Invictus

Я не могу удержать тебя в своих руках. Франц Кафка.

Ранним утром в понедельник Гермиона прибыла в Пловдив (Болгария), воспользовавшись маленьким маггловским снежным шаром, который, судя по всему, выбрала британская делегация Международной Конфедерации Магов в качестве портключа. В небольшом волшебном пабе ее встретил домовой эльф по имени Трекл, который затем аппарировал ее в роскошный отель в центре волшебного района Пловдива. После обеда Гермиона должна была встретиться в вестибюле отеля с другими британскими делегатами, чтобы затем их на карете с фестралами отвезли к месту проведения первого вечера. Гермиона заселилась в свой симпатичный номер с большим панорамным окном и балконом с видом на город, маленьким уголком для завтрака и большой мягкой кроватью с балдахином. Домовику Треклу было поручено стать личным гидом Гермионы по городу на время ее пребывания, и ей нужно было только позвать его по имени при надобности. После обеда она спустилась в вестибюль, где ее сразу же представили двум другим делегатам, с которыми она будет сидеть во время работы съезда. Это были женщина средних лет с темными волосами и высокий, крепкий молодой человек с ярко-рыжими, вьющимися локонами. На вид мужчине было около тридцати, и он разговаривал с женщиной чуть постарше, когда Гермиона спустилась по лестнице. Как только она вошла в зал, мужчина повернулся к ней с сияющей улыбкой. — Гермиона Дамблдор! Наконец-то мы с вами встретились, — ликующе сказал он. — Ох, здравствуйте! Какой теплый прием, — улыбнулась Гермиона. — Вы, должно быть, те самые делегаты, с которыми я должна была познакомиться. — И я удивлен, что мы до сих пор не знакомы, — сказал мужчина. — Я так много о вас слышал. Вы делаете себе имя... не то чтобы вам это было нужно, ведь вы Дамблдор и все такое. Имя довольно громкое, которому нужно соответствовать, но вы, как и следовало ожидать, делаете большие успехи. Меня зовут Септимус. Септимус Уизли. — О... Уизли! Ну, конечно же, вы Уизли! — Гермиона не могла поверить, что все еще не была знакома с ним, еще более странно, что она и не пыталась его разыскать. Должно быть, это и есть тот самый дедушка, о котором ей так много рассказывал Рон. Это было заметно по рыжим волосам. Септимус жестом указал на женщину, с которой стоял рядом. У нее были темные волосы и бледная кожа, и она была удивительно красивой. — Это Каллидора Долгопупс, моя свояченица. — Очень приятно познакомиться, — тепло сказала Гермиона, протягивая руку. Женщина улыбнулась холодно и осторожно, пожав ладонь Гермионы. — Взаимно. Септимус женился на моей сестре, Седрелле. До брака мы были Блэк. Я слышала, что вы очень близки с одним из моих дальних кузенов... Альфардом. — Оу, — начала Гермиона, но ей было немного не по себе, — да, мы часто видимся. Септимус счел нужным сменить тему. — Я работаю в Министерстве, в Отделе Магических Происшествий и Катастроф, в офисе по связям с магглами. Я в некотором роде маггловский активист. Ваши статьи меня очень вдохновили. Я прочитал все до единой. Наверное, я даже надеялся, что когда-нибудь мы сможем посотрудничать. — Я была бы счастлива! — искренне ответила Гермиона. Каллидора слегка сморщила нос и направилась через вестибюль в поисках чашки чая. Септимус посмотрел ей вслед, а затем встретил вопросительный взгляд Гермионы с язвительной улыбкой. — Моя жена была... Думаю, можно сказать, что ее семья отреклась от нее из-за того, что она вышла за меня... Я считаюсь предателем крови и все такое. Каллидора тяжело это перенесла. Они были близки. В любом случае, она вступила в делегацию, чтобы у нее был повод видеться с нами. Иначе за связь с нами и от нее могли бы отречься. — О, как трагично... — пробормотала Гермиона. — Я знаю, что Блэки очень строгие приверженцы чистоты крови. Это очень печально. Септимус бросил на нее странный взгляд. — Возможно, я не лучший человек, чтобы поднимать эту тему, но... ваш друг Альфард такой же? Многим кажутся странными ваши хорошие с ним отношения. — Я... Ну, нет, он совсем не такой. Удивительно, что от него до сих пор не отреклись, настолько он открыт к маггловской культуре. Это замечание, казалось, скрасило настроение Септимуса. — У меня столько идей по поводу того, как мы можем изменить представление о магглах. Волшебникам внушили столько полуправды о них, мол они грязные, дикие, злые... даже жадные до власти. Но я подумал, что если бы существовал способ познакомить волшебников с их культурой и даже погрузить их в нее, то, возможно, страха было бы меньше. — Я от всей души согласна, — с улыбкой вновь поддержала его Гермиона. — Вы не хотите встретиться и обсудить это, когда мы вернемся в Лондон? Септимус усмехнулся. — Нет ничего, что я желал бы больше... и я бы очень хотел познакомить вас с моей женой, а еще с моим сыном Биллиусом. Ему уже десять месяцев. Гермиона поняла, что отец Рона, Артур, родится только через два года. Как странно, что она оказалась заброшена так далеко в прошлое. — Тогда давайте заранее это запланируем. Боюсь, я нахожу лондонское общество несколько холодным. Мне бы не помешали дружеские связи, особенно единомышленники. К сожалению, с тех пор, как я переехала сюда, у меня появилось немало врагов. — Я нисколько не сомневаюсь в этом, мисс Дамблдор. Британия может быть довольно недружелюбным местом для маггловских активистов вроде нас. Но мы можем гордиться знанием того, что меняем мир к лучшему. Гермиона сразу же почувствовала себя как дома в присутствии Септимуса Уизли. Он был теплым и добрым, и она почти почувствовала, будто снова вернулась в Нору. После легкого обеда в гостинице их сопроводили на запряженной фестралами карете к месту сбора. В центре Пловдива, который, по совпадению, был самым древним городом Европы, находился римский амфитеатр первого века, один из наиболее хорошо сохранившихся в мире – Пловдивский античный театр. Он использовался для гладиаторских боев и служил местом проведения Генеральной Ассамблеи Фракии вплоть до четвертого века. Когда магические существа или волшебники проходили через восточную каменную стену амфитеатра, они волшебным образом переносились в район Пловдива, где открывалась магически скрытая часть амфитеатра. Гермиона была этим потрясена. Там, на древних каменных сиденьях, сидели делегаты, присланные почти из всех магических правительств мира. Вся делегация Международной Конфедерации Магов. Трудно было не почувствовать себя ошеломленной и немного напуганной. Септимус наклонился и с улыбкой подтолкнул ее. — Идемте. Мы сидим рядом с французской делегацией. Гермиона кивнула и последовала за ним, оглядывая разнообразную и огромную толпу ведьм и волшебников. В первый вечер перед собравшимися выступали различные ораторы, произнося приветственные речи и намечая будущее МКМ. Затем каждому делегату была предоставлена возможность представиться и выступить с кратким заявлением. Когда Гермиона представилась, по толпе прокатился ропот, что вызвало у нее легкое беспокойство. Когда девушка вновь устроилась на свое место, Септимус наклонился к ней и пробормотал: — Всем было очень любопытно узнать о дочери Дамблдора. Не позволяйте этому запугать вас. К концу первой ночи Гермиона была измотана и сразу же завалилась спать. На следующий день у нее было назначено также много дел, и ей хотелось быть хорошо отдохнувшей и морально подготовленной. Утром она позавтракала с Септимусом и очень тихой и сдержанной Каллидорой Долгопупс. Затем они снова присоединились к делегатам на собрании в Пловдиве. Гермиону лично представили французской делегации, и она подружилась с довольно плутоватым чистокровным волшебником по имени Цезарь Руссо, который был очень нацелен на то, чтобы завоевать ее внимание. Она же была в полном недоумении, почему так много волшебников хотели этого в 1948 году, и списала их заинтересованность на то, что является дочерью Дамблдора. Утренняя повестка дня была посвящена различным нарушениям Статута о секретности во многих странах. В Италии в результате неудачной дуэли Адский Огонь уничтожил целую деревню и несколько маггловских виноградников. Несколько делегаций обсуждали, следует ли внести это проклятие, с его непредсказуемостью и возможностью огромных разрушений, в список Непростительных. Конфедерация отложила вопрос в долгий ящик и назначила дату слушаний на следующий квартал, которые в итоге приведут к разработке законопроекта, в последующем вынесенного на голосование. Гермиона наблюдала, как красивая и элегантная, магглорожденная Виконсия Сантос, Президент МКМ, грациозно переходила от одного дела к следующему. Говорили о магических существах: наблюдения магглов за Лох-несским чудовищем привели Шотландию в бешенство. Провели голосования о правах вейл и юрисдикции русалок. Популяция русалок у берегов Монте-Карло не желала подчиняться Министерству Магии Франции, но несколько недавних романтических связей между магглами и русалками привели Конфедерацию в замешательство. Урегулирование этого вопроса заняло немало времени, и в итоге слушание было назначено на более поздний срок. Однако Гермиона узнала много нового о различных целевых группах, созданных Конфедерацией, и поклялась глубже изучить русалочью культуру. Группа лоббистов из Исландии представила убедительные аргументы в защиту викискютов — магических существ, которые оказались на грани вымирания из-за охоты вампиров за магическими свойствами их крови. Кампанию возглавил Лейкур Вёрдурссон, егерь Академии Тёфрасколи, исландской школы чародейства и волшебства. Вампиры, безусловно, являлись злодеями этого часа, поскольку вся делегация, казалось, была взбудоражена от новостей о вампирском шабаше в Албании, где расправлялись с магглами с ужасающей скоростью. Была создана оперативная группа, чтобы пресечь эти весьма жуткие убийства. Еще одним вопросом, который был рассмотрен на собрании, стало преподавание Темных Искусств в Дурмстранге. Болгарская делегация, как принимающая сторона, была очень недовольна тем, что их школу используют для обучения темных волшебников. Гермиона была рада, когда Конфедерация вынесла школе официальное предупреждение. Ведь и правда, сам Гриндевальд учился в Дурмстранге. Даже во времена Гермионы директором школы был бывший Пожиратель Смерти. Кроме того, школа отказывалась принимать магглорожденных, что, по ее мнению, было абсолютным нонсенсом, и с этим тоже следовало разобраться. Втайне она была благодарна за возможность учиться в Хогвартсе. К концу дня Гермиона была совершенно измотана. Септимус пригласил ее вечером выпить где-то в культурном районе Капана вместе с другими европейскими делегатами, и ведьма согласилась, хотя и решила не засиживаться допоздна, так как следующий день будет еще более насыщенным, пообещав себе начать его ни свет ни заря.

______________________________________________

Во вторник вечером Том стоял в своей квартире и смотрел в окно, выходящее на Лютный переулок. Вместо того чтобы сразу же отправиться в Албанию, он послал Мальсиберу сову и попросил предоставить ему информацию о размещении британской делегации на ассамблее МКМ в Болгарии. Так что он стоял, потягивая кофе, и смотрел на клочок пергамента, на котором был написан адрес гостиницы, где остановилась Гермиона. Еще одной из его навязчивых идей, которая усилилась в последнее время и становилась все более назойливой с каждым днем, стало желание всегда точно знать, где находится Гермиона. Ему не всегда хотелось быть рядом с ней или даже общаться, но для собственного спокойствия он должен был просто знать, где она находится. После разговора с призраком желание посетить Албанию становилось все менее насущным, а жажда изучения уз родственных душ — все более неутолимой. Тем не менее он уже отпросился с работы, так что ему придется уехать по крайней мере до конца этой недели. Но сегодня вечером... у него еще был выбор. Он мог либо остаться в Лондоне и погрузиться в чтение на всю ночь, либо прибыть к ней в Болгарию. Желание увидеть ее все же было настойчивым. Том хотел убедиться, что снова почувствует ту связь между их душами. Он чувствовал ее каждый раз, когда видел Гермиону, с момента их первой встречи, но теперь, когда провидица выразила это в определенных терминах... близнецовые огни... это стало еще более очевидным. Он чувствовал, как их связывает серебряная нить. Том сомневался, стоит ли верить во что-то столь банальное и заезженное, но в глубине души знал, что в этом есть правда. Он не знал, откуда ему это известно... только знал, с почти пугающей уверенностью, что между ними существует некая душевная связь. Том чувствовал магнетическое притяжение к этой ведьме, притяжение почти эпического масштаба. Он находил все, что касалось ее, захватывающим. Его одержимость ей не знала границ. Он даже подумывал о том, чтобы применить к Альфарду Блэку чары памяти или наложить на него Империус, чтобы держать его подальше от Гермионы. Но в последний момент решил, что не стоит прибегать к таким методам. Она принадлежала ему и уже признала это. Том просто не стал настаивать на своем. Он предоставил ей свободу и позволял ей распоряжаться собой в течение нескольких месяцев. В конце концов, он был терпеливым человеком. Обычно Том предпочитал сам притягивать все к себе. Но его терпение иссякало, вопросы требовали ответов, а знание того, что между ними существует какая-то связь, магическим образом делало ее еще более заманчивой. Он уже решил, что Гермиона будет его, еще до того, как узнал о связи душ, но знать, что она — его родственная душа, и что их магия значительно усилится благодаря друг другу... это было просто вишенкой на торте. Том хотел ее... ...и она будет его. Он снова уставился на адрес на пергаменте. Внезапно его рациональная и импульсивная стороны вступили в борьбу друг с другом. Том принял молниеносное решение, повернулся на пятках и с треском аппарировал.

______________________________________________

Риддл стоял на улице перед отелем в Пловдиве. Ему все лучше удавалось выдерживать большие расстояния без тошноты, но эта аппарация преодолела почти тысячу шестьсот километров, и он не мог избавиться от непреодолимого желания стошнить. Он достал портсигар и зажигалку и прикурил сигарету. Вкус табака помог ему справиться с этим чувством. Отель стоял на холме. Неполная луна окутала небо, ее прозрачный ореол создавал несколько различных оттенков темноты, самый настоящий из которых казался скорее ощущением, чем оттенком, — необъяснимые черные силуэты зданий на фоне лунных облаков. Внешнее кольцо ореола было розоватым, как радужная оболочка небесного ока, в обрамлении идеально выстроенных эшелонов городского горизонта Пловдива. В воздухе витало предвкушение. Том стоял, выпрямившись, и смотрел на город. Легкий ветерок обдувал его лицо, развевая волосы. Он по привычке закрыл глаза. Пенистые потоки ветра были полны печали и одиночества. Еще не полностью поддавшись минутному ликованию, Том уже несколько мгновений ощущал слабое чувство, будто за ним наблюдают. Он медленно открыл глаза, голова по-прежнему была поднята, правая рука лежала в кармане. Том повернул голову в одну сторону, потом в другую, как будто разминая мышцы шеи. И тут он увидел ее. Она была там, стояла на гребаном тротуаре, словно он притянул ее сюда своей магией. Это было потрясающе — такой взрыв чувств он получил от того, что она стояла там, совершенно застывшая. Гермиона смотрела на него, не отрываясь, уже несколько секунд. Ее лицо было растерянным и изумленным, даже немного испуганным. Должно быть, она шла откуда-то со стороны улицы, так как ее сопровождал рыжеволосый волшебник, которому на вид было около тридцати лет. Том язвительно недоумевал, почему рядом с его ведьмой, казалось, всегда был какой-нибудь волшебник. Риддл еще раз поднес сигарету к губам, сделав резкую затяжку. Он не сводил с нее глаз, яростно выдыхая дым. — Ты идешь, Гермиона? — спросил ее рыжеволосый спутник. Ее глаза все еще не отрывались от Тома. — Эм... — споткнулась она на полуслове. — Иди без меня. Я поднимусь позже. Ее спутник настороженно посмотрел на Тома, но сделал то, что она просила. Все вдруг остановилось, в воздухе нависло нечто, от которого они оба хотели откусить кусочек и одинаково боялись, что другой доберется до этого первым. Это не было романтично. Напряжение между ними изобиловало противостоянием и предвестием насилия. И это нужно уладить, решил Том. В противном случае они будут продолжать танцевать друг вокруг друга еще несколько месяцев. Нет, он должен взять себя в руки. Когда Том улыбнулся ей, его улыбка была растянутой и зловещей. Гермиона вернула себе самообладание и подошла к нему, холодно глядя на него. — Том, — выдохнула она. — Как ты здесь оказался? Между его губ повалил дым. — Аппарировал. Ее брови нахмурились. — Ты... аппарировал? Сколько времени это заняло? Он ухмыльнулся. — Я аппарировал за раз. Ее глаза расширились до размеров блюдец. — За раз? Но это же... но это должно быть больше тысячи миль? — Тысячу шестьсот, примерно. — Пресвятые небеса! Как ты не расщепился? — она сделала шаг назад и оглядела его с ног до головы в недоумении. Он засмеялся. — Гермиона. Ее глаза встретились с его. Том знал, что ей не нравится, когда он произносит ее имя, и именно поэтому его произнес. От этой интимности ей было не по себе. Том хотел, чтобы она нервничала. Он находил ее беспокойство чрезвычайно возбуждающим. Он снова втянул дым в легкие. — Можно мне подняться? Ее рот приоткрылся. — Что... э-э... в мой номер? Он провел языком по верхним зубам и кивнул, ничего не говоря. Ее рот захлопнулся, и она сглотнула. Чтобы поиздеваться над ней, Том наклонился и прошептал: — Просто скажи "да". Это несложно. Ее глаза сузились. — У меня завтра собрание рано утром. — Я уйду к тому времени, — надавил он соблазнительным голосом, который, как он знал, ей не понравится. Еще раз вдохнул дым, выказывая беспечность, которой он не чувствовал, а она не признавала. — Я в любом случае еще какое-то время не смогу аппарировать. — Хорошо, — едва слышно произнесла она. Черные глаза Тома впились в ее, когда он наклонился и прошептал: — Веди, маленькая ведьма.

______________________________________________

Том проследовал за Гермионой через весь отель и поднялся в ее номер. Он не прикасался к ней. Да ему и не нужно было. Она чувствовала, как его глаза обжигают ее кожу, пока они шли. Гермиона взмахнула палочкой и вошла в номер, Том следовал за ней по пятам. Она понятия не имела, что делает. Она не знала, почему он здесь. Все, что она знала — это то, что его присутствие вызвало глубокий трепет внизу живота. Он застал ее врасплох. У нее не было времени на планирование и выработку правильной реакции. Теперь она просто действовала наобум, что было крайне опасно. Когда Гермиона пересекала комнату, в окно громко постучали. За стеклом сидела большая снежная сова с письмом в клюве. — О, привет! — она открыла окно и взяла письмо в руки. — Большое тебе спасибо, — она потрепала сову по перышкам и проверила, от кого письмо. Прочитав текст, она повернулась. Подняв глаза, девушка заметила Тома, прислонившегося к дверному проему. — Это от Президента Сантос. Она хочет поужинать со мной завтра вечером. Том ничего не ответил. Его взгляд скользил по ее фигуре. Гермиона удивилась тому, насколько нормальным было его присутствие здесь, словно не он просто грубо вторгся к ней. Еще его присутствие одновременно настораживало и успокаивало. — Уверена, это просто потому, что я дочь Дамблдора, конечно же. Кажется, все перешептываются... им всем чертовски любопытно узнать об отпрыске Дамблдора. Том пересек комнату, взял письмо из ее рук и положил его на стол у окна, затем обратил на нее свой пронизывающий взгляд. — Ты — сила, Гермиона. Неважно, почему они смотрят и что привлекло их внимание. Пока они смотрят, ты должна их уничтожить. Потрясти их всех. Дать им повод шептаться, — он ухмыльнулся. Она подняла взгляд на Тома и увидела, что его бездонные обсидиановые глаза прожигают ее насквозь. Что-то внутри Гермионы рушилось. Рушилось с момента их встречи. Гермиона чувствовала себя так, словно отчаянно пыталась удержать башню Дженга от падения. Это было абсолютно безнадежно. Он обхватил ее подбородок большим и указательным пальцами. Ее глаза закрылись, когда Том опустил свое лицо к ее лицу. Он остановился как раз перед тем, как их губы встретились, и выдохнул ее имя. По позвоночнику пробежала дрожь. Его дыхание было горячим на ее губах и пахло табаком и мятой... А потом он поцеловал ее. Поцелуй был похож на сладкое облегчение. Как горячий душ на больные мышцы. Как погружение в мягкую постель в конце утомительного дня. Это было так правильно. Его вкус вызывал эйфорию, как мгновенный всплеск серотонина в венах. Гермиона с тихим всхлипом выдохнула воздух через нос. В то же мгновение Том вдохнул. Его руки крепко обхватили ее, а длинные пальцы нежно поглаживали поясницу. И тут же Гермиона пришла в себя. Словно на нее вылили ведро холодной воды, она вспомнила, кто он такой, и вся тяжесть этого осознания обрушилась на нее. Раздраженно вздохнув, она отстранилась, резко разорвав поцелуй, и толкнула его в грудь, отстраняя от себя. Она отступила назад, пока ее ноги не уперлись в кровать. Затаив дыхание, Гермиона уставилась на него. Он поднял руку и провел большим пальцем по нижней губе, глаза удивленно сузились. — Ты не можешь просто приходить и целовать меня, Том, — пробормотала она с досадой. — Могу, конечно, — холодно ответил он. — Ты – моя. Ее рот раскрылся от удивления. — Ты... Ты не можешь просто... Ты не можешь вот так заявлять, что владеешь кем-то, Том! Он ухмыльнулся и издал едкий смешок. — Я ничего не заявляю. Ты сама это сказала. Ты принадлежишь мне. — Я... но... это... Его брови приподнялись, а уголки губ приподнялись в усмешке. — Да? Она холодно посмотрела на него. — Я все еще думаю, что ты меня околдовал. — Так ты себя убеждаешь, Гермиона? Она раздраженно закатила глаза. — У меня нет на это времени. Я очень занята... — Ты насладилась своим маленьким поцелуем с Альфардом Блэком? — перебил ее Том. Она замерла. — Как ты узнал об этом? — Неважно. Думаю, тебе пора объясниться, — выражение его лица было ледяным. Шок окрасил ее черты. — В чем именно объясниться? Все знают, что мы... виделись. Его челюсть напряглась. Несколько секунд Том смотрел на нее, борясь с самообладанием и самоконтролем. Затем он произнес: — Посмотри мне в глаза и скажи, что ты мне солгала. — О чем солгала? Его черные глаза были совершенно дикими. Гермиона никогда не видела Тома Риддла таким. Он всегда был таким холодным и отстраненным, таким расчетливым и уравновешенным, таким плавным и обаятельным. Она никогда не видела его таким... свирепым. Как будто он изо всех сил старался сохранить самообладание. — Ты сказала, что ты моя, маленькая ведьма. Ты сказала, что принадлежишь мне. Я уже знаю, что ты лгунья, Гермиона... но я хочу услышать из твоих уст, что ты лгала об этом. Возможно, я поверю тебе, если твоя ложь покажется мне сладкой. Рот Гермионы раскрылся. — Это было до того, как я узнала, что ты шесть лет спал с Вальбургой Блэк и ничего мне не сказал! Ты уже забыл? С девушкой, которая пыталась убить меня той ночью! Глаза Тома вспыхнули от ярости. Он сократил расстояние между ними и схватил ее за плечи. — Ты избегала меня два гребаных месяца, Гермиона. Каждый раз, когда между нами что-то случается, ты, блядь, исчезаешь. Не похоже, чтобы у нас была хоть одна прекрасная возможность поболтать за выпивкой о каждой предыдущей заднице, которую я трахал в своей жизни! Гермиона злобно нахмурилась. — Шесть лет? Это не просто задница, Том. — Для меня это так и было. Гермиона тяжело вздохнула и сглотнула. — Это очень жестоко, Том. Он покачал головой. — Нет, это не жестоко. Она с самого начала знала, что именно между нами. Я никогда не притворялся, что это нечто большее. Я говорил этой суке, что она просто дырка, а она продолжала возвращаться за добавкой. Но это ведь не моя чертова проблема, не так ли? Гермиона насмешливо посмотрела на него. — А я должна поверить, что то, что произошло между нами, — это что-то другое? Она пыталась убить меня, Том. Сколько еще женщин тоскуют по тебе? Он сжал челюсти, ноздри раздулись. Его черные глаза пылали гневом. — То, что она вообразила в своей глупой голове, не моя проблема, Гермиона. Я предупреждал ее, чтобы она держалась от тебя подальше. Я не мог знать, что она сделает то, что сделала. Если бы я хоть на секунду подумал, что она попытается причинить тебе вред, я бы задушил ее своими собственными руками. Хотя это не то чтобы понадобилось. Ты явно можешь сама о себе позаботиться. — Ты бы задушил ее? Девушку, с которой у тебя были отношения в течение шести лет? Это ужасно, Том. Он покачал головой. — Для меня это не имеет значения, вот правда. Лучше пусть она умрет, чем ты. Гермиона вырвалась из его рук. — Все это не имеет значения. Ты и я вместе — ужасная идея. Он насмешливо хмыкнул. — А Альфард Блэк, я полагаю, лучший выбор? — Думаю, да. Мышцы его челюсти напряглись, глаза угрожающе сузились. — Если ты думаешь, что я позволю тебе снова сбежать от меня, то ты просто, блядь, бредишь, Гермиона. Она прижалась к его груди, плотно поджав губы. — И что ты сделаешь, Риддл? В цепи меня закуешь? Какого хрена тебе от меня надо? Почему ты не можешь оставить меня в покое? Том холодно улыбнулся. Он шагнул вперед, и они оказались лицом к лицу, а его голос стал ровным, как пьянящий яд. — О, нет. Я уже сказал тебе, чего хочу. И очень подробно. Думаю, теперь твоя очередь. Чего ты хочешь, Гермиона? Хочешь Альфарда Блэка? — он рассмеялся, и это был глубокий, пугающий звук. — Нет. Ты не хочешь его. Ты хочешь его хотеть, но не получается, и это тебя беспокоит. Беспокоит, потому что он вписывается в твою маленькую жизнь, которую ты, как ты думаешь, создаешь, в твой идеальный стеклянный замок. Я не вписываюсь в твои мечты, не так ли, Гермиона? Ты хочешь верить во все то, что он говорит обо мне, потому что я пугаю тебя. Моя магия пугает тебя... Но мне кажется, тебе нравится бояться. Я думаю, что Альфард Блэк охренительно тебе надоедает, а я бросаю тебе вызов. Гермиона была ошеломлена. Между ними повисло молчание. Том пристально смотрел на нее, его глаза окутывали ее тело, словно он видел его впервые. — Что ты почувствовала, когда его руки касались тебя после того, что мы сделали? "Мои, а не его". Верно? На глаза Гермионы навернулись слезы. — Как ты думаешь, что я чувствовала, Том? Я впустила тебя. Вопреки здравому смыслу... впустила ближе, чем кого-либо когда-либо прежде. И в ту же ночь я была потрясена и вынуждена представлять, как ты трахаешься с Вальбургой Блэк, из всех возможных девушек. Шесть лет, в которые ты был с ней вместе... и вынуждена прокручивать это все в своей голове всю ночь... всю неделю. Меня тошнило. Как будто я позволила себе поверить, что ты не такой, каким являешься на самом деле. Я благодарна Альфарду за то, что он напомнил мне правду. Его зрачки расширились, и он покачал головой. — Ты могла бы прийти ко мне и рассказать о том, что сказал Блэк. Я мог бы объяснить тебе все, что касается Вальбурги, — он горько ухмыльнулся. — Вместо этого ты решила поиграть в маленькую мстительную ведьму, которой, как мы оба знаем, ты и являешься. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе играть со мной так же, как ты играешь с Блэком? Ее губы раскрылись. — Это несправедливо, Том. — А что же тогда справедливо, маленькая ведьма? Тереться о мои пальцы с моим именем на губах, а через неделю целоваться с другим волшебником теми же губами? Это твое представление о справедливости? — он холодно посмотрел на нее, его черные глаза полыхнули ледяной яростью. — Тебе нравится, что все эти мужчины падают к твоим ногам? Тебе нравится, что они умоляют тебя о ласке, маленькая шлюха? Я, блядь, устал слушать, как Абраксас тоскует по тебе. Хочешь, я соберу для тебя остальных моих чистокровных друзей, чтобы ты могла попробовать их всех по очереди? Может быть, и весь Слизерин сразу? Уверен, вы с Вальбургой могли бы сравнить свои впечатления. — Прошу прощения? Да как ты смеешь! — закричала она пронзительным голосом. Не успев осознать, что делает, она отпрянула назад и влепила ему пощечину в десять раз сильнее, чем ударила Драко на третьем курсе. Том стоял очень неподвижно, словно статуя, его лицо по-прежнему было повернуто в сторону. Его челюсть напряглась от гнева. Гермиона с ужасом наблюдала за тем, как отпечаток ее руки краснеет на его щеке. — Круцио! Ослепительная боль. На мгновение Гермиона почувствовала лишь резкое жжение во всех частях тела. Оно ползло по коже, словно тысяча крошечных стеклянных осколков, пронзающих кожу, рассекающих мышцы, вырывающих внутренности. Ее сердце колотилось от сильной агонии. Она закричала, рухнув на край кровати. И тут же боль прекратилась. Она почувствовала, как Том обхватил ее руками, а его губы прильнули к ее губам. Гермиона хныкала, задыхаясь от последствий пыточного проклятия, но вскоре у нее перехватило дыхание совсем по другой причине. Его руки были повсюду: на ее груди, на животе, сжимали бедра и задирали юбку, словно он пытался заклеймить ее своими прикосновениями. Ее тело стало еще более чувствительным из-за проклятия, которое Том только что наложил, нервные окончания раскалились добела, когда его кожа скользнула по ее, обжигая везде, где соприкасались их тела. Ей понадобилось мгновение, чтобы прийти в себя. Гермиона подавила всхлип, но, к ее удивлению, тело приняло его так, словно она была изголодавшейся женщиной. Предательский голод затопил ее тело, пульсирующая потребность зародилась между ног. Его язык проник в ее рот, раздвигая губы, и она позволила ему войти. Гермиона пыталась отказать ему, найти в себе хоть каплю силы воли, но ее разум просто не мог функционировать должным образом. Его рот жадно впился в ее, и Гермиона невольно застонала, почувствовав упирающуюся в бедро эрекцию. Он схватил ее за бедра и отодвинул на середину кровати, раздвигая ее ноги коленями. Его рука сжалась в ее кудрях, наматывая непослушные локоны вокруг своих пальцев, когда он дернул ее голову назад, и его губы нашли ее горло, которое он яростно укусил, а затем его язык прошелся по отметине, успокаивая воспаленную кожу. — Гермиона, — выдохнул Том ей в кожу. — Что ты со мной делаешь? Ее сердце бешено колотилось. Волан-де-Морт целовал ее. Волан-де-Морт прижимался к ней, его твердый член выпирал из брюк... и самое ужасное, что она хотела этого. Гермиона никогда ни с кем не была близка, но в этот момент отчаяние пробило себе дорогу когтями, и у нее уже не осталось сил сопротивляться ему. Альфард не имел значения. Их спор не имел значения. Проклятие не имело значения. Вальбурга не имела значения. Все, что имело значение, — это его кожа на ее коже. Его рука блуждала под ее юбкой и между ног, затем сдвинула трусики в сторону, длинные пальцы коснулись ее входа. Малейшее прикосновение кончиков его пальцев свело ее с ума, и она выгнула спину, желая большего. Гарри возненавидел бы ее. Рон презирал бы ее. Но Гарри и Рона... их здесь не было. — Я тебя проклинаю, а ты все еще такая влажная для меня, — его голос был темным и властным. — Возможно, моей маленькой ведьме нравится боль. — Тебе нравится причинять мне боль, Том? — выдохнула она. — Только когда ты этого заслуживаешь, дорогая, — его голос был грубым и хриплым от голода. Его рот снова накрыл ее, скользнув по губам, а язык с силой задвигался по ее собственному. Мерлин, этот мужчина умел целоваться. — Гермиона, — прошептал Том, расстегивая брюки и доставая член. Ее глаза расширились, и она осторожно отвела взгляд, не желая смотреть куда-либо еще, потому что если бы она посмотрела на его размер, то у нее бы сдали нервы. — Я думал о том, чтобы оказаться внутри тебя с того самого дня, как встретил тебя на Косой Аллее. Он сжал ее запястья над головой, удерживая их железной хваткой одной рукой. Другой – он провел указательным пальцем по ее влажному входу. — Пожалуйста, — простонала она, прижимаясь к нему. Она была в полуобморочном состоянии, едва отдавая себе отчет в своих действиях. Все, что она знала, — это то, что ей нужно больше. Его запах поглотил ее, тонкий аромат Тома, который она находила таким пьянящим. — Ты так красиво просишь, — пробормотал он. В порыве вожделения они перестали раздеваться. Он наклонился и прикоснулся губами к ее волосам. — Ты моя, Гермиона. Ты принадлежишь мне. Она покачала головой. — Нет, — прошептала она. — Да, — выдохнул он. — Скажи мое имя. Она тяжело дышала, сопротивляясь ему, но хватка на ее запястьях была непоколебимой, а его вес прижимал ее к кровати. — Скажи. — Том, — прошептала она, подаваясь бедрами навстречу ему. Головка его члена прижалась к ее входу, сводя ее с ума. — Нет, Гермиона. Скажи мое имя. Ты узнаешь его сейчас, потому что будешь произносить его всякий раз, когда я скажу, — он наклонился ближе и прошептал: — Волан-де-Морт... вот, кто я. Ты еще не знаешь его. Но узнаешь. О, да, я знаю. Я очень хорошо его знаю, имя этого урода. Это были игры во власть, и она знала это. Ее это напугало. Гермиона закрыла глаза, прерывисто дыша… затем приготовилась произнести имя, которое многие в ее мире однажды побоятся сказать.… — Волан-де-Морт, — прошептала она. — Хорошая девочка, — выдохнул Том. Затем, не церемонясь, он вошел в нее. Гермиона вскрикнула от внезапного ощущения наполненности. Он был таким большим. Боль и наслаждение одновременно пронзили ее, и она наполовину всхлипнула, наполовину застонала. Он прошептал "шшш" ей в волосы и начал двигаться, нежно унимая тупую боль. Гермиона поняла, что с ним так будет всегда. Боль и удовольствие. Она хотела и того, и другого. Она знала, что это единственный способ заполучить его. И хотела его. Том схватил ее за щеки, поворачивая ее лицо к себе. — Смотри на меня. Он двигался медленно и осторожно. Через некоторое время тупая боль уступила место волнам жара, нарастающим в ее сердцевине, и она начала выгибаться навстречу ему, встречая его толчки со своим собственным пылом. Том что-то шептал ей в волосы, поток похвалы воспламенил ее тело и заставил ее застонать, наполовину потеряв рассудок. — Ты так чертовски хороша, Гермиона. — Такая мягкая и узкая. Я хочу жить внутри тебя. — У тебя такая, блядь, восхитительная кожа. — Ты моя... Я покажу тебе, насколько ты сильна, маленькая ведьма. Ее кожа порозовела от его слов. Он распахнул ее блузку, расстегивая пуговицы, и задрал лифчик вверх. Его рот накрыл ее грудь, язык кружил вокруг соска, нежно поглаживая и покусывая. Гермиона выгнулась под ним, тихо всхлипывая. Его смешок был подобен огню на ее коже, глубокий голос вызывал горячие отзвуки в ее сердце. Гермиона думала, что умрет от наслаждения... Как только дискомфорт прошел, она начала трепетать от теплого, горячего ощущения его члена внутри себя. Все было так ново и чуждо для нее. Его твердость и трение, о боги, это трение было не похоже ни на что. И не только это, между ними возникло что-то еще, какая-то энергия, как ощущение слияния их магии, и это приносило больше эйфории, чем любой элексир. Гермиона с тревогой подумала, что, наверное, уже не сможет остановить это, раз уж они начали. Она будет хотеть этого снова и снова. Он просунул руку между тел, и Гермиона почувствовала, как его пальцы нащупывают клитор, описывая сводящие с ума круги вокруг чувствительного местечка. — Ох, черт, — громко застонала она. На его лице появилась зловещая ухмылка, а глаза стали пылать красным. Это испугало ее. На мгновение ей показалось, что она почти видит тень человека, который пытался убить ее лучшего друга. — Пожалуйста, не становись им, — тихо прошептала она ему в плечо, и слезы наполнили ее глаза. — Пожалуйста... Брови Тома нахмурились, и он отпрянул назад. — Что ты сказала? — Ничего, — пробормотала она, качая головой, но неожиданные слезы все равно пролились. Он приостановился и прекратил толчки, наблюдая за тем, как слезы стекают по ее щекам. Затем, очень медленно, он снова начал двигаться, наклонился вперед и провел языком по соленой влаге на ее щеках. — Твои слезы сводят меня с ума, Гермиона. Ты даже не представляешь, что они делают со мной. Он задвигался быстрее, его толчки были мучительными, но Гермиона принимала их, раздвигая ноги шире и притягивая его глубже, обхватив талию лодыжками. Его пальцы не прекращали ласкать ее клитор, и она поразилась тому, как точно он знал нужный темп. Медленно, затем все быстрее и быстрее. Потом снова медленно. Затем гораздо быстрее и грубее. Она громко застонала, почувствовав, что поднимается туда, где ее тело и разум были разделены. Гермиона почти не замечала боли из-за острого удовольствия, пронзившего ее, распространяющегося по животу, пульсирующего там, где его пальцы терли ее клитор. — О, черт, Том, — захныкала она, теряя всякую сдержанность. — Пожалуйста, сильнее. Ее мольбы сводили его с ума. Его зубы впились в ее плечо, и он стал трахать ее еще грубее, движения становились все более дикими и безумными. Рука, державшая ее запястья, переместилась к горлу и прижалась, не крепко, но властно, как ошейник вокруг. — Ты моя, — прошептал он ей на ухо, как молитву. — Ты моя. Ты принадлежишь мне, — он повторял это снова и снова, с каждым толчком. — Никто не может... владеть... другим человеком... — задыхалась она, напряжение, нарастающее в ее теле, становилось невыносимым. Том мрачно усмехнулся, задевая губами ее волосы, и пробормотал ей на ухо: — Интересно, дорогая, себе ты лжешь так же часто, как мне? Он откинулся назад, и их глаза встретились. Гермиона потерялась в их черных глубинах, падая и падая, позволяя себе потеряться в черных дырах его души. Ее рот приоткрылся, стенки влагалища сжались, и она выгнула спину, чувствуя, что достигла пропасти чего-то... — Кончи для меня, Гермиона. Дай мне посмотреть на тебя. Его длинные пальцы сжались вокруг ее горла, слегка надавливая. Она почувствовала, как холодный металл его кольца уперся в ее яремную ямку. И тут Гермиона вскрикнула, когда нарастающее давление наконец взорвалось, и она сильно кончила, все ее тело пульсировало волнами удовольствия, пока он трахал ее сквозь силу оргазма. Она задыхалась, втягивая в себя удушливый воздух. Том смотрел, как она кончает, его глаза жадно блуждали по ней, вбирая в себя буйство красного цвета, распространившегося по ее груди, то, как она затаила дыхание, когда оргазм захлестнул ее... он наблюдал, как сужаются ее зрачки, как слегка дрожат ноги, как дыхание становится рваным, как она выгибается назад, сжимая простыню до побеления костяшек пальцев, а затем... — Блядь, — он издал тяжелый вздох, когда кончил следом, его член затвердел и запульсировал внутри нее. Гермиона ахнула, чувствуя, как он заполняет ее своей теплой жидкостью, но при этом испытывала странное удовлетворение, а стенки влагалища непроизвольно напряглись вокруг него. Том выдохнул ее имя, мягко толкаясь. Он смотрел на нее сверху вниз, его черные кудри беспорядочно спадали на темные, остекленевшие глаза. На виске выступили бисеринки пота. Он покачал головой, а затем пробормотал, тяжело дыша: — Нахуй тебя, Гермиона. Она провела кончиками пальцев по его острой скуле. Она слишком хорошо понимала его ненависть. — Только что там побывала, засранец. Он рассмеялся, и по его лицу расплылась широкая ухмылка. В этот момент Гермиона крепко зажмурила глаза, потому что ее осенила ужасающая истина. Она увидела перед собой карты Таро... два скелета, переплетенные между собой... Влюбленные... затем Два кубка... Нерешительность. Конфликт. Родственные души. Я думаю... он – враг. Слова мадам Виолетты эхом отдавались в ее сознании. Нет... Лорд Волан-де-Морт... он не может быть... ...ее родственной душой. Этого не может быть. Ее сердце остановилось. Том перевернулся, увлекая ее за собой. Она покраснела, осознав, что он все еще находится внутри нее. Он достал из брюк свою палочку и взмахнул ею, накладывая какое-то заклинание. Возможно, это были противозачаточные чары. Она покраснела, даже не подумав об этом. Ее бедра были липкими. Это напомнило ей, что всего полчаса назад она была девственницей. Гермиона боялась и немного стеснялась указать на этот факт, поэтому потянулась за палочкой, чтобы наложить Скорджифай, пока он не заметил кровь на простынях, но он крепко схватил ее за запястье, заставив выронить палочку. — Оставь это, — предупредил он. Она сжала челюсти и неловко поерзала, но он не позволил ей отстраниться. — Я хочу предупредить тебя, маленькая ведьма. Я скажу это только один раз, — его глаза были холодны. — Если Альфард Блэк еще раз прикоснется к тебе, я убью его. Думаю, ты знаешь, что я не угрожаю попусту. Береги его жизнь. Она смотрела на него, не пытаясь скрыть трепет в глазах. Том нежно провел костяшками пальцев вдоль ее челюсти. — На людях делай что хочешь, Гермиона. Носи его украшения. Посещай с ним свои гребаные вечеринки. Пиши о нем в своей колонке. Топчи мое имя в грязи, если нужно. Мне все равно, кто это будет. Абраксас. Альфард. С кем бы ты ни решила поиграть на неделе. Но за закрытыми дверями ты — моя ведьма. Моя. Ты принадлежишь мне. Никто, блядь, не прикоснется к тебе, кроме меня. Гермиона смотрела ему в глаза. Незнакомая нежность поселилась между ее бедер, а нервы были на пределе от наложенного им Круцио. Он удерживал проклятие лишь долю секунды, но оно было мощным. Сила, которой этот волшебник владел на кончике своей палочки — да что там, на кончиках своих пальцев, — была пугающей. Она боялась когда-нибудь по-настоящему испытать на себе его гнев. — Прокляни меня еще раз, и я отрежу тебе член, — прошептала она. Том рассмеялся под нос, обхватив ее руками и притянув к своей груди. — Для тебя это было бы весьма неудобно, ты не находишь? Она сдержала улыбку. — Напротив, я думаю, что это решит большинство моих проблем. Он рассмеялся. — Хорошо. Договорились, маленькая ведьма. Дрожа, она положила голову ему на грудь, его пальцы запутались в ее волосах, и Гермиона заснула.

______________________________________________

Гермиона очнулась ото сна. Она открыла глаза в кромешной темноте. Мгновение она не понимала, где находится. Она попыталась вспомнить сон, но тот ускользал от нее. Постепенно приходя в себя, она задумалась, не приснилось ли ей все это. Действительно ли Том Риддл аппарировал в Болгарию, чтобы увидеться с ней? Это казалось так неправдоподобно и странно. Она повернулась в темноте и протянула руку, чтобы убедиться, что ей и правда все приснилось. Рука наткнулась на твердое, теплое тело. Гермиона провела ладонями по рельефным мышцам. Ее руки дрожали. Она почувствовала тупую боль между бедер, доказывающую, что ей это не привиделось. Это произошло на самом деле. Она переспала с Томом Риддлом. Нет... она отдала ему свою девственность. Какого черта? Как это произошло? Все случилось так быстро, в течение часа после его прибытия. Этот человек был очень искусным манипулятором. Он застал ее врасплох. Длинные пальцы обхватили ее запястье, и у нее перехватило дыхание. В темноте она не могла разглядеть его лица. Он притянул ее к себе, обхватив руками. Том снял с себя одежду. Она все еще была одета, но блузка была распахнута. Она почувствовала жар его кожи на своей груди. Щеки начали гореть, девушка была благодарна темноте, которая скрывала их. — Ты здесь, — прошептала она. — Я думала, что мне это приснилось. — Нет, маленькая ведьма, — прошептал он. Его пальцы коснулись ее щеки. Они лежали в тишине, погруженные в темноту. Единственное, что она слышала, — это усилившиеся звуки их дыхания. — Засыпай, Гермиона. Она прижалась лицом к его груди, вдыхая его восхитительный запах. Кончики пальцев Тома нежно поглаживали ее позвоночник. Глаза Гермионы закрылись, и она погрузилась в мирный сон.