Invictus

Гермиона лежала, раскинувшись на изысканном дорогом персидском ковре, на полу своей квартиры. Ее ладони были повернуты вниз, пальцы раскрылись широко и крепко вцепились в пол, словно у геккона. И весь последний час она просто смотрела в потолок. За это время было пролито столько слез, но, к счастью, эликсир, который Гермиона снова приняла, растворил в ней чувство вины и ненависти к себе. Какой же глупой она была… О чем, черт возьми, думала? Она позволила Тому Риддлу… нет, лорду Волан-де-Морту, заманить себя в ловушку на званом ужине, словно он был симпатичным, очаровательным акромантулом, утаскивающим ее в свою паутину. Чего он хотел от нее? В какую игру играл? Он использовал ее… манипулировал ею. И не могло быть никак иначе. В конце концов, манипуляции были его сильной стороной. Случилось ли это потому, что она была дочерью Альбуса Дамблдора? Пытался ли он проникнуть ей в голову, чтобы отвлечь ее внимание от поставленных целей? Он должен был осознавать, что она обретает некоторый уровень политической власти. Неужели он хотел этого — повлиять на нее? Гермиона погрузилась в события той ночи. Том был так зациклен на ее словах. Он хотел услышать признание, что она его. И приказывал ей повторить это несколько раз. И как чертова идиотка, она так и поступила. Как какая-то наивная, влюбленная дурочка. Как он, должно быть, смеялся над ней! Возможно, он думал, что сможет контролировать ее. В таком случае его ждало разочарование. Гермиона никогда бы не позволила этого мужчине. Ей нужно будет держать себя в руках, когда она в следующий раз увидит Риддла. Гермиона думала и об откровении Альфарда. Риддл спал с Вальбургой Блэк на протяжении шести лет. Шести чертовых лет. Мерлиновы яйца, какой глупой она была! — Я чертова идиотка, — прошептала Гермиона в воздух, недоверчиво покачивая головой. Что он нашел в Вальбурге Блэк? Видимо, это было вполне типично для него. В конце концов, Вальбурга была идеальной слизеринской потаскухой. Красивой. Богатой. Чистокровной. И совсем не похожей на Гермиону. Очевидно, было что-то в этой ведьме, что поддерживало его интерес на протяжении шести лет. Они не были похожи друг на друга. Они были почти полными противоположностями во всех отношениях. Вальбурга была соблазнительна и хорошо сложена, с блестящими темными волосами, которые роскошными локонами ниспадали до талии. У нее была бледная сияющая кожа, пухлые губы и большие голубые глаза, обрамленные густыми темными ресницами. Экзотическая красота, согласно большинству стандартов. Гермиона была стройнее, ее грудь была меньше, а кожа — склонной к загару. Большую часть времени она ходила с вьющимися волосами, и ей всегда не нравилось, что ее глаза скучного карего цвета. Черты ее лица были тонкими, более нежными. У нее никогда не было привычки сравнивать себя с другими ведьмами, но знание о его прежних отношениях, казалось, пролило свет на совершенно очевидные различия между ними. Гермиона ни в коем случае не была неуверенной в себе девушкой. Виктор Крам считал ее красивой. И говорил ей об этом. Как и Рон, и Кормак. Тем не менее, она поняла, что не может не чувствовать себя несколько разочарованной этой информацией. Хотя и понимала, что не должна чувствовать подобного. Ей не должно быть дела до того, считал ли Том Риддл ее привлекательной. Альфард Блэк явно считал. Мнение Риддла не должно для нее абсолютно ничего значить. Мысли Гермионы путались. В комнате становилось все темнее, пока заходило солнце. Возможно, секс мало что значил для Риддла. Гермиона же не могла себе представить, как можно спать с кем-то без эмоциональной привязанности, но знала, что так бывает не со всеми. Вальбурга была неприятным человеком… …и Риддл трахал ее. Бесчисленное количество раз, без сомнения. От этой мысли Гермионе стало не по себе. Ее грудь болезненно сжалась. Она не могла избавиться от кома в горле с тех пор, как Альфард рассказал ей об этом. Гермиона никогда раньше ни с кем не занималась сексом… и позволила Риддлу прикоснуться к ней. Из всех людей — Тому Риддлу. Она практически пригласила врага на чай и вручила ему свою палочку. Она представила себе сцену, разыгравшуюся между ними в ночь званого ужина, но вместо себя увидела его с Вальбургой. Она видела его губы на ее, его пальцы между ее ног. Гермиона ощутила, что ее может стошнить. Она закрыла глаза. Ее губы приоткрылись, пока девушка попыталась восстановить дыхание. Именно поцелуй с Риддлом помешал ей поцеловать тогда Альфарда Блэка. Но больше этого не произойдет. Она не позволит своему увлечению Томом Риддлом мешать ее карьере или личной жизни. Она не доставит ему удовольствия иметь над ней какую-либо власть. Непрошеный образ Тома и Вальбурги возник в ее сознании, их тела слились воедино, когда он вошел в нее. Из уголка глаз Гермионы скатилась слеза. Она сердито смахнула ее пальцами. Что, во имя Мерлина, с ней не так? У нее не было причин подвергаться таким эмоциональным переживаниям из-за этого человека. Она едва ли знала его! Нет, это была ложь. Она знала его очень хорошо. Она знала, кем он был по своей сути и кем однажды станет. И, видимо, забыла эту очень ценную информацию. У нее была миссия, которую она чуть не провалила. Убить его и уничтожить его крестражи. Она продолжала представлять Тома с Вальбургой. Позволяя этому разжечь свой гнев и ненависть к нему. Гермиона решила использовать это как инструмент, чтобы сохранять ясность ума. Она увидится с Альфардом в этот четверг и, как только встретит, то поцелует. Тогда чары Тома Риддла будут разрушены. — Можешь забрать его, Вальбурга, — ядовито прошептала она. — Он весь твой.

__________________________________

Прошло три дня с тех пор, как он видел Гермиону в поместье Малфоев. Том сидел у себя в квартире, читая вечерний выпуск «Ежедневного пророка», и курил сигарету. Его чашка кофе стояла на маленьком деревянном столике. Тома ждала долгая ночь за изучением заклинания слежения, поэтому он нуждался в дополнительном количестве кофеина. Обстановка в его квартире была довольно скудной: не было лишних украшений, которые он счел бы легкомысленными, если бы вообще об этом подумал. Но его мысли были не о том, что его окружает – они были в другом месте. В помещении находились небольшой диван и приставной столик, книжная полка, заполненная довольно хаотично расставленными книгами, очаровательный торшер с зеленым стеклянным абажуром и маленький деревянный обеденный стол. Он думал о мебели только с точки зрения необходимости. Когда Том понял, что ему нужно место, где можно посидеть, он купил диван. Ему некуда было поставить кофе, поэтому он купил приставной столик. Конечно, необходимо было место для хранения книг, поэтому он купил черный деревянный книжный стеллаж. Он во всем преследовал цель: практичность и эффективность — все, что было для него важно. Если бы вокруг были картины или безделушки, его бы это раздражало. Он бы стал задаваться вопросом, для чего они нужны, и пришел бы к выводу, что ни для чего. Риддл думал только о магии и силе и о том, как можно использовать одно для достижения другого. Единственной вещью в квартире, о которой он задумывался, была зеленая стеклянная лампа, которую он купил себе в «Горбин и Бэркес» в день, когда получил работу. Он был неравнодушен к ней, потому что ее зеленое свечение напоминало ему тусклое освещение в гостиной Слизерина в подземельях Хогвартса. Там тоже были зеленые лампы. Даже факелы на каменных стенах горели зеленым огнем. Временами он скучал по этим подземельям. Там он чувствовал себя как дома. Он затянулся сигаретой – слишком уж пристрастился к ним. Том задавался вопросом, действительно ли они вредны для него, как ему сказала Гермиона. Что ж, если бы его действительно убила крошечная бумажная палочка, сделанная магглами, он бы просто вернулся в другом теле с помощью одного из своих крестражей. Он подумывал отправить Гермионе сову, но никогда не был тем, кто много пишет. Том не любил писать в принципе, предпочитая говорить лично. Его дар убеждения и интуитивная способность считывать людей были гораздо полезнее при личном общении. Читать людей на бумаге было труднее. У них было больше времени на реакцию и формулировку ответа. И ему не нравилось предоставлять им это время. Рефлекторные реакции были самым простым способом получить ценную информацию. Ему нужна была информация о Гермионе. Чем больше он думал о ней, тем больше вопросов у него возникало. Том хотел бы знать, о чем она думала после их маленькой встречи. Почему она была так настроена против него? Почему убежала? Это была еще одна из множества причин, из-за которой он знал, что она что-то скрывает. Почему она так горячо приветствовала внимание других волшебников, но так яростно ему сопротивлялась? … и где она узнала о том темном проклятии? Когда научилась так сражаться на дуэли? Ее стойка, шаги… все было безупречно. Где она научилась произносить несколько заклинаний одновременно? Почему она взяла с собой на званый ужин зелья и эликсиры, которые можно было найти только в больничных палатах? Почему она так беспокоилась о Вальбурге? Почему иногда казалось, что она очень боится Тома? Она убежала от него в саду: ее сердце колотилось от чистого ужаса так сильно, что Том чувствовал, как оно бьется о его грудь, когда прижимал ее к каменной стене. Его подозрения и вопросы были подобны непрекращающемуся зуду. Его недовольство ею росло с угрожающей скоростью. Мало того, что его вопросы доводили до безумия, так еще и его похоть резко возросла с той ночи. Это было похоже на фильм, который проигрывался в его голове снова и снова. Он думал о том, как она дрожала в его объятиях, как так охотно подчинялась его командам, как она выглядела, когда кончила, ее голова была запрокинута, губы приоткрыты, грудь покраснела… его имя сошло с ее губ мягким возгласом. Чем больше Том думал об этом, тем это становилось мучительнее. Все это взаимодействие так контрастировало с тем, какой смелой и пылкой он знал эту ведьму до этого… стало еще более заманчиво увидеть ее такой мягкой, покорной… и голодной. Это отпечаталось в его сознании… то, как она притянула его ближе, как прижала к нему свои бедра, ее тело умоляло его о большем. Ему было интересно, сколько еще ее сторон он увидит. Ему захотелось трахнуть ее тысячей разных способов, чтобы он мог увидеть каждую грань этой очаровательной ведьмы. Были ли у ведьмы когти? Будет ли она драться с ним, если разозлится? Том хотел это выяснить. Ему хотелось увидеть ее разъяренной. Каждый раз, когда он представлял ее во время дуэли с Вальбургой, его член болезненно твердел. Он видел, как она уворачивалась от проклятий. Видел, как произнесла три заклинания одновременно… а затем глубокие раны от темного проклятия Гермионы прорезались на груди Вальбурги, за чем последовало гротескное фонтанирование крови. Это было просто божественное зрелище. Том стиснул зубы, поправляя брюки. Во время дуэли с Вальбургой она совсем не выражала эмоций. Гермиона была на удивление спокойна и собрана, что заставило Тома заподозрить, что она уже много раз попадала в опасные ситуации. На любую другую ведьму, которую он знал, подобное оказало бы давление. Для человека, которому прямо в лицо было брошено смертельное проклятие, Гермиона обладала подозрительно ясным умом и способностью быстро соображать. В голове Тома проносилось так много теорий. Он даже задавался вопросом, была ли она невыразимцем… или, возможно, сотрудником Министерства? Это объяснило бы, почему Дамблдор согласился на этот фарс. Возможно, она все-таки не была дочерью Дамблдора. Это также объяснило бы, почему записи Министерства о ней были такими безупречными. Но это не объясняло ее поведения по отношению к Тому. Ее страх и явную неприязнь к нему. Предупреждал ли ее Дамблдор по поводу него? Том считал именно так с самого начала, но не был уверен. Затем... у него появилась теория о Tempaestus. Вполне возможно, что Гермиона пришла из будущего. Но как же у нее оказался его Tempaestus? И почему Дамблдор согласился со всем этим? Почему он назвал ведьму своей дочерью, если она таковой не была? Она бы никак не смогла наложить на такого взрослого и опытного волшебника чары памяти... Во всем этом не было смысла. Каждая его теория была несовершенна. Том чувствовал, как его мысли крутятся в голове, пытаясь раскрыть ее секреты, и это сводило его с ума. Он решил не применять к ней легилименцию. И хотел, чтобы она рассказала ему сама. Впрочем… если она не расскажет, то он был готов пойти на крайнюю меру. У него был план, как перехитрить ее. Но пока он не хотел его воплощать. Сначала Том хотел поставить ее на колени. Боги, ему нужно было ее трахнуть. О чем сейчас думала Гермиона? Прошло почти три дня. Вероятно, она ждала, что он первым пришлет сову. Нет, он не будет этого делать. Завтра он найдет ее, чтобы поговорить. Ему хотелось увидеть ее лицо и оценить реакцию. Необходимо было решить с ней все вопросы, потому что Том планировал еще одну поездку в Албанию. Более длительную. Ему нужно было окончательно разобраться с Гермионой. Из-за нее он ни на чем не мог сосредоточиться, а это никуда не годилось. Определившись, что делать, Том подошел к своему книжному стеллажу и взял новую, свежую книгу. Корешок приятно хрустнул, когда он ее открыл. — Итак, — ухмыльнулся он, скрутив шею, — заклинание отслеживания…

__________________________________

Гермиона стояла перед окном напротив своего стола в «Ежедневном пророке», собирая материалы для исследования. В газете только что была опубликована статья о помолвке Вальбурги и Ориона Блэков, и девушка решила позже написать статью об опасностях инбридинга. Это была ее собственная маленькая пощечина Вальбурге, которая, по ее мнению, была оправданной, учитывая, что ведьма пыталась убить ее. Она пробормотала небольшие извинения для Сириуса, потому что надеялась, что эта статья поставит в достаточно неловкое положение весь клан Блэков. Альфарду придется просто простить ее. Кстати говоря, ей нужно было вернуться домой и переодеться, потому что этим вечером она собиралась с Альфардом в волшебный клуб под названием «Линия силы». Попасть туда было сложно, так как он был известен знаменитыми музыкантами-волшебниками и танцами. Сегодня вечером в клубе выступит мадам Блетчли вместе с популярной волшебной свинг-группой Swedish Seers. Гермиона выбрала идеальное алое платье свободного кроя и туфли-лодочки, которые должна была забрать у мадам Малкин после работы, и была взволнована, ведь Альфард пообещал показать ей танцевальные па. Она только надеялась, что не сильно затопчет ему ноги. Гермиона уменьшила свои книги и пергаменты и спрятала их в расшитой бисером сумке, а затем снова прикрепила ее к браслету на запястье. Затем она спустилась на лифте и вышла через парадную дверь в Косой переулок. Проходя мимо аптеки «Слизень и Джиггер» по пути к мадам Малкин, она почувствовала, как чья-то рука обхватила ее запястье, и внезапно ее дернули в узкий переулок и прижали к кирпичной стене удивительно сильные руки. Она боролась, немедленно достав свою палочку, но когда подняла глаза, чтобы увидеть преступника, обнаружила никого иного, как Тома Риддла, смотрящего на нее сверху вниз. — Ты не очень внимательна к тому, что тебя окружает, маленькая ведьма, — он стоял и смотрел на нее с едва скрываемым весельем. Она кинула на него едкий взгляд. — У тебя вошло в привычку приставать к беспомощным ведьмам на улице? Его глаза сузились, и он улыбнулся. — О, ты далеко не беспомощна, Гермиона. Напротив, твои магические навыки весьма впечатляют. Кажется, ты сдерживаешься при мне. Она изобразила облегчение. — Значит, я произвела на тебя впечатление? О, спасибо, Мерлин! Я могу прожить остаток своей жизни спокойно, зная, что впечатлила великого Тома Риддла, — она посмотрела вниз, туда, где его руки держали ее за плечи. — Теперь ты можешь отпустить меня. Риддл ухмыльнулся и убрал руки от нее. — Ты довольно нахальна для ведьмы, которая стонала мое имя две ночи назад. Щеки Гермионы покраснели, но она слегка приподняла подбородок и стиснула челюсти. — Да, ну, это было кратковременное помутнение, которое никогда больше не повторится. Он усмехнулся, делая шаг ближе. — Неужели? Хочешь проверим? Гермиона отступила и снова ударилась о стену, выхватывая палочку. — Не трогай меня, Риддл. Я предупреждаю тебя. Том хохотнул. — Думаешь, я упущу шанс сразиться с тобой, Гермиона? — он вытащил древко из кармана, и она увидела меж его пальцев зловещую и абсурдно длинную белую палочку. Он ухмыльнулся. — Как насчет пари? Если я выиграю, то трахну тебя. Она скривила язвительное выражение лица. — Зачем тебе драться со мной на дуэли, если для этого у тебя есть твоя шлюха? Том склонил голову, прищурившись. — В ту ночь ты не была так холодна ко мне. Что изменилось? Она отказалась встретить его взгляд. — Ты наложил на меня чары, припоминаешь? Его челюсти сжались. — Я снял заклинание, Гермиона. Тебя ни к чему не принуждали. — Ты сказал, что это было заклинание призыва, но это было не так. Он покачал головой. — Нет. Я сказал, что это своего рода заклинание призыва. — Тогда что же это было? Он ухмыльнулся. — Это заклинание я обнаружил в книге под названием «Колдовство для нечестивых». Я нашел ее в запретной секции Хогвартса на пятом курсе. Заклинание называется Тюрьма желаний. Оно заставляет поддаваться своим самым низменным побуждениям. Чего бы ты ни желала больше всего в данный момент, ты не сможешь бороться с этим. Больше всего в ту ночь тебе хотелось найти меня, и ты это сделала. Потом ты испугалась меня, и в порыве убежала, не задумываясь. А когда я сказал тебе, чего хочу, ты не желала ничего больше, чем сдаться, и поэтому не смогла бороться со мной. Хоть и сделала отважную попытку, — он ухмыльнулся своими сверкающими идеальными зубами, и эффект был разрушительным. — Конечно, я снял чары до того, как у тебя появилась возможность слишком сильно расстроиться. Ему не нужно было рассказывать ей, что это было не единственное заклинание, которое он использовал, потому что это не имело значения. Он снял их оба одновременно. Гермиона закатила глаза и пожала плечами. — В любом случае, это не имеет значения. Это была ошибка, и она больше не повторится. Выражение лица Тома стало холодным. — Не повторится, да? Она не ответила. Они стояли, смотря друг на друга, а напряжение болезненно росло. Том моргнул. — Где ты научилась так сражаться на дуэли, Гермиона? Она одарила его ледяной улыбкой. — Я говорила тебе. Я сражалась с темными волшебниками. Его глаза сузились, и он сделал шаг вперед. — Мне очень интересно услышать подробности. Зачем подростку, обучающемуся на дому, сражаться с темными волшебниками? На этот раз прищурилась она. — Это стало скорее моим хобби. Нет ничего, что я люблю больше, чем выслеживать и уничтожать темных лордов с испорченными и… разбитыми душами. Глаза Тома вспыхнули и ожесточились. Его взгляд был подобен кинжалу, острому и пронзительному. Он молчал несколько секунд, всматриваясь в ее лицо. Она почувствовала, как его магия коснулась ее мысленных стен, и укрепила их. Мышцы его челюсти задрожали. — Откуда ты взялась, Гермиона? Скажи мне правду. Гермиона шагнула вперед и положила ладонь на щеку Риддла, слегка хлопнув по ней. — Это мой секрет… а ты — никогда не узнаешь. Он нахмурился, его рука потянулась и схватила ее за запястье, сжав до синяков. — Я узнаю, Гермиона. Клянусь тебе. Но я бы предпочел, чтобы ты сама мне рассказала. Она сглотнула, а затем прошептала: — Я никогда тебе ничего не скажу. Это не твое дело. Моя жизнь тебя не касается. Он улыбнулся, а потом наклонился, пока не оказался на ее уровне. — Думаю, мы оба знаем, что у меня есть способ заставить тебя признать то, чего тебе не хотелось бы, — затем его улыбка превратилась в ухмылку. Она вырвала свое запястье из его хватки. — Я должна идти. Его взгляд стал острее. — И куда ты так спешишь? Гермиона бросила на него высокомерный взгляд и глубоко вздохнула. — Если тебе так нужно знать… у меня свидание. С Альфардом Блэком. Риддл непонимающе уставился на нее, натянув на лицо безучастную маску. — Очень хорошо, надеюсь, вы, двое влюбленных, весело проведете время. Но не слишком. Гермиона уже хотела было уйти, но замерла, услышав последнюю фразу. И резко обернулась. — И что это должно значить? Он приподнял бровь. — Ты уже забыла? Мы оба знаем, что ты лгунья, Гермиона, но еще и нарушаешь свои обещания? Видишь ли, ты сказала мне, что никогда не будешь с ним трахаться. Так что на случай, если ты забудешь эту маленькую клятву, я помогу тебе ее сдержать, — он подошел к ней и наклонился, приподняв ее лицо костяшками пальцев за подбородок. — Если ты переспишь с Блэком, я убью его… и получу от этого огромное удовольствие. Ее глаза сузились, и она нахмурилась, отдернув подбородок. — Ты всегда убиваешь людей, когда они причиняют тебе неудобства? Его черные глаза опасно сверкнули. — Нет. Иногда я кормлю ими великанов. Она невинно улыбнулась. — Или, может быть, свою домашнюю змею? Его смех утих, и он склонил голову набок. — Что ты только что сказала? Гермиона ничего не ответила, но когда посмотрела на него, ее губы тронула застенчивая улыбка, а глаза сверкнули озорством. Он пристально смотрел на нее мгновение, прежде чем его взгляд упал на ее губы, затем на ее горло, а потом скользнул вниз и задержался на груди. Гермиона сглотнула, когда воспоминания о той ночи внезапно нахлынули на нее. Их глаза снова встретились, и ее губы приоткрылись от напряжения, немедленно возникшего между ними. Том наклонился опасно близко. — Ты так легко впустила Блэка в свою жизнь… но борешься со мной с того дня, как мы встретились. Почему? Это потому, что я тебя пугаю? Он приблизил к ней свое лицо так, что она почувствовала его дыхание на своей щеке. Его опьяняющий аромат сразу ударил ей в ноздри. Риддл прошептал: — Тебе нравится бояться, Гермиона? — он положил руку у основания ее горла. — Тебе нравится, как твой пульс учащается, когда я прикасаюсь к тебе? Ее теплые карие глаза встретились с его черными глазами. Люди проходили мимо входа в переулок, пока шли по улице, но никто их не замечал. — Почему ты боишься меня, Гермиона? Что ты скрываешь? — Мне пора идти, — прошептала она, отвернувшись от него, и быстро убежала. Том отпустил ее. Он стоял и смотрел на кирпичную стену, где она стояла, а ее шаги эхом отдавались от булыжников, становясь все глуше.