Invictus

Той ночью Гермиона лежала в постели, снова и снова прокручивая в голове вечерние события. Кого убил Том? Действительно ли он впитал в себя силу древнего, давно умершего мага? Она не могла перестать представлять себе ту картинку, которую увидела в голове Риддла. Ей не нужно было спрашивать, что это было. Она и так знала. Это была его собственная мечта о них. Он мечтал о будущем с ней. «Это потому, что он не знает правды», — сказала она себе. Если бы знал, то убил бы её. По её лицу скатилась слеза и упала на подушку. Прежде чем лечь в постель, Гермиона отправила Дамблдору сову. Здесь у неё не было семьи; по правде говоря, ей казалось, что у неё вообще никого не было. Лишь Альбус. Ей нужно было с ним увидеться. Не только потому, что она в нём нуждалась, но и потому, что в её гостиной теперь жил взрослый феникс, а она понятия не имела, что с ним делать. Феникс прилетел к ней. Не к Гарри. Не к Дамблдору. К ней. Не Фоукс, а её собственный феникс. Гермиона хотела поразмышлять над этим, но не могла. Всё, о чём она могла думать, — это Риддл. «Ты для меня священна. Почему ты этого не видишь?». Его слова звенели у неё в ушах. У Гермионы защемило в груди. Она скучала по тому, как он лежал с ней рядом. Том не пришёл к ней, а она была рада этому. Возможно, он знал, что Гермиона не хочет его видеть. Возможно, злился на неё. Какой бы ни была причина, она была благодарна за маленькие милости. Она не могла видеть его сегодня вечером, боясь, что сорвётся. Завтра, решила Гермиона, она станет закаленной сталью. Но сегодня получалось только плакать и страдать. Он уничтожал себя с помощью тёмной магии. И однажды его будет уже не узнать. Впервые Гермионе пришло в голову, что Риддл может даже не знать, как на него влияет тёмная магия. А если бы она показала ему, во что он превратится? Изменит ли это его путь? — Я не могу его изменить, — прошептала она. Ей не хватало его запаха, не хватало его одежды, аккуратно сложенной на стуле, и того, как он всегда просыпался раньше неё. «Мы можем создать новый мир, Гермиона. Мы сможем воплотить наши мечты вместе». Как такое возможно? Если их мечты так кардинально противоположны? Часть её души хотела убежать. Так далеко, чтобы Том никогда не смог её найти. Но стоило ей подумать об этом, она сразу же чувствовала отвращение. Однажды Гермиона уже убегала от Волан-де-Морта. Однажды она уже разрушила свою жизнь ради него. Теперь это была её жизнь, и она больше не станет от него убегать. Она останется и встретится с ним лицом к лицу. Место на бедре, куда пришлось его режущее заклятие, болело. Гермиона забинтовала рану и натёрла её бадьяном, но боль всё равно осталась, свежая и острая. «Все, чем я являюсь, и все, что у меня есть, будет твоим». «Моя». «Позволь мне поклоняться тебе, Гермиона». Его хриплый голос эхом отдавался в её сознании, слова повторялись снова и снова, а сон всё не шёл. Она потянулась к ящику кровати и достала эликсир эйфории и зелье беспробудного сна. Затем выпила их оба. Через несколько минут оба зелья начали действовать. Когда Гермиона погрузилась в объятия Морфея, её осенило, что теперь всё будет по-другому. Она не знала, как или что будет по-другому… Знала только, что они никак не смогут вернуться к тому, что было раньше.

***

Гермиона проснулась от звука ударов. Ей потребовалось несколько минут, чтобы освободиться от действия зелья беспробудного сна. Она огляделась, привыкая к окружающей обстановке. И тут же всё нахлынуло на неё с новой силой, наполнив болью и горем. Она вздохнула и опустилась на подушку. Сквозь шторы пробивалось солнце — признак того, что она проспала. Но что это был за стук? Она поднялась и перекинула ноги через край кровати. Когда она открыла дверь спальни, стук стал ещё громче. Затем она услышала его голос. — Гермиона, открой эту грёбаную дверь, пока я не разнесу её в щепки. Это был Том. Чёрт. Гермиона сглотнула. У неё даже не было времени обдумать всё произошедшее, не говоря уже о том, чтобы придумать объяснение своему присутствию в доме Риддлов прошлой ночью. Доверяла ли она ему настолько, чтобы впустить его в свою квартиру? — Гермиона, — раздался его зловещий голос. Этому не было предела. Она знала, что Том выломает дверь, если она не впустит его. Вскоре должен был прийти Дамблдор, поэтому она смирилась и распахнула дверь. Том стоял на пороге, не сводя с неё глаз и напрягая челюсти. Как только она открыла дверь, его взгляд упал на её откровенную ночнушку. В квартире было довольно тепло, поэтому она не заметила, что в воздухе витает прохлада. Прохладный воздух из коридора обдал её кожу ледяным порывом, и она покрылась мурашками. Его глаза пробежались по тонким бретелькам, затем спустились вниз по её телу и задержались на перевязанной ране на бедре. Его взгляд вернулся к ней. — Можно войти? Гермиона уставилась на него, потрясенная его наглостью. Она ничего не сказала, но отошла и позволила ему войти. Том стоял в фойе и смотрел на нее с застывшим выражением лица. От него веяло тёмной магией, будто дымом от сухого льда. Она неловко пригладила волосы. — Чего ты хочешь, Том? Он моргнул один раз. Потом второй. Его глаза сузились. — Что ты, блядь, имеешь в виду? Ты думала, я не захочу поговорить о прошлой ночи? Ты в своем уме? Она сглотнула. — О чем тут говорить? Том по-змеиному наклонил голову. Его глаза больше не были красными, как прошлой ночью; казалось, он мог менять их цвет по своему желанию. И всё же перемены в его внешности были шокирующими. Он стал бледнее. Изменились не столько его физические данные, сколько движения. В его присутствии атмосфера будто наполнялась темнотой и страхом. Он смотрел на неё так, словно видел впервые. Гермиона всё не могла понять его настроение. — Почему ты оказалась в доме Риддлов, Гермиона? И как ты вообще узнала о его существовании? Гермиона молчала. — Думаю, ты задолжала мне ответ. Она недоверчиво уставилась на него, широко раскрыв глаза, и скрестила руки на груди. — Я ничего тебе не должна. Гермиона потрясённо смотрела на него. — Уж прости, мудак, но недостатка в волшебниках, жаждущих моего внимания, я не испытываю, если, конечно же, все, что мне нужно, это одноразовый трах. Но я рада знать, что ты настолько низкого обо мне мнения, Том. Он горько рассмеялся. — Какая ты скромница. Гермиона пробормотала едко и язвительно: — Да, я обычно хожу и предлагаю свою девственность случайным волшебникам просто забавы ради. Том глубоко вздохнул. Он провел пальцами по своим чернильно-черным волосам. — Ладно. Я понял. Так почему же ты отказываешься впустить меня? Ты либо доверяешь мне, либо нет. Она покачала головой. — Я не доверяю тебе. И не смогу… никогда. Прошлая ночь только доказывает это. Он покачал головой, глаза убийственно сузились. — О, и правда? Почему? Потому что я не сказал тебе, куда иду и что делаю? Потому что я кого-то «убил»? Ты думаешь, что знаешь меня, но ты ничего не знаешь. Думаешь, я бы тебе ничего не рассказывал, если бы это были настоящие отношения, а не гребаная комедия, которой они являются? Ты сама ничего мне не рассказываешь и при этом считаешь, что имеешь какое-то право на мои секреты? Пошла ты нахер, Гермиона. Ей на глаза невольно навернулись слёзы. — Как… как ты мог убить того человека, Том? — ее голос надломился. — Что такого случилось с тобой в жизни, что ты стал таким жестоким? Том подался вперед, и она упёрлась взглядом в его грудь. Гермиона привалилась спиной к стене фойе. — Да если бы ты видела, что творится в голове у этого человека, тебе бы понадобился целитель разума. Ты бы умоляла меня стереть тебе память. — И я должна в это поверить? Его глаза были холодны. — Мне все равно, во что ты веришь, — он насмешливо покачал головой. — Ты смеешь называть меня жестоким. Разве я когда-нибудь был жесток с тобой, Гермиона? Она ничего не ответила. Он подошел ближе, вжимая ее в стену, положил руки по обе стороны от нее, зажав ее между своими руками. — Полагаю, здоровый страх — это хорошо. Хотя, будь ты права, тебе бы меня бояться не пришлось. Она покачала головой. — Я никогда не буду тебе доверять. Его глаза сверкнули холодным гневом, изучая её лицо. Том протянул руку и обхватил пальцами щеки, а затем сжал их, заставив её губы раздвинуться. — Ты сводишь меня с ума, — вздохнул он. А потом наклонился и поцеловал её. В мозгу Гермионы произошло короткое замыкание. Разве она не планировала сегодня стать закаленной сталью? Его язык скользнул между её губами, его запах затопил её разум, посылая ударную волну голода по её телу. Её разум боролся, но тело отказывалось подчиняться. Когда рука Тома обвилась вокруг её талии и притянула к себе, Гермиона расплавилась в нем. Тёмная магия коснулась её кожи, заставив задрожать. Она слабо прижалась к его груди, разрывая поцелуй. — Нет, — дрожащим голосом прошептала она. Его челюсть напряглась. Он не отстранился, но медленно выдохнул, словно заставляя себя сохранять спокойствие. — Мне не нравится, когда ты говоришь мне «нет», — медленно произнес он. Гермиона мгновение смотрела на него, затем потянулась вперед и прошептала ему на ухо: — Нет. Мышцы на его челюсти напряглись. Он уставился на неё, когда она отстранилась. — Кем была та женщина, которая пытала тебя, Гермиона? Её сердцебиение резко участилось. — Это не имеет значения. Он издал разочарованный вздох. — Ты Невыразимец? Она медленно покачала головой. — Нет, Том. Он сердито дернул головой. — Тогда почему ты не можешь мне рассказать? Ты умоляешь меня не заглядывать в твой разум и все же скрываешь от меня такие вещи. Что ещё я могу найти в твоих воспоминаниях? Как, по-твоему, я могу не применить к тебе Легилименцию? Я, должно быть, чертов дурак. Губы Гермионы задрожали. Она была на грани срыва. — Ты требуешь от меня слишком многого, Том. Том покачал головой, не веря. — Нет, Гермиона, — едко сказал он, указывая на нее, — это ты требуешь слишком многого от меня. Её гнев вырвался наружу. — Неужели ты всерьез думаешь, что я мечтаю быть подружкой восходящего Тёмного Лорда? Думаешь, это была моя детская мечта? В то время как другие маленькие девочки мечтали о прекрасном принце, я мечтала о том, чтобы меня схватил кровожадный тёмный волшебник? Он наклонился к ней и прошептал: — Ты не моя подружка, Гермиона. И никогда ею не будешь, если не скажешь мне правду, — Том отстранился и холодно посмотрел на неё, его челюсти напряглись, когда он стиснул зубы. — Откуда тебе знать, какие у меня стремления? Ты даже не удосужилась спросить меня. Скажи мне, дорогая… Откуда ты знаешь о моих Пожирателях Смерти? И как ты узнала о доме Риддлов? Я не буду спрашивать дважды. Скажи мне сейчас, Гермиона. Я очень близок к тому, чтобы потерять самообладание. Гермиона вздохнула и решила, что в её же интересах отступить в этом вопросе. — Я видела записку, которую прислал Абраксас. Совой. Том замолчал, глаза его напряглись. — Какую записку? — Она предназначалась тебе. В ту ночь, когда я осталась в твоей квартире. Он слегка повернул голову. Его глаза потемнели от подозрения. — Ты врешь. — Я не вру, Том. Том застыл, наблюдая за ней, пытаясь понять, лжёт ли она. Гермиона, в свою очередь, наблюдала за ним. Том купался в тёмной магии. Его глаза из чёрных превратились в багровое пламя. Его движения были плавными и змееподобными, что наводило ужас. Он наклонил голову, глядя на неё, и она почувствовала, как волосы на её затылке встали дыбом. Он был похож на змею, готовящуюся нанести удар. Казалось, что им владеет нечто большее, чем он сам. Гермиона подняла на него взгляд, не пытаясь скрыть страх в глазах. — Хотела бы я, чтобы ты видел, что ты с собой делаешь, — прошептала она. Он поднял руку и смахнул локон с её щеки, заправляя его за ухо. В его глазах отразилось нечто, смутно напоминающее боль. — Иногда я действительно жалею, что встретил тебя, Гермиона. Она сглотнула. Его слова словно зазубренный нож вонзились в её грудь. — Тогда, возможно, нам стоит притвориться, что мы до этого не встречались, и пойти разными путями. Том улыбнулся, зловеще растянув губы. Затем он рассмеялся, прижимаясь к ней. — Так легко никогда не будет, маленькая ведьма. Слишком поздно. Слишком поздно было уже в тот момент, когда я увидел тебя. Теперь ты принадлежишь мне и никогда не сможешь уйти… как бы далеко ты ни пыталась убежать, — он посмотрел на неё, и в его лице отразилась холодная, ничем не прикрытая ярость. — Я узнаю твои секреты. Это лишь вопрос времени. Твои стены уже рушатся. Глаза Гермионы вспыхнули непокорностью. — Ты ничего не узнаешь, если меня не будет. Том улыбнулся и обхватил её горло своими длинными пальцами. — Мне кажется, ты кое-чего не понимаешь, Гермиона. Хотя я хочу тебя такой, какая ты есть… Если мне придется развратить тебя, чтобы удержать, то я, черт возьми, это сделаю. Может, ты и держишь меня на крючке, ведьма, но поводок на твоей шее держу я, и лишь пожелаю тебе удачи, если ты его сбросишь. Только попробуй попытаться убежать от меня. Гермиона несколько мгновений смотрела на него, вглядываясь в его красные глаза. Они были так похожи на глаза Волан-де-Морта. Неужели где-то в глубине души она думала, что только она одна сможет помешать ему стать этим чудовищем? Какой глупой казалась теперь эта мечта. Внезапно в дверь постучали. Глаза Тома сузились, и он перевел взгляд на Гермиону. — Это Дамблдор, — вздохнула она. Его глаза расширились. — Ты серьёзно? Что он здесь делает? —Я… — начала она, морщась, — я попросила его прийти. Он склонил голову набок. — Ты действительно так меня боишься? Гермиона покачала головой. Снова раздался стук. — Мы всегда встречаемся по воскресеньям. Я… я попросила его прийти из-за феникса. На его лице промелькнуло понимание. — Феникс… он здесь? Она кивнула. Риддл посмотрел в сторону двери. — Дамблдор знает, Том, — прошептала она. Он снова повернул к ней голову. — Что он знает? Её губы разомкнулись. — О нас. Его брови резко поднялись. — Ты рассказала ему? Она кивнула. — А мне рассказать об этом ты не подумала? Гермиона вздохнула. — Не знаю, Том, я забыла. Он вздохнул и откинул голову назад, раздраженно проведя рукой по лицу. Гермиона отпихнула его в сторону и пошла открывать дверь. Дамблдор стоял в прихожей, облаченный в мантию цвета индиго. Его взгляд остановился на внешности Гермионы: тонкая ночнушка, растрепанные волосы, бинт на бедре. Затем его взгляд переместился на Риддла и заметно заострился. Он стоял в стоическом молчании. — Пожалуйста, входи, Альбус. Дамблдор медленно вошел в комнату и замер, наблюдая за ними. Том взглянул на Гермиону. Она нервно оглянулась. Его челюсть сдвинулась в сторону, и он пробормотал: — Мы поговорим об этом позже. Он направился к двери, но остановился, проходя мимо Дамблдора. Он посмотрел в глаза своему старому профессору и холодно пробормотал: — Директор. Дамблдор склонил голову в знак признательности. Затем Риддл ушел. Гермиона закрыла за ним дверь. Несколько мгновений было тихо. — Альбус… — Давай посмотрим на феникса. Она глубоко вздохнула, почувствовав некоторое облегчение. — Хорошо. Гермиона провела его в гостиную. Там, на спинке дивана, сидел спящий Феникс. Дамблдор подошел к птице. Его глаза сверкнули, когда он провел рукой по перьям на спине феникса. Птица начала просыпаться, а затем издала тихий, довольный крик. — Никогда раньше не видел феникса с такой окраской, — размышлял Дамблдор. Если Фоукс был тёмно-алого цвета с золотой грудкой, то феникс Гермионы обладал обратной окраской. Его перья были ярко-золотыми, а у груди переходили в ярко-красный цвет. — Полагаю, — заметил Дамблдор, — это самка. — Правда? — глаза Гермионы расширились. — Откуда она взялась? Дамблдор улыбнулся. — Одна из великих тайн Вселенной. Невозможно узнать наверняка. Но теперь она твоя. Не знаю, известно ли тебе об этом… но в моей семье всегда верили, что феникс придёт на помощь любому Дамблдору, столкнувшемуся с большой опасностью. Возможно, это существо связано с магическими корнями нашей семьи. В любом случае… Я думаю, ты можешь принять это как знак. Теперь ты настоящая Дамблдор. Такой поворот событий… он невероятно удивителен, Гермиона. Признаюсь, я потрясён… а в наше время меня мало что может удивить. Гермиона провела пальцами по перьям птицы. Глаза феникса счастливо прищурились. Дамблдор внимательно посмотрел на Гермиону. — Несколько месяцев я размышлял над тем, не было ли твоё появление в этом времени просто ужасным поворотом судьбы. Но я начинаю верить, что тебе всегда было суждено здесь оказаться. Гермиона сглотнула. — Боюсь, я впутываюсь во что-то ужасное, Альбус. Дамблдор улыбнулся. — С годами я убедился, Гермиона, что судьба приходит к нам на помощь, несмотря на наши собственные ошибки и заблуждения. Доверься своей интуиции, моя дорогая. Вселенная всегда будет работать на благо тех, кто живёт ради любви и света. Ты можешь оказаться на правильном пути и даже не подозревать об этом. Гермиона криво улыбнулась. — Хотела бы я в это верить. Альбус пристально посмотрел на феникса. — Знаешь ли ты, что на протяжении многих тысячелетий феникс был символом надежды, обновления и воскрешения? Хотя они погибают в пламени, но возрождаются из пепла. Редкое и бессмертное создание. Если что-то и должно стать для тебя знаком того, что невозможное действительно возможно… то, несомненно, им должен стать этот прекрасный феникс.

***

В воскресенье вечером Том сидел в кресле перед камином в своей квартире, курил сигарету и читал о магии отслеживания. Ему нужно было отвлечься. Он решил, что не будет возвращаться в квартиру Гермионы сегодня вечером. Он даст ей свободу, потому что, хотя не мог точно сказать, откуда это знает, он чувствовал, что она находится на грани срыва. Том затянулся сигаретой. Дым заволок пространство вокруг него, пока он размышлял об их утреннем разговоре. Записка, сказала его маленькая ведьма. Он никогда не общался с Пожирателями Смерти через сов. Либо она лгала, либо его последователи что-то скрывали. Но из всех его Пожирателей Смерти… Абраксас? Малфой был последним человеком, которого Том мог заподозрить в заговоре за его спиной. Если только записку написал не Малфой. Он постоянно читал их мысли, но прекрасно знал, что существуют способы обойти даже Легилименцию. Возможно, они использовали Забвение… и если так, то Том знал, как это исправить. Он мог отменить Обливиэйт без особых усилий. Том поклялся впредь быть более внимательным к ним. Он всегда был навязчиво подозрительным, а Гермиона посеяла в его сознании семя сомнения, которому не оставалось ничего другого, как прорасти внутри него. Том подумал о пронизывающем взгляде Дамблдора. Как интересно… У Гермионы был феникс, как и у её отца. Он вспомнил кулон, который она до сих пор носит на шее. Том ухмыльнулся. Итак! У его ведьмы был домашний феникс, а у него — домашний василиск. Какая идеальная картинка. В конце концов, она была Дамблдор. Теперь в этом не может быть никаких сомнений, верно? В детстве он всегда ненавидел Дамблдора. Когда-то Том восхищался им, но профессор всегда смотрел на него с подозрением и недоверием. Теперь же Том трахал его дочь. Он не мог не наслаждаться чувством триумфа; по реакции Дамблдора сегодня утром было ясно, что старый волшебник не в восторге от этого. Но старик должен был смириться с этим. Гермиона принадлежала ему. Мысли Тома вернулись к женщине, которая мучила Гермиону в её видениях. Она казалась безумной, совершенно одичавшей, пока что-то вырезала на руке Гермионы. Том не видел на её коже никаких следов или шрамов. Наложила ли она скрывающие чары? Если да, то почему он этого не заметил? Том поклялся, что, как только узнает личность этой женщины, он вырежет имя Гермионы на её щеке и отрубит руку с палочкой. Волна эйфории захлестнула Тома, когда он представил, как непрерывно мучает эту женщину. Он ненавидел её. Это чувство было иррациональным и животным. Всё, что он видел — это искажённое болью лицо Гермионы и её визги, пронзительные и надрывные. Том был полон ярости. Он бы заставил эту каргу подавиться собственными органами, прежде чем прикончить её. Его мысли вернулись к Гермионе в ночнушке и с повязкой на бедре. Том ухмыльнулся, потирая плечо, которое всё ещё болело в том месте, где она рассекла его своим клинком. Он не мог взять в толк, почему его возбуждает вид раны, которую он оставил ей? Он заново пережил их утренний поцелуй. Том думал о том, как Гермиона прижалась к нему, несмотря на своё явное недоверие. Несмотря на всё, чему она была свидетелем накануне вечером. — Ты моя, — вздохнул он. Он услышал её хрипловатый голос, когда она прошептала ему на ухо: «Нет». Том почувствовал, что становится всё тверже. Чем больше она боролась с ним, тем сильнее Том хотел погубить её. — Ты не спасёшься, маленькая ведьма, — выдохнул он. Том втягивал кислород через сигарету, наполняя лёгкие дымом. — От меня ты никак не спасёшься. Внезапно глаза Тома сузились. У него появилось чувство, которое нарастало уже несколько минут, — смутное и неопределённое предчувствие, что что-то не так. Он сидел и давил в себе это слабое чувство, пока оно не разрослось и не стало терзать его, как зуд. Это не было одним из его навязчивых состояний. Это было что-то другое. Это было мрачное предчувствие, пронизанное всепоглощающей печалью, безнадёжностью и виной. С подобной эмоцией он знаком не был и удивлённо нахмурил брови. Том каким-то образом начал догадываться, что Гермиона нездорова. Он не был уверен, откуда это знает. Часть его сознания сомневалась, что он просто слишком много думает. Возможно, это было его собственное чувство сожаления по поводу того, как развивались события прошлой ночи. Но нет… он никогда не чувствовал такого раньше. От него это никак не могло исходить; Том не был способен на столь острые эмоции. Он сглотнул, затем вдохнул дым от сигареты. В голове вдруг всплыл прочитанный отрывок о связи близнецового пламени. Передача эмоций через энергетические центры магического ядра. Внезапно он встал и затушил сигарету. Быстро и целеустремлённо он прошёл в свою спальню и начал вычерчивать на полу защитные руны. Его движения были отрывистыми и грубыми. Затем, сжав челюсти, он упал на кровать и вытолкнул душу из тела. Он летел сквозь ночь с молниеносной скоростью, пока не оказался перед дверью в её квартиру. Том понимал, что это вторжение в её личную жизнь. Несколько минут он стоял перед дверью, воюя с самим собой. Если уж он решил вторгнуться в её личную жизнь, то почему бы просто не использовать Легилименцию и покончить с этим? Гермиона возненавидит его за это, но, по крайней мере, он будет знать правду о том, кто она такая и откуда взялась. Её секреты начали пожирать Тома заживо. Но какая-то частичка сознания Тома подсказывала ему, что нужно подождать. Дождаться своего часа. Дать её секретам самим ему раскрыться. Он пожалел о том, что использовал Легилименцию прошлой ночью. Он вообще редко жалел о своих действиях. Ведьма уже отдала ему своё тело. Скоро он получит её душу, а вместе с ней и её секреты. Том хотел, чтобы она сама вручила ему все свои тайны. Все секреты, самые тёмные уголки её души, её страхи и прошлое. Впервые в жизни Тому не хотелось брать что-то жестоко, силой. Отнимать было горько. «Для тебя нет ничего святого?». Нет. Он будет ждать, как бы больно ему ни было. В конце концов, сладость её капитуляции покажется ему мёдом. Том уставился на дверь её квартиры. Настойчивые предчувствия терзали его. Он не сможет сегодня ни учиться, ни спать, если не выяснит, что привело её в такое уныние. Что-то было не так. Что-то было неправильно. Он прошёл через дверь. Том огляделся: в квартире было темно. Домашнего эльфа тоже нигде не было. Возможно, у неё сегодня выходной. Неужели его ведьма ушла на ночь? В гостиной, в углу у её стола, горела одинокая лампа. Том пересёк комнату и осмотрел широкий письменный стол. На столе были разбросаны книги и множество пергаментов. Некоторые из них были её, испещрённые пометками, а также различные документы. На некоторых стояла печать Министерства, другие казались свитками из магической библиотеки на Косой аллее. Её перо лежало на бумаге, и чернила были ещё влажными. Том услышал музыку, доносившуюся из другой комнаты. Она была дома. Том заметил письмо, лежащее на дальнем конце стола; должно быть, его доставили сегодня. Верхняя половина письма была заслонена открытой книгой, но вторая часть оказалась приглашением на мероприятие Министерства. Инаугурация. Мало того, что это было приглашение, отправитель просил сопровождать Гермиону на этом мероприятии. Раздражение охватило Тома. Он наклонил голову, чтобы прочесть имя, подписанное внизу: Гаспар Дюфрейн. Том ломал голову. Имя казалось знакомым, но он не мог вспомнить, откуда именно его знал. Да и какая разница? Он говорил Гермионе, что ему всё равно, с кем её видят и с кем она посещает такие мероприятия… и это было правдой. В конце дня она всё равно спала в его постели. Что ещё могло иметь значение, если это так? Между ними было негласное соглашение: их не будут видеть вместе на людях. Она пообещала ему бороться с ним. Том не винил её за это. Но его раздражало, что другой волшебник может проявлять интерес к его ведьме. Это его действительно злило. Тем более, что с прошлой ночи их отношения были на зыбкой почве. Том заметил свой пергамент на одной из сторон стола. Он был развернут, и на нём всё ещё была видна его последняя записка. Судя по всему, она работала почти весь вечер. Небо за окном заметно потемнело от надвигающейся грозы. Раздался гром, деревянный пол задрожал, и хрустальные подвески на лампе затряслись. И тут он заметил это. На столе лежали три пустых флакона из-под какого-то зелья. Это были те самые флаконы, которые он раньше видел у Гермионы. Его глаза сузились. Том прошел по коридору и остановился перед дверью в ее спальню. Изнутри доносилась музыка. Он вошел в комнату. Комната выглядела так же, как всегда. В центре возвышалась массивная кровать с балдахином, шелковыми простынями и горой подушек. На маленьком ночном столике рядом стояла лампа Тиффани с оттенками синего и тигрового стекла. В одном из углов у окон от пола до потолка находился маленький круглый столик для завтрака и камин. Перед камином стояли два кресла с мягкой спинкой, на которых они часто сидели и занимались по вечерам, когда он приходил. На полу перед камином лежал меховой ковер. Том занимался с ней любовью на этом ковре несколько ночей назад. По правде говоря, было немного мест в комнате, которые они не осквернили своим присутствием. Кучи коробок были сложены вдоль стен, а на стульях висели платья. Том покачал головой. Такова жизнь светской львицы. Музыка доносилась из странной коробки, похожей на фонограф, с вращающимся диском, которую он видел несколько недель назад. Это была заунывная баллада, хор голосов которой разносился по комнате, как раскаты грома за окном. Oh, children... Lift up your voice, lift up your voice... Из-за двери ванной послышался звук льющейся воды. Скорее всего, она принимала душ. Он отвел взгляд, заставляя себя оставить ее в покое, хотя внутри разгоралось непреодолимое желание смотреть, как вода скользит по ее коже. Внимание Тома привлекло движение рядом с кроватью, и он подошел поближе. Том вскинул голову. На покрывале лежала маленькая раскрытая сумочка, которую Гермиона обычно носила на запястье как кулон; сейчас она была увеличена и раскинулась на простынях. Рядом с сумочкой лежал еще один пустой пузырек из-под зелья, что заставило Тома нахмуриться. Он уже давно знал, что она часто прибегала к зельям, но у него еще не было случая обсудить это с ней. На кровати также лежала и цепочка с кулоном в виде феникса, которую она носила раньше, до того как он подарил ей другую на день рождения. Рядом лежали три фотографии. Первые две двигались, как и положено волшебным колдографиям, но последняя была неподвижной. Том поразился чёткости снимков. На первой фотографии Гермиона сидела с рыжеволосой девушкой и еще одной с бледными, светлыми волосами. Они находились в уютной комнате, и их окружала атмосфера Рождества: с каминной полки свисали праздничные носки. Все три девушки выглядели счастливыми, их лица светились в огне камина. На втором снимке Гермиона была в окружении двух мальчишек. Один, худощавый, носил очки и обладал непокорной темной шевелюрой. Другой был рыжим и несколько неуклюжим. Они весело смеялись, словно забыв обо всем, кроме этого момента. Гермиона выглядела счастливой и беззаботной рядом с ними. На третьей фотографии Гермиона была намного моложе. Возможно, ей было одиннадцать или двенадцать лет. Том знал бы эти черты среди тысяч — характерные вьющиеся волосы, как у маленькой львицы. На этой фотографии она стояла между пожилой женщиной и мужчиной, похожих на нее как две капли воды. Что-то в ее руках сияло с безграничным счастьем, как и ее лицо, расплывшееся в широкой улыбке. Том точно знал, что у нее в руках. Это было письмо из Хогвартса. Его захлестнул гнев. Он снова посмотрел на фотографию двух мальчиков. Теперь, когда он рассмотрел её внимательнее, он точно знал, где они находятся. Сам он бывал там всего раз или два, но герб на заднем плане узнал. Они сидели на полу в гостиной Гриффиндора. Том напряг челюсти и бросил взгляд на дверь в ванную. Он всё это время знал, что ведьма лжёт. Но теперь у него было доказательство. Том вспомнил бы её, если бы она училась в Хогвартсе. Она была не настолько младше его, чтобы он не вспомнил. Риддл уставился на фотографии. На ней была та же странная маггловская одежда, что и в его сне. Том начал собирать всё воедино. Сны о Темпестусе. Её ложь. Другого объяснения не было. Эта ведьма пришла из другого времени. И, очевидно, раз он не узнал её, значит, из достаточно далекого будущего, чтобы он не знал её… …но она знала его. Не было другого объяснения тому страху, который появился в её глазах в момент их встречи. Её отказ доверять ему. Её желание бороться с ним, вплоть до желания убить. Но почему Гермиона боялась его? Если она была из будущего… Почему она здесь? Многое всё ещё было непонятно. Том нахмурил брови. Он оглянулся на дверь ванной. Ведьма была в ванной уже довольно долго. Том пересёк комнату и шагнул в дверной проем. Его губы разошлись в улыбке. Гермиона сидела в большой ванне на когтистых ножках, и душ лил на неё потоки воды, смачивая насквозь. Тонкая ночнушка прилипла к телу, волосы были промокшие и растрёпанные, как будто она пренебрегла всем, что её окружало. Вода стекала по её лицу, смешиваясь со слезами, но, казалось, она не замечала этого. Она рыдала — безудержно. Прижав колени к груди, Гермиона наклонила голову, щека прижалась к коленям, взгляд был устремлён куда-то в пустоту, проходя сквозь Тома, будто его здесь вовсе не было. Том замер, чувствуя, как его собственное дыхание становится тяжёлым, но оно оставалось лишь тенью, слабым эхом, которое он ощущал сквозь серебряную нить, связывающую его с физическим телом. Нить натянулась, ощущение от этого было слегка неприятным, но он не придал этому значения. Его охватила острая боль — не его собственная. Чувство вины терзало его, грозя похоронить заживо. Её вины. Том прошел через ванную и опустился на колени рядом с ней. Его глаза блуждали по её лицу. Её губы были почти фиолетового или синеватого оттенка, и это его обеспокоило. Он задался вопросом, была ли вода, под которой она сидела, холодной. В таком состоянии он не мог её пощупать. Том проверил её глаза — зрачки были широко раскрыты. Он с тревогой понял, что она, возможно, приняла слишком много зелий. Её глаза не должны были выглядеть так. Гермиона была бледна, слишком бледна, а белки её глаз были странно покрасневшими. Возможно, это было от слёз, но в целом зрелище обеспокоило Тома. Риддл не привык волноваться. — Гермиона, — выдохнул он, но она его не услышала. Его гнев сменился страхом. Он выдохнул с досадой, чувствуя, как в теле нарастает смутное напряжение. По щекам Гермионы текли слёзы, но её лицо никак не реагировало. Она казалась оцепеневшей и безжизненной. Что-то здесь было не так. Это была не его ведьма. Боль и чувство вины, которые он опосредованно испытывал через неё, были просто невыносимы. Том покачал головой. «Что это за херня?» — подумал он. Риддл вдруг снова вышел из себя. Его злило, что она скрывает от него столько всего. Его злило её злоупотребление зельями; оно явно достигло опасного уровня. Его злило, что Гермиона отказывается впустить его в дом. Она жила в какой-то другой реальности, которую пыталась скрыть от него. И вот она здесь, разваливается на куски, а он бессилен что-либо понять. Том смотрел на неё, и сердце его заколотилось, когда он заметил, что её глаза начинают закрываться. — О нет, черт возьми, — выдохнул он. Том тут же решил взять ситуацию под контроль. Он закрыл глаза и начал нараспев произносить ряд магических команд и заклинаний. Том призвал к себе тёмную магию, чувствуя, как она обвивается вокруг него, словно нити тени и энергии. Затем он заставил своё тело материализоваться. Он приказал тьме проникнуть в его душу, пока не превратился в плотное существо из тени. Переместившись, он подошел к Гермионе и поднял её из ванны. Для поддержания этой формы требовалось значительное количество магической энергии, но Том тренировался ради этого. Его магическая выносливость была непревзойденной. Гермиона застонала и потрясла головой, затем её глаза открылись. Увидев Тома, она задохнулась. — Я сплю? — слабо произнесла она. — Кто ты? Том взглянул на зеркало, выходя из ванной. Его потрясло собственное отражение. Он выглядел как существо из чистой тени, его грани размывались, двигались, были аморфны. Единственное, что он мог различить, — это светящиеся красные глаза. Он был весьма устрашающим. Неудивительно, что она испугалась. Гермиона попыталась вырваться из его хватки, но Том крепко держал её. — Ты знаешь, кто я, маленькая ведьма, — его голос больше не был его собственным, он звучал как воплощение чистой тьмы. Её рот открылся в удивлении; она смотрела на него, но глаза были стеклянными и далекими. Она покачала головой, словно в трансе. — Том? Он отнес её в спальню, произнеся беспалочковое Акцио, которое вызвало её древко из кармана мантии. Том положил Гермиону на кровать и осмотрел палочку. Она была сделана из виноградного дерева, по бокам вырезаны мелкие детали. Он наложил на Гермиону диагностические чары, но они не показали ничего, кроме замедленного пульса и слабого сердцебиения. Тогда он положил свою тенистую руку на её горло и нащупал вену на шее. Она билась вяло и медленно. — Я во сне? — прошептала она. — Да, — сердито пробормотал Том. — Так вот кто ты? — пробормотала она, протягивая руку, чтобы коснуться его. — Вот какой ты в собственной душе? Том встретил её взгляд. Её слова привели его в замешательство. — Почему ты не хочешь сказать мне правду, Гермиона? Почему ты лжешь мне? —спросил он своим сверхъестественным голосом. Голос, действительно, был странным и глубоким, с разными тонами, и казалось, что он исходит от нескольких существ одновременно. Она сглотнула, её веки затрепетали, словно она могла снова потерять сознание. Уголки её губ приподнялись в едва заметном намеке на улыбку. — Потому что ты убьешь меня, если я это сделаю. Том стоял, ошеломленно глядя на неё. Глаза девушки дрогнули и закрылись. Он нащупал вену на её шее. Она стала биться еще медленнее. — Твою мать, — выругался Том и начал поднимать её. — Сядь, — приказал он. — Нет, — слабо пробормотала Гермиона, но он дернул её вперед и прижал к огромному количеству подушек. Взяв её за руку и приподняв, он заметил кое-что. То, чего раньше не замечал. Том перестал дышать. На руке Гермионы красовался ужасающий шрам. На коже было вырезано слово «грязнокровка». Том сглотнул. Его взгляд метнулся к её лицу. Все это время шрам был закрыт какими-то чарами, и он не замечал его. Ярость грозила задушить Тома. Вот, что та женщина вырезала на её руке. Он быстро осмотрел остальные части её тела, прежде чем заметил ещё один шрам, выглядывающий из-под выреза ночнушки. Он зацепил пальцем верхнюю часть платья и потянул его вниз. Там был длинный тонкий розовый шрам. Судя по форме, он явно был последствием проклятия. Сколько раз его губы проводили по этому шраму? Как он не догадался, что она наложила на эти шрамы скрывающие чары? Неужели он действительно был настолько ослеплен этой несносной ведьмой? У него не было времени думать об этом. Глаза Гермионы затрепетали. — Нет, — прорычал он. Том поднял с пола пустую коробку из-под платья и поставил её перед ней. — Открой рот, — приказал он. Она, казалось, не осознавала его указаний, поэтому Том схватил её за щеки, заставляя открыть рот. Как только губы разошлись, он просунул пальцы между ними и провел ими по её языку. Она застонала, когда они погрузились в её горло и дернулась к нему. — Не делай вид, будто ты не делала этого раньше, маленькая ведьма, — пробормотал он в попытке пошутить, но веселья не почувствовал. Гермиона закашлялась и поперхнулась. Ему пришлось проделать этот жест трижды, прежде чем она наконец подавилась, а затем забилась в конвульсиях, когда содержимое её желудка вылилось в коробку. — По крайней мере, у тебя уменьшился рвотный рефлекс, — юмор помогал ему не паниковать, но это было совсем не смешно. Тенистые пальцы Тома откинули её волосы. Он вздохнул. — Хорошая девочка. Гермиона всхлипнула. Том перевернул её на бок и откинул голову назад, затем исчезла коробка. Убедившись, что она дышит и находится в стабильном состоянии, он вышел в квартиру и начал искать её шкаф для зелий. Том нашел его в кладовой эльфов и стал рыться в различных эликсирах, мазях и шашках, пока не нашел тайник с эликсиром. Там были десятки флаконов. Том откупорил один и понюхал его. И узнал этот запах. — Эликсир эйфории, — выдохнул он. Зачем она их принимала? Том знал, что он вызывает сильное привыкание. У него возникло ощущение, что ведьма скрывает от него гораздо больше, чем он мог предположить. Он тут же принялся рыться в ингредиентах её зелий. Если бы Том не был так зол на неё, то впечатлился бы этими запасами. Безоара он не нашёл, зато обнаружил флакон с противоядием, в состав которого входил безоар. Это средство использовалось в основном для обезвреживания ядов, но также было известно, что оно эффективно снимает симптомы передозировки зельями. Он взял бутылёк, ещё один пустой пузырёк, и отнёс их в спальню. Там он обнаружил бессознательную Гермиону. — Проснись, маленькая ведьма, пока я не задушил тебя собственными руками, — Том перевернул девушку на спину и приподнял, вылил немного противоядия ей на язык и заставил проглотить. — А ведь сегодня ты могла бы глотать мою сперму. Её глаза затрепетали, и Гермиона всхлипнула. По её щекам потекло ещё больше слёз. — Гарри, прости меня, — прошептала она. Том знал, что эликсир эйфории обычно вызывает галлюцинации при употреблении в больших количествах. Ему хотелось узнать, кем ей приходился этот Гарри. Том вздохнул. — Полагаю, можно воспользоваться ситуацией, — он поднес пустой пузырек к её щеке, собирая несколько слезинок. Его магическая выносливость требовала значительных усилий. Он никогда не материализовал своё тело на такой долгий срок. Том закупорил флакон и поставил его на прикроватную тумбочку. Он проследил за пульсом. Её губы всё ещё были синеватого цвета. — Иди ты нахер за всё это, — резко сказал он, покачав головой. Он налил ей на язык еще антидота. Через несколько минут Том заметил, что её пульс начал заметно учащаться. Он затаил дыхание. Риддл и не подозревал, что задержал его. Он оставался рядом с ней, пока её дыхание и пульс не пришли в норму. Убедившись, что Гермиона стабилизировалась и крепко спит, он выпустил тёмную магию, наполнявшую его существо, и рассеялся. Том не мог больше находиться здесь. И ему нужно было подумать. Его ярость была абсолютно парализующей. Риддл проследил за натяжением серебряной нити и отправился обратно в свою квартиру.