Invictus

Проснувшись воскресным утром, Гермиона увидела за окном небольшое световое шоу из фейерверков, устроенное Дамблдором. Она улыбнулась, вскочив с кровати. Сегодня ей исполнилось двадцать лет. Она покачала головой, направляясь на кухню, чтобы заварить утренний чай. Как же сильно изменил ее жизнь этот год. В прошлом году примерно в это же время она оказалась отброшенной в прошлое. Неужели прошел целый год? Да, прыжок во времени добавил несколько месяцев, но, по сути, прошел почти год. Ее последним днем в 1998 году было 28 августа. Тогда она только вернулась с вечеринки по случаю ее дня рождения в Норе. Она была подавлена и не знала, куда себя деть. Была грустной и в депрессии. Запуталась в ситуации с Роном. Чувствовала вину за многочисленные произошедшие смерти. И за то, что осталась жива. Что выжила. Она готовилась к последнему году обучения в Хогвартсе, с нетерпением ожидая, когда же наконец сдаст экзамены. Вспоминала, что была не уверена в том, чем хочет заниматься по жизни. Работать в Министерстве? Стать активисткой? Аврором? Все эти переживания были напрасны, с горечью подумала она. За один год Гермиона совершила путешествие в прошлое и теперь была самой высокооплачиваемой журналисткой в "Ежедневном Пророке", делегатом МКМ, начинающим политическим деятелем, соучредителем нового волшебного банка (что она считала весьма важным, так как это было нечто, что могло навсегда повлиять на будущее) и маггловской активисткой. Кроме того, теперь она была приемной дочерью величайшего из ныне живущих волшебников и училась непосредственно под его руководством. Не говоря уже о том, что она занималась (или нет) сексом со своим злейшим врагом. Ну. Забудьте об этом. Определенно занималась. Да, за прошедший год многое изменилось. Настолько, что Гермиона до сих пор не могла прийти в себя от всех этих перемен. В этот день рождения она решила не напрягаться. Ближе к вечеру Гермиона пригласит несколько своих новых друзей на вечеринку в саду, чтобы отпраздновать. А до тех пор будет просто отдыхать и дышать свежим воздухом. Таков был план до тех пор, пока не начали поступать посылки. Коробки и коробки от разных магазинов и торговцев с подарками для Гермионы Дамблдор. Она велела Пикси сложить их все в углу. Гермиона до них доберется рано или поздно. Ей хотелось просто насладиться тишиной и покоем и повспоминать свою прежнюю жизнь. Сегодня она позволит себе подумать о ней. Она мечтала о том, чтобы найти способ отправить письмо домой своим друзьям и близким, хотя бы для того, чтобы они узнали, что она жива и здорова. "Лучшее, что я могу для них сделать, – с грустью подумала она, – это убить Тома Риддла". Она полезла в свою рабочую сумку и достала оттуда свернутый пергамент, который он зачаровал для переписки. Это был впечатляющий уровень волшебства, и напоминал ей о дневнике, который был обращен им в крестраж. Возможно, он использовал похожее заклинание для обоих случаев. Гермиона рассеянно перебирала пергамент в руках, а затем развернула, гадая, будет ли там еще видна его последняя запись. К ее удивлению, на ней было написано новое послание: С днем рождения, маленькая ведьма. Гермиона поджала губы, чтобы удержать себя от улыбки. Как он узнал, что у нее сегодня день рождения? Ее досье было лишь в Министерстве, да еще в нескольких магазинах, что, как она подозревала, было делом рук Дамблдора. Наверное, следовало ожидать, что у Тома будут связи в Министерстве, особенно с его то списком влиятельных и могущественных друзей. Она достала перо и чернила и написала ответ. Его сообщение исчезло, как только она начала писать. Как ты узнал, что у меня сегодня день рождения? Примерно через пятнадцать минут его ответ появился на пергаменте. Секрет за секрет, дорогая. Гермиона закатила глаза. Каким же он был раздражающим придурком. Какая-то часть ее все еще подозревала Тома в шпионаже. Ей было интересно, не является ли все это каким-то грандиозным планом, чтобы раскрыть ее истинную личность или использовать ее в своих политических целях. Подделать их связь было бы довольно сложно, но если кто-то и мог это сделать, то только обаятельный, манипулирующий и хладнокровный Том Риддл. Исходя из этого, Гермиона подходила к общению с ним со всем вниманием. Я нахожу забавным то, что ты думаешь, будто у меня в шкафу полно скелетов, которые ты решил раскрыть. Должно быть, это утомительно — пытаться разгадать все эти скрытые загадки. Его ответ последовал быстро. Чем больше ты отрицаешь это, маленькая ведьма, тем больше я убеждаюсь в правильности своих предположений. Гермиона закатила глаза и быстро набросала ответ. Ты всегда допрашиваешь объекты своего романтического влечения в их дни рождения? Прошло несколько минут, и Гермиона в ожидании беспокойно постукивала ногой, бросая прерывистые взгляды на пергамент. Она уже начала сомневаться в том, что отнесла себя к романтическим увлечениям, когда появился его ответ. Не могу сказать наверняка, Гермиона. Ты — единственное романтическое увлечение, которое у меня когда-либо было. Щеки Гермионы вспыхнули ярким румянцем. Сердце опасно забилось, и она судорожно сглотнула. Как у него получалось вызывать в ней столь сильную реакцию всего лишь несколькими простыми словами? Это было странно, а еще пугало. Внезапно на пергаменте появилось еще одно послание. Скажи мне, маленькая ведьма... ты покраснела? — Что за! — воскликнула Гермиона и выронила перо. Как Риддлу удавалось так хорошо читать ее, даже когда его физически не было рядом? — Ненавижу его, — вздохнула она, но, тем не менее, подняла перо и нацарапала ответ. Нет. Я занята приемом именинных подарков. Его ответ пришел мгновением позже. Всегда востребованная светская львица. Какие у тебя планы на сегодняшний день? Она начеркала ответ. Мой отец устраивает небольшую вечеринку в Годриковой впадине. Гермиона сделала паузу, раздумывая, стоит ли пригласить его, но решила не делать этого. Если наследник Слизерина Том Риддл неожиданно появится среди гриффиндорцев, это будет весьма неловкая встреча. Тем более, что большинство людей полагало, будто у нее все еще роман с Альфардом Блэком. Лишние вопросы Гермионе были не нужны. Она и сама была не до конца уверена, что именно происходит между ними. Лишь надеялась, что Риддл не сочтет грубостью тот факт, что она его не пригласила. Он ведь говорил, что его не волнует, что Гермиона делает на публике. Похоже, ее личная преданность заботила его больше, чем общественная. Его ответ медленно материализовался на пергаменте. Приходи в мою квартиру после. Ее сердце учащенно забилось. Зачем? Ответ пришел через мгновение. Потому что я так сказал. Гермиона поджала губы и подняла подбородок. Высокомерный болван, подумала она. Девушка яростно нацарапала на пергаменте свое послание. Это не веская причина, и никогда таковой не будет. Попробуй еще раз. Она представила, как он раздражается. У него всегда подергивалась челюсть, когда Гермионе удавалось задеть его за живое. Его ответ начал проявляться на бумаге. Неужели ты лишишь меня возможности лично вручить тебе подарок на день рождения? — Оу, — прошептала она. Сердце дрогнуло. Отрицать свой интерес к тому, где он живет, она не могла, и вопреки здравому смыслу... ей действительно хотелось его увидеть. Через несколько минут напряженных раздумий она нацарапала ответ. Напиши адрес. Она нервно покусывала конец пера, пока не появился его ответ. Лютный переулок, дом 524, квартира F. Увидимся вечером, маленькая ведьма.

__________________________________________________

В три часа дня Гермиона прибыла в коттедж Дамблдора в Годриковой впадине. Там она встретила Альбуса, Пикси и Лаки (которые теперь стали лучшими друзьями), подругу по работе Юлессию Барон, Брутуса Квинтуса, Дорис Диггл, Септимуса и Седреллу Блэк (и маленького Биллиуса), министра Муна (к ее удивлению), друга Альбуса профессора Слизнорта (гораздо моложе, чем Гермиона его помнила) и еще нескольких знакомых по работе и Министерству, которых встретила за последние девять месяцев. Вечеринка в саду была веселой, и Гермиона почувствовала, что на какое-то время почти забыла о том, что скучает по дому. Почти. Пикси и Лаки украсили сад волшебными светлячками и заколдованными свечами, накрыли длинный деревянный стол с изысканной посудой и цветочными композициями. Пиршество, растянувшееся на длинном столе, могло сравниться с приветственным пиром в Большом зале Хогвартса. После того как все поели и откупорили вино фей, прибыл Альфард Блэк. — Надеюсь, ты не против, — сказал он, сверкая глазами. — Меня пригласил Дамблдор. — О, — пробормотала Гермиона с неловкой улыбкой. — Вовсе нет. Я рада, что ты здесь. Гермиона знала, что ей лучше поговорить с ним до того, как закончится эта ночь. Седрелла Блэк подарила Гермионе несколько редких растений на террасу, что ведьма сочла прекрасным и очень продуманным подарком. Брутус и Дорис подарили ей набор свеже отчеканенных монет — то были первые выпущенные новым банком монеты. Гермиона прослезилась, глядя на них, и сердечно обняла обоих гостей. Пикси на свои заработанные деньги подарила Гермионе новый набор форм для выпечки и кухонные приборы (что, по мнению Гермионы, было подарком и для самой Пикси), но Гермиона решила, что это был один из самых приятных и полезных подарков, которые она когда-либо получала. Эльфийка была вне себя от гордости, что смогла сама сделать сюрприз своей нанимательнице (Пикси по-прежнему предпочитала называть ее "хозяйка"). Поначалу она сопротивлялась, но за последние месяцы быстро привыкла к свободе. Они с Лаки светились от гордости, что стали одними из первых освобожденных домовых эльфов в Британии. После того как Гермиона распаковала остальные подарки, состоявшие в основном из редких и лимитированных изданий книг (и Гермиона совсем не жаловалась), гости принялись раскупоривать очередную бутылку эльфийского, которую принес Альфард. Уже начало смеркаться, когда Дамблдор отозвал ее в сторону и вручил небольшую коробочку. — Что это? — спросила Гермиона, с недоумением глядя на него. Его кристально-голубые глаза встретились с ее собственными. — Открой. С волнением и некоторым трепетом она развязала бант и открыла филигранную коробку. Внутри лежало богато украшенное старинное золотое кольцо, инкрустированное жемчугом и бриллиантами. — О, как красиво, Альбус! — пробормотала Гермиона, затаив дыхание. — Где ты его раздобыл? Альбус пронзительно смотрел на нее, внимательно прослеживая ее реакцию. — Это семейная реликвия, Гермиона. Она передавалась по наследству в семье Дамблдор на протяжении веков. Кольцо было подарено моей матери, Кендре, моим отцом Персивалем, когда они поженились. Моя мать завещала его мне в надежде, что я передам его своей жене, а потом, возможно, и своим детям. Но мы с тобой знаем, что ни жены, ни детей не будет, — Альбус пристально посмотрел на Гермиону. Он понизил голос, хотя другие гости их не слышали. — Надеюсь, ты не будешь возражать, если я подарю его тебе. Я знаю, что у тебя есть семья, к которой ты надеешься вернуться когда-нибудь. Признаюсь, поначалу у меня были сомнения по поводу нашего договора, но я понимал, что на тот момент это был лучший вариант для твоей безопасности. Однако за последние месяцы... для меня ты стала Гермионой Грейнджер-Дамблдор. Я глубоко забочусь о тебе. Глаза девушки наполнились слезами, когда она уставилась на кольцо. Она моргнула, и те пролились. Нижняя губа задрожала. Она внезапно обняла Альбуса за шею и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. На его лице на мгновение отразилось удивление, вызванное ее эмоциональной реакцией, а потом он обнял ее в ответ. Остальные гости бросили несколько взглядов в их сторону, но не стали прерывать этот, казалось бы, душевный момент общения отца с его давно потерянной дочерью. Когда Гермиона закончила мочить слезами плечо его золотой мантии, Альбус передал ее Альфарду Блэку, который, как ему казалось, был ее нынешним романтическим увлечением. Как и большинство отцов, он был совершенно не способен следить за личной жизнью своей дочери. Гермиона ничуть на это не обижалась. — С днем рождения, Гермиона, — усмехнулся Альфард. Он протянул ей коробку, которая, как Гермиона уже знала, напоминала шкатулку для драгоценностей. — Не стоило, — неловко пробормотала она, открывая ее. Внутри на зеленом бархате лежал сверкающий бриллиантовый браслет. — Не мог же я явиться на день рождения такой особенной ведьмы с пустыми руками, верно? А еще я смутно припоминаю, что ты предсказывала, будто в твоем будущем будет еще больше бриллиантов. У Гермионы от удивления открылся рот. — Я... Альфард, он прекрасен, и я ценю твою щедрость, но... я не могу его принять. — Конечно, можешь, — рассмеялся он. — Нет, не могу, — пробормотала она серьезно. Его лицо внезапно стало серьезным, как и ее собственное. — Почему же? Гермиона огляделась по сторонам. — Мы можем прогуляться? Он несколько раз моргнул, затем кивнул. Блэк вывел ее из сада через парадные ворота на тротуар, и они пошли вниз по улице. — Альфард, мне нужно тебе кое-что сказать, но я не знаю, как. Несколько мгновений он молчал. И наконец заговорил: — Почему у меня такое чувство, что мне не понравится то, что ты скажешь? Гермиона глубоко вздохнула и повернулась к нему. Она вложила коробку обратно в его руки. — Потому что, думаю, тебе это и не понравится. Он стоял, глядя на коробку в своих руках. — Ты бросаешь меня? Гермиона глубоко вздохнула, не зная, как поступить. Она покачала головой, пытаясь подобрать слова. — Гермиона, — вмешался он, — ты сказала, что дашь нам шанс. Она вытянула руки, совершенно растерявшись. — Мне жаль, Альфард, но... я думаю, что сейчас уже... слишком поздно для этого. Блэк наклонил голову, глаза сузились. — Риддл? — едко спросил он. Гермиона встретила его взгляд с мольбой в глазах. Кивнула. Его челюсть напряглась. — Понятно. Гермионе захотелось заползти в нору и умереть. — Мне очень жаль, Альфард. — Значит, ваши отношения с Риддлом... развиваются? Гермиона неловко отвела взгляд, сглотнув. Блэк кивнул, приняв ее молчание за согласие. — Значит, сегодня ночью ты идешь к нему? Гермиона замерла. — Не понимаю, какое отношение это имеет к нашему разговору... но да. Он горько рассмеялся. — Понятно. Они стояли в неловкости. Гермиона закрыла глаза. — Ты спала с ним? — спросил Альфард с нотками гнева в голосе. Она снова открыла глаза. — Думаю, это не твое дело — спала я с ним или нет. Он уставился на нее, выдохнув. — Ты же знаешь, я просто беспокоюсь о тебе, Гермиона. Ты не знаешь, какой он на самом деле. Выражение ее лица было несколько смущенным. — Вообще-то, знаю. Но... теперь это просто неизбежно. Блэк внимательно наблюдал за ней. — Значит... ты по-настоящему веришь, что это куда-то приведет? С Риддлом? Она покачала головой. — Я не знаю, куда это приведет, Альфард. Я не питаю больших надежд. Но с тобой я поступлю по совести, несмотря ни на что. Альфард пристально посмотрел на нее. Он протянул руку и провел костяшками пальцев по ее щеке. — Я разочарован, Гермиона. Она подняла руку и коснулась его ладони своей, а затем встретилась с ним взглядом. — Мне жаль. Правда. Если уж на то пошло, я тоже разочарована. Через мгновение он опустил руку. — Наверное, я должен был это предвидеть. Но, Гермиона... будь осторожна. Я не могу не подчеркнуть это. Гермиона кивнула, не зная, что еще сказать. Конечно, он был прав. Но сердцу не прикажешь. — С днем рождения, Гермиона, — сказал Блэк с грустной улыбкой. Затем отступил назад и аппарировал прочь. Еще какое-то время Гермиона сидела на обочине, обхватив голову руками, и чувствовала себя самым ужасным человеком во Вселенной. Она знала, что совершает ошибки, но в то же время чувствовала, что есть в этом что-то прекрасное и человеческое.

__________________________________________________

Примерно в половину восьмого Гермиона постучала в дверь квартиры Тома Риддла. Через минуту он открыл дверь. Гермиона удивилась, увидев его непринужденный вид. Он был в белой футболке с круглым вырезом, заправленной в черные брюки. Футболка облегала его грудь и руки, и она поняла, что поспешила, когда подумала, что он "слишком худой". Она слишком привыкла видеть его в мантии и рабочей одежде. Риддл был очень красив, и это напомнило ей то утро в Болгарии, когда он вышел к ней без рубашки, в одном лишь полотенце. Он был в хорошей форме, окончательно решила она. Том курил наполовину докуренную сигарету. — Ну, естественно ты живешь на Лютном переулке, — сказала она, изображая раздражение. Он усмехнулся. — Напугана? — Конечно, нет. Я ведь здесь, не так ли? Он провел ее в свою квартиру, и Гермиона огляделась вокруг. Все было именно таким, каким она себе и представляла. Квартирка не слишком маленькая, но и не слишком большая. Полы были выложены твердым деревом теплых тонов. Жилище голое и скудно обставленное. Чистое. Книжный шкаф у дальней стены был заставлен и едва не прогибался под тяжестью всех его книг. Некоторые из них Том перевернул боком, чтобы они поместились поверх остальных. В комнате был небольшой камин, придававший ей уют. Гермионе подумалось, что он был подключен к каминной сети, прямо как и у нее в доме. — Так значит, это твоя квартира? — Да. Гермиона кивнула. В комнате стояли диван и кресло. Том сел в кресло и стал смотреть, как она бродит по гостиной. Она просмотрела книги на полках, затем выглянула в окно на извилистую улицу, заполненную снующими внизу силуэтами. — Как прошла вечеринка? — О, — сказала она, повернувшись к нему лицом. — Все прошло замечательно. Были только друзья по работе и... мой отец, — после сегодняшнего вечера говорить об этом было уже не так странно. — Закончилась гораздо позднее, чем я ждал, — пробормотал он. — Ты долго добиралась сюда, — в его словах прозвучал вопрос. — Я... — начала Гермиона, но слова давались ей с трудом. — Я была с Альфардом Блэком. Он наклонил голову, глаза сузились. Его брови приподнялись, во взгляде был вопрос. Гермиона сглотнула и опустила взгляд на свои руки. — Я порвала... с ним. Том несколько мгновений смотрел на нее, изучая ее лицо. Затем его глаза потемнели и скользнули по ее телу. — Ты знаешь, почему я попросил тебя прийти сегодня вечером? Она настороженно посмотрела на него. Затем медленно кивнула. — Думаю, да. Он кивнул. — Раздевайся, Гермиона. Ее глаза расширились. Она стояла и неловко смотрела на него, а сердце колотилось так, будто могло вырваться из грудной клетки. Гермиона ожидала этого, но не так внезапно. Ее пальцы нервно перебирали подвески браслета на запястье. — Сейчас? — спросила она. Том кивнул. Он продолжал сидеть, глядя на нее. Через мгновение приподнял бровь, как бы спрашивая: чего ты ждешь? Гермиона огляделась вокруг, затем вернулась к нему. Она восприняла его взгляд как вызов. Нерешительно выскользнула из лодочек. Руки задрожали, когда она подняла их к верху платья и начала расстегивать пуговицы. Расстегнула поясок на талии. Затем стянула колготки с талии и осторожно выступила из них. Ее не переставала бить дрожь. Гермиона не любила нервничать, но от того, что он попросил ее сделать, а еще от того, как он сидел и смотрел на нее, словно хищник на добычу... и от предвкушения того, что будет дальше, у нее кружилась голова. Она вытащила руки из платья и стянула его с талии, позволив ему упасть на пол вокруг лодыжек, выступила из него и отбросила в сторону. Девушка осталась в нижнем белье, сшитом из лавандового кружева шантильи. Это были последние французские модели, которые Гермиона выбрала потому, что они гораздо больше напоминали ей о более современных моделях ее собственного времени, чем слишком скромные фасоны, которые предпочитали в сороковых. Его глаза блуждали по ней, останавливаясь на вычурном, вызывающем нижнее белье. Лицо его ничего не выражало. Через мгновение он качнул головой. — Сними это. Ее губы разошлись, Гермиона моргнула раз, потом два. Ты уже однажды занималась с ним сексом. Нет причин смущаться. Его глаза впились в ее, словно он мог прочитать ее мысли. Она поняла, что Том хотел, чтобы она почувствовала себя неловко. Она подняла подбородок и смело посмотрела на него, расстегивая бюстгальтер и отбрасывая его в сторону, а затем установила зрительный контакт, позволяя своим карим глазам смело встретиться с его обсидиановыми, пока медленно спускала маленькие кружевные трусики на бедра, отбросив и их тоже. Его губы изогнулись в легчайшем намеке на ухмылку, а глаза стали медленно скользить вниз по ее телу. Лицо ничего не выражало, но Гермиона заметила, что его ноздри незаметно раздуваются. Его взгляд пробежался по ее ногам, затем проследил контуры бедер и задержался на груди. Через мгновение Риддл встал и медленно подошел к ней. Она так же позволила своему взгляду блуждать по нему, с жадностью наблюдая за его целеустремленной походкой и приятными пропорциями плеч. Ее взгляд упал на его руки. В них было что-то эротичное, и Гермиона не могла оторвать взгляда от них каждый раз, когда он оказывался рядом. Том обошел ее кругом и встал позади нее. Он положил ладони ей на плечи, а затем Гермиона почувствовала, как он прильнул к ней. От внезапного тепла его присутствия у себя за спиной внутри запорхали бабочки. Она слегка повернула голову, почувствовав его дыхание на своей шее. Том убрал одну руку с ее плеча, а через мгновение протянул кулак перед ее лицом. Оттуда выпала маленькая золотая цепочка с кулоном, которая повисла у нее перед глазами. — Что это? — прошептала Гермиона. Том потянулся к ней и расстегнул кулон, надел его ей на шею и ловко застегнул. Кончики его пальцев коснулись ее кожи, вызвав дрожь по позвоночнику. — С днем рождения, маленькая ведьма. Она посмотрела на кулон на своей шее. На тонкой золотой цепочке висел золотой Феникс. Вокруг него обвивалась изящная серебряная змейка. Детальность исполнения была необыкновенной. Гермиона подняла руку и позволила кончикам пальцев порхнуть по кулону. Он был так тонко выполнен, что она поняла: его сделали на заказ. Она не могла понять, где бы Том мог достать что-то подобное — слишком уж специфическим было украшение. Оно явно должно было заменить кулон-феникс, подаренный ей Роном, а также подаренную Альфардом змейку, которую Гермиона надела в Малфой-мэнор. Она сдержала улыбку. Несмотря на очевидное намерение заклеймить ее своим украшением, Гермионе показалось очень милым то, что он подумал о ее дне рождения заблаговременно достаточно, чтобы заказать что-то специально для нее. Она и вправду нашла украшение очень красивым. На самом деле это было одно из самых красивых украшений, которые она когда-либо видела. Оно было в ее стиле, простое и изящное, а не вычурное и кричащее, как те украшения, которые дарил ей Альфард. Кроме того, это было сознательное романтическое усилие, на которое, ей казалось, Риддл способен не был. — Теперь твой праздничный наряд готов, — шепнул Том с ухмылкой и провел костяшками пальцев по ее руке, заставив кожу затрепетать. — Должен сказать, он мне очень нравится. Возможно, мне стоит запретить тебе носить одежду всякий раз, когда ты приходишь в мою квартиру. Гермиона закатила глаза. — Я нахожу забавным твое заблуждение о том, что ты можешь мне приказывать. Риддл усмехнулся, но ничего не сказал. Он просто позволил своему взгляду блуждать по ней еще несколько мгновений, а затем отбросил ее волосы в сторону. — Позволь задать тебе вопрос. Сколько прошло? Десять дней после Болгарии? Гермиона задумалась на мгновение, затем кивнула головой. Ее щеки покраснели при упоминании об их последнем свидании. Том провел языком по своим резцам. — Скажи мне... ты прикасалась к себе с тех пор? Брови Гермионы резко поднялись, а голова метнулась в сторону. — Прости? Он просто смотрел на нее. Гермиона сглотнула. — Т-ты имеешь в виду... Он кивнул. У нее открылся рот. — Я... — Это простой вопрос. Либо да, либо нет. Прикасалась или нет? Она опустила глаза и кивнула, задетая его вопросом. Почему она так смущалась? Это было совершенно нелепо. Уголки его губ приподнялись. Он прочистил горло. — И о чем же ты думала? Она снова мотнула головой в сторону, чтобы посмотреть на него. — Эм, нет... просто нет. Он ухмыльнулся, его черные глаза сверкнули. — Ты стесняешься? — Нет! — огрызнулась она. — Просто это не твое дело. Том усмехнулся. — Гермиона, все, что касается тебя — мое дело. Она посмотрела на него. — Ты несносен. Он кивнул. — Ммм... верно. Только вот ты здесь, в моей квартире, — он оглядел ее с ног до головы, — совершенно голая, хочу добавить. Гермиона фыркнула. — Это была ошибка. — Скажи мне, о чем ты думала. — Нет, — пробормотала она, бросив на него встревоженный взгляд. Его тон стал резче. — Не заставляй меня использовать легилименцию. Ее глаза широко округлились, но она насмешливо улыбнулась в слабой попытке проявить храбрость. — Давай, попытайся. Он улыбнулся. — Гермиона, ты видела, как я смог аппарировать через континенты. Поверь мне, если бы я решил проникнуть в твой разум, ты бы не смогла меня удержать. Я знаю, что ты что-то скрываешь. Я могу заглянуть в твой разум прямо сейчас, если захочу. Могу узнать все, что ты пытаешься от меня скрыть. Единственное, что защищает твои секреты, — это мое милосердие. А теперь... скажи мне, о чем ты думала. Гермиона сглотнула. Она знала, что он говорит правду. Волан-де-Морт был одним из самых могущественных природных легилиментов, когда-либо рождавшихся. Но почему он до сих пор не использовал свою силу на ней? В этом же не было смысла. — Гермиона... — голос его ожесточился. Сердце заколотилось в груди. Она сглотнула и посмотрела на свои ноги. — Я... я думала о твоих руках. Он молча смотрел на нее. Затем произнес: — Продолжай. Она повернула голову и посмотрела на него. Гермиона не могла поверить в такую наглость. Риддл сделал шаг вперед, затем поднес руку к ее лицу, приподняв ее подбородок, провел большим пальцем по нижней губе. — Продолжай, Гермиона. Она моргнула. — Я... я думала о твоих пальцах... внутри меня. Как это было в Малфой-мэноре. Я думала о том, как... каким может быть твое кольцо на ощупь. Его брови приподнялись. Он поднял руку перед ее лицом. — Это кольцо? Она посмотрела на кольцо Гонтов... его крестраж. Сердце заколотилось. Она кивнула. Том заерзал позади нее. — Продолжай, Гермиона. — Я просто... Он обхватил ее руками и просунул руку между ее ног. — Я... — нить мысли потерялась. Его пальцы коснулись ее входа, и она почувствовала, как шокирующе холодный металл его кольца прижимается к ней. — Продолжай, Гермиона. Гермиона прочистила горло, ее дыхание стало прерывистым. — Я просто думала о том, каким бы оно было... внутри меня... и вспоминала твой голос. Она почувствовала его дыхание у своего уха. — Мой голос? Она вздрогнула, затем кивнула. Его палец внезапно раздвинул ее складочки и скользнул внутрь. Гермиона прикусила губу. Он издал легкое "тц". — Ты уже такая мокрая, Гермиона. Ты слышишь это? — он просунул палец еще глубже, а затем согнул его, отводя назад. Когда он вынул палец, раздался отчетливый влажный звук. Гермиона почувствовала, что ей бы следовало смутиться, но сейчас все ее тело пылало, и это показалось ей очень эротичным. Это чувство было совершенно новым для нее. — Что еще? Ее рот приоткрылся, когда он ввел в нее еще один палец. — Эм... — ее голос дрожал. — Я думала о том, как ты пахнешь. Он хихикнул себе под нос. — Тебе нравится, как я пахну, Гермиона? Она кивнула. — Да, — ответила она тихим шепотом. Ей было ненавистно то, как ее тело реагировало, когда Риддл произносил ее имя. Он поцеловал ее в плечо. — Это взаимно, — он взял в руку прядь ее волос и приподнял, вдыхая ее аромат. — Мне тоже нравится, как ты пахнешь, маленькая ведьма. Ты отчетливо пахнешь чем-то... моим. В этот момент он слегка раздвинул пальцы, чтобы сдвинуть кольцо на костяшку, а затем повернул его так, чтобы оно смотрело камнем вовнутрь ладони. Затем снова просунул в нее палец. Гермиона почувствовала, как его кольцо уперлось в ее теплые стенки. Ее рот открылся от ощущения холодного инородного предмета, вошедшего в ее мягкую полость. — Эм... — задохнулась она. Пока Том вводил и выводил свои пальцы, гладкий черный камень терся о ее клитор. Голова откинулась на его плечо. — Черт, — выдохнула она. Его вторая рука, лежавшая на ее животе, опустилась ниже и начала обводить ее клитор. Ее дыхание потяжелело, и она прикусила губу, чтобы не застонать. — Не делай этого, — пробормотал он. — Дай мне услышать тебя. Он еще глубже погрузил в нее свои длинные пальцы. Гермиона не смогла сдержать стон, вырвавшийся из ее горла. — Хорошая девочка, — выдохнул он. — Скажи мне, когда будешь близко. Она прислонилась к нему спиной, позволяя ему поддерживать ее вес — было трудно стоять. Напряжение нарастало, и ощущение его кольца, скользящего внутри и снаружи, создавало трение, которое было и неудобным, и сильно возбуждало одновременно. По правде говоря, ей нравился этот дискомфорт. Возможно, Том был прав, и ей нравилась капелька боли. Казалось, он знал, что ей нравится, лучше, чем она сама. Его пальцы умело ласкали клитор, и она была удивлена тем, как хорошо он понимает технику. На самом деле это раздражало ее, потому что она все время представляла себе, как он использует те же приемы на Вальбурге Блэк, и это заставляло ее чувствовать себя болезненно неполноценной, потому что у нее самой не было абсолютно никакого опыта. Ей была ненавистна мысль о том, что он, возможно, сделал то же самое с Вальбургой. Именно незнание беспокоило ее. Она знала, что это неуверенность в себе, и поэтому засунула ее поглубже. — Том, — прошептала она. — Что, маленькая ведьма? Она прикусила губу. — Я... я сейчас кончу... Как только она это сказала, он остановился. Гермиона застонала, когда он убрал пальцы и поднес их к ее губам. — Открой рот. Она уставилась на его пальцы, затем медленно раскрыла губы. Том просунул пальцы между ними и провел ими по ее языку. — Соси. Глаза Гермионы расширились, но она сделала что велено. Нерешительно обхватила губами его пальцы: металлический вкус его кольца на языке смешался с ее собственным, более сладким. Она позволила инстинктам вести себя, скользнула языком по его пальцам, а затем взяла их глубже. В глубине его груди послышался рокот, похожий на стон. Этот звук вызвал бабочек в ее животе и подстегнул ее. Она несколько раз ввела и вывела его пальцы из своего рта и издала дерзкий стон. — Блядь, ведьма, — хрипло пробормотал Том. При этом он провел пальцами по языку, скользнул глубже, пока они не уперлись в заднюю стенку ее горла. Через мгновение они вызвали у нее рвотный рефлекс, и она закашлялась, сопротивляясь, пока он не отдернул их, и с них потекла слюна. — Хорошая девочка, — промурлыкал он. Гермиона сглотнула, и он ввел их обратно, снова грубо проталкивая их к горлу. Она застонала от его пальцев, а затем снова начала бороться с рефлексом. Она поперхнулась, и Том убрал их. Он нагнулся и просунул руку под ее колени, а затем поднял ее на руки, чтобы пронести ее через всю комнату и уложить на диван. Затем он встал перед ней на колени. — Раздвинь ноги. Гермиона колебалась, ее колени были согнуты и плотно сомкнуты вместе. Его глаза сузились. Конечно, у них уже был секс однажды. Она знала, что не должна стесняться... Но то, что он стоял перед ней на коленях, казалось чем-то слишком сокровенным и личным. Сердце в груди учащенно забилось. Его челюсть напряглась. Внезапно чьи-то руки развели ее колени в стороны и широко раздвинули ноги. Только это были не его руки. Не было никаких рук. — Как ты... — Тихо, — Том пристально смотрел на нее. Лицо Гермионы стало свекольно-красным. Она нервно отвернула лицо в сторону, не желая встречаться с ним взглядом. Он просунул в нее палец. — Такая тугая, — пробормотал он. — Совершенство... Боюсь, будет больно, когда мне придется снова растягивать тебя. У Гермионы открылся рот от того, как дерзко он с ней разговаривал. Это казалось так неуважительно, и все же она почувствовала, что возбудилась от этого еще больше. Том наклонился вперед и поцеловал мягкую плоть на внутренней стороне ее бедра, а затем грубо впился в нее зубами. Гермиона задыхалась и слегка дергалась, но призрачные руки удерживали ее, не давая раздвинуть ноги. Сердце гулко колотилось в груди. Страх. — Когда? Ты имеешь в виду, если, — пробормотала она, задыхаясь. Он ухмыльнулся, но ничего не сказал, как будто чувствовал, что в ее браваде очень мало смысла. Он ввел в нее еще один палец, затем попытался ввести еще один, но уже не входил. Он двигал ими туда-сюда, неглубоко вставляя их, пока его большой палец обводил ее клитор. Ее щеки порозовели от влажных звуков, наполнивших тихую комнату, но Гермиона никак не могла удержаться от трения об его руку, ее голод нарастал от порочного удовольствия, которое Том ей доставлял. Он внезапно убрал пальцы, и она застонала: — Не останавливайся. — Тише, — его голос был уверенным, но когда она подняла на него глаза, то увидела, что в тусклом свете они блестят черным от вожделения. Он опустился перед ней на колени, и она нахмурила брови. Внезапно Гермиона почувствовала его горячее дыхание на своем влажном ядре и сглотнула, ощутив волнение от того, была раскрыта перед ним. Том обхватил руками заднюю часть ее колен и закинул ее бедра себе на плечи. Не успела она приготовиться, как его язык встретился с ее теплом, и она застонала от удивления, почувствовав его рот на себе. Его губы впились в чувствительную плоть, а язык раздвинул складочки и скользнул вверх по шву ее промежности. Затем его язык проник внутрь, внутрь и наружу. У Гермионы открылся рот, когда она поняла, что Том трахает ее своим языком. Все происходило будто в спешке и в замедленной съемке одновременно. Гермиона услышала глубокий звук из его груди и почувствовала вибрацию от этого звука у себя внутри, что вызвало рикошет удовольствия в ее теле. Она порадовалась тусклому освещению, потому что сильно покраснела: страх быстро сменился голодом, когда его зубы задели ее мягкую плоть, а пальцы безжалостно впились в ее бедра. Он наклонил голову, и его нос коснулся клитора, заставив Гермиону дернуться, потому что давление между ног стало невыносимым. Она чувствовала себя настолько чувствительной, что могла взорваться. — Том, — простонала она, не зная, умолять его остановиться или продолжать. — Неправильное имя, Гермиона, — хрипло пробормотал Том. Ее дыхание стало прерывистым. — Волан-де-Морт, — прошептала она. — Такая хорошая маленькая ведьма, — она чувствовала рокот его голоса совсем близко, и от этой похвалы по всему телу прошла ударная волна наслаждения. Она чувствовала себя как наэлектризованная, наполненная энергией, которой никогда не испытывала за всю свою жизнь. Даже доставляя себе удовольствие, она никогда не чувствовала себя так хорошо. Его язык запульсировал на ее клиторе, а ее бедра дернулись. Вслед за этим он ввел в нее два пальца, и Гермиона громко застонала, ноги затряслись. Ее голос дрожал и был гораздо выше, чем обычно, когда она выдохнула: — Я сейчас... — Нет, — прорычал Том. — Еще нет. Она тяжело сглотнула. — Пожалуйста, — прошептала Гермиона, задыхаясь, когда все ее тело напряглось и сжалось от попытки сдержаться. — Не кончай, пока я не скажу, Гермиона, — сурово сказал он и еще сильнее надавил языком, яростно вгоняя и выпуская из нее пальцы. Отчаянный стон вырвался из ее горла, пока она пыталась сдержать разрядку. Давление стало болезненным, и она стала настолько чувствительной, что вскрикнула, но Том все равно не смягчался. Чем сильнее напрягалось ее тело от удовольствия и потребности отпустить себя, тем безжалостнее он действовал. Гермиона совершила ошибку, посмотрев вниз. Вид Тома между ее ног что-то с ней сделал. И дело было не в том, что он стоял на коленях и доставлял ей удовольствие... А в том, что он контролировал ее удовольствие, что мастерски просчитывал каждое движение, точно знал, что и как делать, и в том, что он наслаждался этим полным контролем над ее телом, наслаждался тем, как она подчиняется его любой прихоти... Что бы ни происходило с Гермионой, это происходило по его воле... Именно это знание вывело Гермиону за грань. — О боже! — выдохнула она, не имея другого выбора, кроме как отпустить. Взрыв пронзил ее изнутри и волнами прокатился по всему телу. В глазах вспыхнули белые звезды, затуманивая зрение. Дыхание стало прерывистым, а тело затряслось. Гермиона не могла поверить, что он вызвал у нее такой мощный оргазм, используя только рот и руки. Она никогда не испытывала ничего подобного. Вернувшись к реальности, Гермиона с тревогой вспомнила, что он приказал ей не кончать как раз перед взрывом самого сильного оргазма в ее жизни. Она сглотнула, глядя на него. Том был очень спокоен. — Мне жаль... Я не смогла... — Молчи. Ее губы разошлись, когда она посмотрела на него. Его челюсть напряглась. — Том... — Что, маленькая ведьма? — Поцелуй меня. Он по-садистски рассмеялся: — Считаешь, ты это заслужила? Ее сердце заколотилось. От его слов по телу пробежала дрожь. — Но это же мой день рождения. Том усмехнулся себе под нос. — Тогда, возможно, я прощу тебе твое непослушание. На этот раз. Едкая нотка в его голосе пронзила ее насквозь, вновь разжигая огонь. Несмотря на то что она только что кончила, голод в ее теле снова разбушевался. Как он мог так поступить с ней? Их глаза встретились в полумраке. — Пожалуйста, — прошептала она. Том склонился к ней, его бедра оказались между ее собственными, и он нагнулся и накрыл ее рот своим. Его губы были настойчивыми, голодными, жестокими. Гермиона тихонько застонала. Он обхватил ее грудь и грубо сжал, проведя большим пальцем по соску. Прервал поцелуй и пробормотал: — Ты заслуживаешь наказания, Гермиона. Знаешь, почему? Она тяжело вздохнула и потянулась к его скуле, чтобы коснуться ее кончиками пальцев. — Я ничего не могла с собой поделать. Он кивнул, затем его рука покинула ее грудь и потянулась вверх, чтобы обхватить длинными пальцами ее горло. Он наклонился, чтобы пробормотать ей на ухо: — Мне пиздецки не нравится, когда ты меня не слушаешься, Гермиона. Резкость его голоса должна была вызвать в ее сердце страх, но она почувствовала, как по позвоночнику пробежала дрожь предвкушения. Этот Том так отличался от того, который флиртовал с ней в рабочее время. Но это ее не смущало. Гермиона и сама удивилась, что ей нравится видеть эту его сторону. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Ее тело должно было чувствовать насыщение, но вместо этого оно реагировало на жестокое давление его пальцев на ее горло, жар его тела на ее теле и давление его члена на ее бедра, твердого и выпирающего в его брюках. — Тогда накажи меня, — прошептала она. Зловещая ухмылка медленно расползлась по его лицу. — Ты бы ужаснулась, если бы узнала, что я хочу с тобой сделать, маленькая ведьма. Гермиона должна была почувствовать страх. Этот человек был ее врагом, жестоким и злым. Злодей из всех кошмаров, которые ей когда-либо снились. Но она чувствовала лишь вызов. Его взгляд скользил по ее телу, темные глаза светились в темноте. В его квартире стало темно, когда вечерний свет померк в окнах. Ее соски напряглись под его дерзким взглядом. Он опустил рот к ее груди, провел языком по ее изгибам, а затем коснулся соска. Гермиона выгнулась навстречу ему, желая большего, и удивилась собственному аппетиту. Это была не та версия себя, с которой была знакома Гермиона. Затем Том начал расстегивать ремень. Она знала об этом, потому что слышала звон металла, а затем звук застегивающейся молнии, и эротичность этого звука вызвала тихий стон в ее горле. Через несколько мгновений головка его члена прижалась к мягкому входу. Ее глаза широко раскрылись от его твердости, от его размеров, угрожающих проникнуть в нее и растянуть. Внезапно ее лицо стало горячим, и она заерзала под ним. Место меж бедер болело от желания наполниться им. Ей было все равно на боль. Она хотела, чтобы было больно. Кем же была эта новая ведьма, в которую Том ее превратил? Она не узнавала себя, бесстыдно извивалась под ним, ее тело жаждало и умоляло. — Пожалуйста, — прошептала Гермиона. Его челюсти напряглись, ноздри раздулись, и он покачал головой. — Блядь, — прохрипел он. Том ничего не делал, лишь смотрел на нее, казалось, целую вечность. Казалось, он почти воюет с самим собой, потому что мгновения тянулись мучительно долго. Гермиона тяжело дышала и подавалась бедрами вперед, пытаясь в попытках посильнее его почувствовать. Том схватил ее за бедра и прижал к себе. — Мне нужно, чтобы ты вернулась завтра вечером, Гермиона. Она вся замерла. — Я... — Скажи это. — Это... это не очень хорошая идея, — сглотнула она. — Я хочу, чтобы ты вернулась завтра, — Том произнес это очень медленно. — Скажи, что вернешься. Он подался вперед, дразня ее лоно. Губы Гермионы раскрылись, дыхание перехватило от опустошающего ощущения его присутствия. Она откинула голову назад. — Том... — Скажи это, — рявкнул он. — Приду. Я приду. Его рука сжалась вокруг ее горла. Затем он накрыл ее рот своим, и ей показалось, что их души слились в одну сквозь губы. Затем Риддл внезапно отстранился от нее. Она начала протестовать — все ее тело отреагировало на потерю его тепла, но она подавила инстинкт. Услышала звук застегивающейся молнии, затем лязг ремня, после чего он опустился на колени и встал. Том смотрел на нее, и выражение его лица было нечитаемым. — Иди домой, Гермиона. От шока у нее рот раскрылся. Затем грудь начала гневно вздыматься. Гермиона встала, быстро пересекла комнату и начала одеваться. Затем встала перед ним, безуспешно скрывая ярость. Том безучастно смотрел на нее. — Жду тебя здесь завтра вечером, — сказал он, открывая перед ней дверь. Ее глаза вспыхнули от ярости. Они блуждали по его лицу в поисках хоть какого-то объяснения, но его не было. Его лицо было безэмоциональной маской. Она недоверчиво покачала головой, затем развернулась и выбежала из его квартиры, вырвав дверь из его рук и захлопнув ее на выходе. Несколько минут Том стоял в тишине. Он стиснул зубы и закрыл глаза. Он злился сам на себя. Его навязчивая потребность в полном контроле и доминировании вышла из-под контроля. У него была психотическая потребность в равновесии: каждая причина требовала следствия. Непослушание требовало наказания. Это было его компульсивное поведение, которое доминировало в его жизни. До сих пор это поведение никогда не противоречило его желаниям. Но сегодня он хотел Гермиону. И не хотел ничего, кроме как дать ей то, чего она жаждала. Он никогда не желал обладать чем-то так сильно, как хотел обладать ею. Даже его крестражи не могли сравниться с тем голодом, который он испытывал к ней. Она покончила с Блэком. Ради него. Она пришла в его квартиру и так охотно отдалась ему. Том мог получить ее... мог получить то, чего жаждал уже несколько месяцев. Но настойчивый зуд, требовавший равновесия, требовавший воздаяния даже за малейшее нарушение, терроризировал его. Зрение залило красным. Все его тело сковали навязчивые тиски, с которыми он не мог бороться. В этот момент он по-настоящему возненавидел себя. Его навязчивость стала слабостью, помехой. Теперь Гермиона злилась. Он должен был загладить свою вину перед ней. Но не мог сделать это сегодня. Сегодня он должен был наказать ее, как бы больно и обидно ему ни было. Как он мог исправить себя? Том был настолько сломлен, что боялся, что в конце концов сломает и ее. Он добрался до своей спальни и опустился на кровать, измученный и напряженный. С каких это пор он не контролирует свои действия и поступки? Его тело болело от желания освободиться. Он хотел, чтобы она была здесь, в его постели. Он жаждал ее тела рядом со своим. Но Том лежал один, в темноте. Казалось, темнота была его единственным спутником. Так было всегда, сколько он себя помнил. — Спокойной ночи, маленькая ведьма, — пробормотал он в ночную тишину.

__________________________________________________

Этой ночью Гермиона лежала в постели, глядя в окна своей спальни от пола до потолка. Было тихо, а ей было жарко от стыда и разочарования. Она пыталась сохранить остатки достоинства, глядя сквозь стеклянную стену. Луна сияла, переливаясь на фоне ониксовой ночи, отбрасывая отблески на рваный горизонт Лондона. Звездный свет отражался в черной воде бассейна на террасе, а вдалеке сверкали огни города. Что же этот мужчина делал с ней? Она подумала о его руках, о его языке внутри нее и задрожала. Затем подумала о его пустоте, о том, как он выходит из нее, как удаляется от нее, о пустом пространстве ее жизни, где раньше жила только она. Теперь же ей казалось, что это пространство заполнено лишь неутолимым голодом. По нему. Это было необъяснимо, потому что она боялась его... и все же в этом страхе Гермиона чувствовала себя в такой безопасности, как никогда раньше. — Возможно, мне нужен целитель разума, — тихо пробормотала она в темноту. — Возможно, война причинила мне больше ран, чем я осознаю. Со вздохом она поднялась с кровати и подошла к окнам. В нее закралась болезненная пустота, когда она взглянула на ту часть, где, она знала, находился Том. Темнота Лютного переулка. Неужели он играет со мной в какую-то игру? Гермиона знала, что он наказывает ее. Она представляла себе, что его наказание означает боль. Боль, которую она могла бы выдержать. Даже некоторую степень деградации. Но наказание, которого она ожидала, оказалось совсем не тем, что она получила. Это... это нехватка Тома. Его отсутствие. Это было хуже, чем все, что он мог придумать. Отказ грозил утопить ее. Знал ли он об этом? Неужели он читал Гермиону как книгу? Неужто он был настолько искусен в тонком искусстве манипулирования, что точно знал, как сломить ее? Читал ли он ее в тот момент, когда воевал с самим собой, или же боролся с собственной похотью, как и она? Гермиона почувствовала поднимающийся внутри бунт. Она хотела лишь одного: бросить пергамент в камин и покончить с Риддлом. Но он заставил ее поклясться вернуться следующей ночью... как будто знал, какой будет ее реакция. Он обвинил ее в том, что она играла с ним... но теперь обманутой чувствовала себя Гермиона. Неужели это месть за ее поцелуй с Альфардом Блэком? Все это не укладывалось в голове. Ей казалось, что она наконец-то получила возможность увидеть его темную сторону: больного и извращенного человека, которым он был в глубине души. Неужели он скрывал себя до сих пор? Вопросы мучили Гермиону. Она вдруг пожалела его, не хотела жалеть, но это чувство накрыло ее, как приливная волна эмоций. Она хотела узнать его. По-настоящему узнать. Она уже знала монстра, убийцу. Существо, чья душа была настолько разорвана и искалечена, что человека, которого Гермиона знала сейчас, узнать в нем было невозможно. Она хотела узнать потерянного, сломленного мальчика, который вырос в приюте брошенным и никому не нужным. Отвергнутого своим отцом. Она хотела узнать гениального волшебника, совершившего невозможные магические подвиги в таком юном возрасте, не имея за спиной ни настоящего руководства, ни наставника. Она хотела глубже познать Тома Риддла. И сама шокировала себя тем, что хотела этого. Гермиона не знала, сможет ли она помочь ему или изменить его... ...просто хотела узнать его. Она рассеянно погладила кулон, подаренный Томом. Несмотря на свою злость она не сняла его. Тот остался, как поводок на шее. Ведь она принадлежала ему, бесспорно. Гермиона чувствовала это глубоко в душе. Но принадлежал ли Том ей? Она улыбнулась про себя. Будет принадлежать. Она решила, что вонзит свои когти так глубоко в его душу, что посадит его на поводок. А потом он будет дарить ей свои крестражи в качестве подарков. Ей нужно только быть умной, сильной и не терять времени. Гермиона не была обычной ведьмой. Она не была Вальбургой Блэк. Она была Гермионой Грейнджер-Дамблдор, самой яркой ведьмой своего времени. Пальцы прошлись по кулону с фениксом. Том Риддл еще не знал, что играет с огнем.