Disrizzpect

      Джонни просыпается от того, что чья-то сизая блохастая псина старательно вылизывает его лицо. Джонни жмурится, морщит нос, отпихивает от себя собаку, и оглушительно звонкий тявк вколачивается ему в голову, с каждым нарастающим звуком ввинчиваясь. «Гав, гав, рраф! — зовёт хозяина, — твой чёртов исследователь джунглей соизволил очухаться, гав!».       Джонни, естественно, нехотя принимает сидячее положение. Он с кряхтением потирает свою каштанову голову и осоловело оглядывает периметр. Вот уж не ожидал, что его квадратную задницу кто-то вытащит из очередной передряги.       Комнатка, в которой он очнулся, на видок тянет на типичную деревенскую. Скудно освещаемая. Из окна лениво сочится летнее солнце, проглядывающее из-за розовой листвы вишнёвого дерева. Из-за этого постукивающего в стекло дерева тёмно-красное покрывало кровати окаймилось — красиво так, — обрамилось витиеватой тенью.       Джонни, прикрыв веки, вдохнул запах дома.       Вдох. Деревянные стены, отдающие скипидаром; сколоченная из дубовых досок крепкая кровать; в этот сезон чудно цветущая высокая непестрянка в глиняном горшке. Выдох. Открывает свои медово-карие глаза. Напротив него — мужчина, держащий в руках собаку. Точнее, верхнюю половину её тела, учитывая размеры лохматого.       — Сенто нашёл тебя по запаху, — подаёт голос он, своей большой ладонью поглаживая волкособа по голове. — Твоя шляпа на сундуке у кровати. Кожанка — у двери.       — А где конкретно вы меня нашли, извиняюсь? — спрашивает Джонни, жмуря глаза от узорчатого солнца.       — Тебя прибило к нашему берегу сильным течением. На днях был шторм.       — А-а-а. Спасибо, что спасл…       — Пожалуйста. Мне очень жаль, но, если оправился, будь добр, не задерживайся у нас.       — Ого, за гостеприимство отдельная звезда вам с блохастым. А чё так?       — Ресурсов и на двоих маловато, — поводит плечами тот.       В этот момент Джонни замечает, что его высоченный, как ель в хвойном биоме, собеседник глаз от солнца не щурит. На каждый звук покряхтывающей кровати под телом гостя хмурит брови, делая это ярко выраженное движение головой, — ведёт подбородком в сторону источника кряка. Ах, так добродушный хозяин дома у нас слепой. Оттого и посадил это вишнёвое дерево столь хреново, что оно аж в дом ветвями упирается. Правильно, на кой чёрт ему окно?       Сенто довольно виляет хвостом туда-сюда, когда ласковые ладони его хозяина обрамляют его острую серую морду. Стоячие уши, точно локаторы, улавливают каждый шмыг носом Джонни.       Ну конечно. Собака-поводырь, мать её.       — А как тебя звать, о, спаситель? — жарко дыша, спрашивает Джонни.       Нелюдимый лесник сжимает пальцами одной руки синий ошейник Сенто, как бы давая понять: действительно нелюдимый.       — Кенши.       — Как забавно… Первым делом я узнал имя твоего пса и только сейчас слышу твоё собственное.       — Ты очень болтлив, — делает колкое замечание, — для одинокого путешественника.       — Так я и не то чтобы одинок! — Джонни хватает с сундука подле кровати свою широкополую шляпу фасона «федора» и принимается ловко её крутить на одном пальце. — У меня был, скажем так, союзник, — продолжает крутить, — так он исчерпал себя. Упал в лаву, умер… Ах, пустяки. Адам сам виноват, что не слушал меня и начал копать под себя, чёртов он непослушный говнюк! Говорил ему: «Не рой под себя, придурок ты сраный, не рой! Может, тебе ещё алмазную лопату вместо премии выдать?». Ну какого лешего?       Шляпа соскакивает с толстого пальца Джонни. Её поднимает Сенто и несёт в зубах обратно ему в руки.       — Ясно, — Кенши лишь фыркнул. — Так как тебя звать?       — О. Я Джонни. Кейдж, если тебе это о чём-либо говорит.       — Слава кубам, твои пять букв не говорят ни о чём.       — Хэ-э-эй, между прочим, я именитый исследователь джунглей! И расхититель гробниц. А так же покоритель океанов, спелеолог, сбыватель всяких заморских штук, старьевщик там, укротитель бури — снежной и пыльной — и просто кочевник.       — Короче, ни черта по жизни не делаешь.       — Можно и так сказать, — с кайфом вздыхает Джонни.       Кенши — лесничий в красной рубашке в крупную клетку, который поселился в вечно цветущем розовым биоме. Он любит свой маленький деревянный домик-коробку, любит этого прибранного к рукам волкособа и знать не знает жизни за пределами своей территории. «Не спроста ж упомянул, что ресурсов и на двоих маловато, — ухмыляясь, Кейдж взывает к воспоминаниям. — Так каким же образом ресурсов может быть «маловато», если мир, ого-го, огромный что задница?».       Кенши, очевидно, в край заблудился в собственной слепоте. И вряд ли захочет покинуть свой скромный чудо-мирок до тех пор, пока ни единой сладкой ягоды в его краях не останется, ни единой животинки.       Джонни действительно не ожидал, что будет спасён. Всё произошло настолько стремительно — эти перипетии с разрушениями за его спиной, — что даже толком не успел среагировать. Сначала сволочная жизнь расправилась с его инвентарём, затем забрала у него беднягу-Адама, а в конце взяла и уткнула Кейджа мордой в ил. Перед глазами у тонущего исследователя проплывали аляпистые пучеглазые рыбёхи; его лёгкие заполнялись синей речной водой; умные пальцы, знающие на ощупь все горные породы Земли, только и делали, что мёртвой хваткой держали шляпу, которую течение так рьяно пыталось у него отжать.       На их мир, скрытый под прозрачным четырёхугольным куполом, движется катастрофа. И катастрофу эту, к несчастью, не в силах остановить даже сам Джонни Кейдж. Он же исследователь джунглей, он же расхититель гробниц, сбыватель деталей, опытный торговец и — просто — бездельник.       — Ты был весь покоцан, — говорит Кенши, опускаясь на брусок дерева у связки брёвен. — Лежал в отключке несколько дней. Нам с Сенто пришлось приложить уйму усилий, чтобы выходить такого… — он, держа глаза закрытыми, пытается воссоздать ладонями габариты Джонни, — такого голема.       — Ха-ха, ну да, я довольно большой мальчик. Ну и ты, Кенши, далеко не щуплый обыватель деревни, — улыбчивый Кейдж обводит взглядом статную фигуру собеседника. Складывает губы в трубочку, размышляя. Думает, насколько же могучее тело скрыто под этой красной клетчатой рубахой. — Слушай. С какого биома ты родом? У тебя временами проскакивает восточный акцент.       — С тёплого биома. Дальний Восток, — подтверждает Кенши. — У подножья столовых гор. Снега там почти нет.       — А-а-а, это где ещё вишня цветёт круглый год, из-за чего ваши пластовые равнины кажутся розовыми, как попка деревенской свиньи?       — Да. То есть, эй, вульгарное сравнение!       — Ясно, ясно… — Джонни с заумным видом почёсывает подбородок. — А сюда попал как?       — Мне тебе всю свою биографию рассказать, странник?       — А расскажи. Всё равно мы все умрём, — длинные стройные ноги Кейджа — вальяжно разложены в разные стороны. Он держит ладони на своих раздвинутых коленях и шумно, слишком громко для Кенши тянет воздух через ноздри.       «Мы все умрём», — говорит.       «МЫ ВСЕ УМРЁМ!» — ныне кричит, потряхивая свинцово-тяжёлого Кенши за плечи.       Ох уж эта паника. Ох уж эта — карикатурная и несерьёзная.       Сенто у их ног низко рычит, но не нападает. Острые уши стоят торчком, а молочно-белые клыки при каждом движении Джонни обнажаются и демонстративно поблескивают слюной. Кейдж псу лишь машет рукой, дескать, не гони, серый. У нас тут проблемы глобального характера, мирового, мать вашу, масштаба!       Кенши, насупив угольные брови, говорит:       — В себе ли ты, Джонатан?       «Джонатан». Давно его не звали Джонатаном.       — В том-то и беда, мой дикий самурай Кенши, — вкладывает в свой голос всю харизму и мудрость, — что один я тут «в себе». Один лишь я… На весь мир.

***

      В каких бы краях ты ни жил, по ночам всегда опасно: монстры рыщут, волки воют, адские твари поднимаются наружу по твоё пиксельное красное сердце. Таков был закон их специфического мира. Единицы и нолики, упорядоченные существом свыше, устанавливали свои правила. Жить на землях, где всё добывается потопролитным трудом, было критически сложно даже самому опытному хрену, у коего все сундуки доверху забиты всякой всячиной.       Если же брать во внимание исключительно Кейджа, его полудохлую тушу нагружала разве что гнилая плоть зелёномордого монстра, пытавшегося догнать его вплавь. Зомби-урода Джонни на тяге жгучей ярости жестоко зарубил топором, пока плыл на лодке, сколоченной из говна и палок. Желудок тогда урчал, переваривая солёную морскую воду, — та попала внутрь, пока грёб лопатой, как лишённый всякого душевного здравия. Лопата в качестве весла перемешивала соли меж слоями, месила грязную тёмно-синюю воду. Перекошенное лицо Джонни тогда проклинало злое штормовое небо. А штормовое небо, пускавшее шаровые молнии, проклинало его в ответ. Но Кейдж его «переиграл»: показал в ответ средний палец, обозвав вредной поганой сукой, и его лодка эпично надломилась с этим позорным треском.       «Треск!»       Кейдж вот-вот присоединится к армии утопленников, булькая и шатаясь затем у берега с походкой самого безбожного пьянчужки на свете. Станет карикатурным зомбаком в вонючей рваной одежде. «Гр-р, мозги-и» и вся херня. А потом его голыми руками зафигачит, в пюре кулаками, какой-нибудь идиот, который такой: «Чё? Топор? Да я даже верстаком пользоваться не умею, ха-хах!».       «Буль-буль-буль».       Джонни периодически включался. Выключался. Включался. Выключался. Словно кто-то тянул за магический рычаг, подсоединённый к его мозгу красными линиями передач, искрящимися и жгучими.       Его прибило к берегу, а лодку из берёзовых досок раздолбало в щепки. Жёсткие от морской соли мокрые волосы прилипли ко лбу. Под ногтями был чёрный песок; ладони порезаны водой и ракушками; какой-то заморский красавец хлопает его по щекам, пока собака цвета восточных скал волочит по земле поломанный железный топор. Если данная озадаченная щетинистая рожа и есть эта ваша русалочка Г.Х. Андерсена, может даже не начинать тянуть свою серенаду.       Джонни отхаркивается. Лёгкие, сердце мелко дрожат на грани разрыва. Ещё немного — и кусачая соль бы разъела кожу. Глаз открыть не получается, как бы ни пытался. Очень больно. Паршиво. Стрёмно.       Унять поток хаотичных мыслей тоже не выходит. Ох, кажется, его трясёт. Вернее, лихорадит. Губы матерят каждую душу, с зубов сыпятся бредни.       — С-скотина… — извергает Джонни, пока его несут перекинутым через сильное плечо. — Всех бы поубивал… Алмазы. Мои алмазы. Тупой Адам сдох т-так тупо…       Добродушный незнакомец бережно хлопает его по корпусу ладонью, пуская смешок, полный сожаления.       — Сволочи… — продолжает ругаться Джонни, на грани между сознанием и отбытием в мир иной.       Ещё и солнце так противно башку напекает.       — Сам такой, — лишь выдаёт Кенши, и его верный пёс тянет своего хозяина за штанину, указывая путь домой.       Ночи у Кенши были холодными, пока тот не разжигал печь в доме. В его деревянных стенах всегда стоял запах тайги, дух хвойного биома, не присущий его месту жительства. Волкособ в синем ошейнике постоянно где-то бегал, прыгал, носился; его молчаливый хозяин таскал в дом хворост и подкармливал неугомонного Сенто говядиной.       Пока Джонни валялся в отключке, его полуживой мозг почему-то всё равно продолжал считывать информацию вокруг. Кейдж чувствовал, как Кенши меняет тряпки на его лбу, как Сенто тянет угол бордового одеяла зубами, ревнуя своего хозяина к гостю. И даже услышал — краем уха поймал, — как не по годам сварливый Кенши сетует на поведение погоды в последнее время и монстров, количество коих по ночам возросло аж вдвое.       «Нехорошо это», — думал Джонни, пуская слюни по подбородку. — Уже и другие люди замечают, что наш мир, того, сгинет скоро. Надо спасать!».       Надо спасать мир…       Надо…       Хр-р-р, ми-ми-ми.       Сейчас Кейдж чувствует себя куда лучше: его сытно поспали дичью, уложили кормить в кровать. Получается, его заботливо выходили знойный лесник с топором наперевес и собака — тоже ничего. Жаль, постоянно словно обваленная в песке и пыли.       На их три головы обрушилась очередная холодная ночь. Задумчивый Кенши задумчиво зажёг костёр во дворе. Джонни, укатанный в красный овечий плед, вышел из дома и присел на символическую скамью из дубовых досок.       — Сегодня ты меня не гнал из своей хаты ссаными тряпками, — отметил он, ухмыляясь. — Что такое? Привык к моему нахождению у тебя в обители?       — Так я тебя не вижу. Следовательно, тебя не существует, — угрюмо пошутил Кенши и подставил ладони ближе к костру, — в моём понимании.       — Это что-то типа отсылки на «Я мыслю, следовательно, я существую»?       — Скорее «Я существую, я существую».       — А вот теперь это точно была отсылка на массовую культуру, — Кейдж задорно хлопнул себя по колену. — Замечательная книга!       — Когда не был слеп, много читал… Больше, чем сейчас процентов на сто.       — Так и знал, что ты слепой не с рождения! — щёлкнул пальцами Джонни. Затем, улыбнувшись, приглашающе приподнял край своего пледа.       Сказал:       — Хэй, красавчик, — Кенши озадаченно показал на себя указательным пальцем, вздёрнув одну бровь. — Да-да, ты. Нет, блин, собака твоя!.. Иди ко мне под плед, ну же. Давай-давай, холодно ведь.       Кенши пока лишь, усмехаясь, качал головой.       — А я не перед костром стою? — спросил; уголок его хитрых губ дёрнулся.       — Это такой юмор у тебя специфи… Это серьёзный вопрос?       — Нет. — Отрезал тот и, всё, шутки кончились.       — Кенши-Кенши. Зануда, каких днём с огнём не сыскать, а ты сам на меня вышел, — вздохнул Кейдж.       — Не то чтобы я горел желанием наткнуться на кого-то во время рыбалки…       — Ты на каждый вопрос будешь отвечать, как будто я дармоед какой-то? И вообщ…       — Пусти под плед, дармоед. Мне холодно.       «Болтун-бездельник».       От Кенши пахло на удивление приятно. Стоило ему нырнуть под овчину к Джонни, как от его начисто намытой кожи пошёл бледный шлейф шоколада и цветов. Первое удивило больше всего. У Кенши что, дома и какао-бобы водятся? Они ж, ого-го, в джунглях растут.       — А как ты потерял зрение, дружище? — Джонни спросил это, глядя на потрескивающий оранжевый костёр. Очень контрастный. Особенно на фоне чёрного лесного неба. — А хотя не говори, если не хочешь. Я пойму.       — Ты тактичный, — кажется, улыбается Кенши.       — Я понимаю, я могу создать разное впечатление, двоякое, но я вовсе не полный придурок. И не какой-нибудь ублюдочный искатель алмазов.       — Насчёт второго. Разве?       — Да я кто угодно, только на алмазы у меня чуйка не очень, братан.       — Ты спелеолог, но в рудах не разбираешься?       — Дык это геолог, Кенши.       — Ты думаешь, я совсем лесной дикарь?       — Не-е-е-е-ет. То есть, да-а-а-а.       — Между прочим, до слепоты я был нормальным шахтёром, — внезапно сважничал Кенши.       — Тебе твой недуг что, половину ульты урезал? Ну-ну. Знаешь, ты напоминаешь мне моего тренера по владению меча. Он до своей никому не понятной травмы и волны покорял, и гуппи зубами ловил — бедные гуппи, ё-моё, — и амазонок трах…       — Ясно.       — Чё тебе ясно, мышь летучая?       — Мне нравится то, как ты не возвращаешься к вопросу о моей слепоте.       Джонни хохотнул так громко, что аж дикие лисы с кустов повыбежали.       — Ну, раз хозяин не желает рассказывать, значит, трёп подождёт своего часа! — развёл руками Кейдж и снова зычно, свободно рассмеялся.       «Свободно». Кейджа в этом мире не ограничивало ничего кроме его пустой головы на плечах. «Пустой» — и то под вопросом.       Сенто, некогда дремавший у костра, встревоженно встал на дыбы.       — Что случилось, мальчик? — спросил Кенши и, напрягшись всем телом, навострил ухо.       Когда Кенши напрягал мышцы, он становился каменным. «Вот б из его тела кирку зафигачить», — уже подумал Джонни.       Костёр потух. Кейдж сразу же подорвался с места при виде медленно утухающих веток в яме. Последние оранжевые тлеющие хворостинки медленно опускались на землю, и оно было плачевно. А вдруг сражаться будут? Ночь ведь на дворе, нечисть всякая лезет, все дела. Нужно поддержать огонь любыми силами! Нужно сказать огню, что мы его принимаем таким, какой он есть!       — Сиди на месте, — шикнул Кенши строго. — Не двигайся.       Сучьего сопливого выродка, который обломал весь кайф Джонни с Кенши, в их краях звали крипером. Высокий, зелёный, как камыш, с чёрными блестючими глазками, в которые смотреть противно. Короче, эта тварь заметила их троих и застыла на месте партизаном, вперившись в косой деревянный заборик Кенши. Что плохо, «оно» взрывоопасно. Что ещё хуже, этот смертник туповат, поэтому, даже если ты успел каким-то чудом унести свои ноги, зелёный членоподобный монстр всё равно подорвётся — ради баланса вселенной, видимо. И тогда бедный-бедный Кенши останется без своего домика-коробки.       И тогда, быть может, Джонни задолжает ему мешок изумрудов, ведь это отчасти и его вина. Ой-ой-ой!       Мочи его, слепой! Давай!       Как по команде, Сенто приволок своему хозяину его ножны. Эта собака всегда тонко чувствовала дух экшна, поэтому и в этот раз Кенши получил своё оружие в самый необходимый момент. Он схватил меч за рукоять, выдохнул сквозь зубы и застыл на месте.       Все они замерли на месте.       «Не двигайся и, возможно, эта чепуха тебя не заметит» — всё ещё рабочая схема.       Джонни старался не дышать. Умный Сенто тоже комично перестал издавать какие-либо звуки, превратившись в серый булыжник, вросший в землю. Его лохматый острый хвост торчал, как антенна; стёклышки-глазки до чего не моргали, аж перестали быть похожими на настоящие. Кенши, стоявший рядом с ними, вообще обратился в героическую статую в позе «Я ща как меч из ножен вытащу, на…».       И крипер тоже. Стоял на месте.       Джонни тяжело сглотнул слюну в горле, взмолившись всем Богам мира. Сколько времени они так простояли? Минут пять? Больше? Он даже молитв столько не знал — уже просто читал рэпчину из повторов «Спаси и Сохрани» у себя в голове. Кенши же, по ощущениям, терял терпение. Краем глаза Кейдж замечал, как раздражённо его новый друг пропускал воздух через ноздри, крепче сжимая рукоять меча в пальцах.       — А…       Кейдж не вовремя захотел чихнуть. Ещё так, знаете, по-отцовски громко.       Сейчас или никогда. Мир, прости.       — Только попробуй, ирод, — одними губами, беззвучно, выругнулся Кенши.       Если бы Сенто мог, он бы укусил Джонни за задницу.       — А-АПЧХИ-И!!! — всё-таки чихнул Джонни так, словно у него в карманах подорвалась TNT, и Сенто от такого аргумента аж упал на свой серый бок, выпрямив лапы.       Пс-с-с-с. Пш-ш-ш-ш!       Нет, это не Джонни и его соратники обмочились в штаны. Это крипер решил отреагировать на инфернальное заявление Кейджа, развязавшее войну.       Крипер тужится, сжимается, собирается в один низкий зелёный комок под давлением подобно пружине. «Сейчас взорвётся, сейчас как перданёт взрывом!» — зажмурил собственные светло-карие глаза Джонни. У него сейчас и оружия-то при себе нет! Остались одни голые кулаки да мощные средние пальцы. Ну что он, будет взрывоопасному криперу люлей бесплатными оплеухами раздавать, что ли? Или дизморалить кучкой факов в рожу?       Кенши обнажил свой длинный меч, но не тот, которого обычно ждал Джонни. То был сияющий, с богатыми переливами перламутры алмазный меч с забинтованной рукоятью. Тонкое острое лезвие, способное разрезать летящую в них стрелу; изящное, но прочное, оно как будто бы сможет кости резать не хуже масла, без всяких сложностей.       Джонни впервые в жизни видел такое красивое оружие. Наверное, под лучами солнца оно по-особенному красиво.       Кенши шепчет своему мечу некие слова напутствия. Широко, бесшумно замахивается на крипера, готового совершить обряд саморазрыва на атомы, забрав души троих с собой. И Кенши делает это его характерное движение головой, ведя подбородком в сторону шипящего звука монстра. Ведёт носом спокойно, сосредоточенно.       Молчаливый он прикладывает ровный указательный палец к губам, мол, «тишина, Джонни».       Резкий выброс руки вперёд.       Выпрямленные пальцы, брошенные им в сторону мишени, уже меч не сжимают. Меч цвета льдов со свистом летит, рассекает воздух, угождает аккурат в цель. Лезвие вонзается криперу меж глаз, но на этом ни жизнь живучей твари, ни путь меча не кончаются.       — Чего-о-о-о?!       Оружие, пущенное Кенши криперу в голову, создаёт мощный объёмный взрыв воздуха — глухой «бу-ум!», — как под стеклянным колпаком. Крипер отлетает метра на два, а то и больше; Кенши чётко голосует: «Сенто! Принеси!», и его верный волкособ сигает через забор.       Джонни остаётся лишь наблюдать за происходящим с ошарашенным лицом и стараться не отупеть. Монстр после того, как алмазный меч пустил ему промеж глаз сильный поток воздуха, угодил головой прямо в дерево. Дерево затряслось, зашаталось, листва попадала. Собака с сизым окрасом шерсти грубо вытаскивает из крипера меч своего хозяина. «Нашёл?!» — спрашивает Кенши за забором. «Гав!» — подаёт голос Сенто.       У Сенто — челюсть мощная; он холодно вгрызается своими клыками в полудохлую зелёную мразь и вспахивает зелёное брюхо. Хрясь! Хрясь! Хрясь! Теперь у серого морда красная, почти ярко-ягодная. Этот освежевавший сраного крипака киллер-пёс мчится к Кенши стрелой, гавкает: «Р-рав!», ой, то есть, «Зырь, хозяин!». Ой, то есть, «не зырь!».       Вы когда-нибудь видели, как бесстрашная лесная псина выплёвывает из своего рта порох? А вот Джонни — да. (А вот Кенши — нет…).       — Хороший мальчик, — опускается в сюсюканье Кенши, но его голос остаётся таким же низким. — Хороший пёс. Умница, — гладит по голове, ласкает, затем строго наказывает: — А теперь тщательно ополосни челюсть водой, потому что порох — это нам не игрушка, Сенто.       Виляя лохматым хвостом, Сенто убегает к тазику во дворе. Кенши довольно поднимает свой меч обеими руками и открыто улыбается, как будто охота на всякую ересь составляла весь смысл его существования. Длинные пальцы Кенши проходятся по поверхности алмазного меча от острия до самой рукояти — стирают с голодного до убийств лезвия кровь. И Кенши смеётся. Таким же низким, приятным голосом. Его пальцы небрежно сбрызгивают с себя кровь, хорошенько встряхиваясь. Джонни удивлённо наблюдает за тем, как лесной охотник трясёт кистями рук, потому что кровь на своих ладонях и оружии этот тип терпеть не может.       Аккуратист хренов.       — Носи с собой тряпку, раз такой брезгливый, мужик! — скалится Джонни, поддразнивая.       А меч Кенши в это же время словно бы радостный, что вкусил монстрячьей крови: переливается перламутром, уходит в небесную синеву и сияет, точно жаркое солнце в саванне.       И этим дохрена красивым, тонким лезвием Кенши властно тычет в лицо Джонни, заставляя того приподнять подбородок. Ещё несколько миллиметров — и проткнул бы кадык. Джонни чувствует, как от острия чужого меча аж щетина на шее режется вдвое.       — Расскажешь кому-то, что у меня есть этот меч, — начинает Кенши, играя острыми скулами, — зарежу. Глазом не моргну. Сенто сердце вынет и хвостом повиляет.       — На твоём месте я бы избегал присказок о глазах и всё такое, чувак, даже если ты просто слеп, — лишь выдал Джонни, расхлябанно растолкав руки по карманам. — Это ж меч, зачарованный на отбрасывание, не так ли? — подушечка указательного пальца постукивает по лезвию два раза. Тук-тук!       — Не играй с ним!       — А не то что? — нахально лыбится Кейдж. — Что, говоришь, Сенто сделает с моим сердцем? Изымет и тебе в зубах принесёт? Тебе позаре-е-ез нужно моё поганое сердце, а, друг?       — И я тебе не друг.       — Знаешь, я бы, пожалуй, прикупил у тебя твоё чудо-оружие за пару сотен изумрудов.       — Ты считаешь, это цена, достойная Сенто?       — Не… Ты не понял. Я не блохастую псину твою хочу, а меч твой, надеюсь, не блохастый.       — У меня и меч, и собаку зовут Сенто, — кривит губы, морщит прямой нос Кенши.       — У-у-у, фантазии у нашего знойного красавчика нема, — Джонни украдкой оглядывает лезвие, приставленное к его горлу. — Что это значит хоть? Должен же я как-то назвать твой перочинный нож до того, как купцы приобретут у меня этот меч за несколько миллиончиков… Ох, вот это б я зажил, братан. Явно куда лучше, чем ты.       — Зачем яму себе роешь, кретин чёртов? — Кенши уже буквально скрипит зубами, выцеживая каждое слово. — Ты хочешь, чтобы я тебя прямо здесь закопал? Хорошо, Кейдж! Мы с Сенто устроим тебе бесплатные похороны.       — Что «бесплатные» — эт, конечно, хорошо-о…       — Чего. Ты. Хочешь.       Джонни отодвигает от себя чужое прямое лезвие, как если бы это был обыкновенный каменный меч. Или деревянный. Вздыхая, он спрашивает:       — Ты сильно агрессивный?       Кенши молчаливо вздёрнул одну бровь.       — В смысле, ты реально можешь расправиться со мной за любой мой промах или колкую фразу? — уточняет Кейдж.       — Только если ты будешь разбазаривать о том, что у меня есть Сенто.       — Собака?       — Меч, утырок!       Джонни, положив ладонь на грудь, показушно рассмеивается.       — Даю голову на отсечение, твой вонючий меч скорее будет на устах других из-за Сенто, который псина, — говорит он в зубы. — А я, Кенши-сан, могила…       — Уважительный суффикс. Ты был в моих краях лично.       — Проездом, — пожимает плечами. — А что? Это плохо?       Кенши молчит.       — В твоих краях тебя не любят?       Кенши молчит.       — Им нужен твой сраный голубой, как ты сам, меч?       — Рот закрой. Муха залетит.       — Ой, смешной же ты, прямо не могу. У-ха-хатываюсь, — на низких тонах рычит Кейдж и хлопает одной своей мощной пятернёй Кенши по плечу. — А спорим, минут через пять к твоему забору привалят ходячие скелеты с луком и стрелами, всякие зомбаки и всячейшие гниды по типу эндерменов?       — Это привычный сценарий. Они всегда шастают ближе к часу ночи.       — Ты заметил, что их становится очень и очень много, Кенши?       — Неоспоримый факт, — лесник хмурит брови. — И что с того?       — А то, что скоро они заполонят всю Землю, и наступит реальный апокалипсис, мой мастер меча и дрессировки собак…       — Что?       — Что слышал, слепой! Ты не только слепой, бляха, ты ещё и конченый! Нам пиз…       Чужая стрела попадает в землю прямо рядом с ногой Джонни, всколыхнув песок. Кейдж взрывается нецензурной бранью и, злобно топая сапогами, уходит искать топор. Сенто в ахере поглядывает на хозяина. Кенши приглаживает на себе свои цвета смолы волосы и обречённо вздыхает.       Ну, как по щелчку пальцев: скелеты, зомби, эндермены. Некоторые скелеты, кстати, были ещё и всадниками.       Кенши с Сенто пришлось с позором прошмыгнуть в дом, стоило всей этой ораве хромой походкой начать ковылять в их живую, ограждённую косым забором, сторону.       Джонни нашёл свой старый-добрый железный топор. Золотой меч, который после пары «хераксов» забавно треснет, пристегнул к мощному кожаному ремню у себя на бёдрах. Играя увесистым топором в мозолистых руках, Кейдж с бешеным кличем победы рванул в атаку, снеся с петель дверь Кенши.       Кенши напоследок помолился небесам за здравие их троих. Прижавшись к стене родного дома, начал чувствовать мертвенный холод, идущий снаружи. Сердце в груди отбивало ритм с бешеной скоростью, как будто этот ночной бой будет первым в его долгой жизни.       Джонни могут убить.       Это нехорошо!       Людей и так осталось мало в этом мире!       Твёрдые пальцы перестали держать Сенто за его трёпаный синий ошейник и разжались, стоило Кенши сосредоточиться, подышать и произнести своё роковое:       — Сенто. Фас!

***

      — Вот это они меня, конечно… Ай, Кенши-чан, нежнее…       — Как-как ты ко мне обратился?!       Светало. После взаимной обработки ран Кенши с Джонни сидели на деревянном полу, привалившись друг к другу спинами. Оба дышали до невозможного загнанно, когда их пальцев едва касались первые лучи солнца. Долгожданного, на минуточку, солнца.       — Так… Что, говоришь, означает «Сенто»? — спрашивает Кейдж. И чувствует, как широкая спина Кенши за его плечами в дрожи посмеивается.       — Я и не говорил, — продолжает тихо смеяться тот. — «Битва». «Сенто» означает «битву», Джонни.       — А-а-а, а я думал, общественные бани у тебя на родине.       — Вот это у тебя кругозо… Какие бани? Там же другие кандзи.       — Да знаю я. Просто шутка. Звучат одинаково, вот и смешно.       — Понятно.       — И извини, что вёл себя, как идиот, ладно? — Джонни легонько толкнул спину Кенши своей. — Я просто реально хотел узнать, не агрессор ли ты часом. Ну, сам понимаешь, ты в этом глухом лесу живёшь один с собакой столько лет… Мало ли.       — Тебе со мной не детей воспитывать, Кейдж, — теперь Кенши ударил затылок Джонни своим.       — Да уж, детей у нас нет. Но что насчёт нашего Сенто? — щёлкнул этого бесячего психопата-одиночку по пальцам.       — Хах? «Нашего»? — парировал тем же, ухмыльнувшись.       — Ай!       — А ты о собаке или о мече, Джонни?       — Чёрт подери! Умоляю, скажи, что ты просто избегаешь своих родных краёв, потому что тебя там запомнили, как очень плохого клоуна!       — Так зачем им нужен такой плохой клоун, как я, если есть ты?       — Чё?! Я хороший клоун.       — Так и быть. Оставляю титул тебе.       Джонни расслабленно улыбался, разрешая раннему солнцу ласкать его лицо через текстурное покоцанное окно.       — Эй, Кенши, а знаешь, что у вас с гейшей общего? — начал он снова.       — Что. Стой, не гово…       — Первые три буквы.       — «Gay» и «gei»?! Что я вообще только что услышал?       — А с твоим акцентом всё одинаково звучит!       — Конченый, — Кейдж почувствовал, как Кенши крутит пальцем у своего виска, не выдержал и разорвался от хохота.       Вскользнувший через незакрытую дверь Сенто уткнулся мордой в колени Кенши. Умаялся тоже, бедный.       — Да уж… Детей нам с тобой явно воспитывать не придётся, а вот касательно совместной кругосветки… — Джонни многозначительно покачал головой.       — Ты хочешь забрать меня в путешествие?       — Типа того. Честно признать, я слишком давно не натыкался на людей на своём пути. Вымерли, что ль? — от стоического пофигизма, с которым Кейдж это выдал, по Кенши поползли мурашки. — …В любом случае!.. Я думаю, нам стоит объединиться и поиграть немного в героев. Хотя бы попытаться, по крайней мере.       — И что нам это даст? — хмуря брови, спросил Кенши.       — А хрен его знает, самурай! Надежду?       — Не знаю, как ты отнесёшься к этой информации, Джонни, но я уже давно думал над этим.       — Над тем, чтобы присоединиться к моему маршруту?       — Да. Которого нет. Да.       — В смысле «нет»? Всё есть, старина, всё есть…       — Да что ты такое говоришь? Где тогда твоя карта, турист?       — То турист, то странник… — Джонни замотал головой. — Утонула моя карта!.. Вместе с половиной инвентаря. Да-да.       — Ты ещё скажи, что её съел Сенто, — тонкие губы Кенши изогнулись в усмешке. — У тебя есть хотя бы минимальное представление того, что нас ждёт впереди?       — Прикалываешься, что ли? Придурок? Нет, конечно!       — Здорово, — умозаключил тот. — Выдвигаемся завтра с рассветом. На сборы выделяю тебе ровно день, на сон — одну ночь.       — Есть, сэр! — салютовал Кейдж.       — Гав! — вклинился Сенто.       — А, да, — потрепал пса по макушке Джонни. — И тебя тоже возьмём, браток. Ха-ха-ха! Или не возьмём?..       — Эй. Возьмём, разумеется.       — Ладно-ладно, только не плачь, моя сверхсмурная гейша.       С этого и началось их длительное путешествие — с куцего триалога на деревянном полу, под светом, бьющим из белого текстурного окна. Среди звуков хлюпающих и булькающих монстров, горящих под четырёхугольным солнцем.

***

      Трое в лодке, считая собаку.       Просто плыть по течению было весело. Если следовать потоку бесконечной заумной болтовни Кейджа, река вот-вот выйдет в море, а там уже будет не до шуток. Кейдж говорит, что море порой бывает жестоко к неопытным эль-туристо. А ещё он намекает, что суммарный вес 86-фунтового Сенто и всячины, что к нему прилагается, рано или поздно потопит лодку. А Кенши не говорит ничего. Ему сказать на этот счёт нечего.       — Я примерно понимаю, что нам нужно делать, — Джонни щурит глаза из-под полей шляпы и лыбится. — Но это только «примерно», друзья.       — То есть, совершить кругосветку — не твой единственный план?       — Никак нет. По ходу дела нам нужно вооружиться по самые зубы, добыть необходимую нам библиотеку и, любимая моя безумная часть, открыть портал в…       — В психдиспансер, — пеленгаторно кивает Кенши.       — Ага, сейчас. В ветеринарную клинику! К лекарям! Гнид у твоего пса выводить!       — Ладно-ладно. Так что там за портал, говоришь?       — В ад, а пото… Кенши. Клянусь ста каратами, закрой хлеборезку!       — Я молчал.       — По роже твоей ублюдской вижу, что в твоей тыкве созрела очередная неуместная шуточка.       — Я просто подумал, что у тебя и так есть бесплатный билет в ад. Незачем так стараться.       — М-м. Умно. А если я попаду в ад, то ты куда? В ад в квадрате?       — Не то чтобы я там не был…       — Чего-о-о-о?!       Просто плыть по течению было весело. Особенно, если Кенши…       Особенно вместе с Кенши.       — Чем ты занимался до того, как, ну, ослеп и откололся от общества? — спросил Джонни, опираясь о бортик их деревянной лодки.       — Разным, — ответил Кенши. — Я был кем-то вроде эксперта по оружию. Но в мои задачи входило многое.       — А… Кузнец?       — Можно и так сказать.       Сине-голубые просторы краёв Кенши были прекрасны. Полупрозрачные воды, в которых отражается небо, и редкие песчаные островки, на которые нет-нет да хотелось ступить. Правда, брюзга-Кенши ворчал, что из-за веса Кейджа чудо-островочки пойдут на дно. Это месть за шутку про тяжёлого волкособа?       А вот и море. Ласковое и обманчиво зовущее. Пару раз пришлось сделать остановку, чтобы порыбачить, потому что комичный Кенши жить не мог без рыбалки. Пока Кейдж ловил рыбу на палку, на которую намотал белёсую нить из паучьей слюны, а в качестве наживы использовал кусок чёрствого хлеба и одно «Ну пожалуйста!», Кенши, этот предатель года по имени Кенши, выудил из ниоткуда профессиональный спиннинг — и с ходу поймал три лосося. Джонни же выловил из воды чей-то кожаный сапог. Смеялись долго. Сенто вилял хвостом, потому что смеяться не мог.       Однажды они наткнулись на крохотный участок земли посреди моря, заросший травой. Зелёный кубик, торчащий посреди синей воды, выглядел неуместнее меча-Сенто у лесника-Кенши. Джонни пригляделся к островку, кивнул сам себе и поделился увиденным с Кенши: «Представляешь, тут на одиноком участке травы, обтекаемой течением, две высокие розы цветут. Одна просто стоит торчком, такая колючая, а вторая вокруг неё обвивается. Мы?».       «Сенто с нами не хватает», — ухмыльнулся тот, ведя подбородком в сторону двух красных роз посреди моря. А Джонни ему в ответ соврал: «Так там, это… Дикая ромашка ещё посередине них цветёт, прикинь? Это нам вместо твоей псины, короче».       «Ого. Серьёзно?».       Джонни загадочно промолчал, погладив Сенто по его лохматой голове.       Стукнул полдень. Солнце жарило так, как Кенши не жарил стейки, а Джонни не жарил Кен… Не важно.       — А где-то там, впереди, должен быть водопад… — Кейдж сделал из ладоней козырёк, сощурил глаза и вдруг понял, что обосрался. — Но… где.       Кенши, некогда спокойно возившийся со снастями, аж встрепенулся. Прикрикнул:       — Ты сейчас серьёзно, болван?!       — Да ладно тебе, — хохотнул Джонни, — мы же не персонажи всяких дурацких комиксов. Вряд ли возьмём и упадём вниз, под этот гигантский и мощный поток воды. И… А ты плавать умеешь, Кенши?       — А если скажу, что нет? — он осуждающе выгнул бровь.       — Ну, нет так нет, чё. Минус слепой. Плюс сто к путешествию.       — Да иди ты…       — А собака твоя плавать умеет, кстати?       — Априори.       — Заводская настройка?       — Ты не поверишь, Кейдж.       Отчего-то кратким ответам Кенши хотелось задорно расхохотаться. Этот человек явно умел шутить и явно понимал шутки, однако делал это настолько тонко и неоднозначно, что порой начинало казаться — Кенши совсем дикий абориген.       Изредка Джонни с Кенши играли в разные словесные игры. В ход шли и «я никогда не…», и пресловутая игра в «слова», и сраная «кто я?», в которую Джонни почему-то проигрывал. Его новый спутник имел богатый словарный запас, в принципе широкий кругозор, и оно было интригующе. Откуда он знал столько слов и географически контекстных плюшек, если сам родом он с закрытого Востока, где говорят на чертовски вертлявом диалекте; а потом взял и обосновался в глухом лесу? И правда ли, что Кенши был в аду?       Джонни знал немногих, кто смел туда сунуться. Пытался и сам, но его оттуда выпнул своим зачарованным сапогом прислуга Дьявола Шан Цунг.       — Джонни, давай сойдём, — внезапно предложил Кенши.       — А что такое?       — У меня чуткий слух.       — А поподробнее?       — Скоро угодим в водопад. Ну, как «скоро»… — он повёл плечами. — Могу ошибаться, что скоро. Погрешность… Мили в три.       — Ты чё, реально летучая мышь?       — А может и в четыре.       — Я тут сижу и слышу столько звуков одновременно и в одночасье, но никакого сраного водопада.       — Фильтруй звуки. Будет тебе счастье.       — Да как?.. То птицы орут, то Сенто лодку качает, то рыбы под водой шпёхаются…       — Нет, последнего даже я не услышал.       — То ветер, сука, дует…       — Джонни, у тебя шизофрения.       — Нет, у тебя. Какой ещё водопад в четырёх милях от нас?       — Я схожу с лодки. Сенто! — Кенши свистнул собаке, и та сразу же вскочила на лапы. — И да, к берегу прямо вплавь. Тут недалеко. Мы умеем.       — Стойте! Подождите меня!       Да Кенши не только летучая мышь, но ещё и олимпийский чемпион по заплыву кролем!       Шмяк-шмяк-шмяк. Шмяк! Это Джонни и Кенши, в пропитанной водой одежде в облипку, вылезли из воды; Сенто шмякнулся на землю, сросшись с песком, потому что его мокрая шерсть тянула его к земле. Сила гравитации.       — Наша лодка-а-а! — взвыл Джонни, схватившись за голову. — Куда ж её понесло?! Каким таким течением?! Был же штиль!       — А я услышал, предугадал, — постучал себе по виску указательным пальцем Кенши.       — Летучая мышь. Чемпион по кролю. Экстрасенс. И просто сексуальный лесник.       — Ну и титулы.       — Ну и способности!       — А чего ты хотел, Кейдж? Погода сейчас обманчива. Сама Земля пытается искоренить человечество. Каждый выживает как может.       — Погода в последние дни такая: «Никогда не позволяй им знать твой следующий шаг».       — Именно, — кивнул Кенши.       — И даже так я ещё не обрёл никаких телепатических или сверхъестественных способностей, чувак. Никакой экстрасенсорики, никакой кинестетико-слуховой синестезии и прочего.       — А ты ослепни, — выдвинул тезис Кенши, и Кейдж от неожиданности аж хрюкнул.       Сенто принялся отряхивать со своей шерсти воду, крутясь-вертясь серыми боками. «Фу!» — крикнули двое.       Далее двигались пешим ходом. Одежда противно липла к телу, а солнце напекало голову. Их биом ещё не сменился следующим, и это пугало. Мир необъятен, мир огромен — их ноги не смогут обойти его до тех пор, пока апокалипсис не сметёт каждую душу с лица Земли. А если верить словам Джонни, им ещё предстоит дойти до края земли, обогнув земной куб. Возможно ли это, а, Кейдж?       Пока шагали вперёд по берегу, Кенши осознал одну вещь: здесь пахнет морским бризом без всяких примесей. В его краях вода отдавала лёгким запашком тины, оттого и имела такой грязно-синий оттенок. Наверное. Ему казалось, воды его земель выглядели примерно так.       «А красиво ли тут?» — спросил он внезапно.       Джонни лениво оглянулся по сторонам. Сенто под боком погавкал в три залпа.       — Ага, — Кейдж вздохнул. — Хочешь, подробно опишу?       — Да, — Кенши воодушевлённо улыбнулся. — Конечно.       — Тут… — начал Джонни, — коричневый песок, потому что мокрый. Вода здесь синяя-синяя, как ошейник у твоей собаки, а волны мощные, аж пенятся. Края у волн белые. Ну, знаешь, как когда очень быстро льёшь шипучку в стакан… Если отойти немного от берега, по которому мы сейчас шлёпаем, как дебилы, начинается сочно-зелёная трава. Колючая, зараза. Торчит, немного так щекочет; похожа на лохматый хвост Сенто. А если я сейчас возьму и прищурю свои глаза, то увижу тоненькие берёзки поодаль, о-очень скучкованные. Они стоят на холмах цвета… той желеобразной тварины. О, слизняков, вот как!.. А теперь, мой любимый и неповторимый восточный самурай, вер-р-рдикт в сту-у-удию!       Громогласный Джонни широко раскинул руки в стороны на лад Христа, ожидая ответа.       Сенто и слепой Кенши моргнули в четыре глупых глаза.       — Джонни, — затем гулко хохотнул Кенши, — тебе бы книги писать. Или…       — А что, — перехватил слово тот, — прочувствовал мои импровизационные описания? Спасибо, я старался!       — Честно говоря, на какой-то жалкий момент я даже прозрел.       — Высшая похвала, дружище!       — К слову.       — А?       — А какого цвета у тебя глаза, Джонни?       Кейдж поставил свои сильные руки на бёдра и задумался, как бы поинтереснее преподнести информацию.       — Попробуй угадать, — сказал он, сважничав.       На губах Кенши — бледная улыбка.       — Зелёные?       Смех Джонни стал прекрасным ответом на его вопрос. Он продолжил:       — Почему именно зелёные? И зелёные, как что, Кенши?       — Просто представил тебя в одеяниях исследователя джунглей и прикинул, что ты зеленоглазый. Глаза зелёные, как… листва у тропических деревьев.       — Неа, — безобидно потрепал спутника по чёрной макушке. — Прости, друг, но промазал по всем фронтам.       — Не мудрено, что промазал. Слепой же.       — Ха-ха-ха!       — Тогда серые, как штормовое небо.       — Ах, следующая попытка завтра!       — Очень жаль.       Беззаботная болтовня всегда ускоряла ход времени. Джонни не считал часов, когда Кенши делился с ним какими-то знаниями и взамен с большой видимой гордостью принимал информацию от собеседника. Вместе было хорошо — и точка. Или многоточие. Иногда голову противно сверлил факт смерти Адама, тонущего в лаве.       Порой перепуганный взгляд Адама являлся ему в кошмарах. Он смотрел, стеклянно вылупившись на своего спутника, пока его тело медленно погружалось в вязкую лаву. Джонни до сих пор отчётливо помнит этот запах жареного мяса, после которого его затем, ночью, вывернуло в железное ведро. Адам тонул, вытянув свою пухлую руку навстречу Кейджу; лава разъедала и зажаривала кожу на нём — мучительно, пыточно-долго; видневшие из-под изсчезавшего в огне тела белые кости купались в солнечной жиже, в этой смертоносной апельсиновой ванне.       Джонни не мог спасти Адама, потому что земля под ними проваливалась при каждом их тяжёлом шаге. Они осторожно шли друг за другом, и тут — мираж среди пещеры: каменная стена, в которую вкраплены алмазы. Кейдж думал, это всё плод его воображения, однако реакция Адама подтвердила реальность. Он рванул навстречу к богатству, а гравий рассыпался под его быстро бегущими ногами.       Топ-топ-топ-топ-бултых!       И Кейдж остался один. Обречённый на то, чтобы нести это бремя в одиночку.       До тех пор он любил путешествовать один. Терпеть невзгоды в соло всегда было легче. Адам стал редким исключением, ведь перед его озорным взглядом, готовым к любой херне, устоять было попросту невозможно. Ах, лучше бы Джонни потерпел немного и не брал его с собой… Год, проведённый вместе, сделал из него сентиментального тюфяка, заботящегося не только о себе, но ещё и о своём шутливом, практически безобидном спутнике.       Однако Кенши… Кенши другой.       Кенши самостоятелен настолько, что кинул бы Кейджа при любом удобном обстоятельстве в той обосранной пещере, прибрав половину алмазов к рукам. Он владеет мечом на уровне мастера и всегда держит у своих ног этого жадного до битвы волкособа, смердящего тайгой. Он не имеет зрения, но имеет чертовски развитые слух, обоняние, интуицию.       Джонни поведал Кенши об Адаме во время перевала, когда они в три рта обгладывали куриные кости. Кенши немногословно сожалел, качая головой. Было видно, что, да, ему очень и очень жаль обоих, но ничего ведь не попишешь, не так ли? Адам сам побежал в лапы смерти, так что нет смысла винить себя в его отбытии в мир иной.       С Кенши было легче. Банально проще.       Кенши просто… не умел долбить одну и ту же точку киркой несколько часов подряд. Для него было куда легче забить на неподатливый алмаз, нахрен, и пойти домой хавать. В этом и заключалась его мудрость — в отсутствии тревоги о неудачах.       Джонни же каждую неудачу, каждый просёр фортуны переживал болезненно, как отравление зелёной неспелой картофелиной. Но как хорошо, что постепенно оно его отпускало… А чрезмерно спокойный Кенши в свою очередь перенимал у него характер, его маленькую частичку: теперь отпускает добычу из рук уже со скрежетом зубов, с хмурыми бровями и нервным вздохом.       Ну и Сенто. Идеален во всём. Перфекто-дог.       Баланс. Во всём нужен баланс, друзья.       Вечерело. Кенши шёл вперёд, продолжая разговоры с Джонни о важном, а Сенто гонял туда-сюда, резвясь в траве. Кенши на удивление увлечённо рассказывал о том, как же холодно было жить в тайге. Он думал, он так и сдохнет среди высоких хвойных. Было страшно, холодно, голодно. Ни единого плюса, дохрена минусов.       Страдания окупились верным другом по имени Сенто, которого он приручил примерно тридцаткой костей, выбитых у скелетов-лучников. Сенто дался ему с огромной сложностью, и Джонни вслух угарал с того, как после каждой зря просранной косточки Кенши плевал на землю, желая сдаться. Перед глазами сразу всплывала картина нервного-комка-Кенши, обречённо умолявшего обыкновенного злого волка обратиться в преданного волкособа.       — Так я и приручил моего Сен…       И Кенши исчез, растворившись в воздухе.       Джонни потёр глаза кулаками. Побежал к точке исчезновения друга поближе и начал размахивать руками, балансируя, потому что, сука, обрыв! Кенши упал с обрыва!       Джонни обречённо схватился за голову. Сердце снова разрывало грудь своим бешеным ритмом. Стучало, как вагонетка, херачащая по рельсам.       Сенто сиганул с обрыва следом.       — А-а-а-а! — истошно завопил Джонни, — только не ты!       Беззвучный «бултых».       Волкособчик благополучно скрылся в синих водах, угодив в реку. Прыгнул с шестиметровой высоты с разбегу и… оп! Сейчас преданный серый ищет своего хозяина среди бегущих режущих волн.       Что же делать? Что же делать? Что же делать?       Была не была. Раз, два, три и прочие циферки. А-а-а-а! Джонни тоже как следует разбегается, отрывает ноги от земли и падает вниз камнем, зажмурив глаза.       Вот только… Кенши не разбегался, придурки.       — Вы дебилы?! — кричит Кенши, некогда зацепившийся за ветку.       Джонни что, конченый за собакой повторять?!       Что же делать? Что же делать? Что же делать? Эх, была не была! Кенши спрыгнул на выступ скалы пониже и чуть не взорвался со злости на тупость этих двух. (Нецензурная брань на заморском). Разбег, мощный толчок от земли, стремительное падение вниз.       Сначала чуть не утонувший Кенши нашёл Сенто. Сполна наглотавшись воды, обняв серые бока своего друга, прокашлялся, отдышался. Нырнул в поисках Джонни.       Течение было беспощадно. Легче было найти иглу в стоге сена, нежели здоровяка, которого со скоростью света несло куда-то вперёд. Кенши действительно надеялся на лучшее, держась за синий ошейник Сенто и бесполезно болтая ногами в воде.       Нечто, пришедшее со дна, обняло его ногу.       Это Джонни?       — Джонни, ты!..       Это зомби-утопленник!       Завязалась горячая битва в холодных водах. Кенши не то что нахлебался воды — вода попала в нос, глаза, уши, и теперь он желает сдохнуть как никогда раньше. Утопленник тянул его на дно, с огромной силой топя в режущих волнах. Кенши взревел сквозь зубы, когда зелёная морда надавила на плечи в целях показать ему свой родной ил. Сенто кусался, бился, царапал когтями, но бесполезно. Всё, что они делали, не имело никакого смысла.       Джонни материализовался буквально из ниоткуда, зарядив монстру железным топором по затылку. Джонни нашёл некую точку опоры — подводный камень, быть может, — и твёрдо рубил живучего гада каждым своим холодным замахом.       Вскоре они оказались вместе, в безопасности от утопленника, но, к сожалению, течение, нёсшее их в практическое никуда, считало иначе.       — О, — широко улыбнулся Кенши, — а вот и водопад!       Джонни издал звук, похожий на плач.       Так и упали вниз втроём под этот гигантский и мощный поток воды. Нахлебавшись воды и затем долго обнимаясь на берегу.

***

             Прошло три месяца.       — Эй, Кенши, а помнишь, как мы втроём искупались под водопадом? Должно быть, ты почувствовал себя древним восточным самураем!       — Да как такое забыть, Джонни…       С той поры они обошли три биома: лесной, пустынный и глиняный. Что смешно, самым сложным оказался именно последний, потому что животных там толком не водилось, следовательно, жрать было нечего. Джонни ворчал, что его желудок сейчас сам себя переварит, в то время как Сенто скулил о том, как хочет пить. И, ах, да. Воды там тоже было нема.       Голод и обезвоживание даже, помнится, их однажды рассорили. Кенши обиделся на Джонни, Джонни обиделся на Сенто, а Сенто — на Кенши. «Из-за чего?» — спрашиваете. Да они сейчас сами не помнят. Видимо, просто были на нервах в силу усталости.       Оранжевая глина. Кругом была лишь сраная оражевая глина, которая липла к пяткам и намертво присыхала. Иногда, среди красных горок, они могли откопать застывшего кролика. Как он там оказался, бедолага, а хрен его знает. Некогда думать. Джонни уже разводит костёр из веток, которые притащил из лесного биома на своём горбу. Сенто уже радостно виляет хвостом, готовый улететь к небу серой жопкой кверху. Донельзя счастливый Кенши разделывает кролика под оркестр из урчащих животов их троих.       — Светло-серые, как твой железный топор?       Ну а теперешний этот всё пытается отгадать точный оттенок глаз Кейджа.       — Неа, — довольно мурчит Джонни.       — Ты хоть скажи, в каком направлении двигаться, придурок. Я же все возможные цвета глаз перепробовал: зелёные, синие, голубые, карие, серые, да даже чёрные.       — Так мы точный-преточный оттенок пытаемся отгадать, не?       — Да, но ты так придираешься к моим сравнениям. Как будто это возможно — попасть прямо в яблочко лишь одним художественным сравнением в день.       — У тебя аж по одной попытке в день, дружище. Жизнь длинная, успеешь ещё. Не переживай.       — И жизнь вовсе не длинная.       — С точки зрения рождения длинновата, — ухмыляется Кейдж. — Не с точки отсчёта смерти.       — Ладно. Завтра будет следующая попытка. Буду ждать.       — Ты так усердно пытаешься это сделать… Умиляет.       — Сгоняй в задницу, Кейдж.       — Тебе правда так интересно, какого цвета мои прекрасные глаза?       — Конечно, — нахмурил брови Кенши. — Я уже толком не помню что и как выглядит, но всё равно пытаюсь воззвать к каким-то оттенкам из воспоминаний, как психбольной. Тем более я ни разу тебя не видел, Джонни.       Улыбчивый Джонни бережно взял Кенши за ладонь и приложил чужие длинные пальцы к своей щеке.       — Вот. Потрогай.       То был тихий вечер в снежном биоме. Костёр мягко трещал в их убежище на троих, а ветер свистел и завывал за стенами. Кенши чётко ощущал каждый звук и с лёгкой дрожью в горле вслушивался в размеренное жаркое дыхание Кейджа, сидевшего напротив.       Наверное, не было ещё момента интимнее, чем то, как он водил подушечками пальцев по эмоциональному лицу Джонни: по его возрастному лбу, полному мимических морщин; по этому орлиному горделивому носу; по острым скулам и напрягающимся желвакам под ними. Лицо Кейджа — оно фактурное, статное, к нему хочется прикоснуться. Наверняка брутальное, что аж деревенские девчушки штабелями перед таким падают. Джонни красивый. Кенши нравилось ощущение двухдневной щетины под ладонями и то, насколько мужественный у Джонни был его выступающий подбородок с неглубокой ямочкой.       Особенное внимание Кенши всё равно уделял одной определённой части лица Кейджа. Руки не отставали, не могли отстать, от мужественного профиля с этим прекрасным тяжёлым носом. Чёрт, теперь все эмоции собрались на кончиках пальцев. Это вызывало привыкание. Он вёл пальцами по Кейджевской переносице, переходящей в статную горбинку.       Кенши представляет себе Джонни загорелым, поджарым. Тон кожи у Кейджа наверняка тёпло-бронзовый от постоянного пребывания под солнцем, а большие глаза — вечно сощуренные. У Джонни имеется двойное веко, присущее белым; складка обрамляет глаз таким образом, что, должно быть, взгляд у него всегда слегка грустный. Улыбка широкая, а глаза опечаленные, но, знаете, мудро-опечаленные, какую б безрассудную ересь ни нёс.       — Ты красивый, — не смел скрывать Кенши.       — Спасибо, я знаю, — произнёс Джонни, выдыхая клубами пара. — И ты тоже… очень красивый, Кенши.       — Спасибо.       — Только не говори, что представлял меня как-то по-другому?       — Почему-то я думал, у тебя более аккуратные черты лица. Мягкие, что ли. Но я рад, что оказался не прав.       — Любишь громоздко сложенных мужчин? — жаркое дыхание Кейджа опалило щёки. — Ну ты даёшь, мой самурай…       — Мне просто кажется, тебе скорее идут твои черты лица, — спокойно объяснился Кенши, — нежели то, что я себе вообразил.       — Я был хорош в твоём представлении?       — Несомненно, однако… ты переплюнул, — ухмыльнулся и склонил голову набок. — Красивый…       — Столько хороших слов… Что же это значит?       — Не знаю, — продолжал гладить сухими ладонями чужое лицо Кенши, — не знаю…       Кончики их холодных носов осторожно соприкоснулись в смешном поцелуе. Уставшие веки у обоих были прикрыты, а мокрая чёлка колыхалась на лбах. Нос Джонни, который сейчас так обожает Кенши, нежно-нежно трётся о его собственный; Кенши не видит выражение чужого лица, но чувствует, что дистанция между ними становится всё короче и короче.       Кейдж медленно уводит свой нос в сторону, прижимает его к замёрзшей щеке Кенши, шумно вдыхает запах. Пахнет приятно, пахнет, как дом. Тяжёлые мужские руки мнут его спину; сухие губы, словно бы вслепую, целуют случайные участки кожи на лице Кенши. Целуют колючие от щетины щёки, впалые скулы, добираются до губ, но — осечка.       Тогда Кенши притягивает к себе Джонни за шею самостоятельно и с чувством вбирает его губы, зарываясь пальцами в волосах.       Джонни говорил, что он шатен. Говорил, что медленно, но верно седеет и что возраст ему к лицу. Дескать, добавляет респектабельности и что не надо тут плакать. Кенши не видит Кейджа, но знает: «Его общий образ притягателен».       «Красив, как мир, который облачён в вечную чёрную пелену».       — Твои глаза тёмно-карие, как почва после дождя, — тяжело дыша, говорит Кенши, когда Джонни всем весом повалил его на землю, пригвоздив запястьями к пожухлой траве.       — Мимо, — просто-напросто обнимает, как сытый кот. И трётся своим шнобелем о его крепкие шею и плечи. — Я так сильно полюбил тебя, Кенши… Я так рад, что теперь у меня есть кто-то хороший… Кто-то вроде тебя.       — Я тоже очень рад, — багровый Кенши улыбается. И улыбается так, что на душе становится тепло даже в такой буран. — И я…       Сенто звонко лает, бросая на землю что-то увесистое.       Ах, да. Оставаться здесь надолго небезопасно.

***

      — Нет-нет-нет-нет! Не надо!       Джонни защищает дорогого ему спутника, широко раскинув в руки стороны, и ужасающе убедительно горланит, что перережет всем глотки.       От шквала стрел, запущенных скелетами, отбились. От криперов, подорвавших гектар белой земли, тоже. От зомби, эндерменов, слизняков и прочей дряни — да Бог с ними, Кенши их и с закрытыми глазами прикончит!.. А он и так!       Но вот атаки со стороны людей они не могли ожидать никак.       — Дружественный огонь — это не есть хорошо-о-о, — цедит Кейдж, натянув тетиву на своём охотничьем луке. Его локти дрожат от перенапряжения, а нога, в которую попали из арбалета, грозит подвернуться, повалив хозяина в снег.       — Зачем зашли на территорию вечных льдов? — твёрдо вопрошает мужчина в синем. Точнее, Кенши не видит цвета чужих одеяний, но почему-то уверен — облачён в неприступный тёмно-синий.       — Чтоб ты спросил, — огрызается Джонни.       Мужчина с промёрзшим низким голосом величаво подаёт знак открыть огонь по троим.       — Стойте! — Кенши высовывается вперёд, заслоняя героя-Джонни собой. — Я уверен, мы можем прийти к перемирию! Дайте нам объясниться!       — Не надо, — фыркает тот. — Вам-то что с вашей смерти? Нам не выгодно, что вы, повторюсь ещё один грёбаный раз, находитесь на нашей территории. Мы отправим вас в один конец. На начальную точку. Точку отсчёта, — выплёвывает финальные слова. — Вы даже не сдохнете.       — Так умирать можно ограниченное количество раз! — смеет поспорить Джонни. — Я так друга потерял навсегда! Он умирал неоднократное количест…       — Целых десять раз? — важный мужчина вскинул бровь.       — Да! И… Эй, не угарай над моим погибшим товарищем!       — Значит, не надо было умирать столько раз.       — Тебя забыли спросить, отмороженный, — как подросток, закатил свои глаза Джонни.       — Что же. Долго церемонимся. Открываю огонь.       — Умоляю, у его собаки только одна жизнь!       Мужчина в синем так и застыл, держа правую руку в вертикальном положении.       — Собака, вот… Его зовут Сенто! — Кейдж крепко обнял пса Кенши за шею. — Пожалуйста. Пожалуйста, не убивайте хотя бы его! Он не может переродиться в точке «ноль»!       Каждый называл эту стартовую точку по-разному: Кенши любил «точку отсчёта», Джонни — «точку «ноль», ну а Сенто умел только гавкать. Если умираешь, незамедлительно попадаешь в эту стрёмную никчёмную точку «ноль», «нуль», «зиро», «говняную точку», короче. И в этой точке нет практически ничего — только зелёные равнины да два-три дерева, точно то был искусственно созданный человеком мир.       — Давай не будем убивать их пёсика! — снежная гора, видимо, обзавелась юношеским голосом. — Ну, пожалуйста, брат!       «Брат»?       — Ты чё, сын зимы, чувак? — почесал репу Джонни, и Кенши незамедлительно заткнул ему рот варежкой. — М-м-м! М-м-м!..       — Томаш, твою ж… — смурной мужик пригрозил холму кулаком. — Без сопливых разберёмся!       — А я предлагаю голосование, брат, — сказала вторая гора, но побольше. — Я лично за Томаша, а что скажут остальные двое я без понятия.       «Остальные двое»? Да сколько их там?!       — Убьём всех! Всех! Всех! Всех! — третья снежная гора разошлась истинно Дьявольским хохотом. Агитировала слова о смерти, как мразь какая-то. Кейдж на всякий пожарный обматерил злодея.       — Не-е-е, — протянул четвёртый холмик. — Давайте замочим только белого. Он самый бесячий.       Снежный мужик, он же тип в синей броне, гневно кинул снежком в показавшуюся на какую-то жалкую секундочку чёрную голову. Ясно, четыре гения спрятались на четырёх белых возвышенностях. Понятно.       — Кому-то ещё есть что сказать? — не на шутку разозлился командир клоунских войск.       — Ну мне… — и аж светящийся Кейдж с большим кайфом отпустил тетиву. И…       Тетива его деревянного лука проделала быстрый полукруг вокруг рукояти из-за инерции мощного выстрела. Резвые пальцы сразу же потянулись к колчану за спиной; Кенши в боевой готовности обнажал свой алмазный меч, встав в профессиональную стойку; Сенто, который пёс, обнажал клыки.       Убойная стрела, зачарованная на максимальный урон, угодила в землю, всколыхнув пушистый снег перед лицами.              И — их троих нет.       То, как уверенно двигался Кенши, было невероятно. Кенши то исчезал в снегах, то появлялся. Исчезал и появлялся. Только и было видно, как его чёрные волосы мелькали среди потоков ветра.       У этих двух была тактика. Джонни специально стрелял в Кенши стрелами, мягкие наконечники которых были вымочены в ведьминских зельях невидимости. Это противоречило законам физики, но стрелы, которые попадали в Кенши, не наносили ему никакого урона — только давали какую-то определённую силу. Сейчас этой силой была невидимость. Но, к сожалению, на данный момент эффект от зелий был слабоват. Зелья быстро замерзали на морозе, пока долетали до Кенши.       Джонни же в этой ситуации был (почти) неуязвим. В критической ситуации он до дна выпивал бутыль микстуры, от которой не брала даже лава. Таких бутылочек было две, а теперь, вот, осталась одна. Арифметика…       Стрелы с четырёх точек так и посыпались на голову храброго Кейджа, а он, как под невидимым защитным куполом, лишь обнимал свою горячо любимую собаку, обтекаемый вражескими снарядами. Ни единой царапины, если не считать прошлых травм. Сенто был этому рад.       Джонни напоследок стрельнул в бегущего по снегам Кенши ещё раз.       Исчез — появился!       Один из снайперов, судя по внезапному вскрику, получил от летящего сквозь вьюгу меча-Сенто глубокое колотое.       Исчез — образовался.       Появившийся из ниоткуда Кенши схватил снежного главаря за горло, нецелившись алмазной катаной в челюсть.       Снежный главарь приставил к животу Кенши свой титановый меч.       Среагировал, словно зверь какой-то.       Как?!       Это двое были в равной степени в заднице.       — Ресурсов на всех не хватит, — сквозь зубы прошипел мужчина. — На такое количество людей придёт ещё больше тварей. Как вы, имбецилы, этого не понимаете.       — Мы скоро покинем вашу территорию.       — Вы будете идти дольше, чем жили на этой планете, — щурит свои глаза и злится. — Вы даже вообразить себе не можете, насколько огромен этот биом.       Кенши вспомнил себя в начале их с Джонни совместного путешествия.       — Если запустите стрелы в моего Кенши, он глотку вашему главнюку перережет! — подал голос Кейдж, некогда дошагавший до двух мужчин, и вальяжно встал над Кенши, защищая. — Слышьте, гниды. Хоть один волос упадёт с его головы, и я вам…       — Да не тронем мы твоего слепого гомосека!.. — ответила какая-то из гор.       — Чёрт, — смущённо сказал Кенши.       Прошло две минуты. Их всех засыпало толстым слоем снега.       — Меня зовут Би-Хан, — представился мистер Снежный Главарь.       — К-К-Кенши, — представился в ответ продрогшим голосом.       — Сколько раз вы с этим придурковатым умирали, мистер К-К-Кенши?       — И-ид-ди в ж-жопу… — в край озяб Кейдж, аж посиневший от холода.       Прошла ещё минута. Рукоять алмазного меча приросла к ладони Кенши льдом.       — Я убью только одного из вас, — предупредил Би-Хан строго, с досадой глядя на эту жалкую балладу о трёх замёрзших друзьях. — Такова статистика, выявленная нашим учёным. Если оставим в живых всех двух, не считая собаку, на наш биом начнётся охота монстров и мародёров. Особенно мародёров. Я понятно изъясняюсь, вы, влюблённые в идиотизм?       — М-марод-дёров-в?.. — застучал зубами Кенши. — Т-тут р-рядом д-д…       — Деревня, — помог Би-Хан.       — Н…       — Прости, Кенши. Ладно?       Резкий замах меча.       Белый ветер противно завывает над головами. Иссиня-чёрные волосы Би-Хана, собранные в небрежный пучок, расстрёпаны бураном. Главарь маленького, но опасного отряда имеет жестокий холод в глазах, но — имеет человечность.       Секунда. Джонни грубо отталкивает Кенши от Би-Хана. Все снежные горы, точнее, стрелки, спрятанные на них, гудят и возвращаются в снайперские позиции, держа громкого исследователя на прицелах арбалетов. Джонни одним рваным движением сталкивает Кенши с холма и сам напарывается на чужое чёрное лезвие.       И чёрное лезвие чернеет ещё больше от крови.       И гримаса Кейджа уже не такая оживлённо-прекрасная. Меч прошёл насквозь, профессионально точно задев жизненно важные органы.       Эффект от чудо-зелья, как ни крути, спал ещё давно, раз начал замерзать. Чёрт. Чёрт. Чёрт!..       Кенши покатился вниз с холма кубарем, едва не потеряв прилипший к пальцам меч вместе с пальцами. Кенши не хватало сил и тепла даже на то, чтобы вскрикнуть. Кровь словно бы покидала тело, хотя ран на нём не было; конечности онемели, хоть бери и ампутируй их, нахрен.       Не чувствовал ничего кроме собачьего холода. И, пожалуй, ничего в душе — кроме желания спасти Джонни.       Меч Би-Хана, отлитый из титановой руды, не был из разряда обыкновенных. Тоже был с каким-то прибамбасом, потому что органы внутри тела разрывало нехило. Джонни чуть ли не ревел сквозь плотно сжатые зубы, пыхтел, но терпел, пока его горячая кровь проливалась на противно-белый блестящий снег. Сенто скулил под боком, лизал ещё тёплые красные пальцы, когда Джонни всё-таки пал наземь.       Сенто начал заботливо облизывать его лицо, прямо как в их первую встречу, но, нет, не лаял и не вилял хвостом, зовя своего хозяина.       Если подумать, теперь и Кейдж был его хозяином. Сенто, этот хороший мальчик Сенто, был добр к нему. Был добр и сейчас, обнимая его слабое тело и рыча на Би-Хана с налитыми кровью глазами.       Седовласый юноша и мужчина, очень схожий внешностью с Би-Ханом, ловко накинули на пса верёвки, затянули их потуже, заставив того отстать от Джонни. А Сенто сражал их уши своим противным скулежом, мол, пустите меня к нему, умоляю! Пустите! Но нет. Оттащили в сторону и приложили к носу нечто, от чего мощный Сенто перестал брыкаться и неестественно быстро обмяк, поджав лапы.       Бедный-бедный Сенто, которого усыпили травами, очень любит Кейджа. Всем своим собачьим сердцем. Почти так же, как любит Кенши.       Умирать с такими мыслями в голове было не так плохо.       Не так плохо…       — Согрейте слепого и накормите собаку, когда та очнётся, — приказал Би-Хан своим простуженным голосом. — Живее!       Затем с сожалением шепнул на ухо Кейджу координаты их земель, похлопав по воинскому грудаку.       — Вернёшься, как Кенши покинет нашу территорию. Прости, что так вышло. Мои люди выведут их с нашего биома, так что умирай спокойно, — и прикрыл Джонни его белые, засыпанные снегом, ресницы.

***

      — Мистер Такахаши, Вы очнулись!       Кенши с трудом разлепил глаза. Юношеский голос радушно встретил его, после чего послышался стук о деревянную тумбу у кровати. Судя по запаху, молодой парень принёс горячее какао.       — Пейте. Не стесняйтесь.       — Вы же Томаш, верно? — спросил Кенши, взяв в руки тяжёлую деревянную кружку.       — Ага. А я что, знаменит?       — По голосу узнал. Ваш командир Би-Хан обращался к Вам в ту пургу.       — Да-а-а… Я Томаш Врбада, эксперт по динамиту и прокладыванию рельс, — Томаш незамысловато почесал затылок. — Ну, как Вам какао?       — Вкусно, спасибо.       — Я старался!       После пары глотков густого молочного какао жить стало чуть ли не втрое легче. Кенши мало того, что почувствовал резкий прилив бодрости и сил, так ещё и тупая головная боль отпустила.       Любопытненько. Видимо, Томаш вмешал в согревающий какао оздоровительные зелья с мощным эффектом — иначе не объяснить.       — Врбада, сколько вас здесь? — спросил он, смакуя жаркую сладость во рту. — Если это не конфиденциальная информация, разумеется.       — Пятеро, считая Би-Хана, — бойко ответил Томаш.       — Недурно вас тут… Представляю, какая битва с тварями у вас тут происходит по ночам.       — Ха-ха, пять-шесть человек в одном месте — это ещё ничего. А вот если нас семь!.. На каждого человека по дофига монстров, считай. И всё, кирдык-башка.       — Эта статистика правдива? Распространяется на все биомы или только на ваш?       — Хороший вопрос, — Томаш на время задумался, почёсывая одну ногу о другую. — Так сказал наш учёный, Сектор. Мы обычно не спорим с ним. Раз он так говорит, значит, принимаем как факт.       — Понятно…       — Выглядите обеспокоенным.       — Вы обратились ко мне по фамилии. И… где Джонни?       Кенши сжал кружку в руках крепче, поджав губы.       — Обо всём по порядку, — начал Томаш мягко. — После небольшого, так скажем, исследования от лица Сектора мы установили ваши с мистером Кейджем личности. Не бойтесь, ради этой цели мы даже не посылали экспедицию, так что всё нормально!.. Мы с товарищами, конечно, несколько удивились факту нахождения у нас таких удивительных людей…       — «Удивительных»? Вы точно ни с кем нас не путаете?       — Ох, нет-нет-нет! — молодоголосый Томаж аж дёрнулся. — Честно признать, я являюсь большим фанатом Вашего друга, Джонни Кейджа!       — С… Серьёзно? — Кенши поперхнулся какао. — Фанатом… Джонни?!       — Кейджа, — закивал тот. — Он ведь знаменитый путешественник по биомам. Дважды пытался обойти целый мир, но каждый раз умирал в одном и том же месте, возвращаясь на точку спавна.       Томаш молодёжно называл точку «ноль» точкой спавна.       — Откуда Вам всё это известно? — нахмурил свои угольно-чёрные брови Кенши.       — Ах, так ведь он пишет просто замечательные книги о своих скитаниях по миру! В последних его книгах очень часто мелькал его лучший друг, Адам, но, к сожалению, в крайней книге мистера Кейджа говорилось, что его товарищ героически утонул в лаве…       — Героически, значит…       — Обычно Джонни Кейдж пишет исключительно про себя и свою браваду, — воссиял Томаш. — Было удивительно прочитать, насколько же детальны описания его нового спутника. Причём, читать об их взаимодействиях было даже интереснее, чем об их приключе… Я слишком много болтаю, да?..       — Нет, Врбада. Будь добр, продолжай.       — Так во-о-о-от.       Кто-то поодаль деловито стукнул кружкой по столу. Судя по тихому едкому посмеиванию охрипшим голосом, это был Би-Хан. Главный хрен в их снежных краях.       Главарь присел на старое скрипучее кресло, с громким кряком расположив руки на подлокотниках.       — Сайракс терпеть не может твоего любовника, — сказал Би-Хан такой интонацией, словно он тут был главный ценитель гомоэротики, но под прикрытием. — Томаш будет говорить о сомнительных подвигах Карлтона слишком долго, я его знаю. Твой этот Карлтон сейчас трогает траву в точке старта. Советую не идти на поводу у чувств и не следовать за ним в нулевые координаты.       — Он умер?!       — Да. Он на точке возврата.       — И мы с ним не любовники! — повысил голос Кенши.       — Да хоть братья, сваты, племянники друг друга… Факт один. Он сдох от моего меча.       — Что?! — тяжело опираясь о спинку кровати, Такахаши с трудом встал на ноги. — Где мой меч?! Зачем Вы его убили?!       — Наш разговор, мистер Такахаши… — тактично напомнил Врбада, — о семи людях, что означает сломанную статистику…       Кенши кое-как выровнял дыхание, ладонями пригладив чёрные волосы на своей голове.       Сказал:       — Где моя собака?       Би-Хан покачал головой.       — Съели, разумеется.       — Б-брат! — раскраснелся Томаш. — Это была ужасная и к тому же стереотипная шутка!       — Неженки, — выплюнул тот.       — А мне понравилось, — ухмыльнулся Кенши, на время забывшись. — Ой.       — Твой волкоподобный пёс сейчас помогает этому законченному имбецилу Сайраксу искать его же мины, — Би-Хан с гортанным вздохом закатил глаза. — Ты же не против эксплуатации твоего волкособа?       — Ладно, пусть работает, — хлопнул себя по лбу Такахаши.       — Считай это платой за твоё пребывание здесь. Тут тебе не санаторий, слепой.       — Вообще-то, это я должен выдвигать вам условия за смерть Джонни.       — Скажи спасибо, что не отправился вслед за ним, — снежный командир вздёрнул свой подбородок, дёрнулся, и кресло под ним закряхтело в старости. — Джонни Кейдж всегда писал в своих книгах, что путешествия в одиночку более продуктивны, нежели в компании.       — А я смотрю, Вы тоже фанат его рукописей, — едко произнёс Кенши.       — Нет, — ухмыльнулся тот, — не «смотришь».       Сукин сын с паршивым юмором.       — Если, конечно, ты так хочешь отправиться вслед за своим парнем, я устрою и тебе путёвку в точку старта. Так и быть, Такахаши.       — Как благородно с Вашей стороны. Как Ваша честь ещё не продавила Вам мозг.       — Ты что, мой мозг отморозило ещё с появлением ледникового биома.       Ещё и самокритичен.       Ужас.       — Откуда знаете мою фамилию? — спросил напряжённо Кенши. — Вы завалили меня информацией, как лавиной.       — Ты даже не знал, что твой бойфрэнд — Джек Лондон на минималках.       — Я подозревал, что он пишет книги. И хва…       — Твой чёртов муж вернётся на эту локацию быстрее, чем её покинешь ты, вот увидишь.       — Хах.       — Или не увидишь.       Надо бы после всех этих похождений позвать Би-Хана на кружку какао-другую. Серьёзный мужик, а шутит так плохо, что аж смешно.       — Ладно, слепой Кенши, — вздохнул Би-Хан после. — Ты выберешься отсюда, а этот дебил сюда завалится. Главное — вы на территории снегов и ледников не вместе.       — Убить его, а не меня было мудрым решением с Вашей стороны, — вдруг выдал Такахаши, скомкав пальцами края своего синего одеяла.       — Это был сарказм?       — Нет. Он куда более опытный путешественник и сможет быстро вернуться обратно. А я просто слепой лесник.       — Не понял. Кенши Такахаши — ты или не ты, баламут?       — Я.       — Ты тупой?       — В смысле?       — Твой бывший знает твою девичью фамилию?       — О, мой Бог. Он уже «мой бывший»! — искренне взмолился небесам Кенши.       — Прости, что развёл. Обидно?       — Нет! И мы с ним не вместе!       — Лжёшь. Кейдж корчился в снегу, окрашивая его в красный, и просил меня передать тебе слова бесконечной любви.       — Фу.       — Если ты отказываешься, признание в любви заберёт себе Томаш.       — Брат, не надо!.. Ну где мистер Кейдж и где я, просто слуга этого бренного мира?!..       — Чё.       — Я не думаю, что мои имя и фамилия, даже вместе, что-либо дадут Джонни, — и Такахаши остановил этот бессмысленный разговор.       Би-Хан с Томашем многозначительно переглянулись.       — А Вы сами-то знаете, кто Вы такой? — с недоумением спросил Врбада.       — Да, — сказал Кенши. — Я знаю.       — Вот и ладненько!       Би-Хан же, шумно прогнав мёрзлый воздух через ноздри, продолжил:       — Джонни сам напоролся мой меч, оттолкнув тебя, если что.       Такахаши с силой зажмурил глаза, не позволяя быстро бегущему поту попасть под веки.       — Значит, он сам… — и сглотнул слюну в горле.       — Я наоборот считал, будет практичнее убить тебя, нежели Кейджа, — важный Би-Хан равнодушно пожал плечами. — Он сам выбрал свою судьбу.       — Ясно. Вот и хорошо, — соврал Кенши.       Томаш хотел хоть как вклиниться в разговор, но не получалось.       — Мы оба друг от друга что-то скрывали, — Такахаши судорожно вздохнул. — Мы квиты.       — Это твоя последняя жизнь, слепой?       — Да.       — Соболезную.       — Поэтому я и ушёл в лес доживать свои последние дни спокойно.       Томаш уже не желал участвовать в этом разговоре. Чур его. Он удалился, сообщив старшему брату, что работа не ждёт. На минном поле Сайракса его седая башка будет явно полезнее, чем тут.       — Ещё вопросы ко мне будут? — хлопнув себя по коленям, Би-Хан встал с кресла.       — Только один, — сказал Кенши.       — Слушаю.       — Какого цвета глаза у Джонни?       Би-Хан издал звук, похожий на очень хриплый, почти беззвучный смешок.       — Не знаю, Такахаши… — выдал он после. — Откровенно говоря, я дальтоник.

***

      Точка «ноль» была позади. Как и песчаный берег, горы, тайга, как и лесной биом вместе с этим, будь оно проклято, извечно штормовым морем, как и пустыня и всратый глиняный биом, будь он проклят трижды.       Упрощая, с поры «смерти» Джонни прошло чуть более месяца. Он начал свой путь с самого начала. С чистого листа. Но свой путь самурая-извращенца, задроченный до дыр, Кейдж знал на все сто, так что страшно ему не было точно. Скорее запарно.       Без Кенши и Сенто дела пошли куда быстрее, как бы ни отрицал. То был спидран, какой не снился почившему Адаму. Съевший на этом деле собаку (не Сенто) Джонни не тратил времени зря, не пожирая яблоки в один рот, а приручая ими лошадей; объезжал леса и поля на верных скакунах да гигантских лесных кабанах; преодолел буйное капризное море, предварительно сколотив нормальную крепкую лодку. И Кейдж действительно держался своего маршрута, не позволяя чему-либо другому встать на его пути. Единственное, чего он желал — добраться до Кенши как можно скорее, заключить его в тесные объятия, вдохнуть этот до боли в скулах родной запах и…       А дальше пусть Кенши сам решает. Да. Он же у нас дофига самостоятельный и мудрый лесничий.       Но прежде всего он начистит Би-Хану рыло за то, что посмел их разлучить.       Ага.       Вот увидите.       — Какие люди, — прищурив свои холодные тёмно-карие глаза, сказал Би-Хан. — Какими судьбами?       И вновь этот простуженный низкий голос.       — Если вы откроете по мне огонь ещё раз, — начал Джонни, гневно дыша, — я вас из-под земли достану, черти!       — Ну-ну, — мужчина подал знак снайперам отступить. — Удачи.       — Где Кенши?!       — На днях пришло письмо, что он примкнул к ближней к нашим землям деревне.       — Что-то долго он шёл… — Кейдж схватился за голову. — Вы же сдержали своё обещание?!       — Рот закрой, тёплый воздух экономь.       — Би-Хан, клянусь своим кровью и потом добытым инвентарём…       — По-твоему, нам есть резон держать на своей территории лишнего человека? Ещё и с псом.       — Ну-у-у…       — Выпроводили как смогли. На моих людей и Такахаши напали.       — Кто напал?       — Я лично, разумеется, — закатил глаза Би-Хан. — Ты совсем мозги по пути просрал?!       — Чёрт, а этих упырей всё больше и больше, я смотрю… Ты уж, это, не серчай, Би-Хан, окей? Я просто настолько сильный вояка, что порой забываю о существовании ночных монстров…       — Верю каждому твоему слову, — он покрутил пальцем у виска, и ближняя к нему гора хохотнула.       — Слу-у-у-ушай, Би-Хан, родненький, — протянул вдруг Джонни с такой рожей, что всем пятерым снежным воинам аж стало не по себе, — а твои отважные подчинённые же помогут по-шурику свалить отсюда и мне?       Би-Хан, уперев свой тяжёлый взгляд в Кейджа, замялся. Подумав, он сказал:       — У моих отважных подчинённых есть своя воля, если что.       — А их воля будет на моей сторо…       — Нет. — Отрезала гора.       — Умоляю вас!.. Да я хоть лбом расшибусь, клянусь! Я так соскучился по Кенши! — чуть не начал умолять на коленях, — по Кенши Такаха… Така… Эм. Как-как ты там его назвал?!       — Никак, — мистер командир дал попятную. — Тебе показалось.       Ну уж не-е-е-е-ет, Джонни Кейджа не обманешь!       — А-а, вон оно чё… — сгримасничал Джонни. — Вы, значит, знаете то, чего не знаю я. Ладненько. Ах вот в каких мы отношениях.       — Кенши тебе сам всё расскажет, — произнёс Би-Хан с видимым раздражением. — Иди уже через границу. Свободен.       — Так доведёте меня до него?..       — За ручку?       — Да хоть за х…       — Рот закрой, тёплый воздух экономь.       Ох уж этот Кейдж. Любого выморозит.       Погода в снежном биоме стояла суровая — что месяц назад, что сейчас. Иными словами, в краях Би-Хана всё стабильно. Ветер завывал на манер голодного волка, тяжёлые ноги в сапогах утопали в снегу, а в слезящихся глазах рябило белым. Джонни действительно шёл, очистив мозг; не думал ни о чём кроме Кенши, по которому тосковал каждую секунду, минуту, час; шёл, даже если не ел уже давно.       На этот раз всё было по-другому.       Джонни был во всех смыслах собран. Он был одет в тёплую белую куртку из овечьей шерсти, огромные смешные сапоги и носил шапку-ушанку вместо привычного железного шлема. В такой одежде двигаться было не комильфо, но зато он бы не сдох, застыв во льдах, как глупая налысо бритая псина в вьюгу. Би-Хан, за что ему спасибо огромное, незамедлительно собрал отряд, предварительно наказав каждому своему подчинённому вывести Кейджа с их территории живым или мёртвым, ибо труп здесь им тоже ни к чему. Ах, как бы Би-Хан ни корчил из себя неприступную ледяную глыбу, на деле он был добрым хозяином биома. Порой — даже подозрительно совестливым.       — Не отставай, Карлтон, — ухмыляясь, дразнит сто лет как привыкший к суровому климату Сайракс. — Нас с Сектором так и манит мысль оставить тебя в снегах.       — Да помедленнее идите!.. У меня ноги в снег проваливаются!       — Иди быстрее.       — И откуда вы, блин, знаете, что моя родная фамилия — это Карлтон?       — Секрет конторы.       Они шли без остановки ровно один день. Сайракс и Сектор были откровенно херовыми сопроводителями, потому что если ты немного тормознул, забылся, начал витать в облаках, то всё. Сектор капут. Удачи выжить в снежном биоме, перетекающем в мёртвый ледниковый.       Джонни шёл, шёл, шёл и думал. За то время, пока они бесконечно плелись по снегам, он обмозговал многие вещи, начиная со своего сомнительного писательства и заканчивая дорогим его сердцу Кенши. Кенши Такахаши. Кажется, Джонни уже слышал эту фамилию прежде. Но где?       Лицо Кенши не давало Кейджу практически ничего. Если он не ошибается, до их сумбурной встречи в лесном доме они не виделись. И… это что получается? Путешественник-Джонни его не видел в глаза, но зато слышал фамилию? Кенши Такахаши — какая-то некогда знаменитая личность?       Что здесь происходит?!       — Чёрт, Сайракс, Сектор, ну что вы, как големы?! — спустя ещё полтора часа ходьбы взорвался Кейдж. — Давайте уже разобьём чисто символический лагерь и сдо… отдохнём, отдохнём!       Сайракс постучал кулаком по своему золотому шлему, заговорщицки переглянувшись с Сектором. В глазах обоих читалось: «Вот дебил плюс слабак» в адрес Кейджа.       — Ладно, — произнёс Сайракс сквозь завывающую вьюгу, — объявляю двухчасовой перевал.

***

      Прошло две недели.       — Ого. И это… и есть эта ваша снежная деревушка?..       Сомнительно, но окей.       — Можешь рискнуть поискать своего слепого, — равнодушно пожал плечами Сектор. — Адьос.       — Прощай! — подхватил Сайракс. — Надеюсь, больше никогда не увидимся!       — И вы будьте здоровы… — Джонни же театрально закатил на этих двух закадычных глаза.       Что значит «рискнуть поискать», ты, ходячий блок рэдстоуна? Эти слова смутили Кейджа не на шутку. Нет, они, конечно, добирались до деревни с минимальным количеством остановок, однако шли всё равно адски долго. Следовательно, было бы очень странно, если бы Кенши просто взял и застыл на одной точке мёртвым грузом, как если бы кто-то взял да скоммуниздил рельсы перед его мчащейся и несущейся вперёд вагонеткой. Что такого должно произойти у Такахаши, чтобы он по приколу обосновался в снежной деревне, к которой не имеет абсолютно никакого отношения?       И к слову. Джонни уже постепенно привыкает к тому, чтобы обращаться к Кенши по фамилии. Ну, в случае чего.       Мало ли… вдруг будет отчитывать по фамилии, как подростка?       А может, они вообще в конце пути поженятся. Будут Кейдж-Такахаши. Или Такахаши-Кейдж.       Чёрт, Джонни уже как две минуты стоит и дебильно улыбается.       Железный голем со зловещими глазами-рубинами о чём-то грозно гремит, размахивая железными руками.       Кейдж следует за ним — во вход в деревню. Минует высокую деревянную арку. Идёт вдоль протянувшегося через серые скалы хрустального ручейка, как вдруг — разруха. Эпичный саундтрек от Three Days Grace вместо привычного С418. Джонни с опаской оглядывает холодные края, как вдруг понимает, что теперь он в зоне рейда. Точнее, рейд уже близится к концу, судя по мёртвой протоптанной земле и этой могильной тишине под белым пушистым снегом.       Сердце гулко стучит в груди в такт вагонетке, бегущей по рельсам через шахты.       Джонни страшно от того, что в деревне ныне словно ни души. Каменные домики с соломенными крышами стоят без дверей, с выбитыми окнами; фермерские плантации, одиноко раскинувшиеся под солнцем, пустуют без своих тружеников в бамбуковых «нонах». Джонни смотрит на подорванный старый колодец, смотрит на брошенные хозяевами вёдра, лопаты, мотыги, смотрит и взгляда оторвать не может.       Потому что здесь пусто.       Потому что здесь должен был быть Кенши, а теперь здесь лишь белый пепел, летающий по стылому воздуху.       Издалека слышится звон тяжёлого колокола, а следом за ним — рёв труб мятежников. Мародёры трубят в рога каждый раз, когда совершают набег на чьи-то земли, а им почему-то сразу же в руки не идут лучшие женщины деревни. И — почему-то — чужие несметные богатства не летят к ним в серые ручонки, как по щелчку рубильника. Удивительно, не правда ли?       Ах. Выстрел из арбалета и стрела, угодившая в железное ведро.       Перо, торчащее из попки стрелы, угрожающе смотрит на Кейджа в классической железной броне. А он, стиснув зубы, готовится вытащить из ножен свой отливающий солнцем золотой меч.       Снова трубят. Звук протяжный, долгий, низкий, как гул бизонов. Они точно заметили Джонни в деревне, поэтому и подали сигнал об атаке, с понтом, взяли в плен не всех, остался ещё кто-то живучий в этих краях. «Ах» дважды. Джонни, к своему несчастью, видит грозное знамя, возвышающееся над разгромленной деревушкой.       — Убили не всех! — крупный мужчина в железном шлеме грозно размахивает топором. — Я чувствую запах нового гостя! Чужак!       Джонни хватается за рукоять своего меча крепче.       Мужчина спрыгивает с крыши ближней высокой башни, не получив никакого урона, и слышится скрежет его плохо смазанной серой брони. Его армия в считанные секунды оккупирует Кейджа, словно возникшая из ниоткуда. Просто «бац!» — и их десятки. И Джонни столь нелепо крутится с солнечным мечом в кулаке, лупит свои большие глаза и сбивчиво считает губами количество серых флагов, означающих захваченные деревни.       Раз, два, три… Восемнадцать…       Ух ты, такие крупные числа уже пошли. Джонни больше 64-х, честно говоря, не знает.       — Сэр Хавик, этого можем оставить, он не часть деревни, — готовит некто из окруживших. — Просто странник.       Хавик щёлкает челюстью и снимает со своей головы тяжёлый железный шлем.       — Пленных никогда не бывает много, — говорит он, поглаживая красные перья на шлеме.       Джонни подолгу разглядывает изуродованное лицо лидера мародёров. Он впервые видит авторитет такого масштаба.       Его второе имя — хаос.       Джонни обычно линял с деревень сразу же, как их гонец сообщал, что на их косые домики движутся сероликие мародёры. Джонни не испытывал к чужим землям никакой симпатии, оно ему было попросту ни к чему; бежал сверкая пятками туда, где безопасно. Как ни крути, не было у вечного странника Кейджа родного дома. Хорошо становилось разве что там, где есть Кенши.       Дом теперь там, где есть грёбаный загадочный Кенши Такахаши.       — Я сдамся вам без боя, но только при одном условии парни, — ухмыльнувшись, сказал Джонни.       Если хорошенько подумать, он посмотрел на дивный Дальний Восток лишь одним глазком, потому что восточные воины в тот момент отбивали свои ресурсы у мародёров. Мародёры умели портить веселье. Они в принципе всё портили — всегда и везде.       — Что-что? Мы не будем с тобой церемониться, — Хавик несдержанно гоготнул. — В плен его!       — Кенши Такахаши, он же мой любимый мужчина, у вас?       Хавик щёлкнул своей челюстью ещё раз. Звук был такой чёткий, словно от этого пугающего движения каждый хрящ вставал на своё законное место.       — Назвать Кенши Такахаши своим «любимым мужчиной» — смелая выходка.       — Вы его знаете? — хмурый Кейдж легко позволил двум мародёрам накинуть на него бечёвки. — Сэр Хабик. Или как вас там…       — Хавик, тупоголовый!              Колокол прогремел ещё раз.       Ещё один раз прозвучал и рёв труб, в которые изо всех сил дули мародёры.       Джонни пал на колени.       Слишком давно его не брали в плен.       Верёвки так туго жмут запястья… Хочется домой. Покоя. Воды со льдом, тыквенного пирога, а ещё чтобы Сенто шуршал под боком.       А ещё Джонни, блин, до усрачки страшно за бедного Кенши, которого с какого-то перепугу знает полвселенной! Вот просто какого фига?!       А-а-а, SOS, Mayday и прочие сигналы бедствия! Он точно в заднице!       Хавик отдаёт приказ огреть Джонни чем-то увесистым, посадить в телегу и упечь за решётку.       Звук удара рукояти топора о железный шлем Кейдж.       А потом темнота. Железные прутья. Запах сырости, урчащий живот, ноющее красное сердце.

***

      Джонни даже толком очухаться не успел.       — Джонни… Здравствуй.       Что такое? Голос Кенши? Он тоже за решёткой вместе с ним? Ну слава великому Херобрину! Кенши, как минимум, жив!       Ох, нет, постойте. Есть один маленький, ничтожный такой нюанс.       Кенши стоит по другую сторону тюремной решётки.       — Кенши!.. — кричит Джонни и хватает Такахаши за его пальцы, обхватывающие металлические прутья. Касается чужих ободранных костяшек губами. Смотрит своими собачьими глазами исподлобья, как пёс-Сенто, просравший своего хозяина. — Ты пришёл спасти меня, дорогой? Ох, Кенши…       Кенши с сожалением улыбается.       Они робко целуют друг друга в губы через холодные железные прутья, держась за пальцы.       Эх, не так Джонни представлял себе их долгожданную встречу. Думал, накинутся друг на друга с жадностью, как напрыгнут, присосутся и будет им счастье с меткой «секс на природе».       Такахаши звенит связкой ключей. Открывает дверь тюремной решётки, и светлая улыбка медленно расползается по его обычно серьёзному лицу.       И на душе сразу становится так тепло.       Они с Джонни горячо обнимаются, вжимаясь друг в друга, зажмурив глаза. Кенши жарко дышит в шею, сбивчиво что-то шепчет. Джонни теряется в словах, поэтому просто в сотый раз повторяет тому на ухо: «Я так скучал…».       Кенши берёт лицо Кейджа в свои сухие ладони и оглаживает его скулы большими пальцами. Оба глубо лыбятся, переминаясь с ноги на ногу.       — Джонни, прости… Между нами было множество недомолвок.       — Потом, Кенши, потом…       Джонни берёт Такахаши за руку. Тащит из наспех вырытой сырой подземной тюрьмы, по-стариковски ворча о том, что у него отобрали его победоносный золотой меч, который и так на ладан дышал, сволочи они эдакие.       Кенши внезапно встаёт в землю как вкопанный. Слепые глаза направлены куда-то в колени Кейджа. Он сжимает чужую ладонь крепче, в спешке подбирая слова.       — Ты, должно быть, не совсем в курсе всего, Джонни, — говорит он сбивчиво.       — Да, но… какая разница, хэй? Нужно валить отсюда. Откровения позже!       — Ты собираешься перебить всех мародёров? — теперь он глухо смеётся, прикрыв веки. — Это невозможно, дурак. Их десятки, а нас всего двое. Двое, Джон.       — Трое, — исправляет со строгостью. — Сенто ведь с тобой?       — Который меч?       — Который пёс, клоун мой дальневосточный.       Тихо смеются вместе.       Джонни начинает:       — Да, я… Я бы хотел хотя бы постараться перебить всех этих чёртовых мразей, замаравших свои рожи в саже, ибо стыдно свой лик народу-то являть. Солнцу. Я бы хотел хотя бы попытаться. Правда. Если бы это означало покой во всём мире — и покой наш собственный.       Такахаши в ответ лишь молчаливо качает головой.       — Что-то не так?..       — Ты серьёзно собираешься перебить всех мародёров? Ненормальный.       — Да!.. Да, чёрт побери! — широко улыбается Джонни. — Гарантии, разумеется, никакой, что я выживу в этой кровавой бане, но давай так: рвать жопу буду точно.       — Что, убьёшь даже меня?       Улыбка медленно сползала с загорелого лица Джонни, оставляя за собой только бледную тень.       — Нет… А ты тут причём, Кенши?..       «Кенши Такахаши».       «Кенши Такахаши» и обязательная приписка жирным шрифтом «WANTED». Разбойник с Дальнего Востока.       Бывший лидер мародёров, лицо которого украшало сотни листовок на деревьях. И Джонни уже видел это лицо прежде, пока смывался из очередной деревушки со стрелой в заднице.       Но он не распознал в Кенши бывшего лидера мародёров.       Ну конечно. Мародёры специально пачкают своё лицо в саже и прикрывают верхнюю часть лица железным шлемом. Одни глаза и сияют в этом мракобесии. А Кенши часто держит свои слепые глаза закрытыми. Да и несколько деформировались его прекрасные глаза-то.       Джонни смотрит на Такахаши, вглядывается, но не разжимает чужих пальцев.       Сжимает так крепко, что кровь в венах Кенши наверняка остановила свой ток.       — Ты волен сейчас выбрать любого и я не смею осуждать твой выбор, — произносит он, в конце поджав губы.       — Кейдж, ты о чём?       — Ты выбираешь меня или их, Кенши?       И Кейджевский взгляд, устремлённый прямо в душу, даже если видеть тот неспособен.       — Тебя, конечно.       Такахаши сделал свой выбор. И сделал, не поколебавшись ни секунды.       — Стал бы я тебя спасать, если бы в итоге выбрал мародёров? Не глупи.       Теперь Кенши, бледно улыбаясь, свистит и хлопает себя по коленям.       — Сенто, Сенто, ко мне!       Сенто материализуется в пространстве из ниоткуда, свесив свой довольный язык. Сейчас прелестный пёс носит серую броню и смешной шлем.       Джонни сразу же падает на корточки и принимается обнимать Сенто, как потерянного близкого родственника. Сенто лижет его лицо, ладони, пыхтит мокрым носом. Кейдж, посмеиваясь, не может перестать жаться к собаке.       — Ну и ну. Соскучился даже больше, чем по мне.       Кейдж продолжает сюсюкаться с псом.       — Ох, только не ревнуй меня к своей же собаке.       Такахаши продолжает комично негодовать.       Кто б мог подумать, что Кенши такой ревнивый.       — Светло-голубые, как покрытая льдами река в снежном биоме?       — О… А я и забыл, — на секунду аж застывает. — Не, родной, мимо.       — Чёрт, — ещё больше негодует Кенши.       Джонни чмокает Кенши в его облезлый злой нос. Не на прощание, он надеется.       Чуть позже отыскали броню и меч Кейджа.       Они подолгу смотрят друг на друга, любуются, точнее, смотрит тут только Джонни. Сенто виляет хвостом в предчувствии битвы и забавно пританцовывает лапами, хрустя снегом под собой.       Кенши читает что-то сродни молитвы на заморском. Грозно хрустит костяшками. Злобный смех, а потом погнали.

***

      В этой битве было прекрасно всё.       Кенши сражался алмазным мечом, словно тот был полноценным продолжением его руки. Его зрячими глазами. Он ловко забирался на крыши деревенских домиков и под тенью снежного вечера бежал по крышам, с грандиозным размахом сигая оттуда, с этим безумием в самодовольной улыбке, и один лишь лоснящийся перламутром голубой меч сиял в холодной беззвёздной темени.       А Джонни в этом бою был пламенем. Пламенем жарким, неугомонным. Солнечное лезвие, которым он отрубал сероликим гадам конечности, было до того шустрым, что казалось, словно целый отряд мародёров был покаран самим Великим Солнцем. Кейдж крепко сжимал рукоять в руке, отбивал стрелы мечом и пинал кровожадных мятежников своим тяжёлым кирзовым сапогом. И Сенто, этот умный волкособ, дополнял их маленькую команду — вгрызался во вражеские челюсти, царапая когтями их кожу, за что обязательно получал большой палец вверх от Джонни.       Красавчик он, даже сказать нечего. Во!       Кенши с хладнокровием опытного вояки просовывает лезвие своего меча в глотку одного из мародёров. Он с немой усмешкой фарширует врага металлом, а затем отбрасывает его тело в сторону, повторяя ту же процедуру с другим волонтёром, на месяц вперёд наделавшим в штаны. Слепой Кенши не видит цели и не видит преград — и это, сука, прекрасно. «Акция здоровская, тамада зашибись, тут всем красного ужаса хватит», — думает Кейдж. Он, к слову, сейчас этой картине карикатурно корчится, прикрывая Сенто глаза ладонью. А этот дурень, как оказалось, наоборот крови, хлеба и зрелищ хочет… Ну и пёсик.       В какой-то момент Джонни выворачивает на землю.       Давно его не полоскало желчью от обыкновенного ряда убийств. Ну, как «обыкновенного». Нормального такого ряда изощрённых убийств, что аж некогда белый снег в деревне теперь красный. Красный, понимаете? Как и рожа Кенши, в очередной раз ставящего свой кожаный сапог на расколотый череп мародёра; вытаскивающего свой меч из уже мёртвого тела; облизывающего свои гранатовые тонкие губы.       Джонни не понимает, почему он его любит. За что. Кенши оказался вовсе не обыкновенным лесником, забившимся в укромном домике, подальше от родных краёв, где его ненавидят. Кенши оказался бывшим лидером мародёров. Мужчиной в казённых доспехах, гордо несущим их преступное знамя во время рейдов. Такахаши — такая же сероликая тварь, как и те, кого сейчас кромсает его зачарованный алмазный меч.       Он опасен, как конец всего мира.       Как серый шторм, потопивший лодку.       Как голодная лава, заживо сожравшая его лучшего друга.       — И я терпеть не мог это, — пыхтит Кенши сквозь зубы, и его тёмные мокрые волосы липнут к его потному красному лбу. — Всё э-т-о, Джонни. Я был смертоносен.       «Я был ужасен».       — И зрения я в своей последней жизни лишился, потому что… — Такахаши многозначительно приставляет к кадыку Хавика свой меч, переливающийся голубым, оранжевым, красным, снова синим. Чёрным. — Потому что ты не смог принять мой выбор.       Алмазный меч Кенши несколько секунд назад купался в лаве — точнее его лезвие, ни на дюйм не утратившее свою идеальную форму. Сейчас оно было раскалено, напоминало солнечный меч Кейджа, однако с отливом неба, которое Джонни всегда видел в оружии Такахаши.       Его оружие в минуту смерти Хавика было прекрасно.       В этой битве было прекрасно всё.       — Я люблю тебя, Джонни, — сообщает, загнанно дыша, Кенши, как только они освобождают деревню от рейда.       Джонни выпускает измученных выживших пленников на волю, и те его горячо благодарят, обещая мешки изумрудов, слитки золота, железа, меди, но… Кейдж чувствует, что стал далёк от материализма.       Ему хорошо и без инвентаря. Лишь бы Кенши был рядом.       — И я тебя люблю, Кенши, — говорит Джонни, содрогаясь в беззвучном беспричинном смешке. — Что же… Что же нас ждёт впереди, а, Кенши?..       — Понятия не имею. Я же слепой, — паршиво шутит Такахаши. И Кейдж действительно соскучился по этому хреновому юмору. — Но знаю я вот что, Джонни: сожжём мародёрские флаги к чертям собачьим. Мародёры могут унюхать место бойни по знамени, оставленному в деревне. Не спрашивай.       — Ты лидер мародёров… — Джонни вглядывается в лицо Кенши напротив. — Ты ничего не хочешь мне сказать?       — Прости, Джонни.       — А если погромче?       — Прости, что умолчал. Мне так жаль… Я беспокоился, ты испугаешься меня и убежишь. Я не мог этого допустить.       — Ну… Ладно, что ж. С кем не бывает, старина, — нервно посмеивается Джонни. — Кто-то ссался в штаны до одиннадцати лет, кто-то воровал морковь с полей чужих деревень, а кто-то был лидером мародёров… Так, пустячок.       — Ты обижен на меня? — Такахаши прозвучал до смешного виновато. — Полагаю, я не имею сейчас права просить у тебя прощения и далее.       — Нет, почему же. Имеешь.       — Серьёзно?..       — Да.       — Что я могу сделать, чтобы искупить вину перед тобой? — м-да, бывший лидер мародёров сейчас стоит и неуютно переминается с ноги на ногу в запачканных кровью сапогах. — Больше мне скрывать от тебя нечего. Клянусь.       — Меня скорее расстраивает, что это твоя последняя жизнь, Кенши…       — Ничего, не надо меня жалеть. Ненавижу я это дело, Кейдж. Я многое успел в жизни, многое повидал. В любом случае, больше я ничего в своих днях не увижу.       — Это не шутки! Я правда сильно подавлен этим фактом! Как ты мог так рьяно сражаться с оравой убийц, прекрасно зная, что путь в нулевые координаты для тебя закрыт?!       — Вот поэтому, Джонни, я и ценю свою жизнь и людей рядом со мной. Потому что она у меня последняя.       — Кенши…       — Спасибо большое, что чуть не утонул в тот день, позволил себя спасти и… вызволил меня из моих тесных четырёх стен, — с чувством произнёс Такахаши, наклонившись к плечу Кейджа поближе. — Я буду век тебе благодарен, я не лгу. Размеренная жизнь, в которой у меня были лишь я да собака не была жизнью. Вкус настоящей жизни я почувствовал только вместе с тобой.       — Какое отчаянное признание в любви… — прикрыв уставшие глаза, Джонни смазанно поцеловал Кенши в шею. — Постарайся не умирать по пути. И, считай, ты прощён.       — Я постараюсь. Как минимум, я точно не умру тупее, чем ты в снежном биоме.       — О-о-о, не напоминай, умоляю, — засмеялся Кейдж, по-медвежьи обняв Такахаши за талию.       Кенши положил свои ладони на макушку Джонни, зарывая пальцы в богатых каштановых прядях.       — Так что за вздор ты хотел мне рассказать? — сказал он вдруг.       — Чё? В смысле? — обалдевший Кейдж аж закашлялся.       — Ты вроде тоже что-то от меня скрывал.       — А-а-а, да так… Я просто хотел признаться, что я писатель. Ну, книги всякие пишу про свои приключения. По сравнению с твоей тайной — сущий пустяк.       — Ого, ты писатель? — Кенши покачал головой. — Непростительно.       — Э-э, не гони там!       — Знали бы старшие Боги, как я оскорблён этим фактом.       — Так смешно шутишь, прямо животик сейчас надорву, Стэндапохаши.       — М-м-м.       — Я сейчас тебя по факту урою.       — Если серьёзно, я уже догадывался о том, что ты пишешь, — Кенши положил свой подбородок на плечо Джонни и вздохнул. — Просто полагал, ты не хочешь делиться своим хобби, потому что скромничаешь.       — Я? «Скромничаю»? Ты берега, что ль, попутал?       — Почему бы и нет? Ты же не законченный самолюб.       — Да я скорее хотел башкой проломить дерево от своей приключенческой писанины, нежели, пф-ф, «скромничал».       — Ты стыдишься своих рукописей? Неожиданно.       — Только перед тобой.       — Я тебе что, мать?       — Нет. Слава Богу. Наверное.       — Джонни-Джонни.       — Нет, ну ты такой умный с виду. Мне постоянно казалось, вот ты сейчас прочитаешь одну из книг моего авторства, — вернее, я тебе её зачитаю, — и ты как разосрёшь меня, раскритикуешь, и я сквозь землю тогда провалюсь. Твоё мнение мне дороже сотни других, между прочим!       — Приятно слышать, но нет. С чего бы мне критиковать твоё детище.       — Просто ты реально очень умный с виду, Кенши.       — Это только с виду.       — Ору.       Пожалуй, после такого насыщенного дня и душераздирающего диалога Кейджу стоило бы вздремнуть в чьём-нибудь деревенском домике. Желательно, в обнимку с этим удивительным псевдоинтеллектуалом Кенши. А потом снова в путь — к спасению мира.

***

      Спустя два года.       За эти два года поменялось многое. К примеру, они с Кенши и Сенто разок (разок растянулся на несколько недель) заглянули в ад, надрали Шаг Цунгу с Куан Чи их опалённые адской лавой задницы и добыли титановой руды для брони покрепче. Титан дался им с трудом, спустя три поломанных кирки, однако миссия была удачно завершена. Так что, народ, ликуй. Теперь Джонни величаво шагает по земному кубу в чёрной титановой броне, что так превосходно сидит на его крепких мышцах, которые, кстати стали ещё больше! И, о да, его легендарный солнечный меч теперь реально способен поджигать. Ура-ура! Кенши позорно раскрыл секрет конторы в одну из бурных ночей вместе с Джонни. Зачаровал меч, помолился высшим силам и — бум! Золотой меч, отливающий розовым закатом. Кейдж стал понтовее раза в три, оно и суперски.       А ещё Кенши перестал угадывать цвет глаз Джонни, потому что они оба забыли об этой игре. Потерялись в событиях мира, становившихся всё хуже, и хуже, и хуже. Кенши с Джонни стало настолько не до игр, что они даже стали — после особенно трудных битв с монстрами — клясться друг другу во всякой чуши: в преданности на тысячу лет вперёд, в любви в параллельных вселенных, в том, что они обязательно заведут себе ещё и кошку, как только их путешествие благополучно завершится.       Завершится же?..       А однажды Джонни предложил Кенши обвенчаться. Так, на словах. Без всякой строгой официальщины. Кенши, конечно же, согласился и приволок откуда-то два простых золотых кольца. Следуя догадкам Кейджа, Такахаши постарался и сделал их сам. Ну не прелесть ли?       Они тихо поженились в цветущем сакурой биоме, сказав об этом только Кун Лао и Рейдену, двум забавным ребятам из той снежной деревни, пережившей рейд, — и то в письме. Небрежно накидали на бумаге пару слов об очевидном да отправили, закрепив церемонию без торжества глубоким поцелуем.       Они поженились на Дальнем Востоке. Всё это было так символично, так чувственно, как никогда спокойно, что растроганный Кейдж аж пустил слезу, громко шмыгая своим большим носом. А Такахаши, наконец-то почувствовавший запах родного дома, его по-дружески хлопал по плечам, обещая: «Дальше будет только лучше. Клянусь, Джонни».       И он не соврал.       Тропический биом встретил Джонни, Кенши и Сенто дождём, которые, как выяснилось, так сильно любили последние двое. Сенто летал в сочной зелени серой молнией, шуршал в траве, играл с попугаями, оглушая их своим звонким лаем. Трудяга-Кенши за день построил маленькую хижину на троих — заспидранил, используя зачарованный на скорость топор супруга, хитрый гад. Джонни же в основном занимался тем, что убивал сотни монстров и искал еду своей семье.       Дни вместе проходили слишком быстро для восприятия обычным человеком. Не успели оглянуться — миновали неделя, месяц, год, а то и два. Дни текли, сыпались сквозь пальцы, как золотой пустынный песок. Они преодолели вместе тропики, океан, саванну, болотный биом, в котором противная ведьма закидала их микросемью зельями. И бесконечное путешествие стало для них обычным делом.       И Джонни с Кенши уже привыкли к вечной боли в ногах. Было плевать на всё. Лишь бы они были друг у друга, и лишь бы путешествие в никуда далось им хотя бы чуточку легче.       Они добрались до леса, но, нет, не в том, с которого начался путь трёх странников. Это был хвойный лес, покрытый тонким слоем снега. Здесь всегда стоял шум природы: гремел гром, завывал ветер, шуршала тёмно-зелёная трава.       Кейдж, как и всегда, в подробностях описывал красоты их мира Такахаши. Его устные описания стали намного лучше по сравнению с прошлым. Он словно бы слагал строки книги на лету; он был лучшим тифлокомментатором на свете, способным передать всё, что Кенши бы хотел увидеть своими глазами.       А порой Джонни даже приукрашал. Кенши спокойно кивал его красивым словам, улыбаясь. Хвалил атмосферу краёв, держась за плечо Кейджа одной рукой. А когда места были страшные до гулкого быстрого стука в груди, Кейдж врал, что локация обыкновенная. Нечего тут бояться. Нет здесь места глупому страху.       Костёр сегодня трещал особенно громко. Дождя не было. На улице стояла вечерняя прохлада, от коей Джонни с Кенши теснее жались друг к другу под пледом. Они болтали о незначительном. О чём-то, что завтра обязательно растворится в ворохе обязанностей.       Кенши днём наловил рыбы на целую цыганскую свадьбу, а Джонни её разделал и пожарил без специй. Жаловаться было некогда. Залетело только так. До звезды Мишлена далековато, но зато даже придирчивый к еде Сенто хавал. Успех? Ещё какой.       Джонни начал медленно выцеловывать кривую дорожку на шее Кенши, спускаясь губами всё ниже и ниже. Кенши держал глаза прикрытыми, сидел, укутавшись в общий плед, пока его супруг в намёке оглаживал ладонями его широкую грудь, целовал ключицы и вдыхал носом столь приятный родной запах.       — Хочешь? — хитро улыбаясь, спросил Кейдж.       — Только если сегодня я буду в активной позиции, — негромко ответил Кенши.       — Ну… Это я ещё могу сегодня устроить. Честно говоря, соскучился по твоему чл…       — Ты даже представить себе не можешь, как было муторно вымывать из себя «это» в речке.       — Да здравствует антисанитария! — Кейдж довольно потёр ладони. — …Эй, что-то слишком шустро ты полез. Слышь, Кенши?!       — У меня руки чистые, если что.       — Похвастался?       Кенши промолчал, возбуждённо двигая кулаком под пледом. Джонни скосил свои глаза на свой спрятанный под пледом член, который так медленно-приятно ему надрачивал Такахаши. Пальцы скользили по всей длине, легонько касались головки, перемещались к основанию члена и затем дразнили только там. Джонни судорожно задышал.       Кенши спустился вниз, на колени, и, похлопывая супруга по бёдрам, коротким кивком вбок приказал лечь на траву. Когда Кенши был молчалив и серьёзен, он был чертовски сексуален в этом своём хмуром образе. Казалось, даже его возбуждённое дыхание заставляло кровь в венах бурлить активнее.       Джонни улёгся на траву, стянул с себя штаны, спустив их под одной ноге. Приглашающе, столь развратно раздвинул ноги, притягивая левой ногой Кенши к себе, заключив в своём согнутом колене. Тот лишь усмехнулся, что не может сейчас видеть горячего вида мужа.       Ласковые пальцы Кенши с наслаждением оглаживали острые колени Джонни. Кейдж внезапно играючи оттолкнул от себя его, выпрямив ноги, уперев стопы в грудь Такахаши. Кенши начал горячо целовать эти шаловливые пальцы ног, массировал холодные стопы ладонями, уверенно мял их. Затем он резко потянул Кейджа за ногу, заставив проскользнуть задницей по траве. Джонни возмутился, но, почувствовав, как в его напряжённые яйца упирается до предела возбуждённый ствол Кенши, послушно захлопнул рот, ожидая дальнейших действий.       Рослый, сильный, весь из себя военно-осанистый Такахаши, возвысившийся над лежащим на колючей траве Кейдже, держал свой стоящий член в кулаке. Он показательно провёл по всей длине два раза, и Джонни заёрзал на земле ещё больше, предвкушая. В силу того, что Кенши является азиатом, член у него, в сравнении с остальным цветом его тела, тёмный. Тёмный, ровный, довольно крупный, после которого мышцы ещё долго ноют, потому что Джонни любил, когда тот брал его жёстко. Это создавало контраст между Такахаши в повседневной жизни и Такахаши в постели. «Такого» Кенши знал только Джонни.       Джонни любил, когда Кенши трахал его без жалости. Так, словно он по-прежнему являлся мародёром, а Джонни был его личной занозой в заднице, его ужасающим целый отряд пленником, обожающим секс с важными азиатскими мужчинами в красивых доспехах.       Кенши припал губами к члену Джонни, и тот задрожал. Пальцы ног автоматически согнулись в тряске — Такахаши вводил в и без того разработанный регулярным сексом анус обильно смазанные пальцы, ведя языком по набухшим венам на чужом багровом члене. Джонни сбивчиво застонал, выпятив грудь. Его сосредоточенный на ласках супруг начал быстро двигать своими длинными пальцами вперёд-назад, вперёд-назад и вкруговую, заставляя открыться ещё больше. Затем растягивал и без того раскуроченный анус на лад ножниц, медленно раздвигая пальцы в стороны, пока Джонни не шикнет. Когда в очередной раз достиг своими пальцами простаты, Кенши вдруг с шумом взял у него в рот — с пошлым хлопком заглотнул член Кейджа целиком, до самого основания, предварительно погрев орган в щеках, и Кейдж рассыпался в эмоциональной брани.       Кенши привык к размеру мужа. Сосал, теряясь в звуках, чуть ли не похрюкивая от наслаждения, ведь зрения у него не было — повышалась чувствительность. Его аккуратный прямой нос упирался Джонни в лобок. Кенши задыхался. Горло плотно обхватывало член в эрекции, изредка дрожаще сжимаясь. Пальцы продолжали растягивать.       После долгих ласк Кенши пристроился между ног Джонни. Он неспешно себе надрачивал, качая бёдрами; головка его члена с каждым движением вгонялась немного глубже в анус мужа. Кенши несдержанно застонал. Член вошёл ровно наполовину. Кейдж всё равно поражался тому, сколько сексуальной нежности было в Такахаши даже спустя столько совместных ночей.       — Слушай… Я хочу разврата, — Кейдж игриво провёл кончиками пальцев одной ноги по сильной спине Кенши. — Давай. Покажи мне, как ты можешь. Я люблю, когда ты груб со мной.       Кенши вышел из Джонни, потёрся членом о промежность, избегая ануса, и ладонями раздвинул ноги Кейджа ещё шире. Его лицо приблизилось к пульсирующему входу, твёрдые пальцы по-хозяйски вцепились в упругие ягодицы. Когда разработанный тёмный анус был открыт, Такахаши начал его старательно вылизывать. Исследовал языком, похабно причмокивая и причвакивая.       Кейдж зажмурился, сжав кулаки на груди.       Плевок. Кенши плюнул на раздвинутый ладонями ноющий вход, и белёсая слюна медленно стекала по бёдрам.       Ещё нахальный плевок. Три пальца снова уверенно ввелись внутрь, ввинчиваясь, а скользкий язык продолжал ласкать содрогающееся кольцо мышц.       — Ты меня так мучаешь… — пожаловался Джонни, извиваясь спиной на траве. — Злодей.       Смена тактики. Теперь снова Кенши трётся своим твёрдым членом меж ног, низко шипя. Он хочет войти в него — это заметно. Но он терпит. Трётся. Легонько бьёт своим членом о чужой, постукивает им о нежную кожу чужого ануса. Затем проводит несколько раз по своей длине и вновь медленно вторгается, постепенно вводя только головку.       А затем трахает так, что трава уже не щекочет спину, а царапает. Берёт в зад остервенело, с залпом тихих поочерёдных стонов растягивая собой во все стороны. Кенши двигает бёдрами рвано, без всякого ритма, что вызывает бурю эмоций у лежащего в крупной дрожи Кейджа. От такой хлёсткой громкой долбёжки аж на мандраж пробивает — Джонни весь трясётся, как в мороз, протяжно стонет в зубы, хмуря свои светлые брови. Смазанный толстый член хорошо двигается внутри него, разнося стенки. Джонни приплакивает от кайфа, разводит длинные ноги ещё шире. Ему так хорошо и больно одновременно. Из-за того, что это делает его любимый мужчина, тело распаляется само по себе. Член стоит колом, что бы ни творил Кенши, потакающий всяким пошлым хотелкам Джонни, видавшего многий разврат.       Кенши извергается первым, с низким утробным рыком. Он заканчивает внутрь, и Кейдж фантазирует, как густая сперма сейчас выходит из тёмной головки того толчками, течёт внутри, хлюпает. Кенши продолжает медленно двигаться, наглаживая член Джонни своей горячей ладонью.       Первые капли дождя падают на их взмокшие от пота лбы.       Раз-два. Раз-два. Теперь шумит дождь.       Джонни конкретно потерян в чувствах. Его слёзное кряхтение и постанывания заглушил ливень. Его продолжали трахать на мокрой траве по второму кругу; оба замараны, затасканы, скоро с охоты прибежит Сенто, а он вряд ли является фанатом человеческой страсти.       Кенши комично проклинал дождь, помогая Джонни кончить от обильной стимуляции простаты. Пара финальных грубых толчков, жадный мокрый поцелуй в губы и — конец. Джонни бурно изливается себе на живот, блаженно закатив глаза. Сперму сразу же смывает активно стучащий по животу дождь. Точно, блин. Дождь!       — Вспомнил, Джонни! — кричит сквозь стену дождя мокрый Кенши, немедленно выйдя из Кейджа. — Я же так и не угадал твой цвет гл…       — Кенши! — охеревает тот.       — Что?!       — Иди в задницу! — Джонни прикрывает все свои «нежные места» ладонями, ибо ливень, зараза, бьёт больно. — И нет, не в прямом смысле! Мне на сегодня хватит!       И показал Такахаши средний палец. А Такахаши его не увидел.       Ливень чуть не избил двух взрослых голозадых мужчин своей агрессивной барабанной дробью по их телам. Они с супругом о чём-то ругались сквозь шум дождя — о чём-то незначительном, что обязательно забудется в тревогах застрявшего дня.       Благо, «завтра» — оно точно будет. И это в их жизнях самое главное.

***

      Конец их длительного путешествия, в котором произошло слишком многое для понимания, вот он — под носом у троих. Это была невидимая стена, по виду не имеющая ни текстуры, ни рельефности, и по факту не имеющая какого-либо запаха. Она была бесконечная, светло-голубая, но то был обман. Стена была банально в цвет дневного неба. Если одно время суток сменится другим, прозрачная та станет чёрной, усыпанной белыми звёздами.       Джонни боялся её касаться. А вдруг убьёт? Категорически запретил трогать стену, означающую грань мира, и Кенши. У него его жизнь так вообще последняя. И Сенто он держал на поводке, кратко отдав команду: «К ноге».       — Я, должно быть, чего-то не понимаю… — нервно прошептал Джонни. — Мы ведь целый мир обошли, не так ли? Здесь что-то должно произойти!       — Может, коснёмся стены?       — Иди к чёрту, я не отправлюсь в нулевые координаты, а ты не сдохнешь тут, как законченный дебил.       — Понял, — Кенши попытался вслушаться в какие-либо звуки вокруг, но, к сожалению всех, не услышал ничего. Совсем ничего.       Такое странное место. Гробовая тишина и совсем ни души, как если бы они опоздали, и весь мир умер вместе с хищными тварями. Но нет. Крайнее письмо от Кун Лао и Рейдена, которое они отправили в случайную деревушку (эти три путешественника бы по-любому рано или поздно до неё добрались), имело недавнюю дату. Значит, мир не сдох. Значит, это был просто прикол места такой — существовать без единого звука, без единого существа на зелёной плоскости.       — Джонни, а люди, которые добрались до грани мира, не обойдя целый свет, тоже могут зваться победителями? — спросил Кенши, продолжая держать ухо востро. — Мы первые, кто совершил кругосветное, верно?       — Верно, — ответил Кейдж. — И нет. Те, кто не обогнул мир, ни хрена не выиграли. Так было написано в одной из древних книжонок, которые мы откопали со стариной Адамом сто лет назад.       — Смею предположить, мы были не везде.       — Эй, быть такого не может. Я обнюхал всё, начиная с нулевых координат и закачивая координатами этого стрёмного места. Каждый закоулок мира был мне открыт, Кенши.       — Может ли быть проблема во мне? Наверное, я был не везде.       — Не ищи подвох там, где его нет… — Джонни с тяжестью вздохнул. — Ты так вообще был мародёром… Готов поспорить, ты задолбал остальные полмира, где с понтом «не бывал».       — Есть такое дело.       — Что же нам делать… Ха. Я не понимаю.       Кенши взял Джонни за руку и положил свою голову ему на плечо, успокаивая. У него и самого душа стояла не на месте. Они ведь прошли так много земель… Пережили так много сражений… А если тут имелось в виду, что «главная награда — это приключение», идите в задницу, ясно? Они столько раз были на грани жизни и смерти, здесь не до тупой житейской морали.       — Что должно было произойти? — серьёзно задал вопрос Кенши, осторожно гладя Джонни по предплечьям. — Что-то грандиозное?       — Желание можно было любое загадать, — ответил тот хмуро. — Чёрт, я сейчас реально расплачусь. Адам ведь сдох ради этой цели, — его нос гневно задышал, тонкие обветренные губы скривились. — А я валялся в нулевых координатах. И не один раз. И я столько грёбаных раз мог потерять вас с Сенто. Чёрт. Чёрт. Твою мать, Кенши, мне сейчас так обидно!       Такахаши, вздохнув, взял лицо Кейджа в свои ладони, сведя чужие худые щёки вместе.       — Всё хорошо, — произнёс он спокойно. — Давай просто возьмём и загадаем по желанию прямо сейчас. Ладно?       — Это тебе не свечи на торте по приколу задуть… — в конец раскис Кейдж.       — Тогда ты как хочешь, а лично я загадаю.       — Да ладно тебе, не подбадривай меня. Погрущу и отпущу, наверное. Когда-нибудь.       — Джонни. Подожди немного. Жаль, Сенто загадать ничего не может.       — Кенши, я…       А где Сенто?       — Сенто! Сенто!       Кенши и Джонни принялись бегать по кругу, отчаянно свистя и хлопая себя по коленям. Ещё и собаку просрали! Ну что за день-то такой?!       Сплошное разочарование!       Джонни плюхнулся на траву задницей, схватившись за голову. Кенши продолжал искать.       — Гав! Гав! Р-раф! — вдруг послышалось по ту сторону грани.       Сенто что, за этой стрёмной невидимой стеной?       А может, ну его нах, мы его там и оста…       Такахаши немедленно взял Кейджа за руку и рванул прямо в стену, подозрительно уверенно стартанув.       У Джонни на лице — эмоция немого крика.       Вспышка яркого белого света. Кейдж и сам сейчас ослепнет.       Вот помните, когда Джонни жаловался на ту зелёную равнину у грани, дескать, там вообще ничего не слышно, ничем не пахнет, ни фига там, короче, нет? Забейте. Сейчас точно ничем не пахнет, ничего нет, и звуки здесь, издаваемые ими тремя, улетают куда-то далеко-далеко, разносясь в разные стороны. Вот это было действительно с-т-р-а-н-н-о.

[ПОЗДРАВЛЯЕМ! ВЫ ОБОШЛИ ЗЕМНОЙ КУБ И ИМЕЕТЕ ПРАВО НА ЛЮБОЕ ЖЕЛАНИЕ, НЕ ПРОТИВОРЕЧАЩЕЕ ЗАКОНАМ ВСЕЛЕННОЙ!]

      — Иконка… — лишь выдал Джонни, широко раскрыв рот.       — Что там написано?       — Чтоб желание загадали.       Теперь и Кенши замешкался, с глупым видом почёсывая подбородок пальцами.       — Я желаю, чтобы мир более не терзал апокалипсис, — Такахаши загадал своё давнее желание, пожав плечами, — чтобы мир очистился от монстров, природные катаклизмы отступили… И чтобы ничего не мешало спокойной жизни человечества.       Диньк!

[ЖЕЛАНИЕ ЗАГАДАНО. ПОЖАЛУЙСТА, ПОСТАВЬТЕ ВАШУ ЧЕСТНУЮ ОЦЕНКУ НАШЕМУ СЕРВИСУ! ☆☆☆☆☆].

      — Из вредности долбану им одну звезду, — проворчал Джонни, размахивая руками. — Интересно, а можно ноль?       — Что там написано?       — Абсолютно, чёрт побери, не важно!       Кейдж начал активно размышлять над своим желанием. Честно признать, он надеялся, Кенши загадает что-то более эгоистичное, личное, для него самого, потому что на то желание рассчитывал он сам. А теперь и загадывать-то нечего.       Если, конечно, не…       — Не надо, Джонни, — Кенши схватил Кейджа за предплечье. — Не загадывай всякую чушь.       — Но это не чушь! — он широко улыбался, сощурив счастливые глаза.       — Лучше что-то другое, Джонни… Не надо.       — Просто доверься мне.       Тишина.       — Загадал.       — Мне страшно, Джонни.       — Ха-ха, так странно слышать от тебя это слово. Стра-а-ашно-о…       — Ты что загадал про себя, дурень?       — Чтоб у твоего Сенто куриные крылышки выросли, разумеется, — шутливой интонацией произнёс Кейдж и расхохотался.       — Ты совсем дебил?!

[ЖЕЛАНИЕ ЗАГАДАНО. ПОЖАЛУЙСТА, ПОСТАВЬТЕ ВАШУ ЧЕСТНУЮ ОЦЕНКУ НАШЕМУ СЕРВИСУ! ☆☆☆☆☆].

      — Ну всё, довели. Я поставил им одну звезду. Пшли нах.       — О чём ты, Джонни?       — Реально забей, любимый.       Кейдж аккуратно поцеловал Такахаши в макушку, неожиданно притянув к себе за плечи, чем несколько разозлил его.       А потом снова эта противная яркая вспышка света, от которой глаза в орбитах сохнут.       Они с Кенши и Сенто вместе переместились в нулевые координаты.

***

      Знакомая зелёная равнина, но в этот раз — усыпанная синими и красными цветами. Джонни нашёл себя в море вьющихся роз, подхвативших его тяжёлые ноги. Голова была подозрительно легка, а воздух словно пах иначе: пах свободой, дождливым вечером. Всё было совсем не как в тот раз, когда его во льдах замочил категоричный Би-Хан. Всё было… так спокойно. Так напоминало о Кенши.       Кейдж с довольной улыбкой на лице провёл ладонями по траве, затем улёгся обратно, устремив взгляд в чистое голубое небо без изъяна. Он засмеялся, но сам не понимал, с чего конкретно. То ли Сенто с крылышками в голову вколотился, то ли просто слишком хорошо на душе.       Расположив руки за головой, он расслабленно лежал, пока его личный рай на Земле не потревожил Сенто.       Сизый Сенто дружелюбно вилял хвостом, лизал щёки Кейджа, шею, обнюхивал своим чёрным носом кнопочкой. И нелепых куриных крылышек у него, естественно, не было.       — Вот так, хороший мальчик, — Джонни вновь рассмеялся. — Друг, ты что, пожелал себе новый ошейник? Вот это ты даёшь!       — Гав!       — Хоро-ош! Правда, цвет какой-то гейский выбрал.       — Гав! Гав!       — Да шучу я, шучу.       Теперь надо привыкнуть к Сенто в нежно-голубом ошейнике с именной гравировкой на колокольчике. Ещё и колокольчик захотел, ишь ты. Губозакаточную машинку этому псу. Сроч-но!       Кенши, неловко подойдя к Джонни, протянул ему свою ладонь, предлагая подняться на ноги.       И выглядел он немного иначе. Имел какое-то внутреннее сияние, бьющее ключом, из самых недр души. Но по-прежнему был статным высоким красавцем с геройским размахом плеч. Он поджимал губы, часто моргал, опускал свою чёрную макушку, скромно потирая шею.       — Что-то случилось, Кенши? — спросил улыбчивый Джонни, принимая его ладонь. — Лучше ты ложись ко мне. Здесь хорошо…       Они оба улеглись на землю, примяв своими телами мягкую зелёную траву.       Джонни вглядывался в красивый профиль Кенши, словно выточенный из тёплого лесного дерева. Смотрел на аккуратный прямой нос без горбинки, любимый покатый лоб, лёгкую щетину, подчёркивающую мужественный подбородок.       А Кенши лежал с открытыми глазами, устремлёнными в небо. Пальцы сцепил в замок, расслабленно расположил на животе.       Затем он медленно повернул свою голову к Джонни.       Острые уголки его губ дрогнули. Он, тонко ухмыляясь, сказал:       — Светло-карие. Цвета деревянных досок, из которых я отстроил тот дом, ставший моей защитой. Светло-карие. Как родной дом.