Invictus

Мягкое тепло солнечного света играло узорами на веках Гермионы. Ленивое потягивание сопровождало ее сонливое возвращение в сознание. Ее тело вяло пробуждалось, ощущая прилив сил из-за позднего утреннего подъема: сон в глазах, легкая масляная дымка вокруг носа, нежная настойчивость солнца… Гермиона села прямо. В памяти внезапно всплыли события прошлой ночи. Она посмотрела на часы, которые все еще были на ее запястье со вчерашнего вечера, и вздохнула с облегчением. Оставалось еще полтора часа до того, как ей нужно явиться на собрание. Гермиона огляделась вокруг. Тома нигде не было, но его одежда лежала на стуле у кровати. Ее лицо недоверчиво скривилось. Одежда Тома Риддла лежит в моем гостиничном номере. Она вытянула шею и едва смогла уловить шум воды. Том Риддл принимал душ в ее гостиничном номере. Том. Марволо. Блядский. Риддл. Гермиона иронично скривила губы. Она определенно вляпалась в кучу дерьма. Ведьма бросила взгляд на простыни, но они были свежими и чистыми. Спасибо, Мерлин. Гермиона тут же вызволила испорченную блузку из-под своего тела и упала обратно на кровать, закрывая глаза рукой. Что, черт возьми, она сделала? Что ж, было совершенно очевидно, что именно. Она трахнула Тома Риддла. Ну, он ее трахнул, по правде говоря. И она даже не могла винить в этом алкоголь. Вчера вечером она не очень-то много выпила. — О, Мерлин, — выдохнула она. — Чувствуем сожаление? Гермиона быстро выпрямилась от резкого вторжения голоса Тома. Она схватила простыню и прижала ее к груди. Он пересекал комнату, выйдя из ванны, его черные кудри блестели и капли воды скатывались по груди. На нем было только полотенце. Призрак Годрика, он был в хорошей форме. В чертовски хорошей. — Нет, — пробормотала она рассеянно. Ведьма попыталась оторвать от него взгляд, но это было все равно что наблюдать за автомобильной аварией. Гермиона не могла перестать смотреть. Как только он добрался до стула, где лежала его одежда, то скинул полотенце. Гермиона немедленно отвела взгляд, на свои руки, на окно, на что угодно, только бы не смотреть на полностью обнаженного Тома Риддла. Что, во имя Салазара, происходит? Через несколько минут она снова взглянула на него, и, к ее облегчению, он надел свои брюки и уже застегивал рубашку. Наконец их глаза встретились, и она обнаружила, что он смотрит на нее с недвусмысленной ухмылкой на лице. Его глаза смеялись, когда он смотрел на нее сверху вниз, напоминая напыщенного Юлия Цезаря, созерцающего свою победу при осаде Алезии. — Ты возвращаешься в Лондон? — Нет, — ответил он. Ее брови приподнялись. — Тебе не надо на работу? — Я взял отпуск. — Оу, — пробормотала она. — Тогда, куда ты собираешься? Его темные глаза обратились к ней, скользнув по месту, где она сидела, прикрывшись простыней, прежде чем он ответил. — В Албанию. — И что ты будешь делать в Албании? Я точно знаю, что ты будешь там делать. Будешь искать Диадему Кандиды Когтевран. Не слишком ли рано он начинал поиски? Она не могла точно вспомнить. Риддл ухмыльнулся. — У меня там дела. Возможно, когда ты раскроешь некоторые свои секреты, я открою тебе некоторые из своих. Она упрямо сжала челюсти. — Тогда полагаю, что мы в тупике. Он рассмеялся. — Полагаю, что да, — его глаза сузились, и он наклонил голову. — Пока что. Том принялся застегивать запонки, и Гермионе почему-то показалось это непристойным, привлекательно мужественным жестом. Она закусила губу, наблюдая за ним. — Если прикусишь губу сильнее, то повредишь кожу. Ее глаза встретились с его. Он стоял и смотрел на нее с забавляющимся выражением лица. Его мантия лежала на стуле, но он даже не попытался ее надеть. — Как долго ты там будешь? В Албании. — До воскресенья. Она кивнула. — Прости, но… откуда ты узнал, где я? То есть, где остановилась. Том подошел ближе к кровати, где она продолжала сидеть. Он был невероятно высоким, и она чувствовала себя карликом из-за его присутствия в комнате. — Секрет за секрет, дорогая. Таковы правила. Она нахмурилась, вызвав у него смешок. Риддл протянул руку и провел большим пальцем по ее нижней губе. — Я сообщу тебе, когда вернусь в Лондон, Гермиона, — затем он отступил. — Я бы пожелал удачи с Сантос, но у меня такое ощущение, что ты такая же, как я. Тебе не нужна удача, не так ли? После чего мгновенно аппарировал.

________________________________________

Гермиона с трудом могла сосредоточиться на происходящем во время собрания. Она участвовала в дискуссиях и экспертном анализе, голосовала, когда это требовалось. Ведьма вежливо общалась с другими делегатами. Но в глубине души могла думать лишь о прошлой ночи с Томом Риддлом. Гермиона не знала, что должна думать или чувствовать. До вчерашнего вечера она была совершенно уверена, что для Тома являлась всего лишь очередной игрой. Неким развлечением или игрушкой, как Вальбурга, или политической стратегией, направленной на то, чтобы привлечь ее на свою сторону и использовать ее влияние в своих целях. Но... если быть честной, то, что происходило между ними, не было похоже ни на что из этого. Конечно, Гермиона не была глупой. Вальбурга тоже убедила себя, что что-то для него значила. Он был искусным манипулятором, и Гермиона ему ни капельки не доверяла. Риддл использовал людей. Она знала это. Но, несмотря на то, что Гермиона считала правдой, ее чувства рассказывали ей совершенно другую историю. Ее эмоции были ураганом замешательства и противоречий. Она переживала яростную бурю из желания, вины, страха, ревности, неуверенности и ненависти к себе. Просто невозможно было переварить случившееся. Гермионе казалось, что внутренние шестеренки и колесики ее мозга вышли из строя. Что теперь произойдет? Что должно произойти? Она не могла продолжать видеться с Альфардом Блэком. Не после того, как буквально преподнесла Тому Риддлу свою девственность на серебряном блюде. Она все еще не могла в это поверить. Слишком сюрреалистично. В какую вселенную попала Гермиона, где такое могло просто… случиться? Она чувствовала себя так, будто попала в ловушку каких-то чар или симуляции. Был ли объект, отправивший ее в 1948 год… экспериментом Волан-де-Морта? Возможно, она находилась под проклятием Империус и не знала об этом? С каких пор Гермиона считала свирепого серийного убийцу-психопата привлекательным? Мерлин... она действительно считала его невероятно привлекательным. Гермиона сидела на своем каменном кресле в окружении делегатов, пока выступал представитель Чили, и в растерянности качала головой. Алый начал красться вверх по ее шее и окрасил щеки, пока она думала о той ночи. Она занималась сексом с Томом Риддлом. И это было потрясающе. Потом они спали вместе… как бы обнимались. В постели. Всю ночь. Неважно. Это не означает, что я ему что-то должна. Я никогда не заявляла ему ни о какой преданности. Я все равно буду с ним бороться. На самом деле, теперь я буду бороться с ним еще сильнее, просто чтобы доказать свою точку зрения. Это также не означает, что она займется с ним сексом вновь. Она ничего ему не обещала. Они ни в коем случае не были вместе. Хотя после прошедшей ночи это казалось неизбежным. Их союз был наэлектризован… как будто между ними укрепилась какая-то осязаемая связь. Она думала, что, возможно, боль внутри нее теперь утихнет, но чувствовала лишь жажду большего. Это было нехорошо. Совсем нехорошо. Том, конечно, был прав. Она исчезала каждый раз, когда между ними что-то происходило. Она бежала от него, как испуганный ребенок. У него была эта поразительная способность полностью срывать с нее любое притворство и маску, которые она пыталась поддерживать. Как будто он… знал ее. Как такое было возможно? Что она упускала? Гермиона глубоко вздохнула, переводя взгляд на Септимуса. Она натянуто улыбнулась ему и вновь отвернулась. Возможно, для нее это было лучшим способом сблизиться с ним. И самым простым способом его убить, раскрыть секреты и узнать, где он хранит свой дневник. Но… действительно ли Том был ее родственной душой? Это не могло быть правдой. Поступить так с ней было бы эпически жестоко для Вселенной. Особенно, когда она многим пожертвовала в своей жизни, чтобы помочь другим. Почему? Чем она заслужила эту пытку? Ее первый. Ее первый раз был с Томом Риддлом. Это ведь неправильно, верно? Не может быть, чтобы все произошло именно так. После ссоры и Круцио? Она всегда предполагала, что это случится с Роном. Он был единственным человеком, с которым она могла представить себя настолько близко. Она доверяла ему. Гермиона всегда была настолько поглощена своим разумом, собственными мыслительными процессами, абсолютно сумасшедшая, всезнайка и книжный червь. Физическая сторона жизни была чем-то, что она всегда откладывала на второй план. Она никогда не позволяла себе зайти дальше, чем ей было удобно. Даже возвела стены с Виктором Крамом, несмотря на все его попытки преодолеть ее защиту. Гермиона часто думала, не сделана ли она изо льда. Холодная и неотзывчивая. Она убедила себя, что это потому, что она на самом деле любила только Рона, в глубине души… и просто держалась за него. Затем, после Битвы, она снова покрылась льдом. И ей казалось, что она и правда станет старой девой… преданной своим книгам, замужем за карьерой… навсегда ледяной королевой. Не то чтобы Гермиона была не способна любить. Она любила очень сильно. Она была очень преданной, сострадательной и заботливой. Но когда дело доходило до страсти и сексуальности… она почти всегда впадала в ступор. Гермиона никогда не понимала почему. Что ж, это явно больше не было проблемой. Но почему из всех людей это был именно Том Риддл? Ей даже не пришлось об этом думать. Никакого анализа, исследования или изучения. Что еще более странно, она даже не нервничала и не боялась. Просто так… получилось. Том высвободил в Гермионе что-то, чего она не понимала. Ту ее часть, которая дремала и была похоронена… о существовании которой внутри себя она и не знала. Ведьма попыталась уделить внимание говорящему, но его слова звучали приглушенно и отдаленно. Гермиона была совершенно сбита с толку. Она снова вспомнила, как Том выходит из ее ванной, то полотенце вокруг его талии, его волосы и мокрую кожу. От одной мысли об этом ее сердце забилось быстрее. Она пыталась убедить себя, что именно его внешность заставила ее так себя чувствовать, но знала, что это была ложь. Гермиону никогда особо не заботила внешность. Физическое влечение обычно отодвигалось на второй план. Крам был красив. Кормак был красив. Альфард Блэк был чрезвычайно привлекателен. Настолько, что даже мог соперничать с притягательностью самого Тома. Нет... в Томе было что-то еще… ... больше, чем просто его острая линия подбородка, его потрясающие зубы, его опьяняющий запах, обсидианово-черные глаза, что обжигали ее. Дело было в том, как он с ней взаимодействовал, в его жажде власти и знаний, в его очаровательной любви к чтению... в его ошеломляющей живости, которая соответствовала энергии Гермионы. В Томе Риддле было что-то такое, что привлекло ее, как мотылька огонь. Она чувствовала, что он видит ее. Гермиона не могла избавиться от ощущения, что они в каком-то смысле похожи. Это не имело абсолютно никакого смысла. Рон всегда заботился о ней. Но она никогда не чувствовала, что он по-настоящему ее понимает. Хорошо, значит, чувства вины и раскаяния прошли. Потому что я уже его оправдываю. Это ясно. У меня всегда был выбор, и, к сожалению, я сделала неправильный… по какой-то причине. Итак, единственное, что я могу сделать сейчас, чтобы спасти ситуацию, — это найти способ использовать ее в свою пользу. Я не могу сейчас сбежать. Я явно зашла слишком далеко. Если Том Риддл думал, что она собирается склониться перед ним и молиться у его ног, его ждало другое. Ничего не изменилось. Он был ее врагом, а также врагом общества номер один, насколько она была осведомлена. Он все еще был темным волшебником, который хотел подчинить и ассимилировать весь мир под своим жестоким правлением. Она ненавидела все, за что он выступал. И найдет способ подорвать его авторитет, а еще, возможно, произошедшее даст ей преимущество, необходимое для успеха. Все в порядке, Гермиона. Ты просто спишь с врагом. Ничего страшного. Она больше не будет об этом думать, пока не вернется в Лондон. Если их взаимодействие продолжится, ей нужно будет научиться отделять свои чувства от работы. Том был прав в одном. Гермиона была силой. И он узнает, насколько могущественной она может быть.

________________________________________

Голос Зефириса прогремел в ушах Тома. Он был хриплым и обладал глубиной, что напоминало отголоски скалистого оползня в глубоком земляном каньоне. Полувеликан был стар. Том не был уверен, сколько ему лет, но он был достаточно в возрасте, чтобы большая часть волшебного мира считала его мертвым. Однако старый алхимик не умер. Он спрятался в своих волшебных пещерах, ожидая того дня, когда великаны и волшебники будут править землей. Том узнал о нем от албанского вампира из «Горбин и Бэркес», а помогли с ним связаться знакомые среди великанов. Тот факт, что он был здесь и учился у волшебника, сам по себе был чудом. Том подозревал, что тот может быть одним из немногих волшебников, кроме него самого, создавших крестраж. Его глаза светились красным, как у Риддла. Либо это было так, либо он разузнал какую-то древнюю магию, изучая алхимию. Возможно, что-то похожее на философский камень. Возможно, он даже нашел Фонтан феи Фортуны. Или, возможно, сама тьма сохраняла жизнь старому волшебнику. Том никогда не встречал никого другого, кто бы излучал темную магию так глубоко, как Зефирис. Мало что могло напугать Тома, но присутствие старого волшебника насторожило каждую клеточку его тела. Его нервы были постоянно на взводе. Тому это нравилось. Однажды он хотел внушать такой же страх своим присутствием. Том не испытывал вкуса к меньшим удовольствиям. Его мало заботили еда, дружба, роскошная жизнь и досуг. Он никогда не задумывался о семье или карьере. Том стремился к власти. Бессмертию. Уйти так глубоко в глубины магии, чтобы уже никогда не вернуться прежним. Он хотел быть переполненным магией. Он хотел стать магией, обуздать саму тьму, пока та не проникнет в его клеточную структуру. Том не хотел быть просто Томом. Он хотел убить Тома Марволо Риддла. И воскреснуть как Лорд Волан-де-Морт. — Ты чувствуешь тьму внутри себя, Волан-де-Морт? — прогремел хрипловатый голос Зефириса. — Да, — глаза Тома были закрыты. Они стояли у входа в пещеру, под прорехой в потолке, через которую проникал свет луны. Каскад мягко впадал в поблескивающую водную гладь у ног Тома. Звезды сверкали в ее зеркальной поверхности. — Почувствуй туман своей магии вокруг себя. Только те, кто изучил темные искусства до таких глубин, как мы, могут достичь подобных магических подвигов. У человека должно быть достаточно энергии, чтобы привлекать и направлять еще больше. Тьма притягивает тьму. Почувствуй свою магию. Проинструктируй ее. Ты ее хозяин. Направь ее, Волан-де-Морт. Ты чувствуешь, как она подчиняется твоей воле? — Да, — ответил Том. Волшебник был так близко, что Том мог чувствовать запах его зловонного дыхания. Пахло смертью и разложением. — Призови тьму из воздуха. Привлеки энергию Вселенной на кончики пальцев. Тьма ночи, мертвецы, лежащие на кладбищах, призраки в глубинах моря, тени в огненных ямах земли… Она повсюду, ожидает, чтобы ты призвал ее, чтобы направил ее. Она подчинит свою волю только тому, кто достаточно силен, чтобы обуздать ее. Призови ее, мальчик. Голос полувеликана стал глубже. — Говори на древнем языке богов. Языке магии. Clamabo ad tenebras. Том повторил свое заклинание. — Cedo voluntati meae. Ego sum dominus tuus. Том произнес эти слова, и по его коже пробежали мурашки. Волосы на затылке встали дыбом. Он внезапно почувствовал ту же трепетную тяжесть, которую испытал, когда создавал Tempaestus. Тени плясали на его коже. Его начало охватывать чувство глубокого страха, но он сопротивлялся ему. Он потянулся щупальцами своей магии, чтобы схватить зловещее присутствие. Ридлл произнес свой собственный приказ. — Servite mihi. Fac ut iubeo. Будучи студентом Хогвартса, Том посвятил годы изучению лингвистики. Многие магические книги, которые он хотел прочитать, были написаны на латыни, французском и немецком языках. Чтобы правильно прочитать написанное, со всеми тонкостями и нюансами, он решил, что ему придется выучить эти языки. Он ощущал, что это единственный способ по-настоящему понять скрытую в них магию. — Хорошо, Волан-де-Морт. Очень хорошо. Я чувствую шепот темной магии. Она рада быть в твоем распоряжении. Завтра ты научишься использовать эту силу для создания телесной формы. Corpus ex tenebris.

________________________________________

— Спасибо, что пригласили меня, Верховный Маг. Гермиона сидела напротив Виконсии Сантос в очень дорогом ресторане в центральном волшебном районе Пловдива. Старшая ведьма была высокой и элегантной, как балерина. У нее были темные волосы и глубокая мудрость в чертах лица. Гермиону поразило, что она казалась самим образом богини Дианы. — Зови меня просто Висенция, Гермиона. — Для меня это огромная честь, Висенция. — Я близкий друг твоего отца. Дамблдор — величайший волшебник нашего времени. Гермиона кивнула. — Я должна согласиться, от всего сердца, — парящая бутылка вина наполнила оба бокала. — Кроме того, он ваш отец. Как, должно быть, чудесно наконец-то воссоединиться с ним. Это заполняет некоторую пустоту, верно? — Безусловно. У меня никогда не было более мотивированного учителя. Висенция рассмеялась. — Он, прежде всего, педагог. Этого у него не отнять. Гермиона рассмеялась в ответ. — Мне повезло, что я могу учиться у величайшего из ныне живущих волшебников. Висенция испытующе посмотрела на нее пронзительным взглядом. — Действительно. Но вы, Гермиона. Вы не просто дочь Дамблдора. Вы сама стремитесь к величию… и я довольна тем направлением, которое вы выбрали. Вы – представитель людей… Вы – голос будущего. Вы пишете с такой элегантностью и страстью. Уже многие следуют за вами. Они доверяют вашему мнению. Это замечательное достижение в вашем юном возрасте. Есть ли у вас планы заняться политикой? Глаза Гермионы расширились. — Я… ну, я особо об этом не думала. Полагаю, просто следовала своим инстинктам и своим страстям. Висенция улыбнулась. — Это хорошо. Ваша страсть поведет вас в правильном направлении. Думаю, если вы захотите заняться политикой, то добьетесь большого успеха. Вы могли бы сделать много хорошего. Конечно, не все стремятся к политической власти. Ваш отец на каждом шагу уклонялся от званий и должностей. Несмотря на это, его влияние неоспоримо. Политика не всегда единственный путь. Гермиона кивнула. — По моему мнению, редко когда стремление к власти и стремление творить добро совпадают. Брови Висенции резко вздернулись. — Значит, вы тоже это видите? Вы правы. Большинство из тех, кто желает власти, озабочены только собой и контролем. Не благополучием мира в целом. Именно поэтому Цилинь всегда определял лидера нашего мира. Быть правителем волшебного мира — это большая тяжесть и ответственность. Только чистые сердцем могут справиться с этим, не разрушив весь мир. Я уверена, что вы знаете моего политического оппонента Гриндевальда. Гермиона кивнула. Выражение лица Висенции было серьезным. — Мало кто об этом знает… но я должна уйти с поста Верховного Мага. В следующем году или, возможно, через год. Обычно это обязательство на всю жизнь, но… последние десять лет сказались на мне. Руководить во время двух войн — непростая задача. Я хочу провести время со своей семьей. Теперь я стала бабушкой. — Думаю, это достойно восхищения, — пробормотала Гермиона. — Да, — улыбнулась Висенция. — Я буду с большим интересом наблюдать за вашей политической карьерой, Гермиона. Боюсь возвышения кого-то вроде Гриндевальда. Его последователи скрываются, но они все еще на свободе. В обществе до сих пор немало тех, кто разделяет его взгляды и мечты. Было много тех, кто считал его идею правильной, но не присоединился к делу. Они верили в его видение, но не в самого Гриндевальда. Я боюсь появления кого-то, кто мог бы завоевать их доверие и восхищение. Мы должны предотвратить подобное. Если это произойдет, может вспыхнуть война, какой мир еще никогда не видел. Миллионы магглов могут погибнуть. Мир может сгореть. Мы должны действовать осторожно и мудро, всегда быть бдительными и осмотрительными, — Висенция взяла Гермиону за руку. — Я чувствую в вас родственную душу. Если вам что-нибудь понадобится, мисс Дамблдор, пожалуйста, считайте меня другом и союзником. Если бы вы только знали, рядом с кем я проснулась в постели, вы бы не доверяли мне так сильно. Но затем Гермиона упрекнула себя за такую язвительную мысль. Риддл не имел к этому никакого отношения. Она могла разделить эти два понятия. Ей придется. — Я не знаю, что сказать, мисс Сантос. Для меня это невероятная честь. Я только надеюсь, что смогу реализовать тот потенциал, на который, как вы полагаете, я способна.

______________________________________

Том аппарировал обратно в свою квартиру в воскресенье вечером. Ему нужно было приступить к работе рано утром в понедельник, а в Албании он очень мало спал. Риддл немного выбился из графика. Изначально он намеревался прибыть в понедельник, но из-за известного соблазнительного отвлекающего фактора был на месте лишь в среду. Поэтому каждую ночь ложился спать позже обычного, пытаясь наверстать упущенное. Теперь он был совершенно вымотан и чувствовал изнеможение еще перед перемещением. И аппарация истощила его окончательно. Том рухнул на кровать, даже не потрудившись раздеться или снять обувь. Он глубоко вздохнул и отдался аморфным объятиям сна. И почти потерял сознание, когда его глаза распахнулись. Его охватило навязчивое желание. Где была Гермиона? Она уже вернулась в Лондон? Риддл стиснул зубы от раздражения. Маниакальная потребность знать, где она, терзала его нервы, как настойчивый зуд. Он сел. Его челюсти сжались. Том не позволял себе думать о ней, пока был в Албании. Там его окружали люди, которым он не доверял. Могущественные люди. Люди, у которых он хотел обучиться, а затем, возможно, убить, если бы мог. Он был невероятно искусным окклюментом, но не знал, какими необычными магическими способностями могут обладать Зефирис или Хауслер, поэтому держал свои мысли в стороне от Гермионы. Даже когда спал, он впадал в сон без сновидений, чтобы она не снилась ему, как это часто случалось. Известно, что некоторые темные маги бродили по снам других ведьм и волшебников, пока те спали. Для темных искусств не было никаких ограничений. Никто не мог быть уверен, какие заклинания или чары могут быть ловушками, расставленными для ничего не подозревающих. Он доверял нерушимой клятве, данной Домиником, но Том не имел привычки доверять темным магам. Он доверял только себе. Он был могущественным. Все, даже его союзники, однажды начнут искать его слабости. И ничего не найдут. Еще одна причина, по которой он держался в тени. Ему нужно было время, чтобы изучить темные искусства и беспрепятственно нарастить свою силу, не беспокоясь о врагах, без контроля Министерства и не находясь в списке наблюдения Конфедерации. Чем меньше людей знало о его целях и внеурочной деятельности, тем лучше. Том был умен. Он был терпелив. У него был план. Теперь же он был один и позволил себе думать о ней. Риддл подумал о ее сияющей коже… о ее тихих стонах. Болезненном крике, который она испустила, когда он наполнил ее. Он вспомнил, какую эйфорию ощущал, находясь внутри нее. Адамово яблоко Тома подпрыгнуло, когда он сглотнул. Она боролась с ним. Она ударила его. Какая храбрая маленькая ведьма. Он нашел ее борьбу чрезвычайно возбуждающей. Но потом… она так изысканно рассыпалась. Это было искусством, то, как она подчинилась ему со сладкими стонами и слезами, что довели Тома до безумия. Риддл осознал, что, несмотря на то, как она подчинялась его командам, он чувствовал себя прикованным к ней кандалами. Это она сдалась, и все же… Он стал зависимым от нее. Эта ведьма оказалась гораздо опаснее, чем он предполагал изначально. Она была увлечением, от которого ему придется научиться абстрагироваться, если он хотел достичь своих целей и сосредоточиться на предопределенном пути. Том знал, что ему следует поспать, но сначала ему нужно было узнать, где она, иначе он не сможет уснуть. Про себя Риддл подумал, что его странным пристрастиям действительно нужно дать название. Он встал и начал накладывать защитные чары, рисуя палочкой руны на полу. Когда круг был готов и засиял красным, он лег на кровать и вытолкнул душу из тела. Он только начал практиковать corpus ex tenebris, но сегодня вечером ему не нужно было проявляться. Он был слишком истощен магически, чтобы пытаться сделать это, и не хотел становиться материальным, потому что тогда Гермиона узнала бы, что он был там. Том намеревался проверить, добралась ли она до Лондона, а затем вернуться в свое тело и поспать. По правде говоря, после такой мощной аппарации ему вообще не следовало отправлять душу в путешествие, но он предположил, что это все равно будет полезно. Каждый раз, когда он преодолевал пределы своей магии, это усиливало его магическую выносливость. Он неуклонно расширял границы своих возможностей. Чем больше было его магическое истощение, тем сильнее он себя подталкивал. Всего лишь еще одно заклинание, еще одно проклятие. Не останавливайся, Том. Если ты остановишься, ты умрешь. Именно так он тренировался на дуэлях. Когда Риддл начинал чувствовать, что его магические запасы истощаются, то заставлял себя делать больше. Он будет испытывать себя, пока не сможет победить Дамблдора. Тому не потребовалось много времени, чтобы добраться до ее пентхауса. Его дом был на Лютном, ее — на Горизонтальной аллее. Они находились не так уж далеко друг от друга, что, по его мнению, было удобно, учитывая множество его планов на Гермиону Дамблдор. Риддл стоял перед дверью ее квартиры и слышал громкую музыку, доносящуюся изнутри. Хорошо. Очевидно, она дома. Он знал, что ему следует вернуться домой и отдохнуть, но сейчас его мучило любопытство. Том вошел в ее квартиру, его душа прошла через толстую деревянную дверь и материализовалась на другой стороне. С этой стороны музыка была громче, поэтому он прошел через холл, пока не оказался в гостиной. Его брови нахмурились от увиденного зрелища. Музыка доносилась из какой-то странной маггловской штуковины. Она отдаленно напоминала ему граммофон… заколдованная коробочка с вращающимся черным диском наверху. Какая-то странная черная рука тянула по вращающемуся диску острую иглу. Том никогда раньше не слышал подобной музыки. И она не походила ни на одну маггловскую, которую он когда-либо слышал, хотя в принципе не особо интересовался этим с самого детства. Домовая эльфийка Гермионы радостно бегала туда и сюда, вытирая пыль в разных уголках и закоулках квартиры. Брови Тома приподнялись, когда он заметил Гермиону. На ней практически ничего не было — короткая ночная рубашка без рукавов, сшитая из черного атласа с кружевной отделкой. На подоле был дерзкий вырез, который открывал ему провокационный вид на верхнюю часть ее бедра. Том склонил голову, рассматривая ее. Ткань облегала ее тело, подчеркивая грудь и стройный изгиб бедер. Поверх ночной рубашки (можно ли ее вообще так назвать?) на ней был короткий атласный халат с восточным принтом из черных, бирюзовых, фуксиевых роз и пейсли, пояс которого был развязан и висел свободно. Она сжимала в одной руке горлышко открытой бутылки вина и танцевала по гостиной, босиком ступая по дорогому персидскому ковру. Rhiannon rings like a bell through the night, Рианнон звонит, как колокольчик в ночи, And wouldn’t you love to love her? Разве ты не любишь любить ее? Takes to the sky like a bird in flight, Взмывает в небо, как птица в полете And who will be her lover? И кто будет ее возлюбленным? В квартире гремела музыка, эльфийка пребывала в радостном возбуждении, а Гермиона скакала босиком в очень недостойной и явно языческой манере, в комнате было довольно шумно. — Пой со мной, Пикси! — Пикси не знает слов, мисс Гермиона… All your life you’ve never seen a woman, За всю свою жизнь ты никогда не видел женщины, Taken by the wind. Увлекаемой ветром. Would you stay if she promised you heaven? Мог бы ты остаться, если бы она пообещала тебе рай? Will you ever win? Добьешься ли ты когда-нибудь? Том скрестил руки на груди и прислонился к открытой двери, пораженный странным зрелищем перед ним. Певческие способности Гермионы были весьма ужасны, и это стало еще одним пунктом, который он отложил на потом, чтобы смутить ее. — Пикси так рада, что госпожа Дамблдор вернулась домой! — весело пропищал ее маленький домовой эльф. — Да, ты уже раз десять это говорила, Пикси! Гермиона была в нетрезвом состоянии. Совершенно пьяна от легкого красного вина эльфийского производства. Он понял это по тому, как слегка заплетался ее язык. Она явно не лгала, что была счастливой пьяницей. Возможно, это единственная правда, которую она ему сказала. Том наблюдал, как она запрыгнула на свой бордовый бархатный диван. — Иногда нужно просто отпустить ситуацию и стать свободной, Пикси! Домовиха хихикнула и продолжила вытирать пыль и натирать поверхности. Том покачал головой. Эта ведьма была совершенно не в своем уме. Несмотря на это, его взгляд скользнул по ее загорелым ногам, и Риддл решил, что никогда не видел более красивой пары. Особенно он оценил ее ступни, найдя их изящными и нежными. До встречи с Гермионой он никогда не думал о ступнях как о чем-то эротическом, но вот он стоял и смотрел на них, прижав язык к щеке. Его мысли блуждали, представляя, как ее ноги обвивают его талию. Гермиона продолжала крутиться подобно кружащимся дервишам, ее голова была откинута назад, а удивительно длинные волосы выглядели дико и ниспадали спутанными локонами по спине. Ее глаза были закрыты, губы приоткрыты. Она остановилась только для того, чтобы сделать глоток вина из бутылки. Том покачал головой. С этой ведьмой никогда не будет скучно. Песня, под которую она крутилась и прыгала, затихла, превратившись в тоскливую гитарную балладу. Гермиона упала обратно на диван. Она поставила бутылку вина на пол рядом с собой. Риддл пересек комнату и остановился перед ней. Она смотрела сквозь него. I took my love, and I took it down… Я взяла и разрушила свою любовь. Climbed a mountain then I turned around. Я поднялась на гору и обернулась. And I saw my reflection in the snow-covered hills, И всматривалась в собственный образ на запорошенных снегом холмах, And the landslide brought it down… Пока лавина не вернула меня к реальности. Глаза Гермионы внезапно наполнились слезами, заставив Тома вскинуть голову. Она точно эмоциональная пьяница. — Я совершила нечто ужасное, Пикси, — зарыдала Гермиона. — Нет, нет, мисс Гермиона. Вы делаете хорошие дела. Не стоит волноваться! Глаза Гермионы были где-то далеко. — Я скучаю по Гарри и Рону. Скучаю по маме. Я скучаю по Луне и Джинни. Глаза Тома сузились, и он отложил эти имена на потом. Риддл заметил на маленьком пуфике с ворсом раскрытую книгу. Он повернул голову, чтобы посмотреть, и обнаружил, что это книга про Таро. Том видел, как ее веки тяжелели. Маленькая домовая эльфийка подошла к ней с большим вязаным пледом. — Я совершила нечто ужасное, Пикси, — тихо пробормотала Гермиона. — Мисс Гермионе нужно поспать, — напевала Пикси. — Завтра предстоит работа над статьей. Вы сказали, что утром мы попьем чай с булочками. — Принеси мне мой эликсир, Пикси. Маленькая эльфийка подбежала к шкафу и достала пузырек с розовой жидкостью. Интерес Тома возрос, когда он понял, что это было то же самое зелье, которое она приняла в поместье Малфоев после дуэли. Она была больна? Почему она принимала их так часто? Гермиона выпила его и через несколько минут крепко заснула, ее губы приоткрылись, грудь мягко поднималась и опускалась. Странная коробочка с вращающимся диском перестала играть и лишь периодически издавала царапающий звук и щелкала. Том был сбит с толку этой странной сценой, свидетелем которой стал, но более чем когда-либо полон решимости узнать больше о Гермионе. Что скрывала маленькая ведьма? В конце концов она ему расскажет, Риддл был в этом уверен. Ему нужно было набраться терпения. Том позволил серебряной нити вернуть его обратно в тело, и он сразу же поддался столь необходимому отдыху.