Disrizzpect

      Помнится, когда Джонни был помоложе, его активная и вечно зудящая задница топила за то, чтобы быть мобильным. В конце концов о какой недвижимости могла идти речь, когда сегодня он тусит в одном уголке мира, а завтра в другом? Одна его нога уже здесь, отплясывает шуплатлер, чё там, таш-паш, чечётку, хулу во имя вечной молодости; вторая там — валяется, собирает жемчужный песок на Вальра-Пляже… То Джонни стоит, выставив большой палец, у статуи Свободы, которую видел пятьсот раз, то поясняет усатому турку в фартуке, что дразнить его улетающим от его рук мороженым не есть смешная затея. Жизнь ведь такая интересная, народ!.. Сволочная, да и такая тупая, зараза, но если ты к ней с любовью, понимаешь, со всем очарованием, то и она как будто бы пинает не так часто.       Джонни Кейджа, напросто, не поймать. Он любил путешествовать, не любил сидеть на месте и практически всю осознанную жизнь занимался поиском себя. Искал, искал, не ленился, задумывался о смысле жизни, параллельно посвящал душу и тело аутентичным боевым искусствам с разных пятен на Земном шаре — и так до тех пор, пока его гонящуюся за золотой звездой задницу не пригвоздили к режиссёрскому креслу. Да так, что встать потом с него вообще не хотелось. Не-а. Не отлепите.       Вернее, он сам себя к нему пригвоздил. Вот так вот, отбросив излишние сомнения и скромность. Скромным вообще нынче быть зазорно. Нет, а что? Он человек опытный, чего только не видавший. С его умной колокольни грех — не снимать кинокартины и хранить мировые секретики в трёх сейфах с нехитрым кодом «ДР МАТЕРИ». Естественно, Кейдж брал от жизни всё, истязая зрителей бешеной картинкой, что обязательно покорит их сердца. Как говорится, пока дают, мой хороший, бери. А если не дают, подерись на кулаках, поной-погундось, а потом отбери. О да. Джонни таким образом отснял ряд кассовых кинокартин. О нём говорили и будут говорить. Сомнительный его каст или нет — не важно, забейте, он знает с кем можно работать, а с кем не стоит. Его сценарии и фирменный подход к делу — вот что решает!       Иногда он экранизирует книги. Размышляет над тем, как можно расширить мир с бумажных страниц, транслировав на широких экранах. Чутка дорабатывает. Добавлят щепоточку «фирменного подхода» и очень много беседует с автором книги. Так Джонни Кейдж и познакомился с одной его творческой музой; с той, с чьих чернил и начались некоторые его оскароносные фильмы.       Харука Хамада. Ах, Харука… Женщина-весна, женщина-мгновение. Ускользает каждый раз подобно больной выдумке, а возвращается, когда её уже не ждут. Спокойная и непокорная, молчаливая и такая загадочная. Истинная жена самурая со взглядом, способным усмирить любого. Личико у неё идеально овальное, волос чёрный, гладкий, глаза грустные, как будто обидел кто, а фантазия такая бурная, что даже страшно становится. А книжный язык порой такой пошлый, что Джонни крестится. Харука японка и пишет свои книги на труднодоступном в плане достойного перевода японском. Её слог стабилен, но сюжет не предугадать, всех крылатых выражений и оборотов и не понять без степени по лингвистике. Локализация всегда будет хромать по той или иной причине — её шедевры явно стоит показывать! На экранах, имеет в виду! Вот Джонни и показывает, откармливая аудиторию вычурным вижуалом да пафосным сюжетом от остроумной токийской сценаристки. И зрители, вроде бы, хавают, хавают, хавают. Просят: «Ещё, ещё, ещё, Джонни, ещё, мать твою!..».       Время спустя Джонни Кейдж познакомился с другим интересным человеком, явно стоящим его драгоценного внимания. Уже с японцем этническим, совсем другим. Боевой художник из него реально толковый, а друг — и того лучше. Такеда Такахаши. Ах, Такеда его Такеда… Понимаете, он был тем самым человеком в жизни Кейджа, что радовал его в абсолютно любую минуту одним своим видом. У Такахаши и Кейджа были общие увлечения: боевые искусства, преимущественно — карате, тхэквондо, тайский бокс; выпивка, преимущественно — премиальный виски, коктейли на водке; кинематограф, преимущественно — американские боевики, детективы и японские триллеры.        Из просто коллег по мотору Джонни и Такеда стали близкими приятелями. Чуть позже они стали исследовать мир вместе. Такеда то тут, то там гремел своими заслугами в спорте, прикусывал золотую медаль, параллельно выдумывая специфическую боёвку под стать гениальному режиссёрскому почерку Кейджа. А Джонни что? Угарал с него и клялся, что посвятит ему — не в этой жизни — фильм.       А ещё спустя время мир сказал: «Не поверишь, я тесен, старина Кейдж!». И выяснилось, что Такеда и Харука мутят ещё с мезозойской эры. Да-да. Такеда Такахаши и Харука Хамада спят вместе, по возможности встречают совместные рассветы, взаимно плачут друг по другу, всячески сюсюкаются, страдают, умирают в разлуках-разъездах — и это без ведома по жизни любопытного Кейджа! Это удивило Джонни настолько, что он чуть на двух не обиделся. Благо, утешало в то шокирующее время одно: японские голубки просто по своей натуре максимально скрытны и… всё. Дескать, счастье любит тишину. Всё. Поженились они так же тихо, поставив дружбу с именитым режиссёром, хотевшим знать чуть больше чем их имена, на кон. Так Такеда никогда не упоминал особых деталей о своей супруге при Джонни, его супруга никогда не рассказывала о нём. Эти двое скорее любили кивать Кейджу и слушать его. Угукать, кратко мычать в знак внимания его репликам, но никогда не делиться личной жизнью в ответ. Ну и ну… Словно шпионы!       И вот, судьба наконец-то привела Джонни на заслуженный отдых. Путешествовать уже не особо хочется, как и лишний раз светить лицом, как и корчить из себя типичного улыбчивого засранца. Хочется тупо отогреть себе кости. Подумать над следующим фильмом, лёжа в гамаке с пиноколадой. И чтобы в своих любимых солнечных очках за четыре сотни, знаете?.. Чтобы в его лучшей отпускной шляпе ковбойского фасона…       В общем, у Джонни пенсия на минималках, но до неё ему ещё жить и жить.       Это было начало июня. Кармел-бай-тэ-си. Американская деревушка: книжный стиль, атмосфера вечной пряничной сказки. Такеда с Харукой прибились к волшебному Кармелу, потому что его жене нужно вдохновение для написания книги. Муза Джонни Кейджа изголодалась. Необходимо тихое местечко под стать её волшебным страницам, миру в чёрных вертикальных строках. Такеда же будет работать из любой точки мира, лишь бы угодить своей творческой супруге. А хотя… ему-то что? Он живчик, он со своим спортом пробьётся хоть где.       Если нормально так задуматься, можно прийти к выводу, что в каком-то смысле эти два любовничащих ниндзя такие же, как и Кейдж: живут везде и нигде одновременно, словно маленькие тараканы, в силу профессии и того, что их больные головы их ногам никогда покоя не дают. Такеда любезно предложил Джонни на время поселиться поблизости, быть их соседом. Прошлые их европейские соседи бросили дом, перебравшись в сторону «ситис», изменив негусто заселённым «таунам». Мол, маленькие городки не очень удобны. Хорошие школы далековато, а на домашнее обучение дитё, которое чуть ли не в молоке купали, переводить не хотят. «Ну и глупые! А вот мне зашибись! Я в школу не хожу!» — довольно быстро согласился Кейдж и тут же приехал жить ближе к своим давним друзьям.       Да уж… Сказочному дому с забавным низким забором не помешал бы ремонт.       Ну да ладно. Главное, что он хотя бы не живёт вместе с Такедой, не спит третьим в их постели и не ходит нахлебником. Как ни крути, он бы этой сладкой парочке явно мешал. Что-что, а понятие личного пространства у них, к сожалению, чётче, чем претензии по гонорару. Никогда не поймёшь, что им не так. «Улыбаются, значит, добрые», не? Скромничают и жмутся, следовательно, нет претензий, нах. Как и дополнительных секретиков на личном фронте… Он надеется.       …Ну не крокодила же им от Джонни Кейджа скрывать, честное слово! Личное пространство, конечно, вещь, однако Джонни чувствует себя нелепо, когда его друзья чертят перед ним жирную красную линию и советуют оставаться на своём месте. Дальше уже начинается их семья. В семью Джонни не входит.       Но Джонни уверен: скоро он в неё каким-то хреном войдёт. Почему-то…

***

      Сегодня погода была интересной. В воздухе преобладала приятная летняя сырость после дождя, ветер был нежным, как будто оглаживал скулы. Серо-голубое небо рассекла блеклая радуга. Джонни надеется, такая атмосферная погода, да с чудными видами Кармела с сохранившейся старинной архитектурой, придётся писаке-Харуке по нраву. «Вдохновение ещё припрёт», — подмигнул ему как-то раз Такеда. Ну, припрёт так припрёт, что ж. Не к Харуке, так к нему, потому что дышится здесь просто прекрасно.       Джонни выглядел по-домашнему. Никаких классических брюк, подчёркивающих задницу, никаких шёлковых рубашек, от которых в жару ощущение, словно по коже маслом катают. Джонни не перед кем выпендриваться. Он просто накинул поверх майки свободную клетчатую рубашку, натянул на ноги самые удобные джинсы. Завершил образ тем, что посадил на голову кепку с надписью «University League, 1968». Такеда при виде такого Кейджа заржал. Он чё, состарившийся пендос? Затем кашлянул в кулак, вспомнил, как сейчас выглядит он сам и уполз к своей жене хвалить её иероглифы.       Джонни вредно зацокал языком.       Всё равно не обиделся.       А кому какая разница? Чистит зубы и слава Богу!       Джонни перевалился через свой низкий заборик тёмно-зелёного цвета. Тот под его весом как будто бы закряхтел. Краска на досках была местами облуплена, но, быть честным, даже подобные детали вдохновляли. Джонни любил «нереальность» своего нового места жительства.       У Такеды с Харукой территория была с небольшим размахом, однако была чисто убранной. Домик напоминал какой-нибудь отстроенный в «Симс 2» с этой его идеальной треугольной крышей, милыми цветочками в глиняных горшках аккурат под окнами. Так ещё и домишко их — с заскоком на английскую таверну!.. Джонни не удивился бы, если бы Харука умудрилась написать тут книгу за три дня и три ночи. И, кстати о его обожаемой Харуке. Кто-то копошится в кустах. Неужели Харука не пишет книги, а стрижёт свой идеально круглый кустик снова, потому что Такеда как обычно завис перед телеком и ни черта не работает в саду?       Джонни перевалился через забор ещё больше, нагло просясь на чужую территорию своим огромным любопытным носом.       — Эй-ой! Сосед! — Джонни, крича, махал ладонью. — Ты скоро это дерево лысым оставишь, если будешь так фигачить! Вот так вот!       Кусты на территории Такахаши перестали шуршать. На траву выползла длинная чёрная собака, похожая на подгоревшую сосиску. Она подолгу смотрела на Джонни своими маленькими глазами, а после вывалила язык, завиляла хвостом. Уж больно дружелюбная собака легла на спину животом кверху. Кейджа удивило то, насколько красноречиво были поджаты её лапы, типа, «погладь меня по пузу, сосед!».       Джонни, долго не прикидывая, сиганул через забор двумя ногами сразу. Шмыгнул носом. Вытаращил глаза на таксу, думая, откусит она ему палец за тупость или реально добрая. В голове возникла нелепая ассоциация: она как невероятно длинная какашка.       — Привет, друг, — Джонни присел на корточки. — Я смотрю, ты не из злых, ага?       Вблизи такса оказалась ещё длиннее. Гладкошёрстная. Прикольная такая, ещё немного мокрая от прошедшего дождя.       — Хороший мальчик… Упс, прости. Ты девочка? — Кейдж засмеялся, осторожно поглаживая собаку. — А кто твой хозяин? Такеда?       Собака заёрзала на спине. Её извивающееся длинное тело не могло не рассмешить. Теперь Джонни кажется, эта собака походит на червя.       Джонни в принципе всегда любил собак. С детства. Жаль, мама не разрешала. Говорила, будет гадить повсюду, а убирать потом ей одной, что было бы, наверное, правдой.       Джонни вгляделся вдаль, прищурив взгляд. В последнее время зрение подводило — картинка неприятно мылилась. Где-то за домом пары Такахаши-Хамады возник высокий приосаненный силуэт.       — А вот и твой хозяин… — Джонни улыбнулся в зубы. Поднялся на ноги. — Эй, Такеда! — крикнул он. — Что, собаку просрал?! Опять ничего мне не рассказали! Ай-яй-яй, обижен я на вас с Харукой!       Джонни вернулся к прошлой теме. Верно, он ведь гладил собаку по животу. А пузо наетое-то какое! Ха-ха-ха! Кейджа правда смешила чёртова чёрная такса. В последнее время его смешат странные, странные тем, что примитивные, вещи.       — Сенто! Ко мне! — крикнул кто-то, кто Такедой не является.       Голос совсем молодой. У Такеды голос слегка осевший, с хрипотцой. А у этого просто низкий. Но пробивающий своим тембром до самых костяшек. Живой.       Джонни удивлённо стрельнул глазами из-под козырька кепки и увидел перед собой парня, словно ищущего что-то руками в пространстве.       Юноша. Лет двадцать от силы. А может, ему и вовсе шестнадцать. Сейчас их — нынешний молодняк — не разобрать. Слепой парень неуверенно шаркал кроссовками по земле, его пальцы парили в воздухе, спина была чуть сгорблена. Джонни задержал взгляд на его длинном вязаном кардигане. Помнится, раньше Харука любила вязать во время стресса…       — Сенто?.. — парень положил ладони на макушку присевшего на кортаны Джонни. А когда понял, что это человеческая голова, втянул сквозь зубы воздух. Не закричал — отпрыгнул назад, прижав руки к груди.       — Твоя собака весьма дружелюбна, — первым делом произнёс Джонни, тихо засмеявшись; наконец встав во весь рост. — Прости, что напугал. Я ваш сосед.       — Ч-что Вы забыли на этой территории?!       — Я хотел немного поговорить с Такедой через забор… Мы всегда так делаем, — улыбчивый Джонни дёрнул серую кепку за козырёк. — А тут смотрю — собака. Люблю собак! Такая ласковая она у тебя…       Сенто подбежала к своему хозяину, смешно мельтеша короткими лапами.       — …А ещё забавная, — добавил Джонни. — Она никогда не кусается?       Парень недоверчиво повёл подбородком в сторону, скрестив руки на груди. Сказал:       — Кусается, вообще-то. Ещё как кусается.       — Вот как… — Кейдж наблюдал за тем, как Сенто сворачивается вокруг ног хозяина калачиком. Длина тела позволяет. Смешит, опять же! — Что же, меня не укусила… Значит, я свой?       — Она обучена. Она знает, что Вы наш сосед, — он повёл бровью на Сенто, как на предательницу. — Меня зовут Кенши. А Вас как зовут, мистер?..       О. Сам представился.       — Э-э, ну, я Джонни. Знаешь, можешь и просто по имени.       — По имени нельзя, — настоял Кенши. — Я к Вам с уважением.       — Нет-нет, что ты… Можешь звать Джоном, тоже приемлемо.       — Мистер Джон?       — Ага.       — Но Вы, я чувствую, старше меня. Извините, наш менталитет не позволяет мн…       Кенши хорошо воспитан. Джонни любит воспитанных.       — Можешь звать меня мистером Кейджем, Кенши, — сказал Джонни и в очередной раз самому себе кивнул. «Какой хороший парниша». «Какой серьёзный». Не то что другие ребята, которые не то что к Джонни по фамилии обратиться порой брезгуют — мать его родную оскорбят в тиктоке.       Обычно Джонни никогда не обращал внимание на возраст актёра, собеседника или подчинённого. Человек он такой. Тем более, ему ни разу за жизнь не взбрело в голову осуждать за дурацкие числа в паспорте. Или уходить в предрассудки. Эйджизм — это плохо, чуваки. Но Джонни заметил: чем больше время неумолимо бежало вперёд, тем больше становилась осязаема разница в восприятии мира им самим и людьми помоложе. Джонни банально начал хуже понимать современные приколы. Начал упускать из виду слэнг. Начал раздражаться, если люди, очевидно еле перевалившие за бортики «двадцатника», над ним прикалывались или лезли учить жизни, ибо их воспитывали как свободных и раскованных.       Ему становилось неприятно, когда подростки, особенно подростки, закатывали на него, на его юмор глаза, писали под его постами или видео что-то сродни «Кто мне премиум Тикток оплатил?»; «Я в будущем, я буду такой же кринж? Если да, прирежьте меня» или «О Боже, я попал в раздел 40+?!». И нет, Джонни не то чтобы ущемляла всякая дребедень из интернета. Он просто недоумевал — неужели он стал тем, над кем ржал в детстве?       Лол.       А Кенши, кажись, напротив слишком воспитан, чтобы даже думать в плохую сторону касательно Джонни. Этот слишком уважает старших.       — Мистер Кейдж, Вы ведь друг моего отца, не так ли? — качнувшись на пятках, вдруг спросил Кенши, и тут до Джонни допёрло.       Не младший брат, не племянник, не неожиданный юный друг, не клон на два десятка лет моложе. Сын. Кенши — это сын Такеды Такахаши и Харуки Хамады.       Кенши Такахаши.       — Я… Уф-ф, — Джонни, набрав воздух в щёки, потёр шею ладонью. — Чёрт, они мне не говорили, что у них есть дети… И давно ты у них есть, Кенши?       — Лет как девятнадцать, — пожал плечами. — Через полгода стукнет двадцать.       — О, блин, это много.       — Вы думаете, я слишком долго живу? Согласен, — хохотнул Кенши.       — Да нет! Имею в виду, они слишком долго от меня скрывали.       — Я пошутил, — взгляд Кенши был направлен в точку мимо головы Джонни. А улыбка была прямо в цель. — …И, мистер Кейдж, пожалуйста, больше не подходите к Сенто бездумно. Она может и напасть.       — Хорошо-хорошо, прости, усёк, — Джонни поднял ладони вверх.       — Если видите, что на ней есть специальное снаряжение, лучше не трогайте её. Она в такие моменты очень серьёзная.       — Твоя такса — собака-поводырь, чувак?       — Угу.       — Ясно… Ну, хорошая собака, хорошая.       — Спасибо.       — Впервые вижу таксу в качестве поводыря, быть честным. Прикольно…       — Многие так говорят, — неловкая секундная улыбка. — …Это правда прикольно.       — Родакам привет, Кенши. Обязательно. Передай, Джонни Кейдж обижается.       — Угу. Передам, — Кенши закутался глубже в свой чёрный кардиган, нахмурив брови. — Но вы же не обижаетесь на них всерьёз?       — Я? Хах. Посмотрим.       — Мистер Кейдж…       — Если завтра встану с «той» ноги, так и быть, — Джонни сгримасничал, — оставлю ваше семейство японских ниндзя в покое.       Кенши, немного подумав, закивал подбородком.       — Ну, пока, Кенши! — бросил Джонни перед тем, как снова уйти в сторону забора, снова перешагнуть через доски с облезлой краской.       — До свидания, мистер Кейдж! — Кенши махал ладонью вслед соседу минут пять, потому что не понимал, зашёл тот в дом или нет.       Забавно. Но они друг друга стоили. Какая нелепая встреча.

***

      — Такеда, я, конечно, всё понимаю, однако этого я не понимаю! — Кейдж эмоционально развёл ладонями, сидя на диване. — Почему вы скрывали от меня своего сына?! То есть, как вы могли умолчать о его рождении, старик?!       Такеда сидел к ногам Джонни спиной, сложив ноги по-турецки, отвернувшись к низкому журнальному столику. Такеда угрюмо чистил уже третий мандарин подряд, изредка поглядывая на мелькающие кадры в фильме сквозь стёкла очков. Мычал что-то в ответ, пропихивал в рот себе и другу дольку мандарина. Поправлял сползающие с переносицы очки.       А Кейдж в свою очередь просто охеревал.       — Бро-о-о-о!..       Такеда безразлично глянул на Джонни поверх прямоугольной оправы.       — А что ты хотел услышать от меня? — его уголки губ дёрнулись вниз. — Ты хотел нелепых оправданий?       — Нет, но можешь хотя бы постараться объясниться…       — А смысл? — Такеда снова стрельнул глазами на экран телевизора. — Да и, Джонни… У каждого есть право на личную жизнь. Я же не выведываю у тебя ряд настоящих причин, по которым вы с бывшей женой разошлись. То было вовсе не по «обоюдному согласию», мы с Хару-то знаем.       — Ох, вот только не начинай, а!.. Разные вещи это, Такеда, раз-ны-е.       — Хорошо. Возможно, ты прав.       — Кенши же не внебрачный сынок? — внезапно стукнуло в голову. — Прости, если…       — Господи, да типун тебе на язык! — широкая спины Такеды качнулась над журнальным столиком. — Думаешь, такая как Хару родила бы не от меня?       — Уже понял, что херню сморозил. Кенши очень похож на тебя… Надеюсь, тебя данный факт успокоит.       — К твоему сведению, я бы тоже никогда в жизни не додумался «сходить налево».       Джонни не видит лица Такеды сейчас, но он уверен — Такеда хмурится что просто жесть.       — Ха-хах, ну, парниша и на Харуку тоже похож… — сказал Джонни и попытался вникнуть в суть идущего фильма на его середине. Выходило погано. Зачем они вообще его смотрят?       — Джон, поверь… — Такеда тяжело вздохнул. Он повернул свою голову в сторону друга, протянул ему очередную дольку мандарина. — Джон. Выслушай. Я бы никогда не умолчал о такой важной вещи, как рождение сына… Поверь мне. Харука бы тоже не стала скрывать от тебя столь радостную новость. Увы… ситуация вынудила.       — Да что ж за ситуация у вас была такая?       — Не самая хорошая, — Такеда по-умному покачал головой. — Мне правда жаль. Ты мой друг, я не должен был молчать так долго.       — Если вы боялись сглазить сына, больные, я возьму и сглажу прямо сейчас, — злобно улыбнулся Джонни, но мандаринку наконец принял.       — Нет… Если сглаз и был… — тот опять тяжело вздохнул, — дело уже сделано.       — Я бы не стал связывать слепоту Кенши с чьим-либо сглазом. Тупость сраная.       — Ага, разумеется. Просто, Джонни, пожалуйста, — Такеда спрятал бегающий взгляд за стёклами прямоугольных очков. — Не задавай никаких вопросов по поводу Кенши, добро? Как бы грубо это сейчас ни звучало, здесь, именно здесь, начинается наше с Хару личное. Наша семья.       И вновь. Чёртова жирная красная линия.       Джонни уже понял. Спасибо, Такеда.       — Мальчики, фильм ещё не кончился? — Харука заслонила Джонни и Такеде телевизор, поставив на журнальный столик тарелку с нарезанными фруктами.       — Да куда там, — Кейдж махнул рукой, — целых три часа с лишним идёт. «Титаник» отдыхает.       — М-м-м. Может, они просто марафонят части фильма подряд, и вы, дорогие, не поняли, где кончается одна часть, и где начинается вторая?       — Хару!.. — тёмно-карие глаза Такеды засияли. — Сраный гений! Иди поцелую.       — Такеда.       — Идём… — он сложил губы трубочкой и ждал, когда жена прислонит свою щеку к его губам.       Так как Такеда был воспитан в американском контексте, разница между ним и Хару порой была слишком заметна. Джонни всегда удивлялся тому, насколько Харука не любила даже давать намёки на то, что они с Такедой вместе, когда в их кругу был кто-то лишний. Брезговала флиртовать с собственным мужем на людях, не целовала его, держала его за руки только по каким-то грандиозным случаям. Такеда же разил любовью к супруге за километр. Даже если бы на него смотрела целая страна, он всё равно глядел бы на неё влюбленными глазами, ожидая, когда та подойдёт к нему поближе, чтобы обнять за красивые изящные плечи.       Странно, что такой человек, как Такеда вообще начал скрывать от Джонни существование своего кровного сына. Кенши, моргни там, если тебя немного прессуют в этой странной семье!       Вскоре перед Харукой, Такедой и Джонни предстал и сам Кенши. Он кратко поздоровался с «Мистером Кейджем» и быстрым шагом влетел на кухню.       — Что это с ним? — спросил Такеда.       — Стесняется Джонни, наверное, — вскинула свои прямые тонкие брови Харука. — Он у нас очень… робкий мальчик, Джонни.       — «Робкий»? — Кейдж воспроизвёл в голове его первую встречу с Кенши. — Да вроде обычный. Нормальный парень. Вот я в молодости был робким.       — Ты-то? — Такеда легонько пихнул жену в плечо. — Не смеши, Годзилла…       — А что? Я раньше был очень скромным и неуверенным в себе, знаете ли! — невесело хохотнул Джонни.       — Ну-ну…       Джонни украдкой взглянул на кухню, прищурив взгляд. Через кухонную арку было хорошо видно, как Кенши аккуратно делает четыре сэндвича. Видимо, себе и взрослым.       — Одно могу сказать точно: он у вас очень хороший… — вернув глаза обратно на фильм, вынес вердикт Кейдж.       Кенши начал аккуратно нести с кухни огромную плоскую тарелку с классическими сэндвичами, медлительно перебирая ногами. Джонни тут же подскочил дивана, потому что подумал: «Ему, должно быть, сейчас невероятно тяжело ориентироваться в новой для него локации. Если бы я был слепым, я бы точно во что-то врезался, с позором упал бы на эти сэндвичи!».       Джонни подбежал к Кенши, любезно взял у него тарелку из рук, и Кенши ему скромно полуулыбнулся, поведя подбородком в сторону.       — Спасибо, Кенши. Очень мило с твоей стороны, — произнёс Джонни, вглядываясь в чужие черты лица. — Не хочешь присоединиться к просмотру фильма?       — Благодарю, но вынужден отказаться.       — А чего так?       Кенши почесал одну ногу о вторую.       — Дела есть.       — Да оставь его, Джонни! — засмеялся Такеда. — Он парень по жизни занятой, наверняка без нас что-то смотрит или…       — Или учится, — с упрёком сказала Харука.       — Или учится… Да, дорогая, — Такеда оттянул кривую улыбку.       — Или учусь, — кивнул и сам Кенши, после чего ретировался сиюминутно.       Джонни более не мог смотреть фильм нормально. В голову лезли назойливые мысли о предателях Такахаши-Хамада, о скрытом факте рождения Кенши, о самом Кенши, что кажется Кейджу чем-то нереальным в его днях. А ему многое в последнее время кажется ненастоящим. Знаете, в стиле детского спектакля с дырявым сценарием, в котором ещё добро обязательно победит самым изощрённым способом. Сами посудите: Джонни живёт в сказочном домике с обшарпанной краской — раз. Каждый день стрижёт причудливые кустики в форме сердечка — два. Откуда ни возьмись, взрослый сын его близких приятелей советует ему держаться от его продолговатой собаки подальше, иначе палец отгрызёт — три. Третье убивало. Джонни действительно терялся каждый раз, когда Кенши маячил перед его носом.       Вчера, например, Джонни лежал в гамаке и читал книгу, которую клялся прочитать ещё три года назад. В наушнике играл инструментал песен The Neighbourhood, альбом Wiped Out. Он просто изредка лениво поглядывал на соседскую территорию — на кусочек вымощенной серо-голубыми кирпичиками тропы. А там Кенши моет свою собаку из садового шланга.       Штаны Кенши были закатаны по щиколотки, на голове сидела отцовская бейсболка, козырьком назад. Он мыл Сенто, тщательно мыля её гладкую шерсть специальным собачьим шампунем. Сенто послушно стояла, сидела, лежала. Поднимала короткие лапки поочерёдно; мотала головой, и её грустно висящие уши били её по морде.       — Сенто! Фу! — крикнул Кенши, поморщив нос.       Сенто была предательницей. Обычно собаки любят мыться, но Сенто, кажется, воды боялась, стараясь терпеть купание стойко ради хозяина. Потому для неё стало большой радостью обрызгать водой и Кенши, виляя мокрыми чёрными боками, заставляя длинные уши болтаться. Затем она шустро взяла шланг в зубы, и Джонни чуть не свалился с гамака — то была страшная месть.       Сенто искупала Кенши в ответ.       Наблюдать за их водной процедурой было куда интереснее, чем читать книгу на старом английском. Кенши лежал на земле, то ли смеялся, то ли плакал, а Сенто носилась вокруг него со шлангом в зубах. «Вот тебе и поводырь, — подумал Джонни и слез с гамака. — Дурная собака».       Джонни перешагнул через забор широкой ногой. Не сдержавшись, громко хохотнул картине, потому что вблизи она была ещё прекраснее. Мокрая Сенто — чёрт во плоти. Страшная что ужас. Голова была точно лысая из-за шерсти в облипку, маленьких глазёнок не видно. Мокрый Кенши — лох цветочный. Он держался за голову, зажмурив глаза, и смеялся, содрогаясь всем телом. Вода из шланга щекотно била по его рёбрам. Он лежал на земле, свернувшись в крендель, пока Джонни не выключил воду; Сенто выпустила из пасти шланг сразу же, как вода перестала поступать.       — Ты в порядке? — Джонни помог Кенши подняться на ноги.       — Я? В полном. Спасибо, — сказал Кенши и начал выжимать воду из своей футболки. — …Она всегда так делает. Не любит мыться, потому мстит.       — Почему не любит мыться? — в свою очередь удивился Джонни.       — Некоторые разновидности такс не сильно любят воду. Она в детстве очень боялась даже луж после дождя.       — Сейчас вроде получше ситуация.       — Ага, — Кенши погладил мокрую и страшную Сенто по её глупой на вид голове. — После специальной дрессировки стала чуть ли не шёлковая. Хотя… бывают и бзики. Как видите.       — Теперь мне понятна её злодейская арка собаки-поводыря, — хрипло рассмеялся Кейдж.       — Не хотите, кстати, выпить чаю у нас вечером? Мама просила передать, чтобы Вы к нам зашли сегодня или завтра.       — Это приглашение или угроза, я не понял? — Джонни подолгу смотрел на быстро бегущие капли с лица Кенши.       — Да, мистер Кейдж.       Джонни по-дружески похлопал Кенши по плечу в знак прощания. Снова ушёл к себе, чувствуя себя немного неловко.       Следующая их встреча произошла уже после посиделки дома у Такахаши. Джонни решил установить у себя во дворе качели, отдав честь маленькому Джону из прошлого, что всегда в тайне мечтал о двух вещах: собаке и качелях с красивой аркой, как в фильмах. Как понятно, с собакой в детстве не срослось, но зато ныне Сенто радует его своим существованием, то лая через забор, то обливая Кенши из шланга. Так вот. О качелях…       Такеда предложил Джонни помощь с установкой. По нему было видно, что предлагает чисто ради галочки, ему не сильно интересны качели или помощь товарищу. Делает это чисто из вежливости, как любят делать японцы. Харука вон тоже предлагала Джонни свою маленькую ручку помощи, хотя на лице написано: «Не дай Бог согласится!».       И Кенши тоже предлагал. Однако был намного настойчивее, чем его родители. Джонни отказал ему в первый раз, во второй, в третий. Кенши подслушивал и не уходил домой, ведя себя, как последний настырный тип. Кейджу уже стало интересно — нафига Кенши это?       Может, он тоже втайне мечтал о качелях?       Джонни отбросил эту мысль. Если верить словам Такеды, они с Хару чуть ли не гиперопекают Кенши в силу того, что тот безнадёжно слеп. Стоит Кенши только намекнуть, что ему что-то надо, как Харука и Такеда бегут наперегонки исполнять его прихоти, хотя пацану уже девятнадцать с лишним. Ещё они заставляют Кенши грызть гранит науки, учиться, потому что обеспокоены дальнейшей судьбой их сына. Создают все условия для учёбы, строят комфорт в стенах дома. Вряд ли бы Кенши отказали в каких-то там качелях на заднем дворе.       — Мистер Кейдж, а Ваши качели красивые?       — Что, прости?       Джонни поймал себя на том, что задумчиво малюет качели третьим слоем краски в романтичный белый цвет.       — Э… Относительно.       — Какого они цвета? — спросил Кенши, облокотившись о низкий забор.       — Белые.       — Здорово.       — Почему так интересуешься?        — По правде, дело не в качелях, — Кенши уныло повёл плечами. — Я думаю, Вы очень хороший человек.       Джонни замер, держа в руках большую кисточку, как великий художник, который забыл своё предназначение.       Он глупо хлопнул глазами.       — У тебя… с социумом как вообще? — спросил.       — В смысле? — слепой взгляд Кенши был направлен куда-то вниз. — Всё просто замечательно.       — Если тебе не хватает общения, Кенши…       — У меня достаточно друзей, мистер Кейдж. И с общением у меня в жизни нормально. Я просто только недавно понял, что Вы режиссёр, — Такахаши сложил локти на плоскости забора, оперевшись на них всем весом. — Тот самый «Джонни Кейдж» — это ведь Вы.       — Да уж, — Джонни продолжил красить качели, — не думал, что новое поколение будет заинтересовано в моих фильмах.       — Как ни крути, Вы их снимаете по мотивам книг моей матери.       — А ведь точно.       — Простите. Наверное, у меня был глупый предлог познакомиться. Я хотел узнать Вас поближе, потому что не знал, что мой отец дружит со знаменитым режиссёром.       — А… Да брось. Хватит извиняться по пустякам. Мне приятно твоё внимание.       — Обычно качели устанавливают пары или семьи с детьми, — отметил Кенши, призадумавшись, а после смутился. — Ой. Я не хотел как-то Вас обидеть.       — По пра-а-авде говоря… — Джонни похлопал Кенши по голове, вовсе не взяв во внимание его прошлую фразу, — я устанавливаю эти качели ради одного о-очень нуждающегося в этом ребёнка. Знаешь, ради какого, м?       — Ради маленького Джонни Кейджа?       — Ради ма… Хэ-эй, как ты угадал?!       Чёрные ресницы Кенши продолжали смотреть вниз. Джонни не понимал, кого он видит в Кенши больше: Такеду или Харуку. Харуку или Такеду?       Скорее всего он не видит в нём никого из этих двух.       Кенши унаследовал черты лица обоих родителей сразу, смешав в себе ещё и лица, образы других предков. «Он является совершенно другим человеком, особо ни на кого не похожим», — подумал Кейдж.       Кенши Такахаши есть Кенши Такахаши.       — Знаешь, Кенши, — начал вдруг Джонни, ухмыльнувшись, — а приходи ко мне в любое время. Сиди на качелях, слушай звуки природы… Ну, или просто слушай музыку. У меня есть магнитола. Или как там её. Колонка, короче.       Кенши смущённо почесал подбородок ладонью.       — Даже не знаю…       — Заходи, заходи. Не стесняйся.       — Могу я приходить с Сенто?       — Разумеется, дружище, — Джонни, закатив глаза, широко улыбнулся. — В любое время дня и ночи.       — Спасибо, мистер Кейдж, возможно, я приду завтра, как съезжу в город за учебниками.       — Ха-ха, жду. Кстати, ты в универе учишься, верно?       — Я второкурсник, — кивнул Такахаши. — Приехал к родителям на каникулы.       — Прикольно… А я свой второй курс даже толком не помню.       — Серьёзно?       — Пф-ф. Кенши, ты только посмотри на меня. С меня ж песок сыпется.       — Увы, посмотреть не могу, — покачал головой Кенши. — Поэтому и убедиться в Ваших словах я тоже не могу.       — В таком случае мне восемнадцать, — зычно хохотнул Кейдж.       — Охотно верю Вам, — Такахаши в ответ тонко улыбнулся. — Вам точно не нужна помощь с качелями?       — Боже мой… Кенши, отстань от меня!       — Понял.       Кенши не наврал. На следующий поздний вечер действительно пришёл к Джонни во двор, свесив с плеча тяжёлый рюкзак с учебниками.

***

      Джонни не знал, что его мимолётные встречи с Кенши умеют быть не только нелепыми. Они ещё и умеют быть загадочными. Умеют оставлять после себя странное терпкое послевкусие на языке.       Джонни поначалу ошибочно взывал к молодой Хару, когда Кенши пробуждал в нём некий душевный переполох. Она ведь была женщиной-весной, женщиной-мгновением. А сейчас Хару является ею лишь на полшишки, ведь её загадочный флёр, шлейф женской манящей магии… иссяк. Пожалуй, Джонни её просто изучил сквозь годы нудной дружбы. Да что там — он познал её даже с семейной стороны, ведь Такеда, поняв, что Джонни «свой», без излишней скрытности начал лезть к Хару со своей любовью, нагло к ней подкатывал, всячески зажимал в углах даже спустя годы их совместной жизни, ну а она с ним ругалась. И тогда Кейдж осознал: «Харука казалась загадочной, потому что она была молчалива, неприступна во всех планах. А я тупо её плохо знал. Чудес не существует. Очнись, старик!».       И Кенши такой же. Вроде бы загадочный, однако, знает Джонни, загадка сама себя исчерпает, стоит познакомиться с ним чуть поближе.       Так или иначе Кенши был довольно разговорчивым. Не как Хару. Он был интересным. Открытым к дружбе, к общению в целом. Примерно как Такеда, но Такеда простой, как пять копеек, насрать на него. Следовательно, природа странного отношения Джонни к Кенши неизвестна. Он ещё никогда не думал на людей поколения Кенши, что они умеют быть не просто «забавными ребятками».       Ох, погодите, что это? Неужели он эйджист?       Джонни застал Кенши спокойно качающимся на его качелях. Сначала Кейдж опешил. Испугался, что краска на качелях не высохла, и Такахаши вернётся домой с белой задницей. К счастью, страх напрасен — качели высохли ещё давно. Краска, что ли, хорошая.       И вот, толчок от земли ногами. Кенши качается на качелях, откинув голову назад, прикрыв веки. Ветер обдувает его худые щёки. Прямые чёрные волосы летят назад, длинные ноги в джинсах выкинуты вперёд.       Белая шея Кенши открыта небу. Джонни представляет, какие кадры было бы здорово взять в фильм с счастливыми воспоминаниями о ком-то, наложив на них тёплый фильтр. Он бы определённо взял в кадр его острые уголки губ, улыбающиеся, смотрящие вниз. Взял бы в центр его вытянувшуюся шею, крупным кадром — кадык. Контрастный белый принт на чёрной футболке. Кеды с развязанными шнурками. Замедлил бы частоту кадров, когда Кенши качается вперёд. Это было бы прекрасное слоумо: смеющийся профиль, ровные, неидеально белые зубы, мозолистые длинные пальцы, обхватывающие цепи качелей.       Джонни не чувствовал тревоги. Джонни чувствовал себя на своём месте, потому что, если подумать, впервые кто-то воспользовался тем, что он сделал своими руками.       Когда Джонни женился в прошлый раз, он думал, таких моментов будет много. Когда развёлся, решил, что таких свадеб будет и того больше.       А сейчас он просто… есть. Приглядывает за Кенши, как будто это в порядке вещей, превыше всего. Как будто Бог лично даст ему по башке, если Кенши не оценит его сраные качели, покрашенные через одно место.       Джонни не ожидал, что Кенши спрыгнет с качелей налету, в очередной раз выбросив ноги вперёд.       — Я припозднился, — выдал Кенши, полуразвернувшись примерно в сторону Кейджа. — Обратная дорога заняла у меня много времени.       — Где твоя собака? Я думал, Сенто тоже зайдёт ко мне.       — Я оставил её дома.       — Понятно.       — Классные качели. Прямо как я их себе и представлял.       — Серьёзно? — лицо Джонни комично вытянулось. — Ты представлял их себе всратыми?       — Нет… Я представлял их себе практичными и надёжными.       — Какие планы на вечер?       — Не знаю, — Кенши пожал плечами. — Родителей нет дома. Отец задержался со своей поздней группой по тхэквондо. А мама… допустим, ушла за покупками.       — Предупредил, что ты со мной?       — Мистер Кейдж, мне не пять лет.       — Да, но они мне голову оторвут, если кто-то из них внезапно вспомнит о твоём существовании, а ты не играешь в комп в своей комнате.       — Вы за кого больше переживаете? — Кенши нервно дёрнул уголком губ. — За себя или за меня?       — Ну, типа, за себя.       — Хах.       — Ладно… — вздохнул Джонни. — Хочешь, на тачке покатаю?       — Куда поедем?       — Да хер его знает. Куда хочешь, туда и поедем. Хоть просто покатаю по округе. Мне всё равно.       — Тогда я хочу уехать из Кармел-бай-тэ-си.       Джонни задумчиво почесал русый затылок пятернёй, поджав губы.       Сказал:       — Неплохая просьба, дружище… А ты разве не ездил в город некоторое время тому назад?       — Да, но я ездил в Сан-Хосе, — Кенши застенчиво почесал локоть. — Сто двадцать километров езды ради музея и крупной библиотеки. Этот город мне не понравился.       — Ха-ха, вдоль и поперёк небось объездил в поисках своей заветной книженции.       — Есть такое дело.       — А если в Сан-Франциско сгоняем по-шурику, мамка даст по заднице?       — Вам? — Кенши хитро ухмыльнулся. — Может, и даст.       — Что ж… В город стиле диско, значит, не поедем. Жаль. Я бы показал тебе Золотые Ворота.       — И Алькатрас?.. — очаровательно вскинул угольно-чёрные брови Кенши.       — И Алькатрас… В который твоего отца хотели посадить за воспаление хитрости.       — Почему же не посадили? — спросил, посмеиваясь.       — Потому что тюрьму для особо одарённых закрыли, — шутливый Джонни погладил морщинку меж бровей, подумав, что надо бы ему поменьше хмуриться. А то… Кто его знает. Кенши прозреет лет через десять, а напротив него уродливый морщинистый козёл.       Кенши спрятал руки за спиной, вдумчиво кивая подбородком каждому слову собеседника.       — Вы были во многих городах Калифорнии? — задал вопрос он тихо.       — Америки. Мира в целом, — добавил Кейдж позже.       — Круто, мистер Кейдж.       — А ты дружи со мной, Кенши. Я мно-о-ого чего интересного тебе покажу.       — Здорово… — Кенши мечтательно вздохнул. — Кармел-бай-тэ-си и близлежащие к нему города очень живописны. И мне здесь не очень нравится… по этой простой причине.       — Почему? — Джонни же быстро захлопал глазами.       — А Вы сами подумайте.       Ах. Конечно.       Да что слепому Кенши до живописных видов волшебных городков. Он может разве что по пляжу походить, чудный жемчужный песок сквозь пальцы ног пропустить и вернуться обратно домой, пока ужин не остыл.       — Поехали в Монтерей? — внезапно предложил Джонни.       Кенши серьёзно нахмурил свои чёрные брови.       — Всего десять-пятнадцать минут езды к северу. Не позорились бы, мистер Кейдж.       — Ай, подловил, падла, — сухо рассмеялся тот. — Ну ладно. Всё равно поехали в Монтерей. Там есть славный океанариум. Помнится, лет пятнадцать назад я сводил туда свою девушку.       — Ого… И Вы всё ещё помните Ваше свидание?       — Конечно, — кивнул Кейдж. — Чуть позже она стала моей женой. Я никогда не забываю подобные моменты.       — Наверное, я бы тоже никогда не забыл.       — А ты куда обычно своих девушек водишь? В кафешки?       — Эм…       — У тебя никогда не было девушки?       — Ну, была одна… типа, подруга, — несколько смутился Кенши. — Не назвал бы её своей бывшей девушкой. И свиданиями бы наши встречи не назвал.       — Да какие в твои годы женщины и свиданки!.. — Джонни небрежно отмахнулся ладонью.       — Думаете?       — Я тоже относительно поздно ступил на эту тропу. Так что насрать как-то, чувак. Счастье всё равно не в этом.       — А в чём? — теперь Такахаши звучал воодушевлённо. — Поделитесь мудростью, мистер Кейдж…       …А теперь с сарказмом.       — Счастье в том, чтобы ты поехал со мной в Монтерей, грёбаный зануда, — Джонни потрепал Кенши по его гладким чёрным волосам. — Поехали уже, а!       Кенши атаковал Джонни своей непривлекательной зубастой улыбкой.       Привлекательно непривлекательной.       — Поехали, — сказал Кенши, и Джонни всё не мог понять, чего же ему этот Кенши Такахаши так нравится.       Какого он запал ему в душу.

***

      Темнело. Во время недолгой поездки на машине с открытым верхом Кенши задумчиво вслушивался в свист ветра. Его густую чёрную чёлку зачёсывали широкие солнечные очки, что позже прикроют глаза, не реагирующие на свет. Джонни изредка поглядывал на своего молодого пассажира. Поражался тому, насколько Кенши казался ему свободным от всего мирского. Таким красивым, когда стылый ветер обдувает его мужественный профиль. Напросто интересным.       Подозревает ли сам Кенши, насколько он симпатичен?       Джонни вспоминает себя в его годы. Наверное, он в те времена скорее прикидывался раскованным, нежели таковым являлся. Шлялся по клубам, гулял по бабам. Выглядел стильно; но если достать его старую фотографию прямо сейчас, она станет смертельный файлом. Серьёзно, нафига Кейдж стригся, как дебил, отращивая маллет на затылке?       Кенши сказал, что ему нравится «рыбацкая атмосфера» городков на побережье Калифорнии, а на всё остальное ему побоку. Джонни от себя добавил, что «мужланский вайб» сам по себе всегда его привлекал: всякие ковбои, охота на оленей, рыбацкие сети, дробовики и ружья с громкими залпами. И Кенши, кажется, просёк фишку.       Просто он оказался японским аналогом любителя отборного мужицкого. Такахаши симпатизируют истории о древних самураях, начищенные катаны и Токио-дрифт. Джонни, представив в голове, какой фильм можно забабахать про современного самурая с катаной за спиной, аж самому себе оскальнулся. С американскими суперменами всё понятно. А что по японским супермачо, которые кроют дедлайны одним своим суровым говором, мужики?       На часах 21:15. Джонни первым делом сводил Кенши на рыбацкую пристань, раз уж разговор зашёл о напыщенной маскулинности и сексуальности. Он даже позволил себе пару пошлых шуток о том, что, если бы старые рыбаки следили за формой, он бы являлся на причал почаще, смотрел бы, как те закидывают удочку и не спешил бы закидывать свою. Кенши на его шутку сморщил нос. Сказал: «Фу». Однако не осудил.       Через две минуты добавил, что, вообще-то, жизненно. Не будь древние самураи мужичками со стрёмными островками волос на головах, он бы уже давно был в их секте. Потом они немного поговорили про однополый секс, что охотно практиковался у самураев. Кенши в край охренел, выдав, что Джонни мог бы «передать ему свою мудрость» через одно очень интересное место.       Далее пошли шутки сродни «Да я тебя в море выкину, говнюк!». Они даже разок понарошку подрались.       21:50. Джонни купил Кенши брелок в виде кита в сувенирной лавке поблизости. Начало холодать, поэтому их развели ещё и на недешёвые охотничьи куртёжки оливкого цвета, потому что придурки. Такахаши отнекивался, мотал головой, врал, дескать, не холодно ему. Ага, а как же. Губы синие, зубы стучат. У Джонни денежка в кармане водится всегда — он купил Кенши куртку, подмигнул, даже если тот не видит. Сказал: «На память, дружище… На память».       Потом они просто грелись, смотря на тропу вдоль Тихоокеанского побережья. Точнее, это Джонни смотрел, а Кенши пил чай из бумажного стаканчика. Дул на бордовый ягодный чай, сложив губы трубочкой. Джонни не знал, как он это делал — находил темы на разговора, и те менялись поочерёдно так естественно, непринуждённо. Словно диджей менял пластинки на вечеринке. Такахаши изредка участвовал в его подкасте, ехидно вкидывая всякую чернь, от которой Кейджа периодически разрывало.       Время близилось к 23:00. Родители Кенши его не ищут, что очень странно. Джонни предложил своему новому приятелю сходить в караоке-бар. Кейдж пропустит там бокал пива, ну а Кенши… пусть попьёт апельсиновый сок. Здоровее будет.       Они взяли вип-кабинку на двоих. Кенши снял с себя лёгкую рыбацкую куртку. Джонни, пожалуй, слишком много смотрел на него сегодня, потому аж забыл, как выглядит он сам. На нём до сих пор дурацкая кепка «University League, 1968», можете представить? А если ещё вспомнить, что Кейдж сейчас носит не то рыбацкую, не то армейскую куртку оливкового оттенка поверх клетчатой рубашки… Ох, мать. Да он не удивится, если люди вокруг думают, что он приходится Кенши дедом!       — Я совсем забил на себя, — Джонни хлопнул себя по лбу. — Кенши, соррян. Ты этого не видишь, но сегодня ты тусуешься с тупым пендосским охотником на Бэмби.       — Только сегодня? — ухмыльнулся Такахаши.       — Да я тебя!..       — Впрочем, я выгляжу не лучше, — Кенши брезгливо почесал свою вспотевшую шею. — У меня волосы и футболка мокрые от пота.       — А чё ты так вспотел?       — Не знаю. Наверное, эффект Джонни Кейджа.       — Уоу-уоу-уоу! Малыш, не так быстро!..       — Я не называл причину, по которой потею рядом с Вами, — Кенши закрыл своё смущённое лицо барным меню. — Может, мне и вовсе стыдно за Вас.       — Эй, там.       — Ну ладно, я пошутил…       — Я закажу тебе апельсиновый сок. Мне начхать на твоё мнение.       — А тут есть сливочное пиво?       — Есть. Но ты его не будешь.       — Закажите мне хотя бы колы, мистер Кейдж.       — Кола так кола… — Джонни внезапно осознал, насколько же он проголодался. — Слушай, Кенши…       — А?       — Давай пиццу пополам.       — Пополам не хватит.       — Хорош!!!       — И вообще, — брови Кенши серьёзно нахмурились. — Вы сегодня слишком много на меня тратитесь.       — Да брось. От ужина я точно не обеднею. Твой отец объедает меня на более крупные суммы… И это если не брать в учёт алкоголь.       — Дайте-ка угадаю. Он заказывает спагетти с морепродуктами, бокал красного и тирамису на десерт.       — Твой отец такой нормис…       — Кто, блин?       — Ты не шаришь за слэнг, братан?       — Я даже в соцсетях не особо сижу, — обалдело развёл руками Такахаши. — В Фейсбуке там, бывает. В Инстаграм одногруппники мне отправляют какие-то странные видео, но я их никогда не слушаю.       — Боже, как жизненно!       — Кто Вам отправляет рилсы? Или как их там… шортсы. Мой отец?       — Всё-то ты у меня знаешь, умник, — покачал головой Кейдж. — …В Ютубе шортсы, в Инсте рилсы, Кенши. Не благодари.       — Через десять минут забуду.       — У тебя не болезнь Альцгеймера.       — Через десять минут забу…       — Говнюк.       Как итог, Джонни заказал себе бокал светлого пива, а для Кенши заказал колу со взбитыми сливками, и ещё чтобы сахарная вишенка сверху. Такахаши от своего заказа чуть не умер. Сказал: «Спасибо за плюс сахар в крови». Как можно быть таким дедом в девятнадцать?!       Пока Джонни крайне фальшиво исполнял Леди Гагу, Кенши точил огромную порцию картошки фри в одиночку. Запивал это дело своей смертью диабетика с привкусом жирного молока. Время от времени прогонял Джонни со сцены нахрен, ибо его уши вяли. А ему, слепому, нельзя глохнуть ни в коем случае.       Но Джонни не переставал петь. Петь он не умел — вывозил актёркой. Вкладывал в исполнение всю харизму, помешанную с телодвижениями в ритм музыке. Вкупе всё это создавало впечатление, как будто Джонни Кейдж — самая обыкновенная звезда с эстрады, дающая концерты под фанеру. Вскоре Кенши привык ко всем нотам мимо. Даже начал кайфовать от подхода Джонни к песням, подпевая строчкам. Выравнивая мелодию своим спокойным низким голосом.       Выстраивая свою собственную гармонию там, где её нет.       Когда в руки Кенши попал микрофон, тот поспорил с Джонни на два доллара, что подхватит любую песню в диапазоне 2012-2019. Что ж, челлендж принят, дурачок! Джонни отнёсся к выбору песни для Такахаши крайне серьезно, подключив абсолютно все свои извилины к мозговому шторму.       Выбрал The Avener, Kadebostany — Castle In The Snow.       Песня началась с ненавязчивого гитарного рифа и размеренного барабана.       Кенши немного нервно держал микрофон в руках. Ссутулив плечи, внимательно вслушивался в ритм инструментов. Строчки летели довольно быстро; Кейдж угарал с того, как белые буквы мелькали за спиной Такахаши, голосовал: «Ты должен был начать петь уже давно!».       Кенши подключился примерно спустя три строчки.       …The light is fading now       My force is being sucked by a bloody leech…       Джонни принялся искренне поддерживать молодую восходящую звезду аплодисментами и свистом, пропихнув два пальца меж губ. На бис, его милый красавчик! На бис!       …My fear is smiling and my dread is singing       Every night a little bit more…       Господи, как же он вытягивает!.. Куплет в песне довольно спокойный — в союзе с приятным голосом Такахаши даёт двойное комбо для наслаждения. Джонни даже пиццу с картошкой фри оставил в покое. Даже не подпевал, воюя с самим собой, боясь нарушить чужую гармонию.       I cannot see anything,       I am blindfolded…       …И лицо Кенши медленно окрашивалось в злые багровые краски.       — Давай, Кенши! Припев там довольно мощный! — смеялся, параллельно подбадривал Джонни, выкинув кулак вверх. — Давай, мой мальчик, жги!       I can hear the birds       (Я слышу птиц)       I can see them fly       (Я смотрю, как они летят)       I can see the sky       (Я вижу небо)       I can hear the birds       (Я слышу птиц)       I can see them fly       (Я смотрю, как они летят)       I can see the sky…       «Я вижу небо».       Кенши имел удивительно мощный голос и просто поразительное чувство ритма. Он сначала неловко пританцовывал ногами, шагая из стороны в сторону. А потом втянулся, подключил к песне руки. Отжигал, как звезда танцпола восьмидесятых. (Окей, это была шутка). На припеве он поднял одну руку вверх, провёл ладонью по воздуху, вытянув свои длинные мозолистые пальцы. Припев свободный, сильный. Кенши танцует плохо, но поёт слишком хорошо, чтобы жаловаться.       Поёт, отдаваясь каждой строчке.       Поёт лучше, чем пела когда-то Харука, в то время как Джонни на пару с Такедой бухали коктейли на водке в одном из баров Нью-Йорка.       Поёт, перестраивая песню под себя.       Кенши, видимо, неплохо шарит в музыке, раз выдаёт подобное. Он экспериментирует с подачей песни, но без всякого выпендрежа по типу мелизмов. Просто ищет синхрон с мелодией, перекраивает куплет и кайфует с процесса, особо не надрывая голос.       И Джонни надеется, подобных вылазок у них будет много.       Джонни вернул Кенши домой ближе к полуночи. Харука вся извелась, пока не получила в руки её счастливого слепого сына обратно. Как выяснилось, конечно же, они с Такедой знали о нахождении Кенши вместе с Джонни. Всё равно переживали, однако не названивали ему, дабы лишний раз не беспокоить.       Кейдж не знает, что же это на деле такое — разница в поколениях или в менталитете. Подумал, что, будь он на месте Кенши, его отец наверняка бы всыпал ему ремнём по заднице; мама бы полезла с кулаками на мужика, что под шумок вывез их сына из города одним поздним вечером. Да уж… звучит просто ужасно, согласитесь.       На следующий вечер ситуация повторилась. Кенши явился к дверям Джонни самостоятельно. И даже подаренную тем куртку не забыл. Стоял довольный, как слон, улыбался своими неидеально белыми зубами, но уже держал Сенто у ног — в полном боевом вооружении.       — Мистер Кейдж, а поехали в Сан-Франциско, — сказал.       Джонни лениво поглядывал на такого родного глазам Кенши, на псевдосерьёзную Сенто, на рыбацкую куртку на чужих плечах.       Не смог отказать.       Так он посвятил Кенши целое воскресенье.       А затем посвятил и вторник. И среду. Следом посвятил субботу, «украв» Кенши в десять утра и еле успев к полуночи, за что получил от Такеды нехилый выговор. Дескать, шляется непонятно где с их бедным-бедным «домашним» сыном. Ещё и небось подливает градуса. Но Джонни был очень ответственным в подобных делах — сразу сказал, что никто никого не спаивает. Всё, что они делают — тусуются рядом с достопримечательностями, едят, шопятся и болтают часами напролёт.       — Да Кенши ненавидит Америку!.. — выдал один раз Такеда, явно приревновав сына к другу. — Наплевать ему на города, на Штаты! На Калифорнию ему начхать!.. Думаешь, мы ему всё это не показывали? Джонни, честное слово, неужели тебе так интересно проводить время с нашим слепым сыном?!       Джонни именно в этот момент почувствовал, что Кенши каждый раз мнётся у него в дверях, теребя в ладонях поводок, не просто так.       Его не понимают.       — Он не ненавидит Америку… — грустно улыбаясь, сказал Джонни и поправил кепку на своей голове, дёрнув за козырёк. — Просто никто ему её не показал так, как хотел бы увидеть её Кенши… И он вовсе не скучный. Мне с ним очень. Очень интересно.       Кенши услышал кусочек их короткого разговора, делая вид, что играет с собакой. Услышав всё, что необходимо, он бросил фрисби вдаль и убежал, накинув на голову капюшон старой толстовки.       — Пожалуй, уделю ему время на днях… — произнёс, почёсывая бритый подбородок, Такеда. — Да уж. Давно мы с Кенши не проводили время вместе как отец и сын. Что скажешь, Джонни? Куда я могу его сводить?       — Куда угодно, — Кейдж пожал плечами. — Кенши за любой движ кроме гэнг-бэнга и голодовки.       — Ты эти шуточки не шути, когда находишься рядом с моим сыном, — Такеда внезапно строго ткнул Джонни в грудь пальцем. — Усёк?       Джонни равнодушно отодвинул палец Такеды от себя в сторону. Не надо тут ему тыкать. И сам знает — он ведь не подонок.       — Ага…       Да Кенши сам шутит хуже, чем Такеда может себе представить.       — И ещё, — перед тем, как уйти домой, сказал Такахаши, и его грубый голос смягчился, — если наш с Хару сын тебя как-то достал… — он обеспокоенно вздохнул, — говори, ладно?.. Мы ему всё тактично объясним. Мы всё понимаем. Не каждый будет рад возиться с чужим ребёнком.       Джонни спрятал бегающий взгляд под козырьком кепки. На секунду стало тяжело дышать.       — Ну ладно, друг… Пойду я, — Такеда шмыгнул носом. — Сегодня Хару готовит рыбную запеканку. До завтра, что ли.       — Давай, — Джонни вяло помахал Такеде ладонью напоследок, прощаясь. — Приятного вашей семье аппетита…

***

      Прошла неделя с их последней вылазки. Примерно столько же Джонни не видел Кенши.       — Заболел, что ли… — ворчал Кейдж, убираясь в саду.       Сенто изредка вставала на задние лапы, клала свою длинную узкую морду на низкий забор. Это означало, что Кенши всё ещё здесь, в Кармел-бай-тэ-си. Просто не подаёт признаков жизни.       — Реально прихворал, что ли… — ворчал Джонни, закрашивая серые пробелы в заборе свежей зелёной краской.       Джонни думал о Кенши больше, чем могла позволить ему эта жизнь. Ему хотелось посвятить ему минимум одну кинокартину, по-настоящему, не как Такеде лет двадцать тому назад. Хотелось пересматривать фотографии с Кенши, а совместных фотографий-то у них нет… Всё, что у него на данный момент имеется — рыбацкая куртка, висящая в прихожей на крючке рядом с чёрным зонтом. На неё Джонни время от времени поглядывал, давая своему воспалённому мозгу понять: «Кенши не больная выдумка. Подумаешь, явился из ниоткуда…».       К нему даже припёрло вдохновение на новый сценарий.       Так Джонни посвятил одну ночь наброскам, вторую — мечтаниям, лёжа на бело-голубых кирпичиках, пока по спине полз приятный вечерний холодок. Он вспоминал раскидистые белые качели, крепкие цепи. Его открытую небу шею. Ровную улыбку, отдающую лёгкой природной желтизной. Густой чёрный волос, мужественный профиль.       Брелок в виде кита. Песню-насмешку. Авторское исполнение. Его, жующую картошку фри, с удовольствием прикрыв слепые глаза.       Джонни подумал, что, наверное, его мысли о Кенши ненормальны. Настолько тёплых чувств к другу он ещё не испытывал.       Кенши был молодым, но был мудрым не по годам. Надёжным. Интригующим, как книга со стабильным слогом, что никогда, ни-ког-да, не закончится. Нет, писатель не поставит ту самую заветную точку на одной из страниц. Джонни ему не позволит. Иначе как он без Кенши?       Это был тот самый случай, когда ты, будучи маленьким, представлял, как твоя дорогая мама умирает и вызывал у себя своим же воображением пелену слёз перед глазами.       …Конечно, аналогия сомнительна. От простого воображения Джонни заплакать не мог.       В один из непримечательных вечеров Джонни обнаружил на своём косом заборчике серые полосы. Как будто кто-то, не заметив, что забор покрашен, положил на него свои пальцы и затем резко их одёрнул. Меж досок было оставлено письмо в запечатанном конверте. На конверте — бледные зелёные отпечатки.       Кейдж взял конверт, оглянулся по сторонам, почему-то решив, что никому постороннему не стоит видеть вкладыш.       Стоит ли говорить, насколько он был удивлён адресованному ему письму от анонимного отправителя?       Почерк на бумаге был просто ужасающим. Еле распознаваемые буквы, летающие синие строчки. Некрасивые и размашистые — с острыми концами у гласных. Кейдж вчитывался в два чёртовых предложения. Вчитывался. В принципе, содержимое было ему понятно, однако… в голове банально не укладывалось.       А письмо гласило: «Мистер Кейдж, я думаю, я люблю Вас.       Простите, пожалуйста, за мои чувства».

***

      Харука была стройна, как восковая свеча, и лицо у неё тоже было восковое. Она обнимала свои острые плечи, смаргивала неизменную глубокую грусть в карих глазах и смотрела далеко-далеко, туда, где кончается их расчудесный Кармел-бай-тэ-си. Каждый момент, связанный с Хару, казался Джонни каким-то трагичным актом длиной в секунду. Рядом с ней было тоскливо. Скучно, и, знаете, неприятно скучно. Если бы она не была столь умна, а её писательский язык не был бы столь устойчив, строг, завлекающ, вряд ли бы Кейдж осмелился на дружбу с ней. Она его вдохновляла — в равной степени она вгоняла его в странную беспричинную печаль. Складывалось ощущение, что эта женщина заражала его своей грустью. Харука Хамада могла просто молчать, но всё равно топить Джонни, стоящего рядом с ней. Харука могла улыбаться, петь, шутить непонятным скудному уму юмором… И Кейдж отчего-то находил всю её ужасающе депрессивной, в последнее время предпочитая общаться с ней только по важным поводам. Иначе просто утухнет, впав в пучину сути Женщины-Весны… (Восковые свечи ведь заражают другие свечи своим огнём, а сами тают и тают, заставляя и других исчезать, верно?)       «Едва ли Харука является энергетическим вампиром, — думалось. — Такеда же с ней общается. Причём, очень тесно».       Однако Харука была такой не всегда. Да, Джонни припоминает, ещё в зачатке их дружбы Хару его даже забавляла. Её пытливый ум казался Кейджу чем-то не с Земного шара. Хамада даже молчала интересно, горящими глазами всматриваясь во все объекты вокруг себя, чтобы в будущем её мировосприятие попало в книгу. И Такеда, если задуматься, тоже был каким-то другим… Сейчас Такеда во всех смыслах постаревший; Кейдж валит всё на возраст, наблюдая за пассивным другом, шаркающим по двору туда-обратно, неохотно стригущим газон или моющим их семейный автомобиль.       Конечно, возможно Джонни преувеличивает. Семейная жизнь порой не щадит, а быт съедает. Он был женат однажды; поверьте, он знает о чём говорит. Ради брака практически всегда приходится идти на компромиссы. Жертвовать чем-то. Посвящать самого себя своей буквальной второй половинке, что ты избрал без чьей-либо наводки, сказав у белой цветочной арки заветное: «Да». Но Джонни, так-то, не против жениться во второй раз. Как ни крути, в самом браке ничего плохого нет, он чувствует себя комфортно с кольцом на безымянном пальце. Просто один раз не срослось с конкретным человеком — такое может произойти с каждым! Быт съедает как раз-таки тех людей, кто по той или иной причине не смог ужиться со вторым. Оба не смогли стерпеть, оба желают решать проблемы по отдельности. Это нормально. Им так удобнее.       Отношения же Такеды и Хару уже давно вызывают у Джонни какие-то подозрения. Бесспорно, японские голубки любят друг друга. Такеда в Хару явно души не чает, доказывая, что даже спустя два десятка лет брака можно хотеть одного и того же человека и даже не думать, что существуют ещё женщины помимо его супруги. Лебединая верность как она есть, во. Но-о-о-о. Опять это дурацкое «но». Что-то с ними, короче, да не так! Кейджу кажется, Такеда и Хару ему явно чего-то недоговаривают.       Снова, чёрт возьми!       — Джонни, хватит звонить в нашу дверь, — на входе образовался Такеда в одних пижамных штанах. — В нашем доме живёт слепой, а не глухой.       — Так подкалывать собственного сына… — тот быстро зацокал языком. — Дьявол во плоти.       — Ты чего-то хотел?       — Кенши дома, бро?       — Дома, — кивнул Такеда и привалился к дверному косяку плечом. — Мы же говорили тебе… — вздохнул. — Наш Кенши — «домашний» парень. Он хуже, чем растение, я серьёзно. Поливай вовремя, защищай от жуков, и он будет цвести у компьютера.       — Нет, я всё понимаю, друг, просто…       — Можешь проведать его сам, если хочешь.       Джонни посмотрел на Такеду столь обалделым взглядом, как бы всем видом давая понять: «А чё, так можно было, что ли?!».       Спойлер — Джонни Кейджу можно в этой жизни всё. Даже постучать в комнату Кенши, помяться у его порога с минуту и быть впущенным внутрь без особых претензий.       Кенши встретил Джонни непричёсанным. Выглядел заспанным, потирая оба глаза кулаками.       — Уютно у тебя здесь… Так опрятно, — Кейдж первым делом обратил внимание на хирургическую чистоту в комнате. — Кхм. Так о чём это я. Кенши, ты в порядке?       Кенши, судя по всему, не очень понимал причину интереса в нём. Он вытянул свою длинную шею, повёл подбородком в сторону, ответил:       — В полном порядке… — зевнул. — А не должен?       — Я давно не видел тебя. Подумал, вдруг ты серьёзно болен.       — М-м-м. Спасибо за беспокойство, мистер Кейдж. Я действительно в полном здравии.       — Ну, хорошо…       — Вчера мы ездили всей семьёй на пикник, — вдруг начал Такахаши, аккуратно прикрыв за гостем дверь. — Всю ночь не спали. Сегодня вот отсыпаемся… Даже мама всё никак не может очухаться… Люблю природу, но комары бесят.       — Комары не давали вам спать?       — Угу.       — Это печально.       — Ещё как.       Джонни тупит, потому что ему нечего сказать. Кенши банально нечего сказать, поэтому и тупит. Они разные.       — Эм, Кенши…       — Да?       — То письмо…       Кенши недовольно нахмурил лоб.       — Вы говорите какими-то загадками, мистер Кейдж.       — А, да?       Джонни пытается разглядеть Такахаши насквозь, прищурив свой натренированный до людей взгляд. Уж простите, он прожил слишком много, чтобы не быть способным уличить самого обыкновенного лжеца.       — Понятно, — уголок губ Джонни нервно дёрнулся. — Извини, что потревожил. Я просто на днях получил кое-какое письмо… Представляешь, у отправителя настолько непонятный почерк, что ни черта не разобрал, — очевидно, он соврал. — Подумал, вдруг отправителем являешься ты. Помог бы разгадать сраный шифр Цезаря.       — Ха-ха, шли бы Вы лесом, — лоб Кенши покрылся испариной. — Я пишу вполне разборчиво. Чтоб Вы знали, я слепой не с рождения.       — Оу-у. Чёрт, кажись, я обосрался с письмом! Пойду спрошу у Такеды, — хитро прищурил глаз, — поможет разгадать…       — М-мистер Кейдж!..       — Да-да-а?       Лицо Кенши было слишком злым, чтобы над таким не рассмеяться.       — Вы блефуете, как будто мне десять лет! Вы…       — Значит, отправителем являешься ты, — скрестил руки на груди Джонни. — Так и знал. И о чём ты вещал на бумаге? Рассказывал важные мировые секретики?       — Ох, не делайте вид, что не поняли, о чём было то идиотское письмо!       — А если я правда не понял?       — Не судьба, значит! Не дано.       — Кенши.       — Господи, — Кенши обречённо обхватил голову руками. — Я готов сквозь землю провалиться. Зачем я вообще его написал?       — О чём было письмо? Сгораю от любопытства уже битую неделю…       — Д-да хрень какая-то.       Джонни с большим сожалением потрепал Кенши по плечам.       Вообще, столь позорно увиливать от вопросов и признаний в лоб не есть признак взрослого. Поэтому для себя он чётко решил — никакого газлайтинга в сторону Такахаши. Он гад, но не настолько.       Ладно, Джонни всё-таки гад.       — Я пошутил… — Кейдж тяжело пропустил воздух сквозь губы. — Прости меня, Кенши. Прости.       — Что?       Джонни протянул оцепеневшему, побелевшему Кенши ответный конверт.       — У меня есть ответ для тебя.       — Что?..       — На самом деле я понял содержимое письма. Я тебя немного подтрунивал.       — Ваш ответ на Браиле? — взволнованным голосом спросил Такахаши, приняв письмо в руки.       — Нет.       — Но как я тогда пойму?       Джонни же говорил вам: «Гад он. Даже если немного».       — Никак, — он пожал плечами, поставив брови дугой. — Останется загадкой.       — Мистер Кейдж, за что.       — За то, что оставляешь мне письма весьма интересного характера и исчезаешь, — произнёс Джонни уже строго. — У меня было два варианта: либо заболел, либо сдох.       — Как пессимистично.       — Ты из-за чувства стыда даже во двор не высовывался?       — Знаете, если Вам так было интересно, жив ли я, Вы могли бы просто посмотреть на моих родителей. Они не убиты горем и не носят траурного чёрного. Следовательно, со мной всё в порядке!       — Ну, во-первых, с твоими предками не всё так просто… — подуставший Джонни присел на стул, почуяв, что разговор будет долгим. — Кенши, эти два гения упорно молчали о том, что у них есть ты. На протяжении девятнадцати с лишним лет. А перед этим они скрыли от меня свой брак. Ты хотя бы можешь себе представить, каково это — быть другом тех, кто ничего никогда тебе не рассказывает и не показывает?       Кенши решил промолчать.       — …Я многие детали из их жизни узнаю по ходу дела, — тем делом продолжил Джонни. — Я знаю их дольше, чем ты ходишь по земле, дружище. Да я, чёрт подери, с Такедой дважды в аварию попадал и дважды чудом выживал. А Харука, святая женщина, вон вытащила меня из запоя после тяжёлого бракоразводного процесса. Умудрилась. Надавала по щам, и вот я стою здесь. Смотрю на их общего сына и…       — Мистер Кейдж, Вы правда не знаете?.. — реакция Такахаши на сердечную речь Джонни была неоднозначной. Он потрогал себя пальцами за подбородок, скривил густые чёрные брови. Замер. — Мистер Кейдж, я попробую изложить Вам кое-какие детали…       Джонни не знал, что Кенши в принципе располагает какой-либо информацией. Просто поделился наболевшим, ибо совсем накипело. Не с кем ему делиться своей бедой, кроме как с Кенши. Понимаете?       И Джонни не считает Кенши чужим.       И Джонни действительно почувствовал себя свободным, посвятив Кенши в свои странные душевные страдания касательно единственных людей в мире, что остались рядом с ним. Вся его жизнь была спущена на путешествия и на карьеру. На карьеру и на путешествия. На одиночество, в котором Джонни искал себя и никого больше.       И Кенши ему не просто придурок на двадцать один год младше него.       Джонни всегда был открыт перед ним, как самый сложный сюжет открыт перед автором. Джонни Кенши дорожит, ужас как дорожит, и не хочет этого признавать. Джонни честно ответил Кенши в своём дрянном письме, надеясь, что тот никогда не узнает ответа, отказавшись от чувств.       — А Вы знали, что я ослеп по вине их обоих? Моих родителей? — вдруг выдал Кенши, и сердце Джонни моментом ухнуло вниз. — …Точнее, здесь сложно найти конкретного виноватого. Папа перекладывает ответственность на маму, мама перекладывает всё на него. Классическая ситуация. Им, к сожалению, никогда не пережить… — он ровно повёл плечами, звуча совершенно спокойно. — Они даже не в курсе, что я, вообще-то, всё помню, мистер Кейдж. Я был достаточно взрослым, чтобы забыть момент, когда картинка тупо перестаёт попадать в твой мозг. Ты не видишь никакого чёрного квадрата, тебе не темно, или как там обычно говорят? Ох, это даже описать сложно… Ты просто… Ну, тебе никак, понимаете? Абсолютно. Тебе эта функция недоступна — ты, как отрезанный от мира, не видишь, вот и всё…       Джонни словно бы прирос к стулу, пригвоздив ладони и задницу к сидушке. Речь Кенши делала с ним невообразимое — заставляла проживать каждую секунду физически. Делала хреново. Кенши же стоял перед ним, мудро распинался, выглядел так, словно для него кошмара не существует. Он принял слепоту как факт, когда ему было всего восемь лет. Он учился заново писать, ставить чёртовы объёмные точки на бумаге, чтобы понять, что он там вообще выдал. Учился ориентироваться на слух, пользоваться собакой-поводырём. Переходить дорогу, одеваться без помощи родителей, убираться в комнате… Оставлять меж досок кривого забора соседа любовные письма.       Кенши поведал Джонни о том, что слышал историю, частично, с обеих сторон. Мама имела привычку долгое время держать в себе, а после взрываться, поражая абсолютно всех вокруг. Она злилась, она плакала, она пыталась уйти вместе с Кенши из дома, свалив вину целиком и полностью на супруга.       А Такеда кричал ей вслед, что она ещё обязательно обо всём пожалеет. Нечего было писать «идиотские книжки» — надо было за ребёнком смотреть, как любая другая адекватная мать!       Харука дала Такеде затрещину. Кенши не видел. Кенши услышал чёткий звук хлопка ладони о щеку и словно бы почувствовал, как Такеда перехватывает её вторую руку. Харука возмущалась, извивалась, билась с ним, а Такеда стоял недвижимой скалой, держал её за запястье, чем — напротив — пугал её ещё больше. Он прикрикнул на неё своим грубым голосом, мол, он отдал всё, что у него было, лишь бы она могла работать где угодно, когда угодно и с кем угодно. И Кенши помнит — отец упомянул в своей ругани лучшего друга. Сказал, что первым делом хотел сообщить ему о сыне, о том, что он родился крепким и здоровым, или просто родился, но в этой семье же постоянно что-то происходит. Происходит, спрашивается, почему? Потому что у Харуки мозги не на месте. Потому что она херовая жена и ей книжки превыше всего остального. Ну а она дрожащим голосом говорила: «Да если бы ты хотя бы иногда был рядом…».       Всё началось с того, что Такеда узнал о беременности Харуки слишком поздно. Он как всегда был в отъезде. Дела-дела. Да что там говорить — Харука сама не имела понятия, что носит под сердцем ребёнка до тех пор, пока не припёрло. Позвонила, вся взволнованная, своему жениху, а тот не брал трубку. Был на соревнованиях.       Харуку устраивал их принцип жизни: она могла не видеть Такеду месяцами, подогревая томное ожидание мыслями о нём. И встречи их оттого были особенно эмоциональными. Они взаимно приносили друг другу радость, по возможности встречая рассветы вместе. Такеда был не просто спортсменом — он вёл свой бизнес, открывая точки для занятий карате по всей Америке. У него голова всегда была забита одним. В то время как Харука развивала вообще другой мир, в вертикальных строках. Она издавала книги, была тихой мечтательницей, и, правда, в её жизни не было места для Такеды в качестве «типичного мужа».       И это было взаимно.       Поздний срок беременности заставил Такеду с Харукой задуматься над их отношениями.       Такеда официально расписался с Харукой, когда её рвало во все ёмкости, что могли вмещать её рвоту. Беременность была тяжёлой, роды — и того тяжелее.       Харука поклялась, что Кенши будет первым и последним ребёнком в её жизни. Такеда видел, как ей плохо. Естественно, он и думать не смел о том, чтобы пойти за вторым.       Когда Хару выпустила свою первую после рождения сына книгу, они с Такедой вспомнили о нём — о Джонни. Нынешний Джонни понял эту деталь по рассказу Кенши с некоторыми перескоками. Так вот. Харука чувствовала себя донельзя неловко. Как рассказать спустя столько… столько времени, что она родила? Они с Такедой были слишком заняты войной друг с другом, с ребёнком внутри неё, с работой, в конце концов! Кейдж в их планы вписывался задним числом, и то если о нём хорошенько подумать. Жизнь у Такеды с Хару жизнью не являлась. Была сплошным стрессом, в котором нет начала и нет конца. То был замкнутый круговорот событий.       Такеда плюнул на всё. Решил, что боевой художник из него лучше, чем бизнесмен. Необходимо было связаться с Джонни. План таков: рассказать о сыне, рассказать о желании работать с Джонни вместе, как в старые-добрые, опять быть с женой в разъезде, ибо иного выхода он не видит. Последний пункт Харуку не обрадовал.       Они разругались так, что чуть не развелись.       Такеда уехал. Харука осталась с Кенши.       Кенши знает об этом, потому что ему так мама рассказала после того, как он ослеп. Была слишком обижена на мужа. Не желала прощать. Надеялась, что тому обязательно кармически прилетит за столь плохое качество её супружеской жизни.       Так или иначе Такеда вернулся обратно слишком быстро, потому что ему было плохо без неё. Это же очевидно. Тогдашний Джонни часто рассказывал ему о своей жене, о том, как они с ней ругаются, а потом мирятся. Прикалывался, дескать, и ты женись, друг… Весело что задница. Такеда не мог ответить на его слова ровным счётом ничего. Терпел; терпел и когда летел обратно домой сквозь Штаты. Плакал у родных дверей и каялся.       Хару простила. И дальше Кенши знает историю уже со стороны отца.       Такеда жертвовал ради брака многим. Он постоянно напоминал себе об этом, как будто бы специально зля и раззадоривая демона внутри него. То работу бросит, то сидит с сыном, как мамочка-одиночка, в то время как Харука пропадает в вымышленном мире и рубит бабки. То звонит матери в Лос-Анжелес, потому что понятия не имеет, как сбивать температуру у двухлетнего ребёнка. А когда книга Харуки «не залетает», Такеда просто сидит и смотрит в окно, потому что его жена, по сути, не виновата в отсутствии триумфа. Тут ведь не предугадать.       Когда Кенши было четыре, Харука и Такеда развелись. Такеда попал в аварию вместе с Джонни. Оба выжили, но Харука была зла на безответственность мужа настолько — она бы осталась матерью-одиночкой! — Что игнорировала его полгода, заблокировав абсолютно везде. Даже карточку свою закрыла, чтоб даже не думал кидать ей денег. Она стойкая. Сильная и независимая. (Такеда тут её передразнивал). И вообще она суперженщина.       Такеда и Харука виделись с Джонни по отдельности, словно по чёткому графику. Посменно. Потому что существовал закон: «Только попадись мне на глаза — я тебя убью».       Когда Кенши было пять, Такеда и Харука снова поженились. Джонни, сидящий на стуле, как приклеенный, не понял этот момент, попросив Кенши притормозить. Кенши, засмеявшись, ответил, что он тоже не понимает, какого чёрта его родители сходятся и сходятся, как будто других людей в мире нахрен не существует. Любовь убивает?       «Ага, убивает. Мозг», — невесело ответил ему Джонни.       И вот, маленькому Кенши перевалило за пять. Такеда дрожал над браком. Харука была шёлковой. Они начали бояться сглазить. Факт того, что они не рассказывают Джонни о сыне, перерос в иррациональный страх.       Когда Кенши было восемь с хвостиком, у Такеды на съёмочной площадке произошёл несчастный случай. Он взял сына с собой, потому что работа только-только наладилась, Кенши может и посидеть себе тихонько, позалипать в геймпад. Харука должна была за их сыном приглядывать. Ключевое — «должна была». Но некий гениальный хрен додумался устроить ей автограф-сессию прямо на площадке!       Такеда тоже хорош. Притащить Кенши туда было его затеей. Оторвать Хару от дел — также его мотив.       Их семейная жизнь поделилась на «до» и «после» как раз-таки в тот момент, когда маленький Кенши оказался в месте установки осветительного оборудования. Высота большая; целая конструкция дала огрех, и ряд прожекторов грохнул наземь из-за ошибки установщика. Пыль стояла столбом. Железные балки под потолком вражески скрежетали. Напоминало фильм ужасов, в котором они падали поочерёдно, тяжело придавливая не успевших среагировать на первый упавший прожектор людей по одному. И уж тем более никто не знал, что под такими махинами мог бегать ребёнок. Такеда и Хару тут же сорвались, синхронно, когда услышали объёмный звук удара чего-то тяжёлого о пол. Внутри заклокотало, и Хару, пока бежала, медленно ела себя изнутри, прибежав уже заплаканной.       Такеда думал, Кенши убило прожектором. Расталкивал всех, шагал и через травмированных, угрожая, что набьёт всем рожи, если его не пустят к месту происшествия сейчас же.       Однако сценарий был немного другим — Кенши, как понятно, прожектором не убило. Кенши в принципе попал под упавшее оборудование лишь частично, потому что некий добрый человек вытолкнул его из опасной зоны, вот только кто — не понятно. Да и без разницы как-то. «Ангел-хранитель мой», — ехидно шутит сейчас Кенши. Говоря вкратце, суть была в том, что Кенши сломал в том происшествии ногу. Одна из железных балок из некогда висевшей под потолком конструкции задела щиколотку. Кенши упал, неудачно приложившись головой о следующую такую дуру. Как итог, сотрясение мозга и поражение зрительных нервов.       Далее — визг скорых; Такеда, догоняющий носилки; Харука, едва похожая на саму себя, до чего бледная и скукоженная.       Была вероятность того, что Кенши будет не в состоянии даже ложку адекватно держать. Удар головой был сильным. Ничто не сплотило Харуку и Такеду так сильно, как грёбаная трагедия.       «А что было после?» — спрашиваете. Это «после» сейчас стоит перед Джонни, скрестив руки, и выдаёт один важный козырь за другим. Как выяснилось, Такеда и Хару после произошедшего уже не видели смысла в посвящении их общего друга в какие-либо детали. Ага, «детали». И Такеда, и Хару сочли абсолютно ненужным сообщать Джонни о существовании Кенши. Тем более он из-за чего-то ассоциировался у них обоих с плохим в жизни. Словно вестник зла на черногривом.       Джонни вот сейчас смотрит на Кенши, смотрит и понимает, насколько же сильный человек стоит перед ним. Ну да, молодой, ну да, творит порой ересь. А кто не творил, будучи молодым?       — Мистер Кейдж, я думаю, я люблю Вас, — повторил своё признание Кенши уже вслух, кивнув подбородком в пол. — Простите меня за мои чувства, пожалуйста.       — «Джонни», — исправил тот ласково.       — А?       — Зови меня по имени, — улыбчивый Джонни аккуратно похлопал Кенши ладонью по голове. — Спасибо, что поделился своей историей. Я считаю тебя невероятным… Самым невероятным.       — В мире? — спросил Кенши, тонко ухмыляясь.       — Нет, блин, в Кармел-бай-тэ-си.       Джонни и Кенши одновременно рассмеялись.       Джонни напрямую сказал, что лучше бы им повременить с признанием в любви. Так будет правильнее. С такими вещами торопиться не стоит, да и некуда… Такахаши с ним согласился.       Время спустя Кенши снова исчез. Ровным счётом пропала и Сенто, некогда наблюдавшая за деятельностью Кейджа во дворе своими маленькими глазками-бусинками.       Джонни решил не делать поспешных выводов. Возможно, пареньку необходимо время на переваривание чувств, на осмысление чего-то-там. Раз Такеда не брюзжит под ухом, и раз наточенный кухонный нож не летит сейчас в его спину, всё просто зашибись. Кейдж в выигрыше в любом случае.       В безвыходном выигрыше, даже если Кенши переосмыслит свою жизнь настолько, что придёт к выводу: «Нах он мне вообще сдался — этот ваш Джонни Кейдж?».       — Джонни, открой! Джонни, пожалуйста, у меня беда!       Кенши долбился и долбился во входную дверь Джонни, загнанно дыша в белый ворот своей рубашки.       — Умоляю!.. — Кенши потерянно мотал головой из стороны в сторону. — Там Сенто!..       Джонни осторожно тронул Кенши за плечо, оказавшись позади него в привычном наборе одежды: растянутые садовые штаны для возни с кустами, майка в облипку, клетчатая рубашка поверх. Ах, да. Конечно же, фирменная «University League, 1968» на русой голове.       — Что с Сенто? — серьёзно кивнул Джонни, нахмурив брови.       Он хотел казаться Кенши надёжным. Потому положил свои тяжёлые ладони ему на плечи, как бы давая понять, что всё в порядке. Он с ним.       — Не знаю… — у Кенши дрожал подбородок, — умирает.       Джонни крепко обнял Кенши, носом вдыхая столь родной запах. Возникло желание невесомо поцеловать его в висок.       Сдержался.       Пообещал: «Всё с твоей смешной-страшной собакой будет хорошо».              Они забрали до ужасных размеров раздутую Сенто с собой в машину. Покинули Кармел к полуночи, не позвонив ни заработавшемуся Такеде, ни пропавшей в местной библиотеке Харуке. Уж извините, было немного не до этого.

***

      — Мистер Кейдж!.. То есть, Джонни!       — Чего тебе?!       — А это нормально, что мы посадили Сенто в детское кресло?!       — А как, по-твоему, мы должны были посадить твою сраную таксу?! Она длинная и толстая, как сарделька!       — Д-да я даже представить себе эту картину не могу! Как Вы пристегнули её?!       — А это тебя еб…       — Джонни! Впереди фура!       Джонни резко тормознул, вдавив педаль в пол, и машина по инерции качнулась ровно перед спешащим вперёд железным монстром. Кенши и Джонни обдало пронзительным гулом, уносящимся вдаль и вдаль по дороге.       Кенши вцепился пальцами в пересекающий его грудь ремень безопасности. Стиснул зубы вместе, зажмурил слепые глаза от страха. Джонни в полном шоке взглянул на Кенши.       Ярко сказал:       — Ну и реакция!       Кенши, как отошёл, злобно пихнул горе-водителя локтем.       — Теперь я понимаю, почему мой отец попал в аварию, когда был с тобой! — начал ругаться. — Дурак!       — Ха-ха… — Джонни нервно дёрнул губой. — Вообще-то, в обоих случаях за рулём был он.       — А говорят, дважды в одну ворон… Вы оба. Вы никчёмные водители.       — Кенши. Ну соррянчик.       — Пошёл нах, у меня собака на заднем сидении умирает.       Вот что делает с людьми Сенто. Уже и пешим ходом в плохие места посылает. А дальше что? Разбитое корыто?       Если серьёзно, Джонни держал путь в ближайшую ветеринарную клинику. Так получилось, что логичнее было выехать из Кармела, покинуть город, нежели ехать через него, тратя драгоценные секунды времени. Кейдж пользовался преимуществом некоторого беззакония на этих дорогах. (Он был не совсем прав). Нагло нарушал дорожные правила, вилял авто; в голове прикидывал, на сколько штрафов влетает, пока спасает сосиску-собаку одного очень дорогого ему человека.       Телефон Кенши в то же время пребывал в беззвучном режиме.       — Кенши, будь другом. Глянь назад, — хмуро попросил Джонни. — Или что там у тебя. Активируй летучую мышь.       Машина Джонни круто завернула направо, совершив самый настоящий Токио-дрифт на дорогах кончающегося на глазах Кармел-бай-тэ си.       Отсутствие у машины крыши, конечно, докидывало дополнительных эмоций. Кенши, вжав подбородок в шею, постарался вслушаться во все звуки вокруг себя. Ощущал всей кожей, грудью под тонкой рубашкой, как же быстро их машина сейчас рассекает границу города. Картинки сказочного Кармела наверняка меняются, точно на карусели. Калейдоскоп абсурда цикличен. Шоколадной сказки нет — осталась реальная жизнь; дряхлые песчаные тропы.       Игнорировать свист ветра оказалось слишком сложно, и Кенши попросту сдался, упав на спинку кресла. Он теребил пальцами ремень безопасности, мусолил, надеясь только на лучшее.       — Бля… Копы, что ли, хвостом. А мигалки где? — Джонни кое-как выровнял машину и дал пальцами по рулю от злости. — Твою мать! Вечно какая-то срань!       — За нами едет какая-то легковая, — взволнованно сообщил Кенши. — Только это слышу. Иногда отстаёт, потом опять нагоняет. Это полиция?       — Да фиг его знает, родной! Я вроде оленей по дороге не сбивал! Енотов тоже.       — Точно?!       — Да насрать на ено… Кенши, ремень!       Следуя команде, Кенши всеми силами постарался удержаться на месте, потому что тачка Джонни виляла туда-сюда, в конце снова круто чирканув чёрными шинами по дороге.       Кенши казалось, он в парке аттракционов для любителей пожёстче. Самое главное — чтобы бедная Сенто не вылетела из автомобиля!       — О Боже… — Такахаши нервно прогнал воздух через ноздри. — Кажись, оторвались.       — Если что, Кенши, тебя со мной в машине не было, усёк?! — прокричал Кейдж сквозь шум хлёсткого ветра.       — Да не буду я врать, ясно?! — красочно разозлился. — Ты думаешь, я сдам тебя одного?! Нет!       — Пофиг! Я и штрафы платил, и в тюрьме бывал!.. Ну, там надо было…       — Джонни! — действительно попросил Кенши.       Джонни рискнул всем, взглянув на профиль сидящего рядом Кенши лишь на долю секунды.       Как бы ему хотелось, чтобы доля секунды растянулась на час. День. Месяц. Неделю и год.       — Почти приехали! — радостно сообщил Джонни.       Кенши, не выскальзывая из-под ремня безопасности, постарался дотянуться до щеки Джонни, чтобы поцеловать его, потому что он расчувствовался. А ещё потому что они дураки. Ремень был против импульсивного желания Такахаши понежничать. Он притянул его задницу обратно, не дав даже толком соскочить с пассажирского кресла.       — Аха-ха-хах! — засмеялся Джонни, злобно улыбаясь. — Лох!!!       Вскоре им смешно не было.       Хвост, некогда преследовавший их девяносто процентов пути, вовсе не отпал по дороге. К сожалению, хвост всё ещё был с ними и больно бил в спину, наступая на пятки.       — А-а-а! Какого чёрта! — закричал Кенши. — Джонни! Джонни, в нашу машину вот-вот кто-то попытается проникнуть! Я это чувств…       — Чего, нахрен?! — быстро повернул голову назад Кейдж и ахнул.       Вернее, не ахнул. Там немного другое слово.       Машина позади них поцеловала их бампер, въехав фарами прямо в металлический зад.       Загрохотало.       Кенши и Джонни сильно качнуло вперёд. Машина снова захромала, заковыляла, и асфальт под ними неприятно шуршал. Джонни вцепился в руль, вывернул руль, прокричал Кенши, Бога ради, на поддаваться физике, уж очень сильно постараться не вылетать через лобовое!       Каково же было удивление Кейджа, когда он осознал, что гонщик позади них, во-первых, такой же безбашенный, во-вторых, такой же эксперт по баранкам.       Их машины снова слегонца поцеловались.       — Ой, как романтично… — проворчал под нос Джонни.       Тачка на их хвосте чуть не слетела с дороги.       Послышался странный стук; машину Джонни качнуло, как качало их с Кенши рыбацкую лодку по волнам на одном из дружеских рандеву.       Водитель из заднего авто внезапно запрыгнул на их машину.       — Г-грёбаный урод… — ругнулся некто грубым голосом.       Кенши тут же среагировал на знакомый голос, весь встрепенулся, дёрнулся, чуть не вывернувшись из ремня.       — Папа?!       Такеда, еле преодолев противодвижение несущейся вперёд машины, дополз до кресла Кенши. Обнял его за плечи, закинув голову вперёд.       Джонни только и оставалось, что молча охреневать.        Взгляд Такеды говорил слишком многое.       — Да я никогда тебе его не отдам… — Такеда крепко держал спинку сиденья Кенши. — Останови машину, Джонни. Повторяю в последний раз.       Останови. Машину.       Джонни сделал глубокий вдох.       Выдох.       — Такеда, свалил.       Кенши в афиге скривил губы. Всё их путешествие — оно ярче, чем бывает в кино.       — Что?..       — Такеда. — Джонни лишь прибавил газу. — Сенто сейчас умрёт!.. Ха-ха-хах! Ты такой забавный, дружище! — казалось, из него сейчас наружу вылезет сам Дьявол. — Ты придурок, Такеда… Ха-ха-ха. Я тебя убью, я тебе клянусь, говнюк сраный… Я трахну твою японскую мамашу. Да я тебе…       — Кенши, сынок, закрой уши!       — Он всегда так ругается, пап, — лишь покачал головой Кенши.       Через две минуты их авто наконец достигло финишной черты.       Из машины, что ехала позади, в конце сильно отставая, вывалилась Харука собственной персоной. Она еле держалась на своих худых дрожащих ногах, в глазах стояли слёзы.       Такеда первым делом выволок Джонни из машины, как будто каждый день запрыгивает в чужие тачки на полном ходу. Как ни в чём не бывало, он заехал другу по лицу кулаком. Когда Кейдж группировался в стойку, выразил желание вмазать ему ещё и локтем.       — Кенши, ты в порядке?.. — Хару упала на коленки, обняв себя за острые белые плечи. — Кенши, зачем же ты так с нами. Мы с отцом вернулись домой, а там… — она плакала, пока говорила, — ни тебя, ни собаки… Машина Джонни не припаркована. Вас обоих нет дома. Ах…       Она разрыдалась, пряча лицо в узких ладонях.       — Мама, ты чего? — Кенши удивлённо нащупал её лицо ладонями. Обнял её голову, нежно погладил по волосам. — Вы же должны были приехать намного позже…       — Я чувствовала!.. Чувствовала неладное! Я всегда знаю, когда с тобой что-то случается, Кенши! Сердце болит, если у тебя не всё в порядке!       — А у него никогда ничего не в порядке! — внезапно встрял Такеда. — Кенши, ты обязательно у меня заработаешь дома. Понял меня?!       — Отец, хватит бить Джонни.       — Он тебе не «Джонни»! — вскипел, — а «мистер Кейдж»!       — Чё с Сенто, братва?! — прокричал Джонни с отсиняченным глазом, заслуженно получая побои от Такеды. — Чё с Сенто, идиоты?!       Такеда и Кенши тут же рванули к задним пассажирским сиденьям.       Джонни клянётся вам — более оглушительное молчание только на похоронах.       — Сдохла?.. — Кейдж еле сдержал скупую мужскую слезу. — Кенши, мне жаль… Я так старался успеть…       — Родила…       — Чё…       Джонни со всей злостью пнул капот собственного автомобиля, видавшего некоторое дерьмо.       — Щенята… — Харука нервно хохотнула перед тем, как упасть в обморок.       — Дорогая?!.. — стартанул Такеда.       Кенши же, извиняясь за всё произошедшее, искренне обнял Джонни, положив голову ему на плечо.       Произнёс:       — Ты из-за меня так много пережил. Прости… — прошептал еле слышно. — Я пойму твой отказ… Джонни, спасибо тебе огромное за всё. Мне правда жаль, что так вышло.       — Честно, Кенши… Это не первые отношения, в которых меня мутузит чей-то отец, — Джонни простонал от боли, приложив ладонь к правой стороне лица. — Ох, мать… Почему я всегда выбираю самый сложный путь самурая.       Кенши с большим состраданием погладил Джонни по левой скуле.       Такеда наблюдал за этой картиной плоским взглядом, держа супругу за её бессильную ладонь.       — Так между вами двумя всё-таки что-то есть.       — Такеда. — Джонни прочистил горло. — Если бы я получил от тебя по морде незаслуженно, ты бы сейчас не к жене приставал, а тачку мне драил языком.       — Придурок. У меня в голове не укладывается, — Такеда страдальчески нахмурил брови. — И только попробуй скажи, что это мой сын до тебя докопался.       — Так и было, отец, — вставил пять копеек Кенши.       — А ты вообще не лезь!       Кенши присел на корточки рядом со своим отцом, скромно ему улыбаясь.       — Ну и что ты от меня теперь хочешь? — Такеда звучал с безнадёгой, когда тот похлопывал его по спине. — Добро на отношения?       — Давай хотя бы одного щенка, которого родила Сенто, оставим.       — Кенши, вот скажи мне: ты больной?       — В смысле?       — Я ему про одно, он мне про собаку.       — Я бы хотел подарить одного щенка мистеру Кейджу. Пожалуйста.       — Э-э? — Такеда взглянул на Джонни сквозь голову своего сына. — А кто тебе сказал, что ему вообще нужен кутёнок.       — Вообще-то, Кенши знает много чего обо мне, — сказал Джонни улыбчиво, присел между Такедой и Кенши и обнял сразу обоих, крепко завербовав в локтях. — Я тебе даже больше скажу, бро!.. Кенши знает обо мне больше, чем знает кто-либо на Земле.       — Это ты так мне мстишь, что ли?..       — Нет, что ты.       Джонни данной ситуации криво, однако от всей широкой души усмехнулся.       — Но про щенка — это Кенши хорошо придумал, конечно… — Кейдж шумно прогнал воздух через побитый нос. — Хоть что-то, пожалуй, будет напоминать мне о нём. Помимо рыбацкой куртки, косого письма и…       Джонни снял со своей головы трёпаную кепку, повертел её в руках, всучил её Кенши в руки.       — Спасибо за прекрасное лето, Кенши.       — Что ещё за драма? — искренне не понял Такеда. — Ты собрался куда-то уезжать?       — Хах? Ты думал, мне по кайфу жить по соседству с вами, имея подобную нажитую историю? О-о-о, избавьте.       — Просто скажи, насколько далеко зашли ваши с Кенши отношения.       — Такеда, брат. Мы даже за руки не держались.       — Ты говорил так же перед тем, как отец Крис устроил тебе бой UFC на кухне.       Джонни потёр морщинку меж бровей.       — Короче, ладно, — он поднялся на ноги, отряхнув клетчатую рубашку.       — Джонни.       — Чё?       — Удачи в дальнейшем…       — Спасибо и до свидания.       — …Кенши у нас не подарок, но и ты полное дерьмо.       Кейдж эмоционально вскинул ладони.       — Такеда, не гони!..       — Уже всё равно, — хмуро бросил тот. — Берегите друг друга. Это лето у вас последнее. В смысле, Кенши потом уедет учиться, и я сомневаюсь в том, что ты, Джонни, выдержишь целое лето в его компании.       — Я, по-твоему, его терроризирую? — возмутился Кенши. — Я не зануда.       — Зануда.       — А Харука что скажет на этот счёт?.. — Кейдж отнёсся к «добру» Такеды скептически. — Ты же всё равно прислушаешься к её мнению… что очень правильно, между прочим. Да.       Такеда устало пожал плечами.       — Лучше забирай, пока я не передумал… И ещё кое-что. Я никогда не буду «за». Надеюсь, вы оба это понимаете.

***

      — Когда тебе будет тридцать, мне будет пятьдесят один. Когда тебе будет сорок, мне стукнет шестьдесят и один. Когда тебе будет шестьдесят, я, наверное, сдохну.       Сказав это, сорокашестилетний Джонни в непонятках моргнул на красивого двадцатипятилетнего Кенши, стоящего перед ним на одном колене.       — Ты уверен в своём выборе, Кенши?       Ремарка — Кенши не просто стоял перед Джонни на одном колене. Он ещё и держал в одной руке открытую бархатную коробочку с золотым кольцом.       Примерно вот так ответил Джонни на вопрос: «Выйдешь за меня?».       — Я? Я уверен на все ст… — запах океана резко ударил Кенши в нос, и он чихнул. — Ох, точно.       Подумать только. Решил сделать предложение Кейджу на рыбацкой пристани в Монтерее.       — Э-э, прости, но я не согласен…       — Почему?       У Кенши лицо — вообще ни разу не удивлённое. Он вдумчиво положил коробочку обратно в карман классических брюк, однако подниматься с одного колена не спешил.       — Та-а-а-ак…       — Такахаши, между нами разница в одного совершеннолетне…       — Мы опять пришли к этой теме! — возмутился Кенши, скривив брови. — Опять!       — Потому что это факт, — серьёзно покачал головой тот.       — И? Теперь?       — В любой другой ситуации я бы находил себя молодым и в восемьдесят. Но когда ты тусуешься с тем, у кого жизнь только начинается… Я кажусь себе тупо старым козлом.       — Так и у тебя жизнь только начинается. И вообще…       — Дай состариться спокойно.       — Нет.       Кенши взял Джонни под руку, и они просто спокойно продолжили прогулку вдоль Тихоокеанского побережья.       Вместе они могли проводить время часами, днями напролёт. Недель не существовало рядом друг с другом. Когда Джонни отсутствовал на съёмках, Кенши его ждал, вызванивал, писал классические письма, чуть ли не отправляя их голубиной почтой прикола ради. Иногда делал сюрпризы, заваливаясь прямо на площадку с совершенно случайным подарком, от которого Кейдж искренне хохотал со своего режиссёрского стула.       Если же по работе пропадал Кенши, начиналась свистопляска другая. Джонни бессовестно атаковал спамом; Такахаши даже отвечать не успевал, разводя руками. Правильно, пока прослушает чужие сообщения в формате аудио, с ума сойдёт.       Так и жили.       Вместе им было спокойнее. Проблемы решались верным дружным дуэтом, хорошие случаи отмечались в дорогих ресторанах. Плохим людям Джонни в своей злобной манере перемывал кости, пока Кенши молча охреневал с чужого лексикона.       Они снова оказались на пристани, потому что кое-кто в кепке «University League, 1968» захотел посмотреть на отбывающие корабли.       — Кенши, кста…       Кенши повернул голову в сторону голоса Джонни.       А Джонни нет.       — Джонни? — Такахаши попробовал найти своего человека в пространстве, водя ладонями по воздуху. — Чего, блин?       Кенши осторожно опустился на колени. В голову закралась мысль, что Джонни мог нечаянно свалиться в воду. Но звука «бултых!» ведь точно не было. Или он не услышал?       — Ох, Кейдж… Что за розыгрыш?       Джонни бесшумно обогнул Кенши стороной. В последний момент одна из досок под ним крякнула в старости, и профиль Такахаши сиюминутно исказился.       — Твои эти шуточки…       Кенши развернулся в противоположную сторону, а там — горбатый нос Джонни в упор его носу.       — Кенши, привет, красавчик. Хочешь прикол?       — Ты дурак? — скривил губы тот.       — Да. И сейчас я тебе это докажу.       Голова Джонни резво нырнула вниз. Судя по всему, присел на корточки.       — Не понял? У тебя шнурок развязался?       — Выходи за меня.       Кенши чуть не лопнул во всех возможных смыслах.       — Да я просто кольцо потерял!.. — принялся объясняться Джонни, неуютно посмеиваясь. — Ё-моё, повезло, что нашёл!       — Мы чуть подошвы в пыль не стёрли… Всю пристань, весь пляж вдоль и поперёк… Я уже начал думать, у тебя новое хобби, Кейдж, — кардио!       — Ну, так что? Погнали жениться?       — Когда тебе будет пятьдесят, мне буде…       — Ой-ой, повредничай, сукин сын.       Они кратко обменялись кольцами, забившись полноценно расписаться в ближайшее воскресенье.       Джонни сказал, что он по секрету снимал всё это время фильм, посвящённый Кенши. Рассчитывал, что это станет его полноценным свадебным подарком, да что-то до продакшена ещё жить и жить. Страдать и страдать.       Сказал, что фильм начнётся с его самых любимых кадров в жизни. Что тифлокомментарии лишь испортят впечатление Кенши, поэтому он, Джонни, вложил всю душу в озвучку вступительной сцены — озвучил самостоятельно — и в трогательный саундтрек.       Пообещал — Такахаши всё поймёт, когда услышит своими ушами.       Только представьте: раскидистые белые качели. Открытая небу шея, кадык крупным кадром. Неидеально белая улыбка, ради которой Джонни готов пахать, как проклятый. Мужественный профиль. Брелок. Куртка. Караоке.