо. Ничего приятного в происходящем нет, его бесит вся ситуация, но он рьяно борется сам с собой. Ямато не рыдал, когда Такииши ломал ему кости или избивал до реальной угрозы жизни. Неужели любить кого-то равно таким страданиям? Неловко пытается похлопать по плечу и закатывает глаза — Эндо поперхнулся из-за силы удара собственными слюнями. Вариант просто прижимать к себе остаётся самым безопасным. — Не могу, не могу, — рыжий предотвращает попытку удариться головой о стену, — блять!  Вторая пара рук хватает в мёртвое кольцо и Эндо понимает — днище выглядит так. Он погряз в болоте отчаяния, раз даже Такииши не может удержать его.  — Он жив, слышишь? Жив, Эндо! — кричит в самое ухо Умэмия, помогая рыжему обнимать и удерживать на середине постели. — Да хули толку?! Как ты там говорил? Он всего лишь ребёнок? Так и есть! Ребёнок, оставшийся без органа. Ребёнок, который пережил три остановки сердца из-за передозировки, которой не хотел! Ребёнок, который возможно очнётся с полным набором последствий гипоксии!  Такииши смотрит на подхватившего панику и истерику Умэмию, и, совсем теряется. Как помочь Ямато, когда главный наставник в мире человеческих взаимоотношений — падает духом и тоже захлёбывается слезами? 

***

— Эндо-сан, вы умеете быть занозой в заднице. Лечащий врач сдаётся и прекращает борьбу с навязчивым брюнетом. Толстая котлета купюр, уложенная в карман заведующей отделением, сделала своё дело и помогла прописаться в палате подростка. Истерика дома остудила пыл. Справедливости ради, они с Умэмией так прорыдались и сдулись морально, что вырубились на недовольном и растерянном Такииши. Небольшой прилив бодрости вернул способность мастерски вертеть людьми во всех смыслах, а денежная суперсила помогла, как нельзя кстати. Даже хватило сил на шутку, что он Бэтмен. — Почему он до сих пор не очнулся?  — Все показатели в норме, — попытки заглянуть в карту прерывают наглым образом и хлопают листами перед носом, — сегодня отключим от ИВЛ, он уже может самостоятельно дышать.  Эндо кивает и сжимает прохладную ладонь. Смотреть на Сакуру, утыканного трубками и датчиками, неимоверно тяжело. Подросток целых два дня не приходит в себя, а обещания, что очнётся к вечеру после операции канули в лету. Ямато заучил всю информацию о лекарствах, вводимых через катетер в вене. Перекопал и перечитал о чувствах при возвращении в сознание, когда человек подключен к аппарату искусственного дыхания. Зазубрил последствия гипоксии и как себя вести, если будет амнезия. — Уверены?  — Уверен, — хмыкает врач, — живучий парень, ничего с ним не будет. Даже донорскую кровь не пришлось использовать, скопившуюся в брюшине процедили и обратно влили.  — И это признак живучести? — хмурится Ямато, продолжая гладить тонкое запястье. — Признак живучести, что он сейчас здесь, а не в морге, после трёхкратной остановки сердца, передозировки, безграничного списка побоев и удаления селезёнки. И то правда. Сакура действительно живучий, выносливый. Эндо проверял на себе, знает, что целеустремлённости Харуке не занимать. Он выкарабкается из любой западни, не позволит заграбастать душу и отправить на тот свет. Мягко целует в тыльную сторону ладони рядом с катетером и укладывает голову рядом с бедром, укрытым тонким одеялом:  — Я скучаю, бесёнок.

***

Эндо с Сакурой одновременно ловят флэшбеки. Кажется, так было во время драки у школы, когда младший полностью ушёл в себя и не слышал ничего вокруг.  — Э-э-эй! Так-так, теперь спокойно, Хару, — Ямато вдавливает в койку, не позволяя дёргаться, — тихо, бесёнок, тихо. Послушай! Хару!  В разноцветных глазах океан из безумной паники, ноль осознания происходящего и только твёрдый голос Эндо помогает отвлечься от саднящей трубки в горле. Забитые руки намертво припечатывают к белым простыням, цепкими пальцами гладят плечи, успокаивая и привлекая всё внимание к лицу. — Ты на искусственной поддержке дыхания, сейчас прибегут врачи и уберут эту поеботину из тебя. Моргни дважды, если понял, — брюнет облегчённо выдыхает, — потерпи, бесёнок. Потерпи, мой маленький. Сейчас-сейчас.  Сакура, как котёнок, пытается удержать татуированную ладонь, когда Эндо отодвигает в сторону делегация врачей. Жалобно смотрит в бирюзовые глаза, пока вынимают трубку и заходится болезненным кашлем, хватаясь за горло. — Швы! Блять, швы!  — Эндо-сан, я намертво их затянул, дайте ему прокашляться! У мальчика три дня трубка в трахее была!  — Харука, блять, держи в себе! Живо перестал кашлять!  Ямато плевать на уверения, что всё нормально, что от слабого кашля ничего не усугубится. Он уже и без того извёлся, последние четыре дня определённо худшие за все девятнадцать лет! То подростка похищают, то три дня не приходит в сознание и борется за жизнь изо всех сил. И если Харука сейчас отправится из-за злоебучего кашля обратно в реанимацию, или, что ещё хуже, в операционную — точно вскроется.  Сакуру медленно вводят в курс дела, объясняют на понятном языке последствия разрыва селезёнки и причину удаления. Разговаривают слишком долго, нагружая мозги едва пришедшего в себя парня. Эндо тоже внимательно слушает врачей, крепко держит за руку, поглаживая фаланги и одновременно отправляет Нирэи сообщение с радостной новостью.  Сакура жив. Грёбанный везунчик. Ему правда не занимать упёртости и живучести. Никаких последствий в духе парализованности или амнезии. Даже швы не разошлись от кашля.  — Ямато, — шикает от неприятно жгущей тыльную сторону ладони иглы и мерзко капающих по вене лекарств, — я люблю тебя. — Да ты угораешь, — Эндо истерично посмеивается и роняет голову под зашитый бок, — твои первые слова в мой адрес, после трёхдневной отключки и клинической смерти, по моей вине, кстати, что ты меня любишь? Бесёнок, похоже, последствия всё же есть. — Долбаёб, — Сакуре больно улыбаться, все губы потрескались от обезвоживания, но он не может сдержаться, — не ты ж меня накачал.  — Он тебя откачал, — звучит скучающий голос. — Святые угодники! — одновременно выпаливают парни, оборачиваясь. — Сакура! Как я рад, что ты жив! Я словно чувствовал, что ты очнёшься, поэтому мы и приехали раньше! И Нирэи как раз переслал сообщение Эндо!  Умэмия приземляется с другой стороны от больничной койки и солнечно улыбается, треплет разноцветные волосы и безостановочно говорит о счастье. Не может заткнуться даже на секунду, твердит о всепоглощающей радости и облегчении. Сакура слушает с закатанными глазами, переплетает пальцы с Эндо и довольно выдыхает. Трёп Умэмии уместен, но слух истосковался по прокуренному голосу Ямато. А ещё дико хочется есть и спать, затащить своего брюнета на койку и уткнуться в изгиб шеи, чтобы надышаться родным запахом.  Взгляд резко цепляется за руку Чики на плече Эндо. Всё тело ревниво напрягается, хочется втащить за покушение на любимого, пока в голове не всплывает неоспоримый факт. Рыжий становится и учится быть человечнее. Помог выбраться и точно поддержал Ямато в момент отчаяния: — Такииши, спасибо, что не бросил.  Харука не уточняет — кого именно не бросил рыжий, да в этом и нет нужды. Янтарные глаза светятся чем-то невнятным и на щеках расцветает скромный румянец.  — Чика покраснел! — восклицает Умэмия, тыкая пальцем в порозовевшую кожу, — Сакура, ты волшебник!  Когда врачи сбегаются на звуки погрома, то устало выдыхают. Главный пациент в норме, попивает яблочный сок из рук упёртого парня. А распластавшийся на полу блондин и сидящий на нём рыжий, не особо пугают.  Как же их достали эти подростки за последние несколько дней.