Disrizzpect

      Фильмы с участием Кенши Такахаши не нуждаются в аннотации, потому что все и так априори знают: следующие два часа пройдут охуенно.       Билеты на фильмы с участием Кенши Такахаши расходятся за считанные часы, а господа-пираты, посмотревшие свежий фильм в интернете, расходятся аплодисментами. Кенши кичится, тешит своё ненасытное актёрское эго, посещая кинозал ради своего же тайтла; берёт большое ведро карамельного попкорна и про себя отмечает: «Большинство сидит с одной лишь стеклянной колой. Не хотят испортить впечатление едой».       Успех. Как же он, сука, хорош!       И Кенши действительно наслаждается своей славой. Помешивает собственное самолюбование на дне своего гранёного стакана с «Jack Daniel's» и проглатывает. А перед глазами — закат сквозь панорамное стекло. Райский Малибу, как и всегда, балует.       — …Знаете, это как читать сёдзё вместо дзёсэй. Зачем читать детский лепет, если можно читать про взрослую логичную любовь?       Кенши отвечает на очередной вопрос от интервьюера и, вальяжно закинув ногу на ногу, отпивает из тамблера свой солнечный премиальный виски двойной фильтрации. Сейчас у него берут интервью. Берёт какой-то один знаменитый в соцсетях американский пацан — онлайн, через платформу «Webex». А Кенши сидит дома и спокойно отвечает на вопросы. Пьёт. Пить спиртное можно, потому что его не видят. Думают, пьёт воду, так вкусно смакуя на языке. Наивные…       Кенши наотрез отказался посещать интервью вживую после того кошмара и в принципе покидать дом без сопровождения охраны: сбрендившие фанатки готовы были разорвать спешащего на Q/A-сессию Такахаши на лоскуты. На белый японский флаг, в середине которого не патриотический красный хиномару, а расплывчатое и неаккуратное пятно от крови Кенши, поняли? Такахаши не самоубийца, он себя любит — он больше со своей территории ни ногой.       — И последний, ну, или предпоследний вопрос, мистер Такахаши, — говорит пацан, лет двадцать от силы. Кенши этого типа видел в Инстаграме. Очкастый, лицо нефактурное, а голос-то, голос, создан для подкастов. И вот, этот чувак с тембром Джузеппе Таддеи и рожей Эда Ширана говорит: — Фанатов интересует следующее: есть ли какие-либо жанры или определённые примеры фильмов, в которых бы Вы никогда не сыграли? Иначе говоря, какой Ваш личный «рэд флаг» в кинематографе?       А вот сейчас не понял. Пацан считает, Кенши не знает, что такое «рэд флаг»?       — Значит так, парень, — начинает Такахаши с усмешкой, загибая пальцы, даже если его не видят, — никогда б не снялся в мелодраме. Да. Там мало движухи, много бульварской любви и реплики, интересные в основном домохозяйкам за плитой. А я предпочитаю привлекать женское внимание несколько другим способом… Ну точно не долгими томными взглядами в объектив камеры, — секунды на две он задумался. — …Нет, ни в коем случае не говорю, что жанр ужасен, ни в коем, потому что я и сам могу мелодрамы временами посматривать. Да что там — плакать могу над ними!.. Но мы сейчас говорим о моей актёрской игре, так что вот: начнём с мелодрамы.       — Хорошо, ха-ха, я Вас понял. Интересно! — играл интонацией молодой. — Значит, мелодрамы. Не могли бы привести примеры для наглядности?       — Да пожалуйста, — эмоционально разводит руками. — Из мегапопулярного: «Пятьдесят оттенков серого», — блядь. Почему оно первое, — «Виноваты звёзды», «Гордость и предубеждение». Боже мой, «Титаник»!.. Из менее: «С любовью, Рози», — а это ещё почему первее всех?! — «Предложение», кстати, две части, «Трудности перевода». Смотрел всё и не раз. Честно — не сыграл бы в них даже за нехилый гонорар. Потому что я, ну, не любовный герой. При всём желании и уважении к жанру.       — Мне нравится Ваша честность!       — Мне тоже нравится моя честность, — уже чует подвох Такахаши. Просто, понимаете ли, его агент некоторое время назад говорил, что у этого интервьюера подкасты всегда залетают, о них говорят и их обсасывают, но. Но — какой ценой.       Вывернет всё таким образом, словно то была сенсация, а не сплошной скучный трёп о кинематографе. Не будет ничего фильтровать или урезать. Просто произойдёт магия, и Кенши затем будет скроллить ленту в интернете с полыхающей задницей. Припишут к громким имени-фамилии невесть что, но, знаете, он готов. Обсуждаемость — дело тонкое, обосраться легче, чем после неудачного похода в индийский ресторан, набив брюхо жёлтым карри.       — Я в первую очередь актёр боевиков, парень, — говорит Кенши, замерев в секунде с бокалом в руке. — Я играю в боевиках, и я… люблю это дело. Это у нас наследственное. Мой отец был патриотом, играл самураев, играл военных и чьих-то примерных супругов, которых ждут их верные жёны… А я, так сказать, его продолжение. Немного американизированное, даже несерьёзное, но я уверен, что зрители во мне, так или иначе, могут увидеть частичку амплуа моего отца.       — Вы очень похожи на Вашего отца, мистер Такахаши, но образы у вас действительно разные, — произносит интервьюер и улыбается в слова. — Ваш отец довольно часто мелькал в культовых мелодрамах. И, позвольте отметить, никогда — в комедиях…       — О. Раз уж мы об этом, — довольный Кенши звучно щёлкнул пальцами. — Никогда б не сыграл в комедии ради комедии.       — Ну наконец-то вы сознались! — засмеялся интервьюер. — Наконец-то! — обрадовался.       — А что, ожидали от меня именно этого? Да всегда пожалуйста, — Такахаши сказал это и расчехлил свой самый приятный смех из арсенала. И интервьюер, кажется, на него повёлся…       — Вот всегда-а-а считал, что в сюжетных комедиях Вы, Кенши Такахаши, как влитой, но-о-о… Но не смел соглашаться с теми, кто просто, тупо, приписывал Вам актёра комедийного!       — Ха-ха, да уж, — Кенши это дело начало немного бесить. — Будь то комедия или трагедия, мне лишь бы драться там было с кем, вот и всё… Пусть сценбой будет в центре, Бога ради, а остальное немного позади. И чтобы оно желательно было сюжетно.       — Это что, только что был лайфхак, как затащить Вас на пробы к тому или иному фильму?       — Ага. В точку, — в очередной раз хохотнул Такахаши. Но хохотнул, как он умел и обычно делал. Как по сценарию — неискренне.       Чёрт. Его любимый вискарь аж нагрелся под солнцем, до чего о бессюжетном кинчике и красных флагах базарили.       Редкостная ссанина.       …И виски, и болтовня.       — А есть ли у Вас определённый «рэд флаг», если говорить конкретно о боевиках?       Кенши нахмурил брови.       — Если боевики не так сюжетны, как Вы любите… — продолжил интервьюер, но Кенши было плевать на продолжение его вопроса.       Интервьюер просто так на свои подкасты звёзд не звал. У него определённо есть его собственный путь самурая. Типа, всегда был, есть и будет. Без исключений. То есть, Кенши однозначно сейчас наговорит себе либо на отмену, либо на новую волну фанаток, которые сейчас трусы снимут от его крутости, нафиг.       И Такахаши определённо не был удивлён, когда двадцатилетний интервьюер в своём вопросе с подковыркой умудрился произнести эти три слова: «сюжет», «бессмысленно» и «деградация».       Слушателю их подкаста будет фиолетово. А Кенши понимал контекст и то, как интервьюер ловко им манипулировал.       Никакой-не-дебил-Кенши уже задумывался об этом прежде — о том, что боевики, в которых он снимается, деградируют в сюжете с каждым его появлением, как будто он пожирал мозг режиссёров данных творений. И да. Лучше бы интервьюер спросил про красные флаги Такахаши в интервьюерах, нежели в ролях и жанрах кинца. Кино-то его со своих раскрытых ладоней кормит, такого смешного для телеэкранов деграданта; такого напыщенного, спортивного, смертельно красивого под софитами азиата… И, как бы, нефиг за палец священный кинематограф кусать, верно говорит?       — А давай-ка я отвечу тебе на этот вопрос по-вашему, а? По-молодёжному? — предложил он, кривясь лицом выключенной камере ноутбука.       — Ха-ха, а давайте! — подхватил — тупой, сука, как же задрал — интервьюер.       — Удвойте, — в таком случае сказал Кенши, — и передайте другому.       Чиназес, блин. Получи и распишись, ты, рыжий гений с пятью миллионами подписчиков. (Помогите Кенши).       Интервьюер засмеялся. От великой души назвал Кенши «актёром миллениала на одной волне с молодёжью». Кенши же дал самому себе клятву, что больше он на зумерах хайпожорить не будет. Нет-нет-нет, не в этой жизни. (Не в этом месяце…).       Это не очень весело. А ещё не факт, что окупится.       А ещё виски так и остался на донышке тамблера. Грустно, бля…       Кто куда, а Кенши — отдыхать после интервью. Он потерял слишком много единиц айкью во время разговора с ебл…       Чёрт, надо связаться с агентом и сказать, что чушь это всё полная.

***

      «Райский Малибу», — говорят. Ну и ну. Говорит-то кто? Кенши Такахаши?       Кенши Такахаши был человеком за пределами стандартов. Идеальный мужчина, Кен во плоти, который так и не смог найти свою Барби. Завидный холостяк родом из Токио, о коем уже ни хера и не помнит. Волосы у него жгуче-чёрные, улыбка белая, фигура атлетическая, а характер задиристо-задорный. Если чёртов Кенши шутит, падают все. Если шутит по-чёрному, твиттерские готовятся к его отмене, а Инстаграм боготворит этого гада с острым языком и готовыми ко всему средними пальцами. Но да, так или иначе, от юмора японской ошибки человечества падают все. Кенши, типа, крут. И, типа, никто не обидит его больше, чем он обидит себя сам, обозвав суши-монстром и желторотиком. Человек-стендапер. Человек с багажом тупых историй о том, как боролся с расизмом после того, как его семья двинула в Штаты навсегда. Поселился в Малибу, потому что тут живут звёзды и не живёт его бывшая. Занавес.       Кенши не был загадкой ни для кого. Про его звёздную семью можно с лёгкостью прочитать в интернете… Как и про образование, скандальные отношения и дружбу с такими же холёными актёрами на съёмках. Один раз был женат и, следовательно, один — разведён. Отец Кенши познакомил его, подняв связи, с тайской моделью, увлекающейся восточными единоборствами. Уж очень надеялся, толковая роковая красотка вернёт блудного сына башкой назад в Азию. А этот-то что? Тогда-молодой юморист спросил, прищурив глаз, не трансвеститка ли она часом. Тайла-а-анд же, все дела. «Но ничего, — выдал. — Если есть член, это плюс сто к ауре. Даже лучше!». Неглупая Сучин в тот несуразный вечер в ресторане изобразила смех, потому что Кенши показался ей горячим, а его отец сконфуженно заказал всем водки.       Ну, что сказать. Брак был хорошей затеей, но явно не самой лучшей в их жизнях, идущих в разные стороны. Тайская жена не стерпела прихеревшего от жизни мужа, который не видел дальше своих ролей, проектов и связей с сомнительными личностями. Он был медийно зряч, в быту — неиронично слеп. Ещё и пил, как будто у них с Сучин каждый день свадьба. Традиционная тайская жена не могла со всей своей пылкой любовью охранять очаг дома, в который Кенши заваливался, только если смертельно устал. Или потратил неоправданную сумму денег на полную хренотень. Она была женщиной быта. Семьи. Традиций. У порога в её дом всегда нужно было снимать обувь. Она любила готовить, и когда муж нахваливал её тайскую стряпню, хотя на самом деле Кенши тупо проводил параллели с китайской и индийской кухней, ибо уж очень похоже.       В её глазах не существовало этого идеального мужчины из глянца. Он не был Кеном или законченным секс-символом Японии, в которой, сука, просто родился. Кенши был просто мужиком. Нормальным. Его истории, завлекающие женщин, умели заканчиваться, а природная харизма улетучивалась в его личные депрессивные эпизоды, понятные одному Господу-Богу. Жгуче-чёрные волосы умели седеть. Фигуру он иногда прожирал или пропивал, закидываясь жирной лапшой и большим количеством крепкого отечественного алкоголя.       Одни живые, полные энергии, тёмно-карие глаза всегда были при нём. Даже если бухал, как чёрт, всё равно, зараза, его честный озорной взгляд подкупал… Задействовал всю имеющуюся теплоту тёмно-карих глаз, миксовал градус с положением густых бровей, смотрел сквозь чёрные-чёрные прямые ресницы и — западня. Ловушка Джокера. Вы встряли и, вероятно, влюбились в то, как по-мужски очаровательно на вас смотрел Кенши Такахаши.       …Кстати о мимике, раз уж начали. Много кто любил подвижные чёрные брови Кенши, которые он харизматично выгибал вместо тысячи слов. Оно в нём и убивало, даже если сказанная им шутка была плоской, как… Не важно. Любила и Сучин, но любовь закончилась. Разошлись в ссоре, потому что Сучин желала разнести «ни черта не харизматичного!» Такахаши в пух и прах. Хмельной Кенши же попытался заткнуть её поцелуем, но в ответ получил лишь заслуженную жаркую пощёчину. Ауч! Ну и ладно! Да пошла ты, стерва!       Сейчас они с Сучин, благо, друзья. Кенши сумел вовремя извиниться, завалив бывшую жену горой подарков в духе «ПРОСТИ ИДИОТА!» и подружившись с её нынешним мужчиной, коего та нашла подозрительно быстро. Тоже, кстати, нормальным мужиком оказался. Но Кенши всё равно лучше. Лол.       Periodt.       Джонатан не очень понимал, зачем ему нужен весь этот набор информации о каком-то актёре, что заебал его ещё в нулевые, ну да ладно.       Джон припарковал свой американский джип за углом, зачесал безупречно уложенную чёлку вверх расчёской, смотрясь в зеркало своего авто, и поправил на себе строгое чёрное пальто.       Кенши покинул свою понтовую тачку. Подмигнул соседке, ухаживающей за газоном, подмигнул своему красному спорткару, похлопал ладонью по любимому капоту. Одёрнул полы своей дизайнерской куртёжки.              Джон прищурил взгляд, прячась за углом.       Кенши напялил на себя свои широкие солнечные очки, закрывающие пол-лица, и начал незамысловато насвистывать мотив.       Не хватало перекати-поля, бегущего по их улице. Джон терпеливо и недвижимо наблюдал за Такахаши, словно снайпер, пригвоздившийся к позиции с установкой.       Вальяжной походкой, качая тяжёлыми бёдрами, обхваченными брюками, Кенши подошёл к багажнику своего японского спортивного суперкара. Тойота; бедная девочка, до коей падки аукционеры, любящие сорить баксами из великой любви к ретро-авто. На такой, помнится, гонял сам Шон Кеннери, откинув верх тачки. Бондовский лад. Кенши обожал японские машины, горячо любил и коллекционировал раритетные, хвастаясь своим успехом в соцсетях.       Джонатан кинул взгляд на свои золотые наручные часы. Коллекционер авто-барахла почему-то замер у багажника, словно бы красуясь невидимым камерам, расставленным по периметру. «Но камер нет», — наверняка знает Джон.       Момент истины. Кенши открыл багажник и, расставив руки в бока, рассмеялся с этим очевидным сладким наслаждением агента-Зло.       Соседка, полировавшая безупречный газон, свалила домой. Свидетелей странного акта Такахаши и слежки Джонатана за селебрити нет.       Кенши вытащил из багажника тело. Чёрт, Джон сейчас не шутит! Это был настоящий, мать его, человек, связанный по рукам-ногам, и с мешком на голове! Которого Кенши только что взвалил себе на плечо, самодовольно ухмыльнулся и понёс домой всё той же фирменной походкой вразвалочку а-ля мистер Вальяжный.       Джон последовал за ним, прикинувшись его большой сгорбленной тенью.       Дверь в дом Кенши не закрыл. Приглашал в гости? Хах. Становилось небезопасно. Такахаши вёл себя слишком специфически, хотя едва ли заметил слежку за собой. Джонатан хмурил лоб и кривил губы. От высоких стен дома Кенши смердит неприличным богатством, и дух самовлюблённого японского засранца заполняет его лёгкие, поселяясь. Умерщвляя.       Пока что образ Такахаши его отравлял. Ничего хорошего Джон в актёре бессмысленных боевиков не видел.       «Фильмы Кенши Такахаши не нуждаются в аннотации». Почему? Да потому что и так всё ясно: фильм не блещет смысловой нагрузкой и какой-либо моралью. Хочешь, особо не вдумываясь, посмотреть на азиатского красавчика в солнечных очках, раздающего злу нокаутов, будучи на вандаммском шпагате? Что ж, вам к нему. Мозг напрягать явно не придётся — просто смотреть на пафосного японца, отрёкшегося от образа честного самурая с катаной за спиной.       В своё время Такахаши совершил своеобразную революцию в кинематографе. Стереотипно молчаливые умные японцы, плохие юмористы-китайцы, которых использовали ради дешёвого гангстерского стёба, лысые русские бандиты и американские бруталы под два метра — это всё херня, поднадоевшая и поднатасканная. От этого всего надо избавляться. И Кенши реально преуспел в этом, сместив сразу всех персонажей из списка, но только не умного в своей немоте японца. А в остальном — занял пустое пространство собой-любимым.       Джон знает биографию Такахаши наизусть, потому что врага нужно знать в лицо. Всё равно стараться ему вообще не пришлось. Он просто умел гуглить.       Кенши посадил жертву на стул, крепко привязав чужие руки к спинке, а сам уселся на диване напротив. Свои локти расположил на собственных широко раздвинутых коленях. Подался вперёд, посмотрел на своего связанного бугая сквозь стёкла очков и едко усмехнулся.       Мужчина, которого Кенши тащил на плече, был огромным. Джон не сомневается в том, что Такахаши проклял всё на белом свете, пока своей звёздной качающейся походкой нёс на себе этого крепко сложенного азиата.       Жертва сдавленно промычала в повязку. Кенши охнул и стянул с чужого рта лоскут рваной тряпки; мужик дёрнулся, брыкнулся, взрычал.       — Отпустите меня! — крикнул он. — У меня семья, дети!.. Пожалуйста, умоляю вас, я ничего плохого вам не сделал!       — Охо-о-отно верю, — ответил Кенши, сощурив взгляд своих хитрых тёмно-карих глаз.       Мужчина, напряжённо сидевший на стуле связанным, казался Джонатану отдалённо знакомым. Эти до смешного прямые брови, резкие низкие скулы, общая маскулинность — внешность, написанная художником, умевшего исключительно в глубокие чёрные тени. Жертва сидела, и глаза жертвы плакали без слёз. Взгляд, полный неопределённости, тоски и снова большой неопределённости.       Чёрные волосы были собраны в небрежный пучок на затылке. Синяя футболка была неправильно отглаженной и выглядела, словно бумага, которую сложили четыре раза, а этот равнодушный брутал её напялил. Заломы, заломы, заломы и стрелка от утюга на рукавах.       Небрежный образ. Контрастный и в целом неправильный.       Кенши находил в этом своего рода романтику. Хренов он любитель «икигая», «ваби-саби» и прочего. Видел идеал в неидеальном. Поэзию среди навоза.       А Джонатан был перфекционистом — духота три кубометра, нервов узел, и ведь не распутать. Джонатана бесило отсутствие системы; наличие хаоса причиняло боль в его личном маленьком мире, разрушая кирпичик за кирпичиком.       Джонатан распахнул края пальто, выбежал, выхватил холодной рукой свой пистолет, припрятанный поближе к телу. Прицелился в затылок Кенши, сжимая зубы. Его светлые глаза беспокойно бегали по периметру, а длинное чёрное пальто от его резкого действия колыхнулось за спиной, как геройский плащ.       Но героем Джонатан Карлтон явно не был.       Как и Кенши — злодеем.       — М-мистер Такахаши, там!.. — неестественно высоко, для такой-то громоздкой внешности, взвизгнул связанный мужичок.       Кенши лениво повернул на Джонатана свою голову и осуждающе выгнул бровь.       — Ого, — прозвучал без удивления, — тебя, конечно, в нашем сценарии не было. Не было же, да, Би-Хан?       — Не было, не было, — закивал Би-Хан. — Простите, сэр, а Вы вообще кт…       — У нас в руках ведь утверждённый скрипт?       — Д-да, мистер Такахаши…       — О как…       — Д-да, мистер Такахаши…       — О-о-о ка-а-а-ак.       Кенши нервно хохотнул, съёжившись на своём кожаном диванчике гейского цвета кокосового молока. Би-Хан брыкнулся на стуле, округляя вечно грустные глаза всё больше и больше.       Джонатан приближался. Стук мужских каблуков раздавался по широким, полупустым, одиноким комнатам Кенши обречённым чётким ритмом. Чёртов минимализм был зловещ в их контексте. Чёртово эхо от полированных туфель безупречного Джонатана разрасталось и распространялось по всей площади, затрагивая каждый закоулок особняка.       Кенши застыл взглядом на взгляде Джона — проницательном и серьёзном. Он от него чего-то хотел.       Пистолет был нацелен ровно в центр лба Такахаши.       Би-Хан начал выкрикивать случайнейшие обороты на родном китайском, видимо, умоляя не стрелять. А этот плевать хотел. Нацелил старого-доброго друга военного США, Кольт M1911, и сам полуулыбнулся лёгкой тенью примитивности своего выбора.       Кольт — это база. Удобно, практично, бесподобно. Иде-аль-но.       — Охренеть… — выдал Кенши, еле шевеля губами. — А чё ж не револьвер… — прошептал, — было бы загадочнее.       — Стану я тратить на тебя свой хромированный револьвер, — сказал Джон и грубо, быстро перезарядил пистолет.       От такой жёсткой перезарядки Кенши стукнуло дулом по лбу.       — Говори, где мушкет, — прорычал Карлтон. — Или моё оружие будет говорить за тебя.       В этот момент Кенши показалось, что его губитель звучит до невозможного пафосно, точно актёр плохого американского боевика. Надо будет попросить режиссёра добавить эту строчку в сценарий… Если выживет, разумеется.       — Мушкет? Какой мушкет? — в ответ играл дурачка Такахаши. — Что такое мушкет, Д'Артаньян?       — Не строй дебила, — ох, от дула точно останется смешной круглый след, если не красная дыра… — Где мой раритетный итальянский мушкет?!       — Чё-ё-ё? Я на Марио похож? Да вроде нет!       — Италия, семнадцатый век! Колесцовый замок, калибр 16 миллиметров!       — Я понял, понял, — сохраняя наигранно дурашливый вид, Кенши поднял руки вверх. — Позволь мне отвести тебя к нему…       — Веди.       — Не мог бы ты, пожалуйста, переместить свой пистолет на мой затылок?       — Не мог бы, — огрызнулся Джон. — Веди!       Кенши поднялся с диванчика и судорожно вздохнул, пытаясь очнуться, до конца понять и принять, что это ни хера не розыгрыш. Он сказал:       — Но ведь я ничего не вижу. Убери пистолет на затылок.       — Ты актёр боевиков, — едко напомнил тот, сузив свои янтарно-карие глаза. Вредные и чертовски умные. — Не тяни время.       — Не понял… Ты чё, думаешь, я реально умею драться?! — Кенши нашёл в себе дерзость рассмеяться. — Да не пизди, быть того не может, ха-хах.       — Кенши Такахаши, бывший участник боёв UFC и актёр, не прибегающий к помощи каскадёров. Веди.       Блядь.       Он в жопе.       «Он в жопе», — ставит галочку у себя в голове Би-Хан, вообще-то делавший на своего кумира ставки, но… Увы и ах.       Кенши благополучно довёл незнакомца до своей почётной оружейной стены, расположенной на цокольном этаже. То был отдельный зал, предназначенный для коллекционирования всякого. У причуд свои богачи, нечего сказать. Склад полного дерьмища, который Такахаши от великой души называл своим личным сокровищем, его незваного гостя убивал. И ведь не факт, что Кенши за всё это шарит…       И этот отстой Джонатана оскорблял.       — Вон твой мушкет, забирай на здоровье, — сказал Кенши, кивая головой в сторону стены, освещённой плоскими лампами. — И, бля, не делай так больше, лады? Я не знаю, как ты понял, что эта малышка у меня и каким образом попёрся за мной хвостом, но больше так не делай. Реально. Мы с коллегой насрали в штаны.       — Кто же его туда сплавил… — с блеском в глазах, с судорожно держащими пистолет руками произнёс тот.       — Куда «туда»? На аукцион?       — Да, — скривил тонкие губы Карлтон.       — Эм-м. Хоть убей, не знаю. Я просто потребитель.       — Ясно, — незнакомый Кенши мужчина вернул своему лицу ту самую холодную маску крутого безразличия, бросил взгляд на мушкет, как на старую и тощую супругу, на которую, дескать, плевать, но всё равно ведь видно — любит её, паскуда. И бледно всей ситуации улыбнулся.       Кенши ебал.       Не очень смешно.       Руки мужчины были скрыты чёрными кожаными перчатками. В каштановых волосах мелькали линии богатой проседи. Мощная шея блестела глянцем от пота, а строгое пальто висело на плечах настолько идеально, что инкогнито показался Кенши психом. Серьёзно. Быть настолько безупречным — это даже не комично. И не идеально, как бы иронично то ни звучало.       Незнакомый Кенши мужчина пах парфюмом. Чёрный перец, тяжёлый кедр и едва уловимые нотки нежности. Ну жесть, он пах, примерно как бандитская романтика. И туфли эти. Туфли. Начищенные настолько, что в них Кенши мог видеть своё отражение, если опускал взгляд.       Они замерли в секунде забвения.       Незнакомый Кенши мужчина был конченым лохом. Чтобы достать мушкет со стены, висящий на высоте два с половиной метра, и при этом уверенно держать хозяина дома под прицелом, нужно иметь как минимум три руки. Осьминогом данный гад не был. Следовательно, отсоси.       Они поймали взгляд друг друга. Неловкий, как первая любовь. И полный отчуждённости, как встреча с забытым.       — Я запомню тебя на всю жизнь, — бросил Такахаши, вглядываясь в белое золото в глазах мужчины. — Если ты честный человек, выплати мне долг наличкой, потому что картой тебе нельзя. Ты ведь преступник. Не так ли?       Глаза мужчины были придирчиво сощурены, а капризные губы — поджаты.       — Я не в том положении, чтобы платить.       Становилось интереснее. И всё же, это грабёж.       — Тогда убей меня, — пожал плечами Кенши. — Убей и возьми свой дурацкий мушкет.       — И друга твоего тоже убить? — усмехнулся тот. — А ведь я могу. Он свидетель.       — Ага, и друга убей.       И Джонатан выстрелил. Кенши дёрнулся, обняв плечи. Шмальнул, правда, мимо. Пустил шальную пулю в стену. Врезал своим горячим стволом пистолета Такахаши по лбу, заставил тяжело упасть на пол, придавив к земле подошвой. Секунда — поражение. Минута — проигранная мудаку война. Кенши был удивлён выстрелу. Сука, не успел среагировать. Да кто вообще успеет?!       Когда он посмотрел вверх, мушкет был уже у этого злодея без злодейской лицензии. Мужчина спрыгнул с ящика с вином, благодаря которому добрался до желанной раритетной пушки, отодвинул его в сторону точным пинком; взглянул на корчащегося на полу Кенши. Сказал:       — Я тебя тоже никогда не забуду, Такахаши.       Кенши не понимал, зачем вообще существует эта сцена в его жизни. К чему она его приведёт? Сможет ли он спокойно спать, зная, что они в памяти друг друга навсегда?       — И мне очень жаль, что последнее интервью не привело ни к чему хорошему в твоей карьере.       «Кенши Такахаши ссыт сниматься в сюжетных мелодрамах и угарных комедиях, потому что не умеет играть.       Кенши Такахаши снимается в боевиках без сюжета, потому что умеет только драться».       Это не было кликбейтной фразой прошлого интервью. Эту фразу не произнесли ни Кенши, ни молодой ведущий. Это был вывод самой аудитории — вот так вот, — потому что произошла магия, и у Такахаши ещё долго будет полыхать с самого себя задница.       И с того дня, он клянётся, абсолютно всё в его жизни пошло просто наперекосяк. Он попробовал забыться в покупках. В бессмысленных, как и его фильмы, аукционах, на которых доказывал невесть кому невесть что. Убегал от свалившихся из ниоткуда мемов про его бездарную игру, убегал и таким образом принёс домой элитный итальянский мушкет, который, как выясняется, потерял некий бандит с лором глубже, чем его узкая азиатская глотка.       Глотка, в которую бандит грозился пропихнуть ствол своего пистолета, если тот только попробует что-то пикнуть про него в своём инфополе.       — Я буквально знаю, где ты, Кенши Такахаши, живёшь, — жарко прошептал в чужой висок. — Я знаю, что ты дружишь со своей бывшей женой, что выстраиваешь доверительные отношения с её супругом… Что Би-Хан — тот самый коллега, с которым ты хочешь подбиться молодёжи в фавориты.       — И что же ты хочешь этим сказать? — спросил Кенши, чувствуя, как тело одолевает холодная дрожь.       — Vivi e lascia vivere.       Кенши зажмурил глаза.       Всё понятно и без переводчика.       Чёрные волосы Кенши, некогда пребывавшие в идеальной укладке, ныне беспорядочно растрёпаны. Воротник рубашки кривой, а солнечные очки валяются у ног.       Джон следит за хаосом, внимательно считывая каждый недочёт, заметно морща свой статный горбатый нос. Такахаши пока не понимает, что это всё значит.       Би-Хан появляется в их поле зрения из ниоткуда. Спускается, словно какой-то неправильный ангел с небес, со своим сбившимся пучком на затылке, с резкими чертами лица и тяжёлой, неритмичной походкой. С лицом абсолютно невинным и перепуганным, что совершенно не сочетается с его суровой внешностью.       Неогранённый алмаз, а душевная организация тоньше, чем кишка у Такахаши.       Что-то происходит. Что-то, скрытое от глаз Кенши и его коллеги по сцене. У мистера Бесподобность в глазах разыгрался хаос. Порушилась его накрененная Пизанская башня, упала, срослась с землёй. Кособокая Романская архитектура умерла где-то очень далеко, в пучине его глаз с отливом белого золота.       Би-Хан кивает Кенши. Кенши кивает Би-Хану.       На этот раз происходит магия их собственная. Би-Хан напрыгивает на элегантного бандита рысью; Кенши выбивает своей ловкой ногой пистолет из рук Джонатана, известного нам, но неизвестного им. Бандит словно бы очухивается от кратковременного сна и возвращает себе былую безупречность: встаёт в боевую стойку, в кулаке сжимает складной нож. У него под пальто не просто серый деловой костюм — арсенал убийцы, как у настоящего спецагента. Стоит бронзовой статуей, казалось бы, недвижимой и мёртвой, но до чего же опасной. Кенши не сводит глаз с чужих чёрных перчаток. Тяжело сглатывает слюну в горле.       Притягательный образ… Про него бы снимать фильмы, им бы делиться на телеэкранах и плевать, если кино с его участием бессюжетно.       Джонатан Карлтон является консильери. Правая рука босса, без которой, конкретно в его случае, дон не смог бы заправить свой член обратно в штаны после похода в сортир. Джон ненавидит лишние движения, действует исключительно по правилам, потому что ему дорога его жизнь. Была. Когда-то.       Сейчас его волнует только его старинный мушкет. Этнический японец купил его любимую пушечку на аукционе по цене качественного закоса на винтаж. Это было оскорбительно.       Оскорбительно.       Questo è offensivo!       Их драка нелепа, она однозначно имперфетто, но Кенши ловит с неё кайф, с каждым разом разгоняясь всё больше и больше. С добрым запалом он задействует кулаки и мутузит, пока на мужчине в пальто не лопается кожа от его крепких ударов. Би-Хан убрал огнестрельное подальше и так же присоединился к акту избиения и заломов конечностей.       Злыдень был сильным. Вырывался из захватов, даже если шея краснела, щёки были налиты кровью, а в янтарных глазах плясали огни. Пинал, разворачивал лезвие в сторону Кенши, кусался и ругался на экспрессивном итальянском. Такахаши очень хотел пошутить про то, что надо бы первым делом ему ограничить действия в пальцах, чтобы не жестикулировал, нахуй.       В конце концов и такого настырного связали. Верёвка, некогда сковывавшая Би-Хана, пригодилась как нельзя кстати. Ох и не зря ведь Кенши учил ради новой роли паттерны узлов и петель…       Чудной Би-Хан додумался огреть недоитальяно-бандитто, или как там языке пепперони, бутылкой коллекционного вина, и Такахаши комично схватился за голову.       — Думаешь, перебор?.. — смутился побитый, покоцанный Би-Хан. — Упс…       — Моё вино-о-о!.. — лишь взвыл Кенши.       Прошло время.       Кенши возомнил себя самым умным на планете, облив незнакомца ледяной водой. Джонатан очнулся с глубоким, шумным вдохом; вода струилась с его залаченных волос смешными ручеями. В одной ноздре была вата. Губы и того были разбиты.       Он со всей своей злобой на мир взглянул на Такахаши исподлобья. Оскалил красные от крови зубы. Мокрая чёлка неприятно липла ко лбу.       Сейчас он сидит на том самом стуле, на котором Би-Хан профессионально отыгрывал жертву. Бандит крепко привязан к спинке стула, и, честно признать, хер знает, как его потом отвязать.       Кстати, а как вообще из этого морского узла выбрался Би-Хан?..       — …И запомни одну простую истину, братан, — Кенши снимает с себя солнечные очки и прищуривает глаза, расположившись на своём любимом диванчике — гейского цвета кокосового молока. Закинул ногу на ногу. Сказал, ликуя: — Никто не любит накачанных мужиков так же сильно, как другие накачанные мужики.       И Джонатан взволнованно сглатывает.

***

      Если вкратце, Кенши узнал, что гашеного бандита зовут Джонатан, а потом самостоятельно прикинул, что удивительный мистер Джонатан — член семьи мафии. Догадаться до этого было не так сложно. Во-первых, мужик базарит на итальянском; во-вторых, выглядит мегакруто; в-третьих, на вопрос «Пасту любишь?» ответил положительно, а на вопрос «Можно ли ломать пасту пополам перед варкой, а то кастрюля неглубокая?» скукурузил такую физиономию, как будто Такахаши только что вывернуло на его блестящие долгоносые туфли… Ну и, в-четвёртых, Джонатан гоняется за итальянскими оружием, как белка за орехом из «Ледникового периода». Достаточно аргументов в пользу того, что Джон мафия? Нет? Эй, Би-Хан, а ну кивнул там быстро для конспирологии!       Так о чём это он. Ах, да. Джонатан, типа, член мафии. Вероятно, какой-то дезертир, ибо творит полнейшую дичь, которая с логикой на «Вы», однако это уже Такахаши не касается. Он, если помните, от своих фанаток до сих пор прячется… Ладно, от хэйтеров тоже. А теперь, походу, ещё и от мафии.       Жизнь прекрасна.       Би-Хан, да кивни ты хотя б из мужской солидарности!       — Ты американец или итальянец, красавчик? — тем временем спросил Кенши, продолжая выпытывать из Джона истину.       — Американец, — ответил тот хмуро.       — А на итальянском парлакаешь ради понтов?       — Нет. Моя жизнь тебя не касается, Такахаши, — ответил с очевидным жёстким акцентом.       Прикольно. Даже сексуальненько.       — За оружие платить будешь или не будешь? — Кенши с большим удовольствием поднял старый вопрос, попытавшись игриво притянуть к себе Джонатана за ножку стула своей ногой, но тот оказался слишком тяжёлым. — …Просто, если не будешь, сам понимаешь. Натравлю копов, вся херня. Ты пойми — я тоже чутка не в себе, тоже приключения люблю и всяких наглухо отбитых вроде тебя.       — Я же сказал. Мне нечем платить, — продолжая смотреть, выжигая взглядом, произнёс Джонатан.       — Да, да, помню… Ну ты хотя бы в кредит.       — Чего?       — Плати порционно, — хохотнул Кенши, и Би-Хан, незаметно сидевший на подлокотнике дивана, чуть с него не рухнул. — А что? Я, конечно, далеко не мать Тереза, но деньги есть деньги, брат.       — Да я ж убью тебя!.. — не мог поверить Джон.       — Копы для тебя — шутка какая-то?       — Я убью тебя в любом случае, — прохладно повторил тот. — Или я, или мои люди.       — Едва ли ты дон.       — Откуда тебе знать.       — Эрон-дон-дон.       — Хах.       — Дон-гандон.       — Да ты охерел, что ли, тупая японская морда?! — дёрнулся злой, невероятно злой Джон. — Да я тебе в кошмарах являться буду! Мои люди будут искать меня, и твоему окружению конец! Ты слышишь меня, Такахаши?! Конец!       — Не стану скрывать. Обосрался, — пофигистичный Кенши раскрыл свои ладони. — Но твоя реакция лишь подтверждает, что ты никакой не босс мафии и уж тем более не босс боссов. Ночная бабочка, как в игре «Мафия», — ещё возможно.       — Ты ужасный шутник!       — А ты никчёмный капо.       Придирчивые глаза Джонатана были молчаливы и разговорчивы одновременно. Кенши нравилось заглядывать в янтарь глаз такого всего из себя плохого Джона и искать в них жизненный просвет.       — И всё же не капо… — зацокал языком Такахаши. — Не угада-ал.       — Ты пересмотрел «Крёстного отца», идиот.       — Да чтоб я после «Крёстного отца» так в вашей иерархии шарил… Аминь!       — Ненормальный.       — Сам псих, — покрутил пальцем у виска Кенши. — Ты почему, как ходячая послевоенная травма?       — Я не прохожу собеседование. Если ты уже вызвал полицию, кретин, дай посидеть в тишине — закрой рот.       — Тебя выгнали из мафии за красоту?       — Твою мать… — шепнул Джон.       — Да не мать твою, тупой, а тебя.       Би-Хан не выдержал и взорвался от хохота, зашатавшись в своей позиции птички на подлокотнике диванчика Кенши. Они оба были бессмертными, и это Джонатана напрягало. Казалось, даже если сам Господь спустится на Землю, обвинив двух в их тяжких грехах, те так и продолжат ржать, как полоумные. Ненормальные. Шибко смелые. Отшибленные придурки…       — Я не вызывал копов, — открыто признался Кенши, пусто рассмеиваясь. — Я хочу услышать две вещи: получу ли я когда-нибудь деньги за мой же, ёб твою мать, мушкетон и почему ты обо мне знаешь всё, а я о тебе — ничего.       — Потому что ты мировая знаменитость?! — Такахаши в глазах Джона пробил потолок. — Ты ещё больнее, чем я!       — Так ты всё-таки тоже больной.       — «Тоже», — невесело ухмыльнулся Джон.       — Ну да. Я бывший алкоголик. Лечился даже.       — Поздравляю.       — У меня была подростковая депрессия.       — Ты спился, будучи подростком?       — Это были два не взаимосвязанных факта…       — Уточняй, — закатил глаза Джонатан.       — Откуда ты?       — Сицилия.       — Коза ностра…       — Господи…       — Можно просто Кенши Такахаши.       — Padre nostro che sei nei cieli…       — Это что, молитва на итальянском?! Бро-о-о-оу…       Би-Хан чуть не сдох от смеха во второй раз.       — Раз уж мы тут сливаем друг друга, — Такахаши равнодушно ткнул большим пальцем в сторону Би-Хана, — ты прикинь, у него младший брат политик. Приёмный, приёмный, а всех обошёл и папашу их заместил.       — Так вот где я его видел, — хитро полуулыбнулся Джонатан.       — М-мистер Такахаши!.. — разволновался Би-Хан. — А вдруг…       — Да он бы и так, и так понял, лол.       — Да, — подтвердил Джон. — Я уже знаком с тобой. Косвенно. — Он прищурил взгляд. — Только не знал, что ты заделался в актёры.       — Ха-ха… Так ближе к кумиру, ведь политика меня никогда не привлекала. Люблю мистера Такаха… Что значит «косвенно»?!       Кенши сделал кривое сердечко из своих пальцев и адресовал их Би-Хану.       — Как сомнительно, — покачал головой мистер Безупречность.       Через несколько минут Кенши принёс Джону его раритет, ради которого они втроём сейчас выглядят, как собаки побитые. Ладно — Джон, ему шальная профессия позволяет. Ладно — Би-Хан, он микроселебрити. Ну Кенши-то с такой отсиняченной физиономией куда? Здесь побит, там поцарапан, ногу вообще наспех перебинтовали, так как Джон резал ножом и никого не щадил.       Вернее, Джон изначально хотел обойтись максимально без смертей и, по возможности, без жертв, однако позже понял, что без жертв тут никак. Будет резать, будет бить, не будет, сука, он платить.       Чёртов итальянский англичанин или кто он там. Такой же этнический засранец, как и Такахаши. Непонятный гангстер без племени.       — Джонатан Карлтон, — представился Джон и исчез сразу же, как ему в руки попал его старинный мушкет.       Кенши даже ладонью напоследок помахать не успел.       Заметил, как Джон сел на свой подержанный американский джип, газанул да уехал, оставив Такахаши наедине с его загадкой. А через какое-то время послышался отдалённый звук объёмного взрыва. «Бу-у-у-ум!», а за ним «виу-виу-виу!». Американский джип Карлтона, естественно, подорвался. Шина, как в красивых фильмах, отлетела, высокие пальмы горели, а полицейские перешагивали через жёлтые сигнальные оградительные ленты.       «Но Джонатана в машине не было», — знает наверняка Такахаши, намеренно давая копам ложные показания. «Да, заходил. Да, было дело. Побил слегка, но ничего не забрал. Псих какой-то!».       Позже в новостях сообщили, что у недозвёздной английской семьи, проживающей в Райском Малибу, была угнана машина, пока те лакали элитный алкоголь на светской встрече. Нагло угнали джип, что и так на ладан дышал; который и так думали пустить на запчасти. Но всё равно, видите ли, обидно.       Взрыв от машины не задел никого. Плюс сто к карме Джонатана Карлтона.       Удивительная херня. А подрывать-то зачем? Для пафоса?       Кажется, Кенши только что обрёл невероятно опасные связи. Вряд ли это его враг — оружие-то вернул, — но и не сказать, что друг. Недовраг-недодруг, короче. Обращаться наверное можно, если сильно приспичит. Но что же такого должно произойти у Такахаши, чтобы к члену семейства мафии обращаться…       И, кажется, Кенши столь глупо и нелогично был этим американским психопатом озадачен плюс в той же степени очарован.       Райский Малибу балует. Актёрское амплуа страдает. Ну а Кенши действительно не забывает Джонатана. Кенши в него с первого взгляда безнадёжно влюблён.

***

      Кенши чувствует себя подавленно, когда бессмысленно листает короткие юмористические видео на своём телефоне. Шевелит пальцем, иногда сосётся с Джеком Дэниелсом и тупит. Просто тупит. Соцсети всё ещё кипят. Кенши Такахаши — объект мемов сродни Скалы или Райана Гослинга. Нет, это не обидно. Пусть смеются на здоровье, ведь его «бездарная игра» беспокоит его лишь на полшишки. Как ни крути, у него повысилась обсуждаемость. Тут его агент не прогадал: действительно отмечают, реально тэгают, по факту снимают видео юмористического содержания, в которых Кенши в шутку называют гением кинематографа; качком-сигмой, который срать с высокой колокольни хотел на фильмы для американских домохозяек. И да, в чём-то контентмейкеры правы. Такахаши наплевать на низкорейтинговые мелодрамы. Смотрите-ка, даже лицемерить не пришлось!       У Кенши сейчас болит голова об одном — конверт с пачкой денег, утром валявшийся у его двери, дело рук Джонатана или кого-то другого? Что-то не припомнит, чтобы кто-то помимо данного гангстера и пары-тройки людей из прошлого залетали на подобного рода суммы. О своей находке он сразу же рассказал Би-Хану. Би-Хан, который тоже бесцельно тупил на диване, был взбудоражен конвертом настолько, что аж рвался приехать домой к Кенши, дабы ещё раз обсудить детали их маленького приключения в неоправданно мелких подробностях.       Не каждый день, понимаете ли, им приходится наяву сражаться с людьми из сицилийской мафии. Не каждый день у них перестрелка и далеко не каждый — взрывают чужой расписной джип.       Сумма, лежавшая в конверте, была внушительной, однако неполной; Кенши обмахивается белым конвертом, как веером, картинно вздыхая в позе греческой богини. Скорее всего Джонатан ошибся, вернув исключительно сумму, которую озвучили в интернете. Но не тут-то было, дорогой англо-итальянский друг. Победитель на онлайн-странице был озвучен верно, а конечная сумма была намерено скрыта, потому что Кенши сделал что.       Давайте поподробнее.       Торги были жаркими. Старинный итальянский мушкет имел колесцовый замок, а не простой фитильный. Раритет. Из подобного, говорили зануды типа Такахаши, понтовые итальянские вояки шмаляли на поражение. А если вдаться поглубже в лор, был один особенный вояка, стрелявший из данного мушкета в обыкновенных граждан в веке эдак семнадцатом, и никто понять не мог, чего ж злому итальяшке неймётся. То была эпоха барокко, фаворит Такахаши, Сейченто. Италия переживала экономический и социальный упадок. А грозный сумасшедший итальянец горячо любил свою страну и папу Римского, оттого и херачил на улицах, призывал любить искусство и не признавать никого кроме Италии. Стрелял в тех, кто был отличен от него самого. И, что любопытно, сумасшедший был неубиваем.       Вот такая вот история. А мушкет, продаваемый на аукционе, был его точно подделкой. Только самый дотошный исторический зануда мог фанатеть от истории о психопате, о коем знали полтора землекопа даже в самой Италии. (Кенши был одним из фанатов). Обыкновенная история о городском сумасшедшем… Во все времена и эпохи были такие.       Но интересно было одно охренительное «но» — мушкет не был подделкой. Когда Кенши рассмотрел мушкет поближе, Кенши охнул. Он уже купил его, ему мушкет уже официально продали. И, Бог этого дерьма свидетель, Такахаши отказался.       Отказался покупать оригинал по столь оскорбительно низкой цене!       Типа, гоните, что ли?! Да Кенши с самого детства нянчится с этой историей, теплит мечты о том, как возьмёт в руки драгоценный, нет, бесценный мушкет и с великой гордостью повесит его на стену. Специально оформит всё на итальянский лад: будет хранить бордо долгой выдержки в ящиках, хромированные и начищенные револьверы, точную репрезентацию формы отважных карабинеров. Кенши, чёрт возьми, от сердца свой любимый мушкет оторвал!       Да и не отдал бы он его никогда! Ни за что! Никому!       Засмотрелся в серьёзные янтарные глаза, безголовый он японский дебил, задержал взгляд на чёрном пальто, идеально уложенных волосах, самодовольной полуухмылке и — пал, получается. Честно — хотелось выть от собственного мува. Кенши даже ради любимых женщин не творил подобную дичь. Как минимум его любимых женщин не интересовала его одержимость старинными пушками…       Кенши выронил из рук конверт.       В дверь позвонили.       Кенши рванул к двери, едва не свалившись с дивана. Либо Би-Хан, либо Джонатан. Если Би-Хан, супер. Нассыт в его уши литра три о том, как любит историю Италии. Если не Би-Хан, вообще отлично. Правда, не очень понятно, что они будут с Джонатаном делать…       — Джонатан!       Кенши глупо замер, широко раскрытыми глазами схватывая сегодняшний вечерний образ Карлтона. Как и всегда, бандитский. Романтический. Скрытый кисеёй загадочности, который дурманит и мылит полуслепой влюблённый глаз.       Джонатан держит свой мушкет в руках, как ребёнка. Кривит светлые брови, природно выгнутые дугой; раздувает ноздри, потому что загнанно дышит. Кенши глядит на гостя и не знает, стоит ли вообще открывать рот.       — Его хотели продать по цене подделки, но ты купил по настоящей, — констатирует Карлтон ровно. Его тонкие губы дрожат, а пальцы скользят по металлу мушкета. — Зачем.       — Потому что я люблю его?.. — уголок губ Такахаши нервно дёрнулся. — А что, не надо было?       — Не обязан.       — Я настоял… — вкрадчиво произнёс Кенши и улыбнулся.       — Я должен тебе крупную сумму.       — Три миллиона, если быть точным.       — Уже понял, Такахаши.       — Но как ты узнал? — заглядывая в глаза напротив, спросил Кенши.       И снова замер.       — В комментариях сайта прочитал. Все назвали тебя психом.       Да-да… Он в курсе, спасибо. А ещё нёрдом, душнилой, фанатиком бандитской Италии и романтического Ренессанса…       — Ну и в чём они не правы? — самодовольный Кенши обнажил свою ослепительную улыбку, как своё самое-самое главное оружие.       Джонатан такому красавцу тихо рассмеялся.       Теперь точно друг друга не забудут.

***

      И… Жизнь Такахаши скатилась в полный бездонный пиздец.       Скрывать от чужих глаз Джонатана, за которым идёт охота, было заявлением столько же серьёзным, сколько инфантильным и необдуманным. Кенши ведь не четырнадцать лет. Он не сохнет по безработным и несостоявшимся, у которых помимо горячего тела и бронзовых скул — ни чер-та. Но почему-то выходит, что сохнет. Иначе не объяснить, ка-а-а-ак. Ка-а-а-ак, сука, он умудряется прятать у себя дома эту ходячую петарду, этого грёбаного путешественника во времени, у которого иногда промелькивают проблемы с головой.       Замашки перфекциониста!       Если у Кенши ворот ввёрнут внутрь рубашки, Джонатан строго поправляет ему его, выворачивая наружу, разглаживая. Если Кенши носит мятые карго и чёрную майку, которую словно жевали тремя задницами, Джон молчаливо подаёт ему ладонь, намекая отдать одежду на глажку. Делать нечего. Такахаши раздевается, попутно засвечивая своё точёное тело с самых выгодных ракурсов. Играет бицепсами, оттопыривает холёную пятую точку — округлую, идеальную. И Карлтон, кажется, задерживает на ней свой томный взгляд. С большим удовлетворением проходится утюгом по домашней одежде Кенши. Возвращает обратно, одним взглядом упрашивая не носить мятого.       У Джона был триггер на складки и заломы на одежде от неправильной глажки. Зачем, если сложил футболку пополам, отглаживаешь по сраной линии сгиба?! «Зачем?!» — глох от самого себя же Карлтон. На деле же не произносил ни слова. Просто маленький мир рушился внутри него, вот и всё…       Вдобавок, временами в глазах Карлтона вспыхивала секундная, заметная одним Такахаши агрессия, если в его поле зрения мелькал человек с лохмами на голове или любая личность, вызывавшая у него в голове диссонанс. Особенно у него несло башню с Би-Хана, потому что вот он был таким. Паренёк безусловно был опрятен, чист, приятно пах, но Джону от его вида было психологически больно. Видите ли, Би-Хану было немножечко наплевать, идеально ли глажены брюки на его длинных ногах, смешна ли футболка с причудливой пони-картинкой на его широкой, раскачанной спине, не сбился ли пучок на затылке…       В том, что у Джона происходили бзики, не было ничего романтического. Режиссёры бы с радостью отсняли ряд фильмов про очередного человека с психбедой, но Кенши понимал — ему тяжело. Оно его тормозило и обязательно когда-нибудь приведёт к губительным последствиям. Джонатан чувствует себя плохо, когда не может спокойно дышать, если мир не поддакивает его жажде перфекционизма во всём.       Консильери. Перфекционист. Мужчина, помешанный на мушкете, принадлежавшем городскому сумасшедшему семнадцатого века. Кенши мысленно ампутировал у себя отсеки загнивающего мозга, если сильно задумывался о природе своей влюблённости в такого как Карлтон.       А Карлтон… Судя по всему, Такахаши пользовался.       В этом не было сомнения.       И Джон не скрывал факта. Говорил: «Такахаши, я явился к тебе никем, я никем и уйду. Если ты продолжишь желать встреч со мной и каждый раз прятать в своём особняке, это не даст тебе никакой выгоды».       «Я отличаюсь от тебя».       Кенши погряз одной ногой в крови, второй — в дерьме. Он думал, сейчас мафия решает всякий вопрос через рот, и былой пафос растворился в течении современного мира. Мафия решает политические дела, творит вздор, и, Би-Хан сказал по секрету, власти могут с мафией даже сотрудничать. Томаш, по крайней мере, сотрудничает. Но Джонатан Карлтон был… какой-то другой. Он был в розыске.       Кенши вообразил себя на месте Джонатана, и его покоробило.       Ха-ха, а прикиньте, если бы он был членом клана якудза? Вот ведь прикол!       Сегодня Джонатан явился в дом Такахаши в рваном сером костюме. Местами сквозь ткань сочилась гранатовая кровь. Карлтон присел на диван Кенши, прикладывая ладонь к боку, и хмуро попросил у него аптечку.       Рана была неглубокая. Подлатали. Такахаши бросил костюм-тройку Карлтона в стирку, следуя абсолютно всем командам шарящего Джона. Температура такая-то, длительность стирки такая-то, отжим такой-то. Если неправильно что-то настроит, пустит на онигири. Ладно, шутка. Не пустит.       Кенши наблюдал из-за угла за Джонатаном, который сидит по пояс голый и молчаливо чистит огнестрел шомполом. На длинном журнальном столике аккуратно разложены патроны, пружины, контейнер с антидепрессантами, разобранный Томми-ган. Чикагская пишущая машинка, будь она неладна.       — Ты что, бежавший от Сухого Закона? — плоско отшутился Такахаши.             Карлтон со всей своей природной проницательностью взглянул на Кенши и — удивительно — ему ухмыльнулся. Накинул на себя рубашку, а его взгляд загадочно искрился.       — Оригинально, — сказал он, нерасторопно собирая пистолет-пулемёт. — Знакомься. Это Томпсон. Томпсон, это Такахаши.       — А мы со стариком Томпсоном уже знакомы, — Кенши осторожно занял место рядом с Джоном. — Ну… Я ведь играл в фильмах, где используется огнестрел.       — Это тот, где ты играл бравого полицейского, гонящегося за киллером 40-х?       — Ты смотрел! — подобно ребёнку воссиял Кенши.       — А я все твои фильм смотрел.       — Серьёзно?!.. — Кенши вскочил на ноги. — Ну и как тебе, как?!       Джон загадочно ухмыльнулся, сощурив взгляд тепло-карих глаз.       — Неплохо…       Кенши чувствовал, как в животе плодятся идиотские бабочки-махаоны. Прямо как в подростковом периоде. Он, симпатичный ему дрянной мальчишка, хорошее слово в его адрес — и Такахаши поплыл. Далеко-далеко. В Гейляндию.       В панорамное стекло выстрелили. Безмятежным закатом Малибу сегодня не баловал — особняк Кенши окружили люди в непохожей одежде. Он сначала спутал эту хрень с тупой диверсией, но затем дошло, что это за ними. И что это серьёзно.       Пуля проскочила сквозь окно, и стекло посыпалось белыми хрустящими крошками. Такахаши посмотрел в шоке на Карлтона, который в свою очередь просто внимательно следил за движением десятка мужчин на фоне оранжевого неба. Когда солнце светило ему в глаза, те были совсем золотые. Кенши не знал, куда ему глядеть, поэтому всё продолжал искать успокоение в лице Джонатана. И он его, вроде бы, нашёл.       Джонатан поднялся на ноги. Молчаливым кивком приказал Кенши спрятаться за его спиной. А потом «тра-та-та-та-та!». Чикагская машинка печатала слова пулями! И в него в ответ посыпались такие же пули. И белые крошки стекла летели в их сторону. И мужчины в разном бежали, бежали, бежали.       Джон отступал, как в съёмке-реверс, двигая ногами идеально назад. Он прижимал Кенши спиной к стене, всё задвигал его отступать куда может. Это был Чикаго-стайл, детка. Карлтон выглядел чертовки круто с этим дисковым магазином, с этим ретро-оружием, присущим криминальному Голливуду. Такахаши даже осознать толком не успел — его толкали назад. Пальба оглушала. Коллекционные вазы бились. Джонатан перезаряжался.       Кенши вышел с поля боя целым и невредимым. Карлтона же в иной раз потрепало. В нём снова были дыры. Кровоподтёки на нём заставляли его нервничать. Ему было больно, очень, но… На него ведь только наложили бинты! И снова красные пятна!       Такахаши сокрушился перед Джоном, умоляя засесть, ради Бога, на дно, подлечиться, и не выдавать местоположение никому хотя бы несколько недель подряд. Если так и продолжит насиловать своё тело вечным движением, не выживет. И Кенши тогда тоже… не выживет.       На месте жительства голливудского актёра произошла стрельба, а трупа Такахаши среди красных тел на полу не было. Это, конечно, заставляло пульс Кенши учащаться. Вновь и вновь. Джон любезно предложил Такахаши выдать его за жертву, что и было истиной, если хорошенько разобраться. Он сказал: «Строй из себя жертву, Кенши-сан. Сыграй, как умеешь превосходно играть в фильмах. Они тебе поверят. Отдай им мои имя, фамилию, лицо. Живи».       Кенши мотал головой, а его глаза скудно плакали.       Он поцеловал Джонатана в губы, с силой притянув за неидеальный воротник. Растрепал волосы на чужой голове, зарылся в них пальцами, потёрся щетиной о его безупречно бритые щёки. Признался в том, что безнадёжно влюблён. Снова обречённо, тихо разрыдался.       Губы Карлтона были тверды, как и его тело во время поцелуя. Он хотел ответить, но не мог. Ситуация вынудила воздержаться.       Он провёл своей горячей ладонью по щеке Кенши. Коснулся лица и второй. Большие пальцы размеренно оглаживали его скулы. Джону нравились красивые люди. Кенши был одним из самых красивых в его жизни.       — Я не хочу с тобой быть, Такахаши, — прошептал Карлтон. — Ты будешь вспоминать наше короткое приключение каждый день, но, пойми, для меня это всего лишь секунда моей жизни. Каждый мой день подобен этому. Со мной нельзя воздвигать мосты. Только рубить.       Какая поэтичная реплика.       Кенши обязательно снимет фильм. Загадочно посвятит полнометраж с многомиллионным бюджетом Джонатану Карлтону и, ах, никто и никогда не догадается, почему от фильма про обыкновенного итальянского бандита веет горькой, невкусной романтикой.       — Кто ты? — спросил Кенши, прикрыв веки. Ладони Джона были шершавыми, а прикосновениями — мягкими. — Я буду помнить тебя всю жизнь, ты прав, Джон… Но я бы хотел знать, кого я так и не смогу выкинуть из своей памяти.       Джон в своей манере загадочно ухмыльнулся.       — Я просто консильери. Советник, передающий приказы пешкам. Друг дона, — сказал он с невесомой тоской в голосе, — который его и убил.       Кенши крепко, от души, обнял Джона за шею и пожелал ему большой удачи в жизни. Не забыл пожелать и смысла в днях, раз они у него настолько однообразны в своей опасности.       А история полюбившегося ему Карлтона была такова: Джон думал уйти из мафии, он и ушёл, но, оставив красную липкую полосу за собой, тянущуюся в самую Америку. Его дон был жестоким толстопузым дядькой, любящим проституток, дорогой алкоголь, оружие потяжелее и таблетки позажигательнее. Он был «тот самый босс мафии» из фильмов и видеоигр. Натуральный головорез, который души не чаял в Джонатане, коего держал в качестве цепного пса. А Джон ненавидел это дело, но всё равно преданно кидался на любого, в кого ткнул окольцованный золотом толстый палец, пока не осточертело.       И Джонатан ушёл.       Закат был красивым… Почти янтарным. Дом Кенши был в хламину. Японский суперкар был расхерачен. Сердце было разбито, но чего он ожидал. Верно?       Желания плакать больше не было. Необходимо двигаться дальше, даже если тяжело, и душа просит преступной романтики, в которой они с Джонатаном каждый день отстреливаются от людей мафии, говорят о Сицилии, слушают ретро-хиты, целуются на закате, грубо трахаются в дряхлой американской тачке и ищут подходящие Карлтону антидепрессанты.       Кенши думает, что зря он так романтизирует будущее с Джоном. Едва ли оно дало ему крылья. Разве что по заднице. А в конце концов бы погубило, и Джон бы просто продолжил свой путь дальше, ведь таких Кенши в его жизни — пруд пруди.       Это Кенши будет помнить Карлтона.       Не Карлтон — Кенши.

***

      Твою мать, у него снова берут интервью! Тот же самый чел с тембром Таддеи и внешностью рыжего кота, которого шарахнуло молнией. Агент посоветовал Кенши добить ситуацию, увековечив себя как мем, раз уж актёру нормально жить с такой судьбой. Не, ну а чё? Фанбаза стала даже больше. Наберёт большую аудиторию, заманит в кинотеатры, сыграет в смысловом боевике, чтоб у всех мозги повзрывались к чёртовой мамке да отметит это дело с Би-Ханом за доской шотов в местном ночном баре. Профит.       На этот раз интервьюер был пассивен. Видимо, не было на Кенши таких синяков, чтобы их было приятно щупать пальцами. От данного факта Такахаши даже на время переставал витать в облаках, воображая себе бандитскую жизнь с Джонатаном в Сицилии. Только представьте, друзья: они, стрельба, крики, горячий поцелуй среди экшна. «Ляпота…» — так и просится с губ.       Интервьюер задал Кенши самый примитивный вопрос в его жизни сродни любит он пиццу или нет, и, идите все в задницу, это не смешно! Такахаши больно от упоминания Италии, если упоминает её не он. Ему можно, вам всем нельзя.       — Нет, — отвечает Кенши словно бы на механике. Равнодушно и пусто. Бессмысленно. — Я любил пиццу в детстве… А сейчас не люблю. Она хлебная и тяжёлая. Я на ПП.       Кенши обнимает свой любимый диван цвета кокосового молока, который выжил. (Один лишь он выжил, кстати). На камере ноутбука не видно его позора. Такахаши любит этот задрыпанский диван и по ночам частенько наяривает себе своим сухим кулаком на этом самом диване — на воспоминания о Джонатане. Стонет сквозь плотно сжатые губы, жмурит глаза, высовывает руку из пижамных штанов и блаженно засыпает, как дурачок.       Прошла неделя с того происшествия. Кенши уже переехал в дом поменьше. Как Джон и попросил, выставил себя самой бедной жертвой на свете, однако Карлтона не сдал. Он же не сучёныш. Сказал, был напуган настолько, что ни хера не понял. А для пущего эффекта даже расплакался на телевидении, правдоподобно сморкаясь в платок в надежде, что снова станет мемом у поколения альфа.       Это была лучшая роль в его жизни. Ему поверили. И никто не смел усомниться в том, что Такахаши брешет.       — …Да, на ПП я давно, — вновь на автомате выдаёт Кенши и еле подавляет зевок.       Как же ску-у-учно-о-о-о.       — На ПП… — слышится. — И давно Вы сидите на пистолете-пулемёте, Кенши Такахаши?       Нет, ну что за сказочный дебилоид?!       Кенши уже хотел возмутиться, открыл рот, повернул голову, а там — «он».       Джонатан Карлтон стоит под аркой его холла. Носит однобортный классический пиджак, красный галстук и брюки, отлично сидящие на его длинных ногах. Джонатан носит чёрную повязку на одном глазу, а во второй руке держит увесистую трость. Твою мать, после той перестрелки он всё-таки хромает.       И где, скажите Кенши, пожалуйста, левый глаз Джона?!       Интервью заканчивается спустя пять минут. Кенши спонтанно выкрикивает слова о прощании; врёт, что кошка сейчас рожает ему брата, утюг не кормлен, дети не глажены и так далее. Интервьюер неуютно хохочет. Конференция завершена. К чёрту её!       Джонатан выглядит, как и всегда, безупречно, но что-то в нём — помимо повязки и трости — изменилось. То ли укладка другая, то ли парфюм не тот.       Соврёт, если скажет, что не набросился на такого.       Кенши сжимал Джона в тесных, душащих объятиях, качая из стороны в сторону. Тёрся своей щекой о его и издавал полный удовлетворения мычащий звук.       — Ты выглядишь столь импозантно, — произнёс Кенши затем, обнимая Джона за талию, — как тебя ещё не поймали? Нормально ходить на улице, как суперзлодей?       — Меня мистер Би-Хан на своём лимузине подвёз, — усмехнулся тот. — Хорошо, когда в связях есть не только актёр, нагло врущий на телевидении, но ещё и любимый старший брат одного политического деятеля.       — Храни, Иисус, Томаша Врбаду. Ну и Би-Хана, так и быть. Он ржачный.       — И вправду, — посмеивается, — храни…       Они ещё некоторое время просто наслаждаются обществом друг друга.       — Мне есть, что тебе рассказать, — начинает Джон сбивчиво, но Кенши его перебивает.       — Где твой глаз, бля?!       — Выколо… Не важно, Такахаши, я!..       — Кто выколол?! Твой босс?! — целый калейдоскоп эмоций отображается на лице шокированного Такахаши. — Боже, бедный мой, бедный Джонни…       Карлтон от такого обращения к себе морщит свой орлиный нос и оттягивает верхнюю губу немного вверх, гримасничая.       «Джонни…».       Надо бы привыкнуть.       — За мной образовалась погоня, — начал терпеливо объяснять он. — Главный босс символично дал людям приказ лишить меня зрения, которые лично видели, каким бизнесом он промышляет. Лишить слуха, что слышал многое внутри мафии. Носа, который отличает порошок по запаху. Постепенно отрубать по пальцу, конечности… Выдрать волосы. И только потом убить.       — Ого… — невесело хохотнул Кенши. — Не шарю в мафии, но твой босс — что-то с чем-то, братан…       — Конченый, — пожал плечами Джонни. — Но я убежал. Как видишь.       Кенши думает, что к повязке, скрывающей отсутствие чужого левого глаза, ещё стоит привыкнуть. Выглядит круто, да, несомненно… Однако берёт на мандраж. Уж очень пугает личная история Карлтона.       А Карлтон думает, что прозвище «Джонни» своего рода очаровательно. Почему бы и нет, если да.       Они мысленно пожали друг другу руки.       — Господин Томаш изъявил желание прикрывать меня до тех пор, пока я не улечу из Штатов навсегда, — произнёс Джонни до болезненного гулко. — В ответ я должен помочь ему кое с чем. На время примкнуть к ФБР… Устранить кое-кого, вставляющего ему палки в колёса. Немыслимо.       — И это всё за неделю, да?       — Да, — ему вновь захотелось смеяться с самого себя. — …А у тебя что произошло за неделю, Кенши?       Забавный вопросик задал. Кенши искренне угарнул.       — Пил виски, смотрел телек, лениво давал интервью, разлагался на кожаном диване… Тебе до меня далековато, малыш Джонни.       Карлтон несдержанно рассмеялся.       До чего же прекрасный смех — с долей грусти, но всё равно способный осчастливить.       Кенши думает, что они с Джонни всё равно рано или поздно расстанутся, а до тех пор им стоило бы взять из их совместного общества всё. Встречать апельсиновые закаты, бухать, целоваться, нырять в холодный бассейн голышом, учиться разбирать и собирать автомат на время, любить, в конце-то концов.       — Я, Кенши… — вдруг начал Карлтон, — я понял, что я должен вернуться к тебе…       Такахаши не ожидал этих слов. Даже желать о них не смел.       — Понимаешь, я словно бы в фильм попал, — Джонни переживал, поглаживал неправильную укладку на своей голове. — Тот день, когда ты поцеловал меня. Помнишь? В тот день ты помял на мне одежду, ввернул мне ворот, испортил причёску, потёрся о меня своей щетиной, как наждачкой.       Кенши внимательно вслушивался в каждое слово, понимая, что у него действительно получилось. Он создал своими руками точку, от которой сюжет Карлтона пошёл в другое нетрагичное русло.       — И я… — говорит Джонни, — не хотел убивать после такого… Ты представляешь?!       Кенши сломал его маленький, всегда чистый мир, но жить в руинах — это нормально. Так бывает.       Джонни стал относиться к неидеальному легче, хотя умудрился просрать антидепрессанты на том журнальном столике Такахаши. Карлтон искренне не понимал, в чём загвоздка. Внешность Би-Хана в нелепой мятой футболке его раздражала, когда тот его разыскал на случайной улице, но не до тихого ужаса.       А когда Кенши не было рядом, «оно» возвращалось. Чем дольше Такахаши не было, тем Карлтон становился хуже.       Джонни снова собирал кусочки своего маленького городка, строил из руин собственный Рим заново и понимал, почему дон отстранял его от особенно важных миссий в последние их совместные дни. Становилось совсем плохо. Временами даже есть не получалось, до чего «оно» его терзало. Он скидывал вес, поправлялся, творил полное дерьмо, стрелял и гасил всех из Томпсона. Он был красавчиком, однако красавчик внутри был плохим, нервным, озлобленным на целый мир. Хотел убить и себя, но каждый раз палец соскальзывал, позволяя жить.       И Кенши обязательно от него пострадает.       Отсутствующий левый глаз иронично заныл. Джон приложил ладонь к повязке и тяжело вздохнул.       — Давай попробуем начать знакомство заново, — произнёс Карлтон, держась за верхнюю половину лица, потому что уже не понимал, где болит. — Я Джонни. Просто Джонни.       — А я Кенши, ха-ха… Тоже просто Кенши.       — Очень рад знакомству с тобой, Кенши, — улыбнулся Джон.       — А я-то как рад нашей встрече, Джонни…       Джон неуверенно поцеловал Кенши в губы одним безобидным чмоком.       — Ты хоть знаешь, что теперь, в теории, мутишь с ходячим мемом? — сказал Кенши и поправил на шее Карлтона слишком туго затянутый галстук.       — «Мемом»?..       — Ага. Что-то типа «фильмы с участием Кенши Такахаши не нуждаются в аннотации, потому что ебать там не о чем рассказывать», слыхал?       — Ну и ну, — покачал головой тот. — Даже не задумывался.       — Что, серьезно?       — Кенши. Фильмы с тобой, может, и не нуждаются в аннотации, но явно не по э-т-о-й причине, — Карлтон нахмурил брови. — О чём они вообще говорят.       — Тогда продолжи за них эту фразу, раз взялся переубеждать.       Джонатан подумал, вглядываясь в правильные черты лица Кенши. А потом сказал:       — «Фильмы с участием Кенши Такахаши не нуждаются в аннотации, потому что я смотрю их только ради него».       Кенши удивлён.       Джонни выглядит слишком серьёзно для балабола.       — Доволен? — спросил.       Кенши ему пеленгаторно кивнул. Доволен ли он? А как же…       Ого, блин.       Так и начали их совместный путь.       Джонни работал, Кенши не отставал. Кенши снимал фильмы, Джонни был его личным вдохновителем и своеобразной поддержкой штанов.       Джонни был ужасен, а Кенши был вечно назойлив и вообще ни разу не выезжал на контрасте между ними.       И Карлтон действительно имел большую тягу к саморазрушению.

***

      Томаш сидел напротив Би-Хана, важно скрестив руки на груди. Седая чёлка была зачёсана и уложена, взгляд полупрозрачных глаз, в которых чёрные зрачки глядели, как за стеклом, как и всегда были устрашающи. Томаш был важным дядькой в политике. Он был твёрдым в своих решениях и способным прибегнуть к радикальным мерам, если что-то в его Штате не задалось.       Би-Хан был старшим ребёнком в их семье, но прекрасно понимавшим, что Томаш в плане лидерства способнее. Уступил ему без всякого сомнения, уверив — либо он, либо никто.       Разговор был сложным.       За Томашем величаво стоял американский флаг. Позвал в свой кабинет, потому что только здесь мог спокойно побеседовать со старшим братом о том, что произошло на днях.       — Карлтон что, с дуба рухнул?       Би-Хан потерянно сосчитывал звёзды и полосы на полотне позади Томаша.       — Би-Хан, я серьёзно, — произнёс он со всей строгостью. — Карлтон безусловно помогает нам. Но…       — Нам бы стоило сначала заключить его под наблюдение.       — Ты не упоминал о его психических расстройствах.       — Я не знаю, только в них ли дело, брат!..       Томаш откинулся на спинку стула, покачивая ногой в длинноносом кожаном ботинке.       Весь образ, созданный Врбадой по частицам, умел внушать уважение.       Чем дальше шли годы, тем больше Би-Хан ощущал себя младшим в их разнонациональной семье.       — Иметь власть в Америке, будучи чехом, — сильный ход с моей стороны, — снова завёл старую излюбленную шарманку Томаш. — Консервативные граждане считают, дела бы пошли куда лучше, будь мэром Калифорнии типичный америкос.       — Но ведь ты гражданин Америки. Родился здесь и вырос, — в ответ пожал плечами Би-Хан. — Это не твоя проблема — что некоторые застоявшиеся в собственных убеждениях люди судят по имени и фамилии.       — Я не к этом сейчас веду, — Томаш приложил указательный палец к виску. — Карлтон обязан был думать головой. Го-ло-вой. Он работает на тишину в Штате и на мою репутацию. «Репутацию», если ему вообще знакомо это слово.       — Поначалу ведь всё шло так хорошо… Джонатан так тихо, как никто другой, устранил нужных людей… Не поднимая пыли!       — Да, Би-Хан. Именно. Шло, — густые брови Врбады всё хмурились и хмурились. — Однако не дошло.       Би-Хану хотелось уйти. Он не мог нести ответственность за другого самостоятельного человека.       — Я специально не дёргал тебя эти дни, — произнёс Томаш, вздыхая. — Дал тебе пережить трагедию. Но пора её расчерпывать… Мы, дорогой Би-Хан, будем расхлёбывать всё это.       — Я не сомневаюсь… — быстро прошептал он.       Прошла неделя с тех пор, как Джон сразился с толпой головорезов на подземной парковке у торгового центра. Он был не один — на его стороне был Кенши, но, честно говоря, лучше бы его там не было. Количество оппонентов всё равно брало своё; у Карлтона, помимо личного багажа проблем с мафией, было ещё и задание от властей и их конкретные враги. То есть, ему готова была насолить каждая воюющая против Томаша Врбады собака, пошёл он на хер.       Осень на дворе стояла поздняя, серая. Мерзкая слякоть под ногами на улицах и ветер, предвещающий холодную зиму. Всё вновь случилось, точно кто-то желал, чтобы Джонатан Карлтон полёг здесь и сейчас, а Такахаши ответил за то, что любит такого ужасного во всех смыслах мужчину.       Две стороны объединились против двух любящих друг друга человек, найдя общее, и произошла красная бойня.       Нечестная. С разным вооружением, где у одних были палки, а у вторых ружья. Болезненная и лишённая здравого смысла.       Джонатан использовал револьвер. Когда трещал барабан, Кенши боялся. У него при себе даже режущего не было. Кто-то из них обязательно да умрёт сегодня.       Вот он — тупой азарт, которого он так отчаянно желал. Грязно, ни хрена не романтично и тошнотворно-горько, как после испорченного, смердящего из мусорного бака грейпфрута.       Кенши бегал меж огней, бился на кулаках. Территория не была его родным восьмиугольником, но он правда старался не забыться в чужих ударах так быстро.       Джонни стрелял на поражение, и незамолкающее дуло его хромированного не предвещало ничего хорошего. Он защищал Такахаши как мог, дёргая за рукав клетчатого пальто. Стрелял, получал пулю в ответ. Прятался за чужими автомобилями, желая расстрелять всех из Томми-гана. Пальто на его широких плечах краснело. Единственный целый глаз не привык стрелять метко — это его бесило. Бесило. Бесило.       Проклятое «имперфетто».       Кенши знал наперёд: «Скоро бомба замедленного действия взорвётся; всех их ждёт расплата».       Если бы у Джонни за пазухой была граната, он бы обязательно дёрнул за кольцо.       Благо, парковка была абсолютно пустой. Здесь помимо них не было ни души. Лишь чужие старые автомобили…       — Я думаю, мистер Врбада решил избавиться от всех нас, — произнёс свою роковую реплику Такахаши, предвкушая их общий конец. — От всех врагов и от нас, Джонни. Мы ему тоже мешали.       — Да конечно, — процедил сквозь зубы Карлтон. — Я ему сразу дал понять, что я мафия, а не спецагент, не оставляющий дыр.       — Тем не менее ты согласился работать на него.       — Если бы не согласился, умер бы ещё месяц назад.       «Имперфетто» разрасталось всё больше, заполняя собой территорию парковки.       Золотые часы на запястье Карлтона тикали как-то слишком медленно. Глаз болел, нога хромала, а пальто краснело. Кенши, сидящий подле, был изрядно потрёпан, выглядя хуже, чем тряпичная кукла, набитая соломой. Джон старался не смотреть в его сторону, дабы лишний раз не раздражаться.       Кенши же старался лишний раз не тратить силы и молчать, что пуля была сквозной и прикрывал грязное пятно на своём животе краями клетчатого пальто.       Было больно так, что в глазах темнело. Кто бы знал, что вскоре его и вовсе разрешетят под гневным взглядом Карлтона, и…       И Джонни действительно взорвётся.       Выбьет из вражеских рук огнестрел, дуло в его ладонях запоёт, а сам Джонатан будет хаотичен в своих решениях. Голова его будет пуста, а единственный целый глаз, считывающий информацию вокруг, будет ненавидеть всех и вся.       И он будет убивать, пока его не убьют.       Раненый Джонатан подползёт к телу Кенши, небрежно обнимет, поцелует в подбородок. Кенши будет ему легко улыбаться, а взгляд тёмно-карих глаз будет смотреть мимо его головы и балдеть от серого потолка.       Тогда Карлтон приложит тело Кенши к своей груди, не понимая, расплакаться ему или рассмеяться.       Дрожащие руки Такахаши будут держаться за его неидеальные грязные волосы; всего красного Такахаши будут выносить с поля боя его хромые ковыляющие ноги. А Джонни будет любить это.       — Я люблю тебя, Кенши, — скажет он, глотая холостые слёзы. — Ты единственное идеальное, что есть в этом мире.       Мистеру Безупречность не стоило в тот роковой день заваливаться в дом Кенши и по-плохому требовать мушкет, несколько столетий тому назад принадлежавший его предку. В таком случае все бы были в порядке. Все… не считая его самого.       Джонни и Кенши погибают в одной точке одновременно. Джонни даже мерещится, что живой Кенши обгоняет его на несколько метров, смотрит на него своими удивлёнными глазами; спрашивает: «Что случилось со мной, Карлтон?». Но нет — Джонни ведь сейчас несёт Кенши на руках: хладеющего и как никогда слабого.       Мир действительно рассыпается на кусочки, вот только на этот раз он его не починит, предварительно устроив приступ молчаливой агрессии, в которой рушит, крушит, швыряет, а его потом ненавидят целыми кланами и семействами. Джонатан — плохой человек.       А на последних минутах жизни он лихорадочно достаёт свой подержанный телефон из кармана. Пишет Би-Хану то, что когда-то волновало Такахаши пуще всего: «Фильмы с участием Кенши Такахаши не нуждаются в аннотации. Потому что…».       Остаётся недописанным и мигающим в строке сообщения незаконченной репликой.